Текст книги "Счастливые девочки не умирают"

Вслед за Артуром я подошла к столу напротив старинного камина, который давно не топили, однако, судя по его закопченным стенам, предыдущие обитатели особняка пользовались им с завидной регулярностью. Артур бросил рюкзак на стул рядом с девушкой с большими карими глазами, расставленными неестественно широко. В школе ее прозвали «Акула», однако эти инопланетные глаза были той изюминкой, которая в конце концов прельстит ее будущего мужа. На девушке были свободные мягкие брюки и белый реглан, собравшийся складками под большой грудью. Рядом, подперев руками подбородок, сидела другая девушка, чьи длинные каштановые волосы спускались до самого стола, обвивая локти. Я поразилась, до чего она бледная, да еще и в такой короткой юбке. Мама насильно заперла бы меня в солярии, чтобы я не показывалась на людях с такими белыми ногами. Однако девушка, по всей видимости, не стеснялась ни своих бледных ног, ни короткой юбки. Возле нее, совсем близко, сидел миловидный парень в реглане с логотипом школьной футбольной команды, вероятно, ухажер, судя по тому, как он смело обнимал ее за талию.

– Здоров, – бросил Артур. – Это Тифани. Она ходила в католическую школу. Не обижайте ее, бедняжка и так настрадалась.

– Привет, Тифани! – звонко поздоровалась Акула. Она поскребла ложечкой по стенкам опустевшего стаканчика из-под пудинга, собирая остатки шоколадной глазури.

– Привет, – ответила я.

– Это Бет, – сказал Артур, показывая на Акулу. Затем указал на длинноволосую девушку и ее бойфренда: – Сара. Тедди.

Раздался нестройный хор приветствий. Я подняла руку и снова сказала «привет», на этот раз всем сразу.

– Ну, идем, – произнес Артур, дернув меня за рукав. Повесив рюкзак на спинку стула, я заняла очередь в буфет. Артур заказал себе огромный сэндвич с говядиной и индейкой, тремя видами сыра, листиком салата и таким количеством майонеза, что сэндвич хлюпал каждый раз, как Артур сдавливал его руками. Я взяла шпинатный ролл с сыром, помидорами и горчицей (в те дни мы считали, что лаваш менее калорийный, чем обычный хлеб). Артур взял поднос и бросил на него два пакета чипсов. Я же поднос брать не стала, последовав примеру девушек, заказавших овощные роллы в лаваше. С роллом в одной руке и бутылкой диетического лимонада в другой я встала в очередь в кассу.

– Отличные штаны, – послышалось у меня за спиной.

Я обернулась. Позади стояла довольно странного вида девушка, впрочем, весьма привлекательная. Она одобрительно кивнула, оглядев мои широкие оранжевые штаны, которые я ранее поклялась никогда больше не надевать. У незнакомки были светлые пшеничные волосы неестественно однородного оттенка, будто крашеные, большие карие глаза почти без ресниц и кожа, покрытая ровным загаром; такой можно получить, только если днями напролет загорать на бортике собственного бассейна. В простой ярко-розовой блузке и клетчатой юбке в складку, гораздо короче положенного, она резко выделялась на фоне остальных девушек, почти единодушно избравших неброский стиль, характерный для выпускников престижной школы. Держалась она очень уверенно, так, будто задавала тон всей школе.

– Спасибо, – с улыбкой ответила я.

– Ты новенькая? – спросила она. У нее был негромкий, с хрипотцой голос, каким отвечают на линии секса по телефону.

Я кивнула.

– Я Хилари, – представилась она.

– Тифани.

– Эй, Хилари! – прогремело на всю столовую.

Кричали из-за самого центрового стола. Там восседали здоровенные парни с голыми ногами, поросшими жестким темным подшерстком, совсем как у моего отца, а рядом щебетали ручные девочки, хихикающие всякий раз, как парни обзывали друг друга слабаками, мудаками и дебилами.

– Здорово, Дин! – выкрикнула в ответ Хилари.

– Захвати мне пачку «желеек», – скомандовал он.

Руки у Хилари были заняты, но, зажав подбородком банку диетической колы, она потянулась за конфетами.

– Я помогу! – Бросив пачку «желеек» на кассу, я рассчиталась за них, несмотря на протесты Хилари.

– Я в долгу не останусь, – сказала она, подцепив мизинцем пакетик с конфетами, каким-то чудом уместив в руках все свои покупки.

Артур дожидался меня чуть поодаль. От инцидента я вся раскраснелась. Такие моменты перемирия, между нами девочками, куда ценнее, чем долгожданный звонок парня.

– Я гляжу, ты частично познакомилась с ХО-телками.

– ХО-телка? Она, что, проститутка? – Я оглянулась на Хилари: она бросила пачку на поднос Дина. Парни не считали зазорным пользоваться подносами.

– Это аббревиатура, которую придумали себе Хилари и ее подружка, Оливия, – и Артур кивнул в сторону кудрявой брюнетки, подобострастно хохочущей над тем, как выстраивали башню из картонных коробок из-под жареной картошки Мохноногие. – «ХО». Ну а мы додумали остальное. Хотя мне кажется, эти двое понятия не имеют, что такое аббревиатура. – Он довольно усмехнулся. – От этого еще смешней, правда?

Пусть я не додумалась, что Холден Колфилд – псих, но уж что такое аббревиатура, я знала как дважды два.

– У них и правда зуд в одном месте? – Мне как-то не верилось, что девушки могут с гордостью носить подобное прозвище. Меня однажды обозвали шлюхой – обычное дело, когда в средней школе у тебя грудь третьего размера, – и я полдня рыдала у мамы на коленях.

– Нет, конечно. Строят из себя записных шлюшек, но на самом деле, – Артур смешно наморщил нос, – не будут знать, куда деваться, если парень снимет перед ними трусы.

После обеденного перерыва была химия. Я терпеть не могу химию, но, увидев в лаборатории Оливию с Хилари, оживилась. Впрочем, долго радоваться не пришлось: нам велели разбиться на пары для проведения опыта, целью которого было внушить нам интерес к химии. Я обернулась направо, однако сидящий там одноклассник уже махал кому-то рукой, отвернувшись от меня. Налево – та же история. Вскоре, когда счастливые парочки уже стояли над лабораторными столами в глубине кабинета, обнаружился еще один одиночка – темно-русый мальчик с такими яркими голубыми глазами, что их оттенок был виден издалека. Он кивнул мне и вопросительно вскинул брови, хотя выбора у нас не было. Я кивнула в ответ, и мы поспешили занять свои места за лабораторным столом.

– Отлично, – сказала миссис Чэмберс, когда заметила нас. – Лиам и Тифани, займите столик возле окна.

– Как будто у нас есть выбор, – вполголоса сказал Лиам, чтобы миссис Чэмберс не расслышала. – Сразу видно, что всем плевать на новеньких.

Я не сразу поняла, что к «новеньким» он причисляет и себя.

– Ты тоже новенький?

Он дернул плечом, будто полагал, что это и так очевидно.

– Надо же, и я! – оживленно заговорила я. Какое счастье, что я его встретила! Новенькие просто обязаны заботиться друг о друге.

– Знаю, – ответил он, приподняв уголок губ в полуулыбке. Сейчас, в лучах послеполуденного солнца, с ямочкой на щеке он выглядел как на развороте журнала для восьмиклассниц. – Ты слишком симпатичная, чтобы остаться без пары.

Меня обдало жаром изнутри, и непроизвольно сжались бедра.

Миссис Чэмберс начала распространяться о мерах предосторожности, до которых никому не было дела, пока не прозвучало, что при неосторожном обращении с реактивами нам может опалить волосы. Я оглянулась, чтобы посмотреть на учительницу, и заметила, что Хилари не сводит с меня глаз. Я могла отвести взгляд, притворившись, будто смотрю мимо, или же улыбнуться, слегка кивнуть, чтобы расположить ее к себе. Повинуясь внезапно пробудившемуся инстинкту популярной девочки, я выбрала второй вариант.

К моему удовольствию, Хилари улыбнулась в ответ, ткнула под локоть Оливию и что-то прошептала ей на ухо. Оливия заулыбалась, глянула на меня и, едва заметно кивнув на Лиама, беззвучно проговорила: «Он клевый», преувеличенно шевеля губами. Я бросила на него быстрый взгляд, убедилась, что он смотрит в другую сторону, и так же беззвучно ответила: «Вижу».

Боже, как я была довольна собой, когда прозвенел звонок с урока! В первый же день я успела пофлиртовать с клевым парнем, а то, что мы оба новенькие, позволило мне его «застолбить». Кроме того, я сблизилась с Оливией и Хилари. С тем же успехом можно было отправить сестре Иоанне открытку с цветочками: «Дорогая сестра Иоанна, я делаю потрясающие успехи в новой школе и встретила того, с кем хотела бы потерять девственность. И все это благодаря вам!»

Глава 3

– Двадцать пять, двадцать шесть – выше подбородок! – двадцать восемь – осталось два раза, поднажмите! – двадцать девять, тридцать.

Я перекатилась на пятки и вытянула руки перед собой, разминая и растягивая мышцы, пылающие от напряжения, что в точности соответствовало обещаниям, за которые я плачу триста двадцать пять долларов в месяц. Возможно, я бы и добилась более стройного, гибкого тела, если бы не отчаянный голод, одолевающий меня на подступах к дому. Иногда я прямо с порога бросалась в кухню и, не раздеваясь, принималась шарить по полкам в поисках съестного.

– А теперь гантели на место – и к станку. Следующее упражнение на икроножные мышцы.

На этом этапе занятий я всегда нервничаю: нужно успеть отнести гантели и мягко, но решительно занять свое излюбленное место у станка, тогда как мне хочется растолкать этих неповоротливых куриц: «Я тут не затем, чтобы просто похудеть: у меня съемка на телевидении, уродки!» Довольствуюсь тем, что «случайно» задеваю кого-то плечом, как обычно поступаю с «напевалами». Это те припадочные, которые так бурно радуются жизни, что их прям распирает, когда они идут по улице, пританцовывая и напевая себе под нос. Я нарочно толкаю их своей здоровенной сумкой, чтоб посмаковать возмущенное «Эй!»

Всякому счастью есть предел.

На занятиях я веду себя повежливей. Не хочу портить тщательно подобранный образ, рассчитанный на то, чтобы впечатлить и расположить к себе инструкторов: образ милой, сдержанной девушки, которая всегда выбирает продвинутый вариант упражнений на мышцы бедра, даже если у нее дрожат ноги.

К счастью, когда я отнесла гантели на место и обернулась, мое место у станка никто не занял. Я перекинула полотенце через перекладину, поставила на пол бутылку с водой и принялась перекатываться с пятки на носок, втянув живот и расправив лопатки.

– Молодец, Ани, отлично выглядишь, – сказала инструктор.

Целый час я «застегивалась и подтягивалась», скручивалась и разгибалась, стараясь при этом правильно дышать. К концу тренировки я чувствовала себя вареной, как рисовая лапша, без которой жить не могу, поэтому решила забить на трехкилометровую пробежку по дороге домой. Однако, мельком взглянув на свое отражение в зеркале, я заметила подозрительные складки на боках и передумала.

В раздевалке ко мне подошла девушка, которая проволынила все три подхода на пресс.

– Какая ты молодец! – восхищенно сказала она.

– Что-что? – Я сделала вид, будто не расслышала.

– Я про пресс. У меня никак не получалось последнее упражнение. Я попыталась отпустить ноги, но не продержалась и секунды.

– Ну, это моя проблемная зона, поэтому я стараюсь, как могу. – И я похлопала себя по животу, напряженно подрагивающему под высоким поясом дизайнерских спортивных штанов размера XS. С того самого дня, когда мы начали готовиться к свадьбе, меня нестерпимо, совсем как в старшей школе, тянуло пожрать. Несколько лет я крепилась, давая себе волю лишь по воскресеньям и изредка – по средам, а в остальные дни сидела на диете и потела в спортзале, благодаря чему не набирала больше пятидесяти пяти килограммов (отличный результат, если в тебе метр семьдесят росту, и средненький – если в тебе метр шестьдесят). К свадьбе и, самое главное, к съемкам документального фильма я собиралась похудеть до сорока семи килограммов, и при мысли о том, чего мне это будет стоить – и в самое ближайшее время, – я чувствовала нестерпимый голод и напоминала себе бешеного медведя, который ест в три горла на случай анорексии.

– Ничего подобного! – запротестовала девушка. – Ты потрясно выглядишь.

– Спасибо. – Когда она направилась к своему шкафчику, я проводила ее взглядом. Узкий длинный торс переходил в широкие бедра и плоский зад. Я не могла определиться, что хуже: безропотно натянуть джинсы с завышенной талией или драться за каждый сантиметр идеального тела, терпя голод и инъекции ботокса.

Я выползла на Вест-Сайд Хайвей и, с трудом переставляя ноги, побежала в направлении дома. Три километра я преодолела за двадцать пять минут – жалкий результат, даже если учесть вынужденные остановки перед пешеходным переходом.

– Привет, крошка, – бросил Люк, не поднимая глаз от планшета.

Когда мы с Люком начали встречаться, я млела от этого слова, «крошка», у меня что-то сжималось внизу живота, как клешня в «хватайке», подцепившая мягкую игрушку, – если такое вообще бывает, ведь все знают, что игральные автоматы запрограммированы на проигрыш. В старших классах и колледже я мечтала о том, как меня нагоняет широкоплечий игрок в лакросс и, небрежно закинув руку мне на плечо, шепчет: «Привет, крошка».

– Как тренировка?

– Так себе. – Я стянула пропотевшую кофту с высоким воротником, защищавшим шею от ветра, и провела рукой по мокрым волосам на затылке. Затем направилась в кухню, достала ложку и банку арахисового масла без консервантов и зачерпнула от души.

– Напомни, когда у тебя встреча?

Я взглянула на стенные часы.

– В час. Пора собираться.

Я побаловала себя ложкой арахисового масла, запила водой и отправилась в душ. На сборы ушел целый час – куда больше, чем на сборы к ужину с Люком. Я одевалась ради взглядов стольких женщин! Ради туристок на улицах («учитесь, как надо!»), ради продавщицы, которая не посмотрит в мою сторону, пока не заметит логотип «Миу Миу» на моей сумочке, а сегодня – в первую очередь ради одной из подружек невесты, будущей студентки медицинского университета, которая в двадцать три года осмелилась заявить, что если не успеет родить к тридцати годам, то заморозит яйцеклетки. «Чем выше возраст матери, тем выше риск аутизма у ребенка». Она так основательно приложилась к соломинке, что в бокале забулькало. «Сколько женщин рожают после тридцати. Эгоистки. Не успела обзавестись детьми до тридцати – усыновляй». Разумеется, Моника (Мони) Далтон не сомневалась, что уж она-то обзаведется детьми прежде, чем ее разнесет, как корову. Она не прикасалась к «плохим» углеводам со дня выхода в эфир последней серии «Секса в большом городе», а ее живот выглядит так, будто его «отфотошопили».

Однако через три месяца Мони стукнет двадцать девять, а мужика, который бы разбудил ее с предложением праздничного секса, у нее так и нет. Так что теперь от Мони явственно попахивает паникой.

Одеваться для Мони – одно удовольствие. Обожаю исподтишка наблюдать, как она изучает тонкие кожаные ремешки моих сандалий, как ее взгляд неотрывно следует за моим изумрудом. И хотя сама она частенько захаживает в дорогущий «Барнис», счета оплачивают ее родители. Не круто, если тебе за двадцать пять. После двадцати пяти ты либо сама платишь по счетам, либо платит твой мужчина. Прошу заметить, что свои покупки (все, кроме ювелирки) я оплачиваю самостоятельно. Впрочем, я бы не смогла себе этого позволить, если бы не Люк, который заботится обо всем остальном.

– Хорошо выглядишь, – сказал Люк, входя на кухню, и чмокнул меня в затылок.

– Спасибо. – Я боролась с рукавами белого пиджака. Кажется, я никогда не научусь подворачивать их так, как на фотке из модного блога.

– Потом пойдете обедать?

– Ага. – Я впихнула в сумку косметичку, солнцезащитные очки, журнал «Нью-Йорк мэгэзин» – намеренно оставив его выглядывать из сумки, чтобы все видели, что я читаю «Нью-Йорк мэгэзин», – жевательную резинку и образец свадебного приглашения, который предложила запуганная китаянка.

– Слушай, один мой клиент с женой приглашают нас на ужин на этой неделе.

– Кто именно? – Я расправила рукава пиджака и принялась подворачивать их заново.

– Эндрю, из «Голдман».

– Может, Нелл его знает, – ухмыльнулась я.

– Господи, надеюсь, что нет, – озабоченно выдохнул Люк. Нелл действовала ему на нервы.

Я улыбнулась и чмокнула Люка в губы. Ощутив в его дыхании кислый запах кофе, я постаралась не вздрогнуть от отвращения. Постаралась вспомнить, как впервые увидела его, в самый первый раз: первокурсницей на студенческой вечеринке, куда все явились в джинсах, а я, как провинциалка, – в слаксах, туго сдавивших мне талию. Люк тогда учился в Университете Гамильтона на последнем курсе, а у нас, в Уэслианском университете, числился его закадычный школьный приятель, с которым они регулярно виделись. Люк положил глаз на Нелл – тогда еще он не знал, что она стервоза (его выражение), каких мало. К счастью – или к сожалению, – Нелл закрутила с его приятелем, так что у Люка ничего не вышло. Уязвленная равнодушием Люка, я тем же вечером разработала план. Парень, на которого я положила глаз, увивается за Нелл, значит, надо за ней понаблюдать. Я подражала ее манерам за столом – она почти не прикасалась к еде, видимо, ее голубые «витаминки» полностью отбивали у нее аппетит – и упросила маму купить мне такую одежду, как у Нелл. Благодаря Нелл я поняла, что заблуждалась в главном: оказывается, красивая девушка должна вести себя так, будто ей нет дела до своей красоты. В Брэдли я вела себя с точностью до наоборот. А Нелл иногда разгуливала без грамма макияжа, натянув отцовский свитер, бесформенные «угги» и растянутые спортивные штаны в знак женской солидарности. Кроме того, красивым девушкам полагалось относиться к себе с самоиронией, выставлять напоказ воспаленные прыщи и во всеуслышание обсуждать приступы диареи, чтобы их не дай бог не приняли за охотниц за мужьями. Потому что, если будешь выставлять себя напоказ, тебя растопчут, и тогда можешь забыть про парня, который тебе приглянулся, даже если это взаимно: свора ощеренных девиц отвадит его от тебя в два счета.

К концу первого курса я уже могла натянуть те самые бежевые слаксы, даже не расстегивая пуговиц. Я не могла похвастаться истинной худобой – еще пять килограммов уйдут только после колледжа, – однако университетские стандарты были куда менее суровы, чем в Нью-Йорке. Однажды в марте, когда на улице приятно потеплело, я отправилась на занятия в одной майке. Жаркие лучи солнца касались моего лба, словно благословляя. На беговой дорожке разминался Мэтт Коди, хоккеист, тот самый, который с такой силой ткнулся своим дрыном в бедро Нелл, что у бедняжки целую неделю не сходил сизо-багровый синяк. Мэтт застыл на месте, заглядевшись, как сияют на солнце мои глаза и волосы. «Ни фига себе!» – вырвалось у него.

Однако мне следовало оставаться начеку. В университете я начала создавать себя заново, и было бы совсем некстати снова попасть в историю. Нелл называла меня «моя бесстыдница»: я целовалась с парнями взасос, загорала без лифчика, но большего себе не позволяла – разве что с тем, с кем встречалась «официально». Я даже узнала, как это осуществить, благодаря Нелл и тому, что она называла «эффект Хемингуэя». Хемингуэй, объясняла Нелл, придумывал финал романа только для того, чтобы впоследствии его выбросить, полагая, что роман только выиграет, если читатель сам догадается, чем все закончилось. Когда по кому-то сохнешь, продолжала Нелл, немедля закрути с другим – например, с тем парнем, что вечно пялится на тебя на лекциях по современной американской классике, или с тем, что ходит в старых джинсах и зализывает волосы гелем. Улыбнись ему, пусть пригласит тебя куда-нибудь, выпей разбавленный виски у него в спальне, пока он распространяется о постмодернизме под приглушенные завывания французской рок-группы. Если он захочет тебя поцеловать – отстранись или не отстраняйся, не важно, главное – продолжай с ним хороводиться, пока тот, кто тебе по-настоящему нужен, не прознает о его существовании – о существовании лопуха, с которым ты теряешь время. Он учует соперника, как изголодавшаяся акула в океане – каплю крови.

После окончания университета я снова увиделась с Люком, на сей раз на одной из городских вечеринок. Момент был как нельзя более подходящий: я как раз встречалась с одним придурком, которого было видно и слышно за километр. Он принадлежал к потомкам первых поселенцев, прибывших в Америку на «Мейфлауэере», а это неизменно вызывает в людях крайне противоречивые чувства. Он единственный не боялся делать со мной в постели то, что мне нравилось, поэтому я и держала его при себе. Бить по лицу? «Скажи, если нужно сильнее», – шепнул он, размахнулся и наотмашь влепил мне такую пощечину, что у меня искры из глаз посыпались, зрение помутилось, и я снова и снова проваливалась в темноту, пока не кончила, застонав на всю комнату. Люк пришел бы в ужас от такой просьбы, однако ради его фамилии, ради возможности стать «миссис Харрисон» я была готова отказаться от мучительно-сладкого желания истязать себя. Когда я рассталась со своим придурком «ради» Люка, внезапно свалившаяся свобода – ужинать вдвоем, возвращаться домой вдвоем, как настоящая пара – захлестнула нас с головой, закружила в водовороте и увлекла за собой, как быстрина. Через год мы с Люком съехались. Разумеется, он знает, что я училась в Уэслианском университете, и не устает удивляться, как это наши пути не пересеклись раньше, когда он туда наезжал.

– Это модель «Эмили» в бледно-розовых оттенках. – Продавщица сняла платье с вешалки и приложила к телу, приподняв двумя пальцами подол юбки. – Как видите, ткань немного с отливом.

Я взглянула на Нелл. Столько лет прошло, а от нее по-прежнему глаз не отведешь. В отличие от нас, ей не придется выходить замуж, чтобы что-то там себе доказывать. Раньше она работала по финансовой части, причем была одной из двух девушек во всем отделе. Когда Нелл шла по коридору, мужики, повернувшись в креслах, провожали ее взглядом. Два года назад на рождественском корпоративе какой-то осел – приличный семьянин, естественно, – перебросил Нелл через плечо, явив всем ее круглую попку из-под задравшейся кверху юбки, и с обезьяньим гиканьем проскакал по залу под дружный хохот собравшихся.

– Почему с обезьяним гиканьем? – спросила я.

– Возомнил себя Тарзаном, – пожала плечами Нелл. – Умом-то он не блистал.

Нелл подала на компанию в суд, получила приличную – но неизвестную – сумму денег и теперь каждое утро спит до девяти, часами потеет в спортзале и первой хватает общий счет со стола.

– В платье такого оттенка я буду все равно что голая, – сказала Нелл и усмехнулась краем рта.

– Воспользуемся автозагаром, – предложила Мони. В ярком свете, лившемся из окна, на ее щеке выделялся огромный прыщ, замазанный слишком светлым тональным кремом. Похоже, Мони не на шутку распереживалась из-за того, что я выхожу замуж прежде ее.

– Темно-синий выгодно оттеняет цвет лица. – Продавщица повесила бледно-розовое платье на место и эффектным жестом сняла с вешалки его темно-синего двойника. На ее запястье блеснули знакомые очертания золотого браслета от «Картье»; белокурые от природы волосы выглядели еще естественней благодаря посещениям парикмахерского салона напротив Мэдисон-сквер.

– А что, кто-нибудь выбирает платья разных оттенков? – поинтересовалась я.

– Конечно. – И она пошла с козыря: – На прошлой неделе у нас была Джорджина Блумберг, дочь мэра. Ее подруга выходит замуж, и у всех подружек невесты будут разные платья. – Она извлекла на свет третий наряд, на этот раз омерзительного баклажанного цвета, и добавила: – Если правильно подобрать оттенки, они будут шикарно смотреться. Напомните, сколько подружек невесты на вашей свадьбе?

Их было семь. Все окончили Уэслианский университет и жили в Нью-Йорке, кроме двух – те подались в столицу. Все девять шаферов Люка были из Университета Гамильтона, кроме его старшего брата, Гаррета, который с отличием закончил Университет Дьюка. Все они тоже проживали в Нью-Йорке. Однажды в разговоре с Люком я посетовала на то, что сразу по приезде в город мы оказались в плотном кольце друзей и так и не узнали подлинный Нью-Йорк с его городскими сумасшедшими и дикими, непредсказуемыми ночами. Мы не искали их, потому что они были нам ни к чему. Просто поразительно, сказал тогда Люк, как ты умеешь превратить преимущество в недостаток.

Нелл и Мони направились в примерочную, чтобы я воочию убедилась, как идеально сочетаются бледно-розовый и темно-синий, а я тем временем откопала в сумочке телефон. Держа его перед собой на уровне подбородка, я пролистала ленту новостей в Твиттере и Инстаграме. Наша директор по красоте подготовила специальный сюжет для утреннего телешоу, в котором предупреждала о неприглядных последствиях чрезмерного использования смартфонов: сыпь в области висков и щек и дряблая «индюшачья» шея из-за постоянно опущенной головы.

Эта девчонка, Спенсер, добавила меня в друзья в Инстаграме. На фотографиях в ее профиле – сплошь незнакомые лица. Ага, она идет на какое-то мероприятие: «Друзья «Пятерых» в плохонькой забегаловке рядом со «Старбаксом» в Вилланова. Я на минутку представила себе, как вошла бы туда: строгий кашемировый свитер, изумрудный скарабей на пальце и Люк, излучающий уверенность такой силы, что она каким-то чудом передалась мне. Общество, куда я с таким трудом пробивала себе дорогу, перестало заслуживать внимания. Все эти неудачники, окуклившиеся в своем Мейн-Лайне, в своих домах, где полы – могу поспорить – устланы коврами. Господи. В толпе пробежит шепоток, послышатся возмущенные голоса и удивленные возгласы, имеющие двоякий смысл: «Вы ее видели? Как у нее хватило духу!» Возможно, там окажется и тип, который после стольких лет все еще полагает, будто за мной интимный должок. До мероприятия оставалось несколько месяцев. К тому времени я, пожалуй, и похудеть успею.

Закрыв Фейсбук, я собралась проверить почту, но тут из примерочной выплыла Нелл, задрапированная бледно-розовым. На ее обнаженной сухопарой спине отчетливо выделялись ребра и ряд узловатых позвонков.

– Класс! – выдохнул Браслет-от-Картье, и не только затем, чтобы точно продать платье.

Нелл прижала узловатые руки к груди, плоской, как тонкая черствая пицца, которой мы завтракали в университете. Я отвела взгляд. Нелл грызет ногти ради спортивного интереса. Истерзанные, обкусанные до крови кончики пальцев слишком явственно напоминают мне о том, сколь непрочны швы, скрепляющие наши тела.

– Если к тебе вломится маньяк, – спросила я посреди очередной серии «Закон и порядок», – чем ты собираешься выцарапывать ему глаза? Своими культяпками?

– Надо бы купить ружье. – Не успела она договорить, как голубые глаза тревожно сверкнули, но было поздно: слова вылетели прежде, чем она спохватилась. – Прости, – смущенно извинилась она.

– Не извиняйся. – Я взяла пульт от телевизора и прибавила громкость. – Не стоит отказываться от сарказма ради «Пятерки».

– Ани, это голое платье! – жалобно прохныкала Нелл, однако она залюбовалась на отражение своей открытой спины в зеркале и на то, как незаметен переход между платьем и ее собственной гладкой кожей на пояснице, как раз над драгоценной попкой, оцененной в неназванную сумму, так что невозможно было определить, где заканчивалось платье и начиналась Нелл.

– И мне придется стоять с ней рядом? – Мони отдернула занавеску примерочной. Она навеки обречена подлизываться к Нелл. Дурочка не понимает: Нелл не нужно, чтоб ей лизали задницу.

– Тебе очень идет этот цвет, Мони, – пропела я, когда Нелл пропустила лесть мимо ушей. Я никогда не устану тыкать Мони носом в то, что лучшая подруга Нелл – я, итальяшка без роду и племени, а не она, принцесса из зажиточного Коннектикута.

– Я же не смогу надеть бюстгальтер, – заныла Мони.

К ней тут же подбежала Браслет-от-Картье – обвисшая грудь не сорвет продажу! – и принялась возиться с мягким лифом.

– Его можно драпировать как угодно, видите? Подходит для любой фигуры.

В конце концов она соорудила вокруг дряблых сисек Мони нечто вроде повязки для сломанной руки. Мони приподняла края платья, разглядывая себя в зеркало. С каждым ее движением мягкие складки над грудью колыхались, как будто где-то глубоко под ними разорвался подводный снаряд.

– Думаете, остальным девочкам будет к лицу? – не сдавалась Мони. Остальные не смогли прийти и великодушно согласились, чтобы модель платья выбирали Нелл и Мони. Из девяти шаферов Люка трое были холостяками, включая Гаррета, который, разговаривая с девушками, имел обыкновение обнимать их за талию, не снимая при этом солнцезащитных очков с темными стеклами. Ни одна из подружек не собиралась рисковать приглашением на свадьбу, рисковать Гарретом из-за какого-то платья.

– Мне нравится, – равнодушно бросила Нелл. Этого было достаточно.

– Ну, в нем определенно что-то есть, – тут же согласилась Мони, хмуро осматривая себя со всех сторон.

Я опустила глаза на экран телефона, моментально забыв о преждевременных морщинах на шее, когда увидела помеченное красным флажком сообщение с заголовком «ДРЗ ПТРХ ГРФК СЪЕМОК», и у меня свело живот, пустой, за исключением ложки арахисового масла.

– Черт возьми. – Я открыла сообщение.

– Что там? – Нелл поддернула подол платья выше колена и присматривалась к новой длине.

– Съемки переносят на начало сентября, – простонала я.

– А по старому графику?

– В конце сентября.

– Так в чем проблема? – Нелл наморщила бы лоб, если бы не инъекции ботокса («Это для профилактики», – оправдываясь, заявляла она).

– Проблема в том, что я жру как свинья. Мне придется голодать, если я хочу прийти в форму до четвертого сентября.

– Ани, – сказала Нелл, уперев руки в бедра объемом восемьдесят сантиметров, – перестань. Ты сейчас и так худышка.

Нелл наложила бы на себя руки, если бы была такой «худышкой», как я.

– Тебе нужно сесть на диету Дюкана, – встряла Мони. – Моя сестра пробовала. Как раз перед свадьбой. – Мони щелкнула пальцами. – Четыре килограмма за три недели. При том, что она уже носила тридцать четвертый размер.

– О, Кейт Миддлтон тоже сидела на этой диете, – поддакнула Браслет-от-Картье, и мы почтительно замолчали. Надо отдать Кейт должное – в день свадьбы у нее был исключительно голодный вид.

– Идемте обедать, – вздохнула я.

От этих разговоров мне захотелось совершить ночной набег на холодильник, под завязку набитый едой. Вечерами, когда Люк развлекал клиентов, я набирала в магазине два пакета отборной «неполезной» еды, приносила домой, в два счета уминала, а улики выбрасывала в мусоропровод, заметая следы преступления. Наевшись до отвала, я смотрела порноролики, где женщин заставляли лаять по-собачьи. Меня сотрясали оргазмы, и я без сил валилась в кровать, снова и снова убеждая себя, что никогда бы не вышла замуж за того, кто способен обращаться со мной подобным образом.

Мы сделали заказ, и Мони удалилась в туалет.