Текст книги "Встреча"

Августа с трудом подавила негодование. А Клодия спокойно удалилась из комнаты и закрыла за собой дверь. Да, подумала Августа, порой жизнь среди представителей гемпширской ветви Баллинджеров становится поистине тяжким испытанием!

Клодия, без сомнения, будет прекрасной графиней Грейстоун. Августа уже и сейчас, казалось, слышала спокойный голосок своей кузины, обсуждающей за завтраком с графом предполагаемый распорядок дня. Я полностью с вами согласна, милорд. Разумеется, они до смерти наскучат друг другу уже через пару недель…

Но это уж их заботы, решила Августа и на минутку задержалась у зеркала. Увидев собственное отражение, она чуть нахмурилась: она же забыла выбрать украшения к розовому платью.

Она открыла маленькую позолоченную шкатулку, стоявшую на туалетном столике. Там хранились два ее самых главных сокровища: аккуратно свернутый листок бумаги и ожерелье. На листке, покрытом зловещими бурыми пятнами, было написано небольшое стихотворение, сочиненное ее братом незадолго до смерти.

Ожерелье являлось собственностью нортамберлендской ветви Баллинджеров и уже в течение трех поколений переходило от одной владелицы к другой. Еще совсем недавно оно принадлежало матери Августы. Кроваво-красные рубины, перемежающиеся маленькими бриллиантами… В центре на подвеске красовался один очень крупный рубин.

Августа надела ожерелье и аккуратно застегнула замочек. Она часто надевала его. Это было единственное, что у нее осталось на память от матери. Все драгоценности Ричард продал, чтобы купить офицерский чин.

Когда украшение заняло свое место и крупный рубин спрятался в нежной ложбинке на груди, Августа подошла к окну и стала лихорадочно соображать, что же ей предпринять.

Гарри вернулся домой из клуба вскоре после полуночи и, отослав слуг спать, направился в свое святилище – в библиотеку. На письменном столе лежало последнее письмо дочери с подробным описанием ее успехов в учебе и погоды в Дорсете.

Гарри налил себе бокал бренди и, улыбаясь про себя, уселся перечитывать усердно нацарапанное гусиным пером письмо. Мередит было девять лет, и Гарри очень ею гордился. Она уже доказала, что является серьезной и прилежной ученицей, мечтающей порадовать отца и добиться больших успехов.

Гарри лично планировал воспитание и образование дочери и тщательно следил за выполнением каждого пункта своего плана. Всякие фривольные штучки, вроде рисунков акварелью и чтения романов, были им безжалостно вычеркнуты из этой программы. По мнению Гарри, именно легкомысленные книжки и акварели развивают склонность к романтическим настроениям, столь характерным в наши дни для большинства юных леди. Он не хотел, чтобы подобные черты проявились и у Мередит.

Занятия с девочкой ежедневно проводила ее гувернантка Кларисса Флеминг. Кларисса происходила из обедневшего рода Флемингов и была дальней родственницей Гарри. Он находил, что ему весьма повезло с воспитательницей дочери. Серьезная достойная дама, типичный синий чулок, тетя Кларисса полностью разделяла его взгляды на образование. И главное, она была в совершенстве подготовлена для преподавания тех предметов, которые он счел необходимыми для Мередит.

Гарри отложил письмо, отпил немного бренди и принялся обдумывать, какие перемены могут произойти в его тщательно налаженной жизни и хозяйстве, если в них вмешается Августа.

Может быть, он в самом деле сошел с ума?

Что-то шевельнулось у окна. Гарри, нахмурившись, поднял глаза, но не увидел ничего, кроме тьмы. Зато услышал какой-то подозрительный шорох.

Он вздохнул и потянулся за красивой эбенового дерева тростью, которую всегда держал при себе. Лондон не Европа, да и война давно закончена, но этот мир по-настоящему мирным не был. Опыт в познании человеческой природы подсказывал Гарри, что мирным он никогда и не будет.

Он встал, держа трость в руке, и потушил лампу. Потом подошел поближе к окну и посмотрел в сад.

Стоило комнате погрузиться во тьму, как шорохи усилились. Теперь они превратились в какое-то лихорадочное царапанье. Кто-то торопливо пробирался сквозь кусты, росшие вокруг дома.

Через несколько секунд раздался настойчивый стук в окно. Гарри выглянул и увидел человека в плаще с капюшоном, который: старался что-то рассмотреть сквозь стекло. В лунном свете мелькнула маленькая рука и снова постучала в окно.

Рука показалась Гарри знакомой…

– О, черт побери! – Гарри отступил от стены и положил черную трость на письменный стол. Потом резким сердитым рывком распахнул окно, оперся обеими руками на подоконник и высунулся наружу.

– Ах, боже мой! Как хорошо, что вы еще здесь, милорд! – Августа откинула капюшон. В бледном свете луны он заметил, какое облегчение написано на ее лице. – Я увидела в окне свет и поняла, что вы здесь, а потом вдруг свет погас, и я испугалась, что вы ушли из библиотеки. Подумать страшно. Вдруг мне бы не удалось перехватить вас сегодня! Ведь я больше часа ждала вашего возвращения у леди Арбутнотт.

– Если бы я только знал, что меня ждет дама, я непременно постарался бы вернуться домой пораньше.

Августа наморщила носик:

– О господи! Вы сердитесь, да?

– Что именно дало вам повод так думать? – Гарри потянулся вниз, схватил ее за укутанные плащом плечи и легко втянул через окно в комнату. И только тогда заметил еще одного человека, скрючившегося в кустах. – Кто там еще, черт побери?

– Это Скраггз, милорд. Дворецкий леди Арбутнотт, – еле слышно пролепетала Августа, оправляя платье и плащ – Гарри наконец отпустил ее плечи. – Леди Арбутнотт настояла, чтобы он сопровождал меня.

– Скраггз? Понятно. Подождите меня здесь, Августа. – Гарри перекинул через подоконник одну ногу, потом вторую, спрыгнул на влажную землю и направился к сутуловатой фигуре в кустах. – А ну-ка выходите, любезный.

– Да, ваша светлость?.. – Скраггз вышел к нему, несчастный, прихрамывающий. Его глаза в темноте поблескивали от еле сдерживаемого смеха. – Могу я чем-нибудь служить вам, сэр?

– Я полагаю, на сегодня вы уже сделали достаточно, Скраггз, – проворчал Гарри. Понимая, что Августа стоит у открытого окна и все слышит, он понизил голос. – И если вы еще раз окажете этой даме помощь в подобного рода авантюрах, я лично займусь вашей хромотой и быстро научу вас ходить как следует. Причем навсегда… Вы меня поняли?

– Да, сэр. Вполне понял, ваша светлость. Мне все совершенно ясно, сэр. – Скраггз склонил голову в подобострастном поклоне и попятился назад, энергично кланяясь. – Я ничего… я подожду вон там, в холодке, сэр, мисс Баллинджер… Не обращайте на меня внимания, сэр, хотя ночной воздух и вреден для моих старых костей, милорд.

– Меня совершенно не интересуют ваши старые кости. Убирайтесь, пока я вам их не пересчитал, милейший. Возвращайтесь назад, к Салли. Я сам позабочусь о мисс Баллинджер.

– Салли собирается отправить ее домой в своей карете вместе с несколькими дамами из клуба, – тихо сообщил Питер уже своим голосом. – Не торопись, Гарри. Никто, кроме Салли и меня, не знает, что здесь происходит. Я буду ждать Августу в саду у Салли. Она в полной безопасности, только проводи ее туда.

– Ты и представить себе не можешь, как успокоил меня, Шелдрейк!..

Питер улыбнулся из-под наклеенных усов Скраггза:

– Это была не моя идея, между прочим. Мисс Баллинджер явилась с собственным готовым планом.

– К сожалению, я вполне этому верю.

– И остановить ее было совершенно невозможно. Она упросила Салли разрешить ей пробраться через сад к твоему дому, и Салли – что было очень мудро с ее стороны – настояла, чтобы я отправился вместе с леди. Собственно, больше мы ничего не могли с ней поделать, оставалось только позаботиться, чтобы она не попала в беду, прежде чем доберется до тебя.

– Ладно, исчезни, Шелдрейк. Твои извинения слишком притянуты за уши, чтобы имело смысл их выслушивать.

Питер снова ухмыльнулся и растворился во тьме, а Гарри вернулся к открытому окну, где стояла, вглядываясь в черноту ночи, Августа.

– Как, разве Скраггз уходит? – спросила она.

– Возвращается к своей хозяйке. – Гарри вспрыгнул на подоконник и снова очутился в библиотеке. Потом закрыл окно.

– Ах как хорошо! Очень мило, что вы отослали его, милорд, – улыбнулась Августа. – В саду очень холодно, и мне ужасно не хотелось, чтобы он слонялся по такой сырости вокруг дома. Вы знаете, его так мучает ревматизм!

– Его будет мучить не только ревматизм… пусть только попробует еще хоть раз выкинуть что-либо подобное, – пробормотал Гарри, вновь зажигая лампу.

– Пожалуйста, не вините Скраггза за мой ночной визит к вам. Это все моя затея.

– Я так и понял, и позвольте сообщить вам, что ваша затея абсолютно непристойная, мисс Баллинджер. Абсолютно пустая, идиотская, достойная всяческого порицания. Но уж поскольку вы оказались здесь, то, может быть, все-таки объясните, что вас заставило рисковать собственной головой и репутацией, чтобы повидаться со мной в столь поздний час и столь странным образом?

– Но это так трудно объяснить, милорд! – огорченно воскликнула Августа.

– Не сомневаюсь.

Она повернулась к догоравшим дровам в камине; ее плащ распахнулся, она явно наслаждалась теплом, исходившим от пышущих жаром малиновых головней. Крупный рубин у нее на груди мерцал в багровых отсветах пламени.

Гарри взглянул на ее прелестную грудь и шею, обнаженные глубоким вырезом вечернего платья, и не смог отвести глаз. Господь милосердный! Да ведь у нее почти вся грудь на виду, лишь немного прикрыта изящными атласными розочками в самых опасных местах. Воображение его дорисовало картину. Он представил себе очаровательные бутоны под корсажем элегантного вечернего платья. Твердые и округлые, они будто созданы для мужских губ.

Гарри отвел глаза, чувствуя, что необычайно возбужден, и постарался взять себя в руки. Он держался в обычной холодноватой манере.

– Я предлагаю вам немедленно начать свои объяснения, какими бы странными они ни казались. Уже слишком поздно.

Гарри оперся на край письменного стола и скрестил руки на груди с выражением сурового осуждения. Было очень трудно продолжать бранить ее: единственное, чего ему по-настоящему хотелось, – немедленно уложить Августу на ковер и прямо здесь предаться с нею любовным утехам. Он подавил тяжелый вздох. Нет, эта женщина околдовала его!

– Я пришла предупредить вас о надвигающейся беде, милорд.

– А могу я поинтересоваться, какая именно беда надвигается, мисс Баллинджер?

Она обернулась и с несчастным видом посмотрела на него:

– Совершена чудовищная ошибка, милорд. Вы, по всей видимости, заезжали к моему дядюшке сегодня днем?

– Заезжал. – Конечно же, она не стала бы предпринимать подобную эскападу, чтобы только отказать ему. Однако Гарри впервые за все это время почувствовал тревогу.

– Дядя Томас не совсем правильно понял вас, сэр. Видите ли, он решил, что вы просите моей руки, а не руки кузины. Без сомнения, ему этого очень хотелось. Он уже давно беспокоится по поводу моего положения – боится, как бы я не осталась старой девой. Он считает, что обязан непременно выдать меня замуж. Иными словами, я боюсь, он уже разослал объявление о якобы нашей с вами помолвке в газеты, так что к завтрашнему утру об этом узнает весь город.

Гарри с трудом оторвал глаза от атласных розочек и уставился на свои до блеска начищенные сапоги. Несмотря на немыслимое волнение в крови, он умудрился говорить совершенно спокойно.

– Понятно, мисс Баллинджер.

– Пожалуйста, поверьте, милорд, мой дядя допустил ошибку из самых благородных побуждений! Я его самым тщательным образом расспросила, и он был абсолютно уверен, что вы просили моей руки. Вы же знаете, какой он. По большей части он живет в совсем ином мире. Он может помнить все имена своих драгоценных греков и римлян, однако, к сожалению, вечно путает имена собственных домочадцев. Надеюсь, вы это понимаете?

– Хм…

– Да, я не сомневалась, что вы все поймете. Вы наверняка тоже страдали от его рассеянности. И все-таки, – Августа стремительно прошлась по библиотеке; плащ развевался у нее за спиной, точно темный бархатный парус, – еще не все потеряно, хотя завтра нам обоим будет трудно, когда столь неожиданное известие дойдет до слуха наших друзей и знакомых. Впрочем, у меня есть план.

– Господи, спаси и помилуй! – пробормотал себе под нос Гарри.

– Что вы сказали? – Она внимательно посмотрела на него.

– Да так, ничего, мисс Баллинджер. Вы, кажется, говорили о каком-то плане?

– Вот именно. А теперь слушайте. Я понимаю, у вас мало опыта в подобных интригах – слишком вы увлечены наукой, так что будьте, пожалуйста, внимательны.

– По-видимому, у вас-то опыт в таких делах значительный?

– Ну, не совсем в таких, если честно, – покраснела она, – однако кое-что в интригах я смыслю. Просто, если вы понимаете, о чем я говорю, требуется определенная ловкость, помогающая воплотить в жизнь свои планы. А также смелость и ум. И потом, нужно вести себя так, будто ничего необычного не происходит, все время сохранять спокойствие. Вы понимаете меня, милорд?

– Полагаю, что да. Почему бы вам не изложить ваш план целиком, чтобы я смог уловить его суть?

– Прекрасно! – Она сосредоточенно нахмурилась и принялась изучать карту Европы, висевшую на стене. – Дело в том, что, как только в газетах появится сообщение о нашей помолвке, для вас будет уже невозможно с честью взять назад ваше предложение.

– Это верно, – согласился он. – Но я и не думал о том, чтобы взять свое предложение назад.

– Вот именно! Вы попались в ловушку. А вот я вполне могу воспользоваться чисто дамской привилегией и возмутиться, что не спросили моего согласия. Именно так я и поступлю.

– Мисс Баллинджер…

– Ах, я знаю, что поползут бесконечные слухи и сплетни, меня назовут бездушной кокеткой и тому подобное. Возможно, мне даже придется на некоторое время уехать из города, однако какая мне разница? В конце концов, вы окажетесь свободным. И вам все будут только сочувствовать. А когда буря уляжется, вы сможете просить руки моей кузины, как и собирались с самого начала. – Августа выжидающе посмотрела на него.

– И это весь ваш план, мисс Баллинджер? – помолчав, спросил Гарри.

– Боюсь, что да, – обеспокоенно пролепетала она. – А что, он вам кажется чересчур простым? Но мы, наверное, могли бы придумать что-нибудь и более хитроумное? Хотя в целом, по моему глубокому убеждению, чем проще план, тем легче его осуществить.

– На вашу интуицию в данном случае, безусловно, следует полагаться больше, чем на мою, – пробормотал Гарри. – А что, вас так беспокоит возможность оказаться помолвленной?

Ее щеки предательски покраснели и она отвела глаза:

– Это совсем неважно, сэр. Дело в том, что вы просили не моей руки, а руки Клодии. И кто может вас за это винить? Я, например, отлично понимаю вас… Хотя должна предупредить: я не уверена, что ваш брак с Клодией будет счастливым. Вы с ней слишком похожи – надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду…

Гарри поднял вверх ладонь, пытаясь прекратить ее словесный поток:

– Мне, видимо, следует кое-что прояснить, прежде чем мы продолжим обсуждение вашего плана.

– Что же?

Он посмотрел на нее с легкой загадочной улыбкой: ему явно очень хотелось предугадать, какова будет ее реакция.

– Ваш дядюшка ничуть не ошибся. Именно вашей руки я просил, мисс Баллинджер.

– Моей?

– Да.

– Моей руки? Вы просили моей руки, милорд? – Она ошеломленно смотрела на него.

Больше Гарри выдержать не мог. Он выпрямился, отошел от стола и, решительно приблизившись к Августе, взял ее дрожащую руку, поднес к губам и нежно поцеловал:

– Вашей руки, Августа.

Пальцы у нее были ледяные, она вся дрожала. Не говоря больше ни слова, Гарри привлек ее к себе. Какая она хрупкая, мелькнуло у него в голове. Тоненькая талия, изящная линия спины, мягкий изгиб бедер под розовым платьем…

– Милорд, я ничего не понимаю, – еле слышно прошептала Августа.

– Ничего удивительного. Но может быть, это вам что-нибудь объяснит…

Гарри наклонился и поцеловал ее. Впервые он по-настоящему обнимал свою невесту. Разумеется, если не считать тот невинный поцелуй, которым она одарила его в библиотеке Энфилда вчера ночью…

Он целовал ее так, как ему мечталось в течение нескольких последних ночей, когда он лежал в своей постели без сна.

Гарри не торопился. Он легко касался разомкнутых губ Августы, прекрасно понимая и охватившее ее смятение, и женское любопытство, и неуверенность. Однако сила ее ответного чувства мгновенно разожгла в его душе пожар; ему безумно хотелось охранять ее, уберечь от какой-нибудь опасности, и вместе с тем не менее сильным было и желание немедленно овладеть ею. И это желание затмевало разум, кружило голову.

Очень нежно он поднял маленькую руку Августы и положил ее себе на плечо. Она сжала его плечо пальцами – точно хваталась за последнюю соломинку. Гарри снова поцеловал ее, на этот раз страстно прильнув к зовущим устам.

Вкус ее губ был поистине неописуем. Сладостный, пряный, совершенно женский, он чрезвычайно будоражил его чувства. Прежде чем Гарри осознал, что делает, он уже со всей страстью приник к этому жаждавшему поцелуев рту. Руки его крепче обвили гибкую талию, сминая розовый шелк. Атласные розочки прильнули к его рубашке. Под тонкой тканью он чувствовал ее напрягшуюся грудь.

Августа тихонько вскрикнула и вдруг, вскинув обе руки, обвила ими шею Гарри. Плащ соскользнул с ее плеч. Гарри, обезумев, судорожно вдыхал аромат ее тела, ее духов. Предвкушение наслаждения стало непереносимым.

Он потянул за один из коротеньких рукавов ее платья, обнажив прелестное плечо и грудь, небольшую, округлую, сводившую его с ума, выскользнувшую из почти несуществующего корсажа. Гарри с нежностью взял зрелый плод в ладонь. Да, он не ошибся: ее соски напоминали спелые ярко-красные ягоды.

– О господи, Гарри… то есть, милорд…

– Гарри – это просто прекрасно! – Он позволил себе коснуться пальцем яркого бутона, цветущего на ее обнаженной груди, потом делал это снова и снова, ощущая ответный трепет ее тела.

Отсвет догорающих в камине дров мерцал в красных камнях ожерелья. Невозможно было отвести взгляд от этой прекрасной женщины. Он наблюдал, как пробуждается в ней страсть, и в его воображении мелькали соблазнительные образы великих античных цариц.

– О, моя Клеопатра! – пробормотал он, задыхаясь.

Августа на мгновение замерла и попыталась вырваться. Гарри снова коснулся розового соска – легко, ласково. Потом поцеловал ее в шею…

– Гарри! – задохнулась Августа, потом вздрогнула и с силой прильнула к нему. Ее руки еще крепче обвили его шею. – Ах, Гарри! Мне всегда хотелось узнать, как это бывает… – Она поцеловала его в шею. Она прижималась к нему всем телом, словно хотела раствориться в нем…

Эта неожиданная вспышка страсти подтвердила то, о чем он раньше интуитивно догадывался. В глубине души Гарри всегда был уверен, что Августа именно так ответит на его чувства. Однако он совершенно не учел собственной, чрезвычайно бурной, реакции на ее ответную страсть. Эта расцветающая страсть буквально ослепила его.

По-прежнему нежно сжимая в руке ее грудь, он осторожно опустил девушку на ковер. Она изо всех сил цеплялась за его плечи, поглядывая на него из-под ресниц. Ее прекрасные глаза цвета топаза были полны страсти и изумления, и еще – чего-то похожего на страх.

Гарри застонал, вытянувшись с нею рядом на ковре; рука сама потянула вверх подол ее платья.

– Милорд…

Он едва расслышал это слово.

– Гарри! – снова поправил он, целуя розовый сосок, который продолжал нежно поглаживать пальцем. Потом медленно поднял ее юбку до колен, обнажив ноги в аккуратных чулочках.

– Гарри, пожалуйста! Я должна кое-что сказать вам. Что-то очень важное. Я бы ни за что не согласилась выйти за вас замуж, не сказав этого. Я не хочу, чтобы вы потом чувствовали себя обманутым.

Он замер; душу охватывал леденящий холод.

– Что же вы хотели сообщить мне, Августа? У вас уже был другой мужчина?

Она непонимающе заморгала. Потом ее щеки вспыхнули слабым румянцем.

– О господи! Конечно же нет, милорд! И я совсем не об этом хотела поговорить с вами!

– Вот и прекрасно. – Гарри чуть усмехнулся, чувствуя одновременно и облегчение, и еще большее возбуждение.

Ну разумеется, у нее никого раньше не было! Инстинкт опытного мужчины подсказал ему об этом сразу, много месяцев назад. И все-таки было приятно получить подтверждение собственным догадкам. Одной проблемой меньше, подумал он не без удовлетворения. В прошлом у нее не было любовника, который мог бы стать соперником ему, Гарри. И Августа будет принадлежать ему одному!

– Дело в том, Гарри, – очень серьезно продолжала Августа, – что я боюсь стать для вас очень плохой женой. Я пыталась объяснить вам вчера ночью, когда вы обнаружили меня в библиотеке Энфилда, что я не могу подчиняться большинству обычных правил нашего общества. Вы должны помнить: я ведь принадлежу к нортамберлендской ветви Баллинджеров. И я совсем не ангел, в отличие от моей кузины. Мне совершенно чужды многие женские добродетели, тогда как вы ясно дали понять, что вам нужна в высшей степени добродетельная жена.

Гарри еще чуточку приподнял подол ее платья, обнажая бедра. Его пальцы ощутили их необыкновенную нежность.

– Я уверен, благодаря нескольким несложным урокам вы станете для меня великолепной женой.

– А я совсем не уверена в этом, сэр, – выдохнула она с отчаянием. – Очень трудно полностью переделать чей-то характер, вы же знаете…

– Я и не прошу вас об этом.

– Не просите? – Она с тревогой всматривалась в его лицо. – И я вам действительно нравлюсь такой, какая есть?

– Очень! – Он поцеловал ее в плечо. – Есть, правда, один или два непростых вопроса, которые нам стоило бы обсудить. Однако я убежден, что все остальное уладится и вы станете восхитительной графиней Грейстоун.

– Ах вот как? – Она прикусила губу и крепко сжала ноги. – Гарри, вы любите меня?

Он вздохнул и перестал нежно поглаживать ее бедро.

– Августа, Я прекрасно представляю себе, что многие современные молодые особы вроде вас считают любовь чем-то мистическим, неким уникальным, неповторимым чувством, которое нисходит на человека свыше, но отнюдь не в силу какого-либо рационально объяснимого процесса. Но сам я придерживаюсь диаметрально противоположного мнения.

– Ну разумеется! – В глазах ее явственно светилось разочарование. – Я полагаю, вы вообще не верите в любовь, не так ли, милорд? В конце концов, вы же ученый! Вы изучаете Аристотели, Платона и прочих невероятно логичных умников. Должна предупредить вас, сэр, что чрезмерно рациональное логическое мышление может порой серьезно повредить восприятию.

– Я приму ваше замечание к сведению.

Он поцеловал ее в грудь, испытывая восторг от одного лишь прикосновения к этой шелковистой коже. Господи, как она прекрасна! Он не мог вспомнить, когда в последний раз желал женщину столь же сильно, как желал сегодня ночью Августу.

Теперь он стал нетерпелив. Он дрожал от желания, а нежный аромат возбужденного женского тела просто сводил его с ума. Да она тоже хочет этого! Он решительно раздвинул ей ноги, и пальцы снова ощутили жар ее бедер.

Августа вскрикнула и в страхе вцепилась ему в плечи. Глаза ее расширились от изумления.

– Гарри?

– Тебе приятно, Августа? – Он покрывал легкими поцелуями ее грудь, свободной рукой лаская самые потаенные местечки.

– Не уверена, – задыхаясь, прошептала она. – Это такое странное ощущение… Я не знаю, можно ли…

Высокие часы в углу комнаты пробили час. Гарри показалось, что кто-то окатил его ведром ледяной воды. Он вдруг совершенно протрезвел и взял себя в руки.

– Боже мой! Что же я делаю? – Гарри резко сел и натянул платье Августы до самых туфелек. – Вы посмотрите, который час! Леди Арбутнотт и ваш приятель Скраггз ждут вас, и нетрудно представить, что они подумают.

Августа нерешительно улыбнулась, когда он поднял ее, поставил на ноги и принялся поправлять на ней платье.

– Не стоит бить тревогу, милорд. Леди Арбутнотт женщина в высшей степени современная, как и я. А Скраггз – ее дворецкий. Он никогда ничего не скажет.

– Как бы не так, черт бы его побрал! – пробурчал Гарри, тщетно пытаясь расправить атласные розочки и накинуть на плечи Августы плащ. – Черт бы побрал ваше платье! Вы же просто выпадаете из него! Позвольте заметить вам, сударыня, что после нашей свадьбы вы первым делом закажете себе совершенно новый гардероб!

– Гарри…

– Поторопитесь. Августа. – Он взял ее за руку и потянул к окну. – Я должен без промедлений доставить вас назад к леди Арбутнотт. Меньше всего мне хотелось бы услышать сплетни вокруг вашего имени.

– Ах, как вы правы, милорд! – Теперь в голосе ее звучал леденящий холодок.

Но Гарри не обращал внимания на раздражение своей возлюбленной. Он выпрыгнул в окошко и помог Августе благополучно приземлиться на траву. Ее тело было таким податливым и теплым, что он снова застонал. Он все еще до боли страстно желал ее. В голове мгновенно промелькнула мысль: а не отнести ли ее прямо наверх, в спальню, вместо того чтобы провожать к Салли? Нет, сегодня это было решительно невозможно.

«Но вскоре я непременно сделаю это», – пообещал он себе и, взяв Августу под руку, повел по саду к калитке. Свадьба должна состояться как можно скорее! Он просто не выдержит этой пытки.

Господи, что эта женщина сделала с ним?

– Гарри, если вас так беспокоят слухи и вы не верите в то, что действительно любите меня, то скажите, ради бога, почему вы решили на мне жениться? – Августа плотнее завернулась в плащ, стараясь не отставать от спутника.

Вопрос удивил его и показался ему неприятным, хотя он понимал, что ему бы следовало его ожидать. Августа была не из тех, кто так легко откажется от выяснения истины.

– Моему решению имеется множество серьезных логических причин, – резко обронил он, останавливаясь неподалеку от калитки и выглядывая за нее, чтобы понять, нет ли кого на улице. – Но ни одной из них я сегодня объяснять вам не собираюсь. – В холодном лунном свете отчетливо виднелись плитки тротуара. Окна дома, где жила Салли, приветливо светились. Поблизости никого не было. – Накиньте капюшон, Августа.

– Хорошо, милорд. Конечно же, не стоит рисковать. Вдруг кто-нибудь нас заметит, верно?

Уловив в ее голосе насмешку и обиду, он нахмурился:

– Простите, но я не умею быть таким романтичным, как вам хочется, Августа. И к тому же у меня сейчас слишком мало времени.

– Да, это очевидно.

– Вы можете не заботиться о собственной репутации, мисс Баллинджер, однако мне она не безразлична.

Его, казалось, полностью занимало одно: как бы скорее и незаметнее доставить ее к задней двери особняка леди Арбутнотт. Калитка в сад была открыта. Гарри затащил туда Августу и заметил, как от стены дома отделилась какая-то тень, похожая на краба. Скраггз по-прежнему при параде, с отвращением заметил Гарри.

Он посмотрел на свою новоиспеченную невесту. Ему хотелось заглянуть ей в лицо, но оно было полностью скрыто опущенным капюшоном плаща. Он отлично сознавал, что ведет себя отнюдь не как герой, о котором мечтают все девушки, и не как романтически настроенный жених.

– Августа?

– Да, милорд?

– Мы договорились с вами, не так ли? И завтра вы не станете пытаться криком и слезами добиваться от дядюшки перемены решения? Ибо если вы это сделаете, то должен предупредить вас…

– Господи, милорд! – Она вздернула подбородок. – Если вы удовлетворены помолвкой с женщиной весьма фривольного поведения, которая носит платья с чересчур глубоким вырезом, то надеюсь, я уж как-нибудь сумею вытерпеть строгого, чересчур серьезного, совершенно лишенного какой бы то ни было романтики ученого. В моем возрасте мне следует быть благодарной и за то, что досталось… Однако у меня есть одно условие, милорд.

– О черт, какое еще условие?

– Я должна настаивать на продлении срока помолвки.

– И надолго? – неожиданно осевшим голосом спросил он,

– Может быть, год? – Она блеснула глазами из-под капюшона.

– Боже милосердный! Я не собираюсь тратить целый год на какую-то помолвку, мисс Баллинджер. Все должно занять не более трех месяцев, чтобы хватило времени подготовиться к свадьбе.

– Ну хорошо, полгода.

– Черт побери! Четыре месяца, мое последнее предложение.

Августа снова вздернула подбородок.

– Ах, как это великодушно с вашей стороны, милорд, – произнесла она ядовитым тоном.

– Да, слишком великодушно. Слишком. Ступайте в дом, мисс Баллинджер, пока я не пожалел о собственном великодушии и не сотворил что-нибудь непристойное, после чего нам обоим будет исключительно стыдно.

Гарри повернулся и побрел через сад к калитке, потом по улице. При каждом шаге он снова и снова вскипал в душе, вспоминая, как только что торговался, точно на базаре, сокращая продолжительность своей помолвки. Интересно, думал он, Антоний с Клеопатрой вел себя подобным же образом?

Гарри сегодня особенно сочувствовал Антонию, чего с ним никогда не случалось прежде. Он всегда считал этого римлянина жертвой необузданной страсти. Но теперь Гарри начинал понимать, как может женщина подчинить себе мужчину, лишить его самообладания.

Это было весьма тревожное открытие, и Гарри решил, что ему следует быть настороже. В Августе явно обнаруживается талант доводить его до безумия.

Через несколько часов, лежа без сна в постели и глядя в потолок, Августа все еще ощущала повелительные прикосновения теплых губ Гарри. Тело ее помнило каждое из этих прикосновений. Она изнывала от странной, неведомой прежде тоски, которой не могла объяснить. По телу у нее, казалось, струился жидкий огонь.

Наконец она поняла, что больше всего ей хотелось бы, чтобы Гарри оказался сейчас здесь, с ней рядом, и свершилось бы то, что должно было свершиться, – все до конца!

Так вот что, Оказывается, называют страстью, подумала она. Вот чему посвящаются бесчисленные эпические поэмы и романтические истории.

При всем своем живом воображении, она никогда раньше не думала, насколько мучительными и опасными окажутся подобные отношения. Женщина вполне может потерять себя в море чувств и желаний,

А Гарри решительно намерен жениться на ней!

Августа почувствовала, как ее охватывает паника. Замужество? Выйти замуж за Гарри? Это невозможно! Из этого ничего не получится! Это было бы ужасной ошибкой. Нет, ей необходимо прервать помолвку, ради их же счастья! Августа следила за призрачно бегущими по потолку тенями и твердила себе, что просто обязана проявить чрезвычайную осторожность и находчивость.