Текст книги "Волшебный дом"

– Мне представляется, как к нам сползаются змеи и прочие гады.

Мидж улыбнулась.

– Я позволю тебе закрыть дверь также и перед крысами.

Это напомнило мне о предстоящем расследовании. Я наклонился, поцеловал ее в губы, сознавая, что грызущая тост белка следит за нами.

– Подглядывает, – сказал я, когда мы с Мидж оторвались друг от друга. – Ладно, Ведьмочка, всем тварям, большим и маленьким, – добро пожаловать, кроме слишком больших и таких маленьких, что прогрызают норы в дереве. Договорились?

– Не знаю, кого ты ожидаешь – пока к нам заходили лишь белка и птицы, – но ладно, договорились. Слонов и червей-древоточцев не пускать.

Мы скрепили договор рукопожатием, и я подмигнул белке:

– Порядок, Румбо, ты принят. Но не заставляй меня ревновать и не зли.

Мидж рассмеялась.

– Почему Румбо?

– Не знаю. По-моему, он похож на Румбо. Разве нет? Во всяком случае, больше чем на Рэмбо.

Белка судорожно дернула головкой, крохотные плечики затряслись, и ее верещанье напомнило смех. Что Мидж нашла до невозможности забавным.

– Наверное, он согласился, – выговорила она сквозь смех.

– Да, истинный клоун, – сказал я сухо.

Я стоял неподвижно, опасаясь спугнуть нашего смеющегося гостя.

– У этого мужчины много дел.

– Иу женщины тоже.

– Думаешь, он не против позавтракать в одиночестве? Теперь у него есть имя, и Румбо для меня больше не «зверь».

– Думаю, мы подружимся со зверюшками, не слишком их балуя. Он может сам составить себе компанию.

И мы оставили белку, которая вполне счастливо позавтракала без нас. Мидж пошла к раковине по соседству, а я, взяв из шкафа внизу фонарик, отправился на чердак. Я бодро поднялся по лестнице, радуясь жизни и своей любви и размышляя о том, что в настоящей любви постоянно случаются мгновения абсолютной свежести, словно ты только что влюбился, и осознание ее всегда волнует, всегда захватывает. Нам предстояло узнавать друг друга – я хочу сказать, узнавать по-настоящему – мне и Мидж, но мы никогда не привыкнем друг к другу, никогда не удовлетворимся друг другом. Поймите меня правильно – наши отношения не всегда были такими розовыми, как на той картине, что я только что изобразил; в них случались бури и непогоды, иногда мы оказывались на грани разрыва. К счастью, мы всегда умели вовремя опомниться и понять ошибки друг друга (или точку зрения другого, как Мидж предпочитала это называть). Скажу без ложной скромности, у нас обоих были таланты в музыке и в живописи, а вы когда-нибудь знали талантливого человека без темпераментной черточки? Профессиональная черта, как говорят. Я веду речь не про высокомерие и эгоизм, а про стремление делать вещи правильно (конечно, в собственном понимании) и про расстройство, которое очень быстро развивается, когда что-то делается не так. Бывают времена, когда близкий человек получает удары и должен научиться уклоняться от них и отбивать их – или просто говорить о заурядных вещах. С годами мы многому научились друг у друга. Мы также научились не придавать чересчур серьезного значения собственной персоне – хорошо, когда поймешь это, пока не слишком состарился.

Не поддаваясь соблазну прихватить с собой гитару, так как понимал, что если возьму, то утро пропало, я подошел к стулу, оставленному накануне прямо под люком. Фонарик светил ярко, стул был крепкий, крышка люка дожидалась – самое время для действия.

Так почему же я заколебался?

Может быть, следовало принести стремянку – лезть на чердак было бы гораздо легче. Нет, до потолка невысоко, вполне сойдет стул.

Сверху не доносилось ни звука, и, возможно, проблема решилась сама собой. Но все-таки это не причина, чтобы не заглянуть.

Я вел себя как маленькая девочка, и сам понимал это. И все же что-то говорило мне, что не нужно заглядывать на чердак. Возможно, в уме каждого человека есть укромный уголок, где притаилось будущее, где хранятся архивы еще не свершившихся событий, и порой архивариус (которым в конечном итоге являешься ты сам) случайно просовывает подсказку под запечатанную дверь. Возможно. Подобные вещи таинственны для меня, как наверняка и для вас. Все, что я знаю, – это что меня неудержимо тянуло отойти, спуститься вниз и придумать какие-нибудь отговорки, чтобы не лезть на чердак.

«Вперед, Стрингер, – обругал я себя, – поднимись и прогони несколько крыс, если не хочешь стать объектом осмеяния и позора». И все равно колебался, уставившись за крышку люка: осмеяние и позор не так уж страшны.

Здравый смысл возобладал, прагматик во мне в тот день победил: я встал на стул, включил фонарик и одной рукой приподнял крышку люка – впрочем, всего дюйма на два. Из щели на меня не уставился угрожающий взгляд, ничто не шевелилось, никто с хрипом не принюхивался. Все было тихо и спокойно. Немного осмелев, я открыл люк шире и, посветив фонариком внутрь, встал на цыпочки и попытался заглянуть через край. Я не смог точно рассмотреть, но мне показалось, что откуда-то снизу еле-еле проникает дневной свет. Выключив фонарик, чтобы проверить это, я убедился, что свет проходит через свесы крыши.

Вот и ответ птицы пролезли внутрь и сделали себе здесь милый надежный птичник. Может быть, в прошлую ночь они решили устроить вечеринку. Я снова включил фонарик и откинул крышку люка, насколько это было возможно, и чем шире я его открывал, тем дальше моя рука соскальзывала к его основанию. В конце концов крышка перевесила и со стуком упала наружу, впрочем, позади что-то не дало ей упасть совсем.

Взяв фонарик в зубы, я схватился за края и залез наверх. Недостаток атлетической подготовки я компенсировал ругательствами и забрался-таки на чердак, белые кеды лягали воздух, как взбесившиеся голуби. Сев на край и болтая ногами, я глубоко вздохнул и тут же пожалел об этом. В воздухе здесь стоял смрад, и я наморщил нос от этой кислой вони.

– Боже, – сказал я вслух, и мне послышалось, что неподалеку что-то шевельнулось.

Свет падал с одной стороны, но я различил смутные очертания стропил и балок. В самой крыше дыр не было – очевидно, строители хорошо выполнили свою работу. Но я увидел что-то на стропилах – темные, неясные во мраке предметы. Они словно свисали с бревен, и я с содроганием заметил на наклонных стропилах еще множество таких же.

Я понял, что это, но все равно потянулся к фонарику и направил луч вверх. И ощутил содрогание и дурноту, увидев сотни маленьких мохнатых тел, свисающих сверху, как какие-то сморщенные плоды с ветвей, заполняя весь чердак и распространяя вокруг смрад.

В это время одно крыло дернулось, волнообразным движением расправилось, а потом втянулось обратно в темное тело.

– О Боже! – прошептал я, замерев.

В полной тишине мне показалось, что я слышу, как у них бьются сердца, пульсируя в такт, в правильном ритме, что делало тварей единой, сплошной массой.

По-прежнему содрогаясь, я тихо спустился с чердака, боясь, что малейший шум вызовет среди летучих мышей вакханалию криков и хлопанья крыльями.

Наблюдатель

В ванной я намочил лицо водой и смыл выступивший пот. Потом тщательно оттер руки, словно их могли запачкать те твари на чердаке. Меня тошнило, но клейкая тошнота застряла в груди.

Летучие мыши! Безобразные, злобные, сморщенные монстры. И судя по тому, что я увидел, их тьма-тьмущая! О'Мэлли наверняка знал, что они здесь, так какого же черта он ничего не сказал? Теперь я пожалел, что не принял разумный совет – послать для осмотра дома оценщика, подумав, что мы не можем позволить себе такие расходы вдобавок к затратам на починку коттеджа; оценщик, по крайней мере, обнаружил бы присутствие летучих мышей и сообщил бы нам. Мне страшно не хотелось говорить о своем открытии Мидж и портить ее идиллию, но ей следовало знать, было невозможно скрыть от нее этот факт.

Маленькие подлые твари! Где-то здесь должна быть санэпидстанция, чтобы вывести их, – или этим занимаются местные власти? Ведь летучие мыши представляют угрозу для здоровья. Для душевного здоровья – наверняка.

Я насухо вытер лицо и руки, в голове роились и копошились мысли. Наверное, моя реакция была чрезмерной, но неприятное чувство, охватившее меня еще до того, как я открыл чердак, вместе с потрясением от вида этих черных висящих тел оказали на меня сильное воздействие. Я задумался, как давно Грэмери является обиталищем этих отвратительных тварей: они появились после кончины Флоры Калдиан или устроили себе здесь резиденцию, пока она еще жила в коттедже? Последнее было трудно представить, но опять же, мы слышали, что она отличалась эксцентричностью, так что, возможно, Флора оказала им гостеприимство. Да, недавно заключенное соглашение оставляет Мидж право принимать определенные компании, но слонам, древесным червям и летучим мышам вход безоговорочно воспрещен!

Я прошел в соседнюю комнату и подошел к окну с намерением открыть его и полной грудью вдохнуть свежего, не затхлого воздуха, но затаил дыхание, увидев у калитки какие-то фигуры.

Мидж, уже одетая, стояла по эту сторону калитки спиной ко мне и разговаривала с тремя незнакомцами, двумя мужчинами и девушкой. Они были небрежно одеты – в рубашках с расстегнутыми воротниками, в мятых брюках, девушка – в узорчатой юбке ниже колен и свободной блузке. У нее были длинные светлые волосы, и даже на таком расстоянии она показалась мне знакомой. Полусъехав на обочину, позади стоял «ситроен» (к тому времени мы нашли свободную площадку сбоку от садика, чтобы пристроить свой «пассат»). До меня доносились голоса, но я не мог разобрать, о чем они говорят. Чувствуя особое расположение к человеческому обществу, я покинул спальню и спустился по лестнице. Если это местные, они могли знать, как решить проблему с летучими мышами.

Я пошел по дорожке, и сильный чистый запах цветов прочистил мою голову от затхлых испарений. Трое незнакомцев смотрели мимо Мидж на мое приближение, сама она обернулась, когда я подошел.

– Майк, у нас первые гости, – сказала Мидж, очевидно обрадованная знакомством.

– Первые человеческие гости, – уточнил я и улыбнулся на их недоумение. На время я прогнал мысли о крошечных крылатых тварях.

– Майк имеет в виду некоторых животных, что стали заходить к нам, как только мы въехали, – объяснила Мидж, и все вокруг заулыбались.

– Боюсь, вы скоро поймете, что, наоборот, мы, люди, без позволения вторглись на эту лесную просеку. – Это сказал такой же светловолосый, как и девушка, мужчина, хотя его волосы были подстрижены короче, почти по-военному. Он был приблизительно моего роста – пять футов шесть дюймов – с голубыми-голубыми глазами. Он напомнил мне калифорнийского серфингиста, чудом попавшего к нам из 60-х годов, и его американский акцент усиливал сходство, хотя я почувствовал в нем напряжение, не стыкующееся с его развязными манерами. Мужчина непрестанно улыбался, и даже его зубы были истинно голливудскими.

– Привет, – сказал он, протягивая руку сквозь калитку. – Меня зовут Хьюб Кинселла, а это... – Он махнул свободной рукой в сторону своих спутников. – Джилли Слейд и Нейл Джоби.

Я пожал руки всем троим, а Мидж представила меня. Всем им с виду было лет от двадцати до двадцати пяти.

– Мы видели вас, когда проезжали здесь на днях, – сказала девушка, ее рукопожатие было почти неосязаемо.

– Да и мне показалось, что мы уже виделись, – ответил я. – Вы еще помахали мне из машины, верно?

Она кивнула:

– Вы первый помахали.

Мы рассмеялись, как обычно смеются малознакомые люди при малейшем намеке на юмор. Девушка выглядела вполне по-английски и была хорошенькой, хотя и несколько бледноватой. Косметика на лице отсутствовала, а по скулам и носу разбегались веснушки; во всей ее внешности виделась легкомысленность, и я не смог решить, привлекает меня это или раздражает.

Второй мужчина, Джоби, был низенький и тощий, и при ближайшем рассмотрении я заметил, что он одет не так неформально, как остальные; по крайней мере, на его рубашке с короткими рукавами был повязан галстук, брюки отутюжены, а туфли до блеска начищены. Его безволосые руки торчали из рукавов, как белые кривые палки, а его рукопожатие оказалось немного чересчур крепким, и эта твердость представлялась скорее напускной, чем естественной. Когда он поздоровался со мной словами: «Надеюсь, вам понравился ваш новый дом», – в его голосе слышалась гнусавость, характерная для центральных районов Англии.

– Да, понравился, – ответил я, – но в нем нужно еще немного прибраться.

– Вы оба из Лондона? – спросил Кинселла, скорее с вежливым интересом, чем допытываясь.

– Как вы узнали?

Он обезоруживающе улыбнулся:

– У вас такой вид.

– Как у рыбы, вынутой из воды?

– О нет, я не это имел в виду. Я просто ощутил, что здешняя жизнь для вас внове.

– Для Мидж не совсем – она выросла в деревне. Ну а я – я новичок.

– Вы скоро полюбите эту жизнь, – вставила девушка, Джилли. – Как я.

Мидж продела руку в мою и прижалась ко мне.

– Помнишь большой дом, на который мы набрели вчера на прогулке, Майк?

– Такой мрач... серый?

Она кивнула.

– Это оттуда приехали Хьюб, Джилли и Нейл.

– В самом деле? Вы там живете? Все трое?

– Больше троих, Майк, – ответил Кинселла.

– И что это? Отель, санаторий или что-то вроде?

– Нет, не отель, не санаторий и не что-то вроде. Почему бы вам не заехать, когда обустроитесь? Мы покажем вам окрестности.

– Да, пожалуйста, приезжайте, – сказала Джилли и, немало удивив, обхватила нас за плечи. – Дом внутри чудесный, и мы вам окажем радушный прием. Пожалуйста, скажите, что приедете!

Я был слегка озадачен ее энтузиазмом, но Мидж вроде бы понравилась такая мысль.

– Это было бы прелестно, – сказала она девушке. – Вчера нас действительно заинтриговало это место, правда, Майк?

– Да, заинтриговало. – Я вдруг почувствовал, как Мидж предупреждающе сжала мой локоть. – Но пока у нас небольшая проблема, которой надо уделить время. Я подумал, может быть, у вас есть мысли на этот счет – вы ведь живете в этих местах.

На их лицах выразилась неизмеримая готовность помочь, а Мидж заинтересовалась.

– Через навес крыши пробрались летучие мыши, – объяснил я, большим пальцем показывая на коттедж за спиной, и, повернувшись к Мидж, сказал: – Вот откуда этот шум ночью. А теперь они на чердаке отсыпаются.

– Летучие мыши? – переспросила Мидж.

– Летучие мыши.

– О, с ними не будет проблем, Майк, – заверил меня американец. – От них никакого вреда.

– Может быть, оно и так, но мне от них как-то не по себе. Знаете, мне не нравится просыпаться ночью и смотреть, как они пьют нашу кровь за здоровье друг друга.

Все рассмеялись, но мне показалось, что Джилли подташнивает.

– В этом ничего страшного, – сказал Джоби, сложив на груди свои тонкие, как у насекомого, руки. – По большей части они охотятся в сумерках и на рассвете. Да и не представляю, чтобы в Гемпшире вы нашли много вампиров. Если вы оставите их в покое, и они вам не помешают.

– Мне они уже мешают.

– Ой, брось, Майк! – сказала Мидж. – Это же просто хомячки с крыльями.

Ее реакция – или отсутствие реакции – застала меня врасплох. Я знал, что она обожает животных, но не всех же?

– К сожалению, по закону вы не много можете с ними сделать, – продолжал Джоби. – Видите ли, это охраняемый вид. Большинство из них в стране истреблено, главным образом пестицидами и людским невежеством. Защитники природы вступились как раз вовремя, чтобы правительство что-то сделало.

– Вы хотите сказать, что мы не вправе трогать этих тварей? – проговорил я, не веря.

Он серьезно наклонил голову:

– Млекопитающих не можете. Это либо нетопыри-карлики, либо ушаны, в зависимости от размеров – нетопыри меньше.

– Я не так внимательно рассматривал.

– Нетопыри любят лес, но очень привыкли к обжитым местам, а ушаны любят спать в пещерах, погребах или на чердаках.

– Тогда это, похоже, наш случай.

– Уверяю вас, от них никакой опасности. Они едят насекомых и моль, так что могут даже оказать вам услугу.

Насчет этого я сильно сомневался, но он вроде бы знал, что говорит. И покачав головой, я сказал:

– Значит, похоже, нам придется жить вместе с ними.

Парень по имени Кинселла проговорил заговорщицким тоном:

– Знаете, Майк, если это действительно станет проблемой, может быть, мы поможем выкурить их или еще что. Но никто не должен узнать об этом.

– Да ладно, посмотрим.

Он снова сверкнул своими зубами:

– Вы знаете, где нас найти, если что-то понадобится, но мы вам рады в любое время.

– Принести подарок, Хьюб? – Девушка посмотрела на него, как щенок на хозяина.

– А, конечно, чуть не забыл!

Джилли нырнула в открытое окно машины, вытащила красную квадратную жестяную коробку из-под печенья и протянула ее через калитку Мидж.

– Одна из наших сестер фантастически готовит, и когда мы узнали, что вы поселились в Грэмери, то попросили ее приготовить поздравительный торт. Ничего особенного, но я думаю, вам понравится.

– Наш маленький подарок новым соседям, – сказал Кинселла, разведя руки, словно хотел нас обнять.

– Прекрасная мысль, – воскликнула Мидж, принимая подарок, ее хорошенькое личико сияло. – Возможно, мы пригласим вас, когда разберемся, – мы любим гостей, правда, Майк?

Кинселла не дал мне ответить.

– Можете быть уверены, мы будем заглядывать время от времени. Заведя друзей, мы не любим их терять.

Он сказал это со всей сердечностью, и я не понял, почему мне стало неловко.

– А пока, – продолжал он, – мы вас оставим: наверняка в коттедже еще многое нужно привести в порядок. Наверное, предыдущая хозяйка была старовата, чтобы держать дом в надлежащем состоянии.

– Вы знали Флору Калдиан? – спросила Мидж.

– О, ее почти все тут знали, – ответила Джилли.

– Но никто так толком и не познакомился, – сказал Кинселла. – Мы пару раз разговаривали с ней, вот и все. А вы просто запомните, что я вам сказал: если нужна какая-либо помощь, стоит только нас позвать.

– Мы запомним, м-м-м, Хьюб, – сказал я и спросил: – Это сокращенное имя?

– Да, от Хьюбрис[2]2
  Hubris (англ.) – высокомерие, гордость.


[Закрыть]. У моих родителей было чувство юмора.

Не много, подумал я.

– Ну, рады были познакомиться, и спасибо за сведения о летучих мышах. Пользы от этого не много, но теперь, по крайней мере, я знаю, как обстоят дела.

Мы довольно церемонно обменялись рукопожатиями, и группа забралась в свою машину, Кинселла сел за руль. Они помахали нам, «ситроен» отъехал, и мы помахали в ответ, глядя вслед, пока машина не скрылась из вида.

– Ну разве не милые люди? – воскликнула Мидж, показывая мне коробку с тортом.

– Пожалуй. Может быть, немного чересчур приветливы.

– Ой, Майк, ты иногда такой циник! Они зашли просто как соседи. Хорошо бы побольше людей были такими.

– Да, конечно, Мидж, но кто они? Почему столь разношерстная компания живет вместе в таком особняке? А ты заметила, что Джилли назвала создательницу торта сестрой?

– Какая разница? Вероятно, они принадлежат к какой-нибудь религиозной организации. Ну и что, если они такие милые люди?

Я пожал плечами.

– Да, конечно. Просто мне показалось, что уж очень они рвались познакомиться.

– Сколько раз тебе говорить: в деревне все по-другому, люди здесь дружелюбнее. Не надо быть подозрительным.

– Извини, Мидж, я не хотел. Просто эти летучие мыши вывели меня из себя.

Ее тон смягчился.

– Это я могу понять. Но знаешь, это правда: летучие мыши вполне безобидны.

– Насколько известно им.

Легчайший ветерок зашелестел в деревьях и пошевелил цветы. Мидж схватила коробку с тортом под мышку, а другую руку продела в мою, и мы пошли обратно в коттедж; наши лица пригревало солнце.

– Давай взглянем на этих чудовищ, которые так тебя напугали, – сказала Мидж вкрадчиво.

– Хочешь подняться туда?

– А как же! – воскликнула Мидж. – Мне не терпится их увидеть.

– Ты не перестаешь меня удивлять.

– Я занимаюсь дикими животными, помнишь? Ярисуюзверей для сказок. Мне страшно нравится наблюдать за ними. Кроме того, эти маленькие дьяволята могут дать мне идею для следующей книги, я могу нарисовать такого. А еще лучше, если ты для меня напишешь сказку. Пора применить этот твой талант.

– Страшную сказку для малышей? Ты можешь туда поместить такого уродца.

– Нет, ничего подобного. И в летучих мышах нет ничего безобразного.

– Погоди, пока их не увидишь.

Мидж оставила торт на кухонном столе, и мы поднялись по лестнице. Я шел впереди и бормотал себе под нос про зловещие последствия от сожительства с родственниками Дракулы, а Мидж тыкала меня сзади в ягодицы и настоятельно советовала бросить это малодушное ворчание.

В мансарде, моей будущей студии, я взял фонарик, все еще лежащий на стуле, и, сурово глядя на Мидж, постучал им по ладони.

– Ты действительно хочешь испытать это, – мрачно спросил я, – хотя и знаешь, что случилось с Пандорой?

– Отойди, – ответила она, тыча мне в грудь пальцами и поставив ногу на стул.

– Ладно, ладно. А теперь серьезно, Мидж: мне действительно не хочется снова туда лезть.

И не надо – только помоги мне. Я ничего не скажу нашим друзьям. – Она встала в позу, подбоченясь и по-прежнему держа ногу на стуле. Ее улыбка была неумолимой и, конечно, вызывающей.

Жалобно застонав, я оттащил ее в сторону и сам взгромоздился на стул. Прошлый раз, когда слезал, я запер люк, наверное вообразив, что летучие мыши погонятся за мной, и теперь сказал:

– Я открою, потом подниму туда тебя, если не хочешь принести стремянку.

– Открывай.

Она ждала, скрестив руки на груди.

– Хорошо, мэм. – Я уперся в крышку люка, и она снова приоткрылась. – Не волнуйтесь, ребята, – тихо позвал я. – Просто хозяин квартиры пришел проверить состояние воздуха.

Хоть я и не так нервничал, как в прошлый раз, поскольку уже кое-что знал о сонных гостях, но мои попытки беззаботно болтать звучали довольно принужденно.

Крышка люка, как и раньше, стукнула о поднимающееся стропило, и я пригнулся от неожиданного хлопка. Я заметил, что Мидж рукой прикрывает улыбку.

– Потом не говори, что я тебя не предупреждал, – сказал я сварливо, спускаясь и протягивая ей фонарик, а потом сложил руки как стремя. – Хватайся одной рукой за край люка и положи фонарь внутрь, а потом я подниму тебя.

– Мой герой, – сказала Мидж, ставя ногу в мои руки.

Я выпрямился, она легко поднялась и почти тут же включила фонарик и просунула его в люк. Мидж села на край, как я раньше, болтая ногами в воздухе.

Я вскарабкался за ней, используя стул. Теперь, когда был не один, я старался воспринимать это спокойнее. Она быстро отодвинулась, чтобы дать мне место.

Оказавшись внутри, я прошептал:

– Видишь? Что я говорил!

От знакомого запаха я снова сморщил нос.

Мидж обшарила фонариком чердак, и я внутренне содрогнулся, увидев черные висящие силуэты.

– Ой, Майк, их не так уж много, – пренебрежительно проговорила она.

Я заморгал, следя за блуждающим лучом. Их в самом деле казалось не так много, как раньше.

– Я, м-м-м... Я уверен, их было больше.

– Наверное, ты так испугался, что тебе померещилось. И все равно здесь их по меньшей мере тридцать или сорок.

– Но прошлый раз они все сбились в кучу. Наверное, многие улетели.

– При дневном свете? Нет, наверное, были тени от фонаря, и мышей казалось больше. – Мидж похлопала меня по плечу. – У страха глаза велики. – Она направила луч фонарика себе под подбородок, так что он отбросил устрашающие тени на оскаленное лицо.

– Как смешно, ах, как смешно! Ну-ка, дай мне фонарик.

Я выхватил у нее фонарь и прополз по чердаку дальше, держась за стропила, – не хотелось, чтобы колени продавили потолок. Я посветил лучом в дальние углы, и хотя не смог заглянуть за водяной бак, вроде бы нигде никто не прятался. Ко мне присоединилась Мидж, она не ползла, а шла, и от этого я почувствовал себя еще глупее.

Я встал, для равновесия схватившись за балку, стараясь не дотронуться до спящей летучей мышц. Я думал, что Мидж насмешливо улыбнется мне, но она была поглощена рассматриванием висящего рядом существа.

Протянув руку, Мидж дотронулась до сложенного крыла.

– Эй, – прошипел я, – что ты делаешь?

– Посвети-ка сюда, Майк. Мне хочется рассмотреть этого малыша.

– Это может быть опасно. Боже, вдруг у него бешенство!

– Не будь таким занудой. В этой деревне нет бешенства Помнишь, что я говорила о хомячках с крыльями? Вот так и воспринимай их. Ну-ка, посвети поближе!

«Безрассудный ребенок!» – подумал я сердито, но, осторожно держась за балку, подошел и сделал как сказано.

– Если тебя укусят, пеняй на себя, – сварливо заметил я.

Летучая мышь дернулась и попыталась вырвать вытянутое крыло, но Мидж держала крепко. Отвратительная пасть зверька раздраженно открылась, обнажив мелкие хищные зубки, хотя сам он, казалось, не проснулся. И тем не менее я держался подальше, и мне пришлось вытянуть руку, чтобы обеспечить Мидж светом, как она хотела.

– Видишь пальцы? – Хорошо, что она хоть говорила приглушенно. – Видишь, какие длинные три крайних? Крыло – это просто кожа между ними. Смотри, оно идет до ног и хвоста.

– Как интересно! А может быть, пусть она себе спит?

– А посмотри на мохнатое тельце. Какой хорошенький малыш!

– Хорошенький! Страшен, как смертный грех!

Я тут же пожалел, что повысил голос, потому что тонкие перепонки над крошечными глазами мыши на секунду распахнулись.

– Он обиделся, – заметила Мидж.

– Ему придется с этим примириться. Посмотри на этот ужасный приплюснутый нос и остроконечные уши! – Я в отвращении фыркнул.

– То, что вокруг носа, – это его радар.

– Но косметически это его не оправдывает. Может быть, мы спустимся, Мидж? Возможно, нам придется соседствовать с этим висячим черносливом, но брататься с ним нет необходимости.

Мидж дала крылу обратно сложиться и прижалась к моему бедру.

– Не знала, что у тебя аллергия на них.

– Честно сказать, я и сам не знал. Но у меня к ним странное чувство – ничего не могу поделать.

– Но хотя бы теперь ты знаешь, что их не так много, как тебе сначала показалось.

– Я мог бы поклясться... Ну да неважно, от потрясения их могло показаться вдвое больше.

– Или втрое. Давай спустимся туда, где воздух посвежее.

Мы ухватились за балку, и, встав на края люка, я помог Мидж спуститься на стул. Бросив последний взгляд вокруг, я передал ей фонарик и протиснулся сам, а потом, балансируя на стуле, закрыл за собой крышку, на этот раз без особого шума.

Я соскочил на пол и стряхнул пыль с ладоней, радуясь, что выбрался из мрака. Мидж тем временем подошла к одному из окошек и попыталась его открыть.

– Я подумала, что тут неплохо бы проветрить, – сказала она через плечо, – но это окно заколочено.

Я подошел к ней.

– Может быть, закрашено снаружи. Строители не должны были закрывать окна, пока краска не просохнет. Дай-ка мне.

Но прежде, чем я успел хорошенько толкнуть створку окна, Мидж удержала меня.

– А что, летучие мыши действительно тебя беспокоят, Майк? Знаешь, мы всегда можем последовать совету Хьюба и избавиться от них, так что никто не узнает.

Я спокойно посмотрел на нее.

– Тебе-то самой это не нравится, правда?

– Мне не нравится, что для тебя они портят Грэмери. Для меня важнее всего, чтобы ты был счастлив здесь, так что, если выбирать между тобой и мышами, лучше останься ты.

Мы прижались друг к другу лбами.

– Наверное, ты права, – сказал я. – От них никакого вреда. – Я повернулся спиной к окну. – Но каждую ночь слышать их оргии и как они вылетают на улицу – хлопанье этих сморщенных крыльев сведет меня с ума.

Я стукнул ладонью по оконной раме, потом еще раз и закусил губу, ушибив руку. С третьей попытки окно на дюйм приоткрылось, и после этого не составило труда открыть его пошире. Со второй половиной пришлось так же помучиться, но с третьей попытки открылась и она. Распахнув окно пошире и защелкнув, чтобы оно не закрылось, я взглянул на лес напротив и глубоко вдохнул нагретый солнцем воздух. Но прежде, чем выдохнуть, я задержал дыхание.

Не человек ли стоит в тени за первым рядом деревьев? Опять кто-то следит за нами?

– Мидж, – сказал я сдавленным голосом, потому что так и не выдохнул. – Мидж, там кто-то наблюдает за домом.

Я не смотрел на нее, но знал, что и она вглядывается в лес.

– Где, Майк? Я никого не вижу.

На мгновение я оторвал глаза от неподвижной фигуры и, положив руку на плечи Мидж, придвинул ее к себе.

– Вон там, – прошептал я, хотя в этом не было необходимости, и указал рукой. – Сразу за деревьями. Темная фигура, смотрит прямо на коттедж.

Но когда я снова посмотрел туда, человек исчез.

– Все равно ничего не вижу, Майк, – сказала Мидж, и я безмолвно повернулся к ней, а потом быстро оглянулся на деревья. Определенно там никого не было.

Я начал задумываться: может быть, деревенский воздух здесь настолько свеж, что вызывает галлюцинации?