Текст книги "Мертвая хватка"

Глава 5

– Не сказала, что замужем? – Садовник хрипло засмеялся. – Не упомянула, что один муж у нее уже есть. Господи, я прочитал в каком-то грязном женском журнале, что моя жена… выходит замуж за сумасшедшего старика, у которого денег больше, чем мозгов. Решил проверить. И нашел ее с…

– Замолчи! – спокойно и зловеще произнес бледный как полотно Макс, потом повернулся и громко окликнул: – Мэй! Иди сюда.

– Вот правильно. Позови ее. – Садовник ухмыльнулся. – Она ничего не сказала? Я так и знал. Скрыла, обманула. Хитрая, лживая сучка!

– Заткнись. Мэй! – повторил Макс еще громче.

Берди увидела, как из кухни медленно, словно во сне, выплыла Мэй, так крепко сжав руки, что побелели костяшки пальцев. Глаза испуганно расширились, а шея судорожно напряглась.

– Мэй! – Садовник бросился к ней.

Макс преградил ему путь и оглянулся на дрожащую фигуру.

– Мэй, ничего не бойся, – нежно промолвил он и протянул ей руку. – Этот человек утверждает, будто он твой муж. Это правда?

– Дорогая! Это же я, Уоррен! – воскликнул садовник. – Почему ты от меня убежала? Что делаешь здесь, с ним?

Мэй Тран стояла молча, неподвижно, приоткрыв рот и прижав руки к груди. Призыв остался без ответа.

– Мэй! – Голос Уоррена изменился, теперь он звучал умоляюще. – Иди сюда, ко мне. Ты моя жена и должна вернуться.

– Ничего она тебе не должна, – спокойно возразил Макс.

– Должна! Должна! Она моя! Моя жена! – Уоррен покачнулся и оскалился, в углах рта скопилась слюна.

– Мэй, – тихо произнес Макс, по-прежнему протягивая ей руку. – Хочешь уйти с ним? Тебе достаточно лишь сказать «да». Я пойму. Отвечай: хочешь?

– Нет, – выдохнула она, обеими руками схватила его ладонь и прижала к щеке.

Уоррен взвыл, оттолкнул Макса и подскочил к ней. Уэнди закричала, а Дуглас шагнул вперед и прорычал:

– Отвали, парень! Разве не видишь, что ты здесь лишний?

Мгновение двое крупных разъяренных мужчин стояли возле двери, оценивая друг друга. Дуглас отреагировал первым и с силой толкнул противника в грудь. Тот, не устояв, попятился и покачнулся.

– Убирайся немедленно, – сурово приказал Дуглас. – И больше не смей совать сюда нос.

Уоррен наконец обрел равновесие и презрительно поджал губы:

– Ах, оказывается, богатенький карлик держит телохранителя! И как тебе работенка?

– Я его сын, – сдержанно пояснил Дуглас. – А теперь скройся.

– Сын? Неужели? Так сказала твоя мамочка? В таком случае старика тянет к шлюхам. Если ты – его сын, то я – королева…

Кулак Дугласа угодил ему в челюсть, и оскорбительная речь осталась незавершенной.

– Ой! – Бервин вздрогнула и отвернулась.

Прижимая ладонь ко рту, Уоррен с трудом поднялся. Сделал шаг, зашатался, едва не упав с крыльца, но все-таки устоял на ногах и в итоге очутился на посыпанной красным гравием террасе.

– Еще пожалеешь, ублюдок! – крикнул он. – Чертовски пожалеешь! Напущу на тебя полицию! Расскажу газетам! Не выкрутишься! Никогда не отпущу Мэй! Она моя жена и останется ею!

Дуглас угрожающе поднял руку. Садовник повернулся и торопливо, спотыкаясь, засеменил к каменной лестнице. С криками и проклятиями скатился по ступеням, нырнул в заросли и исчез. Несколько секунд доносился треск веток, а потом наступила тишина.

– Ушел, – сообщил Дуглас, вернувшись в дом.

Макс продолжал стоять неподвижно, глядя в сад. Одна рука оставалась в ладонях у Мэй, а другая, сжатая в кулак, по-прежнему висела вдоль тела. Когда же дверь захлопнулась, он кивнул и отвернулся.

Дрожа от волнения, Уэнди вцепилась в рукав брата:

– Какой ужас! Что за страшный человек! Дуглас, что бы мы без тебя делали? Вдруг он действительно сообщит в газеты? Что тогда?

– Успокойся, Уэнди! – перебил ее Макс, однако голос прозвучал не так уверенно, как прежде.

Он обнял Мэй, но ни разу на нее не взглянул. Вьетнамка стояла, опустив голову и глядя в пол. Макс решительно вскинул подбородок и, увлекая за собой Мэй, подошел к телефону, нажал кнопку громкой связи и, не снимая трубку, набрал номер. Раздалось несколько гудков, а потом все услышали голос Изы Траби:

– Алло!

– Иза, это Макс. Тебе известно, что твой так называемый садовник явился в мой дом пьяным в стельку, с агрессивными намерениями?

Макс говорил жестко. Глаза за стеклами очков смотрели на каждого по очереди: Бервин, Дуглас, Уэнди, Берди, – но по-прежнему ни разу не взглянул на Мэй.

Иза хрипло рассмеялась:

– Ну и что из того, если Уоррен пьян? И я тоже пьяна. Мы справляли поминки. Ты, конечно, знаешь, по кому, не так ли? – Голос дрогнул, но тут же снова набрал силу. – Точно знаешь.

Макс заскрипел зубами:

– Иза, это серьезно. Человек, которого ты держишь, опасен. Немедленно избавься от него.

– Шутишь? Кем ты себя возомнил? Любой на его месте поступил бы так же. У тебя его жена. Уоррен привез ее в страну, заплатил за дорогу и за остальное. Потратил все свои деньги. А когда она поняла, что он не такой богатый, каким казался, то просто бросила его и отправилась на поиски лучшей доли. Уоррен все мне рассказал. Плакал как ребенок, бедняжка. – Иза опять издала звук, очень похожий на рыдание. – В общем, маленькая потаскушка замужем. Здорово, правда? Как одурачила! Поделом тебе, самоуверенный осел! Жаль только, что ты узнал правду до того, как женился на двоемужнице и окончательно оказался в заднице!

Потемнев как грозовая туча, Макс оборвал связь, отвернулся от присутствующих и тихо выругался.

– О господи! – прошептала Берди, подняла голову и с изумлением увидела, что Бервин улыбается.

Та заметила ее взгляд, наклонилась и пробормотала:

– Макс и Иза… они всегда так. На тропе войны.

Сникнув под защитой руки Макса, с мокрыми от слез глазами, Мэй наконец тихо промолвила:

– Прости, Макс.

Он повернулся к ней. Лицо оставалось суровым, однако голос звучал нежно:

– Ты действительно его жена, Мэй? Это правда?

– Я за ним замужем, – пролепетала та, словно повторяя заученный урок.

– Что ж… но, ради всего святого, почему до сих пор ты ничего не сказала? – горячо воскликнул Макс и болезненно сморщился, когда Мэй в страхе отпрянула. – Нет-нет, не бойся, я не сержусь на тебя. Ничуть. Просто стараюсь понять. Разве ты не знала, что не можешь выйти замуж за меня, если уже вышла за другого?

– Знала.

– Тогда…

Мэй подняла голову и посмотрела на своего господина. Слезы высохли. Лицо осталось непроницаемым.

– Сначала, когда ты сказал, что мы поженимся, я все повторяла: «Макс, я люблю тебя и буду с тобой. Жениться не нужно», – но ты… не хотел понимать. Поэтому я подумала, что, если скажу еще раз, ты рассердишься. И больше ничего не говорила. Просто слушала тебя. Думала, что слова вреда не принесут.

Макс ошеломленно молчал. Процесс осознания происходил почти наглядно. Вспомнились нежные разговоры, на деле оказавшиеся монологами. Страстные обещания, превратившиеся в навязчивые, опасные вторжения. Молчание любимой, на деле выражавшее не смущенное согласие, а хладнокровный расчет. Он мгновенно сжался и поблек, подавленный огромной комнатой, где стоял, уничтоженный собственным портретом над головой.

– Я не знала, что ты объявишь об этом гостям. Ты не предупредил. Сказал, что собираешься отпраздновать день рождения. Надо испечь торт. Придут друзья. Но не сказал, что объявишь…

– Это был сюрприз. Думал, что ты обрадуешься. Господи! – Макс убрал руку с плеча Мэй и прижал ко лбу ладонь. – Да еще позволил сфотографировать тебя для этого чертова журнала! И ты опять ничего не объяснила. Не произнесла ни слова! – Он покачал головой. – Ни единого слова!

– Не могла объяснить, – прошептала Мэй, и по щекам ее покатились слезы.

Дуглас что-то буркнул.

– Что ж… – Макс вздохнул, взглянул на сына, на Мэй и выпрямился. – Не плачь. Не плачь, Мэй. Послушай, почему бы тебе не подняться в спальню и не отдохнуть? А я вскоре приду, и все обсудим. Хорошо?

– Папа, а вдруг он действительно расскажет газетам? – произнесла Уэнди. – Что мы будем делать, если…

– К черту газеты! – крикнул Макс. – Пусть пишут что угодно! Пусть попробуют меня тронуть!

– Я уйду, – промолвила Мэй и дрожащими пальцами коснулась руки Макса. – Уйду, и тогда…

– Не говори ничего сейчас. Будь хорошей девочкой, поднимись к себе, приляг и постарайся уснуть. Пожалуйста.

Берди поняла, что Макс дошел до предела.

Мэй опустила голову и исполнила волю господина: неслышно прошла по комнате и поднялась по лестнице. Раздались лишь два тихих щелчка – открылась и закрылась дверь спальни.

Макс упал в кресло и закрыла лицо ладонями:

– Боже милостивый!

Квартира экономки состояла из гостиной, спальни, кухоньки, ванной и была выдержана в бежевых и синих тонах. Рассчитанная сразу на все вкусы, она не имела собственного стиля, но для Берди, наконец-то вырвавшейся из разгневанного и алчного обсуждения, устроенного Уэнди и Дугласом, после того как Макс отправился выяснять отношения с опозоренной невестой, а Бервин скрылась в мастерской, тихие комнаты стали истинным раем. Она с наслаждением осматривала свои владения, пусть и временные. Квартира укромно вписывалась в угол дома, а войти туда можно было из главной кухни. Окна гостиной с одной стороны выходили в сад, а с другой позволяли увидеть узкую боковую дорожку вдоль стены. Дальше, в саду Изы, боролись за существование разросшиеся деревья и кусты, уныло висела провалившаяся проволочная изгородь, и неуклюже возвышался громоздкий мусорный бак на колесах. Ничего не скажешь, пейзаж не самый живописный. Но даже в таком волшебном дворце, как «Третье желание», периодически скапливается мусор. А мусор должен куда-то деваться.

Окна спальни, где помещалась широкая кровать, телевизор и шкаф во всю стену, также смотрели на боковую дорожку. Скорее всего днем здесь было довольно сумрачно, зато в полной мере присутствовал гул разбивавшихся о камни волн. Похоже, прилив набирал силу. Ночь выдалась безлунной. Подавляя неприятное, подозрительно напоминавшее страх чувство, Берди вгляделась в темноту. Поднимался ветер. Царапая стекло, из сада Изы тянулись длинные ветки. Хорошо, что отпала необходимость следить за почтовым ящиком. Анонимный автор нашелся. Точнее, объявился.

Берди задернула шторы, разделась и легла в постель. На этой кровати спала Мэй – до тех пор, пока не перебралась в хозяйские апартаменты. Сейчас, наверное, главные герои сегодняшней драмы обсуждали следующий ход. Или один по-прежнему говорил, а другая слушала, опустив голову и молитвенно сложив руки…

Ветер завывал, волны ревели. Берди закрыла глаза. Ветки стучали в окно, кошка орала. Глаза снова открылись. Она размышляла о муже Мэй. Вспыльчивый, несдержанный – сразу заметно. Такие люди опасны. А если у него есть ружье? Он может прокрасться туда. Или спрятаться в заросшем саду, чтобы следить часами в ожидании удобного момента…

Берди повернулась на бок, поджала коленки, глубже забилась под одеяло и приказала себе уснуть. Постаралась дышать ровно и ни о чем не думать, но через две минуты встала, решив посмотреть телевизор.

Утром ветер стих, волны успокоились, океан жизнерадостно заискрился. Посмотрев в окно, Берди сразу почувствовала себя трусихой и лентяйкой, пропустившей лучшее время: из-за ночного сеанса старых фильмов проснулась в восемь часов. Макс вставал рано и к этому времени уже наверняка позавтракал.

Позавтракал и уехал. Это выяснилось после того, как Берди вышла из квартиры экономки и попала в сияющую чистотой кухню. На подносе возле духовки возвышалась гора пышных, румяных, пропитанных маслом булочек с изюмом. Рядом лежала записка:

«Всем доброго утра и приятного аппетита. Скоро вернусь. М.».

Оказывается, он работал совсем близко, за стеной спальни, а она ничего не слышала. Берди с интересом рассмотрела уверенный, энергичный почерк. Судя по всему, Макс едва сохранял присутствие духа. Она подумала о собственном положении. Лучше уехать, причем как можно скорее. Вот только обязательно нужно дождаться возвращения Макса, так что придется найти себе какое-нибудь занятие.

Пока Берди стояла в нерешительности и размышляла, пересилит ли потребность в кофе нежелание искать необходимые для его приготовления составляющие, скрипнула лестница. Отлично. Кто-то спускается.

Через минуту в кухне появилась Уэнди. Кажется, за ночь ей удалось немного прийти в себя. Цветастый сарафан, босоножки, яркая помада создавали жизнерадостный образ. Заметив Берди, она дружески улыбнулась и спросила с порога:

– Видела папу?

Берди покачала головой и показала на записку. Уэнди быстро прочитала ее и снисходительно пожала плечами:

– Он неисправим. И когда только успел столько напечь? Видимо, ему не спалось.

– Куда он мог отправиться? – поинтересовалась Берди.

– Вероятно, поехал на пляж, в Парадиз, чтобы заняться серфингом. Иногда он туда наведывается, особенно после плохо проведенной ночи. Признает пляж только рано утром, потому что в это время там никого нет. Чай или кофе?

Тихо напевая, Уэнди наполнила водой электрический чайник и принялась методично доставать из разных шкафов кофе, чай и чашки. Очень хорошо, подумала Берди и подошла к холодильнику, чтобы взять молоко. Никто не сможет назвать ее бесхозяйственной и ленивой.

Булочки оказались восхитительными, особенно в сочетании с превосходным кофе. Сидя за кухонным столом, Берди ощутила странное умиротворение. Несмотря на раздражающие манеры, в подобные минуты Уэнди составляла замечательную компанию. Практичная, умелая, она с удовольствием ухаживала за людьми, так что ничего не стоило представить ее заботливой, любящей женой, способной сделать мужа счастливым. Однако, несмотря на долгое ученичество, для жизни с Максом Уэнди не годилась. Как он сказал? Копия матери. Уэнди приняла образ жизни отца и его друзей, но осталась чужой. То же самое относилось и к Дугласу. Странно, но ни сын, ни дочь Макса не унаследовали его генов и не вдохновились примером отца. Можно было подумать, будто он так и остался стерильным одиночкой, не способным воспроизвести себя в потомстве.

Уэнди налила чаю из круглого коричневого чайника и встала, чтобы вскипятить еще воды.

– Пожалуй, приготовлю на обед котлеты из лосося, любимое блюдо Дугласа. – Она вздохнула. – Вчерашний вечер прошел ужасно. Правда, Верити Джейн?

Берди пожала плечами.

– Я долго не могла уснуть, – призналась Уэнди, вернулась к столу и добавила в чайник кипятку. – Все думала и думала. Очень жаль папу. И Мэй тоже. Попасться вот так, на глазах у всех! Наверное, не знает, куда деваться от позора.

– Ммм. – С булочкой во рту и с чашкой кофе в руках Берди слегка качнулась. Может, Уэнди решит, что она еще не окончательно проснулась.

Уэнди отхлебнула горячего чая.

– Но ведь все к лучшему, правда? Иногда, чтобы быть добрым, приходится поступать жестоко. Будто вскрываешь нарыв.

Берди перестала качаться. Стало совсем плохо. Подступила тошнота, и ей пришлось поскорее проглотить остаток булочки.

– Видимо, бедняжка сейчас наверху, складывает вещи, – продолжила Уэнди. – Дверь спальни заперта, поэтому папа и уехал. – Она тяжело вздохнула. – Действительно, все к лучшему. Но несчастный папа…

Берди с облегчением услышала, что лестница снова заскрипела. Бервин вошла в кухню, зевнула и запустила пальцы в короткие черные – теперь уже с заметной сединой – волосы. Сегодня она выглядела маленькой и бледной, а тени под глазами стали еще гуще.

– В чайнике остался чай, Бервин, – сообщила Уэнди. – И кофе есть.

– Спасибо.

Бервин слабо улыбнулась, присела в конце стола, налила себе чаю и начала сосредоточенно пить. Берди и Уэнди молча смотрели на нее. Вскоре она подняла голову:

– Макса видели?

– Нет, – ответила Уэнди. – Он куда-то уехал. Нам кажется, чтобы… ну, ты понимаешь… чтобы дать Мэй время собраться… Но прежде испек целую гору булочек, представляешь? Угощайся! – Она подвинула блюдо.

Бервин покачала головой:

– Спасибо, сейчас не хочется. – Она посмотрела на Берди и отвела взгляд.

Уэнди допила чай и поднялась:

– Пожалуй, пойду наверх и приберусь, пока есть время. Справишься здесь без меня, Верити Джейн?

– Конечно. Не беспокойся.

Уэнди поставила чашку и тарелку в раковину и с улыбкой вышла из кухни. С лестницы донеслись тяжелые шаги. Верити и Бервин сидели, уткнувшись в чашки, пока по звукам над головой не поняли, что Уэнди вошла в свою комнату.

– Как дочь может настолько не понимать собственного отца? – произнесла Верити. – Макс не отпустит Мэй. Теперь, помимо всего, это еще и вопрос чести.

– Не знаю. – Бервин снова запустила пальцы в волосы. – Вероятно, он не сможет остановить ее, удержать. – Она нахмурилась. – Или даже не попытается. Появление мужа Мэй сломило его.

Берди показала на записку, которую Уэнди положила на стол рядом с блюдом:

– Написано вполне жизнерадостно.

– Да. – Бервин пожала плечами. – Макс отлично умеет скрывать истинные чувства. Иначе и быть не может: всю жизнь этим занимается.

– Но наверняка… – Берди нахмурилась. – Послушай, Макс – человек слова. Может добиться развода для Мэй, и тогда…

– Ты не понимаешь. Конечно, может. Но захочет ли? Мы с ним разговаривали до вечеринки, и он напомнил мне ребенка, получившего новую игрушку. Восхищался ее мягкостью, чистотой, доверчивостью. Хотел о ней заботиться, оберегать. Едва ли не укутать и прижать к груди, чтобы никто не обидел. Говорил, что Мэй прозрачная, честная и открытая, как дитя. – Бервин поморщилась. – Мне стало любопытно, какова же она на самом деле. И вот на вечеринке я ее увидела…

– И что подумала?

– Не знала, что и думать. Точнее, знала. Подумала, что это ужасно. Непонятно, что их может связывать. – Она едва заметно улыбнулась. – Не хочу рассуждать в духе Уэнди. Естественно, Мэй хороша собой. Молода, потрясающе красива. Разумеется, Макс влюбился. К тому же о ней можно заботиться. Именно то, что требуется, с начала до конца. Но работать над портретом оказалось мучительно трудно. Загадочная модель. Я так и не сумела понять ее, сколько ни старалась. А теперь догадываюсь почему. Мэй постоянно играла роль. Странно, что я не сразу это осознала. Обычно быстро схватываю человеческую сущность.

Она сложила руки и посмотрела на тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями.

– Зачем Максу понадобилось на ней жениться? У него были дюжины сногсшибательных подруг, но ни одной не удалось по-настоящему окрутить его. – Бервин помолчала и добавила: – Вот это качество меня всегда в нем восхищало. Забавно, правда? Я на подобное двуличие не способна. Пока речь идет о легкой игре, Макс абсолютно аморален, но как только дело доходит до глубокой привязанности, становится весьма разборчивым. Полагаю, на сей раз он просто растерялся. Вышел на пенсию, испугался семидесятилетия и попался на крючок. Не смог устоять перед образом беспомощного доверчивого котенка. Для Макса это сильнейший магнит. На недолгое время.

Бервин потянулась и вздохнула:

– А теперь ее образ рассыпался на мелкие кусочки. Вот почему не верится, что он захочет удержать Мэй. Узнать, причем даже не от нее самой, что все это время девушка обманывала, жила за счет другого мужчины и потом того бросила, что и его самого водила за нос, поскольку не собиралась выходить замуж… Это как упасть с небес на грешную землю.

Они сварили вторую порцию кофе и снова сели за стол, превратившийся в островок крошек, замасленных тарелок и грязных чашек посреди сияющей пустынной кухни. Значительных налетов на гору булочек не совершали, и те одиноко стыли и черствели, внушая Берди смутное чувство вины. Казалось, не заставить себя съесть еще парочку – значит, ответить на гостеприимство Макса черной неблагодарностью.

Вскоре Бервин поднялась к себе, а Уэнди сразу спустилась, словно дожидалась подходящего момента, и начала проворно убирать со стола – автоматически, будто мысли были заняты чем-то иным. Она не сочла странным, что работу оставили ей, и отклонила запоздалое и неискреннее предложение Берди помочь.

– Одной удобнее, – объяснила Уэнди, споласкивая посуду, загружая ее в моечную машину, вытирая тряпкой липкий стол и безупречно чистые рабочие поверхности. – Хорошо знаю, что и как надо делать.

Берди показалось любопытным, что именно Уэнди приняла на себя обязанности хозяйки дома, хотя Бервин жила здесь с Максом после ее отъезда и должна была отлично ориентироваться в кухне. Тем не менее Бервин выглядела гостьей. Наверное, как всегда, ощущала себя чужой, в то время как Уэнди вернулась к себе домой.

В половине одиннадцатого появился Дуглас – чисто выбритый и, как всегда, безупречно одетый. Несчастье отца не помешало ему выспаться. Напротив, он излучал безмятежное довольство.

– А где несчастная пара? – спросил Дуглас с широкой улыбкой.

– Зачем ты так? – шепотом упрекнула Уэнди. – Мэй наверху, собирает вещи, а бедный папа оставил ее и уехал. Когда вернется, постарайся держаться сочувственно. Он пережил шок.

– Поделом старому ослу, – усмехнулся Дуглас и хлопнул себя по животу. – Поесть дадут?

– Если пообещаешь не говорить глупостей, то что-нибудь придумаю, – ответила Уэнди. – Пойдемте в гостиную. Мы ведь как раз собирались пить кофе. Правда, Верити Джейн? – Она многозначительно посмотрела на Берди.

– Да-да, – кивнула та, хотя чувствовала, что от избытка кофеина, затянувшегося безделья и невыносимых пустых разговоров у нее начинает кружиться голова.

В гостиной Дуглас плюхнулся в кресло и, продолжая улыбаться, уставился в окно. Через несколько минут Уэнди поставила перед ним поднос и нервно затараторила:

– Дуглас, до возвращения папы нам нужно составить план действий. Когда Мэй соберет вещи…

Берди почувствовала, что пора вмешаться:

– Уэнди, мы ведь не знаем наверняка, что Мэй пакует чемоданы. Ты лишь предположила…

– О! – Уэнди растерялась. – Да, пожалуй…

С улицы донесся звук мотора, а потом раздались гудки: два коротких и один длинный. Все встрепенулись.

– Макс вернулся? – спросила сверху Бервин.

Хлопнула дверца машины. Распахнулась входная дверь, и показался сияющий Макс – худой, загорелый, в рубашке с красными цветами и в белых брюках.

– Всем привет! – воскликнул он. – Отличный денек, не так ли?

Если он и работал на публику, то весьма убедительно. А выглядел так, словно ничего из ряда вон выходящего не случилось и жизнь шла своим чередом.

– Папа… – Уэнди заерзала в кресле и нервно посмотрела на отца.

Макс подмигнул ей.

– Все отлично, дочка, – заверил он и потер руки. – Мэй уже спустилась? Нет? Тогда поднимусь. – Макс шагнул к лестнице, но на первой ступеньке неожиданно обернулся, положив руку на перила. – Не смотрите так испуганно, дети. Все в порядке. Произошел небольшой сбой в коммуникации. Случается даже в лучших семьях. Ночью мы с Мэй славно поговорили, так что теперь обстоятельства прояснились. – Он рассмеялся. – Занимаюсь устранением объективных препятствий. Как только состоятся разводы, сыграем запланированную свадьбу. Больше сложностей не возникнет. – Его глаза сверкнули. – А потом родим кучу детей. Троих или четверых. Или пятерых. Почему бы и нет? Мэй любит детей. Времени впереди полно. Лично я собираюсь жить до ста двадцати лет, не менее. Ну а теперь никуда не расходитесь: приготовлю на ленч пиццу.