Текст книги "Когти"

Они с Рамоном закончили «соперничать», а фигурантки опять остановились и с забавным отчаяньем задерживали колесо, чтобы рискнуть еще раз. Потом было сольное выступление Риты, «рулетка» крутилась долго. Балерина показала себя в полную силу.

После того, как колесо со звоном остановилось в последний раз, раздались громкие аплодисменты. И опять воцарилась тишина. Рита снова победоносно сгребла деньги, фигурантки, забавные в своих фраках, удалились, а Рамон достал маленький никелированный револьвер и выстрелил себе в висок.

Выступление закончилось под гром аплодисментов. Три раза раскланивались Рита и Рамон, потом еще дважды – Рита одна; она часто дышала, ее глаза блестели от возбуждения. Это был полный успех. Фрэнк Эрл, владелец заведения, вышел к ней, чтобы выразить свою признательность.

В своей раздевалке Рита обнаружила визитную карточку. Так она узнала, кто был неизвестный: «Ватни Вайт» было написано на карточке.

Чтобы успокоить свои расшалившиеся нервы, Джейс Коннерли выпил три порции виски в баре «Голубого Джека». Ни одна из его многочисленных гипотез не помогла ему ответить на вопрос, что же именно побудило Джона посетить Франсуазу. Коннерли терялся в догадках. Он был буквально потрясен и даже взбешен! Какого черта парень суется не в свое дело?!

Джордж Кивер, хозяин заведения, сделал знак официанту и присел рядом со своим приятелем. Кивер был тучным человеком лет за сорок, у него был громкий мужественный голос, золотые зубы, жидкие волосы и ресницы цвета соломы.

– Здесь сейчас Том и Эван, – сказал Кивер. – Они хотят начать игру. Пошли к ним.

Джейс Коннерли не возражал и молча поднялся по лестнице на второй этаж. Кивер шел за ним, украдкой на него поглядывая.

Двое друзей на втором этаже уже были навеселе. Они только садились играть в карты. Джейс поздоровался. Они обратили внимание на его вымученную улыбку и слабый голос, хотя Коннерли не показался им очень пьяным.

Игроки подвинули стулья к столу. Эван Табор, владелец фабрики консервированных продуктов, подснял карты; сдавал страховой агент Том Лонг, самый молодой из четверки. Его недавно бросила жена, не найдя с ним счастья, по этой причине мистер Лонг развеивал свою печаль в «Голубом Джеке».

Джейс Коннерли выиграл первый ход. Он ставил по доллару на каждое очко и за каждый пас.

– Так очень долго, – нечленораздельно проговорил он, качая своей пепельной головой. – Давайте по пяти. Ты сдаешь, Джордж.

Джордж Кивер взял колоду, но остановился, так как вошел еще один человек – Эд Хаскелл, окружной шериф.

– А, играете… – протянул он. – Разрешите карты. Кивер стасовал колоду. Шериф Хаскелл подвинул стул, посмотрел на пятидолларовые купюры на углу стола и в свою очередь извлек пять долларов. Джейс Коннерли сделал ставку. За две игры он положил в карман 35 долларов и проговорил более четким голосом:

– Это очень слабо.

Не обращая внимания на то, что ему говорили его приятели, он встал из-за стола и, тяжело ступая, подошел к окну. За окном стемнело. Джейс бросил взгляд в сторону своего дома.

Он вспомнил, что даже не принес домой никакой еды. Не принес и денег для музыкантов Стентона. Поболит у него теперь голова, подумал он. Придется ему в одиночестве пиликать на скрипке, сбежав от своих музыкантов и кредиторов. Уже вечереет, в саду сейчас темно и он вынужден будет вернуться в дом, а там встретиться с ними лицом к лицу. Ну, а мне-то что? У меня к нему нет ни капли сочувствия. Мне наплевать на его музыку и на то, что ее не публикуют. Он только выбрасывает деньги на ветер! Отлично, ну а мне-то какое дело?!

А где сейчас Джон? Все еще с ней? Наверное, уже ушел. Тоже мне чемпион! Пока у него нет ничего, кроме желания стать знаменитым боксером. Смешно смотреть, как он носится с этой идеей. А сейчас он у Франсуазы, и я не смог ему помешать! Проклятье!

Он возвратился к своим друзьям, громко спросил:

– Ну как дела, ребята? Кто объявит черви? Он подошел к двери и приглушил звонок.

– Ты наверно хочешь выпить, эй, Джейс? – спросил Кивер.

– Как черт! Продолжим партию в ресторане? Я дам вам отыграться: десять долларов ставка, двадцать долларов – пас.

– Ну, а что ты думаешь, нарушитель веселья? – воскликнул Эван Табор, фабрикант.

– Я думал, это дружеская партия, – фальшиво посетовал Том Лонг.

Играли вчетвером, официант не успел принести виски с содовой, как Джейс Коннерли опять выиграл.

– Мне надо спуститься, посмотреть, как обстоят дела. Должны прибыть клиенты, – сказал Кивер.

Джейс выписал официанту чек и угостил всех.

– Давайте продолжим, – сказал он. – Останься, Джордж, я дам тебе отыграться. Двести долларов ставка и сто долларов пас. Хотите? Давайте. Я сдаю.

Игроки быстро переглянулись, трое из них вернулись к столу. Том остался стоять.

Шериф Хаскелл пошел вначале 10 и потом 11, но на этом и остановился. Джейс Коннерли пошел с четырех, между тем Кивер объявил 2 и 2 и был вынужден достать бумажник, чтобы заплатить. Эван Табор играл с осторожностью и объявил семерку. Тогда Джейс Коннерли громогласно объявил, что идет на все, и сорвал всю ставку. Таким образом он положил в карман жилета 600 долларов. Его челюсти сжались, глаза сузились. Он снова наполнил пять бокалов.

– Выпьем! За карту, которая идет! Так быстрее, и не надо торчать тут весь вечер. Послушайте! А давайте по пятьсот!

– Ты что, сошел с ума? – спросил Эван Табор.

– У вас не в порядке с головой, Джейс, – сказал шериф. – Я думал, что это все же дружеская партия!

– Эх вы, трусы! – заорал Джейс Коннерли. – Давайте по пятьсот! Кто будет?

– Я, – твердо сказал Эван Табор и достал деньги, между тем Том Лонг протянул руку к картам и начал их тасовать.

– Хотите перемешать еще? – спросил Кивер.

– Кончайте тасовать! – выкрикнул Джейс Коннерли. – Положите колоду!

Кивер достал 500 долларов; Эван Табор положил другие 500 рядом с деньгами хозяина ресторана.

– Поехали. Достаточно перетасовали.

Кивер снял четверку треф и недовольно выругался.

Джейс Коннерли вытащил девятку червей.

Эван Табор восьмерку той же масти.

Коннерли опустил в карман 1500 долларов, остальные четверо стояли рядом со своими стульями и одновременно говорили, но он их не слушал. Опять наполнил бокалы, поставил их на стол и, прищурившись, посмотрел в лицо Табору.

– Что происходит? Я взял все твои черви.

– И очки. Все, что пришли сверху, – ответил фабрикант.

– Прекрасно! – пробормотал Коннерли. – У тебя есть мясная лавка в нижнем квартале. Ты играешь на нее. Я же ставлю против свое заведение на Восьмой авеню и уличное кафе на Пятидесятой. Центр против нижнего квартала. Все на карту! Я тасую, ты снимаешь! Ну! Смелее!

– Будь что будет, а там посмотрим, – сказал Табор с погасшим взором.

Трое наблюдателей хотели сдержать игроков, но партия началась. Джейс Коннерли осушил свое виски, другие тоже выпили. Шериф перемешал колоду: дал карты Джейсу, который неуклюжим движением передал их Табору; тот положил карты на угол стола и старательно их перемешал.

– Ну, теперь хорошо! Давай! – крикнул Коннерли. – Вперед! Снимай!

Табор достал валета треф.

– Голубой Джек, – запинаясь, произнес Кивер[1]1
  Непереводимая игра слов. Джек – валет, обозначающий ссору.


[Закрыть]. Джейс Коннерли открыл девятку пик.

Он мог бы лишиться своего лучшего ресторана.

– Очень хорошо, – задумчиво протянул он. – Из двух зол надо выбирать меньшее – суеверие.

Его рука потянулась к стакану с виски.

– Сыграем еще раз, Эван? У тебя есть еще фабрика и магазины, а у меня еще четыре ресторана. Поставь на свою фабрику!

Том Лонг и шериф запротестовали и пытались их дружески увещевать. Никто их не послушал. Эван Табор пронзил Джейса Коннерли взглядом через стол: они оказались лицом к лицу на расстоянии нескольких сантиметров.

– Сдавай! – сказал Табор. – Я сыграю.

В наступившей тишине был слышен лишь шелест карт. Табор искоса взглянул через плечо, чтобы проследить, как будут тасоваться карты. Шериф сидел, низко опустив голову.

– Давай! – сказал Джейс Коннерли. Эван Табор сдал короля червей. Джейс Коннерли – туза пик.

Наблюдающие засопели, почувствовав облегчение.

Табор взял свой пиджак и из внутреннего кармана достал вечное перо. На бумажной салфетке, которую вместе с выпивкой принес официант, дрожащей рукой написал:

Отдаю полностью в распоряжение Джейсу Коннерли свою фабрику для консервирования мяса. Эван Табор.

Выигравший сложил бумагу и положил ее в карман.

Джордж Кивер подошел к телефону, чтобы попросить Арди Легрелла проводить Коннерли домой, но тот еще не пришел в бар.

Тогда он позвонил Франсуазе. Подошла кассирша. Девушка сказала, что Франсуаза попросила ее отвечать на телефонные звонки.

– Речь идет о мистере Коннерли? – спросила девушка.

– Да.

– Вот почему мне приказали только отвечать на звонки и больше ничего не говорить. Это ее приказ. Вы об этом знаете, мистер Кивер. Я не думала, что…

Кивер с раздражением повесил трубку.

– Не надо отправлять меня домой, друзья, – промычал Коннерли. – Давайте еще выпьем, я угощаю!

– Нам не надо больше пить, – сказал Хаскелл. – И тебе тоже.

– Почему меня никто не поздравляет? – спросил Коннерли. – Теперь у меня есть консервный цех, благодаря доброте Эвана, однако он мог бы иметь неплохой доход с Восьмой улицы. Слушай, Эван, тебе нужен мой вексель. Погоди немного.

Табор, потерявший многое, услышав о ресторане стоимостью в сто тысяч долларов, огорченный прошел к туалету, вошел туда и закрыл дверь.

Шериф Хаскелл что-то пробормотал насчет необходимости его присутствия в другом месте и ушел с Кивером.

Том Лонг, которому нужно было идти в страховое общество, протянул руку Коннерли, сказав:

– Желаю счастья! – Однако тот его не услышал и вошел в зал, где был вход в комнаты Франсуазы. Джейс Коннерли стал наблюдать за ее закрытой дверью. Он провел рукой по лицу, приводя себя в порядок, и спустился по лестнице. На последней ступени он, раскачиваясь, посмотрел в сторону бара, но не пошел туда, а направился к дому.

Уже совсем стемнело. У заведения припарковалось множество разнообразных машин.

Как сказочно прекрасно выглядит парк ночью под искусственным освещением и со столькими разноцветными автомобилями!

Коннерли пошел по аллее к своей машине. Странно! Вдруг он услышал, как в темноте кто-то хрипло ревет, как будто рычит тигр.

– Что за чертовщина?!

Коннерли подошел к своему автомобилю и вгляделся в темноту, в лес. Нет, откуда здесь взяться тигру?!

Но что же тогда происходит? Джейс сделал шаг, еще один и прислушался. Сзади раздался легкий шорох. Потом его что-то ударило по затылку. Он упал ничком и, прежде чем коснулся земли, мир навсегда рассыпался перед ним…

Стентону не понравилось выражение лица племянника; кроме того, он не почувствовал себя лучше, убежав от него.

Когда он возвратился домой, то увидел Джона, направляющегося быстрыми шагами в сторону здания «Голубого Джека». Сердце Стентона екнуло. Он споткнулся о край каменной плиты и упал на землю. Старик с трудом поднялся и, прихрамывая, вошел в дом. Какая ужасная жизнь!

И все потому, что сейчас он встретится со своими скрипачами. В музыкальном зале их было пятеро, и они пристально, не моргая, смотрели на него. Они хотели получить свои деньги. Они не уйдут без денег, а у него нет ни цента. Деньги были у Джона для того, чтобы содержать в порядке спортзал и платить своему тренеру; они были у Джейса, чтобы проматывать их в карты и содержать свою любовницу. А для самой лучшей музыки на свете нет ни доллара! Это несправедливо! А эти пятеро болванов не желают его слушать. Они могут играть на своих скрипках когда и где угодно, могут создать новый квинтет, но у них нет сострадания.

– Я не знаю, что делать, – повторил Стентон уже в сотый раз. – Если вы согласитесь еще подождать, я пока могу предложить вам что-нибудь выпить.

– Это неплохо, – сказал один из скрипачей, – однако нам надо и перекусить. Но что? Мы ведь торчим тут уже целый день.

– Здесь недалеко, в «Голубом Джеке» вы можете поесть, – ответил смущенный композитор.

– Да, конечно. Но это стоит денег, – грустно сказал музыкант. – У вас в доме имеется какая-нибудь еда?

– Но ее пока еще не принесли! – воскликнул композитор.

– Потому что вы не хотите есть, вы и нас морите голодом, – возмутился скрипач.

– Что-нибудь поищем, – ответил композитор и вышел, покраснев от обиды.

На кухне он попросил экономку миссис Свенсон приготовить сандвичи и кофе на пятерых.

Услышав ответ, он повернулся спиной и поднялся по ступеням.

Я обязан им заплатить, думал старик, потому что завтра мы должны записывать пластинку. Я хотел просить их о пяти больших дисках по доллару за каждый. Но почему этот проклятый коротышка каждый раз говорит мне одно и то же? Что у него на всякую чепуху нет денег. Почему я должен выносить это? Четыреста долларов! Где их взять!

Стентон услышал внизу голоса и выглянул из-за перил.

– Убирайтесь отсюда! – это был голос Джона. Опять хлопнула дверь. Затем, немного погодя, пятеро музыкантов гуськом направились на кухню. Миссис Свенсон это не понравилось.

– Лучше, если я спущусь вниз, – пробормотал Стентон. – Но не без четырехсот долларов…

Он заметил в вестибюле телефон и решил, что здесь его никто не увидит. У него появилась идея. Он взял телефонный справочник, нашел номер «Голубого Джека». Ответил мужской голос.

– Алло! – сказал Стентон Коннерли. – Это ресторан? Джейс Коннерли здесь? Я хочу поговорить с ним.

Голос Арди Легрелла вежливо ответил:

– Коннерли? Здесь нет никого с таким именем. Очень сожалею.

– Проклятье! – воскликнул Стентон.

У него так заболела голова, что, казалось, она сейчас разломится. Старик обезумел от горя. Он с силой стиснул челюсти и, покачиваясь, пошел вниз по лестнице. Ударом ноги он отворил дверь на улицу и, сжав кулаки, направился к «Голубому Джеку», мягко освещенному прожекторами. Неуверенной походкой он пересек грядки с овощами, зацепился о стебли фасоли, увидел созревающие помидоры и опять споткнулся, теперь уже обеими ногами.

Тренером Джона Коннерли был Клив Поллок. По условиям договора он имел право занимать комнату старого водителя над гаражом, так как Джон хотел всегда иметь его под рукой.

Клив отдыхал после обеда. Он с грустью думал о том, что ближайшую неделю все еще будет здесь. Поллок спустил ноги на пол. Поднялся, зевнул, потянулся и почти бессознательно подошел к окну, из которого виднелась черепичная крыша «Голубого Джека». Его преследовали мрачные мысли.

Джон сможет победить Макса Малоне, но и Макс Малоне может нокаутировать его. Старик сейчас в игорном доме, скоро вернется оттуда. Джон надеется хорошо заработать на ринге своим коронным ударом и доказать отцу, чего он стоит. Да, но старика не обманешь, ведь за все платит он. Он много играет в рулетку и тратит там немало денег. Известно, что некоторые таким способом делают деньги, и он, возможно, один из них. Интересно, есть ли на нижнем этаже рулетка? Хотелось бы это точно знать. Ба! Да там что-то вроде притона, только высшей категории. Как прекрасно одеты дамы и господа! Взглянуть бы на них разок ради любопытства. Посмотреть, как они играют. И можно поставить пять долларов, чтобы сыграть один кон. Почему бы не испытать судьбу, не тряхнуть стариной?

Клив Поллок думал о своей жизни. Чего он достиг за все эти годы? Он был один из тех, кто зарабатывает себе на жизнь кулаками… Однако умные люди используют не кулаки, а свои мозги, а почему он этого не делает?

Клив оделся в новый клетчатый костюм коричневого цвета, расправил рукавом шляпу, тоже новую. Он ощупал карманы брюк, чтобы убедиться, есть ли там какие-нибудь деньги. Спустился по ступенькам и окунулся в свежий воздух. Он уже совсем было вышел за дверь, как вдруг задержался в раздумье. Ведь в казино он никого не знает. Он свернул на автостраду, чтобы появиться со стороны стоянки, как состоятельный владелец одной из этих дорогих машин, а потом направился к заведению. Дорога от шоссе до «Голубого Джека» заняла у Клива восемь минут.

Он вошел в бар. Для начала решил выпить.

– Дайте мне пива. У вас не найдется сандвичей? – спросил Клив.

Немного пива не повредит тренеру. Во всяком случае, Джон об этом не узнает. И, наконец, кто должен драться с Максом Малоне? Не Клив же.

Тренер удивился, увидев Джейса Коннерли, вошедшего в бар и попросившего виски, но старик не узнал его и даже не обратил на него внимания. Он был навеселе. Клив впился зубами в свой сандвич.

В это мгновенье он мельком увидел Джона, быстро выходившего из заведения; тот был очень расстроен. И самым интересным было то, что Джон не заметил своего отца, как и тот его не увидел. И еще Джон не заметил, что Клив тоже находится в баре.

Странный вечер, подумал тренер. Что же будет дальше? Коннерли-старший заказал вторую порцию виски. Бармен за стойкой мешал Кливу сосредоточиться, пока тот обдумывал увиденное. Одно было ясно – здесь что-то нечисто.

Он выпил второй стакан. Коннерли снова заказал виски. Клив попросил еще сандвич; он не был уверен, что Коннерли его не услышит, но как и тогда, тот не слышал его и не видел.

Затем вошли двое, они что-то сказали Коннерли, а потом вместе с ним вышли из бара. Позже появились три дамы с какими-то тремя типами, они начали болтать и шутить с барменом. Народ в баре прибывал, появился человек, по элегантной одежде которого было виднр, что это метрдотель. Он сосредоточил внимание на Кливе, но тут позвонил телефон и метрдотель вошел в кабинку.

Клив услышал, как тот сказал:

– Коннерли? Здесь нет никого с таким именем. Очень сожалею.

Кливу Поллоку показалось, что этот человек ошибся. Он слез с табурета и стал напротив метрдотеля.

– Извините, – сказал он вежливо. – Но мистер Коннерли был здесь. Он поднялся по лестнице с двумя джентльменами.

– А! – воскликнул Легрелл, а это был он, направив на тренера свой привычный пронзительный взгляд. – Какой ловкий парень! Чего это вы вмешиваетесь не в свое дело? Убирайтесь отсюда!

– А вы кто такой? – невнятно проговорил Поллок, дожевывая сандвич. Но метрдотель уже вышел, как будто Клива не существовало, и он закончил восклицание уже в пустоту. Тренер возвратился к своему табурету в баре, где уже набралось столько народа, что ему пришлось с трудом протискиваться через толпу.

Похоже, подумал он, этот тип сознательно соврал, сказав, что Коннерли здесь нет.

– Послушайте, дайте еще пива! – крикнул он бармену. – И, будьте любезны, еще сандвич.

Призыв Клива остался безответным. Понемногу его мысли становились хаотичными. Старик за все эти игры, виски, за все, что здесь есть, понятно, может заплатить… Джон почему-то имел рассерженный вид, он, может, упустил отцовские деньги? И потеряет, если не получит их от него. Вчера Джон был каким-то странным, сегодня тоже. Он все время куда-то спешит. Очевидно, они крепко поссорились. Честное слово – это плохой признак! Как много здесь веселых женщин…

Бар был переполнен людьми, соседний зал тоже. Все что-то пили, держа фужеры в руках. Без сомнения, наверху шла игра.

– Эй, ты! – сказал он бармену. – Где находится рулетка?

Бармен не слышал.

Пусть катится к черту этот бар! Надо быть президентом Соединенных Штатов, чтобы тебя здесь услышали и не обижали!

– Послушайте, миленькая… – прорычал Клив девушке, беспечно восседавшей на соседнем табурете; он дотронулся до ее руки, она отодвинулась. Его опять начала мучить жажда. Он взял наполовину наполненный стакан и опустошил его до дна. А теперь хватит пива!

Часы в баре испортились, но пришел мастер, и они пошли лучше, но, по мнению Клива, как-то странно. Они показывали 22-25, но так поздно быть не могло.

В этот момент взгляд Клива наткнулся на загорелое острое лицо метрдотеля, который демонстрировал ему свои ровные зубы.

– Вы еще здесь? – спросил Арди Легрелл с нарочитой любезностью в голосе. – Я даю вам время, чтобы сказать «до свидания», а сейчас возьмите счет.

Сквозь пальцы Клив бросил взгляд на счет. Большими цифрами карандашом было выведено одиннадцать с лишним долларов.

– Вы ошибаетесь, милый человек, – сказал Клив, поворачиваясь к Легреллу. – Я выпил всего…

Тут Клив увидел, что стоящий на полпути к двери табурет мчится навстречу ему со скоростью боксерского удара, – таков был итог мощного толчка метрдотеля. Несмотря на множество людей, толпившихся у стойки, бармен перепрыгнул через нее и направился в сторону Клива.

Около порога Поллок утвердился на ногах и отдернул руку Легрелла, который схватил его за пиджак. Выбор – быть битым или бить самому – Клив решил просто: хорошенько встряхнул метрдотеля добрым ударом. Легрелл сунул руку назад. Неужели – пистолет? Вот грязная свинья! Хорошо, я немного подожду, когда ты расслабишься.

Но в руке метрдотеля оказалась гибкая дубинка, похожая на плеть, сантиметров 40 в длину, с дробинками и с ручкой на конце, чтобы можно было ею вертеть. Нет, официанты не имели оружия, потому что не имели разрешения. Голова Клива была свежей, а сам он готов к действию.

Он схватил Легрелла за руку, вырвал дубинку.

– Теперь ты, скотина, будешь знать, как вести себя прилично!-крикнул Клив.

Тренер сделал шаг назад, чтобы применить свой коронный удар.

Неожиданно из машины с зажженными фарами он услышал женский крик.

Клив отпрыгнул. Легрелл быстро побежал в противоположную сторону и, оказавшись лицом к лицу с подвыпившими пассажирами машины, заорал:

– Эй! Вы! Помогите мне! Меня чуть…

Когда Клив, немного поостыв, пришел в себя, метрдотель уже исчез.

Клив посмотрел на дубинку в своей руке, выругался и метнул ее в темноту, за автомобили.

Народ уже выходил из бара.

«Я еще с ним увижусь, – подумал Поллок. – А сейчас не буду ждать, пока он выйдет. Я сумею заткнуть ему рот». Потом он подумал о другом. «Он утверждал, что я не могу оплатить счет. Одиннадцать долларов! Ничтожное мелочное заведение! Стоит ли так проводить ночь!»

За его спиной свет освещал припаркованные автомобили. Клив пошел в темноту по аллее. И тут он внезапно услышал какой-то странный звук. Он посмотрел вперед и разинул рот. Не может быть!

Звук напоминал рык огромного зверя. Медведь? Скорее, это тигр. Тигр на аллее?!

Инстинктивно Клив помчался со всей возможной скоростью, его ноги звучно шлепали по гравию. Он пробежал близко от входа в «Голубой Джек» и подумал: что это за пьяный вышел оттуда? Он не узнал Джейса Коннерли. В панике Клив Поллок мчался к шоссе, не оглядываясь, не чуя от страха почву под ногами, а за ним из аллеи раздавалось свирепое рычание.

Эван Табор, который проиграл свою фабрику и не стал владельцем ресторана, находился в прострации.

Джордж Кивер подошел было к нему с предложением выпить, но, поглядев на Эвана, только спросил его, не хотел бы тот вместе с ним поехать домой. Он советовал Табору пригласить Джейса Коннерли к адвокату и еще говорил на разные темы, пришедшие ему на ум, чтобы отвлечь приятеля от грустных мыслей, но тот ни на что не реагировал.

Франсуаза Бриджеман подошла к Киверу, чтобы спросить, не пора ли закрывать, – в этот момент они стояли около выхода.

– Да, конечно, начинайте, – разрешил он.

Эд Хаскелл, Том Лонг и бармен Луи рассказывали всякую ерунду, перескакивая от бессмыслицы к глубинам философских сентенций.

В это время Эван обнаружил, что он не может ни двигаться, ни мыслить. Он, не вставая, сидел за столиком в углу, пил, полностью отрешившись от внешнего мира, не обращая никакого внимания на то, что его друзья говорили всякие малоприятные для него вещи или пытались его развеселить.

Должен ли он выполнить обещание? Или уклониться? Но чего он таким образом добьется? Может быть, когда он встретится с Джейсом, тот скажет, что все это была просто шутка? Может быть, попросить кого-нибудь подать Коннерли эту идею? И как же все это сделать? Тогда Коннерли отказался уступить, думал, что Эван пьян, как свинья. Но Табор не был пьян, и Джейс это знал!

Инстинктивно в первый и во второй раз он хотел отказаться от такого глупого риска. Короче говоря, пришел к выводу Эван, Джейс Коннерли – аморальный тип, испорченный и безжалостный.

В голове у Эвана все окончательно спуталось. Он понимал, что уже поздно, но у него не было сил даже взглянуть на часы. Табор позвал официанта, выписал чек, дал ему чаевые и пошел искать свою шляпу.

Ему показалось, что люди смотрят на него, как на убитого горем или сумасшедшего. Он окончательно растерялся и не знал, что делать дальше.

Плохо соображая после выпитого, Табор вышел из «Голубого Джека». Ночной холодок пробрал его до костей, да так, что он задрожал. Наконец он с трудом вспомнил, где поставил машину.

По дороге ему встретилось много пьяных, но один из них, поодаль, был пьян настолько, что лежал ничком. Эван приблизился, машинально бросил на него взгляд. Бог мой! Он подошел ближе. Человек, лежавший на газоне, был Джейсом Коннерли!

– Джейс! Что с тобой? Вставай! Ты можешь встать? Табор стоял рядом с Коннерли и тут его осенила мысль. Джейс был пьян, а в кармане у него находилась расписка, маленькая, сложенная в несколько раз бумажка, имеющая огромную ценность. Табор огляделся по сторонам. Никого не было видно. Из «Голубого Джека» доносилась приглушенная музыка, свет из ресторана сюда почти не доходил. Какой случай! Это" судьба!"

Он склонился над лежащим и стал ощупывать его карманы. Пусто. Он посмотрел в другом, опять пусто. Однако Джейс мог спрятать расписку вместе с остальными важными бумагами, поэтому необходимо было посмотреть в двух других, внутренних карманах его пиджака. Табор с лихорадочным нетерпением рыскал во внутренних карманах Коннерли. Потом с большим трудом обыскал его брюки.

В карманах ничего не было. Хотя поверить в это невозможно! Все карманы были пустыми!

Эван потрогал Коннерли за ноги и тут его мозг пронзила страшная мысль. Он поднялся и оглядел свои руки – они были испачканы чем-то липким.

– Кровь! Кровь Джейса Коннерли! Его обокрали и убили. Да… это же убийство!

Как загипнотизированный, он не мог не смотреть на темную массу, испачкавшую его пальцы. А когда он внимательно посмотрел на мертвое тело, его волосы встали дыбом. То, что осталось от лица и шеи, было растерзано когтями хищного зверя.

Фары автомобиля осветили Эвана и лежащего возле него на газоне человека.

Испуганный фабрикант побежал к своей машине. Он уже положил руку на руль, но вспомнил о происшедшем, в ужасе выхватил из перчаточного ящика тряпку и стер кровь со своих рук.

Будет лучше, если уничтожить эту тряпку, лихорадочно размышлял ой. Надо отвести машину в другое место. В первую очередь хорошенько вытереть руль. Да и ручку двери. Я веду себя как убийца. Надо вернуться и рассказать обо всем.

Но он знал, что не рискнет это сделать. Никто ведь не поверит, что это сделал не он. Надо сматываться отсюда. Хотя никто не сможет его ни в чем обвинить. Он весь вечер провел в «Голубом Джеке». Видимо, я здорово пьян. Интересно, который сейчас час? Меня же видели сидящим за столом. Правда, раз или два я вставал, чтобы выйти в вестибюль. А вдруг кто-нибудь подумает, что я отсутствовал слишком долго? Что это я убил Коннерли? Мы с ним не ссорились, хотя я был раздражен. Я почти потерял голову, надо успокоиться. Кивер поставил нам эту паршивую выпивку, уверенный, что я ничего не вспомню. Наверное, все откроется завтра. Этой ночью полиция еще не будет меня допрашивать. Я не знаю, что говорить! Все это мне не нравится!

Табор набрал скорость и поехал вплотную к ограде. Он боялся, что кто-нибудь, выходя из «Голубого Джека», заметит его, и двигался с преувеличенной осторожностью. Наконец он выехал на главную автостраду. – Дьявол! Надо же включить свет, – пробормотал он.

Было три с половиной часа утра. Шериф Эд Хаскелл начал свое расследование в «Голубом Джеке» с верхнего этажа, где они играли. На несколько минут он задержался в кабинете Кивера.

– Тяжелый случай, – повторил он во второй раз.

– Да, я понимаю, – сказал Кивер.

– Коннерли лежал ничком рядом со своей машиной, – продолжал шериф, уставившись на пустой игорный стол. – Кровь, много крови вокруг, на лице и на шее. Никогда я не видел столько крови. У нас в полиции есть фотография укротителя львов, погибшего от их когтей; лицо и шея Джейса напоминают это. На руках следов нет, мне кажется, он не успел ими закрыть лицо. Его убили без борьбы, он был слишком пьян, чтобы защищаться. Судья обязательно назначит расследование. Мы уже знаем, что смерть наступила от потери крови, но нам неизвестен нападающий, который порвал ему артерию.

– Ты можешь больше не говорить о крови? – раздраженно перебил его Кивер. – Тебе не кажется, что я все это уже видел?

– Да, конечно, – проговорил шериф. – Это ужасно. И его карманы пусты. Почти никому вчера не было известно, что у Джейса с собой была такая значительная сумма денег. Только вечером, как сам знаешь, произошел этот случай, и о нем, кроме нас, никто не знал! О его выигрыше тоже никому не было известно; и вот все бумаги и деньги пропали, чек и расписка тоже.

– Не думаешь же ты, что это сделал Табор?

– Я сейчас ничего не думаю, – спокойно сказал Хаскелл. – Я получил список автомобилей, которые тогда там находились, и тех, что уезжали в тот момент. Медицинское заключение гласит: на Джейса напали чуть погодя, после того, как он ушел отсюда. Поэтому понятно, почему он находился возле своей машины, немного не дойдя до нее. Куда он хотел отсюда ехать?

– Он был пьян, – сказал Кивер.

– Да, конечно. Мы знаем время и мотив убийства. Это – ограбление. У него карманы были набиты деньгами, кто-то мог увидеть их внизу в баре, там ведь очень светло. Коннерли выиграл только у Табора пятьсот шестьдесят долларов, не считая консервной фабрики. Наличными у него было в карманах две тысячи.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть на владельца ресторана, который в тот момент опустил глаза и воскликнул:

– Что происходит? Ты же не думаешь, что Эванс потом убил его и обчистил?

– Пока я ничего не могу утверждать, – сказал Хаскелл. – Я опросил за эти три часа массу народа и каждого спрашивал с самого начала: кто-то же пошел следом за Джейсом. Я не знаю, как его убили, но что его убили – это точно, и украли деньги. Это ясно. Но я хочу задать тебе вопрос, Джордж. И ты должен мне ответить как мужчина мужчине.

Шериф сделал многозначительную паузу.

– И что же это за вопрос? – осведомился Кивер.

– Хорошо, – продолжал Хаскелл. – Джейс был большим другом Франсуазы… Но раньше им был ты, это верно?

– Ну и что? – перебил его Кивер.

– Ты не видел в Джейсе соперника, а, Джордж?

– Ни в коем случае! – ответил Кивер. – Она общалась с Джейсом потому, что работала с ним. Мне очень неприятно, что последние недели он шагу не мог ступить без нее. Тебе так не показалось?

– Конечно, конечно, это вполне возможно, – согласился шериф. – Франсуаза необыкновенно привлекательная женщина. Я не хочу вдаваться в интимные подробности, Джордж, но я вынужден это делать. Речь ведь идет об убийстве. Хорошо, а сейчас я скажу тебе то, о чем ты уже безусловно догадываешься: я не могу разрешить, чтобы сейчас работало казино.