Текст книги "Ад Лабрисфорта"

Лабрисфортская тюрьма (I)

Первым из вертолёта вышел худой надзиратель. За ним – Кейс, который успел прийти в чувство ровно настолько, чтобы держаться на ногах, но отчёта в происходящем себе толком ещё не отдавал. Потом настала очередь Флэша. Последним вылез надзиратель с квадратной фигурой.

Когда все четверо отошли на достаточное расстояние, вертолёт взмыл в воздух, унося выполнивших свою миссию охранников из следственного изолятора. Им ни к чему здесь задерживаться. А вертолёту через час предстоял ещё один рейс на остров – со сменой охраны на борту.

Резкий порыв холодного и едкого морского ветра ударил в лицо Уэсли. От него защипало глаза, но он не закрыл их. Нужно смотреть вокруг и запоминать увиденное.

Посадочная площадка была хорошо освещена, но разглядеть Флэш успел не многое. Вряд ли конвойным понравилось бы, начни он с любопытством вертеть головой по сторонам. Он заметил высокую проволочную ограду, сторожевые вышки и приземистый серый силуэт здания, вырисовывающийся на фоне чёрного неба. К этому зданию они и направлялись – двое закованных заключённых и двое конвойных по сторонам.

– Что-то сегодня поздновато, Визер, – сказал худому надзирателю дежурный, сидевший за столом в довольно просторном холле. В этом холле они оказались, когда тяжёлая металлическая дверь – главный вход в Лабрисфортскую тюрьму – захлопнулась за их спинами.

– Гостя ждали очень уж издалека, – отозвался Визер, кивнув на Кейса, и подал дежурному какие-то бумаги.

– Вот так, двоих сразу, – со значением добавил обладатель квадратной фигуры и осклабился.

Видимо, заводя речь о заключённых, он всегда улыбался.

– Может, тебя, Рокки, это и радует, – тусклым голосом произнёс дежурный, глянув в полученные от Визера бумаги и быстро набив что-то на клавиатуре компьютера, – а мне лично по хрен, привезли вы одного, двоих, или десятерых.

– Ты это чего, а?.. – Рокки угрожающе навис над столом.

– Отвали, Костолом, сделай одолжение, – сказал дежурный, даже не взглянув на него и продолжая печатать.

– Пошли, – окликнул Рокки Визер, – отведём их.

Рокки нехотя отошёл от стола и несколько раз через плечо оглянулся на дежурного.

Всё это время Уэсли наблюдал за происходящим и запоминал. И – ничего больше. Как будто смотрел со стороны, как будто это происходило не с ним. Он собрал всю свою силу воли – и, находясь внутри действия, превратился в наблюдателя. Никаких оценок, никаких эмоций. А иначе… иначе можно заработать укол в шею, как Кейс.

Прежде всего, при ровном ярком свете он внимательнее разглядел своих конвойных.

Рокки Костолом был обладателем копны кучерявых медно-рыжих волос, маленьких глазок того же цвета (что выглядело достаточно странно), тяжёлой челюсти и молотоподобных кулачищ.

Визер рядом с ним казался тощим, хотя вообще-то худоба его не была чрезмерной. Скорее не худоба, а стройность. Черты лица – тонкие и правильные. Пожалуй, их можно было бы назвать красивыми. Да только просматривалось в них что-то такое, что никак не позволяло этого сделать. Что именно – сразу и не поймёшь.

На второй этаж поднялись по крутой, не слишком широкой лестнице, пересекли ещё один холл и остановились у двери, за которой тут же исчез Визер. Мгновение спустя Уэсли услышал шёпот:

– Тебя как звать?

Он назвал имя.

– А меня – Дэвид Кейс, – последовал ответ.

Парень более-менее очухался после укола. Но чувствовал себя, похоже, плохо – белый, как полотно, весь в испарине, несмотря на то, что совсем не жарко.

Возможно, они перекинулись бы ещё парой фраз. Но стоящий позади Рокки рявкнул:

– Хорош сплетничать, девочки! – и подступил ближе, явно не собираясь ограничиваться одним предупреждением.

Но как раз в этот момент из-за двери высунулся Визер. Окинув быстрым взглядом обоих заключённых, он кивнул Флэшу:

– Ты, иди сюда.

Уэсли повиновался. Они прошли по небольшому коридору, в конце которого стоял письменный стол. Наверное, обычно за ним сидит секретарь, или кто-то вроде того, кто должен вести в тюрьме «бумажную» работу.

Миновав ещё одну дверь, Флэш и Визер оказались в просторном кабинете. Здесь их ждали два человека. Один, повернувшись спиной к двери, стоял у окна. Второй сидел за столом. Даже в таком положении сразу бросалось в глаза, что он очень маленького роста, и со значительным количеством избыточного веса. Его окружённая редкими тёмными прядями лысина отражала свет, точно отполированная. Именно к нему и обратился Визер:

– Флэш, мистер Бонс.

Круглый коротышка покивал головой. Визер отошёл в сторону. Уэсли остался стоять посреди комнаты.

Посмотрев ему в глаза, Бонс спросил:

– Так значит, тебя зовут Флэш?

– Да, – ответил Уэсли, не забыв прибавить в конце «сэр».

– Странное имя… – протянул Бонс. – Впрочем, какое это имеет значение? Добро пожаловать в Лабрисфорт! – в его голосе сквозило радушие гостеприимного хозяина. – Моё имя Фрэнк Бонс, и я здесь начальник. А для тебя ещё и царь и бог. Это – начальник кивнул на человека возле окна, – мистер Стэнли Голд, мой заместитель. Извини его заранее, он не любит наших приёмов. Но я всё же прошу его присутствовать. Так, знаешь ли, спокойнее.

Выдержав паузу, Бонс поднялся со стула и, опершись о полированную поверхность стола своими толстыми пальцами, медленно произнёс:

– Надеюсь, ты постараешься вести себя хорошо. Так будет лучше для всех, и для тебя – в первую очередь.

С этими словами он подошёл к Флэшу вплотную. Рядом с высоким подтянутым Уэсли, начальник тюрьмы казался ещё более коротким и круглым. Но его лицо, секунду назад тоже какое-то всё круглое и мягкое, внезапно исказилось, сделалось каменным. Он больше не походил на радушного хозяина. Теперь это был маленький злобный гном, которого потревожили в его подземном логове. Голос стал неприятно скрежещущим: точно ржавым железом скребли по ржавому железу.

– Слышал, что я сказал, ты, черномазая скотина?!

Уэсли ожидал чего-то в таком роде. Если и не сразу аж от начальника тюрьмы – то от кого-нибудь из охранников, потому был к этому готов. Ничем не выдав, что вообще слышал крик, он стоял, глядя в окно поверх головы Бонса, чья лысая макушка находилась на уровне его груди. Начальнику такая реакция – точнее, отсутствие всякой реакции – явно не понравилась. Впрочем, ему наверняка не понравилась бы любая реакция. Коротко размахнувшись, он ударил Уэсли кулаком в живот. Несмотря на рыхлую комплекцию Бонса, удар вышел совсем не слабый.

Но Флэш не зря отправлялся сюда с уверенностью, что крики и побои его не сломают. Принимая удар, он втянул живот и напряг мышцы, чтобы свести воздействие к минимуму. Не последовало ни вскрика, ни выражения боли на лице. Можно было бы, конечно, всё это изобразить. Но Уэсли был уверен, что для Фрэнка Бонса всё едино. Его взбесила выносливость вновь прибывшего заключённого – и он стал методично колотить его сначала в одно и то же место, потом – куда попало. Точно так же он колотил бы стонущую от боли жертву – только, может быть, не со злостью, а с радостью. Но такого удовольствия Уэсли решил ему не доставлять. Раз уж он здесь – будет держаться. Столько, сколько сможет.

При других обстоятельствах, даже закованный в цепи, Флэш мог бы разделаться с Бонсом без особого труда. При других – это значит, не в Лабрисфорте. Поэтому Уэсли продолжал стоять под градом ударов, а Фрэнк Бонс продолжал выходить из себя, стараясь найти брешь в обороне противника. Потому что, хотя Уэсли и не предпринимал никаких видимых действий, Бонс чувствовал, что между ними происходит борьба.

Неизвестно, сколько бы это длилось, но всё-таки начальник тюрьмы добился своего. Друг за другом последовали два удара по лицу – один снизу в подбородок, второй – по носу. Между глаз взорвалась боль, как будто туда вонзился осколок разбитого стекла. Уэсли ощутил, как губы повлажнели – по ним потекла кровь, наполнив рот привкусом горячего железа. Всё вокруг заволокла сияющая пелена, и колени подогнулись.

После этого Бонс решил, что с первого «гостя» на сей раз хватит. Отдуваясь, вернулся за свой стол и кивнул Визеру:

– Убери его и давай сюда другого.

Надзиратель не успел выйти из своего угла, как Флэш сам встал на ноги. Визер удивлённо приподнял бровь. Видимо, после «приёмов» Бонса мало кто мог встать самостоятельно.

В этот момент впервые подал голос всё время простоявший отвернувшись к окну заместитель Стэнли Голд:

– Второй этаж, Визер.

– Да, сэр, – откликнулся надзиратель и прикладом автомата подтолкнул Флэша к двери.

В холле Уэсли поймал на себе взгляд Дэвида Кейса. И рад был бы не попасться ему на глаза – вид разбитого носа и окровавленных губ не порадует того, кого в ближайшем будущем ждут такие же «радости». Но от него здесь ничего не зависело.

– Рокки, отведи этого на второй этаж, – обратился Визер к Костолому. – А ты заходи, – это уже Кейсу.

Бледный и пошатывающийся, второй заключённый отправился на расправу. А Рокки Костолом кивнул на дверь с противоположной стороны холла и скомандовал:

– Туда. Пошёл.

Флэш подчинился.

Помещение, где они оказались, было складом. Навстречу им вышел человек, выглядевший, несмотря на не такой уж поздний час, сонным.

– А, новый постоялец… – протянул он, нисколько не удивившись разбитому лицу Уэсли.

Вероятно, заключённые в ином состоянии сюда и не приходили.

Оглядев Флэша, сонный порылся на полках и вытащил комплект арестантской формы.

– Держи ключи, Вик, – сказал ему Рокки, что-то протягивая.

– Нет, – отмахнулся Вик от Костолома, – разбирайся с ним сам. Мне плевать, что по правилам надзирателей должно быть всегда двое, а ты припёрся один! Моё дело – выдать тряпки. А дальше – как хотите.

– Держи ключи, – терпеливо повторил Рокки тоном отца, разговаривающего с непонятливым ребёнком.

– Чёрт! Провалиться бы тебе! – пробормотал Вик, принимая связку.

Костолом снял с плеча автомат и направил дуло в грудь Флэша. Вик, всё ещё ворча, отпер сначала ножные кандалы, потом наручники, подобрал цепи и тут же отошёл в сторону.

– Раздевайся, – приказал Рокки.

Уэсли стащил с себя джинсы и футболку – их на смену приносила ему Люсия. Одежда, в которой его забрали из дома, осталась в камере изолятора вместе с другими вещами.

– Обувь тоже, – подал голос Костолом. – Трусы, носки – всё.

Флэш с лёгкостью снял кроссовки – шнурков у него давно не было. За ними последовало бельё.

Вик вытащил из шкафа металлодетектор и провёл им вдоль тела Уэсли.

– Ага, можешь ещё его ощупать, да получше, во всех местах. – Рокки хрюкнул, что, по-видимому, означало смех.

Вик глянул на него с ненавистью, но ничего не сказал. Молча обрызгал Флэша с головы до ног какой-то вонючей химией из аэрозоля, затем то же самое проделал с его валяющимся на полу бельём и велел:

– Подбери.

Уэсли поднял мокрые носки и плавки. Остальную его одежду Вик сам сгрёб в охапку и швырнул в бак возле дальней стены. После этого вручил Флэшу серую куртку, штаны, что-то вроде шортов – нижнее бельё на смену, пару грубых тяжеленных бот, застёгивающихся сбоку на молнию, и комплект замызганного постельного белья.

– На выход. – Костолом ткнул пальцем в сторону двери. – Продолжай дрыхнуть, Вик. И когда я в следующий раз приду без напарника, лучше не возникай.

Уэсли, хотя его волосы и без того были коротко острижены, ожидал, что его обреют наголо. Но этого не произошло. Похоже, в тюрьме на острове подобными процедурами не утруждаются.

Под конвоем вооружённого автоматом Рокки, с серыми лабрисфортскими тряпками и ботинками в руках Флэш вновь очутился холле.

– Направо, – бросил Костолом.

Уэсли повернул, куда велено. На сей раз перед ним была не дверь, а проход в виде прямоугольной арки, который вёл на второй этаж мужского блока.

Прежде чем попасть в основной коридор между двумя рядами камер, они миновали небольшой коридорчик, в противоположных концах которого располагались две двери. Впоследствии Флэш узнал, что за одной из них – кабинет старшего надзирателя по блоку, за другой – карцер. Здесь же находилась и лестница на третий этаж. Попасть туда можно было только таким образом, из боковых блоков, в центральной части здание имело лишь два этажа.

Миновав двери, лестницу и ещё один проход-арку, Флэш оказался в коридоре с камерами. Их было по четыре справа и слева. Негусто. Теперь понятно, почему в Лабрисфорте не использовано распространённое во многих тюрьмах «ярусное» устройство без перекрытий между этажами, которое позволяет не раздувать штат охранников. Здесь заключённых не так-то много и, чтобы наблюдать за ними, большого количества охраны не нужно.

Лабрисфортский коридор оказался узким. Конечно, ширины его хватало для того, чтобы, держась середины, надзиратель мог не опасаться, что его достанут из камеры. Но по сравнению с коридором изолятора он был узким, и с довольно низким потолком. Со всех сторон тут окружал серый бетон, единственными видимыми металлическими конструкциями были решётчатые передние стенки камер. Из прутьев такой толщины, что их вполне можно использовать на устройство клетки для динозавра.

Лабрисфорт встретил Уэсли тишиной, похожей на ту, которой проводил следственный изолятор. Или даже более тихой – если тишина может быть «более» и «менее» тихой. Нарушали её лишь звуки шагов, гулко отдающиеся в камне. Заключённые в камерах молчали.

Приказ стоять Рокки отдал, когда дошли до третьих от начала камер. Впереди оставались ещё четвёртые, а в самом конце коридора – служебная комната надзирателей.

Гостеприимно распахнув дверь правой, если смотреть с той стороны, откуда они пришли, камеры, Костолом распорядился:

– К дальней стенке.

Когда Флэш зашёл, Рокки заорал, обращаясь к кому-то, кто, видимо, должен бы находиться в служебной комнате:

– Эй, двадцать вторую надо закрыть!

– Порядок, Рокки! – последовал ответ. – Помощь нужна?

– Да нет, сам управлюсь. Ты, лёг на пузо, руками ко мне, чтобы я их видел. – Последнее относилось уже к Уэсли.

Пока Костолом ковырялся ключом в замке, Флэш, лёжа на бетоне, всем телом ощущал всепроникающий лабрисфортский холод.

Выходит, в тюрьме на острове двери камер закрываются по двойной системе: и автоматически, и вручную.

– Сегодня посидишь на диете. Ужин уже прошёл, – сказал Костолом и удалился, помахивая связкой ключей.

Флэш огляделся. Камера была одиночкой – чему нельзя не порадоваться. Позже, ради любопытства, Уэсли измерил её. Оказалось – четыре шага в ширину, и шесть – в длину. Весь интерьер состоял из низкой железной кровати возле одной стены и унитаза – возле другой. Были, впрочем, ещё торчащий прямо из стены водопроводный кран и прикрытый решёткой сток под ним. Однажды Флэш где-то читал о благоустроенных иностранных – кажется, скандинавских – тюрьмах. Да уж, Скандинавия – это Скандинавия, а Лабрисфорт – это Лабрисфорт.

Уэсли ощупал разбитое лицо. Нос сильно опух, но сломан не был.

Одеваясь, он продолжал осмотр своего «жилища». У потолка имелось маленькое окошко, забранное той же «динозавровой» решёткой. Интересно, ведётся ли за каждой камерой наблюдение? В коридоре Флэш заметил видеокамеру, но внутри его новой «квартиры» ничего похожего, вроде бы, нет.

Надеть на себя пришлось пока только арестантское добро. Его собственные плавки и носки после обработки были совсем мокрыми.

Уэсли проверил кран – слава богу, он оказался исправным. Мокрой рукой Флэш вытер засохшую кровь из-под носа и с подбородка.

Вода воняла болотом. И, к тому же, попадала не только в сток, но и на пол, который и без того был сырым. Но это мелочи.

Уэсли как следует прополоскал обработанное бельё. Когда развешивал его сушиться на спинку кровати, из камеры напротив раздался оклик:

– Эй, ты! Что, первая ночь в пятизвёздочном отеле?

Флэш обернулся.

У решётки стоял парень, габаритами не уступающий Рокки Костолому. Но, если в лице Рокки явно просматривалось что-то бульдожье, то этот походил, скорее, на хищную птицу. Такую ассоциацию вызывали и круглые немигающие глаза, и крючковатый орлиный нос.

– Тебе повезло, что явился так поздно. А то мы бы тоже устроили тебе горячую встречу. Ну, ничего, готовься. Встретим. Берни Оллз пообещал – значит, так и будет. – Не дожидаясь ответа, этот самый Берни Оллз удалился вглубь своей камеры.

Уэсли ничего не ответил. Только усмехнулся про себя: «Как же, стану я тратить время на подготовку к встрече с тобой».

Сейчас есть дела поважнее.

Например, раз и навсегда справиться с чувством безысходности, какое обычно испытывают, оказавшись в захлопнутой ловушке. Это ощущение, вопреки доводам разума, тошнотворной волной подступило к горлу в тот момент, когда Костолом запер дверь. И сделало то, чего не смог добиться Фрэнк Бонс с его побоями: нарушило отрешённость Уэсли.

Усевшись на кровать, он сосредоточил всё своё внимание на том, чтобы сегодня, субботним вечером тринадцатого августа, его первым вечером в Лабрисфорте, это предательское чувство возникло в первый и последний раз. Паника и безысходность в любой ситуации – злейшие враги.

«Это просто поединок, всего лишь ещё один поединок, в котором тебе предстоит участвовать. Который тебе предстоит выиграть».

Несмотря на кажущуюся сложность задачи, выполнить её удалось. Флэш вновь обрёл пошатнувшийся было самоконтроль, а заодно и уверенность, что это не сиюминутное достижение. И не ошибся. За всё время пребывания в Лабрисфортской тюрьме он испытал, пожалуй, все возможные отрицательные чувства – но не отчаяние.

Отчаяние пришло позже.

Теперь же Уэсли был почти спокоен. Его не оставляла убеждённость: он сможет сделать то, что не удавалось ещё никому – вырваться из Лабрисфорта.

Он попытался как следует припомнить всё увиденное. Мимо скольких «обитаемых» одиночек он прошёл? Первая камера слева – он точно помнил – занята. Напротив неё, кажется, пустая. Во второй справа, соседней с его собственной, тоже кто-то сидит. Во второй слева – никого. В третьей слева располагается, как уже выяснилось, некий Берни Оллз. Последняя, четвёртая слева камера, также заселена: кто-то там стоял у решётки, когда Флэш заходил в своё лабрисфортское «жилище». А вот последняя справа, вторая смежная с ним, не занята.

Уэсли застелил кровать и лёг. Матрас оказался тощим и жёстким, подушка – плоской, как блин. Когда Флэш положил на неё голову, взгляд упёрся в потолок под углом почти в девяносто градусов. В таком положении распухший нос совсем заложило, пришлось дышать ртом.

В камере были исписаны не только стены, но и потолок. Ещё бы – он здесь такой низкий. Встав на кровать, достать можно запросто.

Некоторые надписи выцарапаны на бетоне, некоторые намалёваны краской. Интересно, чем их делали? Ведь у его предшественников, так же как у него у него самого, поначалу не могло быть под рукой ничего подходящего. Какая уж тут писанина, когда даже долбанной зубной щётки нет. Единственное, а оттого удивительное проявление лабрисфортской заботы – рулон туалетной бумаги на бачке унитаза.

Впрочем, что касается надписей, возможность как-нибудь исхитриться есть в любом случае. Например, отломать «язычок» бегунка от молнии на ботинке, и карябать им. Правда, наверняка заодно окарябаешь и собственные пальцы – но если очень хочется оставить о себе память, можно и потерпеть.

Света тусклой коридорной лампочки вполне хватало, чтобы прочесть надписи. Большинство из них – имена и даты вперемежку с матерщиной. Встречались и более пространные изречения: «Не хочу умирать, но не могу жить», «Жизнь – дерьмо», «Билли имел всех вас, суки». Одно из самых длинных изречений гласило: «Пришедший сюда после меня – ты не задержишься здесь надолго. Следующий на очереди».

Но самой странной оказалась другая, совсем короткая надпись. Рядом с окном, на границе потолка и стены, значилось: «Ад.11». Прямо какой-то грёбаный адрес. «Где вы живёте?» – «Тут, недалеко, в Аду, улица Преисподняя, дом 11». Эти буквы и цифры были не накарябаны, а нарисованы, как сначала показалось Уэсли, копотью от свечки. Но копоть бывает тёмно-серой, а цвет надписи – ближе к ржаво-красноватому.

Интересно, что подразумевал автор?..

Ладно, не важно. Флэш повернулся на бок и закрыл глаза. Через несколько минут навалилась тяжёлая дремота. Уэсли не услышал, как некоторое время спустя в другом конце коридора послышался шум. Визер вёл – точнее, тащил на третий этаж полубесчувственного Кейса.

Утренние прогулки на свежем воздухе

Проснулся Флэш от громкого режущего слух звука, похожего одновременно на звонок и на многократно усиленный скрип заржавленных дверных петель.

За клетчатым окошком уже рассвело, но не нужно иметь часы, чтобы догадаться: час ещё ранний. Позже Уэсли узнал точное время подъёма в Лабрисфорте – половина седьмого.

В камере было холодно. Вода из крана текла ледяная. Стараясь унять дрожь, Флэш поплескал в лицо, потом осторожно прочистил нос от запёкшихся сгустков крови.

Вновь пришла на ум вчерашняя мысль о зубной щётке. Единственной возможной, хотя и далеко не лучшей заменой оказалась полоска ткани. Её Уэсли оторвал от серого полотенца, которое Вик накануне выдал ему вместе с постельным бельём. В отличие от формы, полотенце серым было явно не «от рождения». Но выбирать, в любом случае, не из чего.

Слишком затягивать эту пародию на умывание Флэш не стал: лужи в камере не просохнут, наверное, лет сто. Покончив с «водными процедурами», застелил кровать и уселся в ожидании дальнейших событий.

Долго ждать они не заставили.

Послышались шаги и звяканье металла. Время от времени раздавались окрики. Уэсли подошёл к решётке и увидел в коридоре двух незнакомых надзирателей. Один из них держал наготове автомат, другой катил небольшую тележку, уставленную тарелками и кружками.

Дожидаясь, пока очередь дойдёт до него, Флэш вернулся на кровать. Когда надзиратели остановились возле его камеры, он повернулся в их сторону и взглянул прямо в наставленное на него автоматное дуло.

Несколько секунд ничего не происходило, потом тот, что с автоматом, крикнул:

– Остолбенел, мать твою?!

– Не ори, Фил, – перебил напарника надзиратель с тележкой. – Это один из вчерашних новых.

– А, чёрт дери… Живо к задней стене! Такие вот у нас правила, учи, мать твою!

Уэсли выполнил приказ.

Напарник Фила отпер окошко посреди двери. С внутренней стороны к этому окошку была приделана подставка. На неё тюремщик брякнул тарелку и кружку, после чего вновь запер окно. Процессия двинулась дальше.

Посуда была пластмассовая. Взяв в руки тарелку, Флэш решил, что когда-то она, возможно, была синей или зелёной. Но теперь совершенно потеряла первоначальный цвет и выглядела такой ободранной, будто её изо дня в день скребли толчёным стеклом. Недалеко от тарелки ушла и кружка, у которой в придачу ко всему были обгрызенные края. Уэсли рискнул предположить, что блеклая жидкость, налитая в неё, должна иметь какое-то отношение к чаю.

С содержимым тарелки определиться было сложнее. Мешая его погнутой алюминиевой ложкой, Флэш долго гадал, какое происхождение имеет лабрисфортский завтрак – грязновато-серая субстанция средней гущины.

Но Уэсли ничего не ел со вчерашнего обеда в следственном изоляторе. Собравшись с духом, он отправил в рот ложку непонятного варева, и сообразил, что это, кажется, перловка, разбрякшая до почти киселеобразного состояния. В приюте нередко приходилось есть перловую кашу. Но там, за стенами Лабрисфортской тюрьмы, она как будто имела какой-то другой вкус.

Минут через пять после того, как Флэш одолел последнюю ложку крупяной жижи, те же надзиратели опять прошлись по коридору и собрали посуду.

После завтрака Уэсли вновь уселся на кровать. Он пробыл в Лабрисфорте слишком мало, чтобы найти себе какое-то занятие. Сперва надо освоиться со здешним распорядком.

Иногда просто сидеть и ждать оказывается сложнее всего. Но и это нужно уметь… особенно здесь.

Несколько раз Флэш подходил к решётке. Справа была видна приоткрытая дверь в комнату надзирателей. В этой комнате над столом висели часы. Когда на них сравнялось восемь, в коридоре появились четверо надзирателей. Трое из них были Уэсли уже знакомы: Визер и те, что разносили завтрак. У них в руках были автоматы. Четвёртый, обритый наголо темнокожий, держал связку ключей. Он отпер камеру. Из неё тут же вышел человек с прижатыми к затылку руками и медленно зашагал по коридору. Следом за арестантом, тыча ему в спину автоматный ствол, двинулся Фил. Потом выпустили Берни Оллза, и пришёл черёд Уэсли. Он вышел так же, как остальные, не давая повода к напоминанию о здешних правилах. Фил с напарником «пасли» троих подопечных, бритый и Визер выпускали следующего заключённого.

Бритый спросил:

– Садист, ты вчера привёз новых?

– Мы с Костоломом, – последовал ответ.

Хотя этот диалог произошёл за спиной Уэсли, сомневаться в том, кому адресован вопрос, не приходилось.

Пожалуй, трудно придумать для Визера более подходящую кличку. Именно выражение почти болезненной жестокости искажало черты его лица, делая их отталкивающими по неуловимой и непонятной на первый взгляд причине.

Когда все пять выпущенных заключённых построились в колонну, конвой расположился по бокам и позади. Таким порядком покинули коридор с камерами и стали спускаться на первый этаж.

Здесь процессия пересекла холл, но не в направлении центрального входа. Он для заключённых открывался лишь в одном направлении. Справа и слева от него было ещё две двери. Колонна направилась к правой. Левая, видимо, предназначалась для содержащихся в Лабрисфорте женщин.

Один из ожидавших возле двери охранников отворил дверь. Заключённые по очереди вышли.

Они очутились в тюремном дворе. Четырёхметровая бетонная ограда окружала его с трёх сторон, лабрисфортская стена ограничивала с четвёртой. Кругом серые камни, серые камни, серые камни… над головой – серое небо.

Во дворе уже были люди. «Постояльцы с первого этажа» – сообразил Уэсли. Спустя немного привели тех, кто сидел на третьем. После этого надзиратели закрыли дверь. Кто-то из них, конечно, остался по другую её сторону. Но в самом дворе теперь были одни заключённые. Наблюдали за ними только снайперы со своих вышек. И, скорее всего, велось ещё видеонаблюдение.

Уэсли вспомнил об обещании, данном ему вчера вечером Берни Оллзом. Не стоит терять бдительности… Вполне возможно, это был не пустой трёп.

Флэш не знал, что пока можно расслабиться. Сегодня был не его день. Не его очередь.

Пройдясь туда-сюда, он остановился около стены – той, что была стеной здания. Прислонился. Прикосновение бетона оказалось на удивление ледяным. Да, на улице было не жарко, в августовском воздухе уже ощущалось дыхание приближающейся осени. Особенно тут, на продуваемом всеми ветрами острове. Но всё равно ещё лето, и таким холодным бетон быть просто не может…

Но, чёрт возьми, это всего лишь стена. И лучше оставаться рядом с ней – по крайней мере, со спины никто не нападёт.

Флэш ещё раз осмотрелся, стараясь запомнить каждую мелочь. Всё то же… нависшее небо, бетонная ограда. Под ногами – гладко отполированный многочисленными подошвами тюремных ботинок камень. Нигде ни единой травинки. Ни единого признака, что на этом острове есть какая-то жизнь, кроме тюремной.

Уэсли переключил внимание на обитателей Лабрисфорта. Некоторые из них стояли группками по нескольку человек, некоторые бесцельно бродили по двору. Кое-кто, как сам Флэш, подпирал стены. Четверо или пятеро курили. На них он старался не смотреть: давно уже страдал из-за отсутствия сигарет. Хотя обычные сигареты были явно не у всех. В воздухе отчётливо ощущался марихуановый душок.

Гэба Уинслейта здесь не было. Уже не было. Уэсли чувствовал боль утраты – но не удивление. Он давно знал, что так и будет.

Особого внимания на Флэша пока никто не обращал. Изредка бросали косые взгляды – на него и на стоявшего неподалёку Кейса. Сам же он вглядывался в лица, пытаясь вспомнить своих соседей по этажу. Но до сих пор большинство из них он видел мельком, поэтому, кроме Берни Оллза, наверняка узнать удалось только одного. И то лишь потому, что он привлекал внимание своей странностью. Стоял он всё время в одиночестве, полуприкрыв глаза. И улыбался. Сейчас, в этом дворе, он был единственным улыбающимся человеком. Уэсли напряг память и припомнил, что проходил мимо его камеры – первой слева, если смотреть со стороны лестницы – дважды. Вчера вечером и сегодня утром. И оба раза этот тип улыбался, глядя в коридор. Возраста он был неопределённого – с одинаковым успехом можно дать и тридцать пять лет, и сорок пять.

Внезапно от одной группы заключённых отделился какой-то человек и, быстро шагая к стене, громко крикнул:

– Эй, ты!

Оклик был адресован не Флэшу. Кричавший направлялся к Дэвиду Кейсу. Остановившись напротив Кейса, он сложил руки на груди и замер. В своей «прошлой», долабрисфортской жизни, этот персонаж вполне мог быть боксёром-тяжеловесом. У него были широченные плечи, бычья шея и перебитый нос.

– Новый, значит, – протянул громила. – Вчера приехал?

Кейс молча кивнул.

– Ты башкой не маши, словами отвечай. Звать меня Джо, и я здесь главный. Усёк?

Кейса явно проверяли на «прочность». Стоит понаблюдать… Нетрудно догадаться, кто станет следующим.

– Усёк, – откликнулся Кейс.

– Это хорошо. Но мало. Если протащил с собой бабки, колись.

– Нет у меня ничего…

– А чего это ты так занервничал? Может, всё-таки есть, а? – Джо говорил громко. Слишком громко.

– Сказал же – нет.

– С чего я должен верить тебе на слово? Может, лучше выбить из тебя правду, а?

Конечно, деньги – просто предлог.

Джо ударил, но Кейсу удалось увернуться. Вот только бил Джо пока лениво, почти не глядя и вполсилы. Ситуация складывалась явно не в пользу Кейса: мало того, что весовые категории не шли ни в какое сравнение, он ещё и после вчерашнего «приёма» у Бонса не отошёл. Уже второй удар Джо достиг цели. Сгустившаяся во дворе тишина взорвалась криками:

– Давай, Джо, врежь ему!

– Бей скотину!

Дерущихся окружили плотным кольцом, и Флэш как-то невольно тоже оказался в этой толпе. Сейчас он временно никого не интересовал.

Прошли всего секунды, а Кейс уже упал на землю и только прикрывал согнутыми коленями живот, а голову – руками. Вскоре он был не способен уже и на это. Удары тяжёлых ботинок градом рушились на него. Лицо Джо исказила гримаса тупой злобы. Это было не лицо, а жуткая, неживая маска. Глаза зрителей горели азартом. Некоторые из арестантов откровенно радовались: ни дать ни взять – дети в цирке.

Уэсли каждую секунду ждал, что надзиратели остановят бойню. Пару раз железная дверь открывалась, и из неё выглядывали. Но на том всё и заканчивалось. Они в два счёта могли бы прекратить это, ведь у них оружие… Но не прекратили. Им явно и самим было интересно, что будет дальше.

Для Уэсли Кейс был никем. И, вполне возможно, в Лабрисфорт он попал заслуженно. Но здесь происходила уже не драка, а настоящее убийство. Флэш не впервые видел подобное. В памяти мгновенно ожили сцены приютской и уличной жизни. Ему всегда претило быть в таких ситуациях просто наблюдателем. Но иногда приходилось. Довольно часто приходилось… Чаще, чем вмешиваться и помогать более слабому. Намного чаще.