Текст книги "Firefly. Машина иллюзий"

– Сёнмаоняо! – воскликнула Зои.

– Моча панды? – Саймон удивленно посмотрел на нее. – Да, я знаю, что дорогие зерна нам не по карману, но у этого кофе не такой уж плохой вкус.

Зои поставила кофейник, взяла тряпку и начала вытирать лужу.

– Что произошло? – Саймон нашел другую тряпку и принялся ей помогать. – Ты начала наливать кофе и вдруг застыла, словно статуя. Взгляд у тебя погас, словно ты за миллион миль отсюда. Я почти минуту приводил тебя в чувство.

– Саймон, честное слово, я не знаю, что произошло. Похоже, я просто отключилась.

– Позволю себе заметить, Зои, что это на тебя не похоже.

– Это точно. Я не выспалась.

– Я тоже. По словам Мэла, у него тоже что-то похожее. Судя по всему, сейчас у многих бессонница.

Зои остановилась.

– Саймон… – начала она.

– Да?

– Может ли человек видеть сны, когда бодрствует?

– Хм… – Саймон помолчал, постукивая пальцами по подбородку. – Я не эксперт, но есть такая вещь, как гипнагогия. Про нее мне рассказывали в курсе психологии, когда я учился на врача. Это граница между сном и бодрствованием, состояние, когда у тебя могут возникнуть галлюцинации и целая куча других ярких ощущений. Иногда это называют «осознанными сновидениями». В этом промежуточном состоянии нереальное может показаться пугающе реальным. Ты можешь ощущать вкус и запах, прикасаться к объектам, словно они в самом деле перед тобой.

Зои медленно кивнула:

– Ясно. И, наверное, эта…

– Гипнагогия.

– Гипнагогия показывает тебе скорее то, что могло быть, чем то, что было.

– Такое можно увидеть в любом сне.

– Пока ты меня не разбудил, я могла бы поклясться, что я снова в долине Серенити вместе с Мэлом. Битва повторялась в мельчайших подробностях, но в самом конце события стали развиваться в другом направлении. На этот раз «бурые» победили.

Саймон удивленно поднял брови.

– Вот уж действительно исполнение мечты.

– Ну да. И у меня возникло четкое ощущение, что это решающий момент, поворотная точка. После этого сторонники независимости одержали победу. Странно, да?

– Почему это должно быть странно? Конечно, ты хотела, чтобы битва – да и вся война, если уж на то пошло – закончилась иначе. В долине Серенити вас с Мэлом предало командование. Вы видели, как огромное число людей погибло, сражаясь за независимость. Это оставило след на вашей психике. Знаешь, что я об этом думаю?

– Что?

– То, что это чувство вины выжившего. Такой эффект часто встречается у ветеранов. «Почему я выжил, когда столько других погибло? Чем я заслужил это?» У тех, кто воевал на стороне проигравших, это проявляется еще сильнее. «Стоило ли дело того? – думают они. – Неужели гибель всех этих людей была напрасной?» Иногда ты даже начинаешь жалеть о том, что тебя не убили. Поэтому теперь, когда ты впала в гипнагогическое состояние, на поверхность выплыло то, что скрыто в твоем подсознании. Ты заново пережила один из ключевых моментов своей жизни и решила проблему, представив событие в положительном свете.

– Это опасно?

– Нет, – ответил Саймон. – Но я думаю, Зои, что тебе стоит с кем-нибудь об этом поговорить – с профессионалом или с одним из тех, кто был там, с таким, как Мэл, – просто чтобы не держать это в себе. Ты очень сильный человек, но за эту силу приходится платить. Ты загоняешь в себя многое из того, что нужно выпустить наружу. Если не избавиться от этих мыслей, то со временем они прожгут в тебе огромную дыру, словно кусок фосфора, если держать его в руке.

Зои понимала, что он прав: она из тех, кто предпочитает не признаваться в своей темной стороне, а подавлять ее. Но такая привычка сложилась в течение всей ее жизни, и Зои сомневалась, что сможет от нее избавиться.

– Что ж, спасибо за лекцию, док. – Зои продолжила вытирать пролитый кофе. Она понимала, что сейчас придает своему лицу бесстрастное выражение, словно надевает маску – хорошо ей знакомую маску. – Очень увлекательная тема.

Саймон оценивающе взглянул на нее и кивнул. Зои понимала: он знает, что она уходит в отказ. Она приоткрыла крошечное отверстие в своей броне, но теперь оно снова было наглухо закрыто.

– Возможно, нам всем нужно просто отдохнуть, – сказал он. – Лично мне – точно.

Глава 19

Врачу – исцели себя сам.

«Давать советы другим – это прекрасно, – подумал Саймон, – но в этом нет ничего хорошего, если ты сам не следуешь своим собственным рекомендациям».

Он поплелся в медотсек, чтобы осмотреть Джейна. Профессиональный долг и все такое.

Здоровяк по-прежнему крепко спал.

Саймон заметил, что диагностические приборы зафиксировали повышенный уровень активности головного мозга.

«Разумеется, все это относительно, ведь базовый уровень активности мозга у Джейна весьма невысок», – подумал Саймон.

Но если отбросить шутки в сторону, то уровень не был аномально высоким. Он соответствовал уровню активности мозга у человека, который видит сон: количество низкочастотных волн снижено, а волн с высокой частотой стало больше. Глаза Джейна бегали туда-сюда под веками: классический признак быстрого сна.

Все физические показатели Джейна были в норме. Саймон решил, что его можно оставить еще на часок, и отправился в свой кубрик, чтобы вздремнуть. Когда он спускался по лестнице, то вдруг вспомнил, что сегодня у него день рождения. Как он мог про него забыть?

К счастью, об этом ему напомнили собравшиеся здесь родные – его родители, дедуля и бабуля Тэмы, а также Сайлас и Зельда Бэкингемы, также известные как «дедушка» и «бабушка» – родители его матери. Кроме того, со стороны Бэкингемов присутствовали дядя Холден и тетя Изабель вместе со своими дочками-близнецами Корделией и Флавией.

Прибыл и брат отца, беспутный Брайс. Слово «дядя» Брайс отвергал.

– Сойдет и просто «Брайс», – всегда говорил он. – Когда говорят «дядя Брайс», кажется, что я старый. Хуже того, при этом я чувствую себя старым.

По той же причине – чтобы не расставаться с юностью – Брайс не женился. Компанию ему составляла очередная подруга (список которых уже был довольно длинный) – гламурная, слишком легко одетая и слишком сильно накрашенная женщина. Сколько ей лет, Саймон не знал, но смутно припоминал, что ее зовут Одри, а может, Аврора.

Все собрались перед обеденным столом; на нем стоял пышный белый торт, на котором глазурью было выведено имя «Саймон». В торт были воткнуты горящие свечи. Когда Саймон вошел, Ривер, находившаяся в самой гуще событий, запрыгала на месте и захлопала в ладоши от радости.

– Я же говорила, что он придет, – сказала она.

– Ты была права, милая, – ответила мать и похлопала ее по руке.

– Ни на секунду в этом не сомневался, – добавил отец.

Ривер подбежала к Саймону и крепко его обняла. Затем она взяла его за руку и посмотрела ему в глаза.

– Я скучала по тебе, – сказала она.

Саймон вгляделся в ее большие карие глаза. Он увидел их с невероятной четкостью и увидел свет разума. Почему-то это показалось ему важным. У него возникло странное ощущение, что обычно глаза Ривер так не выглядят, что они должны быть наполнены ужасным, безумным смятением.

Но откуда взялась эта мысль? Ривер Тэм – одна из самых умных и талантливых в Рочестер-Пике – да и на всем Осирисе, если уж на то пошло. Когда-то все считали, что она станет балериной. Она превосходно танцевала, и ее преподавательница, мадам де Токвиль, ясно давала понять, что такой вундеркинд, как Ривер, без труда устроится в любую труппу на одной из планет Ядра, а со временем, вполне возможно, возвысится и станет prima ballerina assoluta.

Однако Ривер решила делать карьеру в науке. Закончив среднюю школу на три года раньше срока, она сразу поступила в университет и уже в семнадцать лет получила докторскую степень по теоретической физике, после чего все лучшие университеты Осириса боролись за право предложить ей вакансию. Она устроилась в университет «Тьянцай» в Рочестер-Пике, где учились только по-настоящему одаренные студенты, и ее исследования в области петлевой квантовой космологии уже заслужили одобрительные отзывы коллег. Кое-кто даже называл ее идеи революционными. Особенно высоко оценивалась ее гипотеза о влиянии Т-дуальности на зеркальную симметрию – все термины Саймон не помнил, но это звучало как-то так – и об использовании этого эффекта в космических перелетах.

Ривер по-прежнему танцевала, но теперь только для собственного удовольствия. Можно сказать, что ее разум тоже танцевал – делал пируэты под самую сложную музыку из области математики.

Иногда Саймону было сложно уместить в голове тот факт, что эта гениальная женщина еще и его младшая сестра. Они оба были докторами, но ее звание значило куда больше, чем его докторская степень. Он, хирург, неплохо разбирался в том, как устроено человеческое тело, а вот область познаний Ривер включала в себя весь сотворенный богом мир, от крупных деталей до мельчайших.

Брайс Тэм неторопливо подошел к Саймону и Ривер и похлопал каждого из них по плечу.

– Господи, Гейб, – обратился он к своему брату. – Ты только посмотри на них. Это же воплощение успеха! Саймон каждый день спасает людей в больнице, а Ривер изучает физику – настолько мудреную, что я в ней ни полслова понять не могу. Даже не верится, что они – твое потомство.

Гэбриэл Тэм не обиделся на шутку: он был старше Брайса на два года и уже привык к роли умного брата, в то время как Брайсу досталась роль шалопая, который никогда не повзрослеет.

– Лично меня, Брайс, поражает то, что часть их ДНК – та же, что и у тебя, – ответил он.

– Ха-ха! Подозреваю, что и талант, и красота им достались по наследству от Риган.

– Ну хватит уже! – махнула рукой мать Саймона.

– Вы свечи задувать собираетесь? – суровым тоном спросила бабуля Тэм. – Надеюсь, что да, иначе дом сгорит.

Ривер подвела Саймона к торту, и они вдвоем задули все крошечные огоньки.

– Загадай желание, – сказала Ривер.

Саймон оглядел собравшихся. Внезапно на него накатила волна радости – настолько мощная, что в глазах у него защипало от слез. Он заморгал, чтобы не заплакать. В семье Тэмов мужчины не плачут.

– Не хочу ничего загадывать, – ответил он. – Здесь все, что мне нужно.

Ривер встала на цыпочки – на пуанты, как и подобает балерине – и чмокнула его в щеку.

Мать протянула Саймону нож, и он начал резать торт.

Праздник продолжался весь день. Вино лилось рекой. Бабушка Бэкингем, как обычно в таких случаях, слегка перебрала и принялась рассказывать анекдоты. Близнецы, Корделия и Флавия, ее подначивали, и постепенно анекдоты становились все более непристойными, пока Изабель наконец не увела свою свекровь в гостиную. Там бабушка Бэкингем села смотреть свои любимые сериалы в «кортексе» и заснула перед телевизором.

Ближе к вечеру Саймон вдруг обнаружил, что сидит на веранде вместе с отцом и пьет нью-канаанский бренди. На Осирисе выдался идеальный осенний день. Листва деревьев во дворе уже окрасилась во все оттенки золотого, оранжевого и красного. Воздух был еще теплый, но иногда налетал холодок, предвещавший наступление зимы.

– Ни ты, Саймон, ни я не любим затрагивать эту тему, – сказал отец, – но…

– Когда я дам вам возможность понянчить внуков?

– Ты прекрасно меня знаешь. Да, я понимаю, что ты очень занят. Штатный врач в одной из лучших больниц… назвать твою работу «тяжелой» – значит ничего не сказать. Но, несомненно, у тебя должна быть и личная жизнь. Мы с твоей матерью обеспокоены тем, что ты слишком серьезно относишься к своим обязанностям. Ты – красивый неженатый юноша. Я не верю, что ни одна симпатичная женщина не привлекла твоего внимания.

– У меня были свидания.

– И?

– И они остались просто свиданиями.

– Не забывай, мы могли бы найти кого-нибудь для тебя, – сказал Гэбриэл Тэм. – У нас, и особенно у твоей матери, такие связи, что мы мигом подберем тебе подходящую партнершу.

– Ты так говоришь, словно я – животное в зоопарке. «А вот и наша племенная пара. Мы надеемся, что совсем скоро у нее появится потомство».

– Не отмахивайся от этой идеи. Нас с твоей матерью познакомили наши родители.

– Не знал, – сказал Саймон и подумал: «И теперь жалею, что ты мне об этом поведал».

– О да. Удивительно, что тебе это не известно. Это был… Ну «брак по расчету» звучит уничижительно. Но да, обе стороны сочли, что мы с ней подходим друг другу. Поэтому нас с ней познакомили, и вскоре мы поладили.

– Поладили?

– Да. У нас много общего – мы любим верховую езду и музыку таких композиторов, как Бах, Брамс и Гао Сяосун. И, разумеется, мы с ней одного круга. Это важно, Саймон. Возможно, тебе так не кажется, но это очень важно.

Возможно, все дело было в выпитом бренди и в вине, но Саймон не удержался и презрительно фыркнул.

Отец взглянул на него с упреком.

– Прошу прощения, – сказал Саймон. – Может, я и не прав, но я всегда думал, что если я женюсь, то по любви.

– По любви! – Гэбриэл Тэм произнес эти слова так, словно они описывали некую странную и маловероятную концепцию. – Саймон, любовь долго не живет. В основе брака лежат общие ценности и интересы, общие взгляды на жизнь. Не женись по любви, не совершай эту ошибку. В противном случае твоей женой может стать кто угодно – какая-нибудь отвратительная авантюристка или какая-нибудь женщина из низших слоев общества, работающая руками.

– Я работаю руками.

– Я имею в виду грязную работу.

– У меня тоже грязная работа.

– Ты понимаешь, о чем я. Работать скальпелем и, скажем, чинить машины – это разные вещи, а кровь – не то же самое, что машинное масло. Я тебе так скажу, Саймон: мне бы не хотелось, чтобы ты подвел команду. Мы – Тэмы. У нас есть определенные стандарты, и мы должны заботиться о своей репутации.

– Ты сейчас про Брайса?

– Брайс… – Гэбриэл Тэм печально покачал головой. – Брайс, увы, отрезанный ломоть. Моего брата уже не исправить, не изменить и не спасти. А вот от тебя, мой мальчик, ждут многого. Ты носишь имя Тэмов, и, боюсь, что это не только честь, но и бремя. Когда ты продолжишь наш род… – Отец еле заметно, но твердо подчеркнул слово «когда», – крайне важно, чтобы оба родителя твоих потомков были хорошего происхождения.

– Папа, я хочу задать тебе вопрос. Будешь ли ты говорить на эту же тему с Ривер?

– Что за чушь. Нет, конечно.

– Тогда почему ты завел этот разговор со мной?

– Саймон, ты нарочно упрямишься или ты в самом деле настолько наивен? В любом случае мне не нравится твой тон. Ты – не Ривер. Ривер – не ты. Она вольна выбирать свой путь.

– А я – нет?

– В общем, нет. Если бы мы с твоей матерью думали, что Ривер может сбиться с пути, то, разумеется, вмешались бы. Однако у нее впереди блестящая карьера, и Ривер, похоже, мечтает ею заниматься. Мы за нее не боимся.

– За кого не боитесь? – спросила Ривер, выходя на веранду.

– Не важно, милая, – снисходительно ответил отец. – Пусть это тебя не беспокоит.

Ривер улыбнулась.

– Ну если вы двое не слишком заняты, то, может, составите нам компанию? Дядя Холден уже сел за фортепиано, и мы готовы петь хором.

– Замечательно. – Гэбриэл Тэм встал. – Саймон, пойдем. Присоединяйся к нам. На таких встречах, как и в других делах семьи, каждый должен играть свою роль. Ты согласен?

И, как будто эта мысль нуждалась в подчеркивании, отец Саймона медленно и хитроумно подмигнул ему.

– Да, ворчун. – Ривер повернулась к Саймону: – Идем петь.

Саймону не хотелось этого делать, но она схватила его за руку и потащила в дом. Он не мог ей отказать. Ради Ривер он был готов на все.

Он пошел за ней и отцом в дом, и уже вскоре все присутствовавшие на вечеринке – и даже проснувшаяся бабушка Бэкингем – собрались у фортепиано и стали от всей души петь под энергичный, хотя и не всегда правильный, аккомпанемент дяди Холдена. В программу импровизированного концерта вошла такая классика, как «Корабли, покинувшие Старую Землю», слегка неприличная «Моя милая живет на Дайтоне (а моя лапочка – на Гере)» и старый стандарт «Синее солнце, яркое будущее». В конце этого яркого шоу собравшиеся с чувством исполнили гимн Альянса; Корделия и Флавия попытались создать многоголосие, но это не совсем им удалось.

О неприятном разговоре на веранде Саймон быстро забыл и, как и все остальные, от души пел и смеялся.

У теплого семейного очага, в окружении любимых людей – именно там находится счастье.

Глава 20

Джейн и Мэтти собрали свое стадо, восемьдесят с лишним голов, и вывели его на тропу, чтобы перегнать со старого пастбища на новое. Джип, пес Мэтти, как обычно, гонялся за отстающими коровами и покусывал их за ноги, если они не слушались. На Сикораксе выдался еще один славный летний день. Солнце грело, но не слишком жарко, а небо казалось неразрывной васильковой простыней, протянувшейся от горизонта до горизонта.

Раньше Джейн и не надеялся провести еще один такой день вместе с Мэтти. Парнишка умирал, в этом сомнений быть не могло. «Сырость в легких» крепко вцепилась в него, а если такая болезнь тобой завладевала, ситуация могла развиваться только в одном направлении – до самого неизбежного конца.

Джейн поглядывал искоса на своего младшего брата, на всякий случай проверяя, как у него дела, но не замечал ни малейшего признака болезни. Мэтти, похоже, был абсолютно здоров.

– Я вижу, как ты смотришь на меня, Джейн, – сказал наконец Мэтти. – Это не скроешь. Ты словно ждешь, когда я кашляну или, может, чуть-чуть побледнею. Все закончилось, брат. «Сырость» свалила и больше не вернется.

– Точно? Мэтти, пойми меня правильно: я не хочу, чтобы ты снова заболел. Но мне сложно уложить в голове все, что произошло.

– Знаешь, мне тоже. Но когда док понял, что я иду на поправку, он сказал маме… Он сказал, что иногда «сырость в легких» уходит в… как бишь ее… в ремиссию. Сама по себе. Иммунная система в конце концов понимает, как победить болезнь, и ты выздоравливаешь. Шансов на это мало, типа, один на миллион, но это бывает.

– То есть ты хочешь сказать, что деньги на лекарства я переводил вам зря?

Мэтти рассмеялся:

– Нет, черт побери. Лекарства поддерживали меня до тех пор, пока организм не включился и не начал действовать. Если бы не они, я бы уже давно лежал в могиле. Я жив только благодаря тебе, Джейн, и даже не знаю, как отблагодарить тебя за это.

– Ты жив, Мэтти, а другой благодарности мне не нужно.

Его брат помрачнел.

– Честно тебе скажу, были времена, когда начиналась реальная жесть. Я не раз думал о том, чтобы засунуть ствол в рот, просто чтобы не мучиться дальше. Но я знал, что не могу так поступить с тобой и мамой.

– Еще бы, черт побери, – зарычал Джейн. – Если бы ты покончил с собой, мама бы тебя убила!

– В этом нет никакого… – Тут Мэтти сообразил, что Джейн над ним подшучивает. – А, ну да. Понял.

– Ты всегда был тормозом.

– Ну да, а ты всегда был самым умным в семье, – фыркнул Мэтти.

Тропа свернула. Они проехали поворот, а коровы послушно следовали за ними, иногда вопросительно мыча. За поворотом раскинулся луг под названием «Акр Госпела», названный в честь их прадеда Госпела Кобба, который первым поселился в этих краях. Он зарабатывал на жизнь разведением скота, а в свободное время проповедовал. Его похоронили где-то на этом лугу, и это определенно было идеальное место для захоронения. К югу от него петляла блестящая серебристая речка, к северу росла дубовая роща, а за ней вдали тянулись бледно-лиловые холмы. Каждый раз, когда Джейн видел эту картину, она задевала какие-то струны в его душе. Возможно, когда-нибудь Джейна похоронят здесь, как и его прадеда, и он навечно станет частью этой земли. Не самая плохая судьба.

Стадо спустилось на луг и сразу принялось щипать траву. Джейн и Мэтти направились к роще, чтобы сесть в тенечке, съесть приготовленные мамашей Кобб сэндвичи и глотнуть виски из фляжки. Джип улегся между ними, положив голову на передние лапы. Он был дворнягой – поджарый, жесткошерстный, с острыми ушами на непропорционально большой голове. Мэтти считал, что в родне у Джипа были волки, а Джейн – что койоты.

Внезапно Джип вскочил, навострил уши и негромко заскулил.

– В чем дело, малыш? – спросил Мэтти.

– Что-то привлекло его внимание, – заметил Джейн.

Джип дважды коротко гавкнул, а затем умоляюще посмотрел на своего хозяина.

– Хвост у него не опущен, значит, он не напуган, – сказал Мэтти.

– Но и не поднят, значит, Джип не рад, – ответил Джейн. – Вот, слышишь?

Стук копыт где-то в миле от них.

Лошадей было три, а может, и четыре.

Джип снова залаял.

У Джейна возникло нехорошее предчувствие. Он потянулся за «Верой», которая лежала в кобуре, притороченной к седлу.

– Возможно, просто какой-то отряд едет мимо, – сказал Мэтти.

– Возможно. Скорее всего. Но рисковать я не хочу. Ходят слухи, что в Бикон-Левелс появилась банда скотокрадов.

– Да, я слышал. Но никто же не рискнет уводить скот средь бела дня.

– Всякое может быть, – сказал Джейн.

Братья поднялись и стали напряженно вглядываться туда, откуда доносился звук.

– Да ну?

– Большинство людей думает, что прямо сейчас на ферме Коббов живут всего двое – ты и мама. Женщина средних лет и ее сын, у которого нелады со здоровьем. Я прибыл на Сикоракс меньше недели назад, и почти никто не знает, что я вернулся.

– Но в этих краях все в курсе, что я уже не болею, – сказал Мэтти.

– Скотокрады родом не из этих мест. Может, у них не самая свежая инфа. Скорее всего, они думают, что это стадо никто не охраняет – или что охрану можно не принимать в расчет. Они решили, что это легкая добыча, вот и осмелели.

Мэтти достал свои стволы. Как и его старший брат, он в каком-то смысле был ценителем оружия. Из пистолетов он предпочитал прославленный полуавтоматический «Ван Хелфин» калибра 9 миллиметров, и у него их было два – они висели в кобурах на поясе. Рукоять каждого была украшена перламутром, и у каждого был расширенный магазин, рассчитанный на восемнадцать патронов вместо обычных десяти.

Наконец появились всадники. Всего их оказалось четверо, и каждый из них, словно подтверждая предположение Джейна, закрывал нижнюю часть лица банданой.

– Защищают рты и носы от пыли? – предположил Мэтти.

– В наших краях пыли нет, – ответил Джейн. – Это маскировка.

Джип яростно залаял.

– Тихо, Джип! – приказал Мэтти, но пес не унимался.

Лай привлек внимание всадников. Заметив на краю рощи двоих людей, двух лошадей и собаку, они развернулись в их сторону. Если у Джейна и оставались какие-либо сомнения относительно их намерений, то они рассеялись, как только всадники пустили лошадей в галоп, одновременно доставая оружие.

– Мэтти, нам нужно драться, – сказал Джейн. – Ты готов?

– Ты еще спрашиваешь?

Скотокрады выстрелили первыми.

Братья Кобб не замедлили ответить.

Они не ехали верхом, и это давало им очевидное преимущество.

«Вера» уложила ближайшего всадника. «Ван Хефлины» выстрелили одновременно и выбили из седел еще двоих.

Четвертый скотокрад развернулся и помчался в сторону холмов.

– Догоним его? – спросил Мэтти.

– Не-а. Парень обосрался с перепугу. Он не вернется.

Двое скотокрадов были убиты. Третий корчился на земле и стонал от боли.

– Теперь жалеешь, что решил украсть этих коров, а? – спросил Джейн, нависнув над ним.

Хотя выстрелы и напугали стадо, оно тем не менее осталось на лугу. Трава на Акре Госпела была слишком сладкой, ее не следовало бросать ни при каких обстоятельствах.

– Врача… – заскулил бандит. – Пожалуйста, приведите врача.

– Нет, – ответил Мэтти. – До ближайшего города десять миль, а у тебя сильное кровотечение. Когда мы приведем врача, ты уже давно сдохнешь.

– Сволочь! – Скотокрад выплюнул это слово вместе с кровью.

– Коров воруешь ты, а сволочь – я?

Бандит жутко улыбнулся.

– Вы двое в полной жопе, поняли? Вы перешли дорогу не той банде.

– Я мог бы сказать то же самое про тебя, – заметил Джейн.

– Нас больше – гораздо больше. Мои люди узнают, что нас убили, и придут, чтобы отомстить.

– Ну да, ну да, – сказал Мэтти. – А я – президент Альянса.

– Точно… – Бандит страшно закашлялся, забрызгивая алыми каплями рубашку. – Вы, недоумки… только что… только что подписали свой… смертный… при…

Бандит захрипел, а его глаза закатились.

Умер.

Мэтти на всякий случай потрогал его носком ботинка.

– Как думаешь, он правду сказал? – спросил он у Джейна. – Они захотят с нами посчитаться?

– Не знаю, – пожал плечами Джейн. – Может, просто бахвалился.

Джейн лукавил: на самом деле он считал, что Коббы только что нажили себе врагов.

Мысль об этом встревожила Джейна.

Но она же его и обрадовала, ведь он обожал подраться.