Текст книги "Причина остаться"

Моя улыбка застывает. Я проиграла. Еще ничего не началось, а я уже проиграла. На обвинения я не рассчитывала. Что, черт возьми, ответить на подобный выпад? Особенно если он бьет прямо в яблочко?

Но Вивиан Блант, очевидно, не ожидает, что я объясню свою позицию, потому что продолжает дальше:

– Вы пишете, что учились в Оксфорде. На юриспруденции. Мало общего с должностью ассистента в музее, не находите?

Думаю, сглотнула я так громко, что она услышала.

– Когда начала изучать юриспруденцию, я еще окончательно не определилась, чего хочу от своей жизни. Я была…

– Молода, конечно. А теперь вам, – взгляд в бумаги, – двадцать, почти двадцать один. – В ее голосе не слышится издевки, и тем не менее меня задевает ее сарказм. Естественно, я все еще молода и, вероятно, до сих пор не знаю, захочу ли заниматься своей нынешней работой мечты в течение сорока или пятидесяти лет. Да и откуда вообще знать такие вещи?

Я расправляю плечи:

– Теперь я готова сталкиваться с сопротивлением, чтобы делать то, что мне по-настоящему нравится, причем уже не первый год.

Черт, это сейчас прозвучало решительно или упрямо? Эта женщина выбила меня из колеи, но я не собираюсь откровенничать с ней о своей семейной истории и рассказывать об отце и мечте всей его жизни, в которой я однажды займу его место в фирме и буду делать жутко богатые корпорации еще более жутко богатыми.

– Вы поняли, что учеба требует от вас слишком многого? Потому что у нас работа тоже далеко не простая.

Этого куратора можно назвать нахалкой. Нет, даже нужно. Надо было пойти до конца и принести документы из Оксфорда. Может, я и бросила учебу в середине года, но я была хороша, и документы это доказывают.

– О, и пожалуйста, не подумайте, что мои критичные вопросы как-то связаны с цветом вашей кожи или происхождением. – Дракониха быстрым взглядом проверяет свои когти с красным лаком. Планирует разорвать меня, если я скажу что-нибудь не то, или просто убеждается, что макияж не смазался? Ногти у нее отполированы до блеска. – Я всегда очень обстоятельна. Со всеми соискателями.

А я распознаю мизантропию, когда ее вижу, тут нет необходимости быть специалистом по расизму. Но не стану озвучивать эту мысль.

– Я прервала учебу, потому что не вижу себя юристом. В Оксфорде у меня была возможность выбрать другое направление. – По крайней мере, пока ситуация не накалилась и я не сбежала. – Но я просто не смогла выбрать. Биология, ботаника и зоология интересуют меня не меньше, чем палеонтология, археология и астрономия. Я увлекаюсь всеми областями естествознания. И их все вы объединяете под одной крышей. Поэтому я хочу работать у вас в музее.

Поэтому, а еще потому, что должна самостоятельно финансировать свою жизнь, а совмещать дорогостоящую учебу с работой официантки чертовски сложно. Еще одна вещь, которая не касается этой драконихи.

– Я хочу пробуждать в людях интерес и восхищение к этим темам.

А очень даже неплохо получилось!

Она что-то записывает, скорее всего, что я неуравновешенная, или нерешительная, или что-то другое, чтобы меня оговорить.

– Сейчас вы работаете официанткой? И уже на протяжении года?

– Верно, квартира сама себя не оплатит. – Вдох-выдох, оставайся вежливой, не трать нервы. Я смогу. Упомянуть про собеседования в Лондоне и Эдинбурге, или их она тоже сразу вывернет в негатив? Те собеседования прошли как минимум с уважением, мне просто не повезло из-за большого числа претендентов. – Работа официанткой – это временное решение, и тем не менее за это время я многое выяснила о себе. Например, теперь я знаю, что стрессоустойчива, легко взаимодействую с самыми разными людьми и умею заражать их своим настроением.

– Это, несомненно, очень важно, – откликается дракониха. – Только для нашего музея постоянство гораздо важнее, чем ярко, но быстро сгорающий романтический пыл. – Она делает достаточно длинную паузу, чтобы дать мне прочувствовать укол в ее словах, но слишком короткую, чтобы ответить. – И позвольте мне быть с вами откровенной, Сибил. Со всем уважением к вам… Представлять наши многообразные выставки взыскательной публике, наверное, все-таки не то же самое, что помогать посетителям выбрать, что заказать: сконы[7]7
  Традиционное блюдо шотландской и английской кухни: небольшая булочка быстрого приготовления, как правило, из пшеничной или овсяной муки, подается к чаю со сливочным маслом и джемом.


[Закрыть] или Баттенбергский торт[8]8
  Бисквитный торт с марципановой глазурью из коржей желтого и розового теста, расположенных в шахматном порядке; назван так в честь бракосочетания в 1884 году принцессы Виктории Гессенской и Людвига Баттенберга.


[Закрыть].

Ах ты подлая, злобная, высокомерная ведьма!

Зачем она в принципе меня пригласила? Чтобы лично дать понять, что я ни на что не гожусь? Стандартного отказа, по ее мнению, недостаточно, или боится, что в следующем году я попытаюсь еще раз, если оставить во мне хоть искорку горящей надежды? А может, она что-то вроде вампира, питающегося разочарованием бедных людей, которых заманивает к себе?

– У большинства наших кандидатов есть преимущества в виде стажировок и почетных должностей в области естествознания, что доказывает, насколько долгосрочен и серьезен их интерес. Также благодаря практическому опыту ваши конкуренты уже могут оценить, чего им ожидать.

Разумеется. А у меня… нет ничего. Потому что в течение многих лет я мечтала все-таки убедить отца позволить мне мирно идти своей дорогой, вместо того чтобы провоцировать страшную ссору, подав заявление без его согласия. Четыре года назад я попробовала в первый раз. Музей естественной истории Оксфордского университета действительно предложил мне стажировку, но мне было всего семнадцать, я еще училась в колледже и зависела от письменного разрешения одного из родителей. Отец отказался мне его давать, потому что не хотел поддерживать этот «бред». Мама хоть и пыталась его уговорить, но ни ее электронные письма, ни звонки ни на что не повлияли. А к тому моменту как они стали ожесточенно ругаться на эту тему, мамина поддержка скорее уменьшила мои шансы, чем улучшила.

Я была мечтательницей в плохом смысле слова. Ведь моя мечта в конце концов как-нибудь достучаться до отца была наивной, да и спор оказался совершенно неизбежен. Сегодня я все осознаю́, и для этого мне не нужна дракониха, которая сидит с заточенными когтями перед входом в музей и своей ледяной улыбкой сообщает, что здесь мой путь заканчивается.

– Понимаю. Значит, я могу идти? – Предательское жжение в глазах едва не заставляет меня вскочить и броситься прочь из кабинета. Но я не расплачусь перед драконом, потому что он разделывает мою мечту на кусочки, как филе, жарит у меня на глазах, а затем с аппетитом съедает. Раз у меня в любом случае нет шансов, можно отважиться на опасную игру.

– Но сначала позвольте мне прояснить одну вещь, – произношу я, ненавидя собственный голос за то, что он хрипит, дрожит и выдает, как близка я к тому, чтобы разреветься. – Мы плохо знаем друг друга. Вы, наверное, можете судить обо мне исключительно по моим документам, которые я даже не могу предоставить вам в полном объеме. – И отсутствие которых из-за ее презрительного отношения у меня даже не получится объяснить, не рискуя заработать нервный срыв. – Но с вашей стороны было бы честно дать мне шанс доказать вам, насколько серьезны мои намерения, прежде чем навешивать ярлык «Не подходит». Мне еще не представился шанс пройти стажировку, но я не бездействовала. Задайте мне вопросы! Клянусь, я отвечу на любой из них, который изучается по соответствующему направлению, потому что за последние годы самостоятельно прорабатывала учебный материал. Из-за интереса и увлечения предметами, а не ради оценок или диплома. В данный момент я учу немецкий язык. Как вы считаете, почему?

На ее непроницаемом лице не дрогнул ни один мускул. Только складка на лбу, кажется, стала еще глубже.

– Потому что в немецкоязычном пространстве, в Германии, Австрии и Швейцарии, находится в общей сложности пятьдесят семь музеев естествознания. Пятьдесят семь! Вы знали об этом? Это означает, что у меня пятьдесят семь шансов.

– Полагаю, я получила ответы на решающие вопросы, Сибил. Спасибо, что пришли. – Она закрывает мое резюме, встает и через стол протягивает мне руку. – Пожалуйста, имейте в виду, что может пройти несколько недель, прежде чем мы с вами свяжемся. Так или иначе, решение по поводу должности будет принято только к августу. Но мы в любом случае дадим вам знать.

Заставить себя подняться на ноги и пожать ее руку – лапу! – стоит мне такого сочетания силы и самообладания, которое я нахожу в себе с огромным трудом.

– Спасибо, что уделили мне время, мисс Блант.

– Сами найдете выход?

СЕДРИК

«Обязательно возьми с собой бутылку шампанского! Я ей его обещала, так она сразу сообразит, что это я все устроила!»

Я в третий раз перечитываю последнее сообщение от пользователя Инстаграма с ником Livie_Loves_Lettuce. Текст в нем по-прежнему тот же. Но нет, от идеи с шампанским я, пожалуй, откажусь. Что подумает эта бедняжка, если я сразу заявлюсь с шампанским, которое ей потом придется пить одной? Что я хочу ее споить?

С другой стороны…

Нет, Бенедикт. Это нагло и ненормально.

Впрочем, ненормальней, чем эта Оливия с ее миссией Я-должна-загладить-вину-за-то-что-увела-подругу-с-вечеринки, тут только один человек: я, потому что в самом деле сижу на ступеньках перед музеем естествознания, уперев локти в колени, и жду Билли, похитительницу костей… которая ни о чем не подозревает. Надеюсь, ее подруга не врет, говоря, что Билли любит сумасшедшие сюрпризы.

Пока я жду, а весеннее солнце светит мне в макушку, я еще раз прокручиваю нашу историю сообщений.

Оливия обнаружила меня по хештегу с открытия музея на одном фото в Instagram, перешла по отметке, которую там, «к счастью», оставила мама, и недолго думая написала мне.

«Привет. Обычно я так не делаю. Знаю, никто обычно так не делает. Но ты поймал мою подругу Билли на том открытии, и с тех пор она постоянно слушает «The Beatles». Не могу больше это терпеть».

Эмодзи отчаяния. Маленькая электрогитара. Драматичный эмодзи отчаяния.

«Если ты не молодой любовник красивой леди, которая тебя отметила, то, пожалуйста, ответь мне!

До скорого, Оливия».

Спустя тридцать семь текстовых, семь голосовых и три видеосообщения я сдался и согласился встретиться с ее подругой. Да и почему нет?

«Не говори, что Билли тебе не понравилась. Или говори, но тогда ты просто обманщик. А обманщиков мы тут не любим, так что в таком случае можешь вообще больше не появляться!»

И что я должен был на это сказать? Конечно, она мне понравилась, иначе я бы с ней не флиртовал.

«Я не обманщик. Но отношения – это не ко мне. Так что, если мыслишь в этом направлении, лучше считай меня обманщиком, и тогда не будет причин ныть по вечерам с ведром мороженого, еще одним бокалом вина и сотней серий «Друзей».

«Эй, а ты реально разбираешься в женщинах».

Закатывающий глаза эмодзи.

«Опыт».

Я же старший брат, в конце концов.

– С этим как раз все в порядке, – пришло в голосовом сообщении. На фоне играла громкая музыка, что-то из треков Kygo, и только по ней можно было понять, что это обычная запись, а не ускоренная. Девчонка тараторит со скоростью пулемета. – Билли не хочет ничего серьезного. Абсолютно ничего. Но это не значит, что она легкодоступная. Ну, даже если бы это было нормально, если так… Блин, я несу полную чушь, извини. По-моему, ей бы просто хотелось еще раз с тобой встретиться. Тупо получилось на прошлой неделе, и я все изгадила, так что должна как-то снова… перегадить?

«Пожалуйста, без фото в процессе!» – написал я.

Похитительница позвонков правда мне понравилась. Темные глаза, в которых почти не отличишь радужку от зрачка; искренняя, открытая и такая совершенно беззаботная улыбка, силуэт, в котором каждая линия идеально гармонично перетекает в другую. Я уже буквально видел, как шелковая ткань платья скользит вниз по ее темной коже… О’кей, Бенедикт, хватит мечтаний в понедельник среди бела дня. Я здесь не для того, чтобы затащить ее в постель. Ладно, может быть, я здесь именно для того, чтобы затащить ее в постель. И потому что ее подруга – Оливия – в открытую угрожала свести меня с ума сообщениями, если я скажу «нет».

«Я буду писать тебе, пока ты не скажешь «да».

«А я могу заблокировать тебя, когда ты меня достанешь».

«Дилетант».

Эмодзи с высунутым языком.

«Имя у тебя в Инсте, кажется, настоящее, Седрик Бенедикт. Я тебя везде найду. Везде! Угроза. Не обещание».

«Ты начинаешь меня пугать».

«Надеюсь!»

За этим последовало еще одно видеосообщение, над которым я смеялся так, как не смеялся уже несколько недель. И хотя мне совершенно ясно, что такая неожиданная встреча, скорее всего, не входит в топ идей, которые когда-либо приходили в голову Livie_Loves_Lettuce (но что я понимаю в идеях женщины с ярко-бирюзовыми волосами), все равно я здесь. Номер Билли Оливия не выдает, и Билли умнее меня: естественно, я нашел ее на фотографиях в профиле Оливии, но там нет ни одной отметки. Похоже, она человек без Instagram. Соответственно, я даже не могу заработать дополнительные очки, испортив сюрприз.

«Я на месте. Хотя бы предупреди ее! – печатаю я в диалог и на всякий случай добавляю: – Или я уйду».

«Прочитано. Печатает…» – высвечивается на дисплее.

Я жду. Да что она мне там пишет, роман? Потом:

«Нет!»

И тут же еще:

«Билли ЛЮБИТ сюрпризы!»

Я не могу сдержать улыбку. Если Билли так же обожает сюрпризы, как Livie_Loves_Lettuce – салат, то мне мало не покажется. Потому что профиль Оливии состоит из фото капкейков, бургеров и капкейков в форме бургеров. Ненадолго в голову закрадывается мысль, что меня, возможно, просто разыгрывают, и я незаметно оглядываюсь в поисках того, кто тайком меня снимает.

В этот момент приходит в движение автоматическая вращающаяся дверь на входе. Оттуда появляется Билли, и, хотя, по-моему, не существует ничего менее привлекательного, чем костюмчики с аккуратными белыми блузками и туфлями-лодочками, что-то в ней спасает даже самый скучный наряд. Может быть, пряди черных волос, которые выбились из прически и теперь вьются возле щек.

Она подносит к уху смартфон, говорит что-то, что мне не удается разобрать на таком расстоянии, и резко застывает. На мгновение закрывает глаза, потом опять открывает и внимательно обводит взглядом пространство перед музеем.

Я остаюсь сидеть на ступеньках, но поднимаю руку, чтобы обратить на себя ее внимание, если она не сразу меня узнает.

С каменным лицом прошептав что-то в трубку, она проводит пальцем по экрану и закидывает мобильник в сумочку, висящую у нее на плече.

О’кей. Теперь все ясно: Билли и сюрпризы… не равно большая любовь. Во всяком случае, не самая большая.

Тут в моем чате с Livie_Loves_Lettuce всплывает новое сообщение:

«Тревога, тревога! Отбой! Отмена миссии НЕМЕДЛЕННО!»

Но вот сейчас мне становится уже по-настоящему интересно.

БИЛЛИ

Я кину Оливию, думаю я, когда мой взгляд падает на мистера Битла. Ей свойственно совершать дебильные поступки, она сама и вся ее жизнь – один сплошной дебилизм – ее слова, не мои! – но это серьезно перешло все границы.

– Я кину Оливию, – повторяю я вслух, когда мистер Битл плавно встает, поднимается по лестнице ко мне, и ему хотя бы хватает совести смущенно усмехнуться, прикусив нижнюю губу. С квартирой – как назло, снимала ее Оливия. С машиной – вот чем я ее задену. По самому больному! И с дружбой. Да, так и сделаю. Пошлю свою лучшую подругу куда подальше. Определенно так и сделаю.

– Это… И что это значит? Господи, какой неловкий момент!

– Меня не спрашивай, – отвечает парень, понизив голос и украдкой оглянувшись. – Я просто подыграл происходящему и даже не смог заготовить какой-нибудь классный повод типа: «Оказался поблизости, просто случайно тут зависаю». По сравнению со мной у тебя все нормально, потому что ты ни о чем не знала.

– От этого не легче! Мог бы, по крайней мере, попробовать изобразить «Я как раз случайно был в музее».

– Нет, боюсь, план бы провалился. Ты бы спросила, что меня сильнее всего впечатлило, а я бы, как пятилетний ребенок, сказал: «Большой страшный тираннозавр», и тогда ты бы сообразила, что я понятия не имею, о чем говорю.

В любой другой момент его комментарий меня бы развеселил. Даже сейчас, после того как Вивиан Блант прожарила меня и мои мечты до степени well done, та часть меня, которая любит посмеяться в голос, дрогнула. Впрочем, это скорее конвульсии отчаяния.

– Все пятилетние дети уже знают, что тираннозавр был ленивым падальщиком и даже не самым крупным среди тероподов. А вот аллозавр – реально опасная тварь!

Он прижимает ладонь к груди и умудряется, несмотря на театральность жеста, оставаться серьезным.

– Как хорошо, что я никогда не вру. – Затем поднимает руку и протягивает ее мне. – Я Седрик. Привет.

– Билли, – откликаюсь я и жду, пока Седрик после недолгого ожидания опустит ладонь, перед этим быстрым движением поправив волосы. Если он заносчивый, будет просто фантастично, тогда я смогу сразу вежливо его отшить и больше никогда о нем не вспоминать.

Но, по-видимому, все окажется не настолько легко.

– Хорошо, Седрик. Я извиняюсь за поведение Оливии. Она немножко чокнутая.

– Сильно.

– Что?

– Она сильно чокнутая. «Немножко» – слабо сказано.

Эй. Погоди-ка, дорогой. Ты только что оскорбил мою лучшую подругу?

Похоже, он заметил, что ходит по тонкому льду, и прочищает горло.

– Но клевая, еще она клевая. Я бы не пришел, если бы она не была клевой.

– О’кей, – произношу я и натянуто улыбаюсь. – Может, вы там что-нибудь придумаете вдвоем. Но я… Мне сейчас надо… Ну… – К сожалению, шок от появления мистера Седрика Битла совсем ненадолго вытеснил мое безмерное разочарование. Теперь же оно вновь выползает на поверхность.

Седрик смотрит на меня своими синими глазами:

– Все в порядке? Тебя что, заставили вернуть украденный позвонок?

Пожалуйста, он может уже прекратить?

– Лучше бы так. Нет. У меня только что было собеседование. – К глазам стремительно подкатывают слезы, но я не разревусь. Не на лестнице перед музеем, из окна которого за мной, возможно, следит Вивиан Блант, музейный дракон. – И я просто хочу домой.

– Так плохо прошло? – интересуется он, спускаясь вместе со мной по ступеням. – Иногда все кажется гораздо хуже, чем есть на самом деле. А нервничают уж точно все, кто идет на собеседование. – Либо он чертовски хороший актер, либо на самом деле сопереживает.

Я выдавливаю из себя вежливую улыбку, но удержать ее не получается.

– Все прошло не плохо. Все прошло совершенно кошмарно. Я попала не на собеседование – меня допросили, приговорили и морально казнили.

– Твою мать. А потом еще появляется какой-то идиот и действует тебе на нервы. Извини, тупо вышло.

– Да все нормально. Вообще-то у меня был план гордо прошествовать вниз по лестнице, выбросить эти дурацкие туфли в ближайший мусорный бак и босиком добежать до своей машины, где я собиралась от души пореветь.

Мозгу больше не хватает мощности бороться за изображение остатка разума. И как будто это недостаточно унизительно, мне еще приходится задрать нос повыше, иначе из него потечет.

– Боюсь, ты выбил меня из колеи.

– Ты все еще можешь выбросить туфли, – заявляет он, окинув критическим взглядом остроносые кожаные лодочки. Затем протягивает мне сплющенный пакетик бумажных платочков, который вытащил из заднего кармана брюк, и никак не комментирует мои первые слезы. – Судя по их виду, они заслужили. У меня начинают болеть ноги, когда я просто смотрю на твои.

– Спасибо. – Я достаю один платочек, слишком поздно вспоминаю про тушь и карандаш для глаз и, скорее всего, первым же движением превращаю себя с одной стороны в панду. – К сожалению, я их одолжила.

– Отдай их обратно, они тебе не подходят. И та работа тоже, раз они разрывают тебя на части всего лишь на собеседовании. В самом начале нужно, чтобы начальство тебе нравилось – потом они в любом случае станут придурками.

Наверно, он даже прав. Однако я бы с радостью взялась работать на дракониху, если бы мне дали шанс.

– Все не так уж просто, – бормочу я. – Я обошла почти все музеи, мне всегда не хватало совсем чуть-чуть, чтобы получить должность.

– Все музеи в Ливерпуле?

– В Великобритании.

Он присвистывает сквозь зубы:

– А ты и правда ее хочешь, да?

– Я близка к тому, чтобы уехать в Штаты и попытать счастья там.

– Боже… не делай этого! – Он запускает руку в волосы, как будто только что узнал, что я собралась на войну. – У тебя еще вся жизнь впереди!

Не в силах сдержаться, я смеюсь, хотя это больше напоминает всхлип. Седрик растрепал свою прическу и мотает головой, чтобы волосы не лезли в глаза, но явно не видит причин их аккуратно поправлять. Может, он и не заносчив.

– Нет, сначала я покатаюсь по Европе. А когда закончу там, просто начну заново в Лондоне.

– Полагаю, ты учишься по этой специальности? Или уже получила диплом?

Я вздыхаю, потому что за такое короткое время он попал по самому больному месту.

– С учебой получилось не лучшим образом. – Что не полностью соответствует правде, но… – Все сложно.

Мы доходим до Хейворт-стрит, и в некотором отдалении я вижу Гомера. Слева от нас находится огромный парк «Эвертон» с его холмистыми лугами, каштанами и кленами. В кирпичных домах справа люди копались в клумбах, мыли окна и под восторженные крики детей выставляли батут, который занял всю площадь сада, в этот первый теплый весенний денек.

– Я тоже бросил учебу, – ни с того ни с сего произносит Седрик.

Я с удивлением смотрю на него, а он спокойно отвечает на мой взгляд.

– И тоже все сложно. Не каждую загадку стоит разгадывать.

Звучит так, будто это очень легко. И я слышу между строк: «Без проблем, ты не обязана рассказывать». И пусть я, естественно, и так не обязана – мы знакомы всего пять минут по столкновению и парочке глупых пикап-фразочек, – мне нравится, что он не собирается настаивать.

Оливию мне до сих пор хочется сунуть под холодный душ за сюрприз, который она мне приготовила, однако, если быть откровенной, в данный момент меня абсолютно устраивает, что Седрик здесь. Он действительно кажется весьма приятным парнем. Хотя печаль и разочарование продолжают кружить рядом, напасть они не могут, пока я не одна.

Около Гомера я наконец останавливаюсь.

– Это моя машина, – говорю я, похлопав по капоту. – Гомер. И прежде чем ты спросишь: это чудо техники, и ни один механик не может объяснить, почему он еще ездит. Он делает это из любви ко мне.

Седрик разглядывает Гомера с соответствующей смесью восхищения и уважения.

– Видимо, он правда тебя любит. Мне с ним поздороваться или…

– Только если хочешь когда-нибудь прокатиться.

– Круто. Привет, Гомер. Рад с тобой познакомиться, пока ты не уехал по Радуге…[9]9
  Мифическое место в загробном мире, где питомцы встречаются со своими хозяевами.


[Закрыть] ой, прости, по разноцветному мосту.

– Эй! Не пугай его. От страха поршни портятся, ты не в курсе? – Я открываю водительскую дверь, сажусь на сиденье и выуживаю свои кеды из пространства для ног у пассажирского места. В удобной обуви я другой человек. Мне даже приходит в голову содрать с ног проклятые колготки. Их резинка закрутилась, врезалась в живот и передавила мне желудок. Однако то, что Седрик оперся одной рукой на крышу автомобиля и смотрит на меня сверху вниз с этой своей четвертьулыбочкой, тут же вынуждает меня отказаться от идеи.

Слишком двусмысленно. В прямом смысле двусмысленно.

– А куда мы поедем? – спрашивает он.

– Момент. – Мне кажется, все развивается чересчур быстро. – Главные в забавной игре «Устроим сюрприз Билли» – это вы с Оливией. Я всего лишь Билли – невинная жертва. Вы отвечаете за ход игры. И так как Ливи здесь нет, придется обо всем позаботиться тебе. Сам виноват, раз согласился заключить с ней сделку. – С этими словами я снова вылезаю из салона, протиснувшись прямо перед Седриком, кидаю блейзер на заднее сиденье, надеваю вместо него худи поверх блузки и проверяю свой внешний вид в боковом зеркале Гомера. Юбка-карандаш, худи и кеды. Намного лучше. Почти хорошо.

– Намного лучше, – подтверждает Седрик, и по моему телу на мгновение растекается тепло то ли из-за удобной мягкой толстовки, то ли от его взгляда. Этому парню даже не нужна четвертьулыбка, он умеет улыбаться глазами, не шевельнув ртом. Все время, что я на него смотрю, его губы не двигаются. И тем не менее он улыбается.

Я же, наоборот, не могу не усмехнуться и тут же чувствую, как к щекам приливает жар, когда до меня доходит, что я пялюсь на его губы, как будто подумываю лизнуть их, заявляя, что он мой. Уверена, ему и так известно, что он сексуальный… мне обязательно так открыто ему это демонстрировать?

– Мне бы ни в коем случае не хотелось рассердить Оливию неправильным решением, – произносит он, – но думаю, моя идея ей понравится. Я знаю лучший паб в городе. Правда, Гомеру туда нельзя, а когда ты оттуда выйдешь, то уже не сможешь отвезти его домой, потому что Сойер, которому этот паб принадлежит, отлично выполняет свою работу. Но…

Облокотившись на крыло, я отмахиваюсь:

– Оливия бы пришла в восторг от твоей идеи, но я накладываю вето.

Седрик выгибает темную бровь, ту, что со шрамиком:

– Ты жертва. У тебя есть право вето?

За это он заслужил тычок в живот. Но тот вышел каким-то хилым, этот тычок. По такому прессу надо тыкать сильнее. Запомню на будущее.

– Ты не выучил правила игры, битлофан!

– Черт, мелкий шрифт! О’кей, никакого паба, вторая попытка. Тут неподалеку парк, ты в удобной обуви, а Гомер вроде бы тоже прекрасно себя чувствует здесь в тени деревьев. Мы могли бы пройтись, а по пути захватить мороженое. Это в духе Оливии?

Я делано вздыхаю:

– Ей придется смириться. Мне нравится.

– В следующий раз просто попрошу ее дать мне четкие инструкции. Пойдем.

СЕДРИК

Я протягиваю ей руку, просто так, потому что мне интересно, что она будет делать. Она бойкая и кажется уверенной в себе: один этот прикид из юбки стюардессы, худи оверсайз и кед – уже заявление. Но за непринужденностью кроется подозрительность, как у того, кто не просто опасается, что вокруг притаились опасности, а знает это наверняка.

Тем не менее она сжимает мои пальцы и действительно какое-то время идет за руку со мной, пока мы с улыбкой не разжимаем руки.

Доктор Рагав раз за разом советует мне больше веселиться. По-моему, я только этим и занимаюсь, но, полагаю, мы с ним говорим о разном.

Мы шагаем по парку по направлению к игровой площадке, и Билли объясняет, что не хочет сегодня идти в мой любимый паб, так как в конце плохих дней никогда не пьет спиртное. Мне кажется, это очень разумно с ее стороны, но я все равно в шутку спрашиваю, точно ли день оказался настолько плохим.

– Достаточно плохим, чтобы не пить, – уклончиво откликается она.

Детская площадка битком.

– Меня каждый год поражает, – говорит она, – откуда в первые солнечные дни берутся все эти дети, которых полгода нигде не было видно.

– Из-под земли, – шепчу ей я, – чтобы за лето съесть все мороженое, а потом снова спрятаться обратно. – Потому что перед фургоном с мороженым, который пропадал на несколько месяцев, так же как и дети, в самом деле выстроилась такая очередь, словно там раздают последнее мороженое на свете.

Мы идем дальше и выходим из парка возле мечети. Наискосок напротив нас есть небольшой универсальный магазин, в котором можно купить как минимум эскимо.

– У этого места самый жуткий трехзвездный рейтинг из всех существующих в Google, – тихо сообщаю ей я, пока мы ждем у кассы, где старушка перед нами пересчитывает свою мелочь. – У меня личные счеты со средними оценками. – Изначально личные счеты с ними были у Люка. Очевидно, он передал их мне в качестве маленькой безобидной части огромной кучи дерьма, которую я теперь обязан разгребать. Спасибо, Люк. Засранец.

Чтобы отогнать непрошеные мысли, я выкручиваю воображаемое колесико громкости группы «Billy Talent» у себя в голове. Басы и гитары, ударные, голос Бенджамина[10]10
  Бенджамин Ковалевич – солист группы «Billy Talent».


[Закрыть].

Пожертвуй.

Каждым словом, каждой мыслью, каждым звуком[11]11
  Текст песни «Surrender» группы «Billy Talent».


[Закрыть].

Глубокий вдох, очень медленно, чтобы Билли не заметила.

– Вот этот, – шепчу я, – мой некоронованный король посредственных отзывов. Цитирую: «Они убили мою собаку, очень мило!»

Билли уставилась сначала на меня, потом на мороженое в своей руке, потом опять на меня. Смотреть на продавщицу за прилавком она избегает.

– Но три звезды. Из пяти. Это довольно… нормально.

– Не знаю, хочу ли покупать мороженое там, где собак…

Она действительно говорила тихо, и все-таки кассирша бросает на нее едкий взгляд.

– Не раздражай ее, – еле слышно произношу я. – У нее такой вид, будто она планирует сделать это снова.

Билли кладет мороженое на прилавок и сглатывает. Я наклоняю голову к ней, пока ищу деньги:

– Расслабься. Три звезды, как-никак. Очень мило.

Она прыскает от смеха в кулак, отворачивается и покидает магазин без мороженого. Я одариваю кассиршу безобидной улыбкой (она выглядит так, словно во всей этой истории есть доля правды, но, к счастью, у меня нет собаки) и вместе с мороженым иду на улицу, где до сих пор икает от смеха Билли.

– Правда очень мило, – заявляю я.

– Это вроде как не смешно, – выдыхает она и на пару секунд прислоняется к моему плечу, так что моего носа касается аромат ее волос. О’кей. Это… правда очень мило.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты приколист, Седрик, а это совершенно обычный миленький маленький магазинчик.

– Тот отзыв существует на самом деле. Можешь погуглить. На аватарке у автора кошка, показать тебе? – Я лезу в карман джинсовой куртки за своим телефоном, но она отмахивается, не переставая хихикать.

– Да я тебе верю. Но это ни капли не весело.

– Ты смеешься, так что очень даже весело.

В ответ она хохочет еще громче:

– То, что я смеюсь, еще не значит, что это весело или наоборот. У меня неправильное чувство юмора, я постоянно смеюсь не над теми вещами.

А вот это уже звучит довольно знакомо.

– Так и надо. – Говорят, есть люди, чье странное чувство юмора спасает им жизнь.

Я снимаю упаковку с мороженого Билли и протягиваю его ей.

– Так как ты не слышала о самом забавном магазинном отзыве в Ливерпуле…

– Пробел в моем образовании, который теперь наконец-то закрыт.

– Огромный пробел. В любом случае, раз ты о нем не знала, я делаю вывод, что ты не особенно долго здесь живешь.

– Хм. – Она отвечает не сразу, сначала ее губы и язык принимаются за тонкий слой шоколада над мороженым. Наверно, мне не стоит так пристально смотреть… Слишком поздно.

– Уже почти год.

Улица сейчас пуста, так что мы переходим на противоположную сторону и вновь ныряем в тень деревьев в парке.

– И ты приехала из Лондона, – предполагаю я.

Она удивленно вскидывает на меня глаза.

– Ты по акценту понял? А я ведь так работала над ливерпульским.

В моем смехе слышатся немного неприличные нотки.

– Заметно. Можешь считать комплиментом, что за год ты уже понимаешь скауз[12]12
  Так называемый ливерпульский, или мерсисайдский, английский; акцент и диалект английского языка, распространенный в графстве Мерсисайд, крупнейшим городом которого является Ливерпуль.


[Закрыть].

– У меня была няня, которая разговаривала со мной исключительно на ирландском. Они похожи.

– Возможно. И тем не менее скаузером так быстро не стать.

Билли с вызовом приподнимает брови.

– Видимо, нужно тут родиться, чтобы быть одним из вас, да?