Текст книги "Почему мама снова навеселе"

– Пока что, может, ты позвонишь отцу и сообщишь ему, что сдала экзамен? – предложила я.

– Так я и хотела это сделать!

Она набрала номер Саймона и в трубке послышалось женское воркование.

– Привет, Джейн, это Марисса. Боюсь, Саймон сейчас не может ответить, он за рулем.

Марисса. Зашибись. Эта саймоновская выхолощенная, гладковолосая, подтянутая, молодая крыса. Ну хорошо, не такая уж она и молодая, ей тридцать восемь, но все равно моложе меня. Тут меня окатило жаром и я в панике подумала, что вот оно начинается, у меня уже горячие приливы, но скорее всего, это у меня прилив ярости как неизменная реакция на Мариссу.

Не знаю, почему я так ее ненавижу. Чисто теоретически она не такая уж и плохая. На самом деле, если быть совсем объективной, то она очень хорошая. Работает в компании, производящей экологичную альтернативу одноразовому пластику (хоть и в отделе бухгалтерии, а не в отделе дизайна, который по существу только и делает, что создает дорогущие стеклянные бутылки и керамические кофейные чашки, которые они потом толкают втридорога продвинутым модным мамочкам, чтобы те пили из них свой соевый латте после занятий йогой), а в свободное время в качестве волонтера обучает беженцев английскому языку и сама без конца занимается йогой, да к тому же она приютила у себя спасенную ею трехлапую кошку, потому что вот такой она Хороший Человек.

Но господибожемой, какая же она нудная и надменная. Я впервые в жизни вижу такую самодовольную, самовлюбленную, самонадеянную самку. И говорю я так не потому, что завидую ее блестящим летящим волосам или ее гармоничной палитре в инстаграме, где она непременно запилит фоточку с очередного занятия йогой или английским языком с бедными беженцами, которые с ней учат язык в два раза быстрее, чем с другими учителями (по мне, так эти бедные беженцы торопятся выучить язык, только чтобы не видеть ее самодовольную рожу, хотя может быть, они искренне благодарны своей учительнице и дома у них стоит алтарь, где они поклоняются святой Мариссе). Даже фотографии ее колченогой кошки меня раздражают, что вообще странно, ведь животных я люблю, при том, что мои собаки Джаджи и Барри уж куда умнее ее глупой кошки. Но ведь сам факт того, что трехлапая кошка может вызвать у кого-то раздражение, подтверждает, что самолюбование Мариссы зашкаливает, не так ли?

Отчасти, я полагаю, моя ненависть к Мариссе (и что за имя такое, Марисса? Я думала, что так зовут только эксцентричных американок из девяностых, с начесом на голове и в шузах на платформе, но, видимо, я ошибалась) вызвана не ею самой, а обычной человеческой старой доброй завистью к тому, что у Саймона получается как-то двигаться вперед по жизни – вот он уже нашел себе постоянную партнершу и потому ведет в игре под названием «Кому развод на руку», – а я все еще одна.

Но ведь до какой-то поры я вела в этой игре с большим отрывом.

Был у меня симпатичный-атлетичный бойфренд Джек, да и Саймон какое-то время все ходил кругами, не в последнюю очередь потому, что я была хорошей бывшей, которая все понимает и во всем поддерживает, безропотно тащит на себе хозяйство и детей. Я не возражала и была только за, когда Саймону нужно было уехать на полгода, у его отца диагностировали рак простаты, а его родители живут во Франции, и Саймон был вынужден поехать туда, чтобы помочь отцу ездить по врачам, ибо его мать «не ездит за рулем за границей» (если честно, я сама тоже не особо умею водить машину за границей, но ведь я никуда и не переезжаю), да и вообще быть рядом с родителями для поддержки. И я беспрекословно организовывала перелеты для его детей, чтобы они могли навестить своих бабушку с дедушкой, возила их в аэропорт, отправляла, встречала и в целом была очень покладистым и хорошим человеком. Так что было бы справедливым, если бы Саймон видел, как мне хорошо с другим, и страдал от того, что допустил ужасную ошибку, когда ушел от меня.

Но потом – эх, мне всегда везет на такие вещи, – не успел Саймон вернуться из Франции, как мой замечательный бойфренд Джек сложил в чемодан свое термобельишко и отчалил в Антарктиду, где его ждала работа мечты. А между тем Франция благотворно сказалась на Саймоне. Он загорел, похудел, приобрел неуловимый французский шик и в целом выглядел знойно и привлекательно, так что не стоило удивляться, что в один прекрасный день рядом с ним нарисовалась эта дрянь Марисса. На десять лет моложе меня, все-то у нее пучком и торчком – если подумать, она в том возрасте, когда можно еще рожать и рожать, и не будем забывать, что моя наизакадычнейшая подруга Ханна, к своему бесконечному удивлению, залетела в свои сорок шесть лет и сподобилась родить здоровенного дитятю по имени Эдвард, которому уже два года и который носится как угорелый по дому, руша все на своем пути.

Не думаю, что выдержу самодовольство Мариссы, если она залетит от Саймона. Знаю я таких – будет лучезарно улыбаться и объявлять всем «Мы ждем ребенка!» вместо того, чтобы просто сказать «Я беременна». Когда-то давным-давно Саймон заикнулся на людях однажды, что, дескать, «мы» ждем ребенка, тогда я на него наорала, что это не «мы», а «я» беременна, и если он так жаждет прочувствовать все прелести беременности, то пусть привяжет к своему пузу гирю, которая будет постоянно давить на мочевой пузырь, и чтобы при этом он в рот не брал ни капли спиртного и ничего вкусного, а вместо этого хлебал кислоту до изжоги, ну и под конец пусть постарается выдавить из себя ананас, лежащий поперек его жопы. А для вящего удовольствия я могу разрезать вдоль его член и потом залатать крестиком. После такой тирады, помнится, я залилась горючими слезами и Саймону пришлось увозить меня срочно домой, потому что народ на той вечеринке перестал веселиться и смотрел на меня с жалостью. Беременность давалась мне нелегко. Марисса же, без сомнения, будет вся светиться от радости и парить над землей в белоснежных одеждах, благостно поглаживая свой беременный животик и никакого геморроя у нее, конечно же, не будет.

Так. Нельзя себя накручивать из-за Мариссы. Джейн попросила ее включить громкую связь, чтобы она смогла поделиться радостью с отцом.

– Ой, так это же здорово! – заверещала Марисса, не дав Саймону возможности и слова вставить. – Представляю, как ты там счастлива, молодец, Джейн, умничка!

– Это, ну да, молодец, дочка! – вторил на заднем плане Саймон.

– Тут мама говорит, что вы с ней как бы собираетесь мне машину купить? – выдает Джейн.

– Что?! – воскликнул Саймон.

– Не говорила я такого! – возмущенно крикнула я, но Марисса продолжала ворковать:

– Машину? О, Джейн, дорогая, ты сдала вождение и это замечательно, это так пригодится тебе в жизни, но собственный автомобиль только подтолкнет тебя совершать ненужные разъезды и тем самым увеличит углеродную нагрузку на окружающую среду. Почему бы тебе не ездить на велосипеде? Это очень эффективный вид транспорта, да к тому же суперэкологичный.

Джейн что-то неразборчиво промычала в ответ на велосипед, но тут Саймон прервал Мариссу.

– А зачем ты ей такое обещаешь, Эллен? – сердито спросил Саймон. – Ты не вправе давать обещания от моего лица.

– Я только что сказала, что я такого не говорила! – повторила я. – Я лишь сказала, что посоветуюсь с тобой и мы обсудим, сможем ли мы между собой финансово решить этот вопрос, вот и все.

– И со мной тоже, – не унималась Марисса. – Со мной тоже надо это обсуждать, мне тоже есть что сказать.

– В смысле? – удивилась я. – Ты тоже собираешься скидываться на машину для Джейн?

– Ну, вообще-то нет, но я могу предоставить информацию о том, сколько тропических лесов гибнет в пересчете на одну машину, к тому же я читала исследования о велосипедах и могу помочь в этом вопросе, велосипед был бы оптимальным решением и…

– Но я не хочу велик, я хочу машину, – заскулила Джейн. – У меня уже есть велик, и это треш.

– Но Джейн, дорогая, будь у тебя супермегакрутой велик, ты бы тогда поняла разницу, – продолжала настаивать Марисса. – Сперва подумай хорошенько, окей, Джейн? Обещай мне, что хорошо подумаешь.

– Я считаю, Марисса права, – с воодушевлением поддержал Саймон. – Хороший велосипед – это реально круто, милая.

По нечленораздельным звукам, которые издавала в ответ Джейн, нельзя было понять, считает ли она тему велосипеда достойной обдумывания или нет. Затем она решила пойти в наступление с другого фланга.

– А почему ты не на работе, пап? Мама говорит, что вот мне после экзамена надо возвращаться в школу. Что, правда надо?

Я навострила уши.

– Мы с твоим папой оба взяли отгулы, потому что у нас парный ретрит в Дорсете, – ответила Марисса.

– Парный ретрит? – удивленно переспросила Джейн. – Фууу, это что-то типа свингерской вечеринки или оздоровительной оргии? Пап, это ваще зашквар!

– Ну конечно же нет, ничего подобного, – продолжала Марисса своим приторным голоском в режиме «я настолько добродетельна, что меня никакие низшие организмы из себя не выведут».

– Ретрит – это возможность для пар провести уик-энд вместе, чтобы с помощью интенсивных тренингов и упражнений на доверие углубить и упрочить те узы, которые…

– Вы там что, медитировать собрались? – прервала ее Джейн.

– Что? Ах, ну да, один из семинаров будет про медитацию, – слащаво подтвердила Марисса.

– По ходу, вы там ерундой страдаете, – иронично резюмировала Джейн.

– О, Джейн, – вздохнула Марисса, – не торопись судить о том, о чем не имеешь представления. Каждой паре жизненно необходимо пестовать и лелеять свои отношения. Если не хочешь остаться одна, то надо быть проактивной, понимаешь? Зачастую причина, по которой человека преследует череда неудачных отношений, в том, что этот человек просто не хочет работать над отношениями.

Это она про меня, что ли? Определенно, это она адресовала мне. Уххх, Марисса, а ты хороша! Отдаю тебе должное – на словах сама любезность и доброта, но подкалывает так незаметно, что сразу и не раскусишь, а если заметишь и начнешь возражать, то будешь выглядеть невротичкой, на которую Марисса будет смотреть с жалостью во взгляде и увещевать: «Ну, конечно, это не про тебя, не пойму, почему это так резонирует с тобой, наверняка есть причина? Как думаешь, почему ты воспринимаешь эти слова на свой счет? Хочешь поговорить об этом?» ЕЩЕ ЧЕГО! РАЗУМЕЕТСЯ, Я НЕ ХОЧУ ЭТО ОБСУЖДАТЬ, ВЕДЬ Я БРИТАНКА! И даже если бы захотела это обсудить, то уж точно не с тобой, с такими гладкими блестящими волосами, со склоненной набок головкой и таким внимательным заботливым взглядом. Пусть я одинока, пусть у меня неудачные отношения, но если уж выбирать между жизнью одинокой, стареющей, печальной разведенки и ретритом для таких, как Марисса, то уж лучше я проведу остаток своей жизни наедине с игрушками из секс-шопа Ann Summers, что лежат в коробке у меня под кроватью, не такая уж и плохая альтернатива…

– Дорого, наверно, – сказала Джейн. – Небось такие ретриты стоят как целая машина? Вот если бы папа не выбросил деньги на роскошные выходные, то вполне мог бы купить мне автомобиль!

– Во-первых, эмоциональное здоровье за деньги не купишь, а во-вторых, за ретрит платила я. Это мой подарок на юбилей твоему отцу.

– Повезло папе, – саркастично заметила Джейн. – Но вообще-то, мой вопрос был не тебе, Марисса, а папе, так что не могла бы ты, как бы это сказать, не встревать? Ну так что, пап, мне надо в школу идти сегодня?

– Не хами Мариссе, пожалуйста. Если мама говорит, что ты должна идти в школу, тогда ты должна идти в школу, – твердо сказал Саймон, выставляя меня в качестве плохого полицейского, как обычно.

– У нее выпускные экзамены в этом году! – громко сказала я в трубку. – Она должна готовиться. Экзамены сами себя не сдадут.

– Господи, мама! – взвилась Джейн. – Да помню я про выпускные. Как же мне забыть про них? Ведь только что прошли пробные экзамены, а ты несколько месяцев подряд не переставая твердишь про выпускные. Достала уже! Кажется, мое эмоциональное здоровье никого не колышет. Не надо переживать за мое психическое здоровье, у меня же нет своих эмоций и желаний. У меня все зашибись!

– Джейн, мне нужно следить за дорогой. Впереди будет очень сложная развязка, так что мне надо собраться. И ты молодец, милая, я тебе вечером перезвоню, хорошо?

– Во время ретрита телефонами пользоваться нельзя, – встряла Марисса.

– Вот же, – вздохнул Саймон. – Ну тогда ладно, пока, милая, потом позвоню, – и отключился.

– Какая же бесявая эта Марисса! – воскликнула Джейн.

– М-м, – промычала я нейтрально, потому что не хотела попасться на ее крючок и пуститься очернять Мариссу перед Джейн, чтобы потом когда-нибудь Джейн передала все мои слова Мариссе, а вдруг та подкупит ее благосклонность ваучерами от ASOS, а я в это время буду в немилости у Джейн. – Не надо так про нее говорить, доченька.

– Ну она же бесит! И потом, мам, серьезно, зачем мне сегодня идти в школу?

– Затем, что этот год выпускной и ты сдаешь выпускные экзамены, – повторила я фразу, которую в этом учебном году говорила уже черт-те сколько раз.

– А вот королева никаких экзаменов не сдавала, – пошла в атаку Джейн.

– Потому что она КОРОЛЕВА! – парировала я. – Ей экзамены сдавать не надо было. Ведь королевой становятся не потому, что лучше всех сдают экзамены в королевской школе.

– А так было бы демократичнее, нет? – предположила Джейн.

– Ну ты же не в королевы готовишься, – продолжила я без особого пыла. – А все те немногие, что добились успеха без всяких экзаменов, являются исключением, а не правилом. Такие как они добились бы своего при любом раскладе, и выпускные экзамены для них ничего не изменили бы. Но не забывай, что на каждого миллионера без образования приходится миллион людей, кто не смог реализовать свой потенциал, потому что не ходил в школу вообще. И не потому, что они лентяи или бестолочи, а потому что у них даже шанса не было в школу попасть, а учитывая, что на земном шаре миллиарды людей вынуждены гнуть спину за гроши, у их детей тоже нет возможности получить приличное образование, они готовы почку продать, лишь бы их дети могли школу окончить, а ты получаешь образование бесплатно и тебе должно быть стыдно, что ты относишься к школе так несерьезно и не ценишь возможности учиться!

Я была восхищена своим экспромтом – аж сама растрогалась до слез, – и, казалось, Джейн тоже должна была проникнуться пафосом этой речи и начать больше прилагать усилий в школе и учиться усерднее.

– Боже мой, мать, – хмыкнула Джейн. – Что это было? Ты мне толкнула школьный вариант «дети в Африке от голода помирают, а ты тут нос воротишь»? Жесть!

– А ну села быстро в машину!

Пока я везла недовольно ворчащую Джейн в школу, мне на телефон не поступало никаких звонков или оповещений о том, что Питер не на уроках, то есть можно было предположить, что каким-то чудом мой сын отсоединился от компа и переместился из дома в школу. Теперь я могла спокойно ехать на работу.

Вообще-то, я свою работу люблю. И мне стоило огромного труда оказаться на месте, где я работаю сейчас, ну, по сравнению с тем, где мне приходилось работать раньше. И у меня здесь получается хорошо делать свое дело, к тому же у нас прекрасный коллектив и ни от кого из моих сотрудников, – что очень важно и о чем никогда не упоминают ни на одной профориентации – не разит по́том (просто поразительно, как сильно сотрудник с убийственным запахом может отравить атмосферу в коллективе).

Как и везде, у нас в компании хватает подковёрной возни, и в этом отношении все очень серьезно, Шекспир бы позавидовал тому накалу страстей и коварству интриг, которые разыгрываются в нашем офисе по любому поводу. Здесь каждый норовит воткнуть кинжал другому в спину, будь то борьба за лучшее рабочее место или за более удобный стул, также время от времени вспыхивают нешуточные баталии, потому что каждый считает себя святее папы римского, особенно в вопросах морального выбора, например какой сорт кофе более этичен для использования в общей кофемашине. («Это же бренд Справедливой торговли», «Ну а этот бренд еще более Справедливой торговли», «Этот кофе выращен бригадой слепых орангутангов, которые осиротели из-за варварской торговли пальмовым маслом», «А этот кофе выращен и собран слепыми колченогими орангутангами, которых сделали сиротами нацисты – торговцы пальмовым маслом», «Ну а этот кофе собран осиротевшими слепыми инвалидами-орангутангами, у которых до сих пор психологические травмы от того, что к ним на плантацию с визитами и проверками наведывался Доминик Каммингс, бойкий вездесущий помощник нашего премьер-министра». Примечательно, что при выборе чая таких показушных батлов обычно не случается. Только любители кофе вечно устраивают светопреставление.)

Если бы нам дали спокойно заниматься своей работой, вместо того чтобы собирать на бесконечные и бессмысленные митинги, где бьются насмерть при выборе сорта кофе, то, вероятно, производительность труда у всех была бы намного выше. На самом деле, если бы некоторые личности не тратили так много времени, разглагольствуя о вещах, никакого отношения не имеющих к профильной деятельности нашей компании, то мы бы не оказались в ситуации, когда нам угрожает слияние с другой компанией и мы все рискуем оказаться без работы.

Когда я начинала здесь работать, я думала, что, возможно, это и есть та самая лучшая работа мечты – в быстро растущей хайтек-компании с комнатами «для размышлений», где устраивают мозговые штурмы и изливают свой креатив прямо на стенах, попивая так горячо обсуждаемый кофе, где тебя накрывает идеями под «голубыми небесами», что бы это ни значило. Но сама-то я не такая технически продвинутая и не особо креативная, у меня за плечами лишь опыт воспитания двух детей, и мне часто приходится прикусывать язык и держать себя в руках, чтобы не заорать на этих бородатых малолеток-хипстеров с брекетами на зубах и с помочами на коротких штанишках, чтобы они не малевали на стенах всякий срам, а то я им дам по попе. Единственное, что меня останавливает, так это опасение, что один из них, Деррил, у которого густая борода лопатой и самые короткие брючки, определенно был бы доволен, если бы его отшлепала женщина, которая ему в матери годится.

Несмотря на то что я ношу длинные брюки и предпочитаю играть в лото Buzzword Bingo со своей коллегой Лидией, пока более творческие натуры креативят, устраивают мозговые штурмы и талдычат, что впредь они будут брать на себя больше ответственности за синергию и обязуются мыслить нестандартно, в парадигме транспарентности, с учетом прибавочной стоимости и бла-бла-бла, у меня получилось продвинуться по карьерной лестнице в этой компании. Те, что в коротких штанишках, генерят проекты, а я со своей командой разрабатываю под эти проекты софт. Вообще-то я теперь начальник отдела, и это значит, что у меня есть свой отдельный кабинет с окном (и очень удобным креслом), ну и конечно, если что-то пойдет не так, моя голова первой покатится с плеч.

Если я останусь без работы, то будет туго, и не только финансово. Я пытаюсь себе внушить, что владею ценными навыками и легко найду другую работу, но ведь мне сорок восемь и будет сложно начинать все заново в другой компании, где опять надо вникать в то, что можно говорить, а что нельзя (при Эрике из отдела маркетинга нельзя упоминать шоколад After Eights после того неприятного инцидента на новогоднем корпоративе), и по новой запоминать расположение туалетов в здании.

Ну, если меня сократят, то появится возможность заняться чем-то совершенно иным. Хоть мне и нравится моя работа, было бы здорово найти свое истинное призвание, дело всей своей жизни, ради которого ты вскакиваешь с постели спозаранку и бежишь сломя голову на работу. Как-то я создала приложение, на котором смогла немного заработать – не так много, чтобы можно было сразу отойти от дел, но достаточно, чтобы не думать каждый раз о финансах, однако после развода с деньгами опять стало туго. Я было думала, что разработка приложений и есть мое призвание, но все, что я потом насоздавала, было откровенной лажей. Тем не менее было бы здорово найти дело по душе, о котором я могла бы часами рассказывать на всяких тусовках, а люди слушали бы мои откровения с нескрываемым восторгом. Но проблема в том, что чем старше я становлюсь, тем больше замечаю, что мне доставляют истинное наслаждение такие незатейливые занятия, как сидеть перед телевизором, жрать пирожные, спать, вести бессмысленные разговоры с собаками, читать романы Джилли Купер, а также пить вино, джин и водку. Я всерьез пыталась найти способ превратить эти занятия в источник дохода, но пока что безрезультатно – наоборот, одни только расходы.

Также пыталась я пересмотреть и свои увлечения, чтобы найти в них призвание. Вот когда пьешь «Веспер мартини», любимый коктейль Джеймса Бонда, то кажешься себе очень глубокомысленной и утонченной, а еще все время хочется сбегать в туалет. Этот коктейль – очень мощное мочегонное средство, он хоть и мал, но так удал, что сколько ни делай упражнений на укрепление мышц таза, а выписывать его приходится часто и помногу. К несчастью, мы с Ханной убедились в этом на своем собственном примере. Одним субботним днем она оставила малыша Эдварда на попечении его отца и мы отправились на ланч как две истинные леди. Вначале мы, как полагается, воздали должное вину, затем решили, что нужно все это великолепие заполировать, и спустя четыре «веспера» мы с ней были пьяны вдрызг. Дома Джейн назвала меня «безобразным позорищем», да я никогда и не претендовала на то, чтобы служить образцом, скорее наоборот, считала, что раз уж с меня пример брать нельзя, так хотя бы воспринимай за предостережение. Но ясно-понятно, что из-за выпитого мартини в тот День Позора донести свою мысль до Джейн я была не способна, просто мычала, что я съела что-то не то и мне надо поскорее прилечь.

Я и по-взрослому пыталась найти свое призвание. Вот я всегда мечтала стать археологом и какое-то время размышляла, что, может, археология и есть мое прирожденное призвание, ведь в университете я выбрала информатику, только чтоб насолить своей матери, для которой все, что связано с компьютерами, это что-то про задротов-очкариков в скрипучих синтетических худи. И как же я найду себе приличного мужа в такой-то низкопробной среде, да и кто захочет жениться на девушке, которая учится мужской специальности? Моя мать считала, что все приличные юные леди изучают английскую литературу и стараются найти себе жениха с юридического или медицинского факультета. В душе, конечно же, она лелеяла надежду, что раз уж я поступила в Эдинбург, куда идут те, кто недобрал баллов в Оксфорд или Кембридж (по крайней мере, так было, пока принц Уильям не выбрал университет в Сент-Эндрюсе), то, быть может, я сподоблюсь и подцеплю кого-нибудь с титулом, ну а если нет, то юрист или врач – тоже приемлемый вариант. Или, на худой конец, финансист с прицелом на лондонский Сити. Моя мать даже и мысли не допускала, что я поступила в университет, дабы продолжить свое образование и построить собственную карьеру. В ее представлении, единственная разумная причина, по которой женщина поступает в университет, это только чтобы заполучить себе богатенького мужа, что она сама в свое время и сделала.

Но поскольку я была неразумной и скомпрометировала себя в глазах будущих юристов и врачей тем, что тусовалась с толпой серых толстовок (по чесноку, все те парни были нормальными, адекватными людьми), то она с облегчением выдохнула, когда я нашла-таки себе архитектора в лице Саймона, хотя мне было досадно, что я как-никак, а последовала наставлениям матери, познакомилась в университете с приятным молодым человеком и затем вышла за него замуж. В свою защиту скажу, что до знакомства с ним я встречалась со многими парнями и предавалась беспорядочному сексу так, что матери моей и не снилось, но в Саймона я влюбилась по уши, так что выйти за него замуж было единственным желанием. И потом, мы оба определенно не мыслили своих жизней друг без друга, так почему бы нам было и не пожениться?

Меня всегда притягивала археология, так что после развода, когда стало ясно, что нам с Саймоном не суждено провести вместе оставшуюся жизнь, я погрузилась в раскопки, которые так кстати проводились в это время в нашей деревне. И тут выясняется, что археология – это не мое. Я-то думала, что буду аккуратно просеивать песок и откапывать бесценные артефакты, еще там должны быть приключения с неистовым и авантюрным археологом типа Индианы Джонса в твидовом пиджаке с кожаными латками на рукавах. Себе я виделась с аккуратным пучком волос, в элегантных очках на носу, что придавало бы мне ученый вид. Но в определенный момент я сняла бы эти очки, распустила волосы и неистовый и авантюрный тип воскликнул: «Вау, мисс Грин, а вы красавица!» – и потом бы все завертелось, и мы с ним в перерывах между жаркими объятиями отбивались бы от бандитов, которые хотели украсть у нас волшебный амулет или еще что ценное.

Ничего подобного. Грязищи по колено. Одежда не из твида, а из легко отстирывающейся и немнущейся синтетики. Хоть там и попадались неистовые и авантюрные кадры, до знойных объятий дело не дошло, потому что еще там мельтешили двадцать пять старперов, которые журили меня всю дорогу за то, что я держу инструмент неправильно. Они еще заставляли меня зарисовывать камни. Уж не знаю, зачем понадобилось зарисовывать, вместо того чтобы просто сделать фотографии. Подозреваю, они просто хотели меня чем-нибудь занять, чтобы я перестала копать своей лопаткой и не мешалась у них под ногами. Ума не приложу, как можно неправильно копать грязь. Потом я потеряла в грязи карандаш и мне за это влетело. Однажды мне там встретилась полевая мышь, она была такая хорошенькая, ведь я люблю животных, собак своих обожаю, еще у меня есть три курочки, которые, правда, едва меня терпят, и вот я подумала, может, моя страсть – зоология? Загуглила подробности и выяснилось, что работа у зоолога вовсе не такая, как у звездного телевизионного натуралиста Дэвида Аттенборо, а скорее как у смотрителя в зоопарке, которому приходится выгребать тонны навоза из вольера, если у него на попечении слоны и носороги. Так что опять мимо.