Текст книги "Бумажные драконы"

Джеймс БЛЭЙЛОК
Бумажные драконы

Странные вещи происходят порой в этом мире. Хотя лично я полагаю, что половина историй, которые мне довелось услышать, не более чем досужий вымысел. Поди попробуй угадай, где правда, а где ложь… Небо над северным побережьем уже несколько недель было затянуто плотными серыми тучами. Они висели так низко над землей, что, казалось, касались верхушек деревьев. Воздух был насыщен капельками дождя. Густой туман закрывал и океан, и гавань. Его тяжелые клубы с трудом переваливались через пирс и уходили в сторону моря, туда, где вода и небо сливались воедино.

Во время отлива, когда над поверхностью воды показывались темные верхушки рифов, покрытые створками раковин и морской капустой, на ум невольно приходили странные видения чудовищных рыб, бесшумно скользящих в мрачных глубинах среди густых зарослей водорослей, немых свидетелей извечных тайн океана.

И кто бы мог поручиться, что и другие, не менее древние неведомые создания, не обитали в пучине его воздушного собрата, надежно сокрытые от человеческого взора многометровой толщей плотных облаков.

Иногда мне казалось, что стоит только на секунду сорвать эту непроницаемую завесу, как перед моим взглядом откроется доселе невиданный мир крылатых ящеров, птеродактилей, диморфодонов и других удивительных созданий давно минувших эпох.

Нередко, особенно ненастными ночами, я был положительно уверен, что слышу их пронзительные крики и зловещий шорох гигантских крыльев. Однажды, когда я прогуливался вдоль обрыва, прямо за гаражом Филби, облака на мгновение расступились, и я готов был поклясться, что заметил гигантскую тень, промелькнувшую на фоне звездного неба. Это случилось как раз накануне того дня, когда началась история с крабами.

В то утро я проснулся довольно поздно – как помнится, от раздражающего грохота молотка по металлическому листу, доносившегося из гаража Филби. В принципе, в этом не было ничего нового. Филби любил работать по утрам. Но так или иначе это заставило меня открыть глаза. Как назло, я особенно плохо спал в ту ночь.

Существует птица (убей меня Бог, если я знаю, как она называется у орнитологов), которая имеет скверную привычку петь по ночам, замолкая лишь перед самым рассветом. Так вот в ту ночь она, по-моему, превзошла самое себя.

Как бы то ни было, хотя время едва приближалось к полудню, Филби уже трудился вовсю.

На подушке рядом с моей головой сидел краб-отшельник, вытаращив на меня свои и без того выпуклые глаза и, по-видимому, чрезвычайно довольный собой. Выругавшись про себя, я присел на кровати.

Второй краб успел обосноваться в моем ботинке, а еще два его собрата деловито волокли к двери мои любимые карманные часы.

Окно было раскрыто, а в солнцезащитном экране красовалась огромная дыра. Оставалось только удивляться, что непрошеных гостей оказалось сравнительно немного. На полу в беспорядке были разбросаны мои вещи. Я вышвырнул незваных посетителей прочь, но это только отсрочило неизбежное. Уже к вечеру весь пляж и дом буквально кишели крабами. Их были сотни, а может быть, и тысячи, и все они проявляли завидную деловую активность, уделяя особое внимание моим злополучным часам.

Это была массовая миграция, характерная для многих примитивных существ. Такое случается раз в сто лет. Как популярно объяснил мне доктор Дженсен, каждый краб с рождения приобретает инстинктивную страсть к бродяжничеству, и ничто, даже теоретически, не может помешать ему удовлетворить свой природный инстинкт. Однако наука пока еще не сумела найти удовлетворительного объяснения этому загадочному явлению.

По сему случаю Дженсен оборудовал наблюдательный пост в небольшой пещере на пляже и отныне проводил там все свободное время.

По неизвестной причине крабы двигались на юг, словно перелетные птицы. До конца недели их число продолжало увеличиваться в геометрической прогрессии.

Теперь счет тварям шел на миллионы. Скрежет их клешней о гальку не давал спать по ночам, но все-таки они оставили мой дом в покое.

По какой-то непонятной прихоти природы они одновременно столь же стремительно увеличивались в размере. Если в начале недели их габариты не превышали размера кулака подростка, то к ее исходу они уже не уступали голове взрослого мужчины, а к началу второй появились первые гиганты, заметно превосходившие трехмесячного поросенка.

Кончилось тем, что бедняге Дженсену пришлось искать спасения от них на ветвях ближайшего дуба, что, впрочем, ничуть не уменьшило его энтузиазма.

В пятницу я, правда, заметил всего двух крабов, но каждый из них был с небольшой автомобиль.

Это обстоятельство совершенно доконало Дженсена, который вынужден был отправиться домой и напиться в стельку. К чести ученого следует добавить, что уже в воскресенье он снова появился на своем посту, хотя его рвение оказалось совершенно напрасным. Крабы больше не появлялись.

Новый поворот событий дал Дженсену пищу для построения целой серии фантастических, хотя и, надо отдать ему должное, весьма остроумных гипотез, которые, однако, нисколько не приблизили нас к разгадке удивительного природного феномена.

Центральное место среди них занимало смелое допущение о существовании в глубинах океана некоего гигантского монстра, своеобразного царя крабов, направлявшего полчища своих подданных к только ему ведомой цели. Я, правда, считал, что эта точка зрения имеет очень мало общего с подлинной наукой.

И все же порой, вслушиваясь в странные ночные шорохи, доносившиеся с пляжа, я готов был допустить что угодно, в том числе и существование мифического чудовища, созданного распаленным воображением Дженсена.

В одну из таких ночей некто, может быть, и один из крабов, сорвал с петель дверь гаража Филби и учинил там настоящий погром, превратив в окрошку макет его любимого дракона. Кто на самом деле был виновником этого небывалого акта вандализма, так и осталось загадкой. Но, принимая во внимание события, произошедшие с той поры, я склонен допустить, что, может быть, старик Дженсен был не так уж далек от истины.

Скорее всего, он и раньше знал Августа Сильвера.

Филби был всего лишь учеником. Сильвер – его наставником и кумиром.

Как я уяснил чуть позднее, изготовление драконов требовало определенных навыков, для приобретения которых было недостаточно одного знания механики. Это было сложное хлопотное дело, требующее полного напряжения творческой фантазии художника.

Короче, уничтожение дракона обернулось для Филби настоящей трагедией.

Лично я готов в это поверить.

Я очень хорошо помню одного немого цыгана, объявившегося в наших краях не далее как прошлым летом. Всего за один доллар он шутя совершал вещи, недоступные пониманию заурядного обывателя. Сразу же после прибытия он на глазах изумленной толпы вырвал изо рта собственный язык и швырнул его на дорогу. Затем, совершив на нем национальный танец, он, как ни в чем не бывало, засунул его на место. После этого он проделал изрядную дыру в брюшной полости и ярд за ярдом извлек наружу кишки и тут же, ничтоже сумняшеся, сумел отправить их обратно.

Публика была в шоке, зато всем последующим представлениям был обеспечен аншлаг.

Примерно такое же ощущение возникает у меня, когда речь заходит о драконах. Я не слишком верю в их существование, но готов отдать все, чтобы увидеть хотя бы одного из них, даже если буду убежден, что это всего лишь ловкая мистификация.

Так или иначе, от дракона Филби, предмета особой гордости его коллекции, остались одни воспоминания.

Краб, а я все-таки склонен полагать, что это был именно он, разорвал его на части, выпотрошив все внутренности. Такое поведение вполне характерно для некоторых видов аллигаторов, готовых из природной злобы рвать и уничтожать любой предмет, пусть даже и несъедобный, на том основании, что он оказался поблизости.

Филби был вне себя от горя. Я никогда прежде не встречал взрослого человека, доведенного до такой степени отчаяния. Трудно поверить, но он даже занялся самобичеванием, используя для этой цели весьма основательные сыромятные ремни, составляющие основу крыльев каркаса. Я уж не говорю о бесчисленных проклятиях и обвинениях в адрес неведомого громилы.

В то время я знал Филби еще недостаточно хорошо и с удивлением наблюдал за картиной этой публичной самоэкзекуции из окна своей маленькой кухни.

Сквозь открытую дверь гаража я мог видеть все подробности сей удивительной сцены. Больше всего в тот момент Филби напоминал буйнопомешанного. Он захлебывался рыданиями, рвал на себе волосы, катался по полу среди бренных останков великого творения несравненного Августа Сильвера.

Случайно подсмотренная сцена потрясла меня. Я не знал, что и думать. Конечно, искренняя скорбь Филби внушала уважение, но гипертрофированная форма ее проявления вызывала некоторые сомнения в реальности всего происходящего.

По иронии судьбы горестные стенания незадачливого хозяина дракона оказались в одном ряду с моими собственными смутными видениями, кошмарными порождениями долгих бессонных ночей. Хотя, должен признаться, в то время я был еще очень далек от понимания их подлинной причины.

Слов нет, Филби – эксцентричный малый. Чтобы понять это, вовсе не обязательно быть семи пядей во лбу. И все же то, как он ухитрялся финансировать свои многочисленные проекты, оставалось выше моего понимания.

Работа в гараже приносила ему хоть и небольшой, но вполне устойчивый доход. Он был прирожденным механиком и искренне любил свое дело. Чтобы поверить в это, достаточно было взглянуть на его руки, способные, как я хорошо знал, творить настоящие чудеса. Казалось, для него не существует невозможного. Но, пожалуй, вернуть к жизни шедевр Сильвера было непосильной задачей даже для такого мастера.

Несколько дней Филби бесцельно слонялся по мастерской, пока наконец очередное увлечение не заставило его забыть о недавней трагедии. Для настоящего механика порой моток простой медной проволоки значит ничуть не меньше, чем фрагмент окаменевшей кости для опытного палеонтолога.

Скоро из гаража Филби снова доносились привычные моему слуху удары молотка. Мастер трудился над новой моделью дракона, скрупулезно собирая воедино мельчайшие детали механического монстра, способного, по его замыслу, в одну ненастную ночь взмахнуть искусственными крыльями и исчезнуть в толще плотных облаков. По крайней мере, так казалось самому Филби. Что касается меня, то я мог только пожелать ему успехов в новом предприятии.

Ранней весной, несколько недель спустя после нашествия крабов, я ковырялся в саду. Новых заморозков не предвиделось. Рассада помидоров уже неделю как была высажена в землю и, судя по ее состоянию, обещала принести неплохой урожай. В будущем угрожали сорняки и вредители, но это отнюдь не было катастрофой. Выращиванием овощей я занимался с детства и с полным правом считал себя опытным огородником. Кроме того, гусеницы, питавшиеся томатными листьями, издавна были моей слабостью. Как-то раз много лет назад, копаясь в грязи, я поймал особь с почти человеческим лицом, если вообще можно говорить о лице применительно к примитивному членистоногому. Тогда, из уважения к подобной редкости, я отпустил существо на свободу.

Экземпляр, попавшийся мне на этот раз, не был ничем примечателен, и посему я беззаботно перекинул его через забор, отделявший мой участок от хозяйства Филби. Можно было не сомневаться, что рано или поздно он сумеет найти дорогу назад, но меня не слишком беспокоила подобная вероятность. Каждая божья тварь имеет право на жизнь, если вы понимаете, о чем я хочу сказать. А в мире вполне достаточно места, чтобы отягощать свою совесть убийством, даже если речь идет всего лишь о томатной гусенице.

Выполов сорняки, я отправил их в том же направлении. Филби никогда не увлекался земледелием, и подобная вольность с моей стороны вряд ли бы его покоробила.

К моему стыду и удивлению, почти тотчас же из-за изгороди появилась голова соседа. Правда, как сразу выяснилось, подоплека этого события не имела ничего общего с моим недавним поступком. Филби держал в руке письмо Сильвера, отправленное еще месяц назад откуда-то с юга.

Вообще-то говоря, мне было наплевать на Сильвера. Разумеется, я слышал о нем, как и все другие. Я как-то даже видел его фотографию – изображение крупного бородатого человека с растрепанными волосами и диким взглядом, – датированную еще теми днями, когда проблемы наследственности были у всех на устах, а созданная им лига механической вивисекции стала едва ли не самым громким скандалом дня. Тогда Сильверу, вместе с тремя другими его коллегами по университету, удалось создать несколько жизнеспособных экземпляров биомеханических роботов, неслыханное событие по тем временам, хотя вряд ли способное удовлетворить честолюбие их создателя. Август Сильвер производил впечатление сильного мужчины и, судя по всему, был таковым.

Филби, напротив, являл собой характерные черты человеческого представления о преданности.

Подумать только! Письмо от Наставника! Человека, проведшего несколько десятков лет в диких джунглях и видевшего столько удивительных вещей, что другому не выпадет и за целую жизнь.

Одного из немногих живых существ, кому наяву довелось встретиться лицом к лицу с живым драконом, не говоря уже о таких банальных тварях, как гигантские вараны и рыбы-дьяволы.

В своем письме Сильвер выражал твердую уверенность, что подлинной вотчиной дракона оставалась пучина океана. Поэтому в ближайшее время он собирался объявиться в Сан-Франциско. Там, в Чайна-Тауне, он собирался приобрести необходимые ингредиенты для дальнейших опытов. В письме содержались также смутные намеки автора на намерение создать некую бессмертную тварь, на основе органов дюжины других живых существ.

Равнодушно прочитав письмо, я вернул его Филби. В данный момент меня куда больше беспокоила проблема возможного возвращения крабов и их негативного воздействия на всходы моих томатов. В вероятности такого поворота событий меня убеждало поведение неугомонного Дженсена. Последний только что закончил работу над солидной монографией, посвященной спонтанным миграциям этих существ и возможной связи их поголовья с размерами наиболее крупных особей. В данный момент он вместе со своим сыном Бэмби разбил постоянный лагерь чуть выше линии утесов, откуда через мощный телескоп вел круглосуточные наблюдения за поверхностью океана в ожидании появления мифического левиафана. Если пресловутый краб-великан действительно существовал, можно было не сомневаться, что рано или поздно встреча с неутомимым естествоиспытателем была неизбежна.

Письмо Августа Сильвера помогло Филби в буквальном смысле обрести второе дыхание. Теперь дни и ночи он работал над конструкцией нового дракона, которому, по его совершенству, самой судьбой было предназначено оставить далеко позади себя всех многочисленных предшественников. Это обстоятельство, однако, не помешало механику отправить куда-то на восток письмо с вложенными в него сорока долларами, свою задолженность по членским взносам в Международное сообщество любителей драконов, о самом существовании которого я до сей поры даже не подозревал.

Между тем мои помидоры развивались как нельзя лучше. Объявилась и моя старая знакомая гусеница, сумевшая к этому времени достичь весьма солидных размеров. Еще раз отправлять ее к Филби я не стал. Вместо этого я поселил насекомое в кувшине, набитом землей, перемешанной с томатными листьями. Похоже, это оказалось наилучшим решением: гусеница осталась довольна своим жилищем и больше меня не беспокоила.

С каждым днем я проводил все больше времени с Филби, наблюдая, как на моих глазах возникало его новое монументальное творение. В отличие от своего наставника, Филби не обладал даже минимальными познаниями в искусстве вивисекции. Ко всему прочему, он питал к нему естественное отвращение. Его создание имело чисто механическую основу и посему заметно отличалось от уничтоженного творения Августа Сильвера. Благодаря неиссякаемому энтузиазму механика, дело продвигалось с удвоенной скоростью.

Я отчетливо помню один из таких дней. Если не ошибаюсь, это была суббота. Ярко сияло солнце, наверное, впервые за много недель. Многочисленные признаки, известные каждому, кто хоть сколько-нибудь разбирается в земледелии, недвусмысленно указывали на приближение засухи. Но и самые верные прогнозы порой могут оказаться ошибочными, в чем мне и самому приходилось убеждаться.

Однако субботний рассвет был действительно выше всяких похвал. На голубом небе я не заметил ни облачка. Разве что где-то на немыслимой высоте слабо различались мелкие темные точки, которые с равным основанием можно было интерпретировать как силуэты ласточек или, если хотите, драконов, реющих где-то за пределами, доступными взору обыкновенного человека.

Солнечные лучи струились в окна моей спальни. И я готов был поклясться, что слышу шорох помидоров, лука, бобов, тянувших побеги к небу.

Но ближе к полудню тяжелые облака вновь нависли над вершинами Берегового хребта, недвусмысленно свидетельствуя о скорой перемене погоды. Поднявшийся вскоре бриз принес первые мелкие капли дождя, с полной очевидностью подтверждая это печальное предположение. Вместе с ними на меня нахлынуло чувство тревожного ожидания.

Итак, как я уже говорил, это было субботнее утро, запомнившееся мне неожиданным появлением неугомонного Филби, все еще возбужденного известием о скором возвращении учителя. Не знаю почему, но именно в этот день он решил ознакомить меня с плодами своих трудов.

Дом Филби был, пожалуй, единственным в своем роде. Каждый квадратный дюйм пространства в нем занимала обширная коллекция, в некотором отношении действительно уникальная. Чего тут только не было! Головы фантастических животных, искусно вырезанные из мыльного камня, слоновой кости и железного дерева, перемежались с предметами неизвестного назначения и странными сувенирами, привезенными из экзотических стран. На специальных тумбочках стояли вместительные аквариумы, заполненные водорослями, между которыми скользили странные создания яркой причудливой окраски. Здесь были пятнистые угри и маленькие тропические рыбы. У самого дна паслись бычки, по обыкновению засунув свои головы в песок. С ними мирно соседствовала камбала и многие другие представители совершенно неизвестных мне видов и подвидов обитателей морских глубин.

Безмятежная жизнь пансионеров Филби настроила меня на умиротворяющий лад, и, помнится, я тогда еще высказал замечание, что, вероятно, отнюдь не случайно многие известные философы столь истово любили созерцать морскую гладь. Боюсь, что он так и не сумел оценить всей глубины моей мысли.

Книжные шкафы с древними фолиантами, перемежавшиеся, впрочем, с вполне современными книгами, составляли вторую часть его коллекции. Наконец, на стенах висели многочисленные карты звездного неба и чертежи хитроумных приборов, принадлежащих, судя по их виду, самому Сильверу.

В понедельник от него пришло еще одно письмо. Сильвер сообщал, что задерживается, так как неожиданно вынужден отправиться на поиски одной очень редкой и ценной змеи, известной разве что узкому кругу специалистов, и подтверждал свое самое твердое намерение вернуться в родные пенаты, уделив особое внимание посещению Сан-Франциско.

Путешествие могло продлиться неделю или месяц, поэтому было невозможно назвать точную дату его возвращения, но Сильвер обещал со временем известить о ней своего ученика.

В итоге мы договорились с Филби, что, когда придет время встречать Сильвера, я отправлюсь на своем автомобиле в город, расположенный в пяти часах пути от нашего местечка, и привезу долгожданного гостя.

Филби трудился, не покладая рук, стремясь во что бы то ни стало закончить работу над своим творением до возвращения Сильвера. Ему так хотелось услышать похвалу из уст своего Наставника, уловить в его взгляде удивление и одобрение.

С каждым днем конструкция фантастической твари в гараже Филби приобретала все более определенные очертания. Каркас или, если хотите, скелет, на который пошли лучшие сорта пихты и красного дерева, был давно закончен. Мощная голова на длинной шее соединялась с туловищем посредством хитроумной комбинации музыкальных струн, резиновых жгутов и целого набора других замысловатых устройств, об истинном назначении которых я не имел ни малейшего понятия.

Утром в пятницу, в день получения третьего письма, Филби впервые произвел испытание модели. Едва он подсоединил тонкие отростки медных проводов к батарее, скрытой в чреве чудовища, как глаза дракона медленно открылись и «осмотрели» помещение гаража. Признаюсь, мне стало не по себе. Я готов был поклясться, что они были не только совершенно живыми, но что в глубине их горел вполне разумный холодный огонь невероятно древней проницательной твари.

Правда, продолжалось это зрелище очень недолго, может быть, две или три секунды, а потом Филби отключил элемент питания. Но впечатление тем не менее было грандиозным.

Филби радовался, как ребенок. Он танцевал вокруг гаража, перемежая замысловатые па криками восторга. Однако наотрез отказался от моего предложения совершить небольшую поездку в форт Брегг и отметить знаменательное событие несколькими кружками здешнего пива. Легендарная фигура Сильвера уже маячила где-то на горизонте, и работа над драконом не допускала ни малейшего промедления.

Сошлись на том, что я отправлюсь в город один уже на следующее утро.

Собственно, спешить мне было некуда. Еще никому не удавалось оказать давление на Августа Сильвера и тем более заставить его изменить свои планы.

По моим расчетам, вся поездка должна была занять не более суток. Сначала я предполагал захватить с собой и свою гусеницу, но хитрая бестия предпочла тяготам поездки спокойный отдых в недрах своего укрытия. Впрочем, как я понял впоследствии, для этого у нее были все основания.

Однако проснувшись на следующее утро, я испытал первые признаки сомнения. Мой первоначальный энтузиазм в значительной степени угас. Мне было совершенно непонятно, какого черта я вообще ввязался в эту историю, клюнув на удочку наивного энтузиазма своего соседа.

Погода тоже не обещала ничего хорошего. Первые клочья холодного тумана успели просочиться в комнату сквозь плохо прикрытое окно, за которым смутно вырисовывались угрюмые силуэты мокрых сосен.

Меланхолично побродив несколько минут по кухне, я принялся одеваться, проклиная про себя Сильвера, застрявшего где-то на просторах Тихого океана, неподалеку от Золотых ворот, с мешком, полным драконьих костей.

Что, собственно, я должен был сказать ему?

«Мистер Филби прислал меня за вами».

Или того хуже:

«Привет от вашего старого знакомого».

Я очень мало знал о жизни университетских кругов, не говоря уже о нравах представителей такой экзотической профессии, как охотники за драконами.

Я чувствовал себя круглым идиотом, но мне не хотелось огорчать Филби отказом. Насколько я мог судить, он работал всю ночь. Уже под утро меня разбудил странный пронзительный звук, доносившийся из гаража. Вслед за этим последовало довольное кудахтанье Филби.

Мы условились, что я встречусь и переговорю со старым китайцем по имени Ван Ло, содержащим небольшой ресторанчик на окраине города. Филби назвал его «связным».

Я должен был представиться как друг капитана Августа Сильвера и ожидать дальнейших распоряжений.

Подумать только, «распоряжений»!

Одним словом, мне предстоял веселенький разговорчик.

Если накануне, поздно вечером, при тусклом свете лампы подобная секретность казалась мне чем-то само собой разумеющимся, то ранним холодным утром она представлялась просто смешной.

Мне потребовалось более шести часов, чтобы добраться до города: я вконец измучился на размытом зимними дождями прибрежном шоссе. Клочья противного липкого тумана, поднимавшегося от береговых скал, уже карабкались по склонам холмов, кое-где окруженных покосившимися изгородями. Снизу доносился отдаленный шум прибоя.

Впереди уже показались огни ярко освещенной автострады, за которыми смутно угадывались очертания большого города.

Минуя очередной поворот, я заметил, как внезапно прямо над моей головой тяжело поднялась тень гигантской птицы, которая тут же исчезла за пеленой грязно-белого тумана. Весь эпизод занял не более двух-трех секунд.

Впрочем, при таком неверном освещении нетрудно было ошибиться в оценке точных размеров создания.

Что бы это могло быть?

Дракон? Еще одно из творений Сильвера, обитавших в непроходимых лесах Берегового хребта?

Как я уже заметил, ошибиться было совсем нетрудно. Лично мне неведомая тварь показалась весьма крупной, если не гигантской, и необычайно архаичной. Я готов был поручиться, что явственно видел очертания огромного перепончатого крыла.

Или проклятое воображение сыграло со мной очередную скверную шутку?

В следующее мгновение машину вновь окутала пелена тумана. Момент был упущен. С минуту я размышлял, следует ли мне повернуть назад, но почти сразу отбросил эту идею. Вероятность снова увидеть таинственное создание была ничтожной. В итоге я продолжил путь и спустя еще несколько минут выехал на широкую автостраду, открывающую доступ к мосту через пролив Золотых ворот.

Где-то далеко внизу несколько небольших судов сражались с отливом, преграждающим им доступ в глубину бухты.

Может быть, на борту одного из них находился и Август Сильвер, наконец-то удосужившийся посетить Сан-Франциско? Хотя, скорее всего, нет. Судя по их очертаниям, это были заурядные рыболовецкие суденышки, спешившие доставить утренний улов к причалам Эмбаркадеро.

Я добрался до предместий Чайна-Тауна и, с трудом отыскав место для парковки, углубился в толпу, лениво текущую по улице в направлении Портсмут-сквер.

Был канун китайского Нового года. Улицы наполнял тяжелый запах миндального печенья, жареной снеди, пряностей и пиротехники. Над головами людей то и дело взлетали ракеты, осыпая толпу дождем разноцветных искр. Живая река медленно двигалась к монументу Вашингтона, разбиваясь о стены бесчисленных антикварных магазинчиков и сбегая вниз по ступеням небольших подвальчиков, где собирались любители опиума.

Праздничная атмосфера, царившая в городе, сводила к нулю и без того небогатые шансы на успех моей несерьезной миссии. Тем не менее я упорно продвигался вперед, пока не оказался перед открытой дверью трехэтажного ресторана, украшенной именем его владельца.

Внутри кипела жизнь. Целая команда одетых в белые куртки поваров готовила разнообразные блюда из мяса, рыбы, моллюсков и овощей прямо на глазах многочисленных посетителей. Клубились паром огромные чаны риса, сновали взад-вперед проворные официанты.

В углу за небольшим хромированным столиком сидел мой «связной». Я узнал его сразу, едва успел войти. Филби очень точно описал его внешность.

У мужчины была длинная седая борода, почти касавшаяся скатерти. Традиционный китайский халат был несколько велик ему. Перед «связным» стояло блюдо, доверху наполненное жареной рыбой, которую он поглощал с такой серьезностью, что, казалось, совершал некий торжественный ритуал, не доступный пониманию простого смертного.

Протиснувшись сквозь толпу посетителей, я вплотную подошел к китайцу. Отступать было некуда.

– Я друг капитана Сильвера, – произнес я, улыбаясь и протягивая руку.

Он поклонился в ответ, слегка коснувшись моей ладони мягким пальцем, и поднялся из-за стола. Я последовал за ним в глубину ресторана.

С самого начала нашего разговора я понял, что зря потратил время на эту поездку.

– Кто знает, где сейчас может находиться Август Сильвер? Возможно, в Сингапуре, а может быть, в Коломбо или Бомбее. Пару дней назад я получил от него посылку с редкими растениями. За это время он мог оказаться где угодно.

Хуже всего было то, что сам я прекрасно понимал всю глупость своего поведения. Но во всем случившемся мне следовало винить только себя.

Какого дьявола я притащился в Сан-Франциско!

Меня мучило малоприятное ощущение, что пять поваров, собравшихся за моей спиной, откровенно потешаются на мой счет, а сам старый Ван Ло, чей безжизненный взгляд был направлен мимо меня в сторону улицы, того и гляди, потребует компенсации за бессмысленно потраченное время. Пусть я был другом Августа Сильвера. Ну и что с того?

Мои страдания временно потеряли свою остроту, когда я увидел старую фотографию, висевшую над головой моего хозяина: странное скопление лачуг, судя по окружающему ландшафту, расположенное где-то к северу от Сан-Франциско. Легкая дымка окутывала окрестности, не позволяя рассмотреть дальнейшие детали.

Вне всякого сомнения, фотография была сделана ближе к вечеру. Длинные густые тени, отбрасываемые несуразными строениями, тянулись далеко в сторону, вплоть до возвышавшихся за заднем плане деревьев. Башенка небольшого маяка стояла над обрывом, за которым угадывался бескрайний простор Тихого океана.

Я недоумевал. Башенка маяка на берегу небольшого залива, берег, поросший кипарисами и эвкалиптами, недвусмысленно указывали на хорошо знакомый мне район побережья, известный старожилам под названием Пойнт Рейс. Но там никогда не было никаких лачуг, я абсолютно уверен в этом.

Но самое странное, что все эти лачуги, спускавшиеся к заливу наподобие некоей готической лестницы, были построены (я абсолютно убежден в этом) из останков драконов, гигантских крылатых рептилий.

Некоторые домики теснились на маленьком пятачке, почти касаясь друг друга покосившимися стенами, словно огромный карточный домик, сооруженный рукой ребенка. Другие были воздвигнуты на некоем подобии платформ, сложенных из пустых нефтяных канистр или больших деревянных ящиков.

Повсюду валялись одиночные фрагменты гигантских крыльев и других частей исполинских рептилий, а немного в стороне возвышался почти полный скелет летающего чудовища.

И наконец здесь же, рядом с подвешенным на металлической треноге котелке, в компании с человеком, отдаленно напоминавшим Ван Ло, стоял сам Август Сильвер. На этой фотографии у него была борода, причем совершенно невероятного размера. Борода первопроходца или старателя, только что вернувшегося после многолетних поисков золотой копи.

И эта борода в сочетании с мощными плечами дровосека, широкополой фетровой шляпой, костюмом восточного покроя и странным гарпуном, который он небрежно держал в правой руке, а главное, острым пронизывающим взглядом, сверкавшим из-под густых насупленных бровей, взглядом, в котором светилась какая-то сверхчеловеческая мудрость, делали его похожим на Нептуна, только что поднявшегося из глубин океана, или, может быть, Одина, остановившегося, чтобы выпить кружку ароматного цветочного чая, прежде чем пуститься в дальнейшие бесконечные странствия. Этот пытливый взгляд много знающего и много повидавшего человека заставил меня позабыть о своих собственных мелких неприятностях.