Текст книги "Алмазный башмачок"

Глава 3

Дождь хлестал по оконным ставням, сырой воздух, ползущий от окон, заставлял колыхаться пламя камина. Князь Михаэль Саксонский положил перо и наклонился к огню, грея руки. Апрель в Париже отнюдь не всегда является месяцем распускающихся листьев и благоухающих цветов; случаются годы, когда апрельские ветры и дожди живо напоминают зиму.

Михаэль снова взял перо в руки и продолжил свое занятие, покрывая толстые пергаментные листы переплетенной в кожу книги паучьими наклонными каракулями. Дойдя до конца страницы, он отложил перо в сторону. За последние двадцать лет он ни разу не пропустил ни одной ежедневной записи: в дневник скрупулезно заносились все расходы, записывалось каждое событие, пунктуально фиксировалась любая мало-мальски важная мысль.

Перечитав запись минувшего дня, он посыпал страницу песком и закрыл книгу. Встав, он с книгой в руке подошел к окованному железом сундуку под окном, достал из кармана ключ и открыл бронзовый висячий замок на нем. Сундук этот оставался закрытым даже в том случае, когда хозяин его был в комнате. Уж чересчур много опасных секретов хранилось здесь. Князь поднял тяжелую крышку и поставил книгу последней в ряду точно таких же фолиантов, на корешках которых, глядящих вверх, были вытиснены годы. Рука князя прошлась по корешкам. Его указательный палец остановился на цифре 1765 и выдвинул том. Стоя спиной к огню, он открыл книгу. Она распахнулась на записи, датированной 6 февраля. На всей странице была только одна строчка: «В шесть часов сегодняшним вечером Эльвира поплатилась за свою неверность».

Князь закрыл книгу и вернул ее на свое законное место. С глухим стуком крышка захлопнулась, князь запер сундук и опустил ключ в карман. В камине зашипело сырое полено, отчего тишина в комнате, да и во всем доме, царящая в этот ночной час, стала особенно ощутима. Князь взял в руку недопитый бокал с коньяком и отхлебнул из него, глядя на пляшущие в камине огоньки, а потом снова подошел к секретеру, за которым писал дневник.

Открыв ящик стола, он достал оттуда миниатюру в рамке из жемчуга. С портрета на него глянуло юное улыбающееся лицо: черные как крыло ворона кудри оттеняли нежную кожу, большие и глубокие серо-голубые глаза сияли, слегка курносый нос придавал своей владелице немного шаловливый вид.

Леди Корделия Бранденбург. Шестнадцать лет, крестница императрицы, племянница герцога. Безупречные черты лица и очень милое выражение… но никакого сходства с Эльвирой. Корделия была столь же яркой брюнеткой, как Эльвира – блондинкой. Его взгляд перекочевал на портрет, висевший над каминной полкой. На нем была изображена Эльвира сразу же после рождения двойняшек. Она откинулась в шезлонге, с плеч ее спадало платье из малинового бархата. Ее крупная грудь, еще увеличившаяся после родов, выступала из выреза декольте. Складка бархата лежала на бедре. Одна рука Эльвиры небрежно покоилась на коленях. На запястье художник живописал чудный браслет, который Михаэль подарил супруге после рождения детей. Небрежный зритель мог бы и не обратить внимания на редкостность этой вещи, но художник явно был очарован причудливым видом браслета и изобразил его в потоке солнечных лучей, детально выписав драгоценность на фоне складки малинового бархата. На губах Эльвиры играла хорошо знакомая Михаэлю улыбка, та самая, что порой сводила его с ума. Вызывающая и насмешливая. Даже когда она была запугана и он чувствовал ее страх, улыбка не сходила с ее уст.

Сколько же любовников было у нее? Со сколькими мужчинами она изменяла ему? Вопрос этот не давал ему покоя даже сейчас, когда Эльвира не могла больше уязвить его своей вызывающей улыбкой.

Он перевел взгляд на миниатюру, которую держал в руке. В былые дни он, бывало, жаждал Эльвиру, но теперь ни за что не проявит постыдной слабости. Он должен взять эту девушку потому, что ему нужен наследник. Да еще ему необходима женщина просто для поддержания здоровья. Он не относился к тем мужчинам, которые готовы платить за удовольствие, от купленных ласк у него оставалась оскомина. Чистая молодая женщина оживит его гаснущие силы, одарит наслаждением и принесет ему плоды своего чрева. И еще она с пользой сможет занять себя, заботясь о двойняшках. Лео полностью прав в том, что они должны получить более серьезное образование, чем их гувернантка в состоянии предоставить. Князь не проявлял особого интереса к детям, но хотел, чтобы они были воспитаны в понимании женского долга, дабы впоследствии могли стать достойными женами. Он уже начал планировать их замужество. Пятилетние дети – самая пора начать присматривать им приличные партии, имея в виду прежде всего новые перспективные связи для самого себя. Пусть впереди еще лет девять-десять до возможных браков, но мудрый человек готовит все заранее.

Их дядю в свои планы Михаэль пока не посвящал, полагая, что это его не касается, хотя сам Лео скорее всего с таким мнением не согласился бы. Он был очень привязан как к детям, так и к их матери. Смерть сестры потрясла и опустошила его. Узнав о ее смерти, он меньше чем за неделю добрался из Рима до Парижа, а сразу после похорон на целый год покинул Францию. И потом ни разу не упоминал, где он был или как провел этот ужасный для него год.

Михаэль снова отхлебнул коньяку. Необходимость мириться с чрезмерной преданностью детям Эльвиры, которую питал Лео, представлялась не столь уж высокой платой за его неизменную дружбу. Его шурин был весьма полезным другом. Он знал всех при дворе, с изумительной точностью указывал, чьим влиянием лучше воспользоваться, чтобы быстрее добиться той или иной цели, обнаруживая дар прирожденного дипломата. Вдобавок к этим талантам он всегда был душой компании, остроумным собеседником, прекрасным игроком в карты, страстным охотником и самозабвенным наездником.

Так что никто лучше его не смог бы взять на себя заботы о женитьбе друга и родственника. Михаэль улыбнулся про себя, вспомнив, как воодушевился Лео, узнав о намерении князя снова жениться. Не выказал ни капли сожаления о том, что пустующее место его сестры будет занято, но искренне обрадовался тому, что близнецы обретут мать, а супружеское одиночество его друга окончится.

Да, Лео Бомонт был чудесным человеком… хотя и немного легковерным.

– Ох, Корделия, я так измучена! – Тойнет со вздохом откинулась на спинку шезлонга. – Мне так скучно слушать все эти речи, стоять как манекен, пока все вокруг талдычат о протоколе и прецедентах. Почему я обязана играть сегодня после обеда эту дурацкую комедию – заявлять перед лицом толпы, что я отрекаюсь от всех претензий на австрийский престол? Разве это не очевидно? Кроме того, есть же еще и Йозеф, и Фердинанд, и Максимиллиан, и у каждого из них куда больше прав на престол, чем у меня.

– О, ювелир уже сделал браслет. – Тойнет заметила блеск золота в солнечном луче на руке Корделии.

– Да, и он довольно странный. – Корделия, нахмурясь, расстегнула замок и сняла браслет с руки. – Я поначалу не обратила особого внимания на его форму, но теперь разглядела получше – это змея, держащая во рту яблоко. Погляди.

С этими словами она протянула браслет принцессе. Тойнет взяла его и шутливо подбросила на ладони.

– Да, он прекрасен, но… но… как бы это сказать?

– Зловещий? – подсказала ей Корделия. – Отталкивающий?

Тойнет поежилась и коснулась пальцами продолговатой змеиной головы, сжимающей во рту жемчужину-яблоко.

– Что-то в этом роде, не правда ли? Мне кажется, он очень древний.

Возвращая украшение хозяйке, она снова поежилась.

– Средние века, по мнению ювелира. Он был поражен им… сказал, что не видел ничего подобного, только на иллюстрации в псалтыре тринадцатого века. Тебе не кажется странным, что при такой древности на нем только три подвески? На самом деле даже две, если не считать башмачок, который приделан для меня.

– Возможно, другие были утеряны за столь долгий срок.

– М-м-м. – Корделия потрогала пальцами тонкой работы розу из серебра, в центре которой красовался темно-красный рубин. Рядом с ним на цепочке свисал лебедь, вырезанный из изумруда, воспроизводящий живую птицу во всех деталях. – Я порой думаю: кому все это принадлежало до меня? Где они жили?

– Мне кажется, это очень ценная вещь.

– Да, – согласилась Корделия, снова застегивая браслет. – Мне он и нравится, и не нравится. В нем есть какое-то зловещее очарование, но уж очень хорош башмачок. Когда я смотрю на него, то думаю о Золушке, спешащей на бал. – Она рассмеялась при виде изумления, отразившегося на лице подруги. – Боже мой, который час?

С испуганным вскриком: «Ну почему я всегда опаздываю?» – Корделия вскочила на ноги – часы в часовне пробили полдень, их звон разнесся по двору сквозь раскрытые окна.

– Потому что считаешь, что так ты интереснее, – с понимающей усмешкой ответила Тойнет. – Куда ты опоздала на этот раз?

– Я должна была без четверти двенадцать явиться в часовню, чтобы прорепетировать там с капелланом свое собственное венчание. Я вовсе не хотела задерживаться. Это все из-за браслета. Хотя отец Феликс все равно знает, что я редко куда прихожу вовремя.

– Но твой муж может ценить точность, – заметила принцесса, любуясь на свое отражение в маленьком зеркальце, оправленном в серебро.

Корделия усмехнулась:

– Настоящий муж или его заместитель?

– Князь Михаэль, разумеется. Виконт всего лишь марионетка.

– О, я не думаю, что это так, – задумчиво произнесла Корделия. – Лео Бомонт вовсе не марионетка. Во всяком случае, я уверена, что его не будет на репетиции.

Послав Тойнет воздушный поцелуй, она исчезла за дверью.

С памятной встречи с виконтом в оранжерее позавчера вечером она лишь однажды видела его издалека, но нянчила свои думы о нем, как страшную и сладкую тайну, лелеяла его образ, который являлся ей в сновидениях и в предрассветных мечтах, и продолжала пребывать в полусне-полугрезе, чувствуя, как захлестывает ее эта всепоглощающая страстная любовь, пламя которой сжигало изнутри словно лихорадка.

Теперь она была готова снова встретить человека из плоти и крови. Тело ее пело при одной только мысли о том, что она будет стоять рядом с ним, ощущать тепло его тела, вдыхать его запах. Слух ее томился по звуку его голоса, зрение жаждало насладиться красотой его лица и фигуры. Сегодня во время церемонии бракосочетания он будет стоять рядом с ней, занимая место князя Михаэля.

Открыв дверь, она вошла внутрь часовни, в тускло освещенное, напоенное ароматом благовонных курений помещение.

– Прошу вас простить меня за опоздание, святой отец.

Она почувствовала присутствие Лео Бомонта еще до того, как увидела его, нетерпеливо шагающего взад и вперед перед алтарем. Сердце ее рванулось из груди.

– Прошу прощения у вас, виконт. Я не знала, что вы тоже будете присутствовать на репетиции.

– По словам отца Феликса, вам неизвестно, что точность – это вежливость королей, – едко произнес Лео.

– Ох, правда, я знаю, что опаздывать невежливо. – Она быстро приблизилась к нему, на улыбающемся лице сияли голубые глаза. – Но я разговаривала с Тойнет. Ювелир закончил работу над браслетом, и мы восторгались им, а время как-то незаметно пробежало.

С этими словами она протянула к нему руку, демонстрируя браслет, пальцы ее сжали его кисть.

Он осторожно, но решительно освободил свои пальцы и, взяв ее за кисть, поднес к лучу света, падавшему сквозь украшенное розеткой окно над алтарем. Необычная форма браслета всегда несколько смущала его и приводила в замешательство. Змей, который искусил и погубил Еву. Порой ему казалось, что Эльвира была воплощением Евы и Михаэль намеренно выбрал этот подарок с тайным смыслом. Он заметил, что еще одна подвеска – сердечко из жадеита – отсутствует. Именно ее Михаэль в свое время подарил Эльвире. Скорее всего он решил убрать подвеску, планируя подарить браслет преемнице покойной супруги.

Внезапно пульс Корделии, который он ощущал под своими пальцами на ее запястье, резко участился. Ее рука стала горячей на ощупь. Лео взглянул на лицо девушки, и она так просияла улыбкой ему в ответ, глаза ее были полны таким восторгом наслаждения, что он почти испуганно выпустил из пальцев ее руку, словно это была пылающая головня. И тут же прикрыл глаза, чтобы не замечать ее откровенно зовущего взгляда.

– Ну а теперь, когда вы здесь, перейдемте к делу. Мне сегодня предстоит еще много дел, я не могу терять времени. – Он быстро повернулся к алтарю. – Святой отец, если вы готовы…

Капеллан с оттенком нетерпения выступил вперед.

– Это не займет много времени, милорд. Просто мне хотелось бы убедиться, что вы оба знакомы с церемонией венчания.

Корделия встала рядом с Лео. Ее пышные юбки коснулись его ног.

– Не сердитесь на меня, милорд. Я в самом деле не хотела заставлять вас ждать.

– Нет никакой необходимости стоять так близко ко мне, – ответил он вполголоса, делая шаг в сторону.

Корделия опешила.

– Прошу прощения, милорд, вы что-то сказали? – Капеллан поднял на него взгляд от молитвенника, в котором отыскивал приличествующие поводу строки.

– Нет, – со вздохом покачал головой Лео. – Абсолютно ничего, отец.

Он смотрел прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на горящее страстью существо рядом с ним. Как, ради всего святого, ему управиться с ней во время долгого путешествия в Париж? То есть, поправил он себя, как ему удастся не коснуться ее рукой?

Процедура будущего венчания оказалась недолгой, а отец Феликс был только рад поскорее покончить с ней, чувствуя нетерпение виконта и рассеянность леди Корделии. Спустя десять минут он с облегчением закрыл молитвенник.

– Вот это все, что предстоит сделать. Еще пять минут займет церемония освящения колец и, разумеется, обращение к конгрегации. Вы должны получить отпущение грехов до венчания, леди Корделия, чтобы быть в состоянии благодати, давая супружеский обет.

– И милорд тоже?

– Поскольку это бракосочетание по доверенности, виконт Кирстон свободен от этих обязательств.

– Не говоря уже о том факте, что я не исповедую вашу веру, – заметил Лео. – А теперь, если вы меня извините, я займусь другими делами.

Отец Феликс благословил их и исчез в ризнице. Виконт направился к выходу из часовни.

– О нет, подождите меня! – Корделия подхватила свои пышные юбки и пустилась вдогонку за ним. – Не уходите так быстро.

Взяв виконта под руку, она увлекла его в небольшой боковой придел.

– Как хорошо, что мне не надо прямо сейчас исповедоваться. Я становлюсь очень забывчивой, когда приходится вспоминать свои грехи.

Улыбка ее была столь заразительна, что Лео не смог не улыбнуться ей в ответ.

– Да, подобный тип памяти имеет свои преимущества.

– Интересно, а может ли быть грехом влюбленность, – невнятно пробормотала Корделия. – Не знаю, почему так случилось, что я вас люблю, но так оно и есть, и я не думаю, что Господь осудит меня за это.

– Во имя милосердия, Корделия! – с этими словами Лео высвободил свою руку. – Я не знаю, о чем это вы говорите. – Он взглянул на нее сверху вниз.

– Но я определенно знаю, о чем я говорю, – твердо произнесла Корделия.

– Перестаньте нести ваш капризный вздор, Корделия. Вы меня слышите?

– Я слышу вас. Но я не считаю свои слова вздором. – Она безмятежно улыбнулась ему в лицо. – Сегодня вечером в часовне Хофбурга вы станете моим мужем.

– Доверенным! – всплеснул он руками в отчаянии. – Я только представляю здесь персону вашего мужа!

– Это все мелочи. Разве вы не понимаете, Лео? Это предназначено нам свыше.

– Вы совершенно сошли с ума? – Он беспомощно смотрел на нее.

Она покачала головой:

– Нет. Поцелуйте меня, и вы поймете, что я имею в виду.

– О нет.

Он даже отступил на шаг. Корделия была Евой, и змееобразный браслет на ее тонком запястье блеснул, когда она протянула к нему руку.

– Поцелуйте меня, – повторила она тихим и нежным голосом, притягивая его безмятежным выражением своих глаз и приоткрытыми губами. Руки ее сомкнулись у него на шее. – Поцелуйте меня, Лео.

Он взял ее лицо в свои ладони. Его неотвратимо тянуло к ней, и он не мог противостоять этому влечению. Губы его, казалось, пели при воспоминании об их первом поцелуе, а она глядела на него со всем восторгом пробуждающейся чувственности.

Внезапно он резко опустил руки, повернулся и быстро вышел из часовни, со стуком захлопнув за собой дверь.

Корделия уязвленно поджала губки. В душе она ощутила пустоту, словно ей пообещали нечто, а потом непонятно почему лишили обещанного. И все же она была уверена, что он испытывал чувства, сходные с ее собственными.

Глава 4

Лео скучал, но ни один человек не смог бы догадаться об этом, видя его оживленное внимание к окружающим и веселое лицо, долженствующее выражать удовольствие от приятного вечера. Более всего на свете он терпеть не мог балы-маскарады. На подобном мероприятии в Париже или Лондоне он появился бы в своем обычном вечернем костюме, надев небольшую маску как дань условности таким затеям. Но здесь, в Вене, он был членом делегации, и его несоответствие требованиям карнавала могли расценить как пренебрежение к хозяевам дворца. Поэтому Лео нарядился как римский сенатор – в белую тогу с кровавым подбоем, но, чтобы все-таки обозначить нелюбовь к подобным развлечениям, свою маску он небрежно вертел на одном пальце. Переминаясь с ноги на ногу, он нетерпеливо посматривал на часы. В полночь всем предстояло снять маски, и если бы ему удалось незадолго до этого исчезнуть, то вскоре он смог бы вновь появиться в своей обычной одежде, не привлекая нежелательного внимания.

А пока виконт стоял, любезно поддерживая беседу, но мысли его были далеко – он исподволь пытался найти взглядом в гуще веселящихся гостей Корделию. Лео видел ее во время банкета, одетую в платье из небесно-голубой тафты с оторочкой из более светлой ткани. Ее черные как ночь локоны, рассыпанные по обнаженным плечам, были прихвачены на затылке украшенным жемчугом гребнем. На запястье красовался свадебный подарок – браслет с подвесками, и она с задумчивым видом играла ими, когда рукам было нечем заняться.

Он старался не смотреть на нее, но, не преуспев в этом, сосредоточил все свои усилия на том, чтобы не показывать своего внимания к Корделии. Она несколько раз посылала ему вопросительные взгляды поверх необъятного банкетного стола, но он не отвечал на них, сделав вид, что пристально разглядывает стеклянные подвески подсвечников, море хрусталя и сияющие блюда из серебра и золота, которыми был уставлен стол.

Лео не мог отрицать, что она выглядела очаровательно. Жизнь била в ней ключом, и собеседники Корделии чувствовали это по сиянию ее глаз и звонкому смеху. Она была центром небольшой застольной компании, и Лео снова пришла на ум Эльвира. Ни один человек не мог оставаться в компании с его сестрой, чтобы не стать на какое-то время более остроумным, более красивым, более оживленным. Даже Михаэль в первое время после женитьбы порой заражался от нее этим радостным упоением жизнью.

В Амелии и Сильвии порой проскальзывали черточки характера их матери, но они были запуганы строгой гувернанткой, от которой суровый работодатель требовал, чтобы девочки воспитывались в духе неустанного следования своему женскому долгу, а всякое проявление непосредственных чувств сразу же пресекалось.

Лео, неожиданно сообразив, что на его скулах нервно играют желваки, заставил себя вернуться мыслями в бальный зал. Он оглядел своих соседей, стоявших вдоль одной из стен зала, затем поискал глазами среди танцующих Корделию. Насколько он знал, она хотела после ужина переодеться, и не сомневался, что узнает ее, как бы тщательно девушка ни таилась под маскарадным костюмом. Ничто на свете не могло скрыть сущности ее натуры.

Четыре четверки танцоров двигались в фигурах кадрили. Он сразу же заметил гибкую фигурку, вызывающе одетую в плотно обтягивающее ее ноги и бедра некое подобие брюк. Короткая туника прикрывала ноги до середины бедер, но, когда ее хозяйка кружилась в танце, легкая ткань, развеваясь, являла всем на обозрение соблазнительно крутые ягодицы.

Волосы отважной шалуньи были зачесаны назад и стянуты блестящей лентой, черная шелковая маска скрывала верхнюю часть лица, но Лео сразу же узнал Корделию. Что же такое она себе позволяет? Он беззвучно присвистнул и невольно бросил взгляд на возвышение, где сидела императрица в компании дочери, сыновей и высших придворных Франции и Австрии. Имела ли она хоть малейшее представление о том, что именно ее крестная дочь одета столь вызывающим образом? К счастью, герцог Франц из-за своей хромоты не бывал на балах, но ее откровенный костюм мог вызвать неудовольствие императрицы. Глаза всех окружающих были обращены на нее. Она была возмутительно притягательна.

После венчания, которое должно состояться после обеда, она будет полностью в его власти, пока он не передаст ее в руки князю Михаэлю. И именно он обязан следить за тем, чтобы она не нарушала общепринятые условности во время поездки через всю Францию. Они должны будут скрупулезно соблюдать все писаные и неписаные правила этикета в период церемониального путешествия с многочисленными остановками для того, чтобы французы смогли лицезреть супругу наследника престола.

Звуки музыки умолкли, и грациозный танец закончился. Корделия рассеянно улыбнулась своему кавалеру, потом отвернулась от него и, скользя по паркету со всей легкостью, которую позволял карнавальный костюм, направилась вдоль зала. Лео стало совершенно ясно, что она кого-то ищет. Девушка двигалась с прирожденной, какой-то кошачьей грацией, от которой у него по коже побежали мурашки. Заметив у нее за плечами декоративный колчан со стрелами, он догадался, что владелица костюма изображает Диану-охотницу. Она, похоже, не обращала никакого внимания на впечатление, которое производила на окружающих. Пристальные взгляды, возмущенный шепот дам и похотливые ухмылки мужчин провожали ее.

Михаэля хватил бы апоплексический удар, если бы он мог видеть ее, подумал Лео. Но вместо того чтобы возмущаться, Лео хотелось смеяться. Абсолютное безумие. Он должен сделать все возможное, чтобы пресечь подобные выходки. Боже, зачем он только взвалил себе на плечи такой груз? Да, конечно, предполагалась скромная, наивная дебютантка. А вместо этого…

Нетерпеливо он принялся пробираться через всю комнату, стараясь не упустить ее из виду. Вот она задержалась рядом с молодым музыкантом Кристианом Перкоцци, почтительно слушавшим сентенции какого-то генерала с роскошными бакенбардами. Лео заметил, что она мимоходом погладила своего друга по руке. Потом чья-то спина закрыла хрупкую фигурку, и Диана-охотница словно растворилась в воздухе.

В растерянности он остановился, оглядываясь по сторонам. Потом увидел, как целенаправленно пробивается юный Перкоцци к дверям, ведущим во двор напротив бального зала.

Совершенно ясно – ему снова назначено свидание. Лео возвел очи горе и поспешил за служителем искусства.

После душного, согретого огнем свечей и разгоряченными телами зала волна холодного воздуха заставила его поежиться в своей тонкой тоге. Звезды над головой сверкали хрустальными огоньками на черном бархате неба. Красная дорожка, посыпанная соломкой, вела от бального зала к главному павильону Бельведера; пламя светильников освещало аллею, исчезавшую под порталом дворца. Никого вокруг не было видно, но Лео решительно направился в сторону дворца. У входа в него было непривычно пустынно. В этот момент где-то в глубине дворца часы пробили полночь, и он снова торопливо продолжил свой путь.

Лео послышался голос Корделии, негромкий, но торопливый и взволнованный, доносящийся откуда-то слева от парадной лестницы. Достаточно бесцеремонно он вошел в небольшое помещение и с несказанным облегчением увидел их стоящими на вполне приличном расстоянии друг от друга у открытого окна. Несмотря на все их заверения об исключительно дружеских отношениях, он не мог до конца им поверить. Но открывшаяся ему сцена ничем не напоминала свидание двух любовников.

Корделия почувствовала его присутствие и быстро повернулась ко входу.

– О! – произнесла она. – Это вы.

– Да, это я. – Он подошел к ним. – Что это вы, во имя Христа, делаете в таком костюме?

– Именно об этом спросил и я, милорд. – Кристиан взволнованно провел ладонью по волосам. – Ты одета совершенно шокирующе, Корделия. А если императрица узнает, кто именно скрывается под этой маской? Или кто-то расскажет твоему дяде? Можешь себе представить, что он с тобой сделает?

– Очень даже представляю, – весело ответила Корделия. – Но он ничего не узнает, точно так же, как и императрица. Знает только Тойнет, а она никогда не выдаст меня.

– Подойдите сюда, Корделия. – Лео взял ее за руку и подвел к висевшему в простенке зеркалу. – Посмотрите на себя и скажите, что вы здесь видите.

– Себя в костюме Дианы-охотницы.

– Не то. Себя, но одетую самым вызывающим и обольстительным образом.

– Но это же бал-маскарад. И удовольствие в том и состоит, чтобы быть никем не узнанной и слегка шокировать окружающих.

– Неужели вы не можете понять, что таким нарядом вы разжигаете всех мужчин…

– В самом деле? – прервала она его. – А вас я тоже разжигаю?

Лео потерял дар речи от такого вопроса, а Кристиан только укоризненно воскликнул:

– Корделия!

– Но не я же первая это сказала, – возразила та. – Кристиан, а тебя я разжигаю?

– Нет… то есть ты вполне можешь сделать это. – Он снова нервно провел ладонью по волосам. – Все это шокирует окружающих, Корделия. Ты ведь крестница императрицы и вот-вот выйдешь замуж…

– Именно так, – подал голос Лео, овладев собой. Он положил ей руки на плечи и, ощутив их нервный трепет, снова повернул ее лицом к зеркалу. – Посмотрите на себя, Корделия. Вы не даете себе труда задуматься о том впечатлении, которое производите на людей. Каждый мужчина на этом балу исходил слюной, глядя на вас, а вы безмятежно шествовали мимо, подобно волшебному видению. Должен прямо сказать, вашему будущему мужу не понравилось бы такое поведение.

Он ощутил кожей рук, как из ее хрупкого тела словно ушла кипучая радость. Она вздохнула.

– Не понимаю, почему вы оба так на меня ополчились, ведь никто, кроме вас и Тойнет, не знает, кому принадлежит этот костюм. А сейчас я исчезну, и никого на свете не будет серьезнее и разумнее меня. Кстати, я что-то не замечала, чтобы мужчины пускали слюни, глядя на мою особу.

– И это больше всего огорчило вас, – насмешливо произнес Лео. – Если бы вы могли предугадать производимое вами впечатление, то были бы совершенно чудовищны.

Корделия повернулась и грустно посмотрела в окно. Она уже привыкла к тому, что ее постоянно укоряли за несдержанность и живость, но не в таком тоне, а упреки Кристиана были ей особенно неприятны.

– Возможно, это была моя ошибка, – согласилась она тихим голосом. – Но, пожалуйста, давайте не будем об этом говорить. Мне надо обсудить с вами кое-что гораздо более важное.

– Что-нибудь личное? – спросил Лео, приподнимая бровь.

Корделия повернулась к нему лицом, кожа под черной маской нежно порозовела.

– Нет, я бы хотела, чтобы вы тоже присутствовали, милорд. Я даже питаю надежду, что вы могли бы помочь нам.

– О! – Бровь Лео взлетела еще выше.

– Корделия, мне кажется… – нерешительно начал было Кристиан.

– Виконт Кирстон поможет нам, – оборвала его Корделия. – Ведь вы поможете, не правда ли?

С этими словами она положила свою ладонь на его обнаженное предплечье, не прикрытое коротким рукавом тоги. Подняв лицо вверх, она моляще посмотрела на него, коснувшись пальцами теплой кожи его руки. Лео почти грубо отдернул руку.

– Пойдите к себе и переоденьтесь, – произнес он, лишь огромным усилием воли удержавшись от окрика. – Я отказываюсь обсуждать с вами что бы то ни было, пока на вас это одеяние.

– Но ведь вы с Кристианом не уйдете отсюда и дождетесь меня? – тут же спросила она. – Я покину вас всего лишь на несколько минут.

– Мы с Кристианом продолжим пока наше знакомство, – холодно ответил он.

– Очень хорошо. – С этими словами она рванулась к двери. – Кристиан, а ты, пока меня не будет, объясни ситуацию с Полигнием. Вернувшись, я посвящу вас обоих в мой план.

Проводив ее взглядом, виконт покачал головой:

– Я чувствую, что мне совершенно необходим бокал шампанского, чтобы восстановить равновесие.

Он дернул сонетку, висящую около двери, вызвав звонком лакея.

– Корделия порой действует на людей подобным образом, – с робкой улыбкой произнес Кристиан. – Она всегда настолько полна энергии и планов, что у меня кружится голова.

В ответ на эти слова Лео лишь грустно улыбнулся. Велев появившемуся лакею принести шампанского, он произнес:

– Итак, посвятите меня в ваши проблемы, Кристиан.

Корделия взлетела по лестнице в небольшую комнату, которую она занимала, когда двор пребывал во дворце Бельведер. Комнатка эта ни элегантностью, ни величиной не могла соперничать с ее апартаментами в Шенбрунне, хотя и не была столь тесной, как закуток в древнем Хофбурге, но придворные привыкли к постоянным переездам из одного дворца в другой в зависимости от церемониальных обязанностей императрицы, и Корделия чувствовала себя как дома в любом из них.

Дернув на бегу за сонетку, она бросилась к большому шкафу со своими туалетами, одновременно снимая через голову тунику.

– Да спасут нас все святые! Во что это ты вырядилась, дитя мое? – Матильда появилась в дверях спустя всего лишь пару минут после звонка. В свое время она нянчила Корделию и теперь уже в качестве служанки продолжала пестовать и опекать ее, словно та все еще была неразумным ребенком. – Что бы сказал твой дядя, увидев такое? А императрица?

И с этими словами она поскорее прикрыла за собой дверь.

– Ох, не начинай все сначала, Матильда. – Корделия наконец выпуталась из своей туники и швырнула ее на пол. – Только Тойнет знает, кто был сегодня в костюме Дианы, и она считает, что это чудная шутка. Но сейчас я должна переодеться.

– Надо найти что-нибудь вроде мешка, чтобы залезть в него с головой! Ничто более откровенное не удовлетворит чопорного виконта Кирстона!

– Да если у кого-нибудь хватило бы терпения заставить тебя одеться в такое, на него следовало бы молиться! – ответила Матильда.

Корделия достала из гардероба платье из цветастого муслина.

– Вот это должно подойти. Я в нем буду столь же соблазнительна, как и стог сена. Зашнуруй меня, Матильда.

Она повернулась к своей наперснице спиной и пригнулась к спинке кровати, чтобы та затянула корсет.

– Отлично. Спасибо тебе. – Просунув большой и указательный пальцы под пояс, она удовлетворенно кивнула. – Мне кажется, что, когда у меня появятся дети, мои груди станут еще больше. А теперь – где мои чулки?

Не говоря ни слова, Матильда протянула их. Она уже привыкла к эскападам Корделии.