Текст книги "Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца"

Я выросла в пригороде Бостона, и звуки, которые обычно приветствовали меня по утрам, в основном издавали люди: мягкое гудение чьей-то газонокосилки, свирепый гудок рассерженного водителя, приглушенные звуки радио из комнаты сестры, пение отца в душе или легкие мамины шаги на лестнице. Живя в Лос-Анджелесе, я успела привыкнуть к утренней тишине. Моя квартирка находилась так высоко над городом, на холмах, в новом сейсмостойком доме со звукоизоляцией, что ни единый звук, даже шум машин на бульваре Сансет не мог просочиться внутрь.

Я предполагала, что, живя в маленьком шотландском городишке, буду просыпаться в такой же тишине, но я ошиблась. С неподдельным интересом я прислушивалась к симфонии звуков за окном. Было что-то волшебное в этом оркестре птичьих голосов, в который время от времени конечно же вмешивался баритон коровьего мычания.

Я выскользнула из-под одеяла, не страшась холода, и отдернула штору. Стояла восхитительная солнечная погода, а с улицы на меня смотрела пестрая палитра уигтаунских крыш. Это было самое что ни на есть неожиданное и восхитительное зрелище – целая вереница домиков с шиферными крышами самых разных форм, цветов и размеров. Серые, зеленые, голубые, из камня, закаленного непогодой. Каждый коттедж отличался собственным, уникальным характером, возрастом и историей. Повсюду, сколько хватало глаз, в небо устремлялись маленькие изогнутые дымоходы, вокруг которых вились упрямые цветы и пучки травы – напоминание о влажном умеренном климате Галлоуэя.

Справа мне удалось разглядеть соседские садики – вымощенные булыжником, причудливые, как и крыши, дышащие стариной. Каждый из них служил отражением жизни его обитателей: одни не требовали особого ухода, поскольку были почти полностью вымощены и заставлены цветами в горшках, другие, давно заброшенные, успели зарасти сорняками, но много было и роскошных, ухоженных садиков с сушившимся на веревках бельем и уголками для отдыха. Друг от друга дворики отделялись каменными оградами, некоторые из которых были построены недавно, а некоторые – потрепанные временем и увитые плющом – напоминали о Викторианской эпохе. За садами аркой уходил к небу ярко-зеленый холм. На его вершине стоял высокий каменный монумент. На склонах холма паслись коровы и овцы, ярко выделяясь на фоне голубого неба. Это был рай для всех органов чувств. Все здесь было такое красивое, такое чистое, зеленое и свежее.

Опустив взгляд, я увидела на каменном подоконнике светло-зеленый лишайник. Его мохнатые серебристые веточки расползлись по стене за окном. Как-то раз один из друзей сказал мне, что лишайник любит чистый воздух.

– Дороти, ты больше не в Канзасе, – снова сказала я себе, вспоминая привычное облако липкого смога, которое неизменно висело над Лос-Анджелесом.

Я подняла оконную раму и с наслаждением сделала глубокий вдох. Мои изголодавшиеся по кислороду легкие запели, а голова закружилась. Посмотрев налево, рядом с водосточной трубой я увидела подстенок с небольшим, вырезанным в камне лицом. Должно быть, ему очень много лет. Резьбу отполировали ветра, она покрылась зеленоватым мхом, а каменное лицо с закрытыми глазами улыбалось, идеально передавая если не выражение моего собственного лица, то уж точно мое настроение.

Когда, спросила я себя, я в последний раз давала отдых своим ушам? Они наслаждались тишиной и пением птиц с той же жадностью, с которой мои легкие глотали чистый воздух. Мысли свободно порхали, ни за что не цепляясь. Я полностью отключилась от всего, без средств связи, без списков дел, без машины, даже без телефона. Я почувствовала, как, несмотря на холодный воздух, по телу теплом разливается усиливающееся, загадочное чувство, которое, однако, тут же исчезло, стоило мне подумать о копившихся в моем электронном ящике входящих сообщениях.

9

Шоссе – это такая штука, которая дает возможность одним индивидам мчаться сломя голову из точки А в точку Б, в то время как другие могут сломя голову мчаться из точки Б в точку А. Живущие в точке В, расположенной прямо посередине, нередко задают себе вопрос: чем же так замечательна точка А, если туда рвутся толпы из точки Б, и почему других сводит с ума точка Б? Они частенько мечтают, чтобы люди раз и навсегда решили жить и работать там, черт побери, где им действительно хочется[13]13
  Перевод В. Баканова.


[Закрыть].

Дуглас Адамс. Автостопом по Галактике

Отдел художественной литературы, главный зал, стеллаж с книгами в твердом переплете, под буквой А

В течение нескольких дней после приезда в Уигтаун я вставала рано и шла на пробежку. Каждое утро начиналось одинаково. Я выходила из Книжного магазина навстречу бодрящей прохладе первых осенних деньков и принималась разглядывать пейзаж, медленно впитывая все, на что падал мой взгляд: безлюдные улицы, залитые лучами восходящего солнца; молчаливые колоритные стены каменных домов; покрытые каплями росы цветы в маленьких подвесных кашпо. Если выйти на середину главной дороги, можно было увидеть весь Уигтаун целиком, от края до края. Любопытно, но я не чувствовала себя запертой в этом малюсеньком поселке – совсем наоборот. Я ощущала себя свободной. Здесь не приходилось толкаться в пробках на дорогах, до отказа забитых транспортом, – кругом был простор.

Я надевала наушники и неспешно выбирала в iPod песню под настроение. Потом сворачивала налево и легкой трусцой бежала по единственной дороге Уигтауна в своих коротких шортах American Apparel.

Сегодня над большой безлюдной городской площадью был растянут огромный белый шатер. Под него задувал ветер, и края тента беспокойно трепыхались, в нетерпении ожидая начала фестиваля. Оставалась всего неделя до десятидневного литературного события, которое каждый год проходило в Уигтауне с последних выходных сентября до первых выходных октября. Фестиваль обещал превратить этот сонный городок в многолюдное, переполненное книгами пристанище британской литературной элиты, и повсюду уже появлялись свидетельства предстоящей метаморфозы.

Книжный магазин, словно предвосхищая надвигающиеся перемены, превратился из тихого островка уединения в настоящий пчелиный улей, где постоянно что-то происходило, и все время слышалась оживленная болтовня Ханны и Лоры. Привезли все необходимое для обеспечения участников фестиваля питанием, и теперь вверх-вниз по лестницам без конца чинно носили складные стулья. В магазине с каждым днем толпилось все больше туристов и волонтеров, приехавших на фестиваль. Казалось, будто в результате некой квантовой аномалии время внезапно ускорило ход, и я почти забыла, что после окончания фестиваля у меня останется всего неделя, чтобы сполна насладиться пребыванием в Уигтауне, прежде чем отправиться обратно в Лос-Анджелес.

Мне как человеку, не мыслящему свою жизнь без привычек и ритуалов, ежедневные утренние пробежки помогали адаптироваться к новой обстановке. Книжный магазин оказался ровно таким, каким я его себе представляла: к моему огромному удивлению, здесь был даже длинный деревянный прилавок – прямо как тот, о котором я грезила в своей лос-анджелесской квартире, – и окно, у которого можно было сидеть и смотреть на улицу. Все вокруг так точно отражало мои фантазии, что немудрено было возомнить себя демиургом, воплотившим их в реальность, и все же Уигтаун превосходил все ожидания – он не переставал меня удивлять, то и дело напоминая о том, что я лишь один из многочисленных странников, на чьем пути оказался этот маленький городок, а вовсе не его единоличный создатель. Это место обладало собственным характером, энергетикой и неповторимой загадочностью.

Однажды во время очередной пробежки течение моих бессвязных мыслей прервал хруст гравия под колесами приближающегося автомобиля – этот звук здесь приходилось слышать не часто. Я едва миновала мостик, перекинутый через небольшой ручей, бежавший по болотистой местности к морю. Места, чтобы посторониться, особо не было, и я свернула на поросшую травой насыпь, чтобы пропустить автомобиль.

Но, вместо того чтобы проехать мимо, водитель замедлил ход и остановился. «Только этого мне еще не хватало, – подумала я, – сейчас начнут приставать». Даже в Уигтауне девушка не могла просто выйти на пробежку, не обратив на себя внимание какого-нибудь придурка, по мнению которого таким образом она давала понять, что ей не терпится услышать в свой адрес парочку непристойностей. Ощетинившись, я повернулась к водителю.

К моему удивлению, из остановившегося «субару форестера» на меня смотрела пожилая чета. На заднем сиденье возбужденно пыхтели и тявкали две собаки. Сидевший за рулем пожилой мужчина опустил стекло.

– Дорогая, – сказал он, часто моргая от яркого солнца, – у вас все в порядке?

Я растерялась, не зная, что ответить, и остановилась отдышаться.

– Да, все хорошо, спасибо.

– Но тогда от кого вы бежите? – спросила его жена, наклонившись поближе к водительскому окну, чтобы получше меня разглядеть.

Внезапно меня осенило: они решили, что я в беде.

– Нет-нет, что вы! У меня все отлично. Просто занимаюсь физкультурой.

Мужчина за рулем улыбнулся и помахал мне на прощание, поднимая стекло. Автомобиль тронулся и вскоре исчез из виду, а я осталась стоять, в изумлении провожая его взглядом.

Во время своих утренних пробежек я регулярно встречала одних и тех же персонажей, которых уже совсем скоро знала наперечет, – так врезается в память каждый отдельный мазок кисти на любимом полотне. Группа направлявшихся в школу детей в спортивных костюмах, пожалуй, не слишком изобретательно дразнила меня «тетей-бегуньей». Некоторые местные жители, что подружелюбнее, махали мне из своих садиков, которые они поливали по утрам. Была еще женщина, которая любила готические наряды и водила катафалк с красными бархатными сиденьями, – она всегда улыбалась мне, отправляясь с ребенком и собакой в центр города. Еще был один пожилой господин, одетый в безукоризненно чистый, изысканный твидовый костюм, один рукав которого был аккуратно заколот булавками у плеча: у него не было руки. Мне не сразу удалось его очаровать, но в конце концов он стал здороваться со мной так же тепло, как и с другими соседями. И еще по дороге мне встречался почтальон – большой весельчак, который уже на следующий день после моего приезда запомнил, как меня зовут.

Единственный, с кем мне так и не удавалось наладить контакт, был Юан, по-прежнему скрытный и молчаливый. Как-то утром, пока в магазин не успели набежать посетители, он повел меня смотреть древнюю каменную церковь Уигтауна и большое старинное кладбище при ней. День был туманный, но церковь находилась недалеко, на той же улице, буквально в паре шагов от магазина. Мы шагали молча, и я с любопытством всматривалась в лицо Юана, чувствуя, как влажная дымка оседает на моих щеках. Мы почти не проводили время вместе с тех пор, как он привез меня из аэропорта. Он был по горло занят магазином и подготовкой к фестивалю, хотя я никак не могла понять, действительно ли у него так много дел или же он намеренно от меня прячется.

– Люблю такую погоду, – сказала я, с трудом сдерживая желание развести руки в стороны, будто я плыву сквозь туман.

– Это хаар, он приходит с моря, – ответил Юан своим глубоким низким голосом.

Справа от нас, у подножия холма, лежали серебристые болота, а за ними сгущалась дымка, за которой скрывалось море.

– Это самое красивое место в мире, – выдохнула я.

– Ты любишь преувеличивать, Джессика, – засмеялся Юан. Он коснулся меня плечом и тут же отстранился.

Мне до сих пор мало что было о нем известно. Я задумчиво подметила, что своей таинственностью он напоминал мне мистера Рочестера из «Джейн Эйр». Он казался довольно дружелюбным, а уже через мгновение становился холодным. Иногда он пропадал где-то часами, а возвращаясь, проходил мимо меня с напряженным видом, да так, словно вовсе меня не замечал. Казалось, что за ним повсюду тенью следуют женщины, как стая ворон, кружащих вокруг огородного чучела. От моего внимания не ускользнули невозмутимые женские голоса в телефонной трубке, то и дело забегавшие в магазин посетительницы, но никаких существенных деталей, по которым можно было бы судить, что он встречается с одной из них, мне подметить не удавалось.

Тем временем, свернув налево, мы вошли в железную калитку, ведущую в церковный двор, и тут перед нами внезапно возникла совсем иная картина. Со всех сторон из земли торчали могильные камни, похожие на старые, кривые зубы, пробивавшиеся сквозь сырую, мшистую землю. Кое-где могилы заросли кустами ежевики. Юан сорвал ягоду и протянул мне. Положив ее в рот, я с содроганием подумала о том, на какой земле она выросла.

Мрачная атмосфера церковного двора показалась мне такой далекой, когда я вышла на залитую утренним солнцем улицу, готовясь к очередной пробежке. Погода обещала быть ясной и солнечной – на небе ни облачка и ни единого намека на туман, поэтому я решила изменить маршрут и отправиться чуть дальше обычного. Прежде я всегда спускалась вниз по склону холма и бежала в сторону моря, мимо болот и безмятежно пасущихся коров. Но сегодня мне нужно было подумать, поэтому там, где я обычно поворачивала налево, я планировала свернуть направо и отправиться навстречу распростершемуся впереди голубому небу – через холм и прочь от Уигтауна.

Я еще не успела раздобыть тот красный велосипед, который не раз являлся мне в мечтах, но зато я писала – каждый день, медленно, но верно продвигаясь вперед. Я работала над новым сценарием. Один инвестор из Бостона хотел посмотреть его по моем возвращении в США, и я чувствовала груз ответственности. Четко установленные сроки положительно влияют на творческий процесс, но вот сопутствующий стресс и неоправданные ожидания – не слишком.

Я постаралась ускориться, заставляя ноги двигаться быстрее. Сердце неустанно выстукивало в груди ровный ритм, который учащался лишь при мысли о Юане. Даже когда я старалась думать о другом, мои мысли упорно возвращались к нему.

В магазине я нашла статью, где автор назвал Юана «главным покорителем сердец во всем Уигтауне». Когда я подшучивала над ним по этому поводу, он густо краснел.

– Это субъективное мнение автора. Человек, который это написал, был ко мне неравнодушен, – запротестовал он.

Очевидно, я была не единственной, кому показался привлекательным контраст между его скромной и молчаливой манерой себя вести и высоким ростом и лохматой шевелюрой, которые добавляли ему мальчишеской привлекательности.

– Мне больше по душе прозвище, которое мне дал поэт Рэб Уилсон, – сказал он.

– Вот как! Ну и что за прозвище?

– Интеллигентный минотавр, – довольно ответил Юан.

Я бежала, отталкиваясь от мягкой травы, и чувствовала, как щиколотки начинают ныть и отекать. Все тело ломило.

Накануне вечером мы с Юаном и Каллумом ездили на позднюю прогулку на горных велосипедах. Мы надели налобные фонарики и покатили по неровным тропам вниз и вверх по холмам через темные лесные заросли. Я уже много лет не занималась ничем таким, что вызывало бы во мне столь сильный страх за свою физическую безопасность. И все же я неплохо справилась, ни разу не упала и добралась до ждавшего нас фургончика всего на несколько минут позже Юана и Каллума. Неплохой результат, учитывая, что они ни разу не сбавили скорость, чтобы мне помочь или хотя бы проверить, все ли со мной в порядке. Юан так откровенно меня игнорировал, что я начала волноваться, не стала ли я для него обузой: ему и без меня хватало людей, при общении с которыми приходилось проявлять вежливость и оказывать услуги водителя, а ведь он одновременно управлял магазином, обслуживал покупателей и готовился к фестивалю.

На повороте я свернула с дороги, и передо мной привольно раскинулись поля, над которыми низко висели большие свинцовые тучи, столь же впечатляющие, как и весь пейзаж. Я остановилась, чтобы перевести дух. Почему я все время о нем думаю? Да, он умеет заинтриговать, он добрый и загадочный, но я не вижу никаких признаков ответной заинтересованности.

К забору, у которого я стояла, с видом жалостливого сочувствия подошла отбившаяся от стада корова.

– Я не для того проделала такой путь, чтобы снова открывать кому-то свое сердце, – зачем-то сказала я вслух. – Я здесь для того, чтобы побыть наедине с собой. Как буддийский монах, я уединилась в этом красивом городке под названием Уигтаун, чтобы посвятить время исключительно писательству и раздумьям.

Корова, тактично воздерживаясь от комментариев, принялась щипать траву. Я потянулась, чтобы расслабить ноги, и двинулась дальше. Верно, я учусь на ошибках прошлого, подумала я, на этот раз чувствуя прилив гордости. Грант, казалось, навсегда утолил мою жажду безответной любви, и теперь при первом же признаке равнодушия я была готова бежать куда глаза глядят. В буквальном смысле. Перепрыгнув через забор, я оказалась в поле, уходящем к вершине холма, и направилась вверх по крутому зеленому склону.

В то утро я получила письмо от НАСА. Оно стало первым непрошеным гостем, который вторгся в мои приключения и вынудил очнуться от поглотившего и одурманившего меня сна про Шотландию. Специалистам по квантовой физике не нужна ни математика, ни гипотетические миры, чтобы поверить в существование параллельных вселенных. Уигтаун был достаточно убедительным доказательством того, что я живу в одной из них. Проверив свой переполненный почтовый ящик с непрочитанными входящими сообщениями, я вспомнила, что в другой реальности все еще существует моя прежняя жизнь и что она будет ждать меня, когда мое приключение подойдет к концу.

Письмо от НАСА пришло с пометкой «Важное», поэтому я с неохотой, но все же открыла его. В нем говорилось, что мой проект продвигается успешно, но бюджет нашего отдела урезали. На последней фразе у меня все внутри сжалось. Сокращение бюджета – всегда верный признак того, что ничего хорошего ждать не приходится, а в письме я уловила извиняющийся тон. С трудом взбираясь вверх по холму, я велела себе воспользоваться свободным временем и уединением, чтобы подумать, в каком направлении я двигаюсь. И речь не только о пробежке, но и о карьере, и о жизни в целом.

Запыхавшись, я добралась до вершины. Когда меня еще только принимали на работу в НАСА, я уже знала, что не останусь там на всю жизнь. В конце концов, я была режиссером, а значит, следуя выбранному пути – будь то с полным бюджетом или с урезанным, – в итоге я достигла бы совсем другого места назначения. Быть может, настало время снова броситься в омут с головой и снять полнометражную картину? Я прислушалась к себе, ожидая, что сердце отзовется отчаянным «ДА», но ничего не услышала. Оно молчало. Не было привычного волнения, пробегающего по всему телу до самых кончиков пальцев. Единственное, к чему в тот момент действительно лежала моя душа, был этот эксцентричный приморский городок.

Я снова тронулась в путь, держа ухо востро, на случай если по дороге попадутся быки. Вчера Юан рассказал мне о так называемом «праве прохода», закрепленном в шотландских законах, согласно которому любой человек имеет право свободно бродить там, где ему вздумается.

– Только смотри, будь осторожна, – предупредил он меня. – А то наткнешься где-нибудь в поле на быка.

– И что тогда? – спросила я. Мне ни разу в жизни не доводилось видеть живого быка.

Юан сразу посерьезнел:

– Беги. Быстро беги. И перепрыгивай через первый же забор или ограду, которая тебе попадется.

Проявляя предельную осторожность, я спустилась с холма по другую сторону, где раскинулось соседнее поле: половина моего мозга была занята высматриванием коров без вымени, а вторая предавалась размышлениям.

Убедившись, что на холме пусто, я на какое-то мгновение представила себя Марией из мюзикла «Звуки музыки». Раскинув руки в стороны, прямо как Джули Эндрюс, я начала кружиться и, задыхаясь, напевать песню «Холмы живут…».

Я смеялась и вертелась, чувствуя, что голова начинает кружиться, а ощущение пространства теряется. Упав на колени, чтобы перевести дух, я охватила взглядом незнакомый пейзаж и внезапно поняла, как сильно я отклонилась от привычного маршрута. Я внимательно всматривалась в горизонт и разглядывала окружающую местность, но не видела ничего, кроме зеленых холмов, – ни единого намека на море, никаких домов, ничего похожего на уигтаунский монумент или на высокий шпиль городской ратуши.

Эйфория улетучилась и резко сменилась паникой. Я была далеко от Уигтауна. Без телефона и умения ориентироваться на местности я понятия не имела, где нахожусь и как мне вернуться обратно. Я потерялась.