Текст книги "Завороженная"

– Я голоден как волк. – Александр взял Ливию за руку. – Мы не могли бы хоть недолго побыть самими собой, Ливия? Я устал от игр.

– А я не знала, что мы с вами во что-то играем, – откликнулась Ливия.

– Насколько мне помнится, игру затеяли вы, – не замедлил ответить Александр, но тут же, махнув рукой, сказал: – Забудьте о моих словах. Я ведь славянин, а мы народ простой и, желая добиться расположения женщины, действуем безыскусно. Я, конечно, пытаюсь вести себя как настоящий англичанин, ухаживая за леди, но у меня не слишком хорошо получается. Не начать ли нам все сначала?

Ливия нахмурилась. Он впервые заговорил об ухаживании, но если принять во внимание все его поступки с момента первого знакомства, можно было догадаться о его намерениях. У Ливии снова возникло ощущение, что ее вовлекли во что-то очень серьезное и опасное, знать бы только – во что.

Однако она ответила, как ни в чем не бывало:

– Мне очень нравится ваше общество и эти великолепные животные. Я получила огромное удовольствие от катания на Дафне этим утром.

Алекс выстрелил в нее взглядом – словно из двух стволов полыхнуло синее пламя, и, пожав плечами, направился к беседке.

Ливия последовала за ним. Из беседки открывался вид на излучину реки.

– Какая красота!

– Один из самых красивых видов, какими можно любоваться в Ричмонде, – сказал Александр и прошел к широкому столу, накрытому в беседке. – Вина?

– Да, спасибо. – Она подошла ближе. – О, пирог с дичью… и клубника. Как вам удалось раздобыть клубнику в сентябре? – Но тут она вспомнила про цветы из оранжереи. – И виноград… – пробормотала она, оторвав ягодку от изящно уложенной грозди.

Она приняла из его рук бокал вина и, сделав глоток, одобрительно кивнула.

– Я обещал, что у нас будет пикник, – напомнил ей Александр и поднял бокал в молчаливом тосте.

Ливия тоже подняла бокал.

Она не видела, как Алекс опустил бокал, но почувствовала, как он подошел к ней сзади. Ощутила его теплое дыхание. Его ладони легли ей на плечи.

Кожа ее была еще влажной от пота, пахла осенним воздухом и лошадиной плотью, а от ее волос пахло лавандой. Александр провел языком снизу вверх по ложбинке у нее на затылке и почувствовал, как она вздрогнула. Руки скользнули по ее телу, груди, сжатой тесноватым жакетом. Он прикоснулся губами к мочке ее уха, сжал ее, чуть прикусив, а его пальцы уже расстегивали крючки на ее жакете. Он скользнул руками под жакет, и ее полные груди, прикрытые тонким батистом блузки, наполнили его ладони. Соски ее отвердели, упираясь в его ладонь. Ливия прислонилась спиной к его груди, словно моля о новых ласках.

Алекс повернул ее к себе лицом. Его тело, прижатое к ее телу, было твердым и сильным. Она почувствовала, как он восстал и прижался к ее животу. В этот миг спазм охватил ее лоно, и бедра инстинктивно сжались. Она накрыла распирающий его бриджи твердый холмик. Он судорожно втянул ртом воздух, его ладони скользнули под блузку к ее груди. Ливия выгнулась ему навстречу и тихо застонала.

Александр не планировал того, что происходило сейчас. Он понимал, что должен остановиться, пока не поздно, и, сделав над собой усилие, застегнул ей блузку и отступил на шаг.

– Похоже, в тебе тоже течет славянская кровь, Ливия, – пробормотал он. Дыхание его все еще оставалось сбивчивым и хриплым, щеки пылали, а глаза казались темнее обычного от желания. – Господи, я бы все сейчас отдал за постель в комнате, которую можно запереть на ключ. – Он прошептал эти слова едва слышно, но отчаяние вожделения было понятно и без слов, тем более что Ливия целиком разделяла его чувства.

Она отошла от него, отвернулась и устремила взгляд вдаль. Но сейчас она едва ли была способна наслаждаться красотой природы. Руки ее дрожали, и, чтобы унять дрожь, она прижала их к пылающим щекам. Как могла она дожить до двадцати семи лет, ни разу не испытав ничего подобного?

В этот момент ключ в замке повернулся, и дверь широко распахнулась.

И будь она проклята, если позволит этой двери закрыться вновь.

Исполненная решимости, Ливия заправила блузку в юбку.

Александр прикоснулся к ее плечу, протянув ей бокал с вином.

– Выпейте, – сказал он.

Ливия с жадностью выпила бокал, наслаждаясь богатым вкусом виноградного вина. Внезапно все ощущения стали острее.

– Сначала пообедаем, а потом поговорим, или наоборот? – спросил Александр.

– О чем говорить? – Даже самой Ливии ее вопрос показался глупым, и она нетерпеливо тряхнула головой. – Забудьте мои слова.

– Я понимаю. – Он поставил свой бокал на ограду и наклонился, чтобы поднять ее жакет с пола. – Наденьте, пока не замерзли. – Он подержал жакет, пока она не просунула руки в рукава с почти неуклюжей торопливостью, и терпеливо дождался, пока негнущимися пальцами она застегнет крючки. Александр хотел помочь ей, но, зная, что произойдет, стоит ему к ней прикоснуться, удержался от искушения. Во второй раз пойти на попятную им не удастся.

Александр решительно оттолкнулся от ограды и заявил:

– Итак, обедаем. Что будете есть? – Он окинул взглядом стол: – Вот йоркширский окорок, недурственный пирог из куропаток, копченая форель, тарталетки, салат из водяного кресса и одуванчика.

Ливия решила вести себя так, словно ничего не произошло.

– Понемногу всего, если можно. – Она допила вино и подошла к столу, подлив себе еще вина. Голова слегка кружилась, но Ливия решила, что это ее не остановит. Она будет пить это чудесное вино, лакомиться роскошными блюдами, а там хоть трава не расти.

– Присядьте, – сказал Алекс и указал на складной парусиновый стул, придвинутый к столу.

Ливия села, расстелила на коленях белоснежную салфетку и взяла в руки вилку, Она чувствовала себя весьма необычно. Словно выпила слишком много шампанского. Нельзя сказать, чтобы ей хоть раз в жизни довелось напиться пьяной, но из того, что она слышала от знакомых молодых людей, она знала, что пьяные люди пребывают в состоянии эйфории, когда для тебя нет ничего невозможного и мир видишь как сквозь розовые очки. Именно так она ощущала себя сейчас.

Александр положил себе еды и сел за стол напротив Ливии. Отчего-то он пришел к убеждению, что в том, что касается Ливии Лейси, честность – лучшая политика.

– Итак, давайте поговорим. – Он глотнул вина и напрямую спросил: – Вы выйдете за меня, Ливия?

Ливия уставилась на него и замерла, так и не успев донести вилку до рта.

– Простите?

– Я спросил, выйдете ли вы за меня замуж, Ливия. – Он улыбался немного грустно. – Это предложение руки и сердца. Я делаю его впервые, так что вы должны простить меня, если оно получилось не слишком утонченным.

«Но вам не занимать изысканности. Утонченность сквозит во всем, что касается вас», – хотелось сказать Ливии, но она промолчала. Она опустила вилку, оперлась руками о стол и положила подбородок на сложенные кисти, пристально глядя на Алекса.

– Почему вы хотите жениться на мне, князь Проков? Только не лицемерьте.

Он тряхнул головой.

– Поверьте, это первое предложение в моей жизни.

– Я готова вам поверить, – сказала Ливия, подумав, что ни одна женщина в здравом уме не отказала бы ему – Но почему я? Мы едва знаем друг друга.

– Теперь мы знаем друг друга несколько лучше, – многозначительно заметил князь, приподняв бровь.

Ливия почувствовала, что краснеет, чем была весьма раздосадована.

– Не стану этого отрицать, иначе вы могли бы упрекнуть меня в лицемерии. Но это… эти мгновения… они едва ли могут стать прочным основанием для брака.

– Не соглашусь, – сказал он и накрыл ее руку своей. Повернув ее кисть ладонью кверху, он осторожно провел по ней подушечкой пальца. – Такого рода совместимость многого стоит. – Он помолчал, после чего решительно добавил: – Я никогда не посмел бы предложить вам нечто менее достойное, чем официально стать моей женой.

– Я высоко ценю ваше признание, но… но… должна быть еще какая-то причина. Я не могу ничего предложить вам взамен – ни приличного приданого, ни иных ценностей.

Проков рассмеялся:

– Мне не нужно ваше приданое, моя дорогая. Мой отец был одним из самых богатых российских князей. Я унаследовал громадное состояние: двадцать поместий, около пятидесяти тысяч крепостных. Деньги меня совершенно не интересуют.

– Тогда что вас интересует?

– Буду с вами откровенен, Ливия. Мне тридцать шесть, и я достаточно походил в холостяках. Но пока не увидел вас на балу в тот вечер, никогда не встречал женщины, глядя на которую мог бы сказать себе, что готов провести с ней всю оставшуюся жизнь…

– Как вы могли принять такое решение, лишь однажды увидев меня? – перебила его Ливия.

– Наверное, вам трудно в это поверить. – Он пожал плечами. – Но вы меня заинтриговали. Кроме того, вы должны были танцевать с этим увальнем Беллингемом, и мне это показалось ужасно несправедливым, и, как я уже сказал, я поверил в то, что смогу прожить с вами жизнь.

Ливия кивнула и вновь почувствовала себя так, словно у нее вместо крови по венам текло шампанское.

– А потом, когда я с вами заговорил, я… – Еще одно выразительное пожатие плечами. – Я был обезоружен, очарован. Я привык добиваться того, чего хочу, Ливия. Но если вы скажете, что не желаете принимать моих ухаживаний, я не стану впредь вас беспокоить.

Он рисковал, ставя на кон успех всей операции, но кто не рискует, тот не выигрывает.

Ливия осторожно высвободила руку, встала и прошла к дальнему краю беседки.

Как она может сразу решиться на такой шаг? В то же время внутренний голос нашептывал ей: «Но ведь ты не сможешь ему отказать».

Ливия подумала об отце. Что, интересно, скажет он русскому князю, когда тот придет просить руки его дочери? Даже думать об этом не хочется. Ливия с трудом сдерживала смех. И все же какие у него могут быть возражения? Князь Проков во всех смыслах был отличной партией для дочери английского графа, удалившегося от светской суеты. Возможно, даже слишком хорошая для дочери скромного английского викария.

Ливия обернулась. Александр встал, но из-за стола не вышел. Он ждал, опершись ладонями о стол.

– Мне нужно подумать, – сказала Ливия.

– Разумеется. – Он взял крохотные ножницы и отрезал веточку винограда от грозди. – Давайте продолжим нашу трапезу.

Глава 8

Ливия сидела в уютном салоне почтовой кареты, которая мчала ее домой, на Кавендиш-сквер. Она сидела в расслабленной позе, откинув голову на мягкие подголовники, закрыв глаза, и дремала под монотонный цокот копыт о булыжную мостовую. Она чувствовала усталость. Ее не столько утомила затянувшаяся на целый день прогулка верхом, сколько умственное напряжение. Она стояла перед выбором, самым трудным выбором в жизни, и теперь каждый шаг ее был чреват столь многосторонними и далекими последствиями, что разобраться в них оказалось бы едва ли по силам самому дальновидному и мудрому из философов. Бедный мозг Ливии горел от напряжения.

Но возможно, не стоило так много думать об этом. Надо лишь спросить себя, чего она хочет. Действительно, чего она хочет на самом деле? Брака, детей – разумеется. Но только за этот год она ответила отказом на три предложения руки и сердца вполне достойным мужчинам. В чем же дело? А дело в том, что будущее с любым из них представлялось ей серым и скучным.

Так, может, сама о том не догадываясь, она всегда искала встречи с опасностью, и это радостное возбуждение, неизменно сопутствующее каждой встрече с русским князем, и есть тому залог? Это волшебное ощущение, когда дышишь полной грудью. Особенно это касалось остроты ощущений, проявившейся в полной мере в беседке. Соски ее вновь отвердели при воспоминании о том, как его ладони касались ее тела.

Так ли на самом деле важно то, что она о нем почти ничего не знает? Она почувствовала бы, будь он грубым, подлым, мелочным, лживым.

Чего добивался Алекс, сделав ей предложение? На этот вопрос ответить было еще сложнее. Гораздо сложнее. Он сказал, что ему пора жениться, что он хочет наследника. Ничего удивительного в этом нет. Она сама мечтала о муже и детях и вполне могла себе представить Алекса как в роли своего мужа, так и в роли отца своих детей.

Ливия отодвинула в сторону полоску кожи, закрывавшую окно кареты. Этот экипаж был значительно удобнее того, который доставил ее в Ричмонд. Алекс заказал почтовую карету, как только они вернулись в Уайт-Харт. Кое-что она все же о нем успела узнать – он привык заботиться о комфорте и за ценой не стоял. Он действительно был богат.

Ливия никогда не считала себя корыстной. Разумеется, она ценила комфорт. Хорошую и вкусную еду, мягкую постель, уютный дом. Сама она никогда не жила в роскоши, умела развести огонь в очаге, кровать застелить, приготовить еду. Отец Ливии держал слуг в весьма ограниченном количестве, так что с пятнадцати лет, после смерти матери, Ливия выполняла обязанности экономки и хозяйки в доме викария. Но она не могла отрицать того, что роскошь передвижения в почтовой карете, катания на красивой породистой лошади, прекрасное вино и наличие горничной, которая каждое утро приносит тебе чай в постель, – вещи более чем приятные. Столь же приятно думать о богатом и разнообразном гардеробе.

Следовало ли ей стыдиться таких желаний? Вправе ли дочь преподобного лорда Харфорда предаваться подобным мечтам?

Экипаж свернул на Кавендиш-сквер, и карета остановилась перед домом. В холле горел свет. Лакей в ливрее спрыгнул с запяток кареты и открыл дверь, помогая Ливии спуститься.

– Прошу вас, миледи.

– Спасибо. – Ливия спустилась на тротуар, и лакей бросился, опережая ее, к парадной двери и пару раз стукнул молотком.

– Надо сильнее стучать, – сказала Ливия. – Мой дворецкий глуховат.

Но дверь открыли почти сразу. На пороге стояла Аурелия.

– Я так и подумала, что это ты, – сказала она, быстро окинув взглядом лакея и почтовую карету и сделав выводы. – Долгий ты, наверное, проделала путь, – сказала она улыбаясь.

– Да, парк велик, – в тон ей ответила Ливия, войдя в дом. С улыбкой поблагодарив лакея, она закрыла дверь.

– Почтовая карета, ни больше ни меньше, – заметила Аурелия. – Намного удобнее, чем вонючий наемный экипаж.

– Еще бы, – сказала Ливия, поднимаясь по лестнице. – Мне надо переодеться, Элли. От меня разит лошадиным потом.

– Буду ждать в гостиной, – хмыкнула Аурелия. – Я сказала Моркомбу, что мы будем ужинать вдвоем. Надеюсь, никаких планов на вечер у тебя нет? – Аурелия вопросительно приподняла бровь.

– Никаких, – сказала Ливия. – И если честно, я с ног валюсь от усталости.

Аурелия решила, что вопросы она успеет задать и позже, когда ее подруга переоденется и спустится вниз.

Когда Ливия спустилась в гостиную в стареньком халате, стало окончательно ясно, что вечер она хочет провести в тихой домашней обстановке. Взяв предложенный Аурелией бокал хереса, Ливия опустилась в кресло с потертой обивкой из набивного ситца и протянула ноги к камину.

– Как хорошо, – сказала она.

– Особенно после напряженного дня, проведенного в обществе русского князя. Приятный, должно быть, контраст, – откликнулась Аурелия, беря в руки незаконченную вышивку.

Ливия рассмеялась.

– Даже не знаю, что тебе сказать, Элли.

– Рассказывай все. Впрочем, можешь опустить некоторые подробности. Откуда, например, у тебя на юбке пятна от травы?

– Никаких пятен на самом деле нет, – ответила Ливия. – Но близко к тому, Элли.

Аурелия окинула подругу задумчивым взглядом.

– Ты прямо-таки сияешь, – сказала она. Ливия прижала ладони к щекам:

– Я никогда ничего подобного не испытывала, Элли. И решила во что бы то ни стало узнать, что будет дальше.

Аурелия молча вышивала какое-то время, а затем, как бы невзначай, спросила:

– Ты говоришь об исследовании вопроса в общем или в той его части, что касается князя Прокова?

– Он сделал мне предложение, – сказала Ливия, глотнув хересу.

Аурелия медленно отложила рукоделие и тихо присвистнула.

– Он не из тех, кто годами ходит вокруг да около, верно? И ты приняла его?

Ливия пожала плечами.

– Я сказала, что мне нужно подумать. Надеялась, что ты поможешь мне принять верное решение, Элли. Я совершенно сбита с толку.

– Неудивительно. Ни с того ни с сего предложение не делают.

– Разумеется. Но если вспомнить, что Алекс столкнул Беллингема в фонтан, чтобы он со мной не танцевал, целую оранжерею, которую он преподнес мне вместо букета, наконец, Дафну…

– Дафну?

– Я не рассказала тебе про лошадь. – Ливия виновато улыбнулась. – Я ему сказала, что с удовольствием буду на ней кататься, но в качестве подарка не возьму.

– Он хотел подарить тебе чистокровную кобылу? – удивилась Аурелия. – Во время второго или третьего свидания?

– Представь себе.

Аурелия потянулась за графином и налила еще по бокалу хереса.

– Надо навести о нем справки, прежде чем ты примешь решение.

– Каким образом?

– Через Гарри.

– Но он в Рингвуде.

– Завтра они возвращаются в Лондон. – Аурелия подошла к секретеру. – Посыльный доставил сообщение от Корнелии. – Она протянула Ливии письмо.

Ливия пробежала его глазами.

– Мне не терпится поскорее увидеть Сюзанну, – сказала она, – а также Гарри и детей, конечно. Ты писала Нелл об Алексе, Элли?

Аурелия кивнула:

– А как же. Все, что касается тебя, касается нас всех.

– Ситуация довольно сложная, – сказала Ливия. – Я бы с радостью прислушалась к мнению Нелл, но не хочу, чтобы Гарри натравливал своих ищеек на Александра. С моей стороны это было бы предательством. Я доверяю ему и должна поступать так, как подсказывает мне интуиция, а не донесения офицера британских секретных служб.

– Мне понятна твоя позиция, Но ведь ты даже не знаешь, с кем он ведет дружбу, – веско заметила Аурелия. – Наверняка у него есть… приятели-соотечественники. Хорошо было бы узнать, с кем он общается в русской эмигрантской среде? Стал ли он по каким-либо причинам изгоем в своей стране или приехал за границу просто так, набраться новых впечатлений? Но, учитывая политический момент и характер отношений между Россией и Англией… – Аурелия покачала головой. – А что, если он не тот, за кого выдает себя?

– Если, я повторяю, если я приму решение выйти за него, то выйду за него такого, какой он есть. И он женится на мне такой, какая я есть. Нельзя прожить с кем-либо жизнь на других условиях.

– Браво, Ливия! – сказала Аурелия. – А что, если он намерен увезти тебя в Россию? Ты готова бросить все – семью, друзей – и уехать с ним?

Помолчав, Ливия ответила:

– Это неизбежно, Элли. Но я надеюсь, что он примет во внимание мои желания и чувства.

Аурелия кивнула.

– Лив, что ты чувствуешь к нему? Сильную страсть? Что это: любовь или брак по расчету?

Ливия усмехнулась:

– Я никогда не влюблялась, Элли, но меня к нему влечет. Не знаю, достаточно ли этого чувства, чтобы подпитывать брак по расчету. Но должна тебе сказать, Элли, что быть княгиней Проковой очень выгодно во всех отношениях.

Аурелия рассмеялась.

– О да, – сказала она. – Хотела бы я увидеть лицо твоего отца, когда князь попросит твоей руки.

Ливия поморщилась.

– Я и сама об этом думаю. Он не может не разрешить мне выйти замуж, поскольку я уже давно совершеннолетняя, но мне бы хотелось, чтобы он одобрил мой выбор, Элли.

Аурелия перестала улыбаться. Ливия и ее отец были по-настоящему близки, несмотря на то что Ливия не вполне разделяла убеждения отца, считавшего необходимым ограничивать себя во всем, что касается комфорта, ради духовного совершенства. Для Ливии стало бы настоящей катастрофой, если бы отец не благословил их брак.

– Он никогда не принуждал тебя, не навязывал своей воли, – заметила Аурелия. – Давал тебе возможность поступать так, как ты считаешь нужным.

Ливия кивнула:

– Он всегда поощрял меня к самостоятельности, это верно. С помощью шахмат, например. – Отец начал учить ее игре в шахматы, когда Ливии исполнилось четыре года, и оттачивал ее мастерство, пока она не поставила ему мат в двух партиях из трех. Он всегда говорил, что логическое мышление и умение видеть последствия своих действий по меньшей мере на пять ходов вперед, воспитывают в человеке умение выбрать в жизни верный путь.

Но сможет ли она применить эти навыки в отношении предложения, полученного от Александра Прокова? Помогут ли ей шахматы принять верное решение?

– Как бы то ни было, обговори это дело с Нелл, – сказала Аурелия. – Даже если не хочешь, чтобы Гарри наводил о нем справки.

Ливия кивнула:

– Одна голова хорошо, две лучше. А три тем более.

На следующий день Корнелия появилась на Кавендиш-сквер. Она пришла пешком, не взяв с собой ни мужа, ни детей. Она стремительно взбежала по ступеням и постучала в парадную дверь дома, который столько месяцев считала своим. Все здесь было ей родным и знакомым, даже это бронзовое дверное кольцо-молоток в виде львиной головы. С удовлетворением она отметила, что бронза блестит, тщательно отполированная, как и ступени подъезда.

Она терпеливо ждала, прижав ухо к двери, пока Моркомб, шаркая ногами в войлочных тапочках по паркету, не откроет дверь. Наконец дверь приоткрылась, и в щелке показалось лицо старика.

– А, это вы, – сказал он так, словно она никогда отсюда и не уезжала.

– Да, Моркомб, это я, – весело ответила Корнелия. – Наши дамы на месте?

– Не видел, чтобы они уходили, – сообщил Моркомб. – Думаю, они в гостиной.

– Спасибо, Моркомб. – Корнелия пошла в гостиную.

– Чаю хотите, миледи? Наша Ада испекла имбирное печенье, ваше любимое, – сказал дворецкий.

Корнелия остановилась и оглянулась на старика.

– Спасибо, Моркомб, с удовольствием выпью чаю. Я мечтала отведать печенье Ады с тех самых пор, как уехала отсюда.

Моркомб кивнул.

– Адины печенья всегда идут нарасхват, – сказал он и направился на кухню.

Корнелия улыбнулась. Приятно снова оказаться в этом доме. Она открыла дверь гостиной и обвела взглядом комнату.

– Угадайте, кто к вам пришел?

– Нелл! – хором воскликнули Аурелия и Ливия и бросились обнимать подругу.

– Мы весь день тебя ждем, – сказала Ливия.

– Да, ты даже представить не можешь, скольким посетителям нам пришлось дать от ворот поворот, чтобы, когда ты придешь, нам никто не мешал, – засмеялась Аурелия и потащила Нелл в комнату. – Пойду попрошу Моркомба, чтобы распорядился насчет чая.

– Он уже распорядился, – отозвалась Корнелия. – И к чаю у нас сегодня фирменное имбирное печенье от Ады.

– Должно быть, они знали, что ты приедешь, – сказала Ливия. – Мы не пробовали этого печенья с тех пор, как ты уехала.

– Ну, мы всегда знали, что у близнецов особые таланты, – заметила Аурелия. – Садись же, Нелл, рассказывай. Как путешествие? Как дети? Как Гарри?

– Все здоровы. Сюзанну ни разу не вырвало за весь путь, Линтон осматривает переоборудованные детские комнаты в доме Гарри на Маунт-стрит, а Стив на конюшне знакомится со своим новым пони. – Корнелия опустилась на диван и закинула руки за голову. – О, совсем как в старые добрые времена.

– Не совсем, – многозначительно заметила Аурелия.

– Не совсем, – поддакнула Корнелия и выпрямилась. – Я здесь больше не живу, но наша дружба осталась крепкой, как прежде. – Она перевела взгляд с Ливии на Аурелию и обратно. – Расскажите мне, что происходит?

– Ты сама все знаешь. Элли наверняка сообщила тебе о русском князе.

– Я не успела ей сообщить о последних событиях, – сказала Аурелия. – О том, что произошло вчера.

– Вот как? Так расскажите.

Моркомб вошел в гостиную с подносом и когда вышел, Ливия начала говорить.

– Все было бы просто, если бы речь шла о ком-то, кого мы можем понять, – сказала Корнелия, когда Ливия закончила свой рассказ. – Если бы он играл по нашим правилам и был слеплен из того же теста, что и мы… Но князь Проков для нас – фигура экзотическая. О том, кого понимаешь, можно сказать: ну, я знаю, чего он хочет, чего он ожидает, и это меня либо устраивает, либо нет.

– Именно так, – сказала Аурелия.

– Но именно эта непредсказуемость меня к нему и влечет, – медленно произнесла Ливия. – Я не понимаю его, я не могу предсказать следующий его шаг, и мне это нравится.

– Тогда предлагаю прекратить всякие попытки анализировать всю эту ситуацию, и пусть Ливия полагается на свою интуицию, – заявила Корнелия.

– Ну, для тебя такой подход – привычное дело. Ты во всем положилась на интуицию и не прогадала, – сказала Аурелия.

– Верно, не прогадала. Так я обрела свое счастье, – тихо произнесла Корнелия. Она наклонилась и погладила Ливию по руке. – Лив, ты сама знаешь, что для тебя хорошо, а что плохо. А мы всегда будем на твоей стороне.

– Точно, – сказала Аурелия. – Но пусть Гарри все-таки выяснит, не интересуется ли этим князем британская разведка.

– Это обычные меры предосторожности, Лив, – вздохнула Корнелия. – Не забывай, мы находимся в состоянии войны с Россией.

Сама мысль о том, чтобы не доверять тому, с кем тесно общаешься настолько, чтобы не гнушаться наводить о нем справки через полуофициальные каналы, опасаясь чего-то плохого, внушала ей отвращение. Однако здравый смысл подсказывал, что, зная так мало об этом человеке, она поступила бы опрометчиво, отказавшись от того, что предлагали подруги.

Гарри узнал совсем немного. Князь Александр Проков, разумеется, был известен коллегам Гарри, но никакой угрозы собой не представлял. Проков, насколько им было известно, никогда не занимался политикой, и никаких видимых причин, которые могли бы заставить его бежать из России, спасаясь от немилости двора, тоже обнаружено не было. Он представлялся обычным дилетантом. Богатый русский аристократ, пользовавшийся покровительством покойной императрицы Екатерины. В юности он был близко знаком с царем, был офицером гвардейского Преображенского полка, но, как и многие российские дворяне, не проявлял интереса ни к чему, кроме развлечений.

– Не знаю, – сказал Гарри жене через два дня после возвращения в Лондон. – Нет никаких видимых признаков того, что он не тот, за кого выдает себя. Русские из его круга проводят больше времени в европейских столицах, чем в Санкт-Петербурге. Все они хорошо образованы, богаты, отлично владеют языками. Так было всегда. Он не проявляет интереса к политике, и русские эмигранты любят его. Впрочем, он популярен и у наших соотечественников, завсегдатаев клубов. Обходительный, непринужденный, безупречно галантный. Лучшего мужа для Ливии не найти. Ей очень повезло. – Гарри поцеловал жену. – Я могу продолжить наводить о нем справки, если ты хочешь.

Корнелия покачала головой:

– Нет, Лив этого не хочет. Она сама должна решить. – Несколькими минутами позже Корнелия вдруг сказала: – Но если она выйдет за него, он может увезти ее в Россию.

После того вечернего разговора ни Корнелия, ни Гарри не поднимали тему личной жизни Ливии. Чета Бонем провела в Лондоне уже почти неделю, а до светских развлечений дело так и не дошло. Работа отнимала у Гарри практически все время, и он решил устроить себе передышку.

Гарри остановил свой парный двухколесный экипаж перед клубом «Уайтс», бросил поводья кучеру и направился в клуб поиграть в макао. Два дня он не выходил из кабинета, трудился в своем министерстве над расшифровкой особенно хитроумного кода, которым пользовались русские. Приятно для разнообразия использовать свой гибкий ум для чего-то более интересного, например, для расчета шансов в карточной игре, и посвятить себя занятиям, которые не только способствуют расслаблению, но и прочищают мозги.

– Ах, Гарри, вот и ты! – Лорд Дэвид Фостер привстал с кресла и помахал Гарри рукой: – Иди к нам. Ник рассказывает о том, как подстрелил на охоте в Баварии дикого вепря.

– Ник никогда не бывал в Баварии, – смеясь, заметил Гарри и направился к компании, удобно расположившейся в эркере, прихватив с подноса проходившего мимо официанта бокал с мадерой. Опустив руку Нику на плечо, он доверительно спросил: – Или бывал, Ник?

– Однажды я ездил туда во время летних каникул, – сказал Ник, – и был бы тебе очень благодарен, Бонем, если бы ты не выставлял меня обманщиком.

– Вызови его на дуэль, – с усмешкой предложил Дэвид. – Не позволяй ему оскорблять тебя.

– Вызвать Гарри на дуэль? Я что, похож на сумасшедшего? Уж лучше я опять повстречаюсь с тем вепрем.

– Ни к чему такие подвиги. – Гарри опустился в глубокое кресло напротив друзей. – Прости, Ник. Я совсем забыл о той твоей поездке в Баварию. А теперь вспомнил. Ты вернулся в школу с шрамом на икре, оставленном, как ты говорил, клыками дикого вепря. – Гарри грустно покачал головой. – Не могу сказать с уверенностью, что кто-то из нас поверил тебе тогда. Ты всегда был склонен к преувеличениям.

Ник рассмеялся.

– Я всегда считал ошибкой проводить время в компании людей, которые знают тебя с детских лет. Я тоже мог бы рассказать о тебе кое-что, о чем ты сам предпочел бы умолчать.

– Не сомневаюсь, что ты на это способен, Ник, – бесцеремонно заявил Гарри и поднялся с кресла. – Как насчет партии в макао? Кто-нибудь хочет составить мне компанию?

– Я – пас. – Дэвид покачал головой. – Я уже проиграл сегодня пару сотен гиней. И теперь намерен залить горе вином.

– Ник?

Николас Питершем поставил бокал и встал.

– Наверное, мне придется об этом пожалеть, но партийку-другую я бы сыграл.

Друзья перешли в соседнюю комнату, где царил полумрак. В канделябрах горели свечи. Холеные портье отрывисто сообщали о выигрыше, шелестели карты, дребезжали кости, игроки, обдумывающие ставки, напряженно молчали.

Внимание Гарри привлекла группа игроков в дальнем углу. С двумя из них, иммигрантами из России: князем Николаем Спириным и князем Константином Федоровским, Гарри был знаком. Эти двое привлекли внимание английской секретной службы сразу по прибытии в Лондон, как, впрочем, случалось со всеми иностранцами, намеревавшимися пробыть в стране достаточно продолжительное время. Гарри просматривал собранные на них материалы. Ничего интересного. Как и другие русские аристократы, они не были стеснены в средствах, вращались в широких международных кругах и от своего пребывания в стране стремились главным образом получить удовольствие. В этом они мало отличались от англичан того же круга, проводивших время в праздности и развлечениях, которые во время сезона Лондон предоставлял в изобилии.

Князь Николай жил на широкую ногу. Ходили слухи, будто у него несколько любовниц – замужние дамы с весьма полезными связями. Но не существовало никаких оснований считать, что эти дамы представляют для него иной интерес, кроме постельного. Никаких свидетельств разведывательной деятельности за ним замечено не было. Федоровский был более умерен в тратах, но более начитан, больше интересовался интеллектуальными удовольствиями, но, как и в случае с Николаем, ни в чем предосудительном с точки зрения безопасности страны замечен не был.

– Ты знаешь мужчину, который играет за одним столом со Спириным и Федоровским, Ник? – спросил Гарри.

Ник вопросительно приподнял бровь и посмотрел в сторону стола, где играли русские.