Текст книги "Приди, весна"

ГЛАВА 5

Подсвечник попал Баку в плечо.

Инстинктивно он пригнулся и обернулся, готовясь отразить новое нападение.

– Что за… – Он скрючился за столом, когда мимо его виска пролетел кувшин для виски, ударился о стену за его спиной и разбился. Комнату наполнил запах джина.

Бак, словно зачарованный, смотрел, как женщина попыталась сорвать с головы шляпку. Она сморщилась, когда здоровая шляпная булавка запуталась в волосах, но потом сумела вынуть ее. Отбросив испорченную шляпку, Анника направилась к нему, сжимая в руке длинную булавку, которой по виду вполне можно было убить человека.

– А ну выходи оттуда, трус. – Она оттолкнула одну из бочек, которые он приспособил под стулья, и стала огибать стол. Бак вытянул перед собой руки.

– Послушай, Алиса.

– Прекрати! – завизжала она. – Я больше не выдержу. Я не Алиса, понятно? – Лицо ее исказилось от гнева. Наклонившись ближе к нему и ткнув пальцем себе в грудь, она проговорила угрожающим тоном: – Меня зовут Анника Марика Сторм. Я родилась 7 октября 1871 года в Бостоне. Я вас не знаю и знать не хочу. Если вы сейчас же не отвезете меня назад в Шайенн, я убью вас.

– Шляпной булавкой? – Он, не удержавшись, рассмеялся. Подобная реакция явно пришлась женщине не по вкусу – она отвела руку назад, намереваясь заколоть его.

Бак схватил ее за запястье. Совсем небольшое усилие потребовалось для того, чтобы она разжала руку и выпустила булавку. Тогда он отпустил руку Анники и нагнулся, чтобы поднять булавку, прежде чем Бейби найдет ее и поранится.

Он уставился на красивую вещицу, удивляясь тому, как много можно узнать по простой шляпной булавке о ее владелице. Булавка была пяти дюймов в длину с изящной золотой бабочкой на конце. Филигранно сработанные крылышки бабочки, создающие ощущение полета, были украшены жемчужинками и цветными драгоценными камнями. Бак повертел булавку в руках, продолжая изучать ее, и постепенно не дававшее ему покоя подозрение превратилось в уверенность.

Он и в самом деле похитил не ту женщину.

Начать с того, что женщине, судя по всему, состоятельной, не говоря уж о ее красоте, вообще незачем было соглашаться выходить за него замуж. И она вовсе не нуждалась в том, чтобы он оплачивал ее проезд. Об этом нетрудно было догадаться, глядя на ее вещи. Он посмотрел на нее и увидел, что она все еще пребывает в ярости. Она внимательно наблюдала за ним. Грудь ее быстро поднималась и опускалась.

Она была похожа на поникший тепличный цветок в этой ее черной накидке, промокшей и обвисшей, подол которой облепил ей щиколотки и волочился по полу. Прекрасный атлас, черный как ночь, смотрелся каким-то чужеродным вкраплением на фоне натуральных мехов, дерева и картона, являвшихся основным отделочным материалом его грубого жилища.

Увидев, что ее взрыв не нашел никакого отклика и что Бак молча смотрит то на нее, то на булавку, Анника покачала головой и уже потише проговорила:

– Я думаю, вы просто сумасшедший.

Бак среагировал автоматически. Шляпная булавка была мгновенно забыта. Она упала на пол, а Бак, схватив мускулистыми руками края Алисиной накидки, оторвал женщину от пола. Приблизив ее к себе, так что их лица почти соприкасались, и глядя в ее озадаченные глаза, он прохрипел голосом, который ему самому показался незнакомым:

– Никогда, слышишь, никогда не говори этого. – Он как следует тряхнул ее. – Понятно?

Женщина молча кивнула. Глаза ее быстро наполнились слезами. Эти слезы были для Бака как пощечина. Затем до него вдруг дошло, что он держит ее на весу, зажав в кулаке затянутую вокруг шеи ткань. Он сразу отпустил ее и отступил назад, словно прикосновение к ней обожгло его. Он подумал, что она, по своему обыкновению, разразится гневной тирадой, но она отпрянула назад. Бак дышал, как после подъема на вершину горы. Когда женщина быстро зашла за стол и села, съежившись, на краешек кровати, он понял, что до смерти напугал ее.

Он хотел извиниться, но передумал. Будь он проклят, если станет извиняться. Она вывела его из себя, высказав вслух то, чего он в душе больше всего боялся. Кроме того, это была первая за два дня минута покоя, и он не хотел снова заводить ее.

Пусть-ка немного остынет, подумал Бак, наклонившись, поднял булавку и положил на широкую каминную полку, где ее не сможет достать Бейби.

Оглянувшись через плечо, он обнаружил, что Бейби спокойно сидит на полу перед камином со злополучной шляпой, которую Анника бросила в порыве негодования. Он продолжал думать о ней как об Алисе, как бы ее ни звали на самом деле. Бросив на нее взгляд, Бак понял, что на время заставил ее замолчать, но он был уверен, что этот период спокойствия продлится недолго.

Испытывая непреодолимое желание оказаться подальше от женщины, сидевшей с ужасно подавленным видом, Бак накинул на голову капюшон куртки и пошел к двери. Бросив через плечо:

– Присмотри за Бейби, – он вышел и захлопнул за собой дверь.

* * *

Анника уставилась на дверь, положив на колени стиснутые руки. За всю ее жизнь ни один мужчина не поднимал на нее руку. Ее отец и брат были крупными мужчинами, способными применить силу в борьбе против несправедливости, но по отношению к ней и матери, да и вообще к любой женщине, оба были кроткими как ягнята. Ричард, так тот даже голос на нее ни разу не повысил. Анника сидела на краешке огромной самодельной деревянной кровати, спрашивая себя, что же заставило Бака Скотта взорваться как пороховая бочка. В конце концов она пыталась убедить его в том, что она не Алиса Соумс, с самой их первой встречи. Почему же сейчас, когда она назвала его сумасшедшим, он действительно словно сошел с ума?

Анника посмотрела на маленькую девочку, сидевшую неподалеку. Ребенок был занят тем, что надевал и снимал испорченную шляпу. Потом малышка подняла глаза и проговорила, улыбаясь губами, к которым прилипли остатки бобов.

– Мама?

– Я не твоя мама.

– Красивая? – Лукавая улыбка не сходила с веснушчатого личика.

Анника хотела было не обращать на нее внимания, но не смогла.

– Великолепная, – с сарказмом проговорила она и тут же устыдилась. В конце концов малышка не была виновата в том, что ее отец был сумасшедшим. – И правда красивая, дорогая. Ты можешь оставить ее.

– Оставить? – Девочка встала, медленно шагнула к Аннике и снова спросила, желая получить одобрение: – Красивая?

Анника смотрела на маленькую девочку с неровно подстриженными волосами, в которых застряли раздавленные бобы, и грязным ртом, одетую в покрытое пятнами платьице из мешковины. Она пожала плечами, но не могла не улыбнуться в ответ.

– Очень красивая. Красивая как картинка.

– У меня есть картинка. – Девочка подбежала к деревянному ящику, стоявшему у противоположной стены, и наклонилась над ним так, что ее голова и плечи исчезли внутри и кверху торчал только маленький задик, как у утки, нырнувшей за добычей. Круглое зеркало с изнанкой из жести упало на пол, за ним нитка стеклянных бус. Наконец Бейби выудила измятый газетный лист, вырванный из «Харперз базар», и подбежала с ним к Аннике.

– Красивые леди.

Анника протянула руку, взяла ветхую страницу и посмотрела на изображенные на ней модели платьев, которые были в моде добрых шесть лет назад, то есть еще до рождения этой девочки.

– Они очень красивые. – Она вернула девочке страницу и спросила: – Как тебя зовут?

– Бейби.

Анника нахмурилась.

– Это твое имя? Бейби? У тебя есть другое имя?

Бейби покачала головой.

– Может, тебя зовут Энн? – настаивала Анника. – Или Сьюзи?

Ребенок очевидно счел ее глупой. Он весело засмеялся и повторил:

– Бейби.

– А меня зовут Анника. – Аннике было приятно произнести свое имя вслух, приятно сознавать, что она сама еще не рехнулась окончательно.

– Анка.

– Примерно так. Попробуй сказать Ан-ни-ка. Сможешь?

Бейби кивнула.

– Анка.

– По крайней мере она не будет называть меня Алисой, – прошептала Анника самой себе.

Дверь распахнулась, и Бейби тут же забыла про Аннику.

– Бак, Бак! – закричала она и, бросившись к нему, обхватила за колени.

Бак Скотт, нагруженный свертками, снятыми с мулов, вошел в комнату и сразу посмотрел на Аннику.

Она быстро отвернулась.

Она слышала, как он ходит по комнате, раскладывает вещи, но не смотрела в его сторону. Она была в ярости от того, как он обошелся с ней, а еще она боялась, что он снова может выйти из себя. Если он ударит ее, она никак не сможет себя защитить, не сможет противостоять его силе. Ей вдруг стало по-новому ясно, что она одна и совершенно беспомощна и что все что угодно может случиться с ней, пока он держит ее пленницей в этой маленькой хижине.

Такого мужчину нельзя было не принимать в расчет.

– Старый Тед купал тебя, Бейби? – услышала она голос Бака.

Он сбросил куртку и повесил ее на крючок у двери. Фланелевая рубашка облегала его как вторая кожа. Без толстой куртки он казался не таким внушительным, но Анника все равно не могла чувствовать себя спокойно, видя узлы мускулов, вырисовывавшиеся под плотно прилегающей рубашкой.

В ответ на его вопрос Бейби покачала головой.

– Значит, тебя надо выкупать, так?

– Фу, – Бейби опять покачала головой.

– А я думаю, надо.

Анника подивилась про себя тому, что после их довольно бурной стычки он может говорить так спокойно, полностью игнорируя ее присутствие. Посмотрев в его сторону, она обнаружила, что он поставил на пол перед камином половинку бочки и стал лить в нее воду из чайника, висящего над огнем.

Бейби пыталась стянуть через голову платье. Анника увидела ее жалкое дырявое белье, маленькие голые и очень хорошенькие ножки, пританцовывающие ступни. Она прислушалась к их разговору. Бейби рассказала, как она гонялась за Мышкой. Анника предположила, что это, видимо, отвратительная маленькая собачка Старого Теда. Бак в свою очередь сказал, что привез ей из Шайенна подарок. Это едва не застопорило всю процедуру мытья, потому что Бейби потребовала, чтобы он немедленно показал ей подарок. Бак нашел выход из положения, пообещав, что обязательно покажет его, но только после того, как Бейби вымоется.

Он подбросил еще одно полено в камин и поворошил угли под горящими дровами. В комнате и так уже было очень тепло, воздух стал сухим и душным. Пока Анника наблюдала за Баком и ребенком, которого он называл просто Бейби, ее страх отошел на задний план, уступив место усталости. Она медленно встала и, стараясь производить поменьше шума и не привлекать к себе внимания, сняла накидку и повесила ее на спинку стула.

Ее дорожный костюм безнадежно измялся, но благодаря накидке он по крайней мере остался относительно сухим. Анника провела рукой по волосам, что, впрочем, не принесло большой пользы ее прическе, потом вернулась к кровати. Ей страшно хотелось лечь и заснуть, но она не осмеливалась, пока Бак был рядом, а ее судьба не была решена. Она ограничилась тем, что откинулась на подушки у стены и вытянула перед собой ноги, свесив их вниз, чтобы не запачкать ботинками выцветшего покрывала.

Скрестив руки на груди, Анника со вздохом подумала, что, может, тетя Рут предвидела эту неприятность, составляя свои гороскопы, но по рассеянности забыла ей об этом сказать.

Бак по-прежнему не обращал на нее внимания. Плеск воды и хихиканье стали громче. Бейби наслаждалась своим купанием в самодельной ванне у камина. Полусонная Анника смотрела, как Бак присел на корточки перед бочкой-корытом и тер маленькую девочку, пока ее щечки не заблестели как закатное небо. Он убедил малышку, что не позволит мылу попасть ей в глаза, и та согласилась, чтобы он вымыл ей голову, причем, к удивлению Анники, мыло и вправду не попало ей в глаза. Скоро грязные волосы преобразились в золотистые кудри. Наблюдая за ними, Анника не переставала удивляться тому, что такой большой грубый мужчина способен с такой нежностью обращаться с маленьким ребенком.

Она подумала о собственных спутанных волосах и ноющих мускулах, и ей захотелось оказаться на месте маленькой девочки в бочке с теплой мыльной водой. И пусть бы кто-нибудь вымыл ей голову. Она представила, как было бы прекрасно вновь почувствовать себя чистой, а потом завернуться в одно из толстых шерстяных одеял или меховых пледов, сложенных в ногах кровати, и спать до тех пор, пока от усталости не осталось бы и следа.

Анника зевнула и сползла пониже, положив голову на подушки за спиной.

Бак вынул Бейби из ванной, положил мыло на печку и завернул малышку в толстое одеяло. Вытерев концом одеяла ей волосы, он отнес ее к столу и принялся перебирать привезенные пакеты. Наконец он нашел пакет с парой маленьких черных кожаных башмачков. Уезжая встречать Алису, Бак измерил ножку девочки веревкой и взял эту веревку с собой в Шайенн, где и купил ботинки в магазине «Майер энд Фостер», прочитав рекламу в витрине. Они обошлись ему в девяносто центов, но по крайней мере была гарантия, что они не порвутся.

Он вынул их из пакета и протянул девочке. Бейби прижала свою первую пару настоящих ботинок к груди так, словно это было величайшее в мире сокровище.

– Туфли и шляпа, – объявила она.

– Шляпа?

– Анки.

Бак оглянулся через плечо на женщину, спавшую на кровати. Он подозревал, что она заснула – слишком уж давно она притихла, – но, стыдясь своей вспышки, не смотрел на нее. Сейчас он с облегчением убедился в том, что страх не помешал ей заснуть. Баку нужно было обдумать все в спокойной обстановке, не чувствуя, как ее взгляд сверлит ему спину.

– Тебе повезло, – тихо сказал он Бейби.

Малышка согласно кивнула. Ее кудряшки подпрыгнули.

– И тебе хочется спать.

– Не-а. – Она покачала головой.

– Да. – Он кивнул. – Что, если я положу тебя на кровать рядом с… красивой леди и ты постараешься уснуть? Только веди себя тихо.

– Ботинки?

– Можешь взять их с собой, только надевать их в кровати нельзя.

Немного подумав, Бейби согласилась, и Бак осторожно положил ее подальше от Анники, чтобы ребенок не потревожил ее. Кровать была такой широкой, что они втроем могли бы удобно разместиться на ней, но как Бак ни устал, он заставил себя не думать о соблазнительной перспективе.

Он укутал Бейби одеялом и знаком велел ей молчать. В ответ Бейби приложила палец к губам и прошептала:

– Ш-ш-ш.

Когда Бак отвернулся от нее, она уже спокойно играла своими новыми ботинками. Анника даже не пошевелилась.

Бак вернулся к столу и принялся изучать принадлежавший женщине ящик для письменных принадлежностей с откидной крышкой, стоявший среди его пакетов. Ящик был расписан позолоченными завитушками, а крышка обтянута дорогой коричневой кожей. Бак дотронулся до нее, оглянулся, чтобы удостовериться, что Анника по-прежнему спит, и поднял крышку. За время их путешествия содержимое ящика пришло в беспорядок, но Бак подумал, что в обычных условиях все хранящиеся в нем принадлежности наверное аккуратно разложены. Он вынул чернильницу. Он никогда не видел таких, хотя и слышал, что бывают непроливающиеся чернильницы. Внимательно осмотрев, он отложил ее в сторону. Еще в ящике были листы чистой бумаги разного размера, конверты, маленький пенал с ручками и перьями. Была также необычная прямоугольная книга с обложкой, украшенной беспорядочно разбросанными сердцами, цветами и ангелами.

Бак вынул ее и открыл. Не первой странице было написано: «Для памяти… Мысли и наблюдения». А ниже тем же красивым почерком: «Анника Марика Сторм, 1892».

Бак не стал читать дальше и осторожно положил дневник на место.

«Мой брат Кейс Сторм».

А он не поверил ей.

«Когда мой брат обо всем узнает, он убьет вас».

Тот Кейс Сторм, о котором Бак слышал, именно это и сделает. И что тогда будет с Бейби?

Бак подтащил стул к огню и тяжело опустился на него. Он скрестил длинные ноги, скрестил руки на груди и уставился в огонь. Пора было посмотреть правде в лицо. Он сглупил, отказавшись ее слушать. Попытка заставить эту прекрасную женщину, которую он принимал за Алису Соумс, выполнить условия их договоренности была величайшей в его жизни ошибкой. Завтра ему придется извиниться перед Анникой Сторм и отвезти ее через горы к брату. Да, надо смотреть правде в лицо.

Он спросил себя, каким образом его письмо Алисе Соумс оказалось рядом с Анникой, и вдруг все понял. Настоящая Алиса Соумс увидела его намного раньше, чем он ее, и подкинула Аннике письмо, чтобы сбить его со следа. Ее отказ не вызывал никаких сомнений.

Я думаю, вы просто сумасшедший.

Как сумасшедший он и повел себя, похитив Аннику с поезда. Даже будь она Алисой Соумс, все равно было глупо поступать так. Ему не следовало забивать себе голову мыслями о женитьбе. Никогда. Это была смехотворная идея. Какая женщина в здравом уме захочет выйти замуж за потенциального безумца?

Бак повернулся посмотреть на Бейби и обнаружил, что она заснула рядом с Анникой Сторм. Розовощекая с густыми светлыми волосами девочка выглядела как невинный ангел. Когда он повезет женщину назад, надо будет найти приличный дом для Бейби.

Никто не стал бы винить его, если бы он отказался от Бейби, никто, кроме него самого. Вот уже три года он растил ее. Он даже стал брать ее с собой на охоту, привязывая к спине на манер индейцев, когда она выросла настолько, что оставлять ее дома в колыбели, которую он смастерил для нее, стало опасно.

Сейчас Бейби еще подросла, стала слишком шумной и активной, и он больше не мог брать ее с собой, отправляясь добывать меха и шкуры, дающие им средства к существованию. Нельзя было и оставлять ее дома одну. Он думал, что женитьба решит эту проблему, что Алиса Соумс возьмет на себя ответственность за воспитание его племянницы наряду с другими обязанностями жены, но все его планы пошли прахом. Алиса Соумс отвергла его, даже не поговорив с ним, и в результате он похитил сестру человека, который разделался с бандой Досона.

Хуже и быть не могло.

Бак встал и провел рукой по полосам. Грязное платье Бейби валялось на полу рядом с бочкой-лоханью. Он поднял его и прополоскал в теплой воде. Отжав платье, он повесил его у огня, где оно должно было высохнуть к утру. Он осознал, что больше не испытывает зверского голода, но все же подошел к столу, открыл один из пакетов и достал из него остатки вяленого мяса. Открыв дверь, выглянул наружу. Снег все еще шел. Крупные снежинки бесшумно падали на землю, образуя плотный белый занавес, ограничивавший видимость несколькими дюймами. Бак надеялся, что снег прекратится, не успев засыпать перевал. Он решил, что Старый Тед преодолел перевал до снегопада, иначе он уже вернулся бы назад и сейчас стучал бы в дверь.

Если бы старик следовал своим привычкам, Бак не увидел бы его до весны, но по счастливой случайности он завернул к нему раньше и смог посидеть с Бейби. В противном случае Баку пришлось бы брать ее с собой в Шайенн.

Огонь в камине почти догорел. Бак подложил еще одно полено и снова сел. Может, он уже сошел с ума, но не знает об этом? Сошел с ума, как Па и Пэтси. Па в конце даже не узнавал его. Почему, подумал Бак, со мной должно быть по-другому?

Да, хуже и быть не могло. Правда, подобная мысль нередко приходила ему в голову, и судьба каждый раз доказывала, что он не прав. Все становилось еще хуже. Он почти забыл то время, когда все было относительно хорошо, таким недолгим оно было.

Он родился в Кентукки в 1860 году, а год спустя отец ушел воевать на стороне конфедератов. Жили они тогда в холмистой местности, и Бак рос, бегая по холмам и лощинам, босоногий и беззаботный. Его мать, Айрин, была повитухой. Она разрешала ему бродить там, где он хотел, только всегда брала с него обещание не отходить далеко от ручья, чтобы не заблудиться. Она всегда брала его с собой, когда ехала в какую-нибудь деревушку принимать роды.

Силас вернулся с войны сломленным душевно. Он постоянно пребывал в подавленном состоянии и не желал ничего делать, лишь сидел, уставившись в стену, пил виски или занимался любовью с матерью. Баку было шесть, когда родилась Пэтси, а спустя два года появилась Сисси. Айрин содержала их всех, продавая лечебные эликсиры собственного приготовления и оказывая акушерские услуги. С того времени как Бак начал немного разбираться в травах и целебных снадобьях, он мечтал стать настоящим врачом, целителем.

Когда ему исполнилось двенадцать, Айрин Скотт сбежала с красивым коммивояжером, который заглянул к ним в попытке продать новую сковороду. Предательство матери повлекло за собой две вещи: Силас был вынужден заняться делом, чтобы прокормить детей, и с мечтой Бака стать врачом было покончено.

Бродяга, проходивший через их деревушку, сказал Силасу, что хорошие деньги можно заработать охотой на бизонов на Западе. Слов этого незнакомого человека оказалось достаточно, чтобы старший Скотт, уложив их скудные пожитки, снялся с места и уехал из Кентукки вместе с Баком и девочками, которым было тогда шесть и четыре. Они направились в Додж в старом фургоне, запряженном двумя старыми мулами. С этого момента забота о девочках легла на плечи Бака. Он должен был следить, чтобы они были накормлены и, как выражался его отец, «доведены до ума».

Мать научила Бака читать по тем немногим книгам, что у них имелись: Медицинский альманах доктора Джейн, справочник «Секреты хорошего здоровья», Библия с оборванными краями и потрепанный экземпляр «Антония и Клеопатры» – единственный том из собрания сочинений Шекспира, оставленный еще одним коммивояжером в качестве образца. По тем же книгам Бак учил читать Пэтси и Сисси. Пэтси нравилось читать, как утке плавать, но вот с Сисси было совсем другое дело. Стоило ей попытаться сосредоточиться, как какой-нибудь неожиданный шум, пролетевшая мимо бабочка или пришедшая ей в голову фантазия отвлекали ее, и она застывала, уставившись в пространство. Подобное отсутствие внимания скоро надоело Баку, и он оставил попытки научить Сисси читать. Пэтси же наизусть выучила историю египетской царицы и заставляла Бака и Сисси разыгрывать пьесу вместе с ней.

Зимой 1872 года охотники из Атчисона, Топеки и Санта-Фе впервые сделали полем своей деятельности окрестности Додж-Сити. С появлением железной дороги охотиться стало намного легче – охотники ехали по железной дороге и отстреливали животных из окон поезда. Шкуры грузили в вагоны, стоявшие на запасных путях, забивая их до потолка. Животных уничтожали с такой скоростью, что ко времени прибытия в Додж Силаса Скотта с детьми поголовье бизонов было почти полностью уничтожено.

Они жили как кочевники. Бак пытался присматривать за девочками, но большую часть времени его светловолосые чумазые сестры носились где и как хотели. Друзей у них не было. Они никогда не задерживались на одном месте и не успевали обзавестись друзьями, к тому же городские дети не слишком искали их дружбы. Семья переезжала с места на место как цыгане, устраиваясь всякий раз на окраинах маленьких городков в ветхих хижинах или дешевых пансионах.

Когда канзасские равнины были опустошены, прошел слух, что бизоны сохранились в Техасе, и отец двинулся на юг. К 1867 году власти Техаса и «Пасифик рейлвей» закончили строительство железной дороги до Форт-Уорта, и началась новая бойня. Баку к тому времени исполнилось шестнадцать. Начиная с того дня, когда ему стало невмоготу присматривать за девочками, он в течение двух лет свежевал туши бок о бок с отцом. Те годы запомнились ему как кровавые годы – с утра и до позднего вечера он видел одну лишь кровь, и ему начало казаться, что весь мир купается в крови.

Хороший охотник на бизонов может освежевать от ста пятидесяти до двухсот туш в день, а Бак был одним из лучших. В Техасе он выполнял свою работу, держа нож в одной руке, другая была свободна, чтобы сразу схватить ружье, если появятся индейцы, которые иногда нападали на охотников, недовольные тем, что истребляют животных, являющихся основой их существования.

Бак выучился не только свежевать туши. По очереди с другими охотниками из их группы он растягивал и тюковал шкуры. Вокруг него всегда витал запах смерти, смешанный с запахом крови и сала. Все дни напролет – за вычетом времени на сон – он убивал бизонов и снимал с них шкуры.

Вскоре стало ясно, что и в Техасе поголовье бизонов будет вот-вот уничтожено. Силас Скотт, желая опередить остальных, в 1879 году переехал с семьей на Север. После того как «Нозерн Пасифик» проложила железную дорогу через равнины Монтаны, они пробыли на Севере два года. Скотты и подобные им так поднаторели в своем деле, что за два года уничтожили в том районе всех бизонов. Впервые за десять лет Силас Скотт остался без работы.

Бак предложил отцу заняться фермерством – тогда на Севере можно было купить гомстед, – но Силас и слышать об этом не хотел. С какой стати гнуть спину, возделывая землю, когда они нажили целое состояние охотой? Силас при этом обходил молчанием тот факт, что большую часть этого состояния он истратил на дорогие ружья, ножи с ручками из слоновой кости, виски, женщин и азартные игры.

Они стали охотниками на волков, влившись в многочисленный отряд тех, кто подкладывал яд в бизоньи туши, а потом приходил и снимал шкуры с волков, барсуков, койотов и лис, пришедших покормиться падалью. Когда туши были обглоданы дочиста, доходила очередь до рогов, копыт и костей. Те же вагоны, что некогда перевозили шкуры, теперь везли на восток бизоньи кости. Свежие жженые кости использовались в рафинадном производстве для очистки сахарного сиропа. Выдержанные кости шли на изготовление фосфорных удобрений.

У Сисси оставалось все больше свободного времени. Она, правда, помогала им при обработке волчьих шкур и возне с костями. Она не любила уходить одна, в отличие от Пэтси, которая, бывало, исчезала на несколько недель, а потом объявлялась в лагере с каким-нибудь охотником на бизонов. Мужчины в лагере использовали Сисси, когда это им ничем не грозило. За побрякушку или новую ленту она готова была лечь под любого, и Баку приходилось заниматься не только свежеванием туш, но и оберегать сестру от любителей развлечься.

В конце концов он настоял на том, что им нужен настоящий дом. Отец с годами становился все более рассеянным и безответственным, и Бак решил, что пора ему самому решать все вопросы. Он перевез Пэтси, ее сожителя, Силаса и Сисси в долину Блу-Крик, расположенную высоко в горах Ларами. Здесь они могли выжить, занимаясь тем, чем занимались последние десять лет, и не опасаясь при этом осуждения благовоспитанных обывателей маленьких городков и развивающихся больших городов Запада.

Итак, кровавые годы закончились почти так же быстро, как и начались. Бак по-прежнему охотился, ставил капканы, но все эти занятия были отодвинуты на второй план тем, что происходило с обитателями горной хижины. Он назвал эти годы безумными, и не без оснований. К этому времени его отец окончательно сошел с ума, его прежняя забывчивость и рассеянность переросли в настоящее безумие.

У Бака внутри все переворачивалось при воспоминании о том, как он привязывал отца к кровати, когда ему самому необходимо было отлучиться. Но особенно отчетливо врезался ему в память тот день, когда он в последний раз видел отца живым.

Бак находился не слишком далеко от дома, когда услышал крик. Он занимался своим обычным делом, проверяя капканы высоко в горах, когда до него донесся этот крик, высокий и пронзительный как крик баньши в аду. Он никогда не забудет, как спускался по горному склону вниз к хижине, молясь про себя, чтобы крик прекратился. Но ужасный крик продолжался, достигнув крещендо, когда Бак ворвался в хижину и увидел своего отца, стоявшего над окровавленным телом сожителя Пэтси. Пэтси и Сисси забились в угол и с безумным выражением в широко раскрытых глазах, не прекращая кричать, смотрели, как Силас снимает кожу с друга Пэтси с той же сноровкой и проворством, с какими когда-то снимал шкуры с бизонов.

Бак не колебался ни минуты. Выстрелом из ружья он уложил отца на месте…

Тихий звук, раздавшийся внезапно за его спиной, отвлек его от мрачных мыслей. Он выпрямился на стуле, оглянулся через плечо и увидел Аннику Сторм, сидевшую на краю кровати. Вид у нее был растрепанный и растерянный.

Бак встал и засунул руки сзади за пояс брюк. Она смотрела на него так, что ему снова захотелось встряхнуть ее как следует, но ведь именно поэтому она и смотрела на него так, словно он был чудовищем. Сзади в камине затрещало полено, и вверх в дымовую трубу устремился столб искр. Бак знал, что должен успокоить ее, сказать, что знает, кто она, и что отвезет ее назад, как только позволит погода, но как же, черт возьми, ему не хотелось признавать, что он вел себя как сумасшедший, за которого она его и приняла. Сумасшедший, которым он наверняка станет.

Он наблюдал, как она встала и, пошатнувшись, оперлась о край кровати. Ее шерстяная юбка и жакет в тон юбке были измяты до невозможности, волосы рассыпались по плечам. Они были длиннее, чем он предполагал, и красивые, как золотая пряжа. Глаза, под которыми залегли фиолетовые тени, были как озера, полные тревоги.

– Я знаю, кто вы, – медленно произнес он.

– Ну, начинается, – пробормотала она.

Он очень хорошо ее расслышал и покачал головой.

– Нет, в самом деле. Я знаю, что вы действительно та, за кого себя выдаете. Я прочел ваше имя в дневнике.

– В дневнике?

– В том, что в ящике для письменных принадлежностей.

Она кивнула. Ей не понравилось, что он рылся в ее вещах.

– Жаль, что вы не подумали сделать это перед тем, как снять меня с поезда. – Она посмотрела на свой саквояж и ящик для письменных принадлежностей, стоящий на столе, потом перевела взгляд на Бака. – Когда вы отвезете меня обратно?

Ему хотелось, чтобы она перестала смотреть на него с таким осуждением. Это начинало действовать ему на нервы. Она сидела, с силой обхватив себя за талию, словно пытаясь унять дрожь в пальцах.

Он не умел извиняться и знал это.

– Мы отправимся в Шайенн, как только снег прекратится.

– Хорошо.

– Ваш брат действительно тот самый Кейс Сторм?

Как только он сказал это, на лице Анники появилось выражение самодовольства. С видимым облегчением она проговорила:

– Да, это действительно он, мистер Скотт, и я уверена, вы еще пожалеете о своем поступке.

– Мэм, я уже сожалею, поверьте мне.

Она шагнула вперед, забыв на мгновение свой страх. Он обрадовался этому, хотя и был уверен, что, избавившись от страха, она снова примется за свои жалобы.

– Не думайте, что вы можете просто извиниться и я тут же забуду о том, что вы со мной сделали.

– Не думайте, что я собираюсь извиняться, – предупредил он, – я не намерен этого делать.

– Нет?

– Нет.

– Возможно, вы все-таки извинитесь, когда брат направит на вас ружье.

– Не тратьте слов зря.

Она покраснела.

– Ничего, скоро вы узнаете.

– Вы всегда бежите за помощью к брату, когда с вами что-нибудь случается?

– Раньше мне этого делать не приходилось, но раньше меня никто и не похищал.