Текст книги "Заледеневший"

Джеймс Тейбор
Заледеневший

Посвящаю эту книгу Т. Алану Браутону, направившему меня по верному пути

Рост ради самого роста – в этом заключается идеология раковой клетки.

Эдвард Абби

Мы должны переориентировать наши усилия с лечения симптомов на хирургическое удаление рака.

Такие операции потребуют от врача принятия множества жестоких и бессердечных решений.

А боль при этом может быть невыносимой.

Доктор Пол Эрлих, профессор факультета демографических исследований Стэндфордского университета

James Tabor

FROZEN SOLID

Copyright © 2013 by James M. Tabor

This translation is published by arrangement with Ballantine Books, an imprit of the Random House Publishing Group, a division of Random House, Inc.

© Вейсберг Ю. И., перевод на русский язык, 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Это художественное произведение. Любые сходства с реально существующими или ранее существовавшими людьми, событиями, местами, где разворачиваются действия (если нет соответствующего указания), – это всего лишь совпадения.

Часть первая
Континент боли

Великий Боже! Это ужасное место.

Сэр Роберт Фолкон Скотт, «На Южном полюсе»

1

Готовясь к заключительной стадии полета, «С-130» резко клюнул носом и, заложив тридцатиградусный вираж, предоставил Халли Лиленд возможность посмотреть на то, что находилось внизу. Был второй понедельник февраля; дело происходило на Южном полюсе сразу после полудня. Темноту прорезали две полоски света, тонкие и красные, будто свежие, только что сделанные скальпелем надрезы на коже. Расстояние в полмили до Южной полярной станции «Амундсен-Скотт» пришлось лететь по сияющему небосводу. Воздух был прозрачным, как полированное стекло; красные, белые и золотые лучи ярко сверкали, словно отражаясь от ограненных драгоценных камней, лежащих на земле в одной миле под крылом проплывающего над ними самолета.

– У пилота, похоже, денек не из приятных? – громко прокричала Халли, стараясь, чтобы ее услышал единственный, кроме нее, пассажир, старший по погрузо-разгрузочным работам. За время полета он ни разу не поднял головы от страниц старого номера журнала «Пипл».

О покое оставалось только мечтать. Халли находилась в пути уже четыре дня и четыре ночи, и желание поспать томило ее, словно неутолимая жажда. Но самолет был предназначен для перевозки грузов и не обеспечивал пассажирам никакого комфорта в полете. Ее посадочным местом стала бухта нейлонового троса, подвешенного, как гамак, в фюзеляже, а четыре ревущих двигателя делали попытки заснуть столь же бесплодными, как если бы вместо моторов тут был грохочущий водопад. Поэтому большую часть трехчасового перелета Халли то вспоминала неприятную сцену прощания с Уилом Бауманом в Далласе, то пыталась мысленно представить подледниковое озеро, вода в котором имела температуру двадцать два градуса. Именно озеро и послужило основной причиной ее визита сюда.

– Пилот просто развлекается! – В голосе старшего по погрузо-разгрузочным работам послышались веселые нотки. – Представляете, какая это скучища – лететь из «Мак-Мердо» до полюса и обратно? А когда самолет входит в облака, эти сидят в кабине, а мы – вдвоем в салоне. Понимаете, о чем я?

Халли была не уверена, что понимает. Посмотрев вниз на лед, она увидела, как пучок белого света вдруг рассыпался на многочисленные дрожащие лучики.

– Что это?

– У полярников есть поговорка: «Два лучших дня в вашей жизни – это когда вы прилетаете сюда и когда улетаете отсюда». Большое счастье – убраться из этих краев. – Мужчина внимательно посмотрел на Халли. – Обычно посетители не прилетают к нам в такое время года. Вы специально прибыли сюда зимой?

– А вам, похоже, очень хочется побыстрее вылететь обратно на «Мак-Мердо»?

– В этом нет ничего удивительного.

– Настроение у вас, я вижу, совсем не радостное.

– Ну сами посудите, большую часть времени до вылета обратно парни посвятят пьянке. А это значит похмелье, драки и прочие прелести.

– Пьянке, говорите? Так ведь сейчас только полдень.

Старший по погрузо-разгрузочным работам снова посмотрел на Халли:

– Вы что, здесь в первый раз?

Пилот за штурвалом все же умел летать, признала Халли. Она почти не почувствовала, как стальные лыжи самолета поцеловали лед, – а это нелегкий трюк с шестьюдесятью тоннами груза да еще в разреженном воздухе на высоте тысяча триста футов. Самолет, вырулив к месту стоянки, остановился, спустил наклонный грузовой трап. Халли задержалась внутри, надевая на лицо защитную маску и натягивая на голову отороченный мехом капюшон.

– Я не задержу вас, мэм. Скоро вас высадят. – Говоря это, старший по погрузо-разгрузочным работам подавал руками знаки стоявшей на льду толпе.

– Простите, что отрываю вас от дела. Такое зрелище здесь можно наблюдать не каждый день? – спросила Халли, глядя на полярное сияние, похожее на развернутый поперек черного неба висящий орнамент из зеленых и пурпурных сполохов.

Нахмурившись, мужчина ссутулился:

– Да, особенно в полуденное время.

Стена тел в черных парках встала на пути прибывших, не давая идти вперед по льду. Лица, скрытые под поднятыми меховыми воротниками, налобные светильники, смог от выдыхаемых алкогольных паров. Люди в толпе перемещались, перетасовывались и топали ногами, совсем как лошади на родительской ферме Халли в Шарлотсвилле.

– Пропустите, пожалуйста, – обратилась она к собравшимся.

– Пропустить через нас? – грубо сострил кто-то.

Несколько человек расхохотались, но никто не сдвинулся с места.

Халли обошла их сбоку.

– Посадка! – пронзительно закричал старший по погрузо-разгрузочным работам и отскочил в сторону, как пешеход, случайно вышедший на полосу движения.

Потом он наконец сгрузил на лед два оранжевых походных чемодана Халли.

– Добро пожаловать в насквозь промерзший ад, мэм. Желаю вам хорошо провести здесь время! – театральным тоном объявил он, и девушка впервые услышала, как его голос прозвучал бодро и жизнерадостно.

– А чему вы сейчас так радуетесь?

– Да тому, что уже улетаю отсюда, мэм.

Халли наблюдала за тем, как самолет выбрался на взлетную полосу, а потом снова взлетел и повернул обратно на «Мак-Мердо». Она осталась на льду в полном одиночестве. Никогда ей не доводилось бывать в столь мрачном и пугающем месте. Небо над головой напоминало сияющий купол из полированного оникса с выгравированными белыми крапинками звезд. Лед был похож на розово-красный мрамор, местами покрытый снежными сугробами, изъеденными ветровой эрозией. Ветер дул со скоростью двадцать миль в час. Для полюса это почти безветрие: здесь ураганные ветры со скоростью сотни миль в час – явление весьма частое.

Цифровой термометр, висящий на одном из замочков застежки-молнии, показывал шестьдесят восемь ниже нуля. А под пронзительным ветром температура опускалась почти до минус ста. Халли когда-то слышала, что, по мнению пожарников, огонь – голодное живое существо. Этот холод, похоже, тоже был живым. И голодным. Он проникал через семь слоев специальной одежды, сквозь швы, застежки-молнии и участки, в которых теплозащитная подкладка была тоньше. Неприкрытые участки кожи лица обжигало так, словно к ним прикасались горящей сигаретой.

Внезапно Халли подумала, что, наверное, умрет прямо здесь, на этом самом месте, где она вышла из самолета и откуда отчетливо видела станцию. «Все рассказы об аде – это сплошная чушь», – пронеслось в голове. В аду наверняка так, как здесь: холод, темнота и все мертвое. Девушка повернулась на триста шестьдесят градусов вокруг себя, но не увидела ничего, кроме станции. В этом прозрачном, первобытной чистоты воздухе казалось, что до нее менее полумили, но Халли видела расстояние от посадочной полосы до станции на карте в «Мак-Мердо». Она провела ногой по льду. Его поверхность была изрезана и усыпана мелкими осколками, словно хоккейная площадка после игры. В голове ощущались легкость и пустота. В глазах мелькали серебряные искры. В ушах стоял звон, Халли подташнивало; вздохнуть полной грудью она не могла, сердце тяжело и учащенно билось. Приличная высота над уровнем моря, антарктический холод, усталость – ведь Халли только что прилетела.

Она привезла с собой костюм для дайвинга и все, что нужно для работы под водой, поэтому каждый из ее чемоданов весил не менее сорока фунтов. При такой температуре лед скорее походил на промерзший песок. Тащить чемоданы волоком было и тяжело, и опасно для их содержимого. Халли собралась в поездку почти моментально, даже еще быстрее: ведь это привычное дело для тех, кто служит в Ведомстве биологической защиты США экспертом, ведущим работу непосредственно в местах биологически неясных или опасных происшествий. «Да уж, организация работы оставляет желать лучшего, – думала Халли, – если, прилетев сюда, человек попадает прямиком в лапы смерти».

– Ну ладно, надо идти, – сказала девушка самой себе.

Внутри четырехслойных рукавиц ладони уже окоченели. Она с трудом ухватилась за концы веревок, привязанных к чемоданам, и двинулась к станции, таща их за собой. Ощущение было такое, будто под ногами месилась глубокая непролазная грязь. Пройдя шагов тридцать, девушка остановилась. В легких чувствовалась тяжесть, мышцы жгло, тело буквально проклинало мозг за то, что ему приходится так ишачить. Пока Халли шла вперед, станция, казалось, пятилась назад, словно уплывала со своего места, подобно отколовшейся льдине, уносящей печальное чудовище Виктора Франкенштейна.

Подняв голову, девушка увидела вдалеке источник света, подпрыгивающий, как в танце, и приближающийся к ней. Через несколько минут снегоход, подняв облако ледяной пыли, остановился возле Халли. Водитель ростом и фигурой походил на бочку и с макушки до пят был одет во все черное. Халли опустила голову так, чтобы луч ее налобного фонаря упирался прибывшему в грудь, а не слепил глаза.

– А тут совсем не жарко. Я, конечно, не надеялась на встречу с духовым оркестром, но…

– Милая моя, да разве это холод! – Хриплый голос принадлежал, как оказалось, не «ему», а женщине, говорившей с австралийским акцентом. – Грейтер сказал, что вы должны прилететь завтра. На ваше счастье, пилот сообщил по радио, что вы прибыли.

– Грейтер?

– Начальник станции. Я вот думаю, неужели нельзя было уместить все свое барахло в одном чемодане?

В ее тоне Халли расслышала высокомерие и снисходительность или раздражение, а возможно, и то, и другое. Девушка забросила оба чемодана в оранжевые грузовые сани.

– Что вас сюда принесло? – спросила женщина. – Никто не приезжает на зимовку так рано.

Теперь в ее тоне слышалась злость, и Халли изо всех сил старалась понять, в чем дело. Беспричинный хронический гнев? Впрочем, необходимость покинуть теплую уютную станцию и по стоградусному морозу тащиться за каким-то бестолковым визитером вполне могла послужить причиной. После приступа кашля женщина с трудом отдышалась. Выпрямившись, она сделала осторожный вдох.

– Не очень хороший у вас кашель, – сочувственно произнесла Халли. – Бронхит?

– Полярная простуда. Не волнуйтесь, вам этого тоже не избежать. Так, значит, вы все-таки на зимовку?

Женщина уселась на снегоход и знаком велела прибывшей сесть позади нее. Ветер уже пробрал Халли до костей.

– Тут все время так дует? – спросила она.

– Нет.

– Это хорошо.

– Я хотела сказать, что обычно ветер намного сильнее.

Прежде чем запустить мотор, женщина посмотрела на Халли из-за плеча внимательным взглядом.

– Теперь до меня дошло. Вы приехали на замену той самой пробирке, которая умерла, верно? Как же ее звали?..

– Ее звали Эмили Дьюрант, – ответила Халли.

2

– Добро пожаловать в ЖОПУ, – объявила бочкообразная женщина. – А расшифровывается это как…

– Как это расшифровывается, я в курсе. ЖОПА – это «Исследовательская станция «Амундсен-Скотт» – прервала ее Халли, обретя наконец возможность дышать. – Выглядит как «Мотель номер шесть» на ходулях.

Они стояли возле парковки снегоходов рядом с желтыми ступеньками лестницы, ведущей к главному входу в станцию.

– Ветры дуют ниже, поэтому здесь не образуются снежные заносы. А иначе пять лет – и мы погребены. Как это произошло со «Старым полюсом».

– Так, значит, жизнь существует здесь во всех проявлениях? Люди живут, работают – в общем, все как обычно?

– Теперь да. Летом все разъезжаются. Пробирки завершают свои проекты. Остается только костяк команды обслуги.

– Пробирки? Обслуга?

– Полярный сленг. Научные работники – это пробирки. Те, кто обеспечивает им условия и оказывает помощь, например я, – обслуга. Нас еще называют амбалами.

Войдя внутрь, они пристроили чемоданы Халли у стены и сбросили верхнюю одежду. Женщина оказалась чуть тяжелее и приблизительно на пять с лишним дюймов ниже Халли, рост которой составлял пять футов десять дюймов, а вес – сто тридцать шесть фунтов. Каштановые волосы «аборигенки» были подстрижены «ежиком», а нечистую кожу щек покрывали пятна застарелой угревой сыпи; она взирала на мир взглядом собаки, часто получающей пинки. Пристально посмотрев на Халли, женщина сразу оценила ее внешность: светлые, почти белые волосы, высокие скулы; большие синие, как бирюза, глаза. Негромко присвистнув, она сказала:

– Ну, у тебя отбоя не будет от полярных парней. Да и от некоторых девиц. Так что не расслабляйся.

– Как тебя зовут? – спросила Халли.

– Рокки Бейкон.

– Рокки?

– Уменьшительное от Рашель. А тебя как звать?

– Халли Лиленд, – ответила девушка. Сощурившись, она пристально вгляделась в полутемный коридор. – У вас тут весьма светло и чисто.

– Экономия энергии. Света достаточно, чтобы не упасть и не разбиться. Датчики движения включают и выключают освещение в соответствии с твоим перемещением по коридору.

– На самом деле я пошутила, – сказала Халли.

– Я догадалась. Читала что-то подобное. Фолкнер, так?

Нос почуял неприятный запах, и это удержало Халли от лекции по современной американской литературе.

– Чем это так воняет?

– Запах полюса, – усмехнулась Рокки. – Аромат дизельного топлива, дезинфицирующего средства, подгоревшего жира и немытых тел. Ты же приехала сюда всего на пять дней?

– А почему пол вибрирует?

– Так ты одна из тех?

– Из каких тех?

– Из тех, кто отвечает вопросом на вопрос. Это раздражает.

– В самом деле? – Халли смогла прогнать улыбку с лица, но не из глаз.

– Фунджисы, – сердито взглянула на нее Рокки.

– Что еще за фунджисы?

– Да гребаные новички. Что парни, что девки.

Рокки закашлялась; кашель был нехороший. В помещении это особенно чувствовалось, поскольку на женщине не было маски, прикрывающей лицо от ветра. Она вся побагровела, глаза налились кровью, из носа потекло.

– Пикорнавирус, – сказала Халли. – Каждый закупоривается, подобно лабораторной мыши, втягивает микробы и вирусы в себя и выдает их наружу.

– А вы что, врач?

– Микробиолог. А где здесь кафетерий? Мне нужна вода и хочется кофе.

Первую полярную станцию на Южном полюсе ВМФ США выкопал в девственных льдах каменной прочности еще в 1957 году. Это первое в Антарктиде сооружение все еще существовало, переместившись сейчас на тридцатифутовую глубину и получив новое название «Старый полюс». Нечто похожее произошло и с другими объектами, возведенными ВМФ США, – такова традиция этого ведомства. Обитатели новой станции называли кафетерий камбузом. Но на деле, невзирая на название, это помещение походило на столовую средней школы или исправительно-воспитательного учреждения. Прямоугольный пол немалой площади, заставленный зелеными, видавшими виды столами и стульями. Плотная завеса из запаха свежей половой мастики и застаревшего смрада подгоревшего жира. Кухня и линия раздачи оформлены в черном цвете. В часы приема пищи в столовой стоял сплошной гул голосов. Кто-то, поддавшись желанию хоть как-то украсить обеденный зал, подвесил к потолку многоцветные световые рождественские гирлянды. Сейчас большая часть лампочек перегорела, и провода свисали с потолка подобно толстым нитям зеленой паутины.

– Ну а чем кормят на Южном полюсе? – спросила Халли у Рокки.

– Ты когда-нибудь сидела в тюрьме?

Халли открыла рот, чтобы ответить «пока нет», но не успела. Рыжеволосая женщина в лабораторном халате, сидящая за одним из столиков, неожиданно вскочила со стула, настолько поспешно, что тот опрокинулся спинкой на пол. Женщина прижимала к лицу несколько бумажных салфеток, пытаясь с их помощью остановить сильное носовое кровотечение. Кровь, быстро пропитав этот самодельный компресс, потекла по пальцам и бледным запястьям, и почти сразу на белом халате расплылись пятна, напоминающие цветом и формой редиску.

В течение нескольких секунд ничего не происходило, но затем глаза женщины широко раскрылись и грудная клетка затряслась в конвульсиях. Она закашлялась, и изо рта сразу хлынул густой кровавый поток. Женщина шагнула вперед, споткнулась, рот открылся еще шире – кровь била фонтаном. Она зашаталась, задела несколько стульев, потом ухватилась за стол. А кровь все хлестала и хлестала у нее изо рта, заливая передние полы халата, забрызгивая столешницы ближайших столов и пол. Люди спешно отходили в сторону.

Пострадавшая повалилась навзничь. Голова с громким треском стукнулась об пол. Затрубила система громкой связи: «Код блю» в обеденном зале. «Код блю» в обеденном зале. Фельдшеров «Скорой помощи» в обеденный зал. Повторяю, «Код блю» в обеденном зале».

– Кто-то вызвал медпомощь, – пробормотала Бейкон.

Крупный упитанный мужчина в черном халате встал на колени возле несчастной. Он наклонился, желая выяснить, дышит ли она, но, покачав головой, сразу же начал делать непрямой массаж сердца. Второй мужчина опустился на колени возле головы женщины с вентилятором легких в форме маски, но обильное кровотечение не позволило ему применить этот аппарат. Два фельдшера «Скорой помощи» в голубых комбинезонах влетели в обеденный зал. Очистив дыхательные пути пострадавшей, они надели ей на лицо маску с вентилятором и включили дефибриллятор. После десяти минут усилий и четырех серий шоковых толчков компьютеризированный голос прибора объявил простуженным басом: «Пациент не реагирует».

Фельдшеры поднялись на ноги.

– Мы ее потеряли, – произнес один из них.

Халли доводилось видеть людей и с более серьезными травмами, пострадавших в горах и в пещерах, она видела утопленников, а несколько раз – убитых и даже изуродованных падением с большой высоты. Но она никогда не видела, чтобы из человека вытекало столько крови. Несчастная словно лежала в центре темно-красного пруда овальной формы. Двое мужчин в черных халатах и фельдшеры выглядели как израненные бойцы.

Пока фельдшеры работали, в обеденном зале висела мертвая тишина. Теперь же стало даже более шумно, чем до этого мрачного происшествия. Когда Халли вошла сюда, она видела десятки лиц, и каждое выглядело по-своему особенным. Сейчас все, на кого она смотрела, казались на одно лицо, на котором отпечатался ужас. Кто-то, стоявший поблизости от нее, – она не могла точно сказать, мужчина или женщина, – негромко рыдал.

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Повернувшись на голос, Халли увидела высокого мужчину, одетого в отутюженную форму цвета хаки. Ее поразили бледность его кожи и то, как одежда висит на костлявом теле. Голос вновь прибывшего дребезжал. «Завзятый курильщик или тяжелая простуда», – подумала она. А то и все сразу.

– Я сидела почти рядом с ней, – ответила одна из женщин, обступивших тело. Выражение ее багрового лица говорило, что она вот-вот расплачется. Одной рукой она держалась за край столешницы, другую приложила к основанию шеи. – Харриет вдруг встала. Я подумала, что это, вероятно, приступ кашля. Но ее стало рвать кровью. Я никогда не видела столько крови. Да сами посмотрите.

– Ее не рвало, – сказал один из фельдшеров. – Вокруг нее только кровь и никаких посторонних включений.

– Это какой-то вид кровоизлияния, – предположил второй фельдшер. Он, как и все, кто находился в обеденном зале, не сводил глаз с лежащей на полу. Ее кожа сейчас стала такой же белой, как и лабораторный халат.

Запах свежей крови подавил запах мастики, чад от пригоревшего жира и все остальное, действующее на обоняние в этом помещении. Желудок Халли сжимали спазмы. Первоначальный шок сменился потрясением; ей было жаль эту несчастную, а если говорить по-честному, ее обуял страх.

Мужчина в хаки включил радио и произнес:

– Внимание, это Грейтер. Доктору и группе по обеспечению биологической безопасности срочно прибыть в обеденный зал. – В правом ухе у него был наушник, так что он мог слышать ответ другой стороны. Он снова сообщил по радио: – Здесь кровь. Много крови. Скончалась женщина. Харриет Ланеэн. – Обратившись к фельдшерам, он добавил: – Поможете с эвакуацией тела, когда они прибудут. Врач должен его осмотреть и сделать необходимые фотографии. После этого отправьте тело в морг. Я постараюсь как можно скорее переправить его со станции на самолете.

Грейтер повернулся к толпе, обступившей место происшествия. Халли заметила злость в его резких движениях и ясно расслышала раздражение в голосе. «Возможно, здесь это обычное явление», – подумала она.

– Я хочу получить показания свидетелей произошедшего на свою электронную почту к тринадцати ноль-ноль.

– А как быть, если мы вообще ничего не видели? – прозвучал неизвестно кем заданный вопрос.

– Да бога ради, вот это и напишите в своем электронном письме. Позже я кое с кем из вас поговорю. Слушайте, в последнее время вы абсолютно перестали реагировать на вызовы! Если вы слышите свое имя по интеркому, это означает, что я хочу видеть этого человека у себя в офисе немедленно. И я должен увидеть его немедленно или получить достаточно веские объяснения того, почему он не явился. А сейчас очистите территорию. Биологическая группа скоро будет.

Халли направилась к выходу вслед за Рокки Бейкон и остальными, но чья-то рука легла на ее плечо. Обернувшись, она увидела мужчину в хаки.

– Вы – Лиленд? – спросил он.

– Я только что прибыла и хотела встретиться с вами после…

Он посмотрел на нее так, словно услышал нечто оскорбительное.

– Зак Грейтер. Следуйте за мной.