Текст книги "Небо без звезд"

Глава 16
Шатин

«Так тебе и надо, – говорила себе Шатин, пока ее загружали в стоявший у Седьмого трюма патрульер. – За то, что забыла свое место. Забыла, что такое Режим. За то, что имела глупость броситься на помощь министерскому офицеру. Теперь получай».

Она ударила кулаком по онемевшей ноге в надежде разогнать кровь и вернуть ей чувствительность. Бесполезно. Она и сама знала, что действие парализатора продержится еще не меньше двух часов. А к тому времени она, пожалуй, будет на полпути к тюрьме.

Девушка не сомневалась, что инспектор доставит ее в полицию Валлонэ, где ей предстоит дожидаться отправки на Бастилию. Наверняка они просмотрели запись с микрокамер морга. И узнали про щипач. Ясное дело, Марцелл д’Бонфакон ее и сдал. Не зря же он, как только ее увидел, первым делом запустил руку за пазуху. Небось вызывал подкрепление по своему телекому.

А инспектор Лимьер, разумеется, в восторге от такого поворота дела. Если, конечно, он вообще способен радоваться. Да этот фрицер не спускал глаз с ее семьи с той минуты, как они сошли с bateau, прибывшего из Монфера. Шатин для главы столичной полиции – крупная удача. Будет чем похвалиться перед друзьями-полицейскими: «Я сегодня упаковал Ренара».

Она бросила взгляд на сидевшего напротив инспектора. Его голова развернулась к ней, ледяной оранжевый глаз взглянул ей в глаза. Шатин хотелось отвернуться, но она выдержала.

– Так что вы мне предъявите? – спросила она. – Кражу? Взлом и проникновение в чужое жилище? Нарушение субординации? Злостное уклонение от вакцинации? Какой богатый выбор!

Инспектор, не отвечая, рассматривал ее. Его импланты усердно работали.

– Я просто хотел бы знать, надолго ли это затянется? Вдруг придется перенести кое-какие неотложные дела?

Все то же молчание в ответ.

Шатин попытала удачу еще раз:

– Речь идет о месяцах? О годах? Или о пожизненном заключении?

Лимьер по-прежнему молчал. Она отступилась и стала глядеть в окно. Они пронеслись по краю Трюмов, мимо большого транспортного завода, где изготавливали патрульеры вроде этого. Прямо через Зыбун дорога была бы короче, но, может быть, подумалось Шатин, инспектор и не собирался доставлять ее в полицию Валлонэ. Возможно, отправит прямо в пересылочный центр?

Глядя в тусклое серое небо, Шатин пыталась вообразить себе где-то там, за тучами, гигантскую тюрьму Бастилии. Свой будущий дом.

Она думала, сколько мужчин и женщин сейчас копаются в промерзших выработках. Тела их тяжелы от слабости и гнили. Обмороженные пальцы почернели. Как у того мужчины, которого она видела сегодня в морге.

У каторжника.

У того, на кого приходил посмотреть Марцелл д’Бонфакон.

Неужели это и вправду был его отец?

Она рассердилась на себя: не хватало еще думать о д’Бонфаконе. Этот человек ее предал. Она не позволит ему занимать свои мысли.

Шатин присмотрелась к виду за окном и отметила, что все там ей незнакомо. Она полагала, что они огибают Трюмы, чтобы доставить арестованную на пересылку, а теперь вдруг поняла, что Трюмы давно пропали из виду. Теперь они мчались мимо рядов теплиц. Шатин различала за бесконечными пластиковыми окнами яркое сияние свежих персиков, абрикосов и апельсинов на ветвях деревьев.

Она бросила ненавидящий взгляд на Лимьера. Куда это, интересно, он ее тащит? Может, решил наказать собственноручно? Активирует на лучинете смертельный режим, а потом бросит ее труп в ледяной пустыне Затерянных земель, где его тысячу лет не найдут. Шатин считала инспектора вполне способным на такое дело.

– Куда мы направляемся? – спросила она, чувствуя, как тело от страха покрывается пупырышками.

И снова Лимьер не ответил. Шатин показалось, что по лицу его скользнуло что-то вроде досады.

Она уже готовилась задать новый вопрос, когда патрульер запрокинул нос и быстро пошел вверх по крутому склону. А еще через несколько мгновений Шатин ослепил поток сверкающего света. Метнув взгляд за окно, она задохнулась. Как будто парализатор от колена разбежался по всему телу. Девушка вся буквально онемела от открывшегося ее глазам зрелища.

От него захватывало дух. Оно было прекрасней всех ее фантазий.

Сверкающее синее небо раскинулось, насколько хватало глаз. Синее! Шатин впервые видела этот цвет. Холст всей ее жизни был раскрашен унылым серым и тусклым черным. А сейчас она словно бы купалась в синеве. Прижавшись носом к окну, девушка пыталась смотреть разом во все стороны. Патрульер свернул вправо, и Шатин вдруг окутало восхитительное золотое сияние.

Она подняла глаза, и сердце замерло. Впервые за последние девять лет тело ее ощутило тепло. Кожа ожила.

Там, вдали, повиснув бесценными медальонами в лазурном небе, сияли они.

Три Солнца.

Да, сразу три.

Гигантский белый блистающий шар, и по бокам два намного меньше и более тусклые: красно-золотистое и бледно-голубое.

Они были великолепны. Они сверкали. Они…

– Фальшивка, – впервые с тех пор, как они погрузились в патрульер, подал голос Лимьер. Шатин обернулась – он смотрел на нее с презрительной усмешкой. – Ты ведь знаешь это, а? – спросил он, словно читая ее мысли.

Истина обрушилась на нее, и Шатин вдруг почувствовала себя наивной дурочкой. Как ребенок. Она молча выругала себя за неосторожность. Это надо же, выказать чувства перед инспектором…

Конечно, они фальшивые.

Да, она это знала. Она засмотрелась не на Солнца. Она засмотрелась на пресловутое теленебо. Ясное дело, они в Ледоме, где над первым и вторым сословием 408 дней в году сияют искусственные светила.

Но зачем? Зачем инспектор привез ее именно сюда? На всей Латерре для Шатин Ренар не нашлось бы менее подходящего места.

Машина сбавила ход, и девушка увидела, что они подъехали к огромным, украшенным нарядной лепниной воротам, которые уже открывались перед ними. Когда патрульер скользнул между створками, прочный титан корпуса в свете фальшивых Солнц заблестел серебром, белизной и голубоватым отливом.

Патрульер понесся по широкому проспекту, окаймленному такой зеленой травой, что Шатин едва не зажмурилась. На траве стояли яркие белокаменные статуи, и били фонтаны, выбрасывая высоко в воздух литры и литры бурлящей бирюзовой воды. И повсюду вдоль проспекта и вдоль ответвлявшихся от него бесчисленных дорожек были цветы. Яркие, безумные до абсурда пятна красок.

Ей уже казалось, что садам нет конца, когда впереди показалось огромное здание, даже издалека ошеломлявшее своей величиной. В нем бы запросто пять раз уместились все Трюмы. Стены светились белизной, прорезанной сотнями окон, – и каждая высокая арка окна идеально отражала небо над головой, цветы и траву внизу.

Патрульер наконец остановился перед огромными дверями, увенчанными сложной эмблемой. Шатин прищурилась, всматриваясь в резные фигуры. Она бы поклялась, что видит двух львов, протянувших когтистые лапы навстречу друг другу. Но наверняка она ошиблась. Это же герб семьи Паресс. Самих патриарха и матроны, правителей Латерры. Не могла она видеть их герба. Ведь это бы означало, что перед ними…

И снова инспектор словно увидел ее мысли, как передачу на «пленке».

– Добро пожаловать в Гран-палас, – презрительно усмехнулся он.

Глава 17
Марцелл

Вздыбившиеся львы семьи Паресс встретили Марцелла, подлетавшего к Большому дворцу в медкруизьере. При виде их у юноши сжалось сердце. Рубашка отца так и осталась у него под мундиром. Невероятно, но ни один из медиков не обратил на нее внимания, промывая ему рану на голове, зашивая ее бионитью и вкалывая пострадавшему сильнодействующее средство, от которого удары пульса в висках сразу прекратились. Однако и впредь рассчитывать на удачу не приходилось. Марцелл понимал, что все это до поры до времени: ему сейчас предстояло войти в святая святых первого сословия, имея при себе послание, полученное от государственного изменника.

«Мабель в Монфере. Поезжай к ней».

Всю дорогу Марцелл боролся с чувством облегчения при мысли, что Мабель сумела вырваться с Бастилии. Он часто видел в кошмарах, как она догнивает в тюремной камере.

Но ехать к ней он и не подумает. Еще чего не хватало. Мабель была и осталась шпионкой «Авангарда». Врагом Режима. Побег из тюрьмы только подтверждал это.

Круизьер остановился перед входом в Гран-палас, и Марцелл, поспешно выскочив, вошел в вестибюль. Он собирался уйти к себе и спрятать рубашку, пока не придумает, что с ней делать. Нельзя, чтобы ее обнаружили у него за пазухой. Надо действовать скорее. Если поторопиться, до комнат в южном крыле можно добраться за несколько минут. Он пересек просторный вестибюль, направляясь к парадной лестнице, и остановился, увидев бегущих навстречу людей в темно-зеленых одеяниях – по одному на каждый из двух плавных изгибов лестницы.

На их шеях блеснули в свете люстр титановые медальоны, и Марцелл резко втянул в себя воздух.

Зачем он понадобился советникам патриарха? Ох, не к добру это.

– Офицер д’Бонфакон, – провозгласил один из людей в зеленом, шагнув с последней ступени, – вас требуют в имперский салон.

Советники патриарха не были ни дроидами, ни киборгами. Но иногда они казались настолько холодными и бесстрастными, такими накрахмаленными и отутюженными, что Марцелл сомневался, вполне ли они люди.

– Я приду, как только приведу себя в порядок, – сказал он, указывая на свой дождевик – окровавленный, мокрый и грязный после Трюмов. Он хотел протиснуться между советниками, но они встали плечом к плечу, загородив юноше дорогу.

– Велено доставить вас немедленно, офицер.

Вот тебе раз!

– Я возьму ваш плащ, месье, – предложил появившийся из коридора слуга.

Марцелл мог бы и сам догадаться, что дело безнадежное. Патриарх никогда никого не ждал.

– Конечно. – Он прикрыл улыбкой нараставшую в груди панику, снял плащ и отдал его слуге, удостоверился, что мундир застегнут на все пуговицы. Даже зная, что здесь нет микрокамер – первое сословие их бы не потерпело, – Марцелл все же чувствовал, что Большой дворец полон чужих глаз. Вечно бдительных, оценивающих, испытующих.

Вслед за советниками он поднялся в Зал отражений с тремя сотнями зеркал в титановых рамах. Он шел и видел в них себя. Грязь Трюмов еще покрывала лицо, мундир топорщился больше обычного. Марцелл вытер щеки и оправил мундир. Ком ветхой ткани под ним вдруг стал тяжелым, как булыжник.

Пройдя восточное крыло и шагнув в двери имперского салона, Марцелл окаменел при виде царившего там хаоса. Такого эти стены еще не видели.

Матрона раскинулась на атласной кушетке, темное платье клубилось вокруг нее, как огромное кучевое облако. Она молчала, глядя в потолок. Пустой бокал из-под шампанского повис в бессильной руке, а около дюжины служанок толпились вокруг стайкой диковинных птичек, перешептываясь, трепеща и рыдая в вышитые носовые платочки.

В другом конце салона метался из угла в угол патриарх, выкрикивая бессмысленные слова поспешавшим за ним советникам в зеленых балахонах:

– Изменники! Убийцы! Найти их! Сейчас же, говорю вам! Разве я этого не предсказывал? Но никто меня не слушает! И вот мое дитя мертво!

Марцелла словно бы ударили под дых. За всеми этими событиями – бунтом на Зыбуне, знакомством с таинственной девушкой из Трюмов и чтением послания от отца – он умудрился забыть о бедной малышке Мари. А теперь горе разом нахлынуло на него.

– Марцелл! – прогремел патриарх, заставив юношу подскочить и схватиться за грудь. – Давно уж пора хоть кому-нибудь из д’Бонфаконов здесь показаться!

Он произнес фамилию с такой горечью, что у Марцелла перехватило горло.

– Прошу прощения, – начал он дрожащим голосом, запинаясь чуть ли не на каждом слове. – Я… дежурил на Зыбуне, когда… известие… э-э-э… о страшной трагедии… мои глубочайшие соболезнования, месье патриарх. Ваша дочь… она была… Это ужасно и…

Марцелл умолк, в душе всячески ругая себя. Он бубнил, словно напившийся травяного вина простолюдин. Этак его никогда не назначат командором. Разве может возглавить Министерство человек, который в разговоре с патриархом не способен закончить ни единой фразы?

Но патриарх, казалось, его не слушал. От слов Марцелла он отмахнулся, как от надоедливой мухи.

– Где ваш дед? – набросился он на юношу. – Он нам нужен здесь и сейчас. Немедленно!

– Я… – Марцелл снова запнулся. – Не знаю…

Он сразу заметил, как раздражен патриарх. И неудивительно: тот редко говорил с Марцеллом. Явно видел в нем несмышленого ребенка, д’Бонфакона-младшего. И сейчас юноша лишь подтвердил свою репутацию.

Марцелл сглотнул, лихорадочно приводя в порядок мысли, и попытался действовать достойно. Как бы повела себя на его месте командор Вернэ?

– Я немедленно уведомлю генерала, – четко и твердо произнес он и потянулся к карману за телекомом.

– Думаете, мой Шамон уже не пытался? – взревел Паресс, выбросив руку в сторону советника: маленького пучеглазого человечка с ухоженными усиками – одного из тех, что мухами жужжали вокруг монарха.

Марцелл отдернул от кармана руку и залился краской.

– Да, конечно, понимаю.

Патриарх сощурил водянистые глазки:

– Кому, во имя Латерры, нужен генерал, которого нет на месте, когда он требуется мне? Какая от него польза?

Какая от него польза? Ну, положим, на это Марцелл много чего мог бы возразить. Все прекрасно знали, что хотя государство официально возглавляет патриарх, однако фактически правят Латеррой генерал д’Бонфакон и Министерство. Именно они обеспечивали порядок, вели все дела и, главное, держали в рамках третье сословие, составлявшее девяносто пять процентов населения. Любому ясно, что, если вдруг простой народ взбунтуется – по-настоящему взбунтуется, – первому и второму сословиям надеяться не на что. Однако, разумеется, юноша ничего этого говорить патриарху не стал.

– Mon cher… – Голос матроны, срывающийся и задыхающийся, внезапно заставил всех замолчать. – Где он? Где генерал д’Бонфакон? Он должен поймать чудовище, погубившее нашу Мари.

– Поймает, ma chérie, непременно поймает, – через плечо пробормотал патриарх и, схватив Марцелла за лацканы, подтянул к себе вплотную, дыша ему прямо в лицо. После чего хриплым шепотом объявил: – За этим стоит Гражданка Руссо. Это она во всем виновата.

– Гражданка Руссо? – с трудом выдавил Марцелл, который мог сейчас думать лишь о том, как близко к его груди находится патриарх. Одно случайное прикосновение – и он нащупает под мундиром отцовскую рубашку.

– Вот именно, кретин, Гражданка Руссо! – прорычал патриарх. – Злодейка, которую упек за решетку еще мой отец. Только не говори, что ты настолько туп, что не знаешь, кто она такая.

– Нет, я, конечно, знаю…

Патриарх притянул Марцелла еще ближе:

– «Авангард» вновь поднимает голову. Я уверен. И за ними стоит Гражданка Руссо, эта… – он пыхтел и брызгал слюной, – эта гнусная убийца. Узнайте, где она сейчас. Выясните немедленно, я приказываю!

Марцелл с трудом сглотнул, подавляя желание опустить взгляд на руки патриарха, которые от отцовской рубашки отделяло всего несколько сантиметров. Ну почему он не запрятал ее где-нибудь в Трюмах? Грубая ткань царапала кожу, мучительно напоминая, как близок он к разоблачению.

– Гражданка Руссо по-прежнему находится в одиночной камере на Бастилии, – со всей доступной ему уверенностью произнес Марцелл. – Ее камеру неотлучно охраняют пятеро дроидов.

Это юноша знал точно. В его подготовку входило знакомство с мерами безопасности, предпринятыми для охраны опаснейшего врага Латерры.

– Да эта женщина пятерых дроидов уложит с закрытыми глазами! – Патриарх яростно сплюнул. – А откуда известно, что она все еще там?

Марцелл сдержал стон. За прошедшие годы Гражданка Руссо превратилась в легендарную личность. Марцелл еще ребенком слышал рассказы, в которых ее изображали этакой великаншей, сильнее десятка дроидов, с бившим из глаза лазерным лучом. Но у него хватило ума не спорить с патриархом.

К тому же, если Мабель сумела сбежать, кто сказал, что это невозможно для Гражданки Руссо?

С другой стороны, Мабель ведь не находилась тридцать часов в сутки под строгой охраной.

– Я немедленно свяжусь с комендантом тюрьмы, – заверил монарха Марцелл. – Вот увидите, он подтвердит нам, что злоумышленница все так же надежно заперта.

Обдумав предложение Марцелла, патриарх нехотя выпустил его и отступил. Скрывая облегчение, юноша вытащил из кармана телеком и отчетливо проговорил в экран:

«Запрос на связь с комендантом Галланом».

Патриарх фыркнул и снова нетерпеливо заметался по комнате.

Через несколько секунд на экране появился комендант Бастилии, сидящий за столом в отделанном дубовыми панелями министерском кабинете. Это был маленький, крепко сбитый мужчина с жесткими седыми волосами и холодным непроницаемым взглядом.

«Офицер д’Бонфакон», – приветствовал он Марцелла.

Тот не стал тратить времени на любезности: «Патриарх требует предоставить визуальный доступ к камере Гражданки Руссо».

«Понял, – кивнул комендант. – Сию минуту».

Изображение Галлана растворилось, сменившись панорамой тюремной камеры. Немолодая женщина, свернувшись, лежала на грязном полу, подтянув колени к груди и мотая головой по голому камню. Она выглядела такой маленькой, иссохшей, бессильной, безобидной. В ней, беспомощно свернувшейся в позе зародыша, трудно было увидеть мятежницу, ставшую семнадцать лет назад причиной стольких смертей и разрушений. Неужто она и впрямь вдохновенными речами и обещаниями перемен увлекла за собой легионы латерранцев? Эта хрупкая, крошечная человеческая скорлупка в грязно-голубой тюремной робе была когда-то вдохновительницей кровавой резни и многочисленных бедствий. А теперь она лишь таращилась немигающим взглядом в пустоту своей клетки.

Глядя на ее слабое, дрожащее тело, Марцелл поймал себя на том, что думает об отце. О его последних днях в такой же камере, иссохшем теле на столе мертвецкой.

Но тут он вспомнил, где находится, и поспешно выбросил эти мысли из головы.

– Прокляни ее Сол! – скаля зубы, выбранился патриарх.

Марцелл откашлялся и заговорил в телеком, с трудом сохраняя ровный уверенный тон:

«Комендант Галлан, не было ли за последние недели каких-либо… происшествий, связанных с охраной камеры?»

И поразился идиотизму собственного вопроса. Женщина на экране едва ли могла устоять на ногах, где уж ей замышлять убийство.

В окошке в углу экрана появилось маленькое лицо коменданта. Марцелл подключил динамик телекома, чтобы патриарх мог слышать ответ:

«Никак нет, не было».

Патриарх выхватил у Марцелла телеком.

«Она с кем-нибудь говорила? – требовательно вопросил он. – Получала или посылала сообщения?»

«Никак нет, месье патриарх, – без малейшей заминки отрапортовал комендант. – Согласно приказу Гражданка Руссо находится в полной изоляции. Правила ее содержания не менялись».

Хмыкнув, Паресс швырнул телеком Марцеллу.

– Затребовать архивные съемки камеры? – предложил тот.

– Нет! – рявкнул правитель Латерры. – Это ни к чему!

Прерывая связь и возвращая телеком в карман, юноша не сумел сдержать легкого чувства гордости. Он справился с ситуацией, успокоил патриарха. Причем сделал это без помощи деда.

Патриарх, рухнув в первое попавшееся кресло, закрыл глаза руками. Марцелл задумался, означает ли это разрешение удалиться. Он отчаянно стремился в надежное укрытие своих комнат, где можно было бы, оставшись в одиночестве, смыть с себя грязь и кровь и улучить минуту на размышления. А главное, избавиться наконец от этой рубахи, тяжелым якорем оттягивавшей грудь его мундира.

Из-за этого Марцелл с каждой секундой все больше ощущал себя изменником – как отец.

Но не успел он обдумать способ побега, как звон в аудионаклейке предупредил его о срочном сообщении. Вытаскивая телеком, Марцелл заметил, что Шамон уже достал свой и круглыми глазами уставился на экран.

– Что там? – спросил заметивший его взгляд патриарх и, вскочив с кресла, направился к советнику.

Тот опустил телеком и мрачно известил всех присутствующих:

– Последние новости из Министерства. Относительно расследования убийства.

Матрона обратила к Шамону осунувшееся лицо. Стайка фрейлин прервала суету, чтобы не упустить ни слова.

– Подозреваемый установлен и задержан, – сообщил советник.

Марцелл вздохнул. В комнате стояла мертвая тишина.

Не дождавшись продолжения, матрона хрипло, безнадежно зашептала:

– Кто? Кто это сделал?

Шамон переглянулся с другим советником, словно собираясь с силами, и объявил:

– Надетта Эпернэ.

Стены салона внезапно закружились. Марцелл ухватился за спинку кресла, вцепился в нее, чтобы не упасть, и мысленно сказал себе, что наверняка ослышался: это сказывается рана на лбу. Он не слишком хорошо знал Надетту, но не раз видел ее с воспитанницей. И знал, как дорога ей Мари.

– Что? – взревел патриарх, не менее Марцелла ошеломленный этим известием. – Неужели Надетта?

– Да, именно она, – отозвался Шамон поразительно твердым, учитывая обстоятельства, голосом. – По-видимому, ваша дочь была отравлена собственной гувернанткой.