Текст книги "Фурии Кальдерона"

Стоя, Олдо был всего на голову выше сидящего Корда.

– Какое это имеет отношение к делу?

– И ты у нас не женат, – продолжал Корд. – У тебя нет детей. И семьи – чтобы ты представлял себе, что такое заботы.

– Мне не нужна семья, чтобы понимать, что вы двое, – он повернулся и ткнул пальцем в двух мужчин с цепями доминусов на шее, – должны оторвать свои задницы с насиженных мест, чтобы помочь Бернарду. Вот ты, Рот, помнишь, как тот саблезуб повадился за твоими свиньями, а? Кто тогда выследил эту тварь? А ты, Отто, кто нашел твоего младшего, когда тот заблудился в лесу? Бернард, вот кто. Как можете вы сидеть сложа руки?

Отто, округлый мужчина с приятным лицом и редеющими волосами, опустил глаза и вздохнул:

– Ну не то чтобы я не хотел помочь ему, Олдо. Фурии свидетели, нет. Так ведь и Корд тоже дело говорит.

Рот, худощавый пожилой мужчина с гривой седых волос и значительно более темной бородой, отхлебнул из кружки и кивнул:

– Отто прав. Дождя пролилось больше, чем за всю осень. Если долину затопит, нам потребуется вся наша сила без остатка – защищать жизни родных. – Он хмуро покосился на Олдо. – И доминус Корд тоже прав. Ты здесь самый младший, Олдо. Поучился бы выказывать больше почтения старшим.

– Когда они скулят, как побитые собаки? Значит, мы так и не сделаем ничего из-за того, что вам может понадобиться ваша сила? – Он повернулся и обрушился на Корда. – Очень ловко с твоей стороны. Его смерть прервала бы дознание, и ты сорвался бы с крючка графа Грэма.

– Я только об общем благе пекусь, Олдо, – буркнул Корд и ощерил желтые зубы в ухмылке. – Проси меня о чем хочешь, но жизнь одного человека, пусть даже самого хорошего, не должна ставить под угрозу всех в долине.

– Так ведь не первую же грозу переживаем.

– Но не такую, – буркнул Отто, так и не поднимая глаз. – Эта… не такая, как все. Такой свирепой мы еще не видывали. Да я сам ее боюсь.

– И я тоже, – нахмурившись, кивнул Рот.

Олдо переводил взгляд с одного на другого, бессильно стиснув кулаки.

– Отлично, – произнес он наконец, понизив голос. – И кто из вас хочет сказать Исане, что мы и пальцем не шевельнем, пока ее брат истекает кровью на полу собственного зала?

Никто не произнес ни слова.

Исана смотрела на эту группу, нахмурившись и лихорадочно размышляя. Тем временем Корд протянул свою кружку Арику – тот наполнил ее и вернул отцу. Биттан, явно оправившийся от удушья, сидел с опущенной головой, привалившись спиной к стене; рукой он прикрыл глаза так, словно у него болела голова. Исана вспомнила, как он обошелся с Линялым, и понадеялась, что она болит сильно.

Что-то странное показалось ей в Корде и его сыновьях – в том, как они разместились, как держали себя в разгар грозы. Потребовалась долгая минута, пока до нее дошло. Все трое казались спокойнее остальных, словно буйство фурий за стенами зала их не касалось.

Очень осторожно, совсем чуть-чуть приоткрыла она барьер, защищавший ее от эмоций Корда и его сыновей.

Никто из них не боялся.

Она не ощутила ничего – только легкое напряжение Арика.

Снова блеснула молния, и она поняла, что не успеет заслониться от эмоций. И все же она попыталась – и снова волна страха накатила на мгновение позже, чем она ожидала, дав ей возможность вынести напряжение.

Она все же пошатнулась, и тут чья-то рука ухватила ее под локоть. Она подняла взгляд и увидела стоявшего рядом Линялого.

– Госпожа. – Линялый дернул головой вниз в неуклюжем поклоне. – Госпожа, доминус ранен.

– Я знаю, – вздохнула Исана. – Я слышала, это ты нашел его. Спасибо, Линялый.

– Госпоже плохо? – Раб склонил голову набок.

– Все в порядке, – отрицательно мотнула головой Исана. Она оглянулась на семьи соседей, жавшихся друг к другу, настороженно вслушивавшихся в буйство стихий. – Скажи, Линялый, ты боишься этой грозы?

Линялый с отсутствующим видом кивнул.

– Но не очень боишься?

– Тави, – сказал Линялый. – Тави.

Исана снова вздохнула:

– Если кто-то и мог бы найти его во всем этом, так только Бернард. Брутус защитил бы его от ветрогривов, а Сайпрус помог бы отыскать Тави. Тави нужен Бернард.

– Ранен, – сказал Линялый. – Плохо ранен.

– Да, – машинально кивнула Исана. – Не уходи пока. Мне может понадобиться твоя помощь.

Не двигаясь с места, раб буркнул что-то в ответ, хотя по его лицу Исана так и не поняла, услышал ли он ее приказ. Она вздохнула и зажмурилась, вызывая свою фурию.

– Рилл, – прошептала Исана. Она сосредоточилась на мысленном образе Биттана, представив себе, как он сидит у стены. Водяная фурия пробежала трепетом по ее позвоночнику, по коже – усталая, но готовая выполнять ее команды. – Рилл. Покажи мне.

Линялый резко отвернулся от нее и шагнул к столу.

– Голоден, – буркнул он.

Исана с досадой посмотрела ему вслед, но не стала отвлекаться, чтобы не утратить контакт с фурией. Опасливо косясь на Корда и его отпрысков, Линялый снова подобрался к огню и котелку, готовый в любой момент отпрянуть, не дожидаясь новой оплеухи. Потом он шагнул в сторону, скрывшись за чьей-то спиной.

Исана ощутила движение фурии сквозь влажный воздух зала – словно это ее, Исаны, рука тянулась к Биттану.

Рилл коснулась Биттана, и вибрирующий страх пронзил Исану, словно удар молнии. Она охнула и широко раскрыла глаза, поняв наконец, чтó происходит в зале.

Биттан сплетал заклинание, незаметно посылая напряжение почти каждому из присутствующих здесь, усиливая страх, заглушая тревогой все остальные мысли. Это было проделано весьма ловко – куда ловчее, чем она ожидала от этого юнца. Должно быть, он держал свою фурию в огне – это объясняло, почему он разместился у очага и вел себя так, словно место это принадлежит ему.

С осознанием этого на Исану накатила волна противной, липкой слабости. Она пошатнулась и упала вперед, на колени, опершись о пол одной рукой и прижав другую к лицу.

– Исана? – Голос Олдо донесся до нее ясно и отчетливо в наступившей тишине: обитатели домена как один повернулись к ней. – Исана, с тобой все в порядке?

Исана подняла глаза и увидела, что сыновья Корда с испуганными, виноватыми лицами смотрят на нее в упор. Биттан прошипел что-то Арику, и лицо того окаменело.

Она повернулась, чтобы сказать Олдо о заклинаниях Биттана, и вдруг поняла, что не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Исана подняла голову, и взгляд ее заметался по залу в приступе внезапной паники. Она попыталась говорить, но не смогла издать ни звука.

Люди уже столпились вокруг нее. Олдо с другими соседями тоже спешил к ней. Невысокий доминус поднял ее с пола.

– Помогите. Да помогите же мне кто-нибудь!

– Что это с ней? – спросил Рот. – Клянусь фуриями, да она напугана до смерти!

Голоса стали глуше, смешавшись в неразборчивое тревожное гудение. Она боролась, она пыталась связаться с Рилл, но водяная фурия только витала рядом, жалась к ней, сама напуганная животным страхом Исаны. Чем сильнее ощущала Исана свою беспомощность, тем больше слабела ее мысленная защита, и страх всех, кто был в зале, наваливался на нее, сковывая по рукам и ногам. Она уже не следила за тем, кто и что говорил, и просто зажмурилась в смятении.

– Не знаю. Она просто упала. Кто-нибудь еще видел?

– Госпожа?

– Исана! Ох, великие фурии, сначала брат, а теперь и она… Что же за день такой ужасный!

Исана открыла глаза и оттолкнула Отто – тот пытался открыть ей рот и посмотреть, не подавилась ли она чем-то.

– Подержите ее!

– Исана, успокойся!

– Она не дышит!

Через толпу к ней протолкался Корд, но она смотрела мимо него – туда, где сидели у огня, не обращая на себя внимания, его сыновья. Биттан тоже смотрел на нее, и теперь на красивом лице его играла недобрая, жесткая улыбка. Он сжал руку в кулак, и на Исану ударом обрушилась новая волна паники, лишившая ее на мгновение способности ясно мыслить.

Рядом с Биттаном сидел Арик. «Арик, – подумала Исана. – Заклинатель ветра». Старший сын Корда не смотрел на нее, но сложил пальцы в характерную фигуру, и лицо его сосредоточенно застыло.

Ее глаза начинала застилать черная пелена, и она из последних сил пыталась шепнуть что-то Олдо, который так и продолжал с перепуганным видом держать ее.

– Исана, – бормотал он. – Исана, я тебя не понимаю.

Все покачнулось, и Исана вдруг оказалась лежащей на столе, и все вокруг вертелось. Появился Корд, от которого резко пахнуло немытым телом и жареным мясом. Он глянул на нее сверху вниз:

– По мне, так она просто ударилась в панику. Успокойся, женщина. Не пытайся говорить. – Он наклонился к самому ее лицу, прищурив глаза. – Не стоит, – чуть слышно, но угрожающе прошептал он. – Не пытайся говорить. Успокойся и молчи. Может, это пройдет.

Исана попыталась оттолкнуть Корда, но он был слишком большим, слишком тяжелым, а руки ее – слишком слабыми.

– Все, что от тебя требуется, – это кивнуть, – продолжал шептать он. – Будь паинькой и не мешай всему идти как идет. Тогда все будет хорошо.

Она смотрела на него, ощущая свою беспомощность, чувствуя, как страх окончательно лишает ее контроля над собой. Она понимала, что это Биттан усиливает страх, но даже понимание этого не помогало ей справиться с диким животным ужасом. Она не сомневалась: если она не уступит Корду, он спокойно даст ей умереть.

Ярость вдруг охватила ее, внезапная жаркая вспышка, сразу испарившая страх. Исана подняла руки, целясь ногтями Корду в глаза. Он успел отшатнуться, отделавшись неглубокими царапинами на щеках, и взгляд его вспыхнул злобой.

Исана нашла в себе силы сесть, хотя в глазах ее потемнело еще сильнее. Она ткнула дрожащим пальцем в сторону огня.

Все повернулись в ту сторону – и глаза Олдо расширились от внезапной догадки.

– Чертовы вороны! – зарычал он. – Это придурок Корда убивает ее!

Все громко ахнули. Замешательство сразу охватило зал – эмоций в нем и так хватало, чтобы оно разгорелось как искра в сухой траве. Все кричали, не слыша друг друга.

– Что? – оглядывался по сторонам Рот. – Кто? Что?

Олдо повернулся и начал проталкиваться к огню, но почти сразу же вскрикнул и повалился, споткнувшись о выросшую под ногами складку пола. Камень пошел волнами, словно скомканная плотная материя. Молодой доминус повернулся и выкрикнул команду тяжелой деревянной скамье у стола. Дерево выгнулось дугой и треснуло, как старая кость, «выстрелив» в Корда острыми, как кинжалы, щепками.

Рослый доминус пригнулся к Исане, уклоняясь от щепок, хотя одна из них все-таки полоснула его по щеке, рассадив ее до крови. Корд отвел руку назад и с размаху опустил кулак на Исану.

Она скатилась со стола за долю мгновения до того, как удар Корда раздробил тяжелую дубовую столешницу в щепки. Из последних сил на четвереньках поползла она к огню и человеку, чья фурия медленно, но верно душила ее.

Она увидела у огня фигуру Линялого – тот смотрел на воцарившийся кавардак разинув рот, так и не выпуская из руки половника. Потом он всхлипнул и повернулся, чтобы бежать, но споткнулся о ногу только что вставшего Биттана, опрокинув того на пол. Линялый взвизгнул и тоже упал, расплескав похлебку из миски и половника.

Горячее варево попало точнехонько в нахмуренное лицо Арика, тот громко закричал от боли и неожиданности.

Исана вдруг обрела способность дышать. Только что царившее в зале всеобщее замешательство сразу исчезло, словно его и не было. Пару секунд люди оглядывались по сторонам и жались к стенам, сбитые с толку внезапным избавлением от чар.

– Остановите их! – прохрипела Исана. – Остановите Корда!

– Проклятая сучка! – взревел Корд. – Я убью тебя!

Здоровяк повернулся, и Исана почти физически ощутила дрожь земли, когда тот, призвав на помощь силы своей фурии, оторвал от стола разбитую столешницу и замахнулся ею. Олдо с трудом встал и бросился Корду в ноги. Тот потерял равновесие, и столешница, пролетев мимо Исаны, врезалась в стену. Корд отшвырнул Олдо, как щенка, в сторону и снова повернулся к Исане.

Исана пыталась отползти подальше, отчаянно призывая Рилл на помощь. Люди снова закричали в смятении, и дверь с грохотом отворилась. Воздух сгустился, и порыв ветра с визгом вылетел из дымохода, швырнув в Исану тучу раскаленных углей. Она вскрикнула и упала ничком в ожидании боли от ожогов.

Однако угли пронеслись над ней, и она услышала вопль Корда.

– Эй, Корд, лживый слайв! – прохрипел с лестницы Уорнер.

Он стоял в чем мать родила, если не считать обернутого вокруг талии полотенца; по коже его стекала вода, а курчавые волосы были покрыты шапкой мыльной пены. За его спиной изготовились, обнажив мечи, сыновья-легионеры.

– Давно пора научить тебя вежливому обращению с женщиной. Уройте-ка их, ребята! – завопил Уорнер, вытаращив глаза.

– Отец! – крикнул, перекрывая шум, Арик.

Сыновья Уорнера скатились с лестницы.

– Отец, дверь!

– Стойте! – закричала Исана. – Эй, вы, всем стоять! Никакого кровопролития в моем доме!

Кто-то навалился на нее сзади и с силой прижал к полу. Она дернулась, извернулась и увидела Линялого.

– Линялый, – прохрипела она. – Слезь с меня сейчас же!

– Линялому больно! – захныкал раб и, словно ребенок-переросток, спрятал лицо у нее между лопатками. – Не нужно больно!

Корд взревел, схватил первого из ринувшихся на него сыновей Уорнера одной рукой за запястье, другой – за пояс и швырнул его в стену. Не дожидаясь, пока тот сползет по ней на пол, он бросился к дверям. Арик с Биттаном следовали за ним по пятам; обитатели домена Бернарда опасливо жались к стенам, не преграждая им дорогу. Корд с разбегу врезался в дверь, сорвав одну из створок с петель, и в зал ворвались гул дождя и завывания ветра, почти мгновенно скрывшие из виду и Корда, и его сыновей.

– Пусть уходят! – крикнула Исана таким звонким от волнения голосом, что остальные двое сыновей Уорнера застыли как вкопанные, глядя на нее. – Пусть уходят, – повторила Исана.

Она наконец высвободилась из-под Линялого и огляделась по сторонам. Олдо лежал на полу, задыхаясь, а у стены виднелось неподвижное тело старшего сына Уорнера. В противоположном конце зала старая Битте склонилась над не подававшим признаков жизни Бернардом, хотя скрюченные пальцы ее крепко сжимали железную кочергу.

– Исана! – возмутился Уорнер. Придерживая одной рукой полотенце, он спускался по лестнице. – Не можем же мы отпустить их просто так! Таких зверей опасно оставлять на воле!

Тут усталость и головная боль, смешавшись с осадком от страха и напряжения, навалились на Исану, и ее стало трясти. На мгновение ей пришлось даже низко опустить голову и приказать Рилл осушить ее глаза от слез.

– Пусть уходят, – еще раз повторила она. – У нас хватает своих хлопот с ранеными. А этих убьет гроза.

– Но…

– Нет, – отрезала Исана и оглянулась на остальных доминусов. Рот медленно поднимался на ноги, тряся головой. Отто поддерживал старшего соседа под локоть, и на почти лысой голове того блестел пот. – Нам нужно заняться ранеными, – напомнила им Исана.

– Что случилось? – пробормотал Отто. – Чего это они?

Рот положил руку на плечо Отто:

– Они наложили на нас чары. Огонь. Верно, Исана? Делали так, чтобы мы боялись сильнее, чем полагалось бы.

Исана кивнула. В душе она была благодарна Роту и понимала, что как заклинатель воды он почувствует это. Он коротко улыбнулся ей.

– Но как, – потрясенно спросил Отто, – как они проделали все это, а мы ничего и не заметили?

– Мне кажется, – сказала Исана, – что Биттан нагнетал все это постепенно. Ну, как подливаешь в ванну горячей воды понемногу – так, что сидящий в ней этого не замечает.

Отто зажмурился:

– Я знал, что вы умеете передавать эмоции другим, но не думал, что таким образом.

– Большинство граждан, владеющих заклинанием огня, делают это в той или иной степени, – пояснила Исана. – Почти каждый сенатор может делать это, даже сам того не сознавая. Грэм – так тот все время делает это.

– Ну да, – вслух размышлял Рот. – И покуда его сынок занимался этим, Корд кормил нас всем этим вздором насчет возможного наводнения – а мы уже были достаточно встревожены, чтобы верить в разумность его речей.

– Ох, – вздохнул Отто. Он кашлянул и залился румянцем. – Ясно. Ты поздно спустилась, Исана, а то бы мы это раньше заметили. Но почему ты ничего нам не сказала?

– Потому что тот, другой, душил ее, балда ты этакая, – рявкнул Олдо, так и не поднимаясь с пола. – И ты сам видел, что пытался сделать с ней Корд.

Голос его прозвучал хрипло, потому что поврежденная нога изрядно болела.

– Говорил я вам всем, – с плохо скрываемым удовлетворением подал голос Уорнер. – Они все опасная шайка.

– Уорнер, – устало вздохнула Исана. – Ты бы пошел оделся.

Доминус посмотрел на себя и, похоже, впервые заметил свою наготу. Он покраснел, промямлил что-то в свое оправдание и поспешил выйти из зала. Отто снова помотал головой:

– Все равно не верится, чтобы кто-то смог провернуть такое.

– Отто, – буркнул Олдо. – Ты бы хоть изредка пользовался головой не только для того, чтобы крутить ею перед зеркалом. Бернард ранен, и сын Уорнера тоже. Опускай их в ванну да исцели как следует.

Рот решительно кивнул, собираясь с силами.

– Конечно. Доминус Олдо, – он склонил голову перед молодым соседом, – был прав с самого начала. Исана, я обещаю помочь тебе всем, чем смогу, и Отто вот тоже.

– Я? – встрепенулся Отто. – Ох, ну да, конечно. И как это мы, Исана, могли вести себя так глупо! Разумеется, мы поможем.

– Детка! – окликнула ее Битте, отвернувшись на пару секунд от неподвижного тела Бернарда. Голос ее сделался необычно резким. – Исана, времени больше нет.

Исана повернулась к Битте. Лицо старухи побелело как полотно.

– Твой брат… Он умер.

Глава 10

Тави пошатнулся от внезапного удара ветра. Девушка поймала его за руку, удержав на ногах, а свободной рукой швырнула назад несколько кристалликов соли из тех, что он дал ей пару часов назад. Послышался пронзительный визг, и слабо светившийся силуэт налетевшего на них ветрогрива распался на куски.

– Вот и все, – крикнула она, перекрывая шум ветра. – У меня соль кончилась!

– У меня тоже! – отозвался Тави.

– Далеко еще?

Он прищурился, пытаясь увидеть хоть что-то сквозь дождь и темноту, дрожа и почти ничего не соображая от холода.

– Не знаю, – признался он. – Ничего не вижу. Мы должны быть где-то совсем рядом.

Она прикрыла рукой глаза от ледяного дождя:

– «Почти» нам недостаточно. Они возвращаются.

Тави кивнул.

– Смотри внимательно, не увидишь ли света, – сказал он и крепче стиснул ее руку, прежде чем шагнуть вперед, в темноту.

Ее пальцы тоже сжались. Рабыня была сильнее, чем казалось на первый взгляд, и, хотя его рука давно онемела от холода, ее пальцы причинили ему боль. Ветер и прятавшиеся в нем ветрогривы злобно ревели.

– Они приближаются, – прошептала она. – Если мы хотим выбраться, это надо делать сейчас.

– Это где-то близко. Должно быть близко. – Тави изо всех сил прищурился, вглядываясь в темноту. И тут он увидел его краем глаза: слабое золотое свечение. Должно быть, в темноте он сбился с дороги и взял чуть в сторону. Он резко развернулся и дернул девушку за руку. – Вон! Огонь! Вон там! Надо бежать туда.

Из последних сил напрягая негнущиеся ноги, Тави ринулся вперед. Теперь они поднимались по пологому склону. Дождь слепил его и заслонял свет пеленой, поэтому Тави он казался не ярче горящей свечи, но и этого хватало, чтобы он не сбивался с нужного направления. Молнии то и дело озаряли небо вспышками, а ветрогривы визжали почти у них над головами.

Даже сквозь рев ветра до Тави доносилось тяжелое дыхание рабыни – ее силы тоже явно были на исходе. По мере того как они приближались к заветному огню, она оступалась все чаще. Снова завизжали ветрогривы, и Тави, оглянувшись, увидел, как один из них вырвался вперед с перекошенным от голода и злобы призрачным лицом.

Глаза девушки расширились, когда она увидела выражение лица Тави, и она начала поворачиваться – но медленно, слишком медленно, чтобы успеть отбить нападение.

Тави сделал шаг назад и схватил ее обеими руками за запястье. Он протащил ее мимо себя и изо всех сил толкнул вперед, в направлении огня.

– Беги! – крикнул он. – Внутрь, быстро!

Ветрогрив налетел на Тави, и внезапно весь воздух куда-то делся из его легких, а в теле, казалось, не осталось ни капли тепла. Он почувствовал, как его ноги оторвались от земли и гроза легко – как листок – швырнула его вниз по склону, прочь от убежища на вершине. Он катился кувырком, расслабив руки и ноги, изо всех сил стараясь не остановиться слишком рано, пока не окажется у самого подножия холма. Перед глазами на мгновение возник освещенный вспышкой молнии большой серый камень, и он услышал собственный крик, когда отчаянным усилием увернулся от него.

Внизу мелькнул отблеск света на воде, и он направил свое падение к ней, хотя страх и лишил его уже почти всякой надежды. Он остановился посреди грязной лужи, мелкой, но обжигающе холодной. Руки его увязли в грязи почти по локоть. Он рывком вытащил их и повернулся как раз вовремя, чтобы заметить летевшего на него ветрогрива.

Тави перекатился вбок. Вязкая грязь затрудняла движения, и смертельный холод ветрогрива снова сгустился у его носа и рта, лишив возможности дышать. Он забился изо всех сил, но бесполезно. Как он мог помешать фурии душить его? Это не проще, чем, скажем, раскинуть руки и взлететь над грозой.

Тави знал, что у него остался всего один шанс – и тот сомнительный. Он с усилием поднялся на ноги, подпрыгнул и ничком бросился в жидкую грязь. Грязь и ледяная вода, взбитые бурей до консистенции густого пудинга, скользили по нему. Он попытался уйти еще глубже, окунув и лицо в грязь. Потом перевернулся на спину.

И вдруг вновь обрел способность дышать.

Тави заморгал, пытаясь разглядеть ветрогрива, но тот смотрел в другую сторону. Фурия извивалась у того места, где только что нападала на него, и взгляд ее голодных светящихся глаз метался во все стороны, ни разу не задержавшись на Тави. Ветрогрив завизжал, и на этот призыв ринулось с полдюжины его приятелей, закружившихся в поиске вокруг того места, куда упал Тави.

Тави поднял руку, чтобы вытереть грязь с глаз, и губы его скривились в свирепой ухмылке. Он не ошибся. Земля. Враждебная фуриям воздуха земля облепила его с головой, спрятав от них. Вот только какая же она холодная! Тави смотрел на извивавшихся ветрогривов, и холод пронизывал его до костей. Ветрогривы пока не угрожали ему. Надолго ли?

Дождь не переставал, забрызгивая глаза Тави жидкой грязью. Этот же дождь смоет защищавший его слой грязи, и очень быстро, если он, конечно, еще раньше не замерзнет до смерти. Двигаясь как можно тише и осторожнее, он протянул руку, зачерпнул пригоршню грязи и вылил себе на грудь и живот, где от старого слоя уже почти ничего не осталось.

Тави вгляделся сквозь грозу вверх, в направлении горевшего на вершине холма огня. Собственно, самого огня почти не было видно, только чуть выделявшиеся в темноте очертания входа в темную постройку. Никаких признаков рабыни он не увидел, из чего следовало, что та либо в безопасности, либо мертва. В обоих случаях он сделал для нее все, что мог. Он громко зашипел от досады.

И сразу же трое ветрогривов обратили на него свои светящиеся глаза и поплыли сквозь грозу прямо в направлении его рта.

Он сдержал зародившийся было у него в груди крик. Вместо этого он еще несколько раз перекатился по грязи и только потом вскочил на ноги. Оглянувшись, он увидел, как ветрогривы крутятся возле места, где он только что лежал. Выходит, они его не видели, но уж наверняка слышали. Даже сквозь грозу они услышали его дыхание. Теперь-то он едва осмеливался дышать… интересно, услышат ли они его, когда он будет двигаться?

А… все равно, решил он. Так или иначе, дождь выставит его на обозрение, не пройдет и пары минут. Ему необходимо убраться с открытого места под крышу. Ему придется попытаться проскользнуть мимо разъяренных фурий.

Эти сто или чуть больше футов Тави запомнил на всю жизнь: должно быть, так чувствует себя голодная мышь, пробираясь в поисках крошек съестного меж ног великанов.

Со всех сторон извивались и завывали ветрогривы. Из темноты выскочил и перебежал Тави дорогу обезумевший от страха бычок. К нему сразу же бросились трое ветрогривов. На глазах у Тави фурии сшибли бычка на землю – тот пытался отбиваться, но рога его проходили через их призрачные тела, не причиняя им ни малейшего вреда. Бычок успел еще испустить полный ужаса вопль, а потом один из ветрогривов разорвал ему глотку, а два других навалились на морду, лишив его воздуха. Дальше бычок бился молча, но все слабел и слабел от потери крови. Остальные ветрогривы тоже поспешили к месту расправы, выставив когти.

Животное исчезло в клубящемся тумане. Только через несколько секунд светящаяся масса распалась на отдельные завывающие тела.

От бычка не осталось ничего, кроме бесформенной груды кровавых ошметков, изломанных костей, да еще головы с вылезшими наружу глазными яблоками.

Ноги у Тави сразу стали ватными, и на протяжении нескольких вдохов он не мог отвести взгляда от этого жуткого зрелища. Потом очередная молния ослепила его, но смерть несчастного бычка все равно стояла у него перед глазами. Он открыл рот, чтобы закричать, но не смог выдавить из себя ни звука, так сильно сковал его страх.

Молния снова расколола небо, и страх охватил его с новой силой – однако на этот раз беспомощное оцепенение сменилось внезапным приступом отчаянной силы, и он стрелой бросился вверх по склону к обещавшему спасение свету. Он услышал свое тяжелое дыхание, потом крик, и ветрогривы откликнулись на него хором яростных воплей. Они снова заплясали вокруг него – но ни один из них его так и не увидел. Защита земли держалась крепко, дав Тави возможность добежать до вершины.

Там вырастал из земли на высоту в три человеческих роста купол из полированного мрамора. Из открытого дверного проема лился мягкий золотистый свет, а над ним на мраморе золотом была выгравирована семиконечная звезда Первого консула Алеры.

Тави почувствовал, как кусок глиняной корки размером с добрый праздничный пирог отвалился от его спины и услышал позади злобный рев фурий. Он громко завопил – чудовищный порыв ветра с пляшущими в нем призрачными фигурами устремился к нему. Он обхватил голову руками и с разбега бросился в дверной проем.

И упал на гладкий каменный пол во внезапной оглушительной тишине.

Тави рывком поднял голову и огляделся по сторонам. Руки и ноги его дрожали крупной дрожью; тело изо всех оставшихся сил пыталось напомнить мозгу, что он должен подняться и бежать, бежать… Вместо этого он сел, почувствовав, как по его затекшим мышцам пробежала судорога, и огляделся вокруг.

Если бы он не задыхался от погони и борьбы за жизнь, у него наверняка захватило бы дух от красоты мавзолея принцепса.

Хотя за дверью продолжала бушевать гроза, вспыхивали молнии, барабанил по земле проливной дождь, внутри мавзолея все эти звуки казались далекими и лишенными какого-либо значения. Земля могла содрогаться, а воздух бурлить злобными фуриями, но под куполом слышались лишь негромкий шелест воды, потрескивание огня и изредка птичье чириканье.

Мавзолей был отделан не мрамором, а хрусталем. Блестящие стены возвышались на два десятка футов, откуда начинал смыкаться купол. Свет семи огней, горевших без всякого видимого топлива, пронизывал хрусталь, преломлялся в нем, повисая сотнями играющих, переливающихся радуг. Центр мавзолея занимал небольшой бассейн, вода которого прозрачностью и неподвижностью своей не уступала амарантовому стеклу. Бассейн был окружен кольцом пышной зелени – кустов, трав, цветов и даже небольших деревьев, опрятных, словно за ними постоянно ухаживали садовники.

По периметру стены между огнями были аккуратно разложены семь комплектов оружия и доспехов: алые плащи, бронзовые щиты и гвардейские мечи с рукоятями из слоновой кости. За доспехами высились почти бесформенные фигуры из темного камня – вечно угрожающие, вечно нацеливавшие прорези шлемов на врага.

Посередине бассейна высился куб из черного базальта. На нем лежала светлая фигура: изваянный из ослепительно-белого мрамора юноша. Глаза его были закрыты, словно он спал, руки сложены на груди, на рукояти лежащего на теле меча. Богато украшенный плащ был накинут на одно плечо, и из-под него виднелась солдатская кираса. В ногах стоял мраморный шлем с гербом Дома Гая. Волосы его, стриженные по-солдатски коротко, обрамляли красивое, с тонкими чертами лицо, хранившее мирную сонную улыбку. Будь это не мраморное изваяние, а человек во плоти, Тави ожидал бы, что он вот-вот поднимется, наденет шлем и отправится по своим армейским делам, однако сын Гая Секстуса умер много лет назад, еще до рождения Тави.

Краем глаза он уловил движение, но слишком устал, чтобы поворачивать голову. Рядом с ним опустилась на колени рабыня – мокрая, дрожащая. Она дотронулась до его плеча и тут же отвела руку, глядя на испачкавшую ее липкую грязь.

– Вóроны и фурии! На миг мне показалось, будто сюда ввалилась горгулья.

Он подозрительно покосился на нее, но в глазах ее не было ничего, кроме усталой улыбки.

– Некогда было умыться.

– Я хотела было вернуться и поискать тебя, но не видела ни зги – и ветрогривы тут же навалились. Пришлось снова спрятаться здесь.

– В этом-то и смысл, – извиняющимся тоном пояснил Тави. – Ты уж прости, но вид у тебя был такой, будто ты вот-вот упадешь в обморок.

Губы рабыни скривились в усмешке.

– Возможно, – призналась она и стерла с него еще немного грязи. – Очень умно… и очень смело. Ты не ранен?

Тави мотнул головой, пытаясь унять непроизвольную дрожь.

– Так, ерунда. Царапины. Вот устал – это да. И замерз.

Она кивнула и вытерла его перепачканный грязью лоб:

– Все равно спасибо.

Он выдавил из себя слабую улыбку:

– Меня можешь не благодарить. Я Тави из домена Бернарда.

Пальцы девушки непроизвольно коснулись ошейника; она нахмурилась и опустила взгляд.

– Амара.

– Откуда ты, Амара?

– Ниоткуда, – буркнула девушка. Она подняла глаза и осмотрелась по сторонам, явно потрясенная окружающим великолепием. – Что это за место?

– М-мавзолей п-принцепса, – дрожа, пробормотал Тави. – Это курган поля Слез. Наследник погиб здесь в бою с маратами – еще до моего рождения.

Амара кивнула, все еще продолжая хмуриться. Она потерла ладони друг о друга, чтобы стряхнуть землю, а потом потрогала лоб Тави.

– Ты весь горишь.

Тави закрыл глаза, и веки сразу сделались слишком тяжелыми, чтобы открывать их снова. Кожу как-то странно покалывало, и ощущение это постепенно сменяло собой жгучий холод от грязи.

– Говорят, Первый консул сам соорудил это за один день. После того, как всех тут похоронили. Целый легион. Говорят, мараты не оставили от тела принцепса почти ничего… во всяком случае, слишком мало для официальных похорон. Потому и похоронили его здесь, а не в столице.