Текст книги "Морской орел"

3

Потом оказалось, что он едет на муле, лежа ничком поперек деревянного седла. Был уже день, и он смотрел, как Проплывают перед его глазами мелкие чешуйки сланца, круглые ямки, камешки, черная пыль; гладкие пласты, изрытые пласты, медленно, быстро, совсем останавливаясь, чередуются перед его глазами. Берк еще не вполне пришел в себя. В желудке чувствовалась тяжесть, и он догадался, что это от сыра, который ему дали в винодельческой деревушке. А больше никаких мыслей у него не было.

Мула вели два критянина. Они вышли в путь ранним утром и уже устали. Один был тот самый, седой критянин. Другой – хозяин мула. Мул был диктейской породы, лучшей на Крите. Они шли впереди, у самой морды мула, и разговаривали.

– Кто, по-твоему, называется австралийцем? – спрашивал хозяин мула.

– А по-твоему, кто? – откликался седой критянин.

– Тот, кто говорит на австралийском языке.

– И кто в Австралии на свет народился.

– А на каком языке говорят австралос?

– Не знаю. Мы не должны очень придираться.

– Кто это придирается? Мул чей – мой или не мой?

– А при чем тут австралийский язык?

– Ничего ты не понимаешь. – Хозяин мула был в большом волнении.

– Он все оценит. Не беспокойся, – сказал седой.

На это хозяин мула ничего не ответил, потому что они подошли к выемке в склоне Юктас, слишком большой, чтобы ее можно было назвать пещерой, и скорей походившей на гигантскую террасу. Кругом не было ни одной протоптанной тропинки, и мулу не легко было одолеть подъем. Обоим проводникам пришлось подталкивать его сзади, хоть это и был диктейский мул, и, наконец, они взобрались на край выемки и двинулись вглубь.

Глаза у Энгеса Берка были раскрыты, но сознание его бездействовало. Он чувствовал, что его стащили с мула и понесли, и слышал греческую речь над собой, и видел стену позади и одеяла. Но он только все старался ощутить уксусный запах винодельческой деревушки и мучился оттого, что не ощущал его.

Потом больше ничего не было. Ничего, пока он не очнулся с чувством, что ему необходимо избавиться от всего, что у него внутри. Без участия мысли он присел и нагнулся, и его вырвало, одной только слюной и желчью.

Было еще светло.

Но было и светло и в то же время темно. Когда он выпрямился, у него приятно отлегло от горла, и он увидел, что находится в яме, сверху затянутой брезентом. Ветер колебал брезент, и свет и тени перемещались.

И он увидел других, несколько человек. Все они тоже лежали.

Он видел, что находится в яме, стены которой, слоистые и осыпающиеся, поросли травой. И он почувствовал запах, втянул его носом. Но это пахло по-больничному, эфиром и спиртом.

Потом к нему подошла рослая женщина, гречанка, в длинном черном фартуке, неловко, грузно встала на колени и потянула с него одеяло. Тут только он почувствовал свое бедро. Его свело болью, потом отпустило. И он увидел повязку, испачканную кровью. Женщина начала снимать повязку, и Берк подскочил от боли.

– Легче, – сказал он ей.

Она продолжала делать свое дело, приподняв его ногу так, чтобы можно было пропустить повязку под ней. Повязка была грязная, и он догадался, что это его рубашка, и, лежа так, с поднятой ногой, он оглядывался по сторонам. На полу, тоже застланном брезентом, лежало еще шестеро или семеро. В одном углу были сложены два очага, защищенные двумя большими каменными плитами. Почти все остальные лежали у противоположной стены. Только двое не лежали, оба – черноволосые греки. У одного все лицо забинтовано, другой совсем без повязки. Больше ничего кругом не было, только два черных котелка на огне.

Женщина, наконец, размотала всю повязку, сняла тампон из чистой тряпочки и осторожно повернула Берка на левый бок.

– Который час? – спросил он женщину. Он сам не знал, зачем.

Женщина покачала головой, двое лежащих напротив оглянулись на него.

Заговорив, Берк почувствовал сухость в горле и во рту. Брезент у самой его головы был измаран давешней рвотой.

– Дайте мне пить, – сказал он женщине.

Она перевернула его на живот и крикнула кому-то. Берк попытался вспомнить, как по-гречески «вода», но никак не мог. Колено женщины тяжело давило ему на Поясницу.

Потом рядом очутился еще кто-то, с тампоном в руках, ощупал его бедро и перевернул его опять на левый бок.

Берку в это время вспомнилось, как он шел и смотрел на дом на сваях. А потом сразу вот это. Черт возьми, да это яма какая-то. Я, должно быть, угодил в плен и скоро окажусь в Stalag[1]1
  лагерь для военнопленных (нем.)


[Закрыть] IV, V или VI, римскими цифрами.

– Что это такое? – спросил он, не думая.

– Вы приходите в себя, – сказал ему кто-то по-английски.

– Да, – сказал Берк.

Он не видел, кто это, потому что женщина снова накладывала ему повязку, и он лежал спиной к говорившему.

– Что это за яма? – спросил он.

– Никто не знает, – ответили ему. – Скорей всего остатки Минойской бани. Французы утверждают, что здесь была гробница Зевса. Но я этому не очень верю.

Берк молчал, пока женщина не кончила перевязывать, потом он перевернулся на спину и сел слишком резким движением.

– Не давите на этот бок.

Теперь Берк увидел человека, который говорил по-английски. Он был еще молод, с окладистой черной бородой, в толстых очках в черной оправе.

– Вы что, врач? – спросил Берк.

– Да.

– Немец?

– Грек.

– Это не немецкая затея?

Врач покачал головой и сказал:

– Нет.

– А что это такое? Где мы, в деревне?

– Нет, – сказал врач.

– Черт подери, – сказал Берк, – что же это такое? И что вообще случилось?

– Вы упали без чувств у деревни Сан-Ксентос. – Он произносил на греческий лад: «Сан-Эксентос». – Слишком большая потеря крови. Там знали про это место, и вас привезли сюда на животном.

– На муле, – сказал Берк и вспомнил чешуйки сланца, и камешки, и черную пыль.

– Да. Я начинаю забывать английский.

– Нет, отчего же, – рассеянно возразил Берк. – Но что же это все-таки?

– Хорошо укрытое место. Но мы здесь не останемся.

– Госпиталь?

– Вроде.

– Для греков?

– Для всех здесь, на Юктас. Железноголовые сейчас действуют в этом районе, и в деревнях для нас опасно.

– Партизаны, значит?

– Нет. – Молодой врач покачал головой. – Партизаны ушли на восток.

– Мне тоже надо выбраться отсюда, – сказал Берк.

– Еще рано. Вам вредно двигаться.

Врач что-то сказал женщине по-гречески и опустился на одно колено. Берк теперь мог разглядеть спокойные глаза за толстыми стеклами и неподвижные губы.

– Что там? – Берк приподнялся на локте и указал на свое бедро.

– Пустяки, – сказал грек. – Заражения нет. Ничего опасного. Чисто внутри. Чисто снаружи. Я наложил швы. В трех местах. Потеря крови, больше ничего. Несколько дней, и все будет в порядке.

– Опасности нет?

– Никакой. Камень был плоский и острый, вошел и вышел.

– Я думал, там парочка пуль застряла.

– Нет. Просто камень, острый как нож.

– А я смогу ходить?

– Завтра сможете. Пойдете и прямо наткнетесь на железноголовых.

– Разве здесь не высоко? Не высоко? – повторил он.

– Высоко. Но железноголовые поднимаются все выше. Зачем вы спускались? Ведь вы спускались?

– Да, – вызывающе сказал Берк.

– Теперь не время для этого. Железноголовые поднимаются все выше.

– Тем более мне надо уходить отсюда.

– Завтра уйдете.

– Что с моим спутником? Вы ничего о нем не знаете?

Доктор покачал головой и снял очки, чтобы протереть их. По его небольшим, спокойным, окруженным мелкими морщинками глазам сразу можно было узнать, что он близорук. Берк подивился, как он работает с такими глазами.

– Вы меня зашили? – спросил он грека.

– Да. Вы не чувствовали, потому что вы спали. Хорошо, что у нас еще было анестезирующее. А вообще медикаменты у нас на исходе, оттого мы и двигаемся.

– А где вы их достаете?

– С большими трудностями достаем. – Врач поднялся на ноги. – Все наши запасы медикаментов захвачены у самих железноголовых.

Берк вежливо поблагодарил его.

– Вы англичанин или австралиец? Эти люди из Сан-Ксентоса говорили – австралос.

– Верно.

– Я прожил год в Манчестере, – сказал грек.

– Изучали медицину? – спросил его Берк.

– Да. Но я стал забывать английский.

– Через сколько времени я могу выйти отсюда? Когда мне можно будет ходить?

– Вам еще надо бы полежать несколько дней. Но придется уйти завтра. Это необходимо. Железноголовые поднимаются очень быстро. Скоро они займут весь Юктас. Оттого и партизаны ушли на восток. Завтра вы встанете.

– И вы тоже уходите? – спросил его Берк.

– Да.

– А как остальные?

– Эти все уже поправляются. Лишь вон тот, у огня, скоро умрет. Его повесили, но неудачно, и родные потом вынули его из петли. Но только ему не выжить. Еще есть один, которого нам придется оставить железноголовым, может быть, они поместят его в настоящий госпиталь. Может быть, и не поместят, но у нас он все равно умрет. У него в одном легком два осколка. Это очень трудно, я здесь не могу сделать такую операцию.

Подошла гречанка и убрала возле Берка. Берк подивился, откуда она, но не спросил. Он чувствовал усталость, и во рту по-прежнему было сухо.

– Мне пить хочется, – сказал он врачу.

– Сейчас. – Врач сказал что-то женщине.

– У вас тут не найдется для меня пары штанов?

– Нужно поискать, – сказал врач. – Посмотрю рано утром. Я к утру вернусь.

– Спасибо, – сказал ему Берк.

– Адио, – попрощался доктор.

– Адио, – сказал Берк.

Женщина принесла флягу с водой, которая на вкус была, как кипяченая, и Берк выпил и почувствовал себя лучше, только бедро было точно отсыревшее полено. Но что бы там ни было, он отсюда завтра выберется. Чудной народ эти чертовы греки. Госпиталь в гробнице Зевса, и, видно, все знают о нем, кроме немцев, а бедняга Рид не попал сюда. Бедняга фермер Рид. Славный малый, дурная голова.

Он заснул под колеблющимся брезентом, от которого в ночной полутьме перемещались свет и тень. И когда проснулся, свет и тени перемещались все так же, но это были свет и тени раннего утра. Он ожидал, что услышит шум и движение вокруг, но все было, как и вчера. Только немного спустя, когда бородатый доктор по плоским ступенькам спустился в яму, Берк почувствовал спешку, потому что доктор подошел прямо к нему. В руках у него были греческие солдатские штаны, которые он положил возле Берка.

– Ну, как вы? Это чистое, – сказал он о штанах.

– А где мои башмаки?

– Там, у входа. Вот рубашки, к сожалению, не нашлось.

Берк не слышал. Он лежал на спине, упираясь плечами, и натягивал грубые штаны. Повязка не давала застегнуть верхние четыре пуговицы, и он оставил их незастегнутыми. Глубоко переводя дух, как делаешь всегда, начиная что-нибудь сызнова, он встал на ноги. Доктор не помогал ему. Приятно было босыми ногами почувствовать землю.

– Первое время старайтесь ступать осторожно, – сказал доктор. – Я выйду вместе с вами. Ваши башмаки там, наверху. Вы увидите.

Ходить Берк мог, только нога не сгибалась, и в голове сильно стучало, но он не шатался, и повязка, туго перехватывавшая ногу, придавала крепость мышцам. И так он поднялся по ступенькам, стараясь не задеть хлопающий брезентовый навес.

Солнце уже встало, но еще не вышло из-за гор, и он увидел внизу отроги Юктас, тянущиеся над долиной к югу, и ему даже показалось, что он видит море, но он Не был уверен. Все равно теперь придется подниматься вверх, даже если немцы идут сюда. У него нет выбора. С такой ногой ему только и дороги, что вверх.

Он нашел башмаки и стал зашнуровывать их. Они были корявые и затвердели, и он подумал, уж не вымыли ли их тут. Подошел доктор.

– С вами вместе пойдут двое греков, – сказал доктор. – Они идут в деревню Юктас, где есть еще один австралос. Нам это известно, потому что отсюда уже ходил туда человек и видел его.

– Спасибо. Мы сейчас и выйдем? А вы куда направляетесь?

– К востоку.

– И вы будете продолжать это дело? Вот так, как сейчас?

Доктор только пожал плечами.

– А что же еще делать?

– Где сейчас немцы?

– Не знаю. Они идут маленькими патрулями и подвигаются быстро. Они теперь принялись за Юктас. Но в деревне Юктас вы будете в безопасности некоторое время. Ее трудно отыскать. Спутники помогут вам идти.

– Спасибо, – сказал Берк.

Вышли те двое, что сидели напротив. У одного вся голова была забинтована, так что видны были только глаза, у другого повязок не было, но он шел, почти не сгибаясь в пояснице, и казался совсем больным.

– Я готов, – сказал Берк. – До свидания и благодарю вас, – сказал он доктору.

– Адио, австралос. Помните, что у вас наложены швы. Вы можете снять их через неделю. Чем-либо чистым перережете каждый стежок и выдерните нитку. Смотрите не загрязните только. До свидания, – сказал доктор и стал спускаться по ступенькам, со строгим, неулыбающимся лицом.

– Пошли, – сказал Берн обоим грекам, стоявшим в стороне.

Они помогли ему встать на ноги. Он сделал нетерпеливое движение, стараясь высвободиться. Они поглядели на его плотную круглую фигуру, вздернутое лицо, тонкую верхнюю губу, хорошо пригнанную к нижней. Они поняли, что он не нуждается в их помощи. Они отпустили его руки и зашагали по неширокому карнизу, отходившему от края выемки.

Берк пошел за ними и скоро убедился, что может шагать довольно свободно, если правую ногу не сгибать в колене, а выбрасывать вперед прямую и так же подтягивать потом.

4

Под вечер тень Иды сровняла поверхность склона Юктас. Стало сумрачно и прохладно. Они подошли к маленькой пастушьей деревушке, уместившейся на одной скале. Взбираясь по кручам, Берк видел мальчишек со стадами коз. Иногда попадались навстречу и овцы, пасшиеся небольшими стайками.

Они пошли по уличке, которая вилась между глинобитных хижин.

Спутники Берка остановились и заговорили с мальчиком лет пятнадцати или шестнадцати. О чем-то у них шел спор. Берк скоро потерял терпение.

Он подошел и сказал:

– Идем.

Они оглянулись на него и продолжали спорить.

– Идем, – повторил он.

Один из греков повернулся и пошел дальше, сделав Берну знак следовать за ним. Второй, тот, у которого была забинтована голова, все стоял и разговаривал с мальчиком, указывая в сторону Иды.

Берк пошел за первым греком, и вскоре они вышли на тропу.

Он шел и шел за ним, пока впереди не показалась другая пастушья деревня, окруженная редкими виноградниками. Ветер свободно гулял на этой высоте. Они проходили мимо собак и детей, тощих как скелеты.

Грек подошел к женщине, стоявшей у дверей, и спросил ее о чем-то. Вышла еще женщина, молодая, и вмешалась в разговор, указывая вниз, по направлению горной тропки. Потом она сама пошла в ту сторону. Берк и его спутник пошли за ней. Она была босая. Из глинобитных хижин выходили люди, преимущественно старухи, поглазеть на чужих. Пройдя вдоль длинной глинобитной ограды, они свернули в виноградник, раскинувшийся по склону Юктас. В одном конце виноградника стояли козлы для просушки лоз, за ними был длинный сарай, должно быть служивший складом.

Девушка распахнула дверь и пошла. Берк и его спутник последовали за ней.

– Стой, – крикнул кто-то по-английски.

Энгес Берк увидел высокого бородатого человека. Волосы и борода у него были рыжие, нос сплюснутый, как у боксера, но лицо умное, с выразительными, смешливыми глазами. И с ним еще один. Маленького роста, смуглый, с точеными чертами лица. Но лоб, под гривой черных волос, весь в морщинах. Они стояли рядом, напряженно подтянувшись. У черноволосого был в руке револьвер смит-вессон, тридцать восьмого калибра.

– Стоим, – поспешил ответить Берк.

– Кто такие? – спросил смуглый, и лицо у него сделалось еще более напряженным.

– Нас привела эта девушка. – Берк тоже подтянулся, не сводя глаз со смит-вессона.

Смуглый заговорил с девушкой, быстро сыпля словами. Она отвечала односложно, потом торопливо повернулась, как будто в замешательстве, и убежала.

– Ну? – сказал Берк.

– Говорите вы, – сказал смуглый.

– Я был в госпитале, там, внизу. – Берк говорил теперь с нарочитым спокойствием, непринужденно прислонясь к дощатой двери. – Доктор грек сказал мне, что в этой деревне есть один австралиец.

– Вы грек? – спросил его рыжий.

Берк невольно взглянул на себя, потом вспомнил, что он не в австралийской форме.

– Австралиец, – сказал он. – Меня зовут Энгес Берк. Я сюда попал из Кандии.

Черноволосый, на котором не было ничего, кроме пары бумажных штанов, слегка опустил ствол смит-вессона.

– А другой кто? – спросил черноволосый Берка.

– Он грек. Он привел меня сюда. А кто вы такие?

Рыжий оставил вопрос без внимания и подождал, пока кончит смуглый, который заговорил по-гречески со спутником Берка. Потом он спросил:

– Ты из какой части?

– А это важно? – спросил Берк.

– Да.

Берк назвал свой батальон и полк, потом добавил, что был в Кандии на зенитной батарее.

– Все в порядке, – сказал рыжий черноволосому.

– Этот говорит, что он грек и был в том же госпитале. Я думаю, это правда.

Минута колебания, которая всегда бывает перед тем, как вражда уступает место дружественности. Черноволосый и рыжий стояли рядом. Берк знал уже, что черноволосый – грек, а рыжий – австралиец. Они выждали эту минуту, потом черноволосый отдал револьвер своему товарищу.

– Располагайтесь как дома, – сказал рыжий и осклабился, показав неровные зубы.

– Кто вы такой? – спросил теперь Берк, не двигаясь с места.

– Меня зовут Стоун, – ответил тот просто. Потом он назвал свой батальон и полк, чтобы не оставлять сомнений.

– А это – Нис, грек. Он пришел сюда вместе со мной.

И Берк вошел в сарай и закрыл за собой дверь.

Они объяснили ему свое положение. Рассказали, как они попали сюда, к нагорьям Юктас.

Стоун, рыжий великан, у которого спокойная рассудительность сочеталась с неторопливым юмором в глазах, заговорил о том, что происходило на Крите. Он рассказал Берку, как они ждали на берегу Сфакии и как шлюпки с эсминца вывозили их партиями. Он сказал, что первыми вывезли тяжелораненых. Потом раненых, которые могли ходить. Когда до этих дошла очередь, то вдруг оказалось, что все поголовно – раненые, все хромали и двигались, опираясь на винтовку вместо костыля. Стоун ждал вместе с другими. Когда на берегу уже осталось совсем немного, эсминца потопил юнкере. Подошел другой эсминец и подобрал тех, кому удалось спастись. После этого Стоун и ушел в горы вместе с Нисом, которого встретил, когда юнкере стал бомбить ожидавших на сфакийском берегу. Когда в Сфакию пришли немцы, они углубились в Белые горы, потом подались на восток, следуя вдоль хребта. Они пытались выйти на южный берег, но повсюду натыкались на немцев. Так они добрались до Юктас и хотели перевалить через гребень и спуститься вниз. Но теперь путь опять отрезан. И нужно поскорей выбираться отсюда.

Пока Стоун рассказывал, Энгес Берк смотрел на черноволосого грека, Ниса. У этого смуглого маленького человека лицо было совсем молодое, но на нем пролегли уже суровые складки, а в глазах была какая-то неистовая прыть. Его небольшая крепкая фигура была под стать лицу: складная, но верткая, и в ней чувствовалась та же прыть. Он теперь говорил что-то греку, который привел Берка. Грек лежал на земляном полу, и ему, видимо, было нехорошо. Он лежал, неподвижно вытянувшись, смотрел в потолок и молчал.

– Если мы хотим отсюда выбраться, так нечего ждать, – сказал Берк.

– Где были немцы, когда вы уходили из госпиталя? – спросил его Стоун.

– Примерно в миле пути оттуда и поднимались вверх.

– Это когда?

– Сегодня утром. Мы шли весь день.

– Тебе надо одеться по-другому, – сказал ему Стоун. Сам он во время разговора надел шерстяную рубашку с длинными рукавами и поверх нее безрукавку, как носят критяне. Берк разглядел теперь, что на полу лежит не одеяло, как ему показалось раньше, а крестьянская войлочная бурка. Он невольно осмотрелся по сторонам, как бы в поисках подходящей одежды для себя, но увидел только грубо сколоченные деревянные козлы и несколько бурдюков в углу.

– Можно достать ему какую-нибудь одежду? – спросил Стоун Ниса.

– Пусть возьмет бурку, – сказал грек Нис. – Мы уж и так довольно набрали в этой нищей деревне.

Стоун дал Берку зеленую австралийскую рубашку.

– Это хаки, – сказал он, как бы извиняясь.

– Под буркой не видно будет, – сказал Берк.

– Можешь ты сейчас идти? – спросил рыжий великан.

– А куда мы пойдем? – спросил Берк.

– На юг.

– Послушай, – сказал Берк, – я уже пробовал. Гора кишит немцами.

– Мы пойдем по восточному склону, – сказал Стоун.

– А какая разница?

– Нет деревень. Ни одного селения.

– Эта сволочь рыщет повсюду, – сказал Берк.

– Пусть. Но тут торчать тоже смысла нет.

– Конечно, нет, – сказал Берк. – Доктор говорил, что они подвигаются очень быстро. Господи ты боже мой, раз надо, так надо.

– Ты можешь идти сейчас? Куда ты ранен? – спросил его Стоун.

– В зад. Ходить я могу.

– Этот не может идти. У него кровотечение, он совсем плох. – Нис склонился над греком, который лежал на земле без движения, без мысли.

– Нельзя тащить с собой больного, – сказал Стоун.

– Я его устрою тут у кого-нибудь, – сказал Нис. – Он сам из здешних мест.

– Лучше нам дождаться темноты, – сказал Берк Стоуну.

– Нет. Пока мы дойдем куда-нибудь, все равно уже будет темно. Надо выходить сейчас же, – сказал Нис.

У Стоуна в руках была карта Крита. Он развернул ее и показал Крит, дюймов в десять длиной, на синем фоне, изображавшем море. Это была стенная карта издания военного министерства. Она была довольно точна в подробностях, но все же недостаточно подробна и мелка.

– Откуда она у вас? – Берк взял у Стоуна из рук карту и близко поднес ее к глазам.

– В Сфакии этого добра было сколько угодно.

– Куда же вы думаете направиться?

– Вот он говорит, что в бухте Мессара есть деревня, где можно достать лодку. – Стоун указал на Ниса.

– Компас у вас есть?

Стоун покачал головой и пальцем повел вдоль коричневой полоски на карте, изображавшей горный хребет. Палец был слишком толстый для такой маленькой карты, и он убрал его, чтобы лучше видеть.

– А кто же довезет нас на лодке до Египта? – спросил Берк с сомнением. – Ты что-нибудь смыслишь в навигации?

Стоун покачал головой.

– Нис, тот смыслит, – сказал он.

Нис вышел из сарая, что-то сказав лежащему, греку.

– Компас бы нам очень пригодился, – сказал Стоун. – Пожалуй, без него трудно будет добраться до Мессары.

– Где-то в том районе аэродром Тимбаки. Там, вероятно, полным-полно немцев.

– Их всюду полным-полно, – сказал Стоун.

– А как же Мессара?

– Это не в самой Мессаре. Где-то около. Там у Ниса есть какой-то знакомый. Вообще он знает, что делает, ты можешь быть спокоен.

Энгесу Берку нравилась безмятежная рассудительность Стоуна и его юмор, но он понял, что его собственные решения будут иметь вес, только пока они не пойдут в разрез с решениями этого грека. Он сразу представил себе, как все сложится дальше. Выносить решения будет этот грек. Он, Энгес Берк, иногда будет не согласен. Может быть, даже часто. Но это ничего не изменит. Стоун всегда будет согласен, потому что Нис забрал над ним власть. Этот своевольный грек не будет тратить много слов, но они оба окажутся у него в подчинении. Потому что только он может достать им лодку и вытащить их отсюда. Этот Нис – человек, который научился внешнему спокойствию, но на сердце хранит большую злобу. Мы составляем триумвират с греком Нисом во главе.

– Хорошо. Когда мы выйдем?

– Сейчас. Как только Нис устроит этого раненого.

Стоун стал привязывать мешочек изюму и флягу с питьевой водой к поясу, на котором висел револьвер. Ему пришлось приподнять край своей широкой критской рубахи и придерживать ее подбородком. Покончив с этим, он опустил рубаху.

– Ты тоже возьми мешок и пристрой где-нибудь у себя, – сказал ему Стоун.

Еще было четыре белых – точнее, когда-то белых – мешка с провизией. Берк прикрепил к одному из них веревку и повесил через плечо. Потом Стоун набросил ему на плечи бурку, которая служила им подстилкою. Она была из серого войлока, жесткого и негнущегося. Она доходила Берку до лодыжек, а откинутый капюшон лежал у него на спине.

Нис показался в дверях.

– Сейчас перенесем его в дом, тут неподалеку, – сказал он им.

Он заговорил с раненым греком, и несколько минут они о чем-то спорили. У раненого совсем не гнулась поясница, и когда он попытался сесть, то свалился на бок. Втроем они подняли его за плечи, потом Стоун и Берк сцепили руки так, что получилось сиденье, и грек сел, обхватив их обоих за шею. Так они перенесли его в тот дом, где раньше Берк встретил девушку. Она и сейчас была там. Раненого внесли в комнату с каменным полом, где было темно и пахло чесноком. Потом Стоун и Берк вышли. Нис торопливо поговорил с ним еще о чем-то, потом сказал адио и тоже вышел. У дверей он заговорил с девушкой, указывая головой туда, где лежал раненый грек. Потом он и ей сказал адио, нагнал Стоуна и Берка, и они все трое вернулись в сарай.

– Как вы попали в Минойский колодец? – спросил Нис Берка дорогой.

– Я пробирался на юг и наскочил на немцев. А откуда вы знаете?

– Кто же не знает, – сказал грек. – Сюда приходил тот, который потом привел вас.

– А что с ним такое?

– Мул лягнул его в поясницу.

– Значит, доктор от него узнал про Стоуна?

– Не знаю, – сказал грек. – Но, вероятно, так.

– Доктор сказал, что они меняют место.

– Знаю.

Они подошли к сараю и подождали, пока Нис привязывал к поясу остальные два мешка, потом еще раз внимательно осмотрелись кругом.

И вышли в виноградник и, миновав козлы для просушки, стали спускаться по крутому склону, в сторону от скрытой в тумане Иды.

Уже стемнело, и дул резкий белесый ветер. Нис шел впереди. За ним Стоун. А последним – Берк, задевая полами длинной бурки за выступы известняковых скал Юктас.