Текст книги "Сладостное заблуждение [Сладостное отступление]"

Абби начала выставлять на прилавок все свои покупки.

– Я бы с удовольствием пошутила, но…

– Абби, Абби, как же тебе повезло! – Было видно, что Лиз с трудом верила этой новости. – Но почему же ты мне не сказала, что видела его?

– Я понятия не имела, кто он, – пыталась оправдаться Абби. – Я никогда не слышала о нем, думаю, Летти тоже. Вот если бы он был знаменитым садоводом – это было бы другое дело.

– Ну а дальше? – Сара начала записывать покупки Абби в книгу учета, и мысли ее теперь были заняты другим. – Как он выглядит? Он такой же красавчик и в жизни?

– Да, конечно. Но он абсолютно не мой тип. Я предпочитаю мужчин, с которыми есть о чем поговорить. – И, поняв, что ее слова звучат не очень убедительно, она добавила:

– А ваш Ник Карлтон просто мужлан.

– Но он прекрасный актер тем не менее, – заметила Лиз. – Ты обязательно должна увидеть его в «Загородном доме». Даже Майку понравилась эта картина, а ты же знаешь, как он критически всегда настроен.

Занятая делом и молчавшая до этого, Сара восторженно всплеснула руками:

– Нет, я просто не могу в это поверить – Ник Карлтон в Стинч-Магна! Если он будет здесь все лето, то я непременно должна буду его увидеть, правда ведь?

– Заходи к нему в гости, Сара. – Абби взяла свою корзинку. – Лично я собираюсь как можно меньше иметь с ним дела.

Глава 2

Абби вышла на улицу, и дверь лавки с шумом закрылась за ней. Она медленно шла к дому, думая о самодовольном выражении лица Ника Карлтона на этой фотографии. Она понимала, что девушки сочли более чем странным подобное отношение к известному актеру. Для них он – звезда американского кино – был полон обаяния, они видели его в каком-то романтическом ореоле, но для Абби его присутствие означало только одно – все лето перед ее глазами будет живое напоминание о печальном периоде ее жизни, который она старалась выбросить из памяти, забыть.

Последующие две недели весь городок гудел от волнения, и очень скоро Абби уже не могла больше слышать это имя.

– Послушай, что вы нашли в нем? – спросила Абби, сердито срывая травинки. Они лежали с Лиз на лужайке, наслаждаясь еще одним жарким днем.

Потягиваясь, Лиз снисходительно улыбнулась:

– Он богат, знаменит, и что бы ты там ни говорила, Абби, очень хорош собой. Чего тебе еще надо?

Абби с большой неохотой проводила свою соседку в Австралию, не будучи до конца уверенной в правильности сделанного Летти выбора. С тех пор она с каким-то страхом ждала приезда нового жильца. Но прошла еще одна неделя, а он так и не появился.

Появился он именно тогда, когда Абби начала расслабляться и уже пришла к мысли, что, в конце концов, он мог изменить свои планы. Она как раз поливала клумбы и по привычке, которую она переняла у Летти, разговаривала с цветами, как вдруг за ее спиной раздался низкий голос, говоривший с американским акцентом. От неожиданности она резко обернулась, рука непроизвольно обхватила горло – от испуга у нее перехватило дыхание. Она ощущала глухие и редкие удары сердца, и ощущение это было почти болезненным.

– Вы всегда разговариваете с цветами? – Ник наблюдал за ней из-за забора. Без всякого приглашения он перескочил через калитку. – Как вы поживаете, Абигайль?

Абби злилась на себя за то, что, помня его черты в мельчайших подробностях, она совершенно забыла об одной его коварной особенности. Он излучал уверенность и жизнелюбие, благодаря которым каким-то образом доминировал над окружающими. Это почему-то заставляло Абби по-глупому обороняться. И хотя она старалась внушить себе, что его яркий полосатый пиджак не гармонирует с брюками, это нисколько не уменьшало впечатления, которое оказало на нее его появление.

Осознав наконец, что она, должно быть, выглядит странно, стоя с лейкой в одной руке, Абби поставила ее на землю и произнесла первую пришедшую на ум фразу:

– Вы все-таки решили приехать сюда.

Ник улыбнулся.

– Конечно. А вы надеялись, что я передумал?

– Да, мне это приходило в голову, – ответила Абби, спрятав свое смущение и растерянность за высокомерным тоном.

– Вам не повезло, Абигайль, я пробуду здесь довольно долго, – сказал Ник, шагнув ей навстречу. Пытаясь сохранить между ними дистанцию, она бессознательно сделала шаг назад и, к ужасу своему, споткнувшись о край клумбы, потеряла равновесие.

Сильная рука успела подхватить ее за локоть и поставить на прежнее место.

– Хотите поприветствовать меня таким образом? – спросил он, и знакомый насмешливый огонек вспыхнул и притаился в его зеленых глазах. Его ладонь крепко сжимала ее локоть, и в какой-то момент Абби вдруг ощутила, что его палец погладил ее кожу в изгибе локтя. Она с негодованием вырвала свою руку.

– Не сомневаюсь, что именно этого вы и ожидали! – огрызнулась она, сопротивляясь желанию дотронуться до руки в том месте, где все еще немного покалывало.

– Но не от вас, принцесса, должен это признать. – Ник сунул руки в карманы брюк и стоял, задумчиво глядя на нее. Ее легкое платье в мягких голубых и зеленых тонах сливалось с клумбой за ее спиной, и волосы, как всегда, были собраны в пучок в стиле позднего средневековья. – Ну как, вы навели справки обо мне? Выяснили что-нибудь подозрительное, или я могу спать спокойно?

– Я выяснила, что вы, по-видимому, ужасно знаменитая кинозвезда или что-то в этом роде, если это то, что вы хотели услышать, – ответила Абби, не в состоянии избежать пренебрежительного тона.

– И это все? – спросил он разочарованно. – Я надеялся, что вы, по крайней мере, скажете, как зовут собаку моей матери. Я, например, знаю о вас гораздо больше.

– Сомневаюсь, что вы обо мне многое знаете, – огрызнулась Абби.

– Я знаю, например, что вы очень добры к кроликам и пожилым дамам, но отнюдь не к мужчинам. Вы красивая девушка, но живете одна. Вы не любите машины, но почему-то любите разговаривать с цветами. Вы жили в Штатах, но, совершенно очевидно, не слишком любите американцев, из чего я делаю вывод, что опыт вашей жизни там был довольно печален, и теперь вы решили похоронить себя в глуши, вдали от шумной городской жизни, чтобы пережить все это. Ну, как у меня получается?

– Экспресс-анализ – как это по-американски! – Абби опять взяла лейку и повернулась к клумбе. – К сожалению, я не обладаю такой удивительной проницательностью и вашим пониманием людей. Вы должны были сказать мне, насколько вы известны, или же вы хотели хорошенько посмеяться надо мной, представив, как я пытаюсь выяснить, кто вы такой?

– Зачем же так, Абигайль. Ну что я должен был вам сказать? Что меня напечатали на обложке «Светской хроники»?

– На обложке чего?

– Журнала «Светская хроника». Я не думаю, что он вам встречался. Это журнал, полный всяких сплетен о людях вроде меня, которых вы не знаете и, возможно, не хотите знать. Ну, это не важно. Вы ведь даже не поверили тому, что я актер. Неужели вы поверили бы мне, если бы я стал хвастаться своей популярностью, рассказывая вам, какая я знаменитость.

– Скорее всего нет.

– Конечно нет. В любом случае, это иногда полезно – встретить человека, которому ты не понравился. Вам ведь я не нравлюсь?

– Меня уверяли, что ваш телесериал – это лучшее, что было когда-либо сделано в Голливуде, не считая ваших фильмов, конечно.

– А у вас нет ни малейшего желания посмотреть хоть один из них?

– У меня нет телевизора, и у меня есть гораздо более интересные занятия, чем сидеть в душном кинотеатре на какой-нибудь ерундовой картине. Но не волнуйтесь, в Стинч-Магна у вас не будет недостатка в поклонниках.

– Это хорошо, – сказал Ник невозмутимо. – Мне требуется море обожания для удовлетворения моего тщеславия.

– В это мне почему-то легко верится, – ехидно заметила Абби, зная, что он подначивает ее, но не ответить ему было выше ее сил.

Ник рассмеялся. Этот человек когда-нибудь относится к чему-нибудь серьезно? Ему, видимо, даже трудно вообразить, что кто-то может вовсе не быть в восторге от встречи с ним. Ник огляделся вокруг. Взгляд его переходил от высоких стеблей дельфиниума и алтея к веселым астрам и душистой сирени, и дальше – к газонам альпийских цветов и трав, которые разноцветными коврами обрамляли дорожку с обеих сторон. В эти последние предвечерние часы вокруг было очень тихо и воздух, напоенный душистыми ароматами сада, немного пьянил.

– Здесь красиво.

Он снова посмотрел на Абби. Лучи заходящего солнца золотили кончики ее волос. Она стояла на фоне клумбы в обрамлении цветов, держа перед собой пустую лейку, как бы пытаясь ею оградить себя от его чар.

– Красиво, – повторил он тихо, глядя ей в глаза.

Они долго смотрели друг на друга, пока наконец Абби не обрела дар речи.

– Да, красиво. – Она кашлянула, чтобы избавиться от хрипоты, вызванной смущением. Что происходит с ней? – Вряд ли вы найдете здесь много развлечений. Вам здесь будет скучно.

– Не думаю, что мне здесь будет скучно, Абигайль, – сказал Ник. Его зеленые глаза улыбались ей, и Абби не смогла отвести взгляда, как ни старалась. – Мне вовсе не будет здесь скучно, – повторил он.

Первое, что увидела Абби утром, раздвинув занавески, был «роллс-ройс», стоящий во всем своем великолепии на обочине. Он очень живо напомнил ей о ее новом соседе.

Придерживая штору рукой, Абби долго смотрела на машину. Почему, ну почему он должен был приехать именно сюда? Он так напоминает ей Стивена. Стивен не был похож на киногероя, это правда, но точно так же был уверен в неотразимости собственного обаяния, в нем было столько же самодовольства, и он точно так же верил в то, что является божьим даром для любой женщины. У Абби не было ни малейшего желания попадаться на эту удочку еще раз.

Отогнав от себя все мысли о Нике Карлтоне, она плеснула себе в лицо холодной водой, одела старые шорты и майку без рукавов и сбежала по лестнице вниз. Он, возможно, сможет провести лето вдали от дел, а ее ждет работа.

Абби никогда не носила обуви, если могла без нее обойтись, да и трава под ногами была очень приятной, прохладной и влажной от утренней росы. Опять день будет жарким. Сарай, который она оборудовала под студию, стоял в глубине сада и встретил ее знакомым запахом красок и растворителя. Оставив дверь открытой, она вошла внутрь, одела старую, измазанную красками рубашку и, нацепив на нос большие очки в роговой оправе, приготовилась к работе.

Картины лежали кучей у стены, а на верстаке стояло множество бутылочек и лежало большое количество разнообразных кистей. Не торопясь, Абби отобрала все, что ей было необходимо для работы, и положила это на небольшую тележку, которую придвинула к мольберту. Потом она села и сосредоточилась. Она любила этот момент перед началом работы. Никогда не знаешь, что же в итоге получится. Она размяла пальцы. Свет, наполняющий студию, шел из большого живописного окна, за которым открывался вид на привычный холмистый пейзаж, нескончаемую череду полей и перелесков, и Абби почувствовала прилив счастья, когда взяла в руки кисть и склонилась над картиной.

Она была так поглощена работой, что совершенно забыла о Нике Карлтоне, пока непривычно громкий рев рок-музыки, несущейся из соседнего дома, не сообщил ей о том, что американец проснулся.

– Что за?.. – Бормоча всякие проклятия, Абби повернулась к мольберту, но сосредоточиться на работе под этот жуткий рев было просто невозможно. С растущим внутри нее раздражением она посмотрела на полотно. Как она может работать при таком грохоте?

Наконец песня кончилась, и наступившая тишина показалась Абби неестественно громкой. Она только успела вздохнуть с облегчением, как раздался громкий аккорд, извещавший о начале другой мелодии, если это вообще можно было назвать мелодией. Сняв очки, Абби выбежала из студии и решительно направилась к калитке, разделяющей оба сада.

– Выключите эту музыку, – закричала она. Ответа не последовало. Скорее всего он ничего не слышит из-за этой музыки, гневно подумала Абби и отворила калитку. Дверь кухни была распахнута, и она вошла туда без стука.

К ее огромному удивлению, в кухне никого не было, но буквально через несколько секунд, вытирая полотенцем мокрые волосы, в дверях появился Ник. Смутившись, Абби вдруг осознала, что, если не считать небольшого полотенца, повязанного вокруг бедер, ее сосед был абсолютно голым. Его широкие плечи, казалось, загородили собой весь дверной проем, а на загорелой коже еще блестели капельки воды. Он был крепок и подтянут, ни одного грамма лишнего веса. Впечатление было потрясающим.

– Эй, привет!

Абби была почему-то убеждена, что он специально снял с себя все, чтобы смутить ее, и новая волна гнева накатила на нее.

– Сделайте эту музыку потише! Ник был озадачен.

– Она вам мешает?

– Конечно, мешает! Я бы не пришла сюда, если бы она мне не мешала. – Серые глаза Абби горели от гнева, и он поднял одну бровь, как бы удивляясь ее негодованию.

– А в чем дело? Она вам не нравится?

– Слишком громко. Я с трудом могу сосредоточиться в таком шуме.

С оскорбительной для Абби беззаботностью Ник кончил вытирать волосы, промокнул полотенцем капельки воды на лице и, набросив мокрое полотенце на плечи, вошел в кухню.

– Но музыка ведь играет не так громко, – сказал он наконец. – Вы же нормально меня слышите.

– Сегодня воскресенье, – сказала Абби, поджав губы.

– Ну и что? При чем тут воскресенье?

– Но здесь есть неписаное правило – по воскресеньям никто не нарушает покоя. – Она сложила руки на груди, бессознательно стараясь защитить себя от той силы, что исходила от него.

Ник был невозмутим. Он открыл холодильник и налил себе апельсиновый сок.

– Извините, миледи, – протянул он с подчеркнутым американским акцентом, – боюсь, что мне не довелось познакомиться с этим сводом законов. Там, откуда я приехал, слушать совершенно безобидную музыку по воскресеньям не считается нарушением покоя.

– Жаль, что вы не вернулись туда, откуда приехали. Там, откуда приехала я, – считается, – отрезала Абби. – Я пытаюсь работать и совершенно не могу сосредоточиться в этом шуме. Не могли бы вы, по крайней мере, сделать потише.

– Безусловно могу. – Он взглянул на нее, и холодный стальной блеск появился в его глазах. – Не могли бы вы, по крайней мере, попросить повежливее? – Он так ловко передразнил ее, что Абби даже слегка покраснела от смущения. – Мне казалось, что англичане просто помешаны на вежливости, или сейчас на это смотрят как на причудливый старый обычай?

– Пожалуйста, не могли бы вы сделать музыку потише? – сказала Абби сквозь зубы.

– Несомненно. – И с подчеркнутой торжественностью Ник выключил музыку, повернув диск на большом кассетном плейере, громоздящемся на холодильнике. – Так лучше?

– Благодарю вас, – сказала Абби холодно.

– Просто стараюсь быть хорошим соседом, – улыбнулся он ей. – Может быть, вы дадите мне знать, когда мне будет позволено слушать музыку? Мне бы не хотелось нарушать течение вашей жизни. Давайте посмотрим… Предположительно, вы работаете по утрам, вам хотелось бы обедать в тишине, так что и после полудня, я думаю, время не подходит. Таким образом, остаются вечера… может быть, мне будет выделен часок где-нибудь около пяти?

– Это вовсе не обязательно, – сказала Абби и повернулась, чтобы уйти, уверенная, что он издевается над ней. – Меня вообще не интересует, чем вы занимаетесь. Устраивайте здесь хоть вакханалии, мне-то что, лишь бы я ничего не слышала.

– Какая же это будет вакханалия, если вы ничего не услышите?

– Это уж ваша забота, – сказала она твердо. – Лишь бы все это происходило по вашу сторону забора.

– Слушаюсь, Миледи! – Ник изящно отсалютовал.

Его издевательский смех преследовал ее всю дорогу, пока она шла обратно к студии. Сорвав свое раздражение на паре безобидных сорняков, попавшихся по дороге, Абби минут десять с шумом переставляла бутылочки с краской, чтобы успокоить нервы. Он невыносим! Он, видимо, не способен воспринимать что-либо серьезно. И уж меньше всего она ожидала от него извинений за причиненное беспокойство. Это ее мучили угрызения совести за то, что она заставила его выключить музыку.

Надев очки, она села за мольберт, пытаясь сосредоточиться на работе, но обнаружила, что не может этого сделать. Тишина была какая-то оглушающая, и ее все время преследовала мысль, что Ник ждет, когда она кончит работать, чтобы опять включить свою музыку.

Воспоминания о его сильном, тренированном теле все время всплывали в ее воображении, мешая работать. Абби пыталась думать о чем-то другом, но мысли ее неизбежно возвращались к загорелой дразнящей коже и к ощущению скрытой в этом теле силы.

В раздражении она встала и взяла альбом. Она часто начинала рисовать, чтобы прояснить свои мысли. Вот и сейчас она дала возможность карандашу свободно, почти самостоятельно, двигаться по бумаге. Когда она кончила рисовать, с бумаги на нее мрачно смотрело красивое лицо Ника.

Абби удовлетворенно отодвинула от себя альбом, чтобы лучше рассмотреть рисунок. Все-таки она очень точно подметила самодовольное выражение его лица. К голове она быстро пририсовала тело с набедренной повязкой, сделанной из полотенца, а затем, неизвестно почему, подчиняясь какому-то импульсивному желанию, нарисовала карикатуру на себя, кричащую на Ника, в первый раз увидев всю комичность этой ситуации. Что он мог подумать о ней, ворвавшейся в чужой дом и вытащившей его из ванной.

Фыркнув от смеха, она бросила альбом обратно на верстак и взяла кисть. Ну и поделом ему, чтобы не заводил эту ужасную музыку! В конце концов, она ясно дала ему понять, чтобы он всегда держался той стороны забора.

Буквально минуту спустя ее внимание привлекло какое-то движение, и, подняв глаза, она увидела в дверном проеме большой белый платок, которым махала чья-то рука.

Сдвинув очки на кончик носа, она сурово посмотрела поверх оправы.

– В чем дело? – спросила она страдальческим голосом.

Носовой платок исчез, и в следующий момент в дверях появился Ник.

– Я пришел попросить вас об одолжении. Может быть, мы объявим перемирие на это время. – На нем были яркие шорты, какие носят любители серфинга, и тенниска, на которой крупными буквами было написано «Приди и возьми меня».

Абби поморщилась.

– Чем могу быть полезной? – спросила она тоном, не оставляющим, никаких надежд.

Видя, что его не прогоняют. Ник воспринял ее слова как приглашение и прошел туда, где она сидела за мольбертом.

– Я и не знал, что вы художница, – сказал он с искренним удивлением.

– Неужели? А я-то думала, что вы уже узнали обо мне все, что только можно узнать, – ответила Абби притворно сладким голосом.

– Ну не все, конечно. Я думаю, вы заслуживаете более пристального изучения. – Его голос был вежлив и мягок, но глаза его смеялись по-прежнему. К своему ужасу, Абби вдруг почувствовала, как краска смущения заливает ее лицо и шею. Она поспешно отвернулась к мольберту.

– Дело в том, что я не художник, во всяком случае настолько, насколько я хотела бы им быть. Я просто реставрирую чужие работы.

Он стоял за ее спиной, через плечо разглядывая викторианский пейзаж на мольберте. От времени картина совсем потемнела, но в одном углу можно было различить несколько фигур, хотя Абби начала работу с изображенного на полотне дома.

– Вы знаете, что это такое? – спросил он.

– Я не уверена, но у меня такое чувство, что здесь изображен старый Стинчхауз. – Она ощутила какое-то внутреннее напряжение от того, что он стоял так близко, и вся сжалась, когда он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть картину.

– Стинчхауз? Это тот большой дом недалеко отсюда?

Она кивнула в ответ.

– Я не могу быть пока уверена, надо очистить еще кусок полотна, но вот то крыло стоит к дому под не совсем обычным углом, так же как и в поместье, а это дерево тоже кажется знакомым.

Она вздохнула с облегчением, когда он отошел и уселся на верстак.

– Здесь требуется профессиональное мастерство. Сколько времени у вас займет привести в порядок такую картину?

– Я думаю, недели две-три. Эта хоть и не в очень плохом состоянии, но несколько грязновата.

– Две или три недели! Вы, должно быть, обладаете большим терпением, Абигайль Смит. – Он смотрел на чистые линии ее профиля, склоненного над мольбертом, пока она, от сосредоточенности закусив верхнюю губу, с невероятной осторожностью растирала маленькое пятнышко краски.

– Только в некоторых вещах, – ответила Абби, покончив с пятнышком, но Ник не слышал ее. Он уже встал с верстака и ходил по студии, изучая лежавшие то тут, то там картины. Неужели он не может посидеть спокойно пять минут? Как было бы хорошо, если бы он ушел. Пока он в студии, она не сможет работать.

– Эй! Это вы нарисовали? – Абби поняла, что он нашел ее рисунок, и у нее сжалось сердце.

– Естественно. – Кто же еще, по его мнению, мог бы это сделать?

– Превосходно! – Он посмотрел на нее поверх рисунка. – Неужели я действительно кажусь вам таким самодовольным?

– Поскольку вы задали такой вопрос, то я отвечу. Да! – Не поднимая головы, она продолжала работать над полотном.

Ник ухмыльнулся, глядя на рисунок, постучал пальцем по карикатуре, где Абби изобразила себя со свирепым выражением лица, руки в боки, рот открыт, и сказал:

– Знаете, вы не совсем правильно передали выражение своего лица. Вы выглядели гораздо более устрашающе. Вы должны были изобразить меня, сидящим под кухонным столом, съежившимся от страха.

Когда Абби, отказавшись клюнуть на этот крючок, молча посмотрела на него поверх очков, он продолжил:

– Если серьезно, то вы прекрасно рисуете.

Мне помнится, вы сказали, что вы не художник.

– Конечно нет. Я люблю рисовать, но я знаю свои способности. Я никогда не смогла бы этим по-настоящему заработать себе на хлеб.

– А этим зарабатываете, я имею в виду реставрацию? – Ник переставил банку с краской и, открыв крышку очередной бутылки, поморщился от едкого запаха.

Абби пожала плечами.

– По-разному. Достаточно для нормального существования. Безусловно, я не могу позволить себе никакой роскоши, которую люди вроде вас считают просто необходимой. Но я вполне счастлива тем, что имею.

– Мне было бы интересно услышать, что, вы считаете, является для меня предметами первой необходимости. – Сложив на груди руки. Ник прислонился к двери. – Ну? Давайте!

– Я не знаю, – сказала Абби, беря с тележки еще одну кисть. – Ну, скажем, машина, телевизор, стиральная машина – вещи такого рода. – Нота раздражения прозвучала в ее голосе.

Ник расхохотался, откинув голову назад.

– Думаю, что роскошь Голливуда уже перешагнула рубеж стиральных машин и телевизоров.

– Я именно это имела в виду, – нахмурилась Абби. – Я не настолько наивна. Все, что я хотела сказать – это то, что вещи, которые вы принимаете как само собой разумеющееся, для меня являются роскошью.

– Возможно, я действительно принимаю все это как само собой разумеющееся, – задумчиво сказал он, – но это вовсе не значит, что я считаю все эти вещи предметами первой необходимости.

Черт, а я надеялся, что хоть в это лето мне никто не будет читать нравоучений.

Абби не обратила внимание на его улыбку.

– Ну и что же вы собираетесь здесь делать? Вряд ли такой человек, как вы, найдет здесь что-либо достойное внимания.

Ник удивленно вскинул брови.

– Такой человек, как я? Что вы имеете в виду? То, что я американец?

– Мне казалось, что вы все любите проводить свое свободное время в погоне за чем-нибудь, не важно чем, и это считается у вас осмысленно проведенным временем, – сказала Абби насмешливо. Ее нервировало его присутствие, а его вопросы выводили ее из себя.

– Не кажется ли вам, что это несколько чрезмерное обобщение?

– На мой взгляд – нет, – сказала Абби и поджала губы.

– Вы относитесь к американцам с предубеждением, не так ли, Абигайль Смит? Ко всем двумстам пятидесяти миллионам американцев? Мне кажется, что вам бесполезно объяснять, что мы не похожи друг на друга.

Он с надеждой посмотрел на Абби, но, увидев, что выражение ее лица по-прежнему остается воинственным, разочарованно вздохнул.

– Что же случилось с вами в Вашингтоне, после чего вы всех нас невзлюбили так сильно?

Абби не собиралась разговаривать с ним на эту тему. Она отложила кисть в сторону.

– Вам что-нибудь нужно? – напомнила она ему с холодной вежливостью о цели его визита.

– О да. – Ник хлопнул себя ладонью по лбу. – Я знаю. Это звучит ужасно тривиально, но не найдется ли у вас немного кофе? Я совершенно забыл, что по воскресеньям здесь ничего не работает. Мне ужасно неловко вас беспокоить, но мне оказалось не по силам начать воскресное утро без небольшой дозы кофеина.

Что она могла ответить? Сдвинув очки на макушку, Абби поднялась. Ник с восхищением смотрел на ее стройные, длинные ноги.

– Боюсь, что у меня есть только растворимый, – сказала она, решив, что больше не позволит ему сердить ее. – Вас устроит?

– Конечно, я не гордый.

Показалось ей, или он действительно произнес «я» с ударением?

– Ну как поживает Питер? – спросил Ник, пока они шли к дому.

– Питер? – Этот неожиданный вопрос застал Абби врасплох.

– Ну ваш приятель. Как Летти его называла? Ваш молодой человек?

– Питер вовсе мне не приятель и тем более не мой молодой человек. – От раздражения Абби даже стиснула зубы. Сколько бы она этого ни отрицала, никто, казалось, не верил ей – и меньше всех Питер Мидлтон и Летти Уолкер.

– Это хорошо. Тогда он не будет возражать, если я попрошу вас уделить мне немного внимания. Мне бы хотелось познакомиться с окрестностями, и было бы прекрасно, если бы вы были моим гидом. Вы не против?

Они как раз дошли до кухни, и Абби была рада, что поиски банки из-под джема могли послужить оправданием ее молчанию. Она не видела серьезных причин для отказа. Почему бы не провести день на природе. И все же…

Абби колебалась. Острое, почти физическое восприятие его присутствия волновало и настораживало ее. Она видела в этом скрытую угрозу своему мирному и спокойному существованию, и все в ней восставало против этого. Однажды она уже пережила подобное, и у нее не было ни малейшего желания пройти через это еще раз. Пусть это глупо, но ей будет легче, если она будет придерживаться своего предубеждения, повторяя себе все время, что он американец. Ей вовсе не хотелось влюбляться в американца еще раз.

– Чувствую, что вам это совсем не по душе, – сказал Ник, с интересом оглядывая ее уютную кухню. – Что-нибудь не так?

Абби достала кофе из кухонного шкафа и повернулась, оказавшись с ним лицом к лицу.

– Почему я? – спросила она несколько резковато. – Вы же знаете, что я не люблю американцев. Да и нельзя сказать, что я была с вами достаточно приветлива. Думаю, что в нашем городке найдется достаточно людей, кто с удовольствием покажет вам окрестности.

– Я с ними еще не знаком, – вполне резонно возразил Ник. – Я знаком только с вами, и вы, скажем так, заинтриговали меня. – Он улыбнулся. – Может быть, мне захотелось изменить ваше мнение об американцах.

В этот момент, встревоженный звуками, доносящимися с кухни, в дверях появился Илайджа. При виде постороннего человека рядом со своей хозяйкой он остановился и стал изучать его своими немигающими желтыми глазами.

– Илайджа, – ответила Абби на вопросительный взгляд Ника, а когда тот присел на корточки, добавила:

– Боюсь, что с незнакомыми людьми он не очень приветлив.

– Как и его хозяйка, а? – В голосе Ника прозвучали дразнящие нотки. И, к ее досаде, кот направился прямо к нему и потерся о его колено. Абби закусила губу, но, когда Ник, все еще сидя на корточках, мельком взглянул на нее, она не смогла сдержать ответной улыбки.

– Он это сделал нарочно, – сказала она.

– Я знаю. Типично для кошек. – Ник почесал коту за ухом последний раз и встал. – Красивые создания, не правда ли? Такие грациозные и независимые. – Его глаза, теплые и тревожащие, смотрели прямо на нее.

– Я отсыплю вам кофе, – торопливо сказала Абби и начала ложкой перекладывать кофе в баночку из-под джема.

– Так вы мне и не сказали, согласны ли вы? – напомнил он ей.

Абби сделала вид, что очень занята крышкой от банки. Лучи солнца, проникавшие в кухню через открытую дверь, падали на ее склоненную голову, придавая ее каштановым волосам восхитительный оттенок.

– Я сейчас занята, – сказала она наконец, так и не придумав лучшей отговорки.

– Ладно. Тогда подождем, когда у вас будет время. – Ника, видимо, веселила эта ситуация. – У меня раньше никогда не было такой проблемы – уговаривать девушку о свидании.

– Вы меня удивляете, – сказала Абби холодно.

– Я уверен, что вы думаете, что я тщеславен и самонадеян, как все американцы. – С притворной миной огорчения на лице он глубоко вздохнул. – Мне, видимо, придется приложить много сил, чтобы произвести на вас впечатление.

– Пожалуйста, не беспокойтесь. – Она протянула ему баночку с кофе. – Вот ваш кофе. А сейчас, если вы не возражаете…

Ник подбросил баночку в воздух.

– Несомненно, я позволю вам вернуться к работе. Спасибо за кофе. И не забудьте о нашем уговоре. – Насвистывая, он перепрыгнул через калитку.

– Но мы ни о чем не договаривались, – крикнула Абби, но его уже и след простыл.

К большому неудовольствию Абби, хотя она этого ожидала, городок очень доброжелательно отнесся к появлению Ника. Куда бы она ни приходила, ей везде приходилось выслушивать лестные слова в адрес ее знаменитого соседа.

– Такой простой и дружелюбный, – говорили одни.

– Всегда найдет доброе слово для каждого, – говорили другие. И даже Тед Батлер, мясник, человек, которого никто не мог бы заподозрить в любви к ближнему, пробурчал, что, кажется, он разумный парень.

Тоже мне похвала, думала Абби, забирая свою баранью котлету. Никто из них ведь не живет рядом с ним. Его присутствие раздражало ее, но, когда она пыталась объяснить, что же ей так не нравилось в нем, выяснялось, что существует только одна причина – он «всегда там». Из его окон всегда была слышна музыка – от тяжелого рока до классики, но она не могла пожаловаться, что музыка играла слишком громко.

И нельзя было сказать, что он мешал ей. Абби понимала, что нечестно ворчать на человека, который сидит и тихо читает в своем саду. Но у нее создалось впечатление, что в любой момент он готов отбросить все в сторону и что-нибудь предпринять, и это ее очень тревожило. Она хотела избавиться от этого постоянного ощущения его присутствия и даже надеялась, что он что-нибудь сделает – не важно что! – что оправдает ее растущее раздражение. Ее безумно раздражало и его пристрастие к кричащим, по ее мнению, рубашкам, которые, правда, нравились всем остальным.

– Да у тебя все цвета, кроме коричневого и серого, кричащие, – сказала ей Лиз, не согласившись с подругой, когда та стала ее убеждать, что одежда Ника лишена всякой индивидуальности.

О прогулке больше не было произнесено ни слова. Если Ник видел ее в саду, то он улыбался ей приветливой улыбкой, на которую Абби отвечала чопорным кивком головы. Казалось, он решил игнорировать ее, найдя более подходящие знакомства среди местных жителей. Ну и хорошо! Именно этого она и хотела!