Текст книги "Ледовый Апокалипсис"

И еще в одном была права Мэгги. Без Антона Кретека мир, бесспорно, станет лучше.

Восточное побережье Адриатического моря

Прилив закончился, на море царил штиль, и звезды сквозь прорехи в облаках равнодушно взирали на плотно утрамбованный песок пляжа. За береговой линией шла широкая полоса дюн, поросших тончайшей, с человеческий волос, травой и утыканных длинным рядом дотов – долговременных оборонительных точек. Они были давным-давно заброшены, и теперь в них гнездились чайки. Побитые временем, эти железобетонные коробки являлись молчаливым символом диких фантазий Энвера Ходжи.

За дюнами начинались похожие друг на друга, как близнецы, поросшие деревьями холмы Албании.

В ночной тьме послышалось урчание моторов, и на дороге, подпрыгивая в ухабистых колеях, появились два грузовика: тупоносый «Мерседес» и «Рейндж ровер» – меньше размером и новее. У съезда на пляж автомобили остановились. Из кузова грузовика выпрыгнули двое мужчин в мешковатых штанах и грубых кожаных куртках – типичной одежде албанских работяг. В руках у каждого был хорватский автомат «аграм» с навинченным на короткий ствол толстым глушителем. Мужчины заняли позицию по обе стороны дороги и замерли.

Было весьма маловероятно, что хоть одна живая душа появится здесь, на пустынном берегу, в этот ранний предутренний час, но если это все же случится, незваный гость – будь он крестьянин или полицейский – умрет.

Грузовики проехали еще полмили по направлению к берегу – туда, где он был наиболее широким, и остановились. Из «Ровера» и «Мерседеса» высыпало еще с полдюжины вооруженных людей и принялись уверенно работать. Двое мужчин остались в кузове «Ровера» и смотрели в небо, остальные готовили посадочную площадку для самолета. Они ломали химические световые палки и, когда те вспыхивали, втыкали их через определенный интервал торцевым концом в песок. Вскоре образовалась широкая полоса, очерченная тусклым сине-зеленым светом – невидимая из-за дюн, но хорошо заметная сверху.

Закончив работу, мужчины вновь заняли свои места в грузовиках и стали ждать, сжимая в руках пистолеты и автоматы.

Очень скоро в небе послышался гул реактивных двигателей, и параллельно береговой линии пронеслась двукрылая тень. Руководитель группы, грузный рыжеволосый мужчина в мешковатых штанах из красного вельвета, поднял к небу морской сигнальный фонарь и подал условный сигнал: две короткие вспышки, пауза и еще две вспышки.

Это был еще один из приемов, помогавших Антону Кретеку выживать в том опасном мире, в котором он существовал. Лично присутствовать при проведении всех своих операций, ни на секунду не выпуская ситуацию из-под своего контроля. Только таким образом можно было знать, кому можно доверять, а от кого необходимо немедленно избавиться.

Транспортный двухмоторный самолет «Дорнье Д-28» сделал еще один круг и пошел на посадку. Гул двигателей стал стихать, и вот колеса его шасси с негромким шипением соприкоснулись с берегом между двух линий светящихся химических шашек, выбрасывая струйки влажного песка.

Кретек вновь включил фонарь, давая пилоту понять, что тот должен остановить машину позади грузовиков. Пропеллеры «Дорнье» еще продолжали вращаться, а грузовой люк уже открылся, и из него появилась одинокая фигура. Низкорослый мужчина, араб из Палестины, был смугл, худ и заметно нервничал. Его глаза рыскали по сторонам. Он не доверял ни единому живому существу на этой планете.

– Здравствуйте, друг мой! Здравствуйте! – прокричал рыжеволосый, чтобы его голос был услышан за ревом двигателей самолета. – Добро пожаловать в прекрасную Албанию!

– Вы – Кретек! – даже не спросил, а констатировал палестинец.

– Да, меня часто в этом обвиняют, – заржал рыжебородый, ставя фонарь на капот «Ровера».

Араб, однако, не был склонен к шуткам.

– Товар – у вас? – спросил он.

– А иначе почему бы мы оба находились здесь, мой друг? – сказал торговец оружием и направился к грузовику «Мерседес». – Идите сюда и взгляните сами.

В свете луча единственного горевшего фонаря из кузова «Мерседеса» были немедленно выгружены несколько тяжелых деревянных ящиков, на боках которых красовались надписи кириллицей и международные символы, представляющие собой принятую во всем мире маркировку пластических взрывчатых веществ. Велев своим людям поставить один из ящиков в сторонку, Кретек раскрыл складной охотничий нож и разрезал желтую пластиковую ленту, которой тот был стянут. Затем он поднял крышку ящика, и под ней оказались плотные ряды брусков, тщательно упакованных в вощеную бумагу. Взяв один из них, Кретек сорвал обертку и сунул под нос арабу брусок гладкого вещества, по виду напоминающего оконную замазку, а по цвету – маргарин.

– Семтекс, – сообщал он. – Армейская пластиковая взрывчатка. Тысяча двести килограммов. Произведена менее трех месяцев назад и находится в полной боеготовности. Гарантированно убивает евреев и отправляет ваших шахидов в объятья семидесяти двух девственниц, которые с улыбкой на устах ждут их в обещанном Аллахом Занебесье.

Палестинец вздернул голову, в его выразительных глазах вспыхнули искорки гнева.

– Не смейте ерничать, когда говорите о священных воинах Мухаммеда, освободителях палестинского народа! – воскликнул он. – Вы должны проявлять уважение!

Глаза торговца оружием оставались холодными и пустыми.

– Все мы кого-то освобождаем, друг мой, – сказал он. – Лично я хочу освободить ваш карман от денег. Вы получили свой товар, теперь я желаю получить свои деньги, и черт с ними – с Мухаммедом и палестинским народом!

Араб вспыхнул, но, окинув взглядом окружившее его кольцо холодных славянских лиц, подавил свои эмоции, молча вынул из внутреннего кармана пиджака толстый конверт из манильской бумаги и бросил его на ящик со взрывчаткой. Кретек схватил его, открыл и пересчитал лежавшие внутри банковские упаковки евро, проверяя номиналы купюр.

– Все в порядке, – сказал он наконец. – Грузите.

Буквально танцуя возле смертоносного груза, экипаж «Дорнье» погрузил его в самолет и надежно застропил. Через секунду после того, как последний ящик оказался в брюхе самолета, палестинец забрался туда же – даже не обернувшись и не простившись с поставщиками убийственного товара. Грузовой люк самолета закрылся, а пропеллеры начали вращаться с нарастающей скоростью, швыряя в оставшихся на берегу торговцев оружием песок.

«Дорнье» вновь пробежал по временной взлетно-посадочной полосе, обрамленной светящимися химическими палками, взмыл в небо Адриатики, и вскоре рокот его моторов затих вдали.

Люди Кретека снова рассыпались по береговой полосе, чтобы собрать световые палки, и уже через час на широкой полосе песка не осталось ни единого следа, который мог бы намекнуть на то, что здесь происходило совсем недавно. Кретек и его помощник направились к «Роверу».

– Не нравится мне все это, Антон, – проговорил Михаил Влахович, перекинув «аграм» через плечо. Приземистый и лысый, с плоским, как блин, лицом, он некогда являлся офицером элитных войск теперь уже не существующей сербской армии, а сейчас был одним из самых приближенных к Кретеку людей – тех избранных, которым дозволялось обращаться к шефу по имени и на «ты». – Ты играешь в очень рискованную игру с этими людьми.

Влахович также являлся одним из нескольких людей, которым позволялось ставить под сомнение решения шефа и при этом оставаться живыми.

– Чего ты дергаешься, Михаил? – равнодушно хохотнул Кретек, хлопнув своего помощника по плечу. – Самолет мы встретили, товар, как и обещали, доставили, бабки получили, и они отвалили. Мы полностью выполнили контракт. А то, что случится потом… Кто что узнает?

– Но это будет уже вторая пропавшая партия! У арабов возникнут подозрения!

– Ой-ой-ой! Я уже боюсь! Арабы всегда подозрительны, у них просто мания преследования. Это, кстати, и хорошо. Это сработает нам на руку. – Кретек остановился у пассажирской двери «Ровера», просунул руку в открытое окно машины и открыл бардачок. – Когда мы начнем переговоры с «Джихадом» о новых поставках оружия, то просто свалим вину на их врагов. Мы скажем им, что на Балканах орудуют агенты израильского Моссада, которые делают все, чтобы не допустить притока на Ближний Восток оружия из Европы. Арабы ненавидят всех, но больше всего – евреев. Они с готовностью схавают версию, согласно которой их оружие прибрали к рукам евреи.

Кретек вынул руку из «бардачка» машины. В ней оказалась зажата серая металлическая коробочка размером с сигаретную пачку. Вытащив из нее телескопическую антенну, он нажал на кнопку включения, и на панели прибора вспыхнула зеленая лампочка, сигнализируя о его готовности к работе.

– Значит, ты все свалишь на евреев, Антон? – скептически спросил Влахович.

– А почему бы и нет? Разве это не правда? Евреи в ответе за все. Наши друзья-террористы – идеальные клиенты. За оружие и взрывчатку, которые мы им поставляем, они платят хорошие деньги и поэтому заслуживают того, чтобы знать правду… – Кретек поднял большим пальцем руки защитную панель и нажал на центральную кнопку передатчика. – …Но не всю. По крайней мере, не о том, что Моссад тоже платит мне хорошие деньги за то, чтобы это оружие и взрывчатка никогда не добрались до места назначения.

В сотую долю секунды сигнал передатчика долетел до электронного детонатора, влепленного в один из брусков семтекса, и небосвод на горизонте озарился яркой вспышкой. Над Адриатикой вырос огненный шар, и только через несколько секунд до слуха двух торговцев оружием донесся приглушенный рокот. «Дорнье» и все, кто был в нем, разлетелись на атомы.

– Вот в этом и заключается секрет умелого бизнесмена, Миша, – с удовлетворенной улыбкой заявил Кретек. – Нужно уметь одновременно удовлетворить как можно больше клиентов.

* * *

Древний, окруженный каменной стеной сельский дом был построен еще до рождения Наполеона, и в течение почти трех столетий в нем – одно за другим – жили поколения одного семейства. В Соединенных Штатах подобное строение стало бы исторической достопримечательностью, однако в Албании этот дом являлся всего лишь потрепанной временем халупой, стоящей на никому не нужной земле. В течение последних, наполненных самыми дикими пертурбациями пятидесяти лет сменяющие друг друга правительства постоянно обещали жителям фермы провести электричество. «Скоро, вот-вот!» – говорили они, но ничего не делали. И только когда здесь обосновался штаб Группы Кретека, в подвале фермы зарокотал мощный электрогенератор марки «Хонда».

Из сырого помещения бывшей спальни были выброшены соломенные тюфяки с грубыми домоткаными покрывалами, и их место заняли металлические столы, уставленные спутниковыми телефонами и высокочастотными передатчиками. Вокруг дома выстроилась цепь вооруженной до зубов охраны, заблокировав все входы и выходы, а все транспортные средства были спрятаны в надворных постройках.

Остальные орудовавшие здесь мужчины давно привыкли к постоянным перемещениям, к смене временных штаб-квартир. Им никогда не приходилось оставаться на одном и том же месте дольше чем на семь дней. Одна неделя на вилле курортного городка на румынском побережье, вторая – на верхнем этаже шикарного пражского отеля, третья – на борту рыбацкого траулера в водах Эгейского моря или, как сейчас, в промозглом деревенском доме в Албании.

Никогда не превращаться в неподвижную мишень – таково одно из основных правил, помогавших Антону Кретеку выживать. Искушение расслабиться и просто наслаждаться плодами своих успехов было велико, порой почти непреодолимо, но оружейный барон знал, что в его бизнесе это прямой путь к катастрофе.

Кроме того, его парни не должны ни на секунду забывать о том, что Старик все еще обладает острым глазом, каменным кулаком и не брезгует обагрить его кровью. Это было полезно для поддержания дисциплины.

– Как все прошло, Антон? – спросил его помощник, в обязанности которого входило поддержание связи, когда Кретек протиснулся сквозь узкий дверной проход в большое помещение – комбинацию гостиной и кухни.

– Без сучка и задоринки, друг мой, – добродушно проворчал Кретек. – Можешь связаться с палестинцами и сообщить им о том, что груз уже в пути. А вот прибудет ли он к ним… – Он посмотрел на заместителя пустым взглядом и пожал широкими плечами.

Мужчины, сидевшие за широким обеденным столом, одобрительно загоготали.

Если бы не единственная голая электрическая лампочка, свешивавшаяся с балки, эту комнату можно было бы принять за музейную экспозицию, посвященную жилищу восемнадцатого века: низкий потолок, грубо побеленные каменные стены, широкий камин, служивший как для готовки, так и для обогрева, и витые языки огня, танцующие в его почерневшем зеве. За столетие доски пола были почти до зеркального блеска отшлифованы ногами нескольких поколений обитателей дома, притолоки были низкими, и, входя или выходя из комнаты, приходилось нагибаться, чтобы не расшибить лоб. Это было предусмотрено специально, чтобы не позволить бандитам или врагам жившего здесь семейства неожиданно ворваться в дом.

Однако от бандитов, заявившихся в дом теперь, низкие двери не уберегли. Хозяин дома и его четырнадцатилетняя дочь молча стояли рядом с камином, полагаясь лишь на традиционные крестьянские способы защиты – покорность и терпение.

– Ах, Глеска, сладкая моя! Как же так: к тебе возвращается твой рыцарь, а ты ему даже чашку горячего чая не предложишь! А в такое холодное утро это было бы совсем не лишним.

Девочка молча сняла с плиты в камине чайник, подошла к столу и наполнила темную потрескавшуюся кружку крепким черным чаем. Кретек плюхнулся на свободный стул возле зеркала и ухватил девочку за ягодицы сквозь дешевую хлопчатобумажную юбку.

– Спасибо, прелесть моя! Сейчас я согреюсь чаем, а позже, когда закончу с делами, согрею тебя.

Издевательски зарычав, он притянул девочку к себе и уткнулся лицом в ее почти не существующие еще груди. Это вызвало у сидевших за столом новый приступ грубого смеха. В глазах стоявшего у камина отца девочки вспыхнул гнев, но мужчина тут же погасил его и отвернулся в сторону. Он так радовался, когда эти люди сняли его дом за такую сумму, которую ему не удалось бы заработать и за пять лет изнурительного труда! Но откуда ему было знать, что вместе с домом они арендуют его единственную дочь? Однако он был албанцем, и ему, как никому другому, было знакомо «право пистолета». У этих мужчин пистолетов и автоматов было очень-очень много, поэтому и правила здесь устанавливали они. Дочка уцелеет, и он тоже. Им поможет уцелеть то, что испокон веков помогало выживать простым албанским крестьянам, – терпение.

Отпустив девочку, Кретек бросил в чашку несколько ложек сахару из стоявшей на столе треснувшей сахарницы.

– Кренкло, – спросил он, – были какие-нибудь новые сообщения, пока я занимался отгрузкой?

– Пришло только одно сообщение по электронной почте, шеф, – ответил его помощник по связи и, перегнувшись через стол, протянул шефу лист бумаги. – На ваш личный адрес и зашифрованное вашим персональным кодом.

Кретек взял лист и прочитал его содержимое. Его губы медленно раздвинулись, и в бороде заиграла волчья улыбка.

– Я получил хорошие новости из семьи, друзья мои! Очень хорошие новости! – Затем игривое выражение сошло с лица Кретека, его взгляд стал сосредоточенным и серьезным. – Кренкло, передай нашим людям в Канаде, что арктическая операция началась и они должны закончить подготовку в максимально сжатые сроки. Михаил, вызови нашу ударную группу и назначь им встречу в месте отправления, в Вене.

– Будет сделано, шеф, – сухо ответил его исполнительный офицер. Всем было ясно, что старый волк снова вышел на охотничью тропу, намереваясь захватить трофей, равного которому за всю историю существования Группы ей еще не попадалось. Когда несколько дней назад Влахович впервые услышал о плане арктической операции, он испытал скептицизм и сомнения. План показался ему крайне рискованным и трудноосуществимым. Но если бы он все же удался, их барыш мог бы стать астрономическим, поэтому теперь даже этот угрюмый серб почувствовал лихорадочный азарт.

– Прикажите всем подразделениям штаба собираться и быть готовыми к немедленному выдвижению. Я хочу, чтобы мы были в пути уже через… – Глаза Кретека метнулись к худенькой фигурке, молча стоявшей у камина. Албанские женщины никогда не отличались особой красотой, а эту кроху и женщиной-то назвать язык не поворачивался. Однако она находилась здесь, а ее отцу было уплачено. – …Через полтора часа, – закончил Кретек.

Почему бы не попользоваться маленькой Глеской, прежде чем она сама и остальные члены ее семьи сгорят в трагическом, неожиданно вспыхнувшем в доме пожаре?

Международный аэропорт Сиэтла Такома

Осень и туман для северо-западного побережья Тихого океана являются синонимами. Посадочные огни реактивных лайнеров опускались к полю аэродрома, как медленные кометы, выплывая из небесной мути над крышами гостиниц, и исчезали в такой же мути, скопившейся внизу и окутавшей бетон взлетно-посадочных полос. Освещенные окна аэропорта казались сквозь серую полосу тумана жаркими и манящими островками уюта в этом холодном влажном киселе.

Пока прозрачный пузырь наружного лифта тащился вверх по стене башни отеля «Даблтри», Джон Смит наблюдал, как из ночного сумрака выплывают различные острые углы и невидимые прежде детали. На нем была идеально наглаженная зеленая военная форма, и в кабине лифта он находился один. Однако скоро его одиночеству придет конец. Смит направлялся на встречу с остальными членами своей команды. Одного из этих людей он не знал, а с другим не дружил.

Он не мог осуждать Фреда Клейна за такой подбор кандидатур. Выбор Директора был вполне логичным. С Рэнди Рассел Смиту уже приходилось работать. Они принимали участие в нескольких операциях, как если бы судьбе было угодно, чтобы их жизненные пути скрещивались снова и снова. Смит считал ее первоклассным оперативником – опытным, самоотверженным, умным, обладающим широким набором разнообразных талантов и способностей, в число которых входила и холодная безжалостность. Но иметь с ней дело было страшно.

Кабина лифта остановилась, ее двери с шумом открылись, и Смит вышел в пыльный вестибюль расположенного на крыше ресторана с розовыми стенами и обилием бронзы. Дежурный администратор подняла голову и вопросительным взглядом уставилась на гостя.

– Меня зовут Смит. Я пришел на вечеринку мисс Рассел.

Брови женщины взлетели, ее взгляд стал оценивающим. Наконец она кивнула головой и произнесла:

– Да, сэр, это здесь. Пройдите за мной, пожалуйста.

Затем она повела Смита по залу, в котором царило приглушенное освещение. Благодаря темному ковру их шаги не мешали негромкой музыке и разговорам посетителей. Только теперь Смит понял причину удивления женщины-администратора. Рэнди расположилась в самом дальнем и темном углу зала. Это было самое уединенное место, к тому же частично отгороженное от остальных столиков ширмой. Для предстоящего разговора лучшего просто не найти.

Одновременно этот уголок мог служить идеальным местом для встречи любовников, а Смит встречался даже не с одной, а сразу с двумя женщинами необычайной красоты. Смит усмехнулся себе под нос. Он надеялся на то, что теперь официантка будет тешить себя фантазиями о свидании «на троих» во французском стиле. Она никогда не узнает, насколько далеко от истины находятся эти догадки.

– Привет, Рэнди, – сказал он. – Никогда не знал, что ты можешь управлять вертолетом.

Рэнди подняла голову, прохладно кивнула и ответила:

– Ты про меня много чего не знаешь, Джон.

Первые несколько секунд разговора с этой женщиной всегда были самыми тяжелыми. В них обоих до сих пор жила старая неутихающая боль. Хотя доктор София Рассел являлась старшей из сестер, она и Рэнди были почти близнецами. С течением времени их внешнее сходство становилось просто пугающим.

Иногда Смит задумывался о том, что думает Рэнди, глядя на него. Наверняка ничего хорошего.

Сегодня вечером Рэнди была в черной замше – юбке, жакете и туфлях. Этот наряд как нельзя лучше подчеркивал все преимущества ее великолепной фигуры и светло-золотые волосы. Темные глаза Рэнди несколько мгновений неподвижно смотрели на Смита, затем она отвела взгляд в сторону.

– Подполковник Джон Смит, познакомьтесь с профессором Валентиной Метрейс.

Из-под глянцевой челки черных, как ночь, волос на Смита смотрела пара серых глаз, в которых виделся интерес и искорка веселья. Эта женщина тоже была в черном – атласном брючном костюме, который плотно облегал ее худую, но при этом весьма соблазнительную фигуру, намекая на то, что под ним вряд ли так уж много надето.

– Полагаю, остановиться в мотеле было для вас сущим адом, – протянув руку, проговорила она низким грудным голосом с едва уловимым акцентом, похожим на британский. Руку она держала ладонью вниз. Так августейшая особа может протягивать руку своему царедворцу. Было очевидно, что Валентина Метрейс, будучи чрезвычайно привлекательной женщиной, ни на секунду не забывает о своей привлекательности и с удовольствием обращает на это внимание мужчин.

Тонкий лед первоначальной неловкости был растоплен, и Смит на мгновение взял протянутую ему ладонь.

– Мне не привыкать к походным условиям, – ответил он и занял предложенное ему место за столом. Рэнди пила белое сухое вино, профессор Метрейс – мартини, а он заказал для себя бокал легкого чешского пива.

– Что ж, – заговорил Смит, понизив голос, чтобы его не могли слышать за соседними столиками, – в соответствии с полученным приказом, завтра в восемь сорок пять самолетом «Аляска Эйрлайнз» мы вылетаем отсюда в Анкоридж. Там нас ждет вертолет с уже погруженным в него оборудованием. Там же мы встретимся с нашим российским связником, майором российских ВВС Григорием Смысловым. Из Анкориджа мы долетим на вертолете до Ситки, где переберемся на борт американского корабля Береговой охраны «Алекс Хейли», который и доставит нас к острову Среда.

– Кем мы будем для всего остального мира? – спросила Рэнди, вкладывая в свой вопрос смысл, вполне очевидный для любого представителя ее специфической профессии.

– Характер задания таков, что на сей раз нам не понадобится легенда, прикрытие и чужие личины. Я – военный врач, подполковник Джон Смит, министерством обороны придан экспедиции в качестве патологоанатома. Моей главной задачей будет произвести осмотр останков членов экипажа. Профессор Метрейс также останется сама собой. Она – гражданский специалист, историк, работающий по контракту с нашим военным ведомством. Ее целью, согласно официальной версии, является идентификация обломков самолета, чтобы определить, является ли он американским «В-29». Майор Смыслов, в свою очередь, будет выяснять, не был ли погибший самолет советским бомбардировщиком «Ту-4». Мы – по крайней мере, до прибытия на место катастрофы – будем поддерживать видимость того, что принадлежность самолета все еще не определена.

Смит отхлебнул из бокала и продолжал:

– С тобой сложнее, Рэнди. В данный момент ты как бы являешься гражданским пилотом, работающим по контракту с НАОА, Национальной администрацией океанографии и атмосферы. Экспедиция на остров Среда является международным научным проектом, поэтому выглядит вполне логичным, что НАОА и Береговая охрана оказывают ей посильную поддержку, в том числе и транспортную. Тебе и «Алексу Хейли» отведена роль доставки и эвакуации экспедиции до наступления полярной зимы. Ты также будешь работать под собственным именем, а все необходимые документы уже ожидают тебя в вертолете.

Взгляд Рэнди опустился к скатерти.

– А позволено ли мне будет узнать, – спросила она, помолчав, – на кого я на самом деле работаю?

Как ни неприятно было Смиту давать ей такой ответ, но пришлось:

– Повторяю, ты – гражданское лицо, пилот, работающий по контракту на Национальную администрацию океанографии и атмосферы.

Он буквально физически ощутил, как напряглась Рэнди. Ее начальники, вероятно, почувствовали, что на поле тайных операций появился какой-то новый игрок, пока неизвестная для них элитная спецслужба, работающая вне контроля Лэнгли, но имеющая доступ ко всем ресурсам ЦРУ. Исходя из опыта их прежнего общения, Рэнди, должно быть, тоже догадывалась о том, что Смит является частью этой новой организации, и для нее, опытного оперативника, было, конечно, унизительно, что ее держат в неведении и заставляют работать вслепую. Однако тут уж Джон ничего не мог поделать. В «Прикрытии-1» действовало железное правило: ты знаешь лишь то, что тебе полагается, а Рэнди Рассел о существовании этой организации знать не полагалось. Ей полагалось только выполнять приказы.

– Ясно, – сухо произнесла она и спросила: – Судя по такому раскладу, приказы в этой операции мне предстоит получать от тебя?

– От меня или от профессора Метрейс.

Рэнди повернула голову и долгим взглядом посмотрела на Метрейс. Черноволосая женщина – «мобильный ноль» – лишь вздернула бровь, подняла свой бокал и сделала еще один глоток мартини.

Атмосфера накалялась все более ощутимо. Оказавшись в роли младшего по положению участника операции, Рэнди могла озлобиться еще сильнее. Что говорил Смиту инструктор по боевым операциям в горах? «Никогда не забывайте о том, что вы – командир». Так вот, черт побери, сейчас настало время вспомнить об этом!

– Итак, профессор на время проведения данной операции становится моим старшим помощником. Если я по каким-то причинам окажусь вне пределов досягаемости, принимать решения и отдавать приказы будет она, и эти приказы обязательны для выполнения. Это понятно?

Рэнди устремила на Смита ничего не выражающий взгляд.

– Целиком и полностью, подполковник.

Официантка принесла заказ, и они в полном молчании углубились в еду. Смит через силу одолел порцию копченой лососины, Рэнди лишь для видимости поковыряла вилкой в салате, и только Валентина Метрейс, казалось, энергично и с удовольствием расправлялась со стейком и жареным картофелем, безжалостно перемалывая куски мяса крепкими белыми зубами. Именно она вновь заговорила об их миссии после того, как все закончили пить кофе.

– Один из наших спутников «Кейхол» сделал прекрасные, не испорченные облаками снимки места крушения «Миши», – сообщила она, вынимая из сумки пачку фотографий. – Здесь все видно гораздо лучше, чем на том снимке, который был сделан с земли обнаружившими его членами научной экспедиции.

Смит, наморщив лоб, склонился над сделанным с земной орбиты снимком. На нем и впрямь с первого взгляда было видно, что упавший самолет является точным клоном «В-29». При взгляде на узкий, веретенообразный фюзеляж и отсутствие выступающей кабины пилотов ошибиться было невозможно.

– Вы уверены в том, что это их самолет? – спросила Рэнди, словно читая мысли Смита.

Женщина-историк решительно кивнула.

– Ага. Краска с корпуса и опознавательные знаки под воздействием ветров и непогоды сошли, но на конце правой плоскости все еще можно рассмотреть остатки красной звезды. Это, без сомнения, «Ту-4» или, как его еще называют, «Бык». Именно стратегические «Ту-4А» русские собирались использовать для доставки атомного и биохимического оружия. Но когда-то это был американский бомбардировщик.

Смит поднял взгляд на Метрейс.

– Как это? – спросил он.

– Этот самолет предназначался для нанесения ударов по целям на континентальной территории Соединенных Штатов. С него было снято лишнее оборудование, вес был сведен до минимума, чтобы увеличить полетную дальность машины. – Перегнувшись через стол, Валентина провела наманикюренным ногтем вдоль линии фюзеляжа. – Видите, все орудия демонтированы, остались лишь жесткие крепления. Кроме того, с самолета снята большая часть брони, зато в плоскостях и бомбовых отсеках установлены дополнительные топливные баки.

Метрейс посмотрела на Смита.

– Но даже после всех этих модификаций и усовершенствований «Ту-4» имел весьма ограниченные возможности в качестве межконтинентального средства доставки оружия массового поражения. Поднявшись с ближайших к США баз, расположенных в Сибири, и совершив трансполярный перелет, самолет смог бы достичь лишь ограниченного числа целей в первом поясе наших северных штатов. Кроме того, такой полет мог быть совершен лишь в один конец. Для возвращения на базу «Ту-4» просто не хватило бы топлива.

– То есть они фактически становились управляемыми ракетами со смертниками внутри, – пробормотал Смит.

– Сталина судьба людей интересовала меньше всего.

– Но как он наложил лапу на эти самолеты? – растерянно спросила Рэнди. – Насколько мне известно, во время Второй мировой это были наши лучшие бомбардировщики, и мы наверняка не могли передать их Советам.

– Это случилось непреднамеренно, – ответила Валентина. – Еще в самом начале американских бомбардировок Японии трем «В-29» в связи с полученными повреждениями пришлось совершить вынужденную посадку во Владивостоке. Экипажи были интернированы, самолеты изъяты русскими, которые в ту пору сохраняли нейтралитет в нашей войне с японцами. Позже удалось вернуть американских летчиков на родину, но увидеть самолеты нам больше так и не довелось. Тем временем Сталин приказал выдающемуся советскому авиаконструктору Андрею Туполеву создать точную копию «В-29» для дальней стратегической авиации СССР.

Женщина печально улыбнулась.

– Это был самый грандиозный проект так называемой обратной инженерии, то есть создания аналога изделия путем разбора образца. Историки военной авиации после внимательного изучения советских «Быков» задались вопросом: для чего понадобилось небольшое круглое отверстие в оконечности левой плоскости. Когда об этом спросили русских, те только недоуменно развели руками и признались, что тоже не знают. Просто такое же было в крыле одного из трех «В-29», с которого они делали чертежи. Вероятнее всего, это было отверстие от пули из пулемета японского перехватчика, попавшей в плоскость американского самолета во время выполнения боевого задания над Японскими островами. Русские просто слепо скопировали его. Ведь Сталин приказал сделать точную копию «Летающей крепости», а Дядюшка Джо привык получать то, что хотел.

Палец Метрейс продолжал обводить контуры самолета на фотографии.

– По-видимому, машина упала плашмя и на брюхе прокатилась по леднику. А судя по тому, как изогнуты ее пропеллеры, моторы в момент падения все еще работали.

– Но если двигатели работали, – наморщил лоб Смит, – что стало причиной падения самолета?

Валентина покачала головой.

– На этот вопрос ни у меня, ни у специалистов, с которыми я советовалась, ответа нет. На корпусе нет никаких признаков разрушения, столкновения или применения против самолета какого-либо оружия. Не имеется также признаков пожара, а все несущие плоскости – на месте. Наиболее логичным предположением выглядит версия о том, что у них заканчивалось топливо и пилот предпринял попытку посадить вполне еще управляемый самолет на острове.