Текст книги "Трудовые будни барышни-попаданки"

Глава 12

В импровизированной спаленке было душно, Павловна храпела, Ариша тихо посапывала, но все равно я выспалась. Пробудившись, первые пару секунд пыталась нащупать мобильник и понять, как я оказалась в этом отеле.

Потом все вспомнила. И еле удержалась, чтобы не закричать от ужаса. Где Миша? Почему я его еще не нашла?

Взяла себя в руки. Если паниковать, то ни-че-го не сделаю. Есть только один вариант: освоиться в этом мире, выжить самой. И только после этого постараться понять, что же произошло. Искать мужа. Если же нырнуть в страх и тоску, как во вчерашний пруд, то никому я помочь не сумею.

Практический же рецепт был прост: как можно скорее встать и взяться за дела. Что я и сделала.

Заодно вспомнила мелкие радости вчерашнего вечера. В большом сундуке, закрытом на замок, обнаружилось медное оборудование, о предназначении которого я догадалась после ответа Алексея удивленной Павловне.

– Потому-то ключница Настасья так кладовую и блюла. Не желала, чтобы винокуренный прибор на сторону ушел.

Да, это был настоящий перегонный аппарат. Я вспомнила, что когда-то в России дворянское сословие имело право изготавливать крепкие спиртные напитки для своего потребления, а также сдавать их казне. Вот откуда такой запас настоек! Старый барин, видимо, занимался любительским винокурением, а барыня этот процесс забросила, услаждая себя малиновыми и голубичными наливками – они и слаще, и слабее. Аппарат был помещен в сундук. В нем же я обнаружила еще одно наследие старого барина, не востребованное после его смерти: коробку с двумя старинными пистолетами. Я пока оставила все как есть, только попросила Алексея запереть сундук. И отправилась спать, отдав распоряжения на утро.

Павловна распорядилась, и, едва я опустила ноги на холодный пол, девица внесла таз с водой и поставила на табуретку. Я уже поняла, что в этой усадьбе особой комнаты для умывания нет и ей может стать любое помещение. Умылась холодной водой, обтерлась относительно чистым полотенцем и стала одеваться в тусклом свете из окошка.

Если мой вчерашний наряд следовало назвать «дорожным», то сегодня я надела лучшее платье и парадные туфли. К счастью, распогодилось и, кажется, даже подсохли самые одиозные лужи во дворе. Сам храм был на горке, и дорожка к нему оказалась почти сухой.

Священник ждал меня в церковном притворе. В институте благородных девиц я пребывала безвыездно четыре года, да еще потом три вдали от родного крова. Так что помнил он девочку-подростка, а сейчас беседовал со вполне взрослой барышней.

Кстати, из воспоминаний самой барышни я почерпнула, что на пути в дядюшкино поместье она остановилась в Тихвинском монастыре, исповедалась, покаялась в грехах, получила отпущение и какую-то совсем скромную епитимью. О чем я и сказала отцу Даниилу. Он облегченно вздохнул: вряд ли бы я поведала ему о каких-то прежде неизвестных девичьих грехах, а вот знать барские тайны священнику совсем не хотелось.

Что же касается храма, то был он каменный, построенный, когда «Голубки» знали лучшие времена и помещик был богат. Неизвестный архитектор явно взял за основу столичный барочный проект.

Зазвонили колокола, нестройно, но громко. Минут за пятнадцать храм наполнился сельскими жителями.

Освещение было естественным – несколько свечей погоды не делали. Но все же я смогла составить некоторое представление о моих новых сотрудниках, или подчиненных. На самом деле, моей собственности, как бы дико это ни звучало.

Оделись крестьяне так хорошо, как только могли – половина мужиков в новых лаптях, остальные их просто почистили от грязи и намотали свежие онучи. На голове у баб – светленькие платочки. Негромко переговаривались, вставали на привычные места. То, что барыня смотрит на них с хоров, узнали скоро, но лишь иногда бросали быстрый взгляд наверх.

Вообще-то, их тоже можно понять. Это ведь абсолютно подневольная рабсила, в прямом смысле слова. И никакого стимула лучше работать у них нет. Социальный лифт? Разве что стать сельским старостой или бурмистром. Материальная заинтересованность? Сколько четвертей ржи они ни намолотят, дополнительного дохода не будет. Остается только страх – высекут на конюшне, может, сдадут в рекруты. Надо, кстати, выяснить, какая была практика у прежней барыни.

Так что никаких стимулов. Такие подчиненные, как Алексейка, – клад. Надо подумать, как и остальных заинтересовать в результатах труда.

Служба между тем шла своим чередом. Я знала, что иногда сельские попы, впервые став настоятелем храма, устраивали богослужение по полной, часа на три-четыре, по Типикону, чтобы паства поняла: поп серьезный, все знает, все понимает.

Между тем дошло до освящения хлеба, плодов и елея – растительного масла. А также молитв с просьбой уберечь от «града, труса и нашествия иноплеменных». После чего батюшка перешел к проповеди. Напомнил о недавнем нашествии иноплеменных, удачно отраженном. Что такое «трус», уточнять не стал – видимо, все знали.

Я улыбнулась – интересно, хотя бы раз в истории этого села на Среднерусской равнине был «трус» – землетрясение? И тут же вспомнила другой катаклизм, случившийся именно в 1815 году. Не землетрясение, а другое событие, очень часто с ним связанное.

Какая тема-то интересная! Не забыть бы о ней. Тем более прямо сейчас отец Даниил должен сделать очень важное заявление для паствы.

Может, вчера я устала, но тогда лица мужиков показались мне если не глупыми, то уныло-безразличными. Сейчас же впечатление оказалось иным. Похоже, барщинные мужики и дворня были готовы включать дурака перед барином, точнее, барыней, способной в любой момент отправить их на какую-то работу. Сегодня же, в праздник, такая мимикрия была им не нужна. Или они опять ее включат, когда я к ним обращусь?

Глава 13

– А еще скажу, – завершил проповедь отец Даниил, – боярыня Эмилия Марковна поздравляет вас с праздником и приглашает всех в усадьбу на угощение.

Толпа отозвалась удивленным вздохом. Видимо, такие отношения между помещицей и крестьянством были непривычны. Но от приглашения не уклонился никто.

Угощение, конечно же, оказалось самым простым: на козлах положены доски, а на досках – чашки с хлебным вином и корзины с пирожками и крендельками. Насчет посуды пришлось выдержать небольшую войну с Павловной. Она неохотно согласилась выделить самые щербатые чашки из тех, что нашлись в буфете. И все время ворчала, мол, ироды, потом и так брагой дома упьются, а самые неленивые питухи пойдут в соседнюю Васильевку, в кабак. Я пропустила воркотню мимо ушей – пусть поругается, раз человеку приятно.

На отдельном столике, накрытом скатертью, были пироги и рюмки – для меня, отца Даниила с дьячком, звонарем и хором – четырьмя голосистыми мужичками. Сюда же пришлось пригласить старосту, правда, поручить ему, чтобы был порядок.

Это оказалось излишним. Мужички и бабы держались на барском дворе настороженно и не кинулись на вино и закуску, как я опасалась. Пришлось даже их подбадривать. Поп благословил трапезу и сам подал пример, все выпили и закусили.

– А теперь, братья и сестры, боярыня Эмилия Марковна речь держать будет, – сказал батюшка.

Я улыбнулась – уже поняла, что в православных святцах Эммы нет, поэтому меня окрестили Эмилией. Но тотчас же стала серьезной: толпа замолчала и ждала моих слов с интересом. А может, и страхом.

– Спасибо, мужички, – начала я, – спасибо, что хлеб до дождей убрали и сено заготовили.

Речь я готовила заранее и постаралась, чтобы она оказалась максимально короткой.

Потом я добавила, что буду здесь жить и никуда не собираюсь, и заметила печальную гримасу на физиономии старосты. Напомнила о давнем царском указе, что нельзя гонять на барщину больше трех дней в неделю, обещала соблюдать по мере возможности, но за особую службу и поблагодарить отдельно.

– И вот еще что, – добавила я. – Хочу, чтобы хозяйство мое прибытки приносило. Кто будет мне верный помощник в этом деле, – думала сказать «раб», как тут принято, но рот не раскрылся, – кто будет стараться, то с тем, как с вольным человеком, поделюсь от прибытков.

Толпа ахнула. Похоже, такого мужичкам еще не предлагали.

После этого я замолчала. Священник благословил паству, и скромный фуршет почти закончился. Почти, потому что Павловна среди утренней воркотни подала важный совет: пригласить священника со всем церковным причтом в дом и отдельно угостить рыбным пирогом. Я уже поняла, что в новом-старом мире, в котором пришлось обживаться, иерархия, а проще говоря неравенство, – необходимая составляющая. Так что крестьяне пошли по избам, а я с избранной компанией – в дом.

Поп начал со мной беседу об урожае. Я не знала, как ее поддержать и стоит ли поговорить о девке Арише. И тут дьячок обратился ко мне с неожиданным вопросом:

– Эмма Марковна, извините, вы же боярыня с царским образованием.

Я не сразу сообразила, что речь о Екатерининском институте, и кивнула.

– Вот у меня недавно спор вышел – остались ли сейчас в других краях горы огненные?

И тут я сообразила, с чем у меня ассоциируется 1815 год, кроме Ватерлоо.

– Да, есть такие горы, вулканами называются, – кратко ответила я.

А сама вспомнила название одного из них – Тамбора, в Индонезии. Этот вулкан извергнулся весной 1815 года, устроив свое жутковатое Ватерлоо окрестному племени. А для остального человечества беда была с отсрочкой: вулкан выкинул в атмосферу столько пепла, что следующий, 1816 год оказался «годом без лета» – швейцарцы и французы в июне катались на коньках. Что случилось с посевами – можно догадаться. Если кто-то и решился сеять в застылую землю.

Вот Россию холодная беда обошла стороной, средняя температура была даже выше обычной. Только во многих волостях лились проливные дожди, что тоже не очень-то способствует земледелию… по крайней мере, злакам. Хлеб и в России должен был подорожать – закон сообщающихся сосудов касается и экономики. Так что кто с этой осени зерном запасется, тот будет и с доходом, и сыт.

Вечер подкрался незаметно. Гостям пора было и честь знать, да они бы и ушли. Но я нарочно задержала батюшку вопросами, а остальные раньше него откланяться не решались.

Я не просто так тянула время. Когда настали ранние сумерки, Павловна торжественно внесла в комнату две непривычно яркие по здешним местам лампы.

Весь причт и певчие дружно ахнули. Священник даже сказал: «Экое паникадило». То и дело, не отрываясь от беседы, они все поглядывали на светильники как на невиданное диво.

А я довольно ухмыльнулась про себя. Зерно и другую провизию этой осенью продавать не планирую. А другого способа разжиться деньгами здешние помещики не знают. Разве какого-нибудь лодыря или строптивого мужика в рекруты сдать, получить рекрутскую квитанцию и потом продать в соседнее село богатым крестьянам. Я уже выяснила – старая барыня так делала.

Но это не мои методы. Пойдем другим путем, а что надо – изобретем.

Глава 14

Лампы сделать было непросто. Пригодился не только опыт работы химиком-технологом на заводе, хорошая память, интерес к истории, но еще и ютуб. Сколько я там роликов пересмотрела из интереса и за компанию с Мишенькой – не сосчитать! Про то, как сделать лампу из чего угодно на коленке, – в том числе.

Конечно, керосина у меня пока нет. И не скоро появится. Но мало кто помнит, что до него дома освещали такой интересной субстанцией, как спирто-скипидарная смесь. В основном ее, конечно, использовали для уличных фонарей. В том же Санкт-Петербурге к середине века все центральные улицы сияли довольно ярко.

Но если чуть изменить пропорцию, подобрать правильный фитиль и соорудить более-менее нормальный стеклянный колпак, можно использовать такое освещение дома.

Скипидар в поместье имелся, целая бутыль. Спирт многократной перегонки нашелся в том же сундучке, где папенька держал перегонный аппарат. Всего литр, но уж чего-чего, а это топливо в сельской местности я добуду. Павловна утром уже поставила чан браги из помоев и прочих отходов. Хотя и ворчала – что за безбожная работа в праздник! И кто ж вино курит из такой погани, тьфу! Как его пить-то?!

Смесь для лампы я составляла из четырех частей спирта и одной части скипидара. Добавлять скипидар было необходимо, потому что спирт хотя и испаряется гораздо лучше масла, но горит несветящимся пламенем. Яркость огню придавали раскаленные частицы углерода, которых в скипидаре содержится значительно больше, чем в спирте. Так что нитяной фитиль, луженые баночки, из которых я безжалостно выскребла белила и румяна Эммочки, две бутыли из пустых, обнаруженных в кладовке (я открыла донышки с помощью раскаленного в печке куска проволоки и корытца с ледяной водой), – и вуаля! У меня две готовые лампы и еще несколько штук в перспективе.

При ярком свете выпили чаю. Я наконец-то попрощалась с гостями, включая несимпатичного Селифана – куда деваться, пришлось и его звать. Староста все время рыскал глазами по сторонам, пытаясь понять, какие еще чудеса я с собой привезла. Конечно же, ему сообщили и про найденные вчера ресурсы. Недаром он зло поглядывал и на Павловну, и на Алексейку.

Перед расставанием староста получил распоряжение – обеспечить завтра в усадьбу восемь мужиков на простую плотницкую работу. Хотел было спорить, но я сказала чуть повышенным и одновременно душевным тоном:

– Не будет людей, Селифан Васильич, сам за труд примешься.

Селифан дальше спорить не стал. Я позаботилась, чтобы он ушел одним из первых. После чего приняла важное административное решение: назначила Алексейку ключником. Павловна заохала – дело не для такого парня. Я пояснила, что поначалу ему придется чинить петли и навешивать замки. А с его отцом я отдельно поговорю, тем более у Алексейки два брата, кузня без юной смены не останется.

Наконец гости разошлись. Я провела день на ногах и уже готовилась ко сну. Тут добрая Павловна напомнила об еще одной обитательнице поместья, не нагруженной работой и не приглашенной на праздник.

– Я тут кусок пирога приберегла для дурочки нашей. Ей-то надо сытно кормиться – за двоих ест.

Я чуть усовестилась – со всеми заботами забыла про Аришу. Конечно, девица, как кошка, почти весь день спала в каморке, но все же ей требовался свежий воздух.

– Дай ей пирога да молока, – сказала я. – Пусть, пока людей нет, разомнется, по дому прогуляется.

– Нам бы ее расспросить, – заметила Павловна, – кто ее нагрузить изволил. И зачем топиться бежала.

История оказалась одновременно простая и страшная в своей нынешней обыденности. Крепостничество, что тут скажешь…

По рассказу Ариши, обрюхатил ее кто-то из дворовых – кто именно, она впотьмах и не разглядела. Пошла в погреб за кислой капустой, а он там и подкараулил. Кричать и жаловаться девушка не решилась, да и не заступился бы никто. Понадеялась, что Бог милует.

Увы. Когда стало понятно, что дворовая девка в тягости, ее оправданий тем более никто слушать не стал. Многие баре в сию пору довольно строго блюли за нравственностью «подлянок». И жестоко наказывали за блуд. А жениться и замуж выходить не разрешали. Потому как все время дворовых должно принадлежать господам. Нечего своей семьей жить, свое хозяйство иметь!

Так было не везде, конечно. Где-то помещики обходились без строгостей, разрешали свадьбы и даже отпускали на месячину – то есть выдавали дворовым припас на месяц, позволяли держать на барском скотном дворе свою корову, управляться хоть малюсеньким, но своим хозяйством.

Но не такова оказалась молодая барыня в поместье Ивана Платоныча Уварова, моего дяди. Все вольности с месячиной она разом пресекла, а беременных дворовых девок преследовала нещадно. При том, что и мужской прислуге своя семья отныне не светила, здоровые молодые мужики скоро начали превращаться в бессовестных стоялых жеребцов, которым лишь бы кому, а что потом – неважно. Тем более лакею, пойманному на блуде, что? Ну, на колени у барского стола поставят и заставят поклоны бить отсюда и до обеда. Ну, на конюшне выпорют. Да и все.

А вот согрешившую подлянку изведут гораздо качественнее. Первым делом опозорят на всю округу. А дальше – на усмотрение господ. Молодая барыня Уварова, например, повадилась таких девчонок отдавать в жены в самую дальнюю деревню, тамошнему кривому пастуху. Здоровенный, вечно сполупьяна мужик уморил уже трех или даже четырех женок. Потому как колотил нещадно и работой нагружал без меры. Кто из провинившихся девок дите не скинул сразу, те родили, и теперь их детки сиротками-приемками при том же пастухе росли, вечно избитые и голодные.

– Лучше в реку брошусь, чем к Ваньке-кривому в жены, – закончила свой рассказ Ариша и на всякий случай заплакала, утирая слезы углом повязанного по самые брови платка. – Мне девки рассказывали, он и поленом прибить горазд, и с топором за женой по деревне гонялся. Если помирать – так сразу, не мучиться.

– Грех-то какой, – вздохнула Павловна и погладила девчонку по плечу. – И думать не смей! Барышня наша что-нибудь про тебя да придумает, будь в надежде. Эх ты, горемыка…

– Придумаю, – пообещала я. – А пока идите, нянюшка, обратно в каморку. Пока никто нашу тайну не увидел. А я на завтра план составлю. Работы поутру у нас будет полный кузовок и еще больше. У меня задумок много.

Глава 15

Проснулась я почти затемно, умылась и принялась за многочисленные и неотложные дела. Одним из них, правда запланированным на вечер, станет расселение каморки. Для Ариши уже нашелся чуланчик, надо его обустроить, проверить вентиляцию и перевести туда. Придется посвятить в тайну Алексейку, что делать. Бедная девчонка вздыхала и всхлипывала во сне. Ей не спалось, да и мне за компанию.

Кстати, насчет воздуха. Оказалось, что причиной горелого запаха в барских апартаментах были не только плохо закрытые печные вьюшки. Едва старая барыня померла, в кабинете барина, используемом как контора, случился пожар. Вовремя обнаружили и потушили, но все бухгалтерские тетради сгорели.

– Кое-кто побаивался, – с усмешкой, но тихо сказал Алексейка, – что вместо наследницы приказчик от Ивана Платоныча пожалует, делать отчет барину, сколько зерна и кож было продано и по какой цене.

Я тоже понимающе усмехнулась. Сейчас для меня важно, что в усадьбе осталось. Но о сгоревшем прошлом, быть может, разговор еще зайдет.

Пока же завтрак подавал Алексейка. Он починил разболтанную кофемолку и смолол прожаренный кофе. И то и другое мы нашли в секретной кладовке. Кофе получился так себе, пережгли. Ругаться не стала, сама виновата. Объяснять надо лучше. Впрочем, и хуже пивала.

Основным блюдом завтрака стала ячневая каша. Ее сварили в большой кастрюле для всех – и для меня, и для дворни. Вряд ли две кухонные бабы оценят такой демократический жест, но безопасность важней. Кухарки постарались, каша вышла крутой и почти без песка.

Варить ее было проще, чем обычно, так как одна из моих чудо-ламп с вечера горела на кухонном поставце. Это удивило персонал не меньше, чем общая каша, дворня привыкла, что самое лучшее находится в барских покоях. Я кратко объяснила: пока барыня спит, ей лампа не нужна, зато тем, кто кашеварит до зари, она необходима, чтобы лучше работать.

– Мы и не знали, сколько, оказывается, тараканов на кухне водится, – восторженно сказал перед завтраком Алексейка. И умолк, не уверенный, что это открытие из мира шестиногих обрадует госпожу. Я усмехнулась – надо и с тараканами разобраться. Но позже.

Пока же следовало допить кофе… нет, даже лучше взять чашку и отправиться на крыльцо, встречать рабочую силу, собранную Селифаном.

Хм… Шесть мужиков более-менее ладны и даже на ногах стоят после вчерашнего праздника. Дедок… ну, может, диагноз «артрит второй степени» поставлен мной поспешно. А вот с восьмым членом бригады, парнишкой лет десяти, все ясно. Это уж точно не фитнес-вундеркинд, его и тремя поленьями нагрузить грех.

– Позвать Селифана! – коротко скомандовала я.

Исполнять кинулся мальчонка-заморыш. Староста, конечно же, отирался где-то неподалеку и явился почти сразу.

– Здрасьте, Эм-Марковна, – полуразвязно-полупочтительно начал он, но ему не дали развернуть речь.

– Помнишь, что я вчера говорила, Селифан Васильич? – начала я задушевно-зловещим тоном. – Помнишь, помнишь, не дурак. Так вот, парнишка… Как зовут его, кстати?

– Дениска. Приемыш он мой, нахлебник, и вообще-то… – начал староста, но я перебила:

– Дениска будет среди мужиков ходить, опыта набираться. А ты – на работу вставай, как я вчерась обещала.

Староста ощерился, что-то шепнул мальчонке, и тот помчался еще быстрей, чем когда велела я. Селифан бубнил о том, что «нахлебник» любую работу выполнять горазд, но я посмотрела на него так, что бубнеж перешел в шепот.

Наконец появился запыхавшийся Дениска. Сзади переваливались двое парней. Селифан так ценил свой статус белоручки-надсмотрщика, что на всякий случай перевыполнил трудовую разнарядку.

– Пойдемте в дом, – обратилась я к бригаде. – А ты ступай на гумно да проследи, как в огороде бабы капусту убирают.

Староста зло вздохнул, но убрался.

Вместе с бригадой работников я методично обошла весь дом. Потопала по каждой половице. А Дениску заставила даже попрыгать в особо сомнительных местах. Оценила размеры катастрофы и велела:

– Значит, так, мужики. Целых и добрых половиц по всему дому раз-два и обчелся. А в барской спальне, в столовой и в детской так и вовсе одна на десяток. Ни досок, ни лесопильни у нас нет и взять неоткуда. Значит, все левое крыло, кроме людской, закроем. Так что выбирайте тут самые целые доски, снимайте и тащите в жилую часть дома. Гнилье в печку, хорошие – на замену такому же гнилью там, где укажу. Инструмент плотницкий есть в усадьбе? У Селифана? Отлично. Дениска, сбегай.

Решение было так себе, но другого не нашлось. Если полы проваливаются под ногами, стены латать смысла нет. Пока мужики обдирали с пола целые доски, я вышла во двор и направилась к амбару. Там под руководством страшно недовольной Иванны три девчонки лет четырнадцати с самого утра ногами месили в яме глину с соломой, опилками и половой. Туда же пошла и зола из печки.

Да здравствует благословенный ютуб! Именно там я видела, как мужик утеплял полы глиняно-опилковой массой. Вот и я собиралась под половицы сначала уложить с полметра саманной прелести.

– Ничего, девки, – услышала я ворчание Иванны, – слыхала я про барина, что хотел из каждого окна реку видеть. Велел реку вокруг дома копать, «канал» называется. А вода каждый раз в пруды уходила. Барская дурость, она разная бывает. Вот и наша…

– А слыхала ли ты про барыню Салтычиху, которая наглым холопкам языки резала? Мою-то девичью фамилию помнишь? – как ни в чем не бывало заметила я, входя в амбар.

Старостиха замолчала, будто сама себе откусила язычок. Девчонки усмехнулись, потом опасливо взглянули на руководительницу.

– Работайте, работайте, – подбодрила их я. – Есть уже тесто готовое? Тогда несите в дом.

Иванна кивнула, ближайшая девчонка схватила двумя руками полную корзину смеси и с трудом потащила куда велено.

– Сто-ять! – распорядилась я. – Иванна, найди-ка девку взрослую или бабу, такое таскать. Эта еще не доросла.

Я вернулась в дом. Осторожно прошла в котах, еще вчера заботливо промазанных смесью гусиного жира и подтаявшего воска, по освобожденному полу, поспешила к комнате, где отдирали половицы. И услышала удивленный вскрик.

Инстинкт понес меня сам собой – трухлявого дерева под ногами не чуяла. А вдруг убился кто? Гнилая половица неудачно подломилась? Воткнулась, не дай бог, глубоко в тело? Здесь антибиотиков нет, а заражение крови – как здрасьте!

Но мужики, столпившиеся в дальнем углу бывшего папенькиного кабинета, на первый взгляд были целы. Они просто стояли и таращились на что-то у себя под ногами.