Электронная библиотека » Джеймс Роллинс » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Кровавое Евангелие"


  • Текст добавлен: 19 февраля 2019, 11:41


Автор книги: Джеймс Роллинс


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Карие глаза Эмми словно прилипли к экрану.

– Программа все еще работает над увеличением изображения и улучшением его качества, но я думаю, вы не прочь посмотреть на него уже сейчас.

Эрин отстегнула тряпицу, пристегнутую к поясу, и вытерла пот с лица.

– Эмми, пока я не забыла, этот скелет младенца, который я откопала… Я увидела необычные отметины и прошу тебя их сфотографировать.

Эмми согласно кивнула, но Эрин подозревала, что она не услышала ни единого слова, сказанного ей.

Нейт нервно вертел в пальцах свою шляпу.

Так что же они нашли?

Эрин подошла ближе и встала рядом с Хайнрихом. Эмми откинулась на спинку своего металлического стула так, чтобы начальнице был лучше виден экран.

На экране ноутбука появилось горизонтальное сечение изображений, отсканированных Нейтом нынешним утром и представленных в системе трехмерной сейсмики. Каждое изображение представляло картину горизонтального сечения почвы на различной глубине в восьмом квадранте. Изображения представляли собой квадратные срезы серой почвы с нанесенными на них черными линиями в форме парабол – казалось, что этот рельеф образовался вследствие ряби, созданной осушающим ветром на поверхности жидкой почвы. Но черные линии представляли твердую субстанцию.



Сердце Эрин забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из горла. Не веря своим глазам, она еще ниже наклонилась над экраном.

На этой грязевой луже было великое множество волн. За десять лет, в течение которых она выезжала на раскопки, ей не доводилось видеть ничего подобного. Да и не только ей – вообще никому.

Этого не может быть.

Не обращая внимания на недовольно сжатые губы Эмми, она провела пальцем по контуру параболы на экране. Эмми буквально тряслась от злости, когда кто-либо касался руками экрана ее ноутбука, но Эрин должна была убедиться в том, что это правда, – то есть потрогать это собственноручно.

Придя в себя, она с трудом заговорила, однако в ее голосе слышалась надежда:

– Нейт, какого размера площадь вы отсканировали?

Тот ответил сразу и без колебаний:

– Десять квадратных метров.

Она искоса посмотрела на него.

– Всего десять метров? Вы уверены?

– Вы же сами обучали меня использовать РОН[3]3
  РОН – регистр общего назначения; регистр центрального процессора, в котором, кроме операций пересылок данных, можно выполнять логические и арифметические команды.


[Закрыть]
, помните? – Он с гордым видом откинул голову. – Причем очень старательно и дотошно.

Эмми рассмеялась.

Эрин, не замечая ничего, продолжала расспросы:

– Это результат с учетом поправки?

– Да, профессор, – со вздохом ответил он. – С учетом всех поправок.

Эрин почувствовала, что этими вопросами, касающимися его умения и квалификации, она уязвила его самолюбие, но достоверность для нее была превыше всего. Она доверяла приборам, но людям, работающим с ними, она доверяла не всегда.

– Я сделал все, – сказал Нейт, склонившись к ней. – И, предвосхищая ваш вопрос, скажу, что сигнатура[4]4
  Сигнатура – специфическое содержимое памяти, характеризующее объект.


[Закрыть]
в точности такая же, как и у скелета, который вы только что откопали.

В точности такая же? Так, значит, возраст этого слоя земли две тысячи лет. Эрин снова посмотрела на картинку, будоражившую ее воображение. Если эти данные верны… она, конечно, должна в этом убедиться, но если все окажется именно так, то каждая парабола – это человеческий череп.

– Я сделал предварительный расчет, – перебил ее размышления Нейт. – Их более пятисот. И ни один из них не превышает в диаметре четырех дюймов.

Четырех дюймов…

Это не просто черепа – это черепа младенцев.

Сотен младенцев.

Эрин прочитала про себя отрывок из Евангелия от Матфея: «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов»[5]5
  Мф. 2:16.


[Закрыть]
.

То самое избиение младенцев. Как утверждается, Ирод приказал сотворить это, дабы быть абсолютно уверенным, что он убьет того самого младенца, которого опасался, поскольку придет день, когда этот младенец займет его трон и станет вместо него царем иудеев. Но его замысел тем не менее потерпел крах. Этот младенец скрылся в Египте, а когда вырос, то стал мужем, известным под именем Иисуса Христа.

Так неужели ее группа нашла трагическое подтверждение деяниям Ирода?

Глава 2

26 октября, 13 часов 03 минуты по местному времени

Масада, Израиль

Пот разъедал глаза Томми. Брови уже не сдерживали его.

Благодаря снова химиотерапии.

Он ступил на другой голыш цвета верблюжьей шерсти. Все камни на этом крутом подъеме были одного цвета, и каждый из них слишком горяч, чтобы сесть на него. Он сдвинул ниже свою ветровку, так, чтобы та, закрыв ноги, послужила подстилкой между его брюками и обжигающей поверхностью камня. Как обычно, Томми задерживал всю группу. И как обычно, он оказался слишком слабым, чтобы преодолеть подъем без перерывов на отдых.

Он старался отдышаться и перевести дух. Палящий воздух был редким и сухим. Да и достаточно ли в нем кислорода? У его спутников-скалолазов, казалось, не было никаких затруднений с дыханием. Все выглядело так, словно он, дедушка, катался по американским горкам в компании четырнадцатилетних парней. Сейчас ему даже были не слышны их голоса.

Этот каменистый подъем – названный Змеиной тропой – извивался, ползя вверх по почти вертикальным откосам бесславной горы Масада. Всего несколько ярдов было до ее вершины, на которой еще стояли руины древней иудейской крепости. Со своего места на ведущей наверх тропе Томми видел лежащую внизу Иорданскую долину и ее сухую, выгоревшую землю.

Томми отер пот с глаз. Живший в округе Ориндж[6]6
  Ориндж – один из крупнейших округов в США, расположен в Южной Калифорнии между побережьем Тихого океана и Национальным Кливлендским лесным заповедником.


[Закрыть]
, он считал себя привычным к жаре. Но то, что было здесь, походило на ползанье внутри раскаленной печи.

Его голова качнулась вперед. Снова захотелось спать. Как ему хотелось положить щеку на прохладную простыню в отеле и хорошенько подремать в прохладном кондиционированном воздухе! А потом, если он почувствует себя лучше, с удовольствием поиграл бы в видеоигры…

Томми судорожным движением стряхнул с себя дремоту. Это было совсем неподходящее время для дневного сна. Но ведь он так устал, а в пустыне было так тихо… В отличие от людей, животные и жуки обладали достаточной ловкостью и смекалкой для того, чтобы спрятаться от дневной жары. Сейчас вокруг царило непроницаемое безмолвие. А после смерти будет так же?

– Ты в порядке, дорогой мой? – спросила его мать.

Томми вздрогнул. Почему он не слышал, как она подошла? Неужели снова заснул?

– В полном порядке, – ответил он сиплым голосом.

Мать закусила губу. Они все знали, что дело его плохо. Томми приподнял манжету над новым кофейно-коричневого цвета пятном, обезобразившим его левое запястье.

– Мы можем ждать тебя столько, сколько тебе будет нужно. – Она тяжело опустилась на камень рядом с ним. – Интересно, почему они назвали этот подъем Змеиной тропой? Лично я не видела ни одной змеи.

Говоря с ним, мать смотрела на его подбородок. Его родители теперь очень редко встречались с ним глазами, а когда такое все-таки случалось, они плакали. И это продолжалось в течение двух последних лет, отданных хирургии, химиотерапии, радиационному облучению, – и вот теперь повторение всего этого по причине рецидива.

Возможно, в последний раз они посмотрят на его лицо, когда он ляжет в гроб.

– Сейчас слишком жарко для змей.

Из-за частого и хриплого дыхания ему был ненавистен его собственный голос.

– Да, они превратились бы в змеиные стейки. – Мать сделала долгий глоток из бутылки с водой. – Обжаренные под солнцем и готовые к употреблению. Да и мы такие же.

Торопливой походкой подошел его отец.

– У вас все в порядке?

– Я просто решила сделать короткий привал, – соврала мать, скрывая немощь сына. Она намочила свой носовой платок и протянула его Томми. – Я устала.

Томми хотел поправить ее, сказать отцу правду, но был сейчас слишком слаб. Он провел мокрым платком по лицу.

Отец торопливо заговорил, что бывало с ним всегда, когда он нервничал:

– Мы уже совсем рядом. Всего несколько ярдов, и мы увидим крепость. Настоящую крепость Масада. Попробуй представить ее себе.

В знак согласия Томми закрыл глаза, но представил себе плавательный бассейн. Голубой, с прохладной водой, пахнущей хлором.

– Десять тысяч римских воинов расположились в шатрах лагерем вокруг нее. Воины с мечами и щитами ждали под солнцем. Они перекрыли все возможные пути отхода, пытаясь уморить голодом девятьсот мужчин, женщин и детей, остававшихся на плато. – Отец, помолчав секунду, заговорил быстрее, речь его стала еще более взволнованной и эмоциональной: – Но восставшие стояли насмерть до самого конца. И даже после него. Они так и не сдались.

Томми натянул шляпу, которой была прикрыта его голая голова, почти до самых глаз и, сощурившись, посмотрел на отца.

– В конце концов, папа, они ведь убили себя.

– Нет, – со страстью в голосе возразил отец. – Иудеи предпочли умереть свободными людьми, но не сдаваться на милость римлян. Но они не убили себя после капитуляции. Они выбрали свою судьбу. Выбор такого рода определяет то, каким человеком ты являешься.

Томми поднял с земли горячий камень и сбросил его с тропы вниз. Камень покатился, а потом исчез за краем обрыва. Что сделает отец, если он сам выберет свою судьбу? Если он покончит с собой, вместо того чтобы быть рабом рака? Наверное, его отец не будет сильно гордиться этим.

Томми внимательно всматривался в лицо отца. Люди часто говорили, что они похожи: такие же густые черные волосы, такая же мягкая, немного застенчивая улыбка. После того как химиотерапия лишила его волос, никто больше не говорил ничего подобного. Интересно, подумал Томми, стал бы он выглядеть как отец, достигнув взрослого возраста.

– Ну, вы готовы идти дальше?

Отец подтянул повыше рюкзак на плечах. Мать метнула на него злобный взгляд.

– Мы можем еще немного подождать.

– Я же не сказал, что мы должны идти, – попытался оправдаться отец, – я просто спросил…

– Конечно, готовы, – сказал Томми и встал, он старался удержать родителей от ссоры.

Не отрывая глаз от тропы, он с трудом побрел вперед. Один желто-коричневый ботинок – вперед, затем – вперед другой, такой же. Скоро он дойдет до верха, и его родители наконец-то дождутся того, что окажутся вместе с ним в форте. Именно ради этого момента Томми и согласился на эту поездку, на это долгое восхождение – потому что это оставит им что-то на память. Они явно не готовы согласиться с этим, но он-то знает, что воспоминаний о нем у них останется немного. Поэтому он хотел оставить им одно хорошее воспоминание.

Томми считал шаги. Таким способом вы обычно преодолеваете трудности. Вы считаете. Если вы сказали «один», то знаете, что скоро скажете «два», а после этого – «три». Томми сосчитал до двадцати восьми, после чего тропа выровнялась.

Он достиг вершины. Он чувствовал, что его легкие превратились в два горящих бумажных мешка, но был рад, что совершил задуманное.

На вершине стоял деревянный павильон – хотя слово «павильон», мягко говоря, не совсем подходило к этому сооружению, построенному из четырех тонких деревянных стволов, покрытых сверху четырьмя еще более тонкими стволами, положенными наискось и создающими в «павильоне» небольшие затененные пространства. Но все-таки здесь было лучше, чем под открытым солнцем.

За краем скалы перед ним расстилалась пустыня. Она была высохшей и безлюдной, но все равно по-своему красивой. Повсюду, насколько хватало глаз, стояли коричневые, побелевшие в некоторых местах дюны. Ветер швырялся песком в скалы. Ветряная эрозия за тысячи лет незаметно съела прежде стоявшие здесь утесы. Ни людей, ни животных. Видели ли защитники крепости все это, прежде чем сюда пришли римляне?

Опустошенность, убивающая все.

Томми повернулся и обвел глазами плато, которым заканчивалась вершина. Плато, на котором две тысячи лет назад произошло это страшное кровопролитие. Перед ним была большая плоская площадка, примерно пять футбольных полей в длину и, возможно, три таких поля в ширину. На ней стояло примерно полдюжины развалившихся каменных построек.

Так вот для чего я карабкался сюда?

Мать смотрела вокруг таким же разочарованным взглядом. Она откинула с глаз прядь своих вьющихся каштановых волос, лицо ее было розовым от солнечного жара или от напряжения.

– Это больше похоже на тюрьму, чем на крепость.

– Это и была тюрьма, – сказал отец. – Тюрьма, состоящая из камер смертников. Никто не вышел отсюда живым.

– Отсюда никто никогда не выйдет живым.

Едва произнеся эти слова, Томми сразу же пожалел об этом, в особенности после того, как его мать, отвернувшись, просунула палец под солнцезащитные очки, вытирая выступившие слезы. Но все-таки он был рад, что она почувствовала что-то настоящее на фоне постоянного вынужденного вранья.

Сгладить внезапно возникшую напряженность помогла поднявшаяся к ним девушка-гид. Ее ноги были голыми – она носила короткие шорты цвета хаки, – а длинные черные волосы во время долгого восхождения ветер привел в полный беспорядок.

– Я рада, друзья мои, что вы справились с подъемом!

Она говорила еще и с сексуальным израильским акцентом.

Томми ответил ей улыбкой, благодаря за то, что она дала ему возможность подумать о чем-либо другом.

– Спасибо.

– Я только что говорила всем остальным участникам восхождения, что слово «Масада» происходит от слова мецада, что значит «крепость», и вы можете понять почему. – Вытянув длинную загорелую руку, она обвела ею вокруг плато. – Стены этих казематов, защищающих крепость, – это фактически две стены: одна внутри другой. Между ними располагались основные жилые кварталы обитателей Масады. Над нами Западный дворец – самое большое строение Масады.

Томми оторвал взгляд от ее губ, чтобы посмотреть туда, куда указывала ее рука. Это громадное здание совершенно не выглядело дворцом. Это была руина. В старой каменной стене зияла огромная брешь, перед которой стояли вполне современные строительные леса. Это выглядело так, словно кто-то прервал на середине подготовительные работы к съемкам очередной серии о приключениях Индианы Джонса.

Под этими строительными лесами, должно быть, залегала древнейшая история, но Томми этого не чувствовал. Однако хотел. История много значила для его отца, а следовательно, она должна была много значить и для него. Но эта ужасная болезнь поставила его вне времени, вне истории. В его голове уже не было места для трагедий других людей, особенно тех, кто ушел из жизни тысячи лет назад.

– Следующее здание, как мы полагаем, было частной баней, – сказала гид, показывая на строение слева. – Внутри было обнаружено три скелета; черепа были отделены от тел.

Томми поднял голову. Наконец-то что-то интересное.

– Они были обезглавлены? – спросил он, подходя ближе. – Они покончили жизнь самоубийством, отрубив собственные головы?

Ее губы слегка искривились в усмешке.

– На самом деле воины тянули жребий, чтобы определить, кто должен будет убить остальных. И только последнему из оставшихся в живых пришлось кончать жизнь самоубийством.

Томми окинул руины хмурым взглядом. Так, значит, они убивали своих детей, когда дело шло к концу… Он вдруг почувствовал внезапное чувство зависти. Мгновенная смерть от рук тех, кто любит тебя, намного лучше, чем медленное и безжалостное разложение от рака. Устыдившись этих мыслей, он посмотрел на родителей. Его мать, обмахиваясь путеводителем, улыбнулась ему, а отец был занят фотографированием.

Нет, он никогда не попросит их об этом.

Приняв это решение, Томми вновь перевел взгляд на здание бани.

– А эти скелеты… они все еще там? – Он сделал шаг вперед, намереваясь заглянуть за металлическое ограждение.

Девушка-гид преградила Томми путь, выставив перед ним свою пышную грудь.

– Сожалею, молодой человек, но внутрь входить запрещено.

Он, стараясь не смотреть на ее грудь, чувствовал горечь от этого запрета.

Перед тем как двинуться дальше, мать спросила:

– Ну, как ты, Томми?

Может, она видела, как он смотрел на девушку-гида? Он залился краской.

– Я в порядке.

– Ты не хочешь попить? Может, выпьешь водички?

Она протянула ему пластиковую бутылку.

– Нет, мама, я не хочу.

– Я прикрою еще немного твое лицо от солнца.

Мать раскрыла сумочку. Обычно Томми покорялся такой опеке, но сейчас девушка-гид улыбнулась ему, и он вдруг решил не показывать ей, что к нему относятся, как к ребенку.

– Мам, да я в порядке, – оборвал он ее, причем более резко, чем хотел.

Мать, вздрогнув, закрыла сумочку. Девушка-гид отошла.

– Прости, – обратился он к матери. – Я не хотел.

– Все нормально, – успокоила его мать. – Я пойду к отцу. А ты побудь здесь.

С тягостным чувством Томми смотрел вслед матери.

Все еще злясь на себя, он подошел к зданию бани и, опершись на металлическое ограждение, заглянул внутрь. Дверца прохода со скрежетом раскрылась под действием его веса. Он чуть не упал и быстро попятился, но перед тем как шагнуть назад, что-то лежащее в углу этого помещения привлекло его взгляд.

Что-то мягкое, трепещущее и мерцающее, похожее на смятый листок бумаги.

Чувствуя какое-то необъяснимое любопытство, он огляделся вокруг. В его сторону никто не смотрел. А кстати, какой штраф может быть за вхождение в запретную зону? Чем, на худой конец, это может кончиться? Симпатичная девушка-гид, возможно, просто прогонит его оттуда и отругает?

Это не столь серьезное наказание, можно и стерпеть, решил Томми.

Он снова заглянул за ограду, пытаясь определить, что вызывает дрожание и мерцание этого предмета.

Маленький белый голубь с трудом передвигался по мозаичному полу; его висящее левое крыло волочилось по плиткам. Кончики его перьев выводили на слое пыли, покрывающей пол, какие-то таинственные знаки.

Несчастное существо…

Он должен забрать эту птицу отсюда. Она умрет здесь от жажды, или ее кто-нибудь съест. Их гид наверняка знает, куда можно отнести раненую птицу, чтобы ее спасти. Его мать работала волонтером в подобном приюте в Калифорнии до того времени, пока его рак не погубил жизнь всей их семьи.

Томми проскользнул через проход. Внутри комната оказалась маленькой, даже меньше кладовой, в которой отец хранил инструменты. Четыре гладких каменных стены и пол, покрытый мельчайшими выцветшими мозаичными плитками. Мозаичный узор, с трудом различимый под слоем пыли, представлял собой восемь сердечек, расположенных по кругу и образующих цветок; ряды сине-белых плиток казались волнами, а окаймление из белых треугольничков на фоне терракота казалось ему похожим на зубы. Он попытался представить себе древних мастеров, укладывавших этот напоминающий пилу узор, но эти раздумья утомили его.

Переступив порог, за которым была тень, Томми облегченно вздохнул – хоть на некоторое время он укроется от беспощадных лучей солнца. Сколько же людей нашли здесь свою смерть? Холодок прошел по его спине, когда он представил себе, как это могло быть. Должно быть, они встали на колени – Томми был уверен в том, что они встали на колени. Мужчина в грязной холщовой сутане стоял над ними, держа меч в поднятой руке. Он начал с самого молодого, а к тому времени, когда все было кончено, у него едва хватало сил на то, чтобы поднять руку, но он ее поднял. В конце и он сам опустился на колени и стал ждать быстрой смерти от меча своего товарища. После этого все было кончено. Их кровь текла по крошечным мозаичным плиткам, заполняла зазоры между ними, растекалась лужами на полу…

Томми потряс головой, изгоняя из памяти это видение, и огляделся вокруг.

Никаких скелетов.

Наверное, их поместили в музей, а может быть, предали земле в каком-то месте.

Птица, прервав свое путешествие по плиточному полу, подняла голову и уставилась на Томми сперва одним глазом, потом другим, вероятно определяя его размеры. Ее глаза, похожие по цвету на малахит, были зелеными с бриллиантовым блеском. До этого Томми никогда не видел птиц с зелеными глазами.

Он встал на колени и зашептал; шепот его был не громче дыхания:

– Ну же, подойди сюда, малыш. Ну подойди, тебе нечего бояться.

Птица снова внимательно посмотрела на него сперва одним глазом, потом другим – а затем, хромая, запрыгала к нему.

Радуясь доверчивости птицы, Томми протянул руку и осторожно взял раненое существо. Как только он поднялся, держа теплое тельце в своих ладонях, как в колыбельке, земля ушла у него из-под ног. Он изо всех сил старался сохранить равновесие. Может быть, после долгого восхождения у него закружилась голова? Между ног на мозаичном полу вдруг появилась тонкая черная линия, подобная какому-то живому существу.

Змея, было первым, что пришло ему в голову.

Его сердце учащенно забилось от страха.

Но черная линия расширилась, а это было уже кое-что похуже. Не змея, а трещина. Струйка темного оранжевого дыма, завиваясь, поднялась в воздух из одного конца трещины, как будто кто-то бросил туда непотушенную сигарету.

Птица, вдруг забившись в его ладонях, вспорхнула в воздух и полетела сквозь дым, тянущийся через дверной проем наружу. Очевидно, рана у нее не была столь серьезной. Ее крылья рассекли струйку дыма, словно указывая Томми дорогу. У дыма был на удивление сладкий запах – почти такой же, как ладан, но с малой примесью горьких пряностей.

Томми, наморщив брови, нагнулся вперед и подставил ладонь под струйку дыма. Тот прошел между его пальцами и, к его удивлению, оказался не теплым, а холодным, словно струился из холодных земных глубин.

Томми нагнулся, чтобы рассмотреть место, откуда выходил дым, – но тут мозаичный пол под его ботинками треснул, как стекло. Плитки посыпались в провал – голубые, желто-коричневые и красные. Провал, расширяясь, поглотил узор.

Томми попятился к двери. Струи дыма, ставшего красновато-оранжевым, поднимались из щелей в разбитом мозаичном полу. Глухой скрежет доносился из сердцевины горы, вся комната сотрясалась.

Землетрясение.

Томми выскочил из дверного проема здания бани и сразу упал на спину. Прямо перед собой он увидел, как здание сильно качнулось, словно какой-то разгневанный бог кинул в него что тяжелое, – а затем рухнуло в глубокую расселину, разверзшуюся позади него.

Края расселины осыпались, делая ее шире. До места, где лежал Томми, оставалось не больше фута. Он стремглав бросился назад. Расселина словно гналась за ним. Он заставлял свои ноги бежать, но вершина горы затряслась, и он снова свалился на землю.

Опираясь о землю локтями и коленями, Томми отполз прочь. Камни вреза́лись в ладони. А вокруг него здания и колонны обрушивались на землю.

Молю тебя, о Боже, помоги мне!

Из-за дыма и пыли уже в нескольких футах ничего нельзя было рассмотреть. Когда он полз, то видел, как какого-то человека накрыл упавший на него кусок стены. Две женщины с пронзительным криком бросились бежать, когда земля под ними начала раздвигаться.

ТОММИ!

Он пополз туда, откуда донесся голос матери, и наконец выбрался из дымового облака.

– Я здесь! – хрипло закричал он и зашелся в кашле.

Отец бросился к нему и поднял его на ноги. Мать ухватилась за его локоть. Они потащили его к Змеиной тропе, подальше от разрушений.

Томми посмотрел назад. Трещина расширилась, расколов вершину горы. Глыбы горной породы откололись и скатились вниз, в пустыню. Черный дым поднимался к поблекшему голубому небу, как будто переносил весь творящийся на земле ужас к пылающему солнцу.

Они втроем, спотыкаясь, добрели до края скалы.

Землетрясение кончилось так же внезапно, как и началось.

Его родители оцепенели, как будто боясь, что от любого их движения подземные толчки могут возобновиться снова. Отец обхватил их обеими руками. С плато на вершине горы доносились пронзительные крики, крики боли.

– Томми? – Голос матери дрожал. – Ты в крови.

– Да пустяки, – ответил он. – Немного ободрал руки.

Отец убрал руки с их плеч. Он потерял шляпу и порезал щеку. Его обычный глубокий голос сейчас стал тонким и высоким.

– А вы не думаете, что это террористы?

– Я не слышала взрыва бомбы, – сказала мать, гладя Томми по плечам, как маленького ребенка.

Обычно он возражал против этого, но сейчас – нет.

Облако черновато-красного дыма наплывало на них, словно хотело унести их с утеса.

Отец принял решение и, указав рукой на крутую, ведущую вниз тропу, сказал:

– Пошли. Этот дым может быть токсичным.

– Я вдыхал его, – успокоил их Томми, оставаясь на месте. – И ничего.

Какая-то женщина выскочила из облака дыма, держась за горло. Она не видела, куда бежит: ее веки вспухли и кровоточили. Сделав несколько шагов, она наклонилась вперед и застыла в этой позе.

– Пошли! – пронзительно закричал отец, толкая Томми перед собой. – Пошли же!

Они бросились бежать, но убежать от дымового облака не могли.

Оно настигло их. Мать закашляла – влажный, неистовый, неестественный звук. Томми бросился к ней, не зная, что делать.

Родители остановились, опустились на колени.

Ну, вот и всё.

– Томми, – задыхаясь, произнес отец. – Иди…

Не послушав отца, Томми сел на землю рядом с ними.

Если мне все равно предстоит умереть, так пусть это произойдет так, как я хочу. Вместе с семьей.

Почувствовав, что это конец, Томми успокоился.

– Все нормально, папа.

Он стиснул руку матери, затем нащупал руку отца и тоже стиснул ее. Слезы потекли из его глаз при мысли о том, что он, уходя, не оставляет после себя никого.

– Я очень люблю вас.

Родители смотрели на него – прямо в глаза. Несмотря на весь ужас момента, Томми чувствовал себя очень хорошо.

Он крепко обнял обоих родителей и не размыкал объятий даже после того, когда их тела обмякли; он не желал выпускать их из рук, хотя они уже перешли в руки смерти. Когда силы покинули Томми, он опустился на колени рядом с их телами и стал ждать того момента, когда и сам испустит последний вздох.

Но минуты шли за минутами, а последний вздох все не наступал.

Томми провел рукой по залитому слезами лицу и с трудом поднялся на ноги, стараясь не смотреть на скрюченные тела родителей, их распухшие глаза и окровавленные лица. Если бы он на них не смотрел, то, может быть, они бы и не умерли? Может быть, это всего лишь сон?

Он медленно обошел вокруг их тел. Отвратительного дыма уже не было. Земля была усеяна мертвыми телами. Насколько хватало глаз, всюду лежали мертвые.

Это был не сон.

Почему я единственный остался в живых? Ведь умереть должен был я. Но не мать и не отец.

Опустив голову вниз, Томми снова посмотрел на их тела. Его печаль не выплакать в слезах. Она глубже и тяжелее всех тех дум, которые он передумал, размышляя о собственной смерти.

Какая чудовищная ошибка. Ведь он был больным, он был неполноценным человеком. Он уже давно знал, что смерть вот-вот придет за ним. А его родителям суждено было хранить память о нем, запечатленном в четырнадцатилетнем возрасте на тысяче фотографий… Ведь это им была суждена печаль.

Томми упал на колени и зарыдал, простирая руки к солнцу, расправляя ладони, моля и одновременно проклиная Бога.

Но Бог пока не решил, что с ним делать.

Когда Томми простирал руки к небу, один рукав опустился, обнажив запястье – бледное и чистое.

Он, опустив руки, смотрел на свою кожу, не веря глазам своим.

Его меланома исчезла.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 6

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации