Текст книги "Обнимай и властвуй [Черное кружево]"

– Я встречался с ним несколько раз, и он показался мне интересным человеком.

– Интересным? В каком смысле?

– По-моему, он на самом деле не такой, каким кажется с виду.

Фелиситэ насторожилась.

– Валькур? Вы наверняка ошибаетесь. Он называет себя светским бездельником, что говорит само за себя.

– Бездельник с репутацией опасного человека, с которым не следует скрещивать шпаги. Необычное сочетание, скажу я вам.

– Быстрота и ловкость, столь необходимые для фехтовальщика, даются нам от природы.

– Согласен, но только не искусство и точность, благодаря которым человек становится серьезным противником. Таких качеств можно достичь лишь упорным трудом. Более того, для этого нужно еще желание или, по крайней мере, необходимость пустить в ход клинок.

– Вы рассуждаете так, будто сами неплохо разбираетесь в подобных делах.

– Как и большинство солдат, – сухо ответил полковник.

– И большинство пиратов?

– Если вам угодно.

– Валькур не принадлежит ни к тем, ни к другим, – резонно заметила девушка.

– Однако вы все-таки передайте ему, если увидите, что я хочу с ним переговорить. Речь идет о его самовольном уходе из-под ареста. Мне будет неприятно, если нам придется искать его как беглого преступника.

В эту минуту их догнала Ашанти. Не дав Фелиситэ ответить, полковник Мак-Кормак быстро попрощался с ней, сославшись на служебные обязанности, и с поклоном удалился. Глядя ему вслед, Фелиситэ почувствовала, как у нее дрогнуло сердце. Ей показалось, что ирландец решил встретиться с ней не ради их уговора, а для того, чтобы сообщить о своих намерениях насчет Валькура. Если это действительно так, он больше не станет ее беспокоить. Только не ошибалась ли она?

– Что с вами, мадемуазель? Почему у вас такой вид? – спросила Ашанти. На гладком миловидном лице служанки была написана тревога.

Фелиситэ наскоро объяснила, в чем дело, не забыв упомянуть о словах соседки насчет того, где может находиться ее брат.

– Может, будет лучше, если этот человек, этот полковник, найдет мсье Валькура и опять посадит его в тюрьму? – предположила Ашанти с каким-то отсутствующим выражением во взгляде.

– Что ты говоришь, Ашанти?! – воскликнула Фелиситэ.

– Мсье Валькур похож на дикого зверя. Он угождает только собственным аппетитам, ему нравится мучать и терзать других. – Служанка относилась к Валькуру предвзято с той ночи, когда он, по ее словам, попытался ее изнасиловать.

– Ашанти, я прошу тебя…

– Хорошо, мадемуазель. Ну как вам полковник? Он настоящий мужчина. Вы прошлись с ним у всех на виду. У нас такое позволено лишь в том случае, если люди должны пожениться.

– Я не собираюсь выходить за него замуж. Что за глупости лезут тебе в голову?

– Но, может, сначала стоит пойти с ним в церковь и обменяться обетами, прежде чем позволить ему разделить с вами постель?

– Делить постель мы с ним не договаривались, Ашанти!

– Вы в этом уверены, мадемуазель? – Приняв молчание Фелиситэ за ответ, служанка продолжала: – Он на это надеется. Даже если он не говорит об этом сейчас, то когда-нибудь задаст такой вопрос. И тогда вам не придется долго раздумывать над ответом.

– Не придется? Почему ты так считаешь? – Фелиситэ нахмурилась.

– Я вижу, как он смотрит на вас, мадемуазель, когда к вам приближается. Как будто где-то гремит гром или вдали бьет барабан.

Фелиситэ ощутила неприятный холодок на спине. —Он ничего от меня не добьется, Ашанти. Я этого не допущу.

– Будьте с ним осторожны, мадемуазель. Говорите мягко и приятно улыбайтесь. Никогда не спорьте и не вздумайте ему перечить…

Несмотря на неожиданный уход, на следующий день полковник ранним утром появился у дома Лафарга верхом на величественном гнедом жеребце. С собой он захватил молодую кобылу серой в яблоках масти, чья гордо изогнутая шея и изящная осанка свидетельствовали об арабских предках. Где он мог найти такое великолепное животное, оставалось загадкой до тех пор, пока Фелиситэ не вспомнила, как слуги говорили между собой о каком-то прибывшем корабле с лошадьми для испанских офицеров. Она не могла отказаться испробовать норов этой кобылы, специально приведенной к ее дому, чтобы доставить ей удовольствие. И дело было не только в ее уговоре с Морганом Мак-Кормаком, – у Фелиситэ просто не хватило духу устоять перед соблазном конной прогулки. Поэтому, надев с помощью Ашанти костюм для верховой езды, она вскоре вышла на улицу.

Вернувшись домой, Фелиситэ вспоминала об ирландце с большей благосклонностью, чем раньше. За все время поездки он ни словом не обмолвился о причинах их встречи. Ему как будто хотелось лишь сделать ей приятное, завоевать ее доверие, заставить позабыть о внутренних терзаниях. Несмотря на одолевавшие ее подозрения, что он поступает так с определенной целью, Фелиситэ не могла не признать, что Мак-Кормак умеет расположить к себе женщину, когда сам того пожелает.

Они проскакали по берегу реки, оставив позади отвратительные миазмы, наполнявшие ночной город, и наслаждаясь утренней свежестью. Лишь на обратном пути, когда солнце поднялось выше и удушливая жара заставила их повернуть назад, Морган вновь завел разговор о Валькуре. Выяснив, что у ее брата был слуга по имени Дон, он решил взглянуть на него. Узнав, что Дон не умеет ни говорить, ни читать, ни писать, ирландец не успокоился и продолжал настаивать на встрече. Поскольку он все равно мог узнать имя нового хозяина негра у первого встречного, Фелиситэ не оставалось ничего, кроме как назвать его своему спутнику.

Она до сих пор не задумывалась, что у нее могут возникнуть неприятности с Валькуром. Если он остался в окрестностях Нового Орлеана и продолжал появляться в городе, он вполне мог узнать о ее отношениях с ирландским наемником. А так как он с негодованием отвергал любое проявление интереса к сестре со стороны мужчин ее круга, то как он должен отнестись к тому, что она предпочла им общество иностранного наемника?

В то утро в голову Фелиситэ не раз закрадывалась мысль о том, что если Моргану Мак-Кормаку стало известно об отношении к ней брата, он может попытаться воспользоваться сложившимся положением, чтобы выманить Валькура из его убежища. Впрочем, такой план вряд ли увенчался бы успехом. Отказавшись уйти с Валькуром из города, бросить отца и бежать во Францию, она дала брату повод умыть руки, так что он, скорее всего, не станет лезть в петлю ради нее. Однако он, очевидно, до сих пор не уехал и находится где-то поблизости, хотя явно готовится к отъезду, иначе зачем ему понадобилось продавать слугу? Фелиситэ не могла представить, чем мог заниматься Валькур, так же как и избавиться от охватившей ее тревоги.

В тот же день состоялась еще одна, вечерняя, прогулка с полковником Мак-Кормаком, показавшаяся Фелиситэ вполне терпимой благодаря непринужденной, несмотря на некоторую напряженность, беседе. На этот раз он пришел к ее дому, затем, после прогулки, проводил девушку до самой двери. Она не пригласила его к себе, хотя в какую-то минуту ей показалось, что он был не прочь попросить ее об этом. Опасения Фелиситэ постепенно улеглись, поскольку ирландец до сих пор ни единым словом или жестом не намекнул, что ждет от нее большего, чем ни к чему не обязывающее общение. Ей просто не хотелось допускать его на запретную территорию своей личной жизни, приглашая неприятеля в дом отца, в то время как он сам остается в тюрьме, куда его заключили по воле правительства, которому этот человек служит. Поэтому Фелиситэ не пригласила ирландца войти.

Выражение его лица осталось непроницаемым, когда он откланялся, собравшись уходить.

– Завтра утром я буду занят, – сообщил он, – поэтому мы не сможем поехать кататься верхом. Но вечером в городе собираются устраивать маскарад. Не окажете ли вы мне честь, согласившись пойти туда со мной?

Фелиситэ прямо посмотрела ирландцу в глаза, неожиданно испытав благодарность за то, что он не потребовал ее присутствия в форме приказа, хотя вполне мог бы.

– Это вы оказываете мне честь, – улыбнулась она. Приемы, вечера, балы-маскарады и прочие увеселения устраивали в Новом Орлеане довольно часто, однако это предпочитали делать зимой, начиная с ноября и кончая пасхальными днями, во всем подражая Парижу, диктовавшему законы светского общества. То, что бал решили дать именно сейчас, свидетельствовало об охватившей город панике. Стремление устроить новым хозяевам хороший прием, задобрить их с помощью разных фривольных развлечений здешние жители унаследовали от предков-французов, на чьей земле в течение долгих веков одни завоеватели сменялись другими. Никто из горожан не понимал этого лучше женщин – напуганных жен и матерей, которым предстояло выступить в роли хозяек.

Фелиситэ не была уверена, что ее появление на балемаскараде в обществе полковника будет воспринято с благосклонностью. Справедливо предположив, что она станет объектом многочисленных придирчивых взглядов и неодобрительных пересудов, девушка постаралась одеться с особой тщательностью, но в то же время с подчеркнуто гордым вызовом.

Вечер выдался душным и гнетущим. Сквозь закрытые ставни в спальню Фелиситэ не проникало ни единого дуновения ветерка. От жара горящей на туалетном столике свечи и от раскаленных щипцов для завивки волос в руках Ашанти лицо девушки казалось чахоточно-бледным. Его бледность подчеркивал и костюм, который она выбрала.

Сшитый из муслиновой ткани, с множеством мягких складок и отороченный тесьмой из голубого атласа с золотой вышивкой, он походил на греческий хитон, вошедший в моду благодаря мадам Дю Барри, с апреля ставшей официальной любовницей короля Франции. Роман Людовика XV со светловолосой куртизанкой начался несколькими годами раньше, а манекен, демонстрирующий этот ее наряд, привезли в Новый Орлеан прошлой зимой. Дю Барри, будучи простолюдинкой по рождению, не отличалась слишком большой страстью к соперничеству. Более того, простота стиля и ткани, похоже, пришла на смену роскошной парче и шелкам и строгой формальности кринолинов, высоких причесок и обилию пудры. Хитон, подчеркивавший грациозность и плавность фигуры, казался самым подходящим костюмом для маскарада, устроенного в жаркую ночь позднего лета.

Единственной спорной деталью наряда, надетого на манекен, было очень низкое декольте, выглядевшее излишне откровенным, и столь же глубокий вырез сзади, что при отсутствии рукавов оставляло руки и плечи целиком обнаженными. Такая откровенно дерзкая демонстрация прелестей могла послужить поводом для нежелательных разговоров; окружающие, чего доброго, вообразят, что Фелиситэ следует примеру любовницы короля не только в одежде.

Однако сомневаться было уже слишком поздно. Если даже несколько недель назад ей казалось, что ее репутация не пострадает из-за такого костюма, то теперь этого точно не произойдет.

– Все, мадемуазель, – сказала Ашанти, положив щипцы на подставку, закрепленную над подсвечником, – готово.

Фелиситэ встала, расправив складки белого ненакрахмаленного муслина. Мягкая ткань плавно ниспадала с плеч, не скрывая изящества и стройности фигуры. Талию девушки стягивал пояс из золотого шнура. На ногах были сандалии без каблуков, завязки которых крест-накрест переплетали ее обнаженные икры. Чтобы еще больше подчеркнуть простоту своего костюма, она тщательно вымыла волосы, удалив все остатки пудры, после чего Ашанти собрала их в пучок, венчающий голову словно корона, от которой каскадом спускались блестящие мягкие локоны.

– Вы настоящая красавица, мадемуазель, несмотря на то, что ваше платье похоже на ночную рубашку.

Служанка выразилась довольно точно, поскольку такой костюм не предполагал никакого нижнего белья за исключением тонкой юбки. Отсутствие тесных корсетов и неуклюжих кринолинов, а также нижней рубашки, путавшейся между ног, словно хвост, и цеплявшейся за юбки, придавало фигуре непринужденно-раскованный вид. В то же время это делало ее чистой, лишенной земных страстей, заставляя вспомнить изображения Святой Девы в одеждах с плавными линиями. Фелиситэ сейчас походила на ангела, незнакомого с порочными желаниями.

– Может, мне следовало принести извинения и отказаться? – произнесла Фелиситэ с сомнением в голосе, глядя на свое отражение в зеркале.

– О чем вы, мадемуазель? Полковник не позволит вам этого сделать.

– Я бы могла сослаться на болезнь, если бы это не выглядело как трусость…

– Вряд ли на вас это похоже, мадемуазель. – Услышав уверенный стук в дверь, служанка склонила голову набок. – Это наверняка полковник. Отправить его обратно?

Фелиситэ сомневалась, что это окажется Ашанти под силу.

– Нет, – ответила она, жестом указав на лежащие рядом полумаску из белого атласа с каймой и шаль из норвичского шелка, – я пойду.

Улицы города не были освещены, и Моргану пришлось нанять мальчишку с факелом, чтобы они смогли добраться до места по ухабам. Опираясь на руку кавалера, Фелиситэ увидела, как на горизонте позади темного речного пространства мелькнула яркая молния.

Смоляные факелы на фасаде дома, где устраивался маскарад, напоминали гостеприимные маяки, чьи огни, казавшиеся желто-оранжевыми в тяжелом неподвижном воздухе, издали бросались в глаза. Однако внутри царил полумрак в соответствии с традициями такого рода увеселений, где удовольствия в значительной степени зависели от сохранения инкогнито до тех пор, пока маски не будут сняты после того, как пробьет полночь. Как и следовало ожидать, атмосфера в зале была оживленной и немного раскованной, впрочем, не слишком. Тем не менее маскарады считались неподходящим развлечением для девушек. Большинство присутствующих женщин составляли либо молодые матроны, привлеченные возможностью тайком пофлиртовать, либовдовы. Хозяйка дома часто вспоминала о своей кузине, знакомой с первыми дамами Франции и даже дочерьми короля Людовика, наслаждавшейся прелестями аристократического брака, где муж и она сама с благосклонностью относились к мелким прегрешениям друг друга.

Фелиситэ напрасно волновалась из-за чрезмерной экстравагантности своего костюма. Ее античный хитон оказался единственным, однако она сразу заметила Цирцею в узком платье из подкладочного шелка, осыпанном зелеными блестками, и без нижних юбок, а также даму из Свиты Любви в облегающем наряде с широкими плавными рукавами и в остроконечном колпаке с вуалью. Кроме того, она обратила внимание еще на один костюм, сшитый из перьев, прикрепленных к легкому платью из черной газовой ткани, с таким же низким декольте, как и у нее, если не больше. Хотя обладательница этого костюма была в маске, ненапудренные волосы выдавали ее с головой. Это оказалась та самая благородная испанка, которую Фелиситэ встретила рядом с домом генерал-губернатора. Седые пряди в темных волосах позволяли присутствующим догадаться, кто находится перед ними, в то время как она сама, похоже, не придавала этому абсолютно никакого значения, как и тому, что свободный костюм заставляет окружающих обратить внимание на ее прелести. Женщины, решившие покрасоваться в тяжелых туалетах придворного фасона, уже казались утомленными. Они неистово обмахивались веерами и постоянно стирали надушенными платками струйки пота, оставлявшие следы на напудренных щеках, не забывая при этом бросать едкие и в то же время завистливые взгляды на легкие костюмы остальных дам. Тем не менее, стоило Фелиситэ снять с плеч шаль и протянуть ее слуге, как у ее спутника сразу перехватило дыхание. Она окинула его быстрым взглядом из-под опущенных ресниц. Твердые черты лица ирландца, казалось, выражали неодобрение, хотя в его зеленых глазах, пристально смотревших на девушку из прорезей алого домино, надетого поверх мундира, светилось восхищение.

– Морган, дружище, вам досталась богиня, настоящая Диана, Геба… [9]9
  Геба – богиня молодости в древнегреческой мифологии.


[Закрыть] Нет! Венера!

Выразить восхищение столь двусмысленно мог только Хуан Себастьян. Он уже несколько дней не показывался под окнами дома Фелиситэ, с тех пор как они встретились– в кабинете полковника.

– Да, – кивнул Морган.

– Я сгораю от ревности. Клянусь честью, ни одна дама в этом зале, как и во всем Новом Орлеане, не сравнится с мадемуазель Лафарг!

– Вы слишком добры ко мне, – произнесла Фелиситэ общепринятую фразу, хотя столь явная лесть вызвала у нее удивление, отчего в уголках глаз появились едва заметные морщинки.

– Я мог быть еще добрее, если бы не этот мрачный ирландец, которого вы держите под руку, и который, к сожалению, является моим начальником.

– Полагаю, – неторопливо произнес Морган, – мне придется принять меры ввиду отсутствия дисциплины и нарушения субординации. Несколько недель службы на борту фрегата в гавани помогут вам вспомнить об этих добродетелях.

– Вы шутите, дружище! Правда? – Хуан Себастьян, тоже одетый в красное домино, наградил собеседника веселым вопросительным взглядом.

На точеных губах Моргана появилась неопределенная улыбка, он промолчал.

– Наверняка вы все-таки шутите. А если нет, мне придется пригласить на танец вашу очаровательную спутницу, чтобы воспоминания о ней помогли мне пережить самые тяжкие превратности судьбы. Я понимаю, это противоречит вашим намерениям, компадре[10]10
  Компадре (исп.) – дружище (букв. кум).


[Закрыть], но вы сами виноваты, если забыли о фатализме, свойственном всем иберийцам.

– Попробуйте рискнуть, – все так же неторопливо ответил Морган.

Рассмеявшись, испанец удалился в своем ярком домино, напоминавшем пелерину. Алые домино, казалось, заполонили весь зал, хотя среди них попадались и черные с серым. Ножны слегка приподымали сзади полы костюмов, что свидетельствовало о том, что кавалеры не забыли захватить шпаги. Напудренные парики и черные полумаски делали мужчин похожими друг на друга, словно это члены какого-нибудь ордена.

Фелиситэ быстрым взглядом окинула зал. Ее внимание привлек худощавый мужчина в углу, разговаривающий с дамой, прическа которой напоминала улей, украшенный шелковыми пчелами, приколотыми к волосам. Из-за полумрака она не могла с полной уверенностью утверждать, что стоящий вполоборота человек был Валькур, однако Фелиситэ почти не сомневалась в том, что видела сейчас именно своего брата.

Она неторопливо перевела взгляд на другую пару, потом – на еще одну, и наконец, как бы невзначай, поинтересовалась у Моргана Мак-Кормака:

– Как вы думаете, генерал-губернатор здесь?

– Он собирался заглянуть ненадолго. Однако он не слишком увлекается маскарадами. Скорее всего, мы увидим его уже после полуночи.

Фелиситэ не пришлось подыскивать новую тему для разговора. В зал, улыбаясь, вошла одна из ее подруг, с которой они вместе обучались в монастыре. Она появилась в обществе своего тучного супруга с вьющимися волосами и кожей оливкового цвета. С подчеркнутой вежливостью Фелиситэ представила их Моргану, и они беседовали вчетвером до тех пор, пока не заиграла музыка.

Первый танец Фелиситэ танцевала с ирландцем. Они скользили по залу среди других пар, и девушке казалось, что на них обращены пристальные взоры всех присутствующих. Украдкой посмотрев на Моргана из-под полуопущенных ресниц, она увидела, что он наблюдает за ней с видом сосредоточенной задумчивости.

– Вы почти не разговариваете сегодня, – осмелилась заметить она.

– Так мне легче думать о вас.

– Скучное занятие, правда?

– Вы бы этого не сказали, – ответил он с неожиданной улыбкой, – если бы могли читать мои мысли.

Фелиситэ понимала, что ей предстоит еще не раз услышать от него подобные слова, однако она решила сразу заявить о своем отношении к ним.

– Я несомненно буду чувствовать себя гораздо спокойней, не обладая такими способностями.

Маскарад тем временем продолжатся. Фелиситэ танцевала с Хуаном Себастьяном. Потом, усадив ее возле оконного проема, он направился к чаше с пуншем, чтобы угостить девушку освежающим напитком. Едва испанец исчез в толпе, как к плечу Фелиситэ прикоснулась чья-то легкая рука.

– Рад тебя видеть, дорогая сестра, – услышала она свистящий шепот Валькура.

Фелиситэ подняла ошеломленный взгляд и увидела знакомую ироничную усмешку брата. Легким движением головы он указал на оконный проем, предлагая укрыться в нем. Девушка тут же нашла глазами Моргана, которого нетрудно было узнать благодаря высокому росту. Ирландец стоял на противоположной стороне зала, увлеченный беседой с двумя офицерами и испанской сеньорой, что показалось ей весьма любопытным. Он не обращал на нее никакого внимания. Обернувшись, Фелиситэ увидела, что Валькур исчез. Тогда она, как будто невзначай, поднялась, расправила висевший на руке веер и последовала за братом в его укрытие.

– На тебя все смотрят, – сказал Валькур.

– Пустяки! Как ты мог додуматься появиться здесь? Почему ты до сих пор в Новом Орлеане? Ведь ты, кажется, собирался ехать во Францию.

– Мне некуда спешить. – Валькур пожал плечами.

– Ты напрасно медлишь. Мне известно, что испанцы ищут тебя, а полковник Мак-Кормак собирается опять взять тебя под стражу и как следует допросить. Тебя, кажется, отпустили по ошибке.

– Они допустили оплошность, правда? По-моему, мне не стоит исправлять ее за них и самому им сдаваться. А потом, испанцы страшные бюрократы, они привыкли писать бесконечные отчеты по каждой мелочи. С какой стати я буду утруждать их напрасно? – Валькур достал табакерку в форме гроба, взял щепотку табака и снова спрятал ее в карман, небрежно обмахнувшись платком.

Фелиситэ бросила на брата полный отчаяния взгляд.

– Если полковник узнает, что ты здесь, он может пожертвовать собственным удовольствием ради того, чтобы поймать тебя опять.

– А, наш добрый полковник. Я видел, как он сюда пришел. Настоящий завоеватель, и ты рядом с ним, словно пленница. Я собирался засвидетельствовать почтение хозяйке дома, но никак не рассчитывал присутствовать при столь отвратительной сцене. Похоже, мне не мешает разобраться, что все это значит.

– Причину не так уж сложно отыскать, – сухо ответила Фелиситэ и стала перечислять обстоятельства, заставившие ее появиться на маскараде вместе с ирландцем. При этом она обратила внимание на порыв ветра, всколыхнувший шторы, и серебряную молнию за окном, вспыхнувшую теперь уже гораздо ближе.

Когда Фелиситэ кончила говорить, Валькур набрал полные легкие воздуха, его темные глаза заблестели.

– То, что он воспользовался такими методами, чтобы добиться твоего общества, превосходит все мыслимые и допустимые границы. Интересно, чего еще потребует он от тебя в дальнейшем?

– До сих пор, когда мы оставались вдвоем, он вел себя благородно.

– Правда? – усмехнулся Валькур. – Не сомневаюсь, он неплохо умеет скрывать свои истинные намерения.

– Он… Он не предлагал ничего другого, – проговорила Фелиситэ, захлопнув веер.

– Он и не будет ничего предлагать, только в один прекрасный день ты окажешься в его постели и сама не поймешь, как это случилось.

– Он не посмеет!

Валькур окинул сестру туманным взглядом, заодно оценив ее костюм.

– Для своего возраста, Фелиситэ, ты удивительно наивна. Если тебе требуются доказательства, посмотри на себя. В таком наряде тебя любой с удовольствием затащит в постель. Я просто не могу понять, почему полковник до сих пор этого не сделал и как ему удается сдерживаться.

Слова брата, перекликавшиеся с ее собственными опасениями, задели девушку за живое.

– Ты ошибаешься. Здесь так одеты большинство женщин, однако мужчины только любуются ими и не выходят за рамки приличия.

– Полковник правильно делает, что не позволяет себе лишнего, – злобно ответил Валькур. – Он начинает меня раздражать. Похоже, не помешает позаботиться о том, чтобы он больше не докучал тебе, а заодно и мне тоже.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе незачем беспокоиться, девочка, если ты, конечно, не испытываешь к нему нежных чувств. – Лицо Валькура осветила вспышка молнии, желтым блеском отразившаяся в его злых глазах.

– Не говори глупостей! – бросила Фелиситэ.

– Ладно, забудь мои слова. Забудь, что ты вообще видела меня сегодня.

– Нет, Валькур… – начала было девушка, но он уже исчез, как будто растворился в толпе. Она смотрела ему вслед, прикусив нижнюю губу. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Фелиситэ поняла, что рядом кто-то стоит. Быстро обернувшись, она встретилась взглядом с Морганом.

Пристально глядя на нее, он протянул ей бокал пахнувшего лимоном пунша.

– Баст попросил меня принести это вам. Он сказал, чтобы я искал вас здесь, но я подумал, что не так его понял, пока не увидел вас в этой нише. Этот господин, который с вами беседовал… он ушел слишком поспешно, правда?

Несмотря на равнодушный тон ирландца, Фелиситэ сразу насторожилась.

– Наверное, он решил выбрать более подходящую партнершу для следующего танца.

– Неужели? Значит, вы не желаете танцевать с собственным братом? – усмехнулся Морган.

Фелиситэ нервно рассмеялась, машинально ответив на приветствие одной из подруг детства, помахав рукой, словно этот жест мог ей помочь.

– Вы приняли его за Валькура? Он бы не обрадовался, смею вас заверить. Этот человек так безвкусно одет, будто какой-то провинциал. Я что-то не могу припомнить, чтобы видела его раньше.

– Значит, я ошибся, – рассеянно кивнул ирландец, продолжая смотреть в том направлении, куда скрылся Валькур.