Текст книги "Не ищи меня"

Глава 5

Тогда

Наташа

Ранним утром в субботу Джен подъехала к нашему дому, чтобы отвезти нас на крестины. Ник занял переднее сиденье, потому что у него «ноги длиннее», мне пришлось сесть сзади вместе с Эмили. От этого у меня возникло ощущение, будто они родители, а я их ребенок. Джен поставила диск с хитами 90-х, их эпохи, и вовлекла Ника в разговор, такой тихий, что я почти ничего не слышала. И задалась вопросом, не сделала ли она это намеренно. Преисполненная решимости не дать задвинуть себя в угол, я просунула голову между передними сиденьями и ехала так полчаса, пытаясь по мере сил участвовать в беседе. Ник поначалу оглядывался через плечо, чтобы мне ответить, но потом его укачало, и ему пришлось смотреть прямо. Когда мы выехали на шоссе, Джен включила музыку погромче и стала подпевать. У нее был удивительно приятный голос.

Смирившись, я откинулась назад и стала смотреть в окно. Джен то и дело прерывала свое пение, чтобы спросить: «Знаешь, о чем мне напоминает эта песня, Ники?» Или: «А помнишь, как мы…?» Ник не поощрял все эти воспоминания, но и не пытался их пресечь. Возможно, он просто ничего не мог поделать: в конце концов, она оказывала нам услугу.

Пока мы ехали по автомагистрали М4, я решила, что нужно будет обсудить с Ником этот вопрос, как только мы вернемся с крестин. Если Джен в будущем снова предложит нас подвезти, придется просто вежливо ей отказать. Еще мне хотелось что-нибудь сделать с ее постоянными появлениями. То, что она продолжала приходить в свой бывший дом, не могло принести ей ничего хорошего, а я при этом только мучилась чувством вины.

Все очень удивились, когда я сказала, что бывшая жена Ника съехала добровольно. Обычно уходит тот, кто изменил. Но Ник любил дом и хотел там остаться. Мы полностью сменили интерьер, даже на кухне и в ванных комнатах, хотя все оборудование было в превосходном состоянии. Мне это казалось чудовищной расточительностью, но Ник заявил, что я должна оставить свой отпечаток. Я постаралась, как могла, сделать дом уютным, но все же до сих пор чувствовала присутствие Джен, особенно в спальне. Когда я открывала дверцы шкафа, меня обдавало тяжелым ароматом ее духов.

* * *

Крестины проходили в родной деревне Ника и Джен, под Бристолем. Его родители, брат и сестра жили в нескольких километрах друг от друга, и их близость была не только географической. Они постоянно общались: заглядывали друг к другу на кофе, вместе ходили по магазинам, устраивали вечеринки, даже отдыхать ездили вместе. И хотя Ник с Джен давно переселились в Лондон, они поддерживали семейные традиции. А потом появилась я и все разрушила.

– Ты не просто уничтожила счастливый брак, – обвинила меня сестра Ника. – Ты уничтожила целую семью.

Но я была не виновата. Совсем.

Глядя на окружающий унылый ландшафт невидящим взглядом, я погрузилась в воспоминания о том пьянящем времени, когда наши отношения только начинались. За первым ужином последовали цветы и шоколад, другие ужины, обеды (иногда роскошные, с большим количеством алкоголя, а иногда – просто кофе и сэндвич), вечерние коктейли, послеобеденный чай в «Фортнум и Мейсон», шампанское на лондонском колесе обозрения, катание на гоночных катерах по Темзе и венец всему – заикающееся признание в любви на вершине небоскреба. Поначалу я сопротивлялась его обаянию, напоминала ему, что он женат, но он заявил, что их с женой отношения давно уже на последнем издыхании.

– Мы были слишком молоды, почти дети, – говорил он. – Она постоянно бывала у нас, приходила в гости к моей сестре, мы воспринимали ее как члена семьи. Она была по уши в меня влюблена. Хейли одобряла, родители тоже, и мне не хотелось их расстраивать. С моей стороны это была просто лень. Я позволил ей стать моей девушкой и не успел оглянуться, как уже шел к алтарю.

Мне было жаль Ника: его практически заставили жениться. Он старался, как мог, чтобы брак удался, но в этих отношениях не было искры. Я уважала его за то, что он оставался с Джен так долго, но ведь имел же он право на счастье? Конечно, Джен мне тоже было жаль, и я чувствовала себя виноватой за то, что увела ее мужа. Но нас захватила любовь, настоящая, сумасшедшая, неистовая. Нам обоим казалось, будто с нами это происходит в первый раз, и мы не могли остановиться, хотя понимали, что наши отношения опасны и причинят боль многим людям. Нам выпал шанс быть с тем, кого мы по-настоящему желали, – так почему мы должны были себе в этом отказывать?

Из-за работы Ника нам нетрудно было проводить время вместе. Ему часто приходилось уезжать по делам в другие страны в других часовых поясах, поэтому Джен привыкла, что его нет рядом. Когда она думала, что он в Америке или в Китае, он был всего лишь в нескольких километрах от нее, со мной, в роскошном бутик-отеле, иногда даже в номере для новобрачных. Он покупал мне красивую одежду и дизайнерские туфли, отправлял к лучшим парикмахерам и стилистам. Каждый раз, когда мы встречались, он дарил какую-нибудь «безделицу»: украшение, духи, белье. И я постепенно менялась, подстраиваясь, подобно хамелеону, под новое окружение. Я все еще чувствовала себя скованно в мишленовских ресторанах, но Ник научил меня глотать устрицы и есть стейки с кровью. Он научил меня не благодарить каждый раз официантов и не заправлять постель по утрам. Мне становилось неловко при мысли о том, что думает о нашей разнице в возрасте гостиничный персонал, считают ли Ника моим боссом или даже «клиентом», но его это нисколько не волновало. Однако он боялся, что Джен узнает, – но только потому, что это стало бы для нее тяжелым ударом.

– Когда-нибудь я ей расскажу, обещаю, – повторял он.

Я не пилила его по этому поводу, хотя осознание того, что большинство вечеров он проводит дома с Джен, было не слишком-то приятным. Я очень переживала, когда на ее день рождения он повез ее в Рим, но держала свои чувства при себе. Я никогда не спрашивала, занимаются ли они до сих пор сексом, но Ник намекал, что нет.

– Мы с ней как брат с сестрой, – говорил он. – Или как старые друзья.

У меня не было причин ему не верить.

Я была так безнадежно влюблена и так убеждена в том, что мы не делаем ничего плохого, что мне и в голову не пришло держать мой роман в секрете от подруг. Их осуждение потрясло меня.

– Ты предаешь женскую солидарность, – говорили они.

– Он никогда не бросит жену.

– Тебе будет больно.

– Все кончится слезами.

Никто и слушать не хотел, когда я говорила, что они не правы, что здесь другая ситуация, что Ник меня любит, а я люблю его, что у нас серьезные отношения.

* * *

– Я позвоню завтра Майку, – сказала Джен. – Если повезет, его парень сразу приступит к работе.

Я вернулась в действительность и придвинулась к ним.

– О чем вы?

Ник оглянулся.

– Один наш старый друг переезжает в Штаты и отпускает водителя. Джен предлагает его нанять.

Я нахмурилась.

– Зачем тебе водитель? Почему бы не ездить на такси?

– С водителем гораздо удобнее, – ответил Ник, – и ненамного дороже.

– Гораздо солиднее, чем приезжать на совещания на «Убере», – добавила Джен.

– И он сможет возить тебя по магазинам и в ясли за Эмили, когда не будет занят со мной. Никакой толкотни в метро с коляской, а?

– Ну да, наверное, стоит подумать, – ответила я, чувствуя инстинктивную враждебность к этой идее.

– Только не долго думайте. Я бы на вашем месте его с руками отхватила, пока предлагают, – сказала Джен.

Ник воодушевленно заерзал.

– Да, думаю, мы так и сделаем.

Мне не хотелось спорить в присутствии Джен, поэтому я ничего не сказала, но меня снедало беспокойство. Наличие водителя казалось неоправданной роскошью. Я только-только привыкла к тому, что у нас есть домработница, хотя и не говорила об этом маме, которая сама зарабатывала на жизнь уборкой. Мы платили приходящему садовнику и вызывали специалистов, чтобы помыть окна, почистить ковры, диваны или отполировать гранитные кухонные поверхности. Ник никогда не держал в руках ни отвертки, ни кисти – каждый раз, когда нужно было что-нибудь сделать по дому, мы обращались в подходящую компанию. Но с водителем у нас как будто появится полноценный слуга.

Я представила, как подъезжаю к муниципальному дому, где жила мама, и она с отвращением смотрит на водителя, вылезающего из машины, чтобы открыть мне дверь. Я понадеялась, что Ник не заставит его носить фуражку. Мама только недавно стала снова со мной разговаривать, и мы легко могли опять поссориться, начни я при ней, по ее выражению, кичиться богатством.

– Его зовут Сэм, – сказала Джен. – Ужасно скучный, но надежный.

Ник рассмеялся.

– Идеально.

Я поверить не могла, что он так легко дал себя уговорить. Я не вмешивалась в его рабочие дела, но если он собирался сделать незнакомого человека частью нашей жизни, мне должны были предоставить слово. Кто этот человек? Проверяли ли его на наличие судимостей? А вдруг он педофил? Я оглянулась на Эмили – та крепко спала, ее веки подрагивали от сновидений, – и на меня нахлынули воспоминания о том дне, когда я поняла, что беременна.

Я работала в кофейне в Спиталфилдс, в восточной части Лондона. Работа была изнуряющей и нудной, но альтернативой была ночная смена в колл-центре. Все, чего я достигла, – это диплом филолога в средненьком университете, и после выпуска я никак не могла устроиться на нормальную работу. Мама была разочарована, я слышала это по ее голосу каждый раз, как мы разговаривали. Я первая в семье получила полное школьное образование, не говоря уже о поступлении в университет, и у нее были высокие ожидания. Она хотела, чтобы я стала преподавателем, но даже мысль о том, чтобы вернуться в университетскую среду, была мне невыносима.

У меня был диплом, студенческие долги и никаких перспектив в плане карьеры. Единственным, в чем проявились мои таланты, были узоры на пенке в кружке кофе. Я была виртуозом по части рисования розочек, вытворяла чудеса с шоколадной крошкой. Но когда начался наш роман с Ником, мне стало трудно сосредоточиться на работе. Однажды я нарисовала его инициалы в пронзенном стрелой сердечке, прежде чем протянуть кружку удивленному покупателю. Да, я совсем потеряла голову…

Стояло серое октябрьское утро, четверг, посетителей было на удивление мало. Рядом открылось другое кафе, круче нашего, и администраторша Ди-Ди пыталась вовлечь меня в обсуждение, как вернуть постоянных клиентов.

– Я тут немного поэкспериментировала, – сказала она. – Вот, попробуй и скажи, что думаешь, – она придвинула ко мне маккиато. – Угадай волшебный ингредиент.

Я поднесла кружку к губам и сделала глоток. Кофе был настолько гадкий, что я чуть не выплюнула его обратно.

– Неужели так плохо?! – воскликнула Ди-Ди.

Я сморщила нос.

– Прости, дело не в кофе, дело во мне. У меня в последнее время какой-то странный привкус во рту. Знаешь, такой металлический. Как будто я съела жестянку.

Она бросила на меня проницательный взгляд.

– Ты часом не беременна?

– Нет, – ответила я и нервно рассмеялась.

Но забеспокоилась. Зашла в подсобку и стала проверять календарь на телефоне. Я сглупила и не отметила, когда в последний раз были месячные. С колотящимся сердцем попыталась вспомнить, но последние три месяца были слишком сумбурными, дни и ночи слились воедино.

Я знала, что беременность не исключена. Роман с Ником случился внезапно, я была совершенно не подготовлена в плане контрацепции. Мы, конечно, пользовались презервативами, но они охлаждали страсть, поэтому несколько раз мы рискнули. Я собиралась снова начать принимать таблетки, но все откладывала. Мне казалось, это будет вызовом судьбе: как только я признаю, что у нас отношения, Ник тут же меня бросит. И теперь я осела на пол между коробок с кофейными зернами и бумажными салфетками, чувствуя болезненный укус реальности.

Во время перерыва я сходила в аптеку и сделала тест на беременность в туалетной кабинке. Увидев положительный результат, я не почувствовала себя ни взволнованной, ни счастливой. Я пришла в ужас. Какая же я дура! В голове зазвучали все предупреждения подруг. Воображение нарисовало, как Ник передает мне пачку банкнот на аборт, совсем как на покупку нового велосипеда, после того как он меня сбил.

Я попросила его встретиться со мной в обеденный перерыв, сказала, что это срочно. Мы нашли скамейку в маленьком парке рядом с его офисом, и я сообщила ему новость. Он удивленно приоткрыл рот, а потом разрыдался.

– Что такое? Что случилось? – спросила я, чувствуя, как зашевелились все мои страхи.

– Ничего! Просто поверить не могу, я так счастлив! – с сияющими глазами ответил он.

– Ты не злишься?

– Злюсь? Да я в восторге! Это лучшее, что случилось в моей жизни. Ты – лучшее, что случилось в моей жизни, Наташа. Это чудо. Я стану отцом.

Меня затрясло от облегчения. Я и на секунду не могла представить себе такой реакции. Когда я спрашивала, почему у них с Джен не было детей, он ответил, что они решили не заводить их, сосредоточиться на карьере. Но теперь он говорил, что хочет быть отцом, более того, хочет быть отцом моего ребенка. Я-то думала, что это проблема, которую мы будем обсуждать часами, решая, как лучше поступить. Но Нику даже в голову не пришло, что я, возможно, не рада беременности. Не то чтобы меня это задело: я восприняла это как знак, что он считает наши отношения серьезными, по-настоящему меня любит. Одно дело – тайком проводить страстные ночи в отелях, и совсем другое – завести ребенка.

– Так что дальше? – спросила я, глядя на свои подрагивающие руки.

Он засмеялся:

– Мы поженимся и будем жить долго и счастливо.

– Но ты уже женат.

– Разведусь.

– А если она не согласится? Это займет годы.

– Согласится. Я найду способ ее убедить. Когда Джен услышит эту новость, она поймет. Это мой шанс на ту жизнь, о которой я мечтал, – у него на глазах снова выступили слезы. – Я так тебя люблю, Таша, ты только что сделала меня самым счастливым человеком на свете.

Он все разрулил. Уже через несколько недель Джен покинула супружеский дом, и там поселилась я. Я бросила работу в кафе, забыла о карьере и стала проводить дни, тратя целые состояния на сайтах с детскими вещами, пока с меня сдували пылинки. Это было похоже на сон, мне непрестанно казалось, что вот сейчас я проснусь и все закончится, или что-нибудь пойдет не так с беременностью, или Джен передумает. Но, к ее чести, она не стала мешать Нику. Я сочла, что она давно уже знала: в их браке нет чувств. И согласилась развестись с ним по причине измены за щедрую материальную компенсацию. Все прошло цивилизованно, они вели себя как полагается взрослым людям, хотя на деле взрослые люди редко себя так ведут. Развод был быстрым и гладким, и мы сыграли тихую свадьбу в сентябре, за три недели до рождения Эмили.

Я могла бы догадаться, что все складывается слишком хорошо, чтобы быть правдой. Через несколько дней после родов Джен заявилась в гости с красивым дизайнерским платьицем в комплекте с чепчиком и башмачками. Мы с Ником были потрясены ее великодушием, но я никогда не забуду, какими глазами она смотрела, как крошечная Эмили сосет мою грудь.

Глава 6

Сейчас

Анна

– Анна!… Анна!

Я вздрагиваю, когда меня хлопают по плечу. Обернувшись, я вижу свою коллегу Маргарет, в кремовых брюках и вязаной кофточке в тон, придающих ей расслабленный вид.

– Ты что не отвечаешь? – в ее голосе звучит упрек. – Я чуть голос не сорвала.

У меня вспыхивают щеки.

– Прости, замечталась.

Но это неправда: я снова вспоминала аварию. Пару минут назад я шла по торговому центру, как вдруг услышала вой сирен: он становился все громче, обволакивал все вокруг. Мой завтрак подкатил к горлу, и в поисках укрытия я забежала в ближайший магазин – «Маркс и Спенсер».

Маргарет смотрит на меня, приподняв короткие густые брови.

– Все в порядке, котик?

На вешалке между нами, словно воды Средиземного моря, поблескивают голубые платья.

– Да, – отвечаю я, отчаянно импровизируя. – Задумалась об отпуске.

– О, отпуск! – она хихикает. – Не могу дождаться. Все пытаюсь купить купальник, но на мне они ужасно выглядят. Куда едешь? Куда-нибудь, где жарко?

– Не в этом году. Я еще не отработала четыре месяца, – говорю я, умалчивая о том, что у меня к тому же нет денег, ведь последние сбережения я потратила на то, чтобы снять квартиру.

– Да, конечно. Жаль. Придется отдыхать осенью. Зато дешевле, и еще застанешь хорошую погоду, если поедешь на юг, – Маргарет пускается в рассказ о каком-то местечке на Тенерифе, но мне все труднее сосредоточиться из-за иголок боли, скапливающихся во лбу. – Там всегда хорошо. Ты была на Канарах? – она замолкает и ждет ответа. – Анна?… Анна? Я спрашиваю, ты была…

– А?.. Нет… Но мне бы хотелось…

Очередная ложь. Нет, две. Я как-то отдыхала на Лансароте, и мне там совсем не понравилось. Тропические дожди заливали апартаменты, черный песок был похож на грязь – я ни за что не стала бы ходить по нему босиком.

Я мысленно ругаю себя. Почему нельзя было рассказать об этом, не притворяясь, что я никогда не была на Канарах? Иногда можно и правду сказать. К тому же нехорошо так обращаться с Маргарет. Она милая и так душевно ко мне отнеслась: помогла разобраться с компьютером, познакомила с коллегами, всегда следит, чтобы я не обедала в одиночестве на рабочем месте. Нужно проявлять к ней больше уважения.

Маргарет все еще рассказывает о Тенерифе. Я пытаюсь кивать, делаю вид, что слушаю, но голову будто в тисках сдавило. Вой сирен спровоцировал мигрень. Это происходит каждый раз, даже когда звук доносится издалека. Хуже всего сирены скорой помощи, ведь их вой означает, что кто-то ранен или, может быть, мертв. Заслышав их, я всегда представляю жуткую аварию, а не человека, мирно скончавшегося в своей постели, или тяжелые роды. В моем воображении возникают разбросанные по асфальту изуродованные трупы, носилки с телами, крики о помощи и стоны. Я знаю, что сочувствие, испытываемое мною по отношению к этим воображаемым незнакомцам, не адекватно реальности. Это себя я жалею за то, что осталась в живых. И виню себя за это каждый день. Линдси, мой психотерапевт, предупредила, что на душевное исцеление уйдут годы, и я уверена, что никогда в жизни больше не сяду за руль.

– Ну, некогда мне болтать, – говорит Маргарет, как будто я ее удерживаю. – Нужно успеть на рынок, пока не закрылся. Ты уже была на рынке? Это лучшее, что есть в Мортоне. Там ты найдешь все, что угодно. Палатка с сыром – это просто нечто, а когда попробуешь яйца, никогда больше не пойдешь за ними в супермаркет.

– Спасибо за наводку. Заскочу туда позже.

Но я не пойду. Нужно вернуться домой, прежде чем я отключусь. Мое зрение сузилось до тонкой полоски, по обеим сторонам от нее – темнота, как на видео с телефона, какие показывают в новостях.

– Хороших выходных, – говорит мне расплывчатое кремовое пятно. – Увидимся в понедельник.

Я смотрю ей вслед, потом осторожно пробираюсь к примерочным. Если повезет, там будет кресло, на котором ждут скучающие мужья и бойфренды, мысленно репетируя свои реплики: «Отлично смотрится! Нет, честно, тебе идет. Нет, ты не выглядишь в нем толстой. Мне правда очень нравится, покупай. Может, уже пойдем пообедаем?» Я сажусь на фиолетовый пуф и достаю бутылку из сумочки.

Вода из-под крана слишком теплая, но на вкус лучше, чем на юге страны. Именно мягкость воды привлекла сюда пивоваров. Первыми стали варить пиво монахи несколько веков назад. Если верить брошюрке, которую я взяла в библиотеке, у реки еще сохранились руины аббатства. Может быть, схожу туда завтра, если прекратится мигрень. Вот только руины эти находятся у самой Зоны, где начинается индустриальный район. Я не готова к еще одной такой же встрече, как в прошлые выходные. На то, чтобы отойти от предыдущей, у меня ушла львиная часть недели. Вдруг я снова столкнусь с теми ребятами? Снова услышу тот голос? Его слова, словно навязчивая песенка, звучали у меня в голове каждую ночь, пока я ворочалась в постели. Одна и та же фраза.

Повсюду гребаные легавые.

Повсюду гребаные легавые.

Я мысленно пытаюсь превратить угрозу в шутку, представляю вместо полицейских настоящих легавых – породистых охотничьих собак, которые весело гребут на лодке. Повсюду гребаные легавые, ла-ла, ла-ла, ла! Но потом я вспоминаю, как сижу на диване, держу ее мягкое теплое тельце на коленях и показываю картинки с животными, пытаясь научить ее лаять, блеять и мычать. В ту же секунду мое дыхание сбивается, и у меня начинается паническая атака.

От этого не сбежать. Не знаю, зачем я пытаюсь. Едва лишь я попадаю в слегка напряженную ситуацию, как мой мозг бьет тревогу и начинает мешать прошлое с настоящим. Я живу как ветеран войны, который, заслышав грохот фейерверков, думает, что началась бомбардировка. Классическое посттравматическое расстройство. Я уже сто раз перебрала в памяти подробности того случая в индустриальном районе и почти на сто процентов уверена, что это был не он. И все же…

Я решила вычеркнуть из своих мыслей настоящего его, того, кто уж точно не бездомный наркоман и живет себе нормальной жизнью где-то далеко отсюда. Я всех их вычеркнула. Я не называю их по имени. Ни вслух, ни в тишине своей головы.

– Давай, Анна, – бормочу я, закрывая бутылку и запихивая ее обратно в сумочку.

Короткая передышка помогла, но нужно встать на ноги и найти ближайшую автобусную остановку. Или вызвать такси. Нет, слишком дорого. Лучше пойти пешком, если я в состоянии. Свежий воздух приведет меня в чувство.

Я поднимаюсь, медленно бреду сквозь чащу вешалок, выхожу через автоматические двери и щурюсь, когда в глаза мне бьет послеполуденное солнце. Я еще плохо ориентируюсь в городе, поэтому останавливаюсь в нерешительности, не зная, направо идти или налево. Потом вижу машины скорой помощи у обочины перед одним из тех дешевых тренажерных залов. Мигалка на крыше все еще вспыхивает, задние двери распахнуты настежь. У меня сжимается в груди, и я торопливо разворачиваюсь в противоположном направлении – таким образом вопрос, куда идти, решается сам собой.

Перехожу через мост – более оживленный, чем второй, на нем всегда пробки – и иду мимо вереницы жалких магазинчиков, в которых меня потихоньку начинают узнавать. В витрине парикмахерской мелькает мое отражение. Я так изменилась. Лицо похудело, волосы кажутся тусклыми без высветленных прядей, на мне гораздо меньше косметики, чем когда-то. Побитая жизнью версия той женщины, какой я была прежде. Иногда, когда я смотрю в зеркало, в ответ на меня глядит незнакомка.

Но ведь этого я и хотела. Перевоплощения. Только в моем случае лебедь превратился в гадкого утенка. Люди постоянно меняются. Переезжают, берутся за новое дело, красят волосы, перестают красить волосы, худеют и, наоборот, толстеют, ищут партнеров на сайте знакомств, вступают в новые отношения, женятся, снова женятся и, в целом, создают себе новую жизнь. Кто-то из них должен обрести счастье. Почему не я?

«Ты знаешь, почему», – произносит беспощадный голос у меня в голове.