Текст книги "Иди через темный лес. Вслед за змеями"

16
Где живые не ходят

Водяница подвинула мне плошку с толстыми темно-зелеными водорослями, похожими на лоснящихся червей. Пахло от них йодом и лимоном. Заметив мое брезгливое выражение лица, хозяйка поспешила меня успокоить:

– Не бойся, девица-соколица, ешь спокойно. В темных омутах их выращивают, и другой пищи на дне нет. Они и еду, и воду нам заменяют.

Я с сомнением потыкала пальцем в скользкую водоросль. Тянуть в рот ее не хотелось.

– И не надоедает постоянно одно и то же есть? Тем более так похожее на червяка?

– Надоедает, – со вздохом согласилась водяница. – Говорила я: тоска тут смертная, ничего не меняется, ничего нового не происходит. Вот ряды утопленников пополнятся – уже праздник, хоть лицо новое среди опостылевших, истории свежие да байки забавные. Гости-то редко бывают и не задерживаются, а задержатся – пуще слуг опротивеют.

Опечалившись, она подперла рукой подбородок и задумчиво подцепила ноготками одну из водорослей. Я завороженно следила, как хозяйка легко и изящно всасывает длинную толстую травинку, словно макаронину.

– Лучше не следи за хозяйкой, – мрачно посоветовал охотник. Обеденная трапеза снова собрала нас всех в одном месте. Вокруг стола шмыгали прислуживающие утопленницы. Похоже, они кожей ощущали повисшее напряжение и были непривычно тихи и скромны. – Ты все равно не сможешь так с их пищей управиться. Нам, наземным созданиям, это просто не дано.

– Сноровки не хватает, – во все зубы улыбнулась хозяйка.

Охотник оставил ее выпад без ответа, целиком засунув водоросль в рот и сделавшись похожим на хомячка. Сразу исчезло пугающее очарование его внешности – разве можно бояться того, чей вид вызывает смех?

Осмелев, я попробовала подхватить водоросль, но она выворачивалась из пальцев, как живая. Кое-как схватив несговорчивую пищу всей пятерней, я с трудом запихнула ее в рот. Вкуса она не имела, хоть и была мясистой и водянистой. Но голод и жажду она действительно утоляла отменно – с трудом проглотив одну, на миску с остальными водорослями я смотрела со все возрастающим отвращением. Жителям подводного царства остается только посочувствовать, они-то вынуждены это каждый день есть!

– В черных водах ни студеных ключей нет, ни еды. Так что, – хозяйка одарила меня сочувственным взглядом, – придется вам с собой запас водорослей взять.

– Надо – возьмем, – смиренно вздохнула я. Сколько бы времени ни занял путь по черным водам, есть и пить что-то придется. Но все наши запасы отсырели и пришли в негодность, пока мы погружались в воду, а бурдюк не пополнить – чистыми водами можно дышать, но не пить. А до ближайшего ключа с обыкновенной водой, по словам хозяйки, идти несколько суток.

Я уже заканчивала штопать рубаху, когда в горницу вошел охотник. Я недовольно на него покосилась и только сильнее закуталась в плащ, чтоб не смущать его голым телом.

– Я иду с тобой.

Голос охотника был тверд. Он не просил и даже не сообщал – он ставил перед фактом. Я хмыкнула, задумчиво покрутив в пальцах золотую иголку – железо в чистой воде ржавело, как и в обычной речной, так что почти все вещи в подводном царстве были из золота и серебра.

– И почему ты передумал?

Охотник пожал плечами, старательно глядя в стену.

– Мне будет жаль, если вы по дурости сгинете в черных водах.

– Не боишься сгинуть сам?

– Если и сгину, – тут он усмехнулся, – то осознавая, что сделал все возможное, чтобы вас вытащить.

Помолчав, он добавил уже тише:

– Я себе не прощу, если с тобой что-то случится.

Он снова говорил простым языком, без архаизмов. Словно ненадолго приподнял маску, обнажая истинное лицо.

– Что ж, – со вздохом я сделала последний стежок, закрепила нить, – я тебя за собой не тянула. А теперь выйди, я оденусь.

Он изобразил издевательский поклон и оставил меня одну.

Мне было страшно. До одури, до стука зубов, до испарины на лбу. Я боялась спускаться в черные воды, в мертвые воды, но еще больше я боялась стать нечистью. Буду честна сама с собой: если бы не раздающееся в ушах тиканье часов, отсчитывающих отмеренное мне время, я не стала бы рисковать. Пошла кружными, но безопасными путями, пусть это и не ускорило бы спасение Марьи. Я не была готова рисковать своей жизнью только ради того, чтобы увидеться с ней побыстрее. Это, в конце концов, не рационально.

А если быть совсем честной, то я предпочла бы ее спасти, вовсе не видясь с ней.

Водяница обещала сама открыть нам переход. Она и охотник уже ждали нас за воротами терема. Я старательно делала вид, что не трушу, хоть для этого и пришлось сжимать кулаки так, что короткие ногти больно впивались в ладонь – иначе дрожь в пальцах меня бы выдала.

В глаза бросилось копье в руках хозяйки – тонкое, с длинным острым наконечником, выточенным из блестящего черного камня.

Когда мы подошли, охотник кинул мне в руки моток веревки. Один край уже был обвязан вокруг его пояса.

– Обвяжите себя – иначе потеряемся. Ты, – он кивнул мне, – в центре.

Я послушно обвязала веревку вокруг талии и передала ее конец волку. Тот смотрел на охотника с подозрением, словно постоянно ждал подвоха, но его указания выполнил. Водяница окинула нас печальным взглядом:

– Я надеюсь, судьба будет милостива к вам, как и к моему супругу. – Она вручила копье охотнику. – С этим копьем супруг мой вышел из черной воды. Он мало говорил о нем – только то, что вырвал его из камня и прорубил обсидиановым наконечником себе путь. Пусть же оно послужит вам и защитой, и талисманом на удачу.

– Благодарю за подарок тебя, хозяйка, – поклонился охотник. – Я буду беречь его как зеницу ока, чтобы при встрече передать твоему мужу вместе с поклоном.

Водяница махнула нам рукой, чтобы мы следовали за ней. Сдернула с шеи нитку коралловых бус, и камешки посыпались вниз, но не опустились на дно. Алые бусины повисли в воде, словно капли крови, через равный промежуток, отмечая наш путь. Как только они замирали, чистая вода вокруг каждой из них начинала темнеть, разрастаться черным ореолом, словно акварель с кисти.

Чем дальше мы шли, тем чернее вода становилась вокруг каждой следующей бусины, и когда над песком повисла последняя, темное пятно расплылось вокруг нее таким облаком, что запросто скрыло бы человека.

– Идите, – шепнула водяница. Охотник шагнул вперед, не раздумывая, веревка потянула меня следом, не давая возможности смалодушничать в последний момент. Я только успела оглянуться на хозяйку, заметить печаль в ее глазах. Она подняла ладонь в прощальном жесте – то ли благословляя, то ли навеки прощаясь с нами, как с покойниками.

С тяжелым сердцем я шагнула вперед и перестала что-либо видеть.

От чистой воды черные воды отличались не только цветом. Беспроглядная тьма, лишенная малейшего источника света, пугала – первая мысль была о потере зрения, и разум ударился в панику. Я задрала голову, надеясь разглядеть хоть что-то в толще воды над нами, но тщетно. Одинаковая глухая чернота окружала со всех сторон.

Черная вода не мешала дышать. Так же, как и чистые воды, она входила в легкие и покидала их, отдавая необходимый кислород. Но у черной воды был едва угадывающийся привкус, едва заметная горечь. Сначала я не обращала на нее внимания, решив, что сама накрутила себя, но после нескольких минут начало першить горло.

Мы шли медленно – скорость задавал охотник, первый в цепочке. Натянутая веревка влекла меня за ним. Я ощущала себя козой на веревочке. Конечно, можно схватиться за кинжал, перерезать веревку и самой выбирать путь в черноте. Но мне очень хотелось верить в охотника, в то, что он знает, куда идет и куда ведет нас.

Надеюсь, нас не постигнет судьба брейгелевских слепых.

Здесь не было песка. Мы шли по камню, и сквозь мягкую подошву сапог я ощущала широкие трещины, изрезавшие его причудливой паутиной. Вода вокруг едва дрожала – то ли от нашего движения, то ли от чего-то большего, скрывающегося в темноте. Хорошо хоть, звуки здесь были: я слышала, как охотник постукивает пятой копья по камням, опираясь на него при ходьбе.

Абсолютная тишина свела бы здесь с ума. Без слуха, без зрения, практически без осязания легко поверить, что ты уже погиб, сам того не заметив. Не это ли сгубило других путников?

Мне почему-то представлялось, что черные воды похожи на дно океана, где обитают гигантские спруты и слепые пучеглазые рыбы с распахнутыми пастями и огоньком перед ними. Скучная, неменяющаяся тьма меня разочаровала, но я поспешила себя одернуть: пусть уж лучше будет скучно, чем страшно.

– Осторожней, – раздался приглушенный голос охотника. – Мне кажется, за нами наблюдают.

Я прислушалась к своим ощущениям, но ничего не заметила. Молчали и талисманы Яги. Впрочем – последнее и неудивительно: я не нарушала данные ею правила. Иногда мне начинало казаться, что я различаю в черноте плавные очертания то ли гигантских существ, то ли развалин храмов и дворцов, но это было не более чем игрой зрения.

Пусто и мертво было в черных водах. Если и спало здесь древнее позабытое существо, оно не спешило пробуждаться. Да и не могла я припомнить в сказках тварей, облюбовавших самое дно океана.

А Ктулху все-таки уже относится к другой мифологии.

– А разве может здесь что-то быть?

– Вполне, – раздался из-за спины задумчивый голос волка. – Мир возник из воды. Возможно, именно это море существовало еще до начала времен.

– А что было до воды?

– Она всегда была, тьма и соленая вода. Еще до богов. Еще до жизни.

– Замолчите! – отрывисто приказал охотник. Стук копья по земле стих, и я остановилась, опасаясь столкнуться с охотником.

Но все было по-прежнему тихо и спокойно. Я не знаю, сколько мы так стояли, прислушиваясь к тишине. Я досчитала до ста, но мне показалось, что прошли часы – время здесь действительно текло своеобразно. Я уже потеряла терпение и хотела предложить продолжить путь, когда раздался первый звук: треск, показавшийся громоподобным в тишине.

Я завертела головой, пытаясь понять, откуда он исходил. Получалось, что спереди, прямо перед нами.

– Эй, охотник! – шепотом позвала я. Тишина.

И тут я поняла, что не чувствую натяжения веревки.

Я схватилась за обрывок, оставшийся висеть у меня на поясе. Медленно перебрала по нему пальцами, нашла край. Долго ощупывала, не веря своим ощущениям: кончик веревки был твердым, с жесткими уголками, словно обугленный.

– Эй, – шепотом позвала я. – Охотник! Волк!

Тишина. Я пошла вперед, вытянув руки, потом побежала. Но вокруг была пустота, никого и ничего живого. Я остановилась, пытаясь услышать шаги своих спутников, но гулкий шум крови в ушах заглушал любые звуки. От тяжелого дыхания только сильнее першило в горле, до неудержимого кашля.

Кое-как выровняв дыхание, я закрыла глаза, хоть и так ничего не видела, и попыталась сосредоточиться на других чувствах. Я сама толком не знала, что хотела ощутить: колебания воды вокруг от чужих движений, услышать отголосок крика, почувствовать дрожь камня под ногами… Но не было ничего, словно я полностью лишилась всех пяти чувств, оставшись в глухой темноте, без какой-либо информации об окружающем мире.

Чувствуя приближающуюся волну паники, я упала на колени, вцепилась пальцами в каменное дно, ощупала края трещин. Я заставила себя успокоиться – хотя бы осязание мне не отказало. Ощущение холодного неровного камня под пальцами успокаивало. Теперь растрескавшееся дно было моей точкой отсчета в абсолютной пустоте, единственной постоянной константой в океане неизвестности.

Я сглотнула, поняла, что не смогу подняться, оторвать руки от камня. Это было бы невыносимо, словно на мгновение обрести зрение и слух и тут же снова ослепнуть и оглохнуть. Загнав поглубже сдавившие горло рыдания, я медленно поползла вперед, тщательно ощупывая камень перед собой. Вдруг охотник и волк не потерялись, а лежат на дне, сраженные неведомыми силами, и им еще можно помочь? Вдруг я найду что-то, что поможет мне ориентироваться в черноте этих вод?

Теперь я понимала, как была самонадеянна, решив сюда сунуться. Похоже, моя глупая смелость стоила жизни и волку, и охотнику, а мне самой остается просто сгинуть в темноте, превратиться в нежить, похороненную под толщей земли и воды, в тишине и одиночестве. Не выдержав, я села и разрыдалась, даже не пытаясь успокоиться, слезы стекали по щекам, растворялись в черной воде, и при дыхании я чувствовала солоноватый привкус, как у воздуха на морском побережье.

Воображение рисовало змееподобных чудищ, медленно скользящих надо мной. Их гладкие лоснящиеся тела свивались в спирали, переплетались замысловатыми узлами в неторопливом и непонятном танце. Как наяву я видела их мелкие слепые глаза, огромные пасти с загнутыми зубами, антрацитовую чешую на теле. Мне безумно хотелось, чтобы эти монстры существовали на самом деле, скользили вокруг меня, разевая чудовищные пасти, ибо осознание абсолютного одиночества было невыносимо.

Прорыдавшись, я медленно поползла дальше, все так же тщательно ощупывая края каменных трещин. Их рисунок возникал под закрытыми веками, складывался в элементы гигантского замысловатого узора. Линии трещин серебрились под веками, разбегались тонкой паутинкой, превращаясь в очертания огромной змеи. Я не знала, то ли это мое воображение шалит, то ли из трещин действительно складывается цельный рисунок. Пожалуй, это единственный вопрос, которым я смогу занять свой разум в оставшееся у меня время.

Я обессиленно легла на дно. Зачем куда-то ползти, пытаться что-то сделать, если у меня остались считаные дни? Я не справилась. Надо с достоинством принять поражение, а не суетиться, как хомяк в колесе. Просто уснуть. Я легла на спину и закрыла глаза, представив, как надо мной проплывают киты, как в старой песне.

От неожиданной мысли меня прошиб озноб. Водяница говорила, что здесь время течет иначе… То есть до превращения у меня может оставаться как несколько дней, так и целая вечность. Целая вечность в темноте, в сознании, наедине с собой и самыми мрачными мыслями о тех, кого я подвела.

Приободренная настолько мрачными перспективами, я перевернулась на живот и снова ползком двинулась вперед. Нет уж, сколько бы времени у меня ни оставалось, я собираюсь использовать его целиком, чтобы в самом конце посмотреть в глаза своей совести и сказать: «Я сделала все, что могла».

Видимо, я взяла слишком резкий старт. На одной из трещин рука соскользнула вниз, сдирая кожу о неровный камень. Тихонько взвыв, я ощупала руку, пытаясь понять, насколько сильно поранилась. Кажется, ничего серьезного, но без зрения не понять, то ли это кровь по руке течет, то ли черная вода вокруг колышется.

Я даже лизнула ладонь, но так ничего и не ощутила. Вздохнув и морщась от боли, я поползла дальше.

Темнота постепенно начала светлеть, сквозь мутную толщу черных вод я уже могла разглядеть трещины на камне на расстоянии вытянутой руки. Не веря своим глазам, я встала, нервно оглядываясь. Это не вода светлела, это откуда-то из глубины пробивался красноватый свет, как от лавы.

Сглотнув, я отступила от трещины, испугавшись, что раскаленная лава сейчас вырвется вверх, но вода вокруг даже не потеплела. Зато света стало столько, что я смогла разглядеть, как из маленькой, но глубокой ранки на запястье вытекает кровь, акварелью растекаясь в воде.

– Живая кровь, – тихий шипящий голос раздавался прямо в голове, заглушая мои собственные мысли. – Живой дух… Зачем, смертная, ты потревожила мой сон?

– Кто ты? – во весь голос крикнула я, оглядываясь вокруг, но я по-прежнему была одна.

Тихий смех неведомого существа я ощутила как вибрацию камня под ногами, свет пульсировал, то разгораясь нестерпимо ярко, то почти потухая.

– Змея.

– Змея?! Где ты, почему я тебя не вижу?!

Я вертелась на месте, стараясь не свалиться в расширяющиеся трещины, судорожно оглядывалась, ожидая, что чудище вынырнет из темноты за моей спиной и проглотит меня. Но оно только смеялось, и земля тряслась под ногами, что я не удержала равновесия и упала на колени.

– Глупышка. Я здесь. Я везде. Я и есть изначальные воды.

Я передернулась, представив, что нахожусь внутри говорящей змеи, но, слава богу, черные воды меньше всего походили на чьи-либо внутренности.

– Я тебя разбудила? – Я попыталась унять дрожь в голосе. – Прости. Я всего лишь хотела быстрее добраться до золотого царства!

– Глупышка, – снова прозвучало в моей голове, и мне почудился некий покровительственный оттенок. – Смертная, ты даже не представляешь, какие силы пробудила. Что ж ты так спешила?

– Мне нужно найти мою сестру и спасти ее! – Я почти кричала, задрав голову, словно говорила с Богом. Хотя, боюсь, существо, которое воплощает собой эти темные безжизненные воды, гораздо, гораздо значительнее Бога.

– Сестру? – переспросила невидимая Змея с сомнением, словно пробуя слово на вкус и не понимая его. – Зачем тебе ее спасать?

Я опешила. Как это объяснить, зачем?! Это же сестра, причем младшая сестра!

– Я должна, потому что я – ее старшая сестра, я ответственна за нее, я должна ее беречь и защищать!

– То есть это твой долг? Твое предназначение? Интересно… – В голосе Змеи я уловила заинтересованность, словно безумно древнее существо столкнулось с забавной загадкой. Наверное, так люди изучают жизнь насекомых, пытаясь понять, какие инстинкты ими руководят. – А что будет, если ты не выполнишь свое предназначение?

– Моя сестра погибнет, а моя жизнь потеряет смысл, – честно ответила я, вспомнив шок, обрушившийся на меня с исчезновением Марьи.

– Ты умрешь?

– Нет. Но это будет уже не жизнь, а бессмысленное, бездумное существование.

– Но это и есть ваша жизнь, – рассмеялся бесплотный голос.

Меня начало потряхивать от злости. Эта тварь изучает меня, словно под микроскопом, препарирует не то эмоции, не то мысли и веселится! Как ребенок, отрывающий крылышки бабочке!

– Помоги мне!

– Зачем? Ты забавная. Ты живая, я никогда раньше не видела живых! За тобой интересно наблюдать.

Кем бы это чудовище ни было, оно действительно походило на ребенка. Я облизнула губы, ощутив горьковатый вкус воды с едва заметными металлическими нотками – привкусом моей же крови.

– Чего ты хочешь? – Я не колебалась. Я не знала, что могу предложить этой древней безумной твари, но готова была отдать все, что она попросит. Но все равно оказалась не готова к ее ответу.

– Ничего. От рождения мира я сплю в темных и соленых водах, жду, когда весь мир присоединится ко мне в своей колыбели, погрузится в дрему без снов. Но хочу ли я дождаться? Нет, не хочу.

Алое сияние в трещинах начало медленно потухать, словно Змея снова засыпала или удалялась, покидала меня, оставляла в темноте, тишине и одиночестве. Подхлестываемая паникой, я крикнула:

– Но тебе же скучно спать и ждать, так? Помоги мне – и я облегчу твою скуку!

Свет разгорелся с новой силой. Теперь в его пульсации чувствовалось нездоровое любопытство. Обереги Яги кольнули болью, но неуверенно, словно сами не знали, можно ли защититься от хтонической твари.

– И как же?

Шипение в ушах стало медовым, горло словно тугой чешуйчатой петлей захлестнуло. Грудная клетка дергалась с каждым судорожным неглубоким вздохом.

– Мои сны, – одними губами прошептала я. Слова горчили на языке, застывали капельками крови на искусанных губах, и я не сомневалась, что еще пожалею о своем предложении. – Забери мои сны. Ты будешь спать, и тебе будет сниться то, что могло присниться мне. Ты сможешь посмотреть на мир живых, когда я выберусь. На других людей – они интереснее меня, клянусь! Ты…

– Хватит, – рассмеялась Змея, и хватка на шее ослабла. – Мне нравится твое предложение. Пожалуй, это справедливый обмен. Я помогу тебе добраться до золотого царства.

Горло снова сдавило – на этот раз от облегчения. Я и не думала, что мне удастся уговорить древнее существо помочь мне. Я сглотнула. Остался последний штрих – отыскать моих спутников.

– Со мной были двое мужчин, мы были связаны, чтоб не потеряться, но веревка оборвалась. – Я показала обрывок, все еще висящий у меня на талии. – Ты сможешь вытащить и их тоже?

– Смогу, но они-то не платили мне своими снами.

– У них нет снов, – быстро перебила ее я. – Они так много времени провели в Навьем царстве, что больше не видят снов. Им нечего тебе предложить. За них прошу я.

Смех звучал в ушах нескончаемым шорохом жесткой чешуи.

– Ты уже отдала свои сны. Что ж ты еще мне предложишь, глупая девочка?

Я молчала и кусала губы, пока соленый вкус во рту не стал нестерпимым.

– Забирай что хочешь, – глухо выдохнула я, – только помоги нам.

– Вот как? Мне нравится твоя решительность, глупая смелая девочка. Может, и твои сны повеселят меня не хуже, чем ты сама. Ты нравишься мне, и я не возьму более того, о чем уже условились.

Я вскинулась, слова благодарности застряли в горле, и прежде, чем я успела выдавить хоть что-то, черная вода, которой до этого спокойно я дышала, вмиг обернулась водой морской, соленой, горькой. Она хлынула мне в рот и легкие, и я закашлялась, чувствуя, что задыхаюсь. Мощное течение подхватило меня со дна, швырнуло вперед и вверх, повлекло, вращая меня, словно щепку.

Я не пыталась бороться с течением, только жмурилась и старалась не дышать, чувствуя, как горят легкие от недостатка кислорода. Я молилась об одном – лишь бы не захлебнуться, не потерять сознание: погибнуть сейчас, когда самое страшное испытание позади и божество изначальных вод несет меня к цели, будет нестерпимо обидно!

Пытка закончилась внезапно. Вот я чувствовала бурление воды вокруг меня, волны перебрасывали мое тело, то выталкивали вверх, то снова влекли ко дну, и вдруг – ничего нет, я лежу животом явно на чем-то твердом. Только в ушах то ли все еще вода шумит, то ли смех Змеи угасает:

– Удачи тебе, смертная, побереги себя для самых забавных сновидений!

Я закашлялась, выхаркивая соленую воду. Горло щипало, из носа капало, а волосы облепили лицо. С трудом усевшись, я откинула пряди с лица и попыталась проморгаться. После сплошной черноты изначальных вод дневной свет меня слепил.

– Эй, – тихонько позвала я, не дожидаясь, когда зрение восстановится. – Волк, охотник, вы здесь?

Больше всего я боялась, что мне никто не ответит, что Змея, по каким-то ведомым лишь ей причинам, вытащила только меня. Но сквозь шум в ушах я все же расслышала хриплые и неуверенные голоса друзей.

Я рассмеялась от облегчения, но смех быстро перешел в кашель, и я снова повалилась на землю. Чувство было такое, словно на мне весь день пахали. Болезненно ныли все мышцы, я не представляла, где взять сил, чтобы снова пошевелиться. Просто лежала и наслаждалась солнечным теплом на коже.

Вот только шум вокруг беспокоил меня все больше, постепенно слух начал из общего фона вычленять взволнованные человечьи голоса, и тревога взбодрила меня вернее плети.

Прищурившись и прикрывшись ладонью от слепящего солнца, я приподнялась на локте, пытаясь хотя бы определить, куда нас занесло. Мы втроем лежали на вымощенной желтоватыми булыжниками мостовой, у самого края пруда, из которого, похоже, и вынесла нас волна. Ничего удивительного, что вокруг начала собираться толпа любопытных людей.

Под их тяжелыми неподвижными взглядами хотелось съежиться и исчезнуть. Их гнев, их страх ощущались кожей. «Как посмели вы нарушить размеренную нашу жизнь? Как посмели вторгнуться в покой и порядок?» Они стекались к нам со всех сторон, все плотнее и плотнее обступали, теснили назад, к воде.

Так упорядоченное отвергает хаос.

Но струсить перед ними, да после разговора с хтонической змеей, было бы совсем глупо. С горем пополам встав на ноги, я обратилась к собравшейся толпе, все еще болезненно щурясь:

– Уважаемые! Я хочу встретиться с золотой царицей! Кто-нибудь сможет проводить меня к ней?

На площади установилась такая тишина, что стало слышно, как капли воды с кончиков волос падают и разбиваются о камни. Я постаралась представить нашу троицу со стороны и вздрогнула: да уж, три замызганных оборванца, выброшенные волной из спокойного прудика в центре города, могут вызвать что угодно, кроме доверия.

Но одна девушка все же к нам подошла. Невысокая и бледная, с блеклыми и ломкими соломенными волосами, в светло-желтом сарафане, она напоминала колосок пшеницы, подгнивший после долгих дождей.

– Госпожа, извольте следовать за мной, – едва слышно прошелестела она, – я провожу вас к царице, моей хозяйке.

Я кивнула. Из-за слишком яркого света все еще приходилось щуриться, и я не могла разглядеть ее лицо и понять, что же с ней не так. Девушка-служанка казалась мне неправильной, слишком неживой, словно была превращена в человека из больного цветка.

Она казалась мне несъедобной.

В городе было жарко, но после таких мыслей меня прошиб озноб.

Я покорно шла за девушкой, щурилась ей в затылок, постоянно прикрывая глаза от света. Солнце шпарило немилосердно, но пропитанная соленой водой потяжелевшая одежда приятно липла к телу, охлаждая его. На шаг позади меня шел волк, я ощущала его дыхание и едва заметный запах – пряный, как от хорошо прожаренного мяса. Я даже мечтательно облизнулась, осознав, насколько же я голодна. Сейчас меня устроило бы даже сырое мясо. Даже еще живое, бегающее, из которого так весело вырывать кровоточащие куски плоти…

Мое состояние меня пугало.

Ранка на запястье, кстати, уже затянулась, даже рубца не оставив.