Текст книги "Валентинов день"

Аласдэр поставил свечу на каминную полку, чтобы она давала побольше света, и прямиком направился к шкафу. Он был пуст, и потайную панель на задней стенке удалось отыскать без труда. От прикосновения руки она отошла в сторону, и Аласдэр пробежал пальцами по открывшейся под ней небольшой полости. Но внутри оказалась только пыль.

По правде говоря, он и не надеялся что-нибудь найти. Но прежде чем приступить к гораздо более сложной задаче и учинить обыск в вещах Эммы в ее новом жилище, Аласдэр хотел убедиться, что она не оставила никаких личных бумаг в тайниках своего старого дома. Он заглянул за картины, вспомнив, как во время игры Эмма спрятала ключ за маминым портретом. Там тоже было пусто. Не пропустил ни одного ящика в шкафу. Нагнулся и посмотрел под кроватью, приподнял ковер. Ничего. Ни единого обрывка бумаги.

А это должен быть лист бумаги. Поиски стали бы легче, если бы он понимал, что ищет. Но указания были самыми расплывчатыми. Чарльз Лестер не больше Аласдэра догадывался, каким средством пользовался Нед, чтобы передавать сведения. Когда в конногвардейском полку распечатали отправленный Хью Мелтоном пакет, в нем оказалось только письмо сестре Неда. Его подвергли анализу дешифровальщики, но ничего не обнаружили. И пришли к единственному выводу: в спешке, захлебываясь кровью перед смертью, Нед что-то перепутал, и сообщение, предназначавшееся для конногвардейского полка, отправилось к леди Эмме.

Аласдэру таинственность его поисков показалась смешной. Он сказал Лестеру, что было бы намного проще спросить Эмму, не хранит ли она у себя последнее письмо брата – то, что переслал Хью Мелтон. Но его предложение немедленно отвергли. Для собственной безопасности леди Эмме не следовало знать, что она обладает столь опасной информацией, от которой зависит ход войны с Бонапартом. Если Эмма заподозрит важность документа, она может роковым образом обратить на него внимание – например, запомнить. И это знание превратило бы ее в мишень для охотников за секретными сведениями.

Их методы выбивания информации были одновременно и основательными, и весьма неприятными. Мистер Лестер объяснял это почти извиняющимся тоном, скрестив от греха пальцы. Аласдэр не задал вопрос: не все ли равно, помнит Эмма содержание документа или нет, – она так или иначе может подвергнуться немилосердному допросу. Враг, если она попадет к нему в руки, вряд ли поверит ей на слово, что бы она ни говорила. Но Аласдэру было ясно, что благополучие Эммы нисколько не интересует Лестера и его начальников. Чем меньше людей знают, насколько важен потерявшийся документ, тем будет лучше. Они заботились только об этом.

Но владела ли секретным документом Эмма? Аласдэр задавал себе этот вопрос, переходя со свечой в соседнюю гардеробную и продолжая поиски. Она могла его выбросить. Хотя нет, это совершенно исключалось. Эмма не выбросила бы ничего, что пришло от Неда, особенно после его смерти. Аласдэр знал, что она тщательно берегла все его письма. Сохраняла все до последнего листочка, например письма, которые он и Нед присылали ей из Оксфорда. Дорожила всем значимым и со знанием дела распихивала по тайникам.

Поиски в гардеробной оказались такими же тщетными. Даже книжные полки стояли пустыми. А закладывать листки между страницами было ее излюбленным приемом. Но все принадлежавшие Эмме книги упаковали и перевезли на Маунт-стрит. И Аласдэр мрачно решил, что придется пролистать их все. Переворошить книги, несессер для писем и все ящики секретера.

Ужасно трудная задача. А при их нынешних, отнюдь не безоблачных, отношениях практически невыполнимая. Придется изобрести какую-то причину, чтобы свободно проникать в дом и ходить в нем куда заблагорассудится. Положение опекуна предоставляло возможность видеться с Эммой, но никак не рыться в ее жилище.

Но так или иначе поручение следовало выполнить. Этого требовали король и отчизна. Или, скорее, Нед. Если он умер, оберегая какие-то секретные сведения, он, Аласдэр, должен сделать все, чтобы смерть Неда не оказалась напрасной.

Глава 4

– Ах, Эмма, взгляни на это очаровательное платье! Оно тебе очень пойдет! – Мария подалась вперед и похлопала кучера по плечу. – Останови, Джон. Леди Эмма и я хотим заскочить сюда.

Джон натянул поводья и встал на Бонд-стрит. Он привык к частым указаниям миссис Уидерспун, чьи острые глаза не пропускали ни одной витрины.

– Мария, а надо ли? – запротестовала Эмма. – Мы и так весь день переходим из лавки в лавку, из ателье в ателье, из башмачной в башмачную. У меня уже глаза ни на что не смотрят.

– Здесь ты посмотришь с удовольствием. – Она сказала это с непререкаемой убежденностью и, сходя с подножки, оперлась о руку лакея. – Этот оттенок канареечного тебе очень к лицу. Его можно носить с шафрановыми туфельками. Будет великолепно смотреться. – И Мария нетерпеливо ворвалась в магазин.

– Прогуляй лошадей, Джон, – согласилась со вздохом Эмма. – Мы выйдем через несколько минут.

– Я так и полагаю, леди Эмма. – Кучер выразительно посмотрел на горы коробок и картонок, уже привязанных к задку экипажа.

Эмма успела забыть, насколько неутомимой оказывалась Мария, если дело касалось покупок. У нее самой терпения было гораздо меньше, хотя она и не собиралась показываться Лондону в вышедших из моды туалетах. Ей потребовалось меньше дня, чтобы установить: Аласдэр совершенно прав – ее гардероб абсолютно вышел из моды.

– Полагаю, дорогая, что завтра нам нужно нанести несколько визитов, – заявила Мария, когда они снова оказались в экипаже; канареечное платье после нескольких необходимых переделок должны были доставить на Маунт-стрит к вечеру. – Теперь, когда ты совершила несколько покупок и готова встретиться со светом лицом к лицу – кстати, твоя прическа – последний крик моды, – нам нужно посетить принцессу Эстергази и леди Джерси. Просто чтобы быть уверенными в поручительствах перед «Олмэксом». Как только станет известно, что ты готова принимать гостей, у нас не будет отбоя от визитеров, – радостно тараторила Мария.

Эмма не ответила. Прошла почти неделя с тех пор, как Аласдэр уехал из города после их отвратительной ссоры, и у нее хватило времени оценить импульс, который привел ее к взрыву. Последние дни они жили затворницами, но эти времена подходили к концу. И когда застучит дверной молоток и посыплются пригласительные карточки (а Эмма не сомневалась, что так оно и будет), вот тогда она бросит вызов. Решительно отметет все сомнения и при первой возможности избавится от опеки Аласдэра. Но зачем она так безоглядно заявила о любовнике? Муж еще куда ни шло, но любовник…

Но она поклялась и не хотела, чтобы Аласдэр уличил ее во лжи. Что сможет, то сделает. Губы Эммы горько скривились, когда она подумала об их постоянных ужасных стычках. А может, если откровенно, это она первая задиралась… И не только к Аласдэру, к Неду тоже. Ее с детских лет преследовала мысль: если она не станет им ровней, ее не будут брать в свою компанию. С годами желание быть первой угасало, но время от времени прорывалось опять.

В глазах мелькнула насмешка: как над собой, так и над своим обидчиком. Аласдэр ее жестоко оскорбил, и она ответила ему тем же. Раны, которые они нанесли друг другу три года назад, слишком серьезны, чтобы их излечить. Боль от этих ран до сих пор жгла и, подогреваемая гордостью, усиливала желание уязвить другого.

Она дала себе срок до четырнадцатого февраля – решить вопрос с браком и завести любовника. Хорошо, если бы обе эти роли мог сыграть один мужчина: так было бы намного проще. Но Эмма пообещала взять в мужья человека, который первым сделает ей предложение. И вполне возможно, что он не подойдет на роль любовника. Она старалась не думать, как нелепо выходить замуж за человека, с которым неприятно делить постель.

– Радость моя, тебе кланяется Хорэс Пул, – толкнула ее под локоть Мария.

Эмма подняла глаза: на другой стороне улицы стоял, сияя улыбкой, и кланялся джентльмен.

– Гнусный тип, – пробормотала Эмма, отвечая холодным поклоном. – Нет ни одной наследницы, к которой бы он не подкатывался в последние десять лет.

– Что ж, дорогая, этого следовало ожидать, – согласилась Мария. – Мужчины станут виться вокруг тебя как осы у вазочки с вареньем. Не спорю, очень надоедает. Но ты не должна отчаиваться отыскать человека, на которого не производит впечатление твое состояние. – И она ободряюще похлопала Эмму по колену.

«Скорее получишь с неба луну», – подумала Эмма и тут же решила поправить условия своего вызова: да, она выйдет замуж за первого, кто сделает ей предложение, только если этот человек не окажется записным охотником за состояниями.

Мария посмотрела на профиль сидевшей рядом Эммы и подавила вздох. Раньше девушку никогда не донимали ухаживаниями только потому, что она богата. Она всего три недели была в обществе во время своего первого сезона, а потом сразу обручилась с Аласдэром. После скандального разрыва Эмма удалилась в провинцию, чтобы оставаться там, пока не утихнет шум, но не назначила срок возвращения, и Мария перестала приставать к ней с расспросами.

Теперь она, конечно, была рада, что годы печального заточения, похоже, кончились, но тем не менее понимала, сколько забот принесет обретенное Эммой богатство. Девушка совершенно не терпела дураков, а ее горячий характер не способствовал сдержанности. Большое состояние и хорошее происхождение давали некоторую свободу: ее не так сковывало мнение приверженцев строгих правил, если она бы вздумала их нарушать. Но пылкий нрав доставил неприятности в первом сезоне еще до скандала с разрывом помолвки.

Вроде тех гонок на каретах с леди Армстронг… От ужасного воспоминания Мария содрогнулась. Тот случай чуть не погубил репутацию Эммы. Или во время вечера музыки и танцев в Рейнлаге. Девушка тогда нарядилась в бриджи, изображая разбойницу. К этой эскападе приложили руку Нед с Аласдэром и сами изрядно порезвились. Да и в других приключениях если и не принимали участия, то явно поощряли Эмму. Оставалось надеяться, что годы научили ее благоразумию. По крайней мере в этом сезоне ни Нед, ни Аласдэр не станут ее подстрекать.

Сумей Мария в этот миг проникнуть в мысли Эммы, с ней случилась бы истерика. Девушка прикидывала, с какими столкнется трудностями, если заведет любовника. Дело должно оставаться в тайне… от всех, кроме, конечно, Аласдэра. До тех пор пока любовники вели себя осмотрительно, общество закрывало на связь глаза, особенно если любовная интрижка каким-то чудом могла перерасти в брак. Их связь с Аласдэром тянулась без намека на скандал до самого внезапного конца.

Но возможно ли, чтобы предполагаемый любовник в дальнейшем стал мужем?

Эмма вошла в спальню, чтобы взять мантилью и перчатки, и почувствовала явное возбуждение – в душе шевельнулась радость. Впервые после того, как она узнала о смерти Неда. Ей было двадцать два года – слишком юный возраст, чтобы добровольно уйти в заточение и превратиться в старую деву. Аласдэр, разрази его гром, оказался прав. Ей было очень трудно существовать без плотской любви, которая постепенно стала необходимой для ее счастья и телесного здоровья. Он научил ее радостям страсти, которые трудно забыть. Но их можно испытать и с другими. И она станет наслаждаться ими опять.

***

Аласдэр приехал на Албемарл-стрит, когда на город уже спустились сумерки. Он выскочил из дилижанса и порывисто взбежал по лестнице. Кранем ждал его возвращения и распахнул дверь, как только нога господина коснулась первой ступеньки.

– Надеюсь, сэр, визит прошел ужасно. – Он принял у Аласдэра шляпу с пушистой бобровой оторочкой и дорожное пальто с капюшоном, на котором тотчас почтительно разгладил складки. Потом быстро покосился на господские сапоги и мрачно кивнул: кто бы ни ухаживал за ними во время путешествия милорда, он не понимал толка в настоящей чистке.

– По большей части скучно, Кранем, – ответил Аласдэр. Он переворошил на столике послания, быстро проглядывая каждое: приглашения, счета, пара запечатанных писем на надушенной бумаге. Одно, на простой бумаге в заклеенном конверте, он сунул в карман и прошел в салон, где за начищенной решеткой камина ярко пылал огонь, а на одноногом столе с мраморной крышкой красовался графин с кларетом.

Он швырнул почту на диван и налил себе бокал вина.

– Сегодня вечером я буду ужинать в «Уайтсе».

– Хорошо, сэр, – кивнул Кранем. – Я распакую ваш саквояж. Осмелюсь предположить, что одежда в печальном состоянии.

– Сомневаюсь, – улыбнулся Аласдэр. – К тому же думаю, что справлюсь и сам.

Столь немыслимое предположение Кранем не удостоил словами. Просто поклонился и вышел.

Улыбка Аласдэра угасла. Последние четыре дня он провел, колеся по Гэмпширу и останавливаясь на чертовски неудобных постоялых дворах, потому что не мог вернуться в Лондон немедля: надо было потянуть время, изображая поездку в Линкольншир. Эмма не оставила бы просчет без внимания. Конечно, она может узнать о его визите от Грэнтли, но Аласдэр считал это маловероятным. Хестер Грэнтли и ее племянницу связывало так мало родственных чувств, что их общение, по всей видимости, сводилось к рождественским поздравлениям. Но если правда все же всплывет, это произойдет тогда, когда его дело будет решено раз и навсегда.

Он вынул письмо из конверта и поддел облатку ногтем. Послание оказалось из конногвардейского полка. Аласдэр пробежал глазами каллиграфически выписанные строки. Чарльз Лестер, сутулый, со впалой грудью, совсем не походил на бравого военного, но невзрачная внешность маскировала острый как бритва ум. Он изъяснялся короткими, точными фразами и писал так же, как говорил.

«До нас дошло, что другие лица также интересуются известным Вам документом. Мы продолжим расследование, но и Вы оставайтесь настороже. Буду держать вас в курсе дела. Ч. Л.».

Аласдэр скомкал листок и швырнул в огонь. Необыкновенно информативно, скучающе подумал он и вновь наполнил бокал. Предупредить, что необходимо соблюдать осторожность, но ни словом не обмолвиться, кого именно следует опасаться.

Он посмотрел на часы. Время близилось к семи. Интересно, Эмма ужинает дома? Когда-то ему ничего не стоило заскочить к ней и на правах сначала старинного приятеля, а потом и жениха сесть за стол. Аласдэр нетерпеливо тряхнул головой и прошел в соседнюю спальню, где Кранем выкладывал из дорожного саквояжа его вечернюю одежду.

Спустя полчаса он пересекал вестибюль, когда его сосед сверху словно по сигналу спустился по лестнице.

– Лорд Аласдэр, вы вернулись? – На лице Поля Дени сияла обворожительная улыбка.

– Как видите, – вежливо кивнул Аласдэр и пожал протянутую руку. – Я ужинаю в «Уайтсе». Вы там состоите?

– О да! Принц Эстергази внес мое имя в список членов. Он старинный знакомый отца. И так случилось, что я сам иду туда ужинать. Не мог бы я… – Он смущенно замолчал.

– Ради Бога, – ответил Аласдэр. После четырех дней одиночества он был вовсе не против компании. К тому же всегда полезно поддерживать с соседом добрые отношения.

Вечер получился дружеским, и, когда компания двинулась к карточным столам, Поль Дени не мешкая принял приглашение присоединиться к остальным. В карточной игре Аласдэр был таким же расчетливым, как и в игре на бирже. На самом деле оба эти занятия были неразрывно связаны: выигранное за карточным столом он вкладывал на бирже в акции и ценные бумаги. Это объяснило бы Эмме его возможность жить на широкую ногу, пожелай он ее просветить. Зато Нед очень хорошо знал о его способности превращать крохи в большие деньги и, вероятно, поэтому доверил другу состояние Эммы.

Но не только по этой причине. Хотя Аласдэр и не признался, он соглашался с Эммой, что, связывая их такими тесными узами, Нед надеялся восстановить их союз. Он бы опечалился, если бы узнал, насколько далек оказался от цели. Аласдэр поднял со вздохом карты.

Тема, как он и предполагал, возникла почти незамедлительно.

– Я слышал, что Эмма Боумонт возвратилась в Лондон. – Лорд Элвестон выложил на стол стопку гиней.

– Да. И вы, несомненно, слышали, что, согласно завещанию ее брата, я являюсь ее опекуном, – холодно ответил Аласдэр и тоже сделал ставку.

– Чертовски неудобная ситуация, – заметил джентльмен с нарумяненным лицом.

– Почему, Стречли? – Аласдэр приподнял бровь. Его голос был таким, что, казалось, разрезал бы сталь.

Виконт Стречли густо покраснел под румянами и весь пошел пятнами.

– Да нет… так… ничего…

Принимая ответ, Аласдэр насмешливо склонил голову и продолжал игру. Последовало короткое неловкое молчание. Потом герцог Бедфорд, который метал банк, объявил:

– Говорят, богата как Крез.

Аласдэр подтвердил его замечание холодным кивком.

– И если выглядит все так же… – продолжал герцог.

– Уверяю вас, все так же, – перебил его Аласдэр и открыл карты. – Банк мой.

– Я постоянно даю себе обещание не садиться с вами за стол и каждый раз забываю, насколько вы везучи, – посетовал лорд Элвестон и с отвращением отшвырнул карты.

– О, это не везение, Джордж, – со смехом возразил молодой человек. – Неужели вы не в состоянии распознать мастера?

– Значит, она хочет подыскать мужа. – Герцог никак не хотел оставить затронутую тему.

– Какая же одинокая женщина не хочет?! – ухмыльнулся виконт Стречли.

– А вы, Аласдэр, все еще не в числе претендентов? – в упор спросил Элвестон.

Оттого что вопрос был поставлен так прямо, Аласдэр почувствовал облегчение. Вопрос всплыл, на него получат отрицательный ответ, и есть надежда, что прошлое будет похоронено.

– Нет, не в числе. Мы с Эммой договорились, что не подходим друг другу. И ничто не изменилось. Герцог, вы сдаете?

Бедфорд взял новую колоду, положенную служителем у его локтя, и ловко перетасовал.

– Значит, путь свободен?

– Насколько я знаю, да, – согласился Аласдэр.

– И вы не сказали своего слова? – поинтересовался Стречли.

– И в мыслях такого не было. – Аласдэр сделал ставку и переменил тему. Он мучительно размышлял, насколько далеко в своем порыве готова зайти Эмма. Не настолько же, чтобы взять в мужья такого разукрашенного фата, как этот Стречли. Или в любовники? Аласдэр посмотрел на виконта и испытал отвращение, когда представил руки напыщенного глупца на великолепном теле Эммы. Нет, невозможно, чтобы она настолько потеряла рассудок.

Он обвел глазами залитый ярким светом салон. Хрустальные капли на канделябрах отражали огоньки мириад свечей. А был ли здесь мужчина, которого он бы потерпел в постели Эммы? Ответ напрашивался сам собой. Кажется, он оказался в положении собаки на сене.

– Но леди Эмма прислушивается к вашему мнению? – настаивал герцог. – Вы ведь ее опекун и ближайший друг ее брата. Если бы вы замолвили за кого-то слово…

– У леди Эммы свой ум, – решительно оборвал его Аласдэр.

Поль Дени играл внимательно, как и подобало человеку, у которого не слишком набит карман. Его положение эмигранта было всем известно, а редкий эмигрант оказывался богачом. По поводу Эммы Боумонт он так ничего и не сказал, но это не вызвало ехидных замечаний: нельзя же требовать от человека, чтобы он вступал в разговор о даме, которую совершенно не знает. И никто не догадался о молниеносных расчетах, которые совершались в его голове. Если леди Эмму атакуют ухажеры, он может влиться в их ряды без всяких объяснений.

– Лорд Аласдэр, вы возвращаетесь на Албемарл-стрит? – спросил он, когда еще не поздним вечером партия распалась. – Можно мне с вами?

– Безусловно. – Аласдэр взял шампанское со льдом с подноса проходившего официанта. – Дайте мне полчаса. Здесь есть еще люди, с которыми я не говорил сегодня. – И с бокалом в руке обошел комнату, убеждая каждого, что Аласдэр Чейз не указывает Эмме Боумонт, как поступать, и что обида трехлетней давности забыта. Потом отправился искать Поля Дени, который сидел в эркере, выходящем на темную Сент-Джеймс-стрит, и листал журнал.

– Надеюсь, вы не сочтете меня дерзким, если я попрошу вас помочь мне получить известность в обществе? – спросил месье Дени, когда они проходили по Пиккадилли.

– Тоже хотите заполучить богатую жену? – пронзительно посмотрел на него Аласдэр.

Поль сумел изобразить застенчивый взгляд.

– Не совсем… Но моя ситуация… я бы сказал, немного стесненная…

– Не больше, чем у многих, – пожал плечами Аласдэр.

– Может быть, и нет. Но эта леди Эмма… Хотел бы я знать… – Он деликатно кашлянул. – Хотел бы я знать, не могли бы вы меня ей представить? Если, конечно, вы ничего не имеете против.

Где-то глубоко в груди Аласдэра пронзила острая боль. Сначала Бедфорд, теперь этот эмигрант. Похоже, ему суждено выполнять роль сводни для женщины, которую, как он только что понял, не мог себе представить принадлежащей кому-то еще, а не ему самому.

– Думаю, вам лучше попросить принцессу Эстергази, – ответил он. – В ближайшее время я не собираюсь навещать леди Эмму.

Поль Дени промолчал, но его мысли неслись в голове одна за другой. Он заметил, как напрягся лорд Аласдэр, когда за карточным столом зашел разговор о возможном замужестве леди Эммы. Его смятение было тщательно замаскировано, но не укрылось от глаза и уха, привыкших улавливать тончайшие чувства, малейшие колебания. Получалось, что губернатора информировали неверно. Какими бы близкими ни были отношения леди Эммы Боумонт и лорда Аласдэра Чейза, они были вовсе не простыми. Лорд Аласдэр стал ее опекуном. Не это ли послужило яблоком раздора? Но каковы бы ни были причины напряженности между ними, они нисколько не облегчали осуществление его собственных планов. Что ж, приходится искать обходные, пути.

***

– Дорогая, сегодня утром ты что-то слишком увлеклась, – заметила Мария, опуская ломтик тоста в чай, а затем кладя размокший кусочек в рот.

Эмма откусила кончик гусиного пера и внезапно перечеркнула только что написанную строчку. Затем оттолкнула листок и вернулась к завтраку.

– Надо разобраться с одним неприятным делом, – туманно объяснила она.

– Может быть, я смогу помочь? – предложила Мария и окунула в чай новый ломтик тоста.

Девушка покачала головой и произнесла с озорной интонацией:

– Нет, не думаю. Ты не большой знаток лошадей. – Эмма, как обычно, с изумлением наблюдала, как Мария мерно уписывает тосты с чаем. Сама Эмма пила кофе, временами совершая набеги на блюдо с беконом и грибами.

– Думаю, что утром мы первым делом должны нанести визит принцессе Эстергази, – продолжала Мария, следуя собственным мыслям. – Следующий подписной бал состоится в «Олмэксе» пятнадцатого числа, и мы должны быть уверены, что вовремя получим приглашения. Бальное платье из кисеи цвета слоновой кости поверх бирюзового бархата – это как раз то, что надо. Как ты считаешь, милая?

– M-м, – протянула Эмма и снова взялась за перо.

– Конечно, красновато-коричневый креп тебе тоже очень идет, – продолжала Мария, нимало не смущаясь тем, что ее подопечная не желает сосредоточиться на столь животрепещущей теме. – Золотистый кружевной шарф будет выглядеть с этим цветом особенно элегантно. Попроси Матильду его отыскать, и тогда мы решим окончательно.

– M-м, – снова пробормотала Эмма, решительно ставя точку под последней строкой послания. – Ну вот, лучше не умею. – Она помахала листком, чтобы просохли чернила. – Мне надо это срочно отправить, Мария. Я прикажу, чтобы карету подали к парадному через полчаса.

– Хорошо, если к этому времени ты будешь готова. – Компаньонка с сомнением покачала головой. Эмма, если только не завтракала на заре перед охотничьим сбором, неизменно спускалась к столу в пеньюаре поверх ночной рубашки.

Девушка рассмеялась.

– Буду готова через двадцать минут. – И выскользнула из комнаты, оставив Марию расправляться с тостами и чаем.

Она сдержала слово и через полчаса появилась внизу, натягивая бледно-лиловые лайковые перчатки.

– Вы отправили письмо, Харрис?

– Да, мэм, Бодли тут же его забрал. Ландо у подъезда.

– Иду! Иду! – пронзительно оповестила Эмму Мария, торопясь по лестнице. – Боже мой! Я была уверена, что спущусь первой! Хотела только выбрать шляпку и перчатки, а ты была совсем не одета! – Она оценивающе оглядела облегающий дорожный костюм Эммы и, не переставая трещать, поспешила к двери. – Темно-синий цвет – прекрасный выбор.

Лакей подал ей руку и помог взобраться в ландо.

Эмма поднялась следом. Она не сопротивлялась обрушивающемуся на нее потоку болтовни. На свои измышления Мария редко требовала определенного ответа, и девушка научилась прикидываться вежливо слушающей, хотя в это время думала о чем-то своем. В данном случае ее мысли были заняты лошадьми.

Австрийский посол жил с супругой на Беркли-сквер в добротном, выходящем фасадами на обе стороны улицы, оштукатуренном особняке. Принцесса Эстергази принимала посетителей в верхней гостиной, которая выходила окнами в парк.

– Мария Уидерспун, – проговорила она с жизнерадостным смешком, – я вас не видела в городе несколько месяцев. Вы приехали на весь сезон? – И, не дожидаясь ответа, повернулась к Эмме. Ее темные брови слегка приподнялись. – Леди Эмма, примите мои соболезнования по поводу смерти брата.

– Благодарю вас, мэм, – кивнула Эмма. Она чувствовала на себе изучающий взгляд хозяйки.

– Вы решили не соблюдать траур до конца?

– Брат бы этого не пожелал.

– Ах, молодежь, молодежь… – посетовала почтенная матрона. – Так мало уважения к обычаям.

– Это, пожалуй, сильно сказано, принцесса, – выступила на защиту девушки Мария. – Эмма несколько месяцев жила в строгом трауре. Но наш дорогой Нед, – она солгала очень твердо, – в своем завещании пожелал, чтобы Эмма обзавелась своим домом, как только лорд и леди Грэнтли переедут в имение.

Принцесса кивнула, но так и не отвела от Эммы испытующего взгляда. И девушка почти увидела, как в ее голове пробегают мысли: «Двести тысяч фунтов! С этим нельзя не считаться. Ей-богу, за такое состояние можно многое простить!»

– Хорошо, – наконец произнесла принцесса. – Полагаю, я должна направить вам приглашения в «Олмэкс»? Сегодня как раз собираюсь заняться рассылкой. Кажется, Маунт-стрит?

– Да, самый восхитительный дом, – поспешила согласиться Мария. – Его нанял для Эммы ее поверенный лорд Аласдэр Чейз.

– Ах да, лорд Аласдэр, – проговорила принцесса. Ее взгляд стал пристальнее, и гости поняли, что она вспоминает давнишний скандал.

– Лорд Аласдэр – старый и верный друг. – Мария доверительно заглянула принцессе в глаза.

Что бы ни подумала по этому поводу матрона, ее мнение осталось при ней, потому что в это время дворецкий объявил о появлении новых гостей – леди Сефтон и ее сына лорда Молино. За ними прибыла леди Драммонд с тремя дочерьми, и вскоре салон наполнился гулом разговоров. Мария оказалась в своей стихии, и неловкость по поводу давнего скандала была совершенно забыта. Возвращение Эммы в общество никто не обсуждал, но девушка расслышала, как леди Драммонд спросила у леди Сефтон:

– Неужели правда? Двести тысяч фунтов?

– Как будто бы так. Но отчего она не замужем? Выглядит миловидно, хотя, на вкус многих, высоковата и чересчур худощава. Но ради такого состояния любой мужчина простит недостатки внешности.

– Может быть, ей трудно угодить? – предположила леди Драммонд. – Так высокомерно держится… А после скандала…

Эмма отошла в сторону. Ее уши горели. Неприятно, когда тебя обсуждают, хотя она понимала, что это неизбежно.

– Господин Поль Дени! – объявил от порога дворецкий, и Эмма посмотрела на вновь вошедшего. Им оказался мужчина среднего роста, с черными, густыми, вьющимися волосами над красивым лбом, очень темными, блестящими глазами и оливковой кожей. Он вычурно поклонился хозяйке, что так соответствовало его необычной внешности, и заговорил с легким, но различимым акцентом:

– Принцесса, я пришел, чтобы засвидетельствовать вам свое уважение. Полагаю, что мой отец писал вашему супругу. – Он поднес руку хозяйки к губам и с изяществом поцеловал.

– О да, припоминаю. Какие-то родственные связи. Двоюродная тетя, не так ли? – Она любезно улыбнулась столь милому молодому человеку.

Поль признал, что именно двоюродная тетя связывала их семейства, и снова поцеловал руку хозяйке дома. Принцесса Эстергази отвела его в сторону и в своей живой манере принялась расспрашивать о детстве и нынешних обстоятельствах.

Эмма приняла с подноса лакея чашечку кофе и незаметно придвинулась к хозяйке и новому гостю. В этом человеке было нечто такое, что приковало ее внимание. Нечто интригующее: темный взгляд, то, как он держался, словно вот-вот собирался совершить отчаянный поступок. Он казался коренастее Аласдэра, и одежда на нем сидела хуже, видимо, покрой был не так хорош. Аласдэр бы сразу определил, у кого сшит сюртук: у Вестона или Шульца, Швейцера, Дэвидсона или менее известного портного. А может быть, дело было в фигуре: не те плечи, не такие длинные, как у Аласдэра, ноги, и поэтому на панталонах легкая морщинка, неидеальная линия бедра…

– Леди Эмма, позвольте вам представить мистера Дени. – Принцесса Эстергази заметила, что девушка стоит рядом. – Он тоже только что прибыл в Лондон. Мистер Дени, позвольте вам представить леди Эмму Боумонт.

– Здравствуйте, мистер Дени. – Эмма нисколько не сожалела, что прервали ее сравнения, и протянула руку. Поль поклонился и поднес ее к губам. Его жест поразил Эмму налетом напыщенности, и она почти сразу отняла руку. – Вы француз?

– Из семьи эмигрантов, мэм. – Молодой человек улыбнулся, демонстрируя очень белые, но слегка неровные зубы. – В девяносто первом, когда мы бежали из Франции, я был еще мальчиком. Нас приютили добрые друзья родителей из Кента.

– Вы помните революцию, сэр? – Думая о кровавых ужасах Террора, Эмма всегда испытывала какую-то мрачную радость.

– В памяти кое-что осталось. Вы интересуетесь революцией? – Улыбка Поля стала шире, глаза остановились на лице Эммы, и она ощутила странное и беспокоящее чувство, будто между ними установилась близкая связь. Он смотрел так, будто был единственным человеком в комнате. На нее давно так не смотрели, разве что неуклюжие сыновья сельского эсквайра одаривали мужским вниманием. Без сомнения, чистый флирт, но Эмма была не против игры.

Она улыбнулась, и ее глаза немного сузились.

– Это какое-то наваждение: события того страшного времени меня ужасно захватывают. И если вы согласитесь удовлетворить мое любопытство, то найдете самого благодарного слушателя.

– С восторгом. – Дени предложил ей руку, и они двинулись от центра комнаты к дивану, стоявшему в углублении возле окна.

Принцесса Эстергази удовлетворенно кивнула. Ей нравилось оказывать благодеяния друзьям и родственникам. И хотя она ни за какие блага не вспомнила бы эту самую двоюродную тетю – раз муж сказал, значит, тетя на свете жила, и принцесса была рада замолвить за родственника словцо. Молодой человек показался ей совершенно обычным: хорошо воспитанным и прилично одетым. Не настоящий денди, конечно, но… Если ему удастся заполучить наследницу с ее двумястами тысячами фунтов, она решит, что сделала хорошее дело.