Текст книги "Ночи без сна"

Она не могла сдержать улыбки. Вопреки логике она безмерно гордилась тем, что война научила его быть таким хладнокровным. Вопреки логике у нее защемило сердце, потому что она все еще любила его. Любовь, словно тлеющий огонек, угрожала снова разгореться в пламя.

Несмотря на то, что ей все больше и больше хотелось остаться, она понимала, что следует бежать отсюда, пока она не сделала что-нибудь такое, о чем будет сожалеть даже больше, чем о содеянном в прошлом.

Он обратил внимание на коллекцию шпаг на стене и осторожно потрогал клинок одной из них.

– Не декоративная, – заметил он.

– Он говорил мне, чго в молодости был искусным фехтовальщиком, но, кроме боязни открытого пространства, у него развилась боязнь находиться рядом с человеком, который держит в руках оружие. Поэтому он фехтовал с этим чучелом. – Она жестом указала на свисающее с потолка чучело, ноги которого почти касались пола.

– Что за странное времяпрепровождение!.. И эта римская баня… Как это все сочетается одно с другим?

– Он был буквально одержим чистотой тела и мог плескаться в ванне часами. Потому-то у него и возникла мысль соорудить ванну побольше размером. Он считал, что чистоплотность является ключом к долголетию, хорошему здоровью и воспроизведению потомства.

– Ну и ну! Этого достаточно, чтобы вызвать у холостяка отвращение к купанию.

Их взгляды на мгновение встретились. Она поняла, что он вспомнил о том, как легкомысленно они рисковали одиннадцать лет тому назад.

Глава 8

– Я был молод и глуп, – сказал он, – и даже не думал о таких вещах. Надеюсь…

Как ни старалась Сьюзен скрыть смущение, у нее зарделись щеки.

– Нет-нет, все обошлось.

Тема была, конечно, деликатная, но горячая волна, прокатившаяся по телу, была вызвана не только этим. Просто они впервые коснулись в разговоре прошлого.

– Я так и думал. – Он на мгновение задержал на ней взгляд, и она затаила дыхание, надеясь, что вот-вот протянется между ними ниточка взаимопонимания, но он снова оглянулся вокруг. – Почему в этих комнатах не произвели более тщательную уборку, миссис Карслейк?

Она подавила вздох и усилием воли направила мысли в другое русло.

– Все, что подвержено гниению, мы, конечно, выбросили, милорд. Остальное осмотрели и переписали. Чо больше ничего не трогали, потому что в своем завещании граф указал, чтобы все оставалось как есть до ваших распоряжений.

– Я не понял, что это означает. Ну что ж, в таком случае прежде всего избавьтесь от этого чучела.

Он подошел к шкафу и распахнул дверцы. Перед ним предстала целая коллекция длинных халатов и других предметов одежды не менее чем десятилетней давности.

– Избавьтесь и от всего этого, – сказал он. – Отдайте викарию, чтобы он, если нужно, распределил одежду среди бедных. Лишнюю мебель отсюда переставьте на верхний этаж. – Он взглянул на кровать. – И избавьтесь от этого. Сожгите всю эту мерзость, которая висит вокруг. Кстати, где, черт возьми, он брал все эти штучки?

– Не знаю, милорд.

– Надо будет поговорить с викарием о достойном погребении. И спросить, не были ли где в округе раскопаны какие-нибудь могилы. Все эти книги отправьте в библиотеку, но сначала пусть де Вер просмотрит их. – Он нахмурил лоб. – Правда, у него и без того дел выше крыши. Не найдется ли здесь человека, который сумел бы систематизировать книги и дать им оценку?

– Наш викарий – очень образованный человек и, я думаю, не откажется немного подзаработать, – сказала она, с удовольствием замечая, как Кон властным голосом отдает точные приказания.

Она, наверное, с восхищением наблюдала бы и за его действиями на поле боя, если бы не умерла от ужаса, зная, что ему угрожает опасность. Она не забыла, как дрожала от страха, читая в газетах списки убитых и раненых, когда он был на войне.

Сьюзен следила за ею военной карьерой через Фреда Сомерфорда. Кон пошел в пехоту, стал лейтенантом, потом капитаном, а однажды его имя упомянули в официальном сообщении. Он участвовал в битве при Талавере, был ранен при взятии Сан-Себастьяна…

Ранен!.. Правда, не тяжело.

Он трижды менял полки, участвовал еще в нескольких сражениях.

«Зачем, глупое создание? – хотелось крикнуть ей. – Почему бы тебе не оставаться в безопасном месте?» Ее веселому, ласковому Кону не место на полях сражений, где грохочут пушки и гибнут люди.

Однако именно побывав там, он стал тем человеком, каким она видела его сейчас…

Он открывал и, взглянув на содержимое, закрывал ящики, – Пусть лучше викарий все это просмотрит. Кстати, может быть, не стоит пока выбрасывать кровать, а ограничиться балдахином и матрацем. В казне мало денег, и я не могу себе позволить выбросить щедрой рукой прочную, пригодную к употреблению мебель.

Сьюзен, старавшаяся сохранять безразличное выражение лица, почувствовала себя виноватой. Она вспомнила, как много лет назад Кон рассказывал, что принадлежит к бедной ветви генеалогического древа Сомерфордов. Родоначальником был младший сын первого графа, но и того скромного состояния, которое нажили суссекские Сомерфорды, они лишились в результате своих роялистских симпатий во время гражданских войн [3]3
  Война 1642 и 1648 гг. между сторонниками парламента и роялистами. Обе гражданские войны являются этапами английской буржуазной революции.


[Закрыть]. С тех пор они хотя и не бедствовали, но жили скорее как представители обедневшего титулованного мелкопоместного дворянства, чем как аристократия.

Однако для фермеров и даже для мелкопоместного дворянства настали тяжелые времена. Старый граф почти совсем опустошил казну графства, растрачивая деньги на свои безумные затеи. А теперь она хочет попытаться найти и забрать даже то малое, что осталось…

– А что прикажете сделать с тем, что находится в его «святилище», милорд? Со всякими… образчиками и ингредиентами? Мне кажется, что некоторые из них весьма ценные. Старый граф наверняка заплатил за них немалые деньги.

– Значит, их не стоит выбрасывать в огонь? Черт побери! Жаль, что поблизости нет какого-нибудь эксперта, который согласился бы организовать их распродажу.

– Покойный граф вел дела с неким мистером Трейнором из Эксетера. Это торговец антикварными редкостями.

– Вы правы. Мотовство до нужды доведет. Сообщите подробности де Веру, пусть он отыщет Трейнора. Странные предметы из этой комнаты можно тоже перенести в рабочий кабинет, чтобы он их осмотрел и оценил. Возможно, лапа крокодила обладает какой-то магической силой. Не будем лишать мир такой ценности.

Едва сдерживая усмешку, она окинула взглядом сморщенные предметы, гирляндой развешанные вокруг кровати.

– А с этим что делать? Тоже сохранить?

– Обязательно.

Тут он пересек комнату и осторожно извлек что-то из-под груды старых журналов. Это был пистолет. Он тщательно осмотрел пистолет и разрядил его. Потом повернулся к ней.

– Он боялся нежданных гостей?

– Не знаю. Но он любил практиковаться.

– По каким мишеням он стрелял, если никогда не выходил из дома?

– Он стрелял в птиц во дворе. Причем был довольно метким стрелком.

Он выглянул во двор. Птицы там не летали, но отчетливо доносился их деловитый щебет.

– Не так уж безопасно, – пробормотал он. Она так и не поняла, что он имел в виду.

Положив пистолет, он так поспешно направился к двери, что задел по пути вращающиеся полки, откуда посыпались книги.

– Черт побери! – Он остановился и потер бедро.

Она начала было подбирать упавшие книги, но он приказал ей оставить книги в покое и выскочил в коридор.

Она последовала за ним, не понимая, что вдруг так расстроило его.

– Сколько имеется ключей от этой комнаты? – спросил он.

– Всего два. Один был у меня, другой у графа. Его должны были передать вам.

– Да, мне вручили большую связку ключей. Я решил, что это нечто вроде символа. – Он закрыл за собой дверь. – Заприте ее. Сначала мы дадим возможность Трейнору покопаться здесь в свое удовольствие, а потом решим, как всем этим распорядиться.

– Как вы думаете, есть здесь еще огнестрельное оружие? – спросил он.

– Кажется, я видела еще парочку пистолетов.

Она заметила, что он хотел было вернуться в комнату, но раздумал.

– Прежде чем прибудет Трейнор, я заставлю Пирса проверить, нет ли в комнате чего-нибудь опасного. Сопровождать его нет необходимости, миссис Карслейк. Вы можете спокойно доверить ему ключ.

Они снова разговаривали между собой официальным тоном.

– Как вам угодно, милорд.

– Вы вышли бы за него замуж, чтобы стать графиней Уайверн?

– Нет.

– Такая мысль никогда не приходила вам в голову?

Она решила выложить ему всю правду, даже с риском запятнать свою репутацию.

– Я была девочкой, Кон. Да, я думала об этом, но я его почти никогда не встречала. Он был для меня почти таким же мифологическим созданием, как дракон. Когда я согласилась стать его помощницей, эта мысль смутно маячила в моей голове. Потом я узнала, что он готов жениться на любой женщине, если будет уверен, что она забеременела от него. А этого я сделать не могла. Я не могла представить себя в интимных отношениях с сумасшедшим графом ни до, ни после замужества. И все это было еще до того, как я увидела кровать.

– Он что, сначала испытывал претенденток? Неужели собирался таким образом выбрать себе в жены местную леди?

– Желающих среди местных женщин (только не леди) было хоть отбавляй.

– И он женился бы на любой, если бы она носила его ребенка?

– Наверное.

– Удивительно, что никому не удалось ею одурачить.

– Он был сумасшедшим, Кон, но отнюдь не глупым. Женщина приходила сюда во время месячных недомоганий – он сам проверял, чтобы не было обмана, – и оставалась здесь до следующего периода. Как известно, мужской прислуги он здесь не держал, кроме своего камердинера, который был фанатично предан ему.

– Старый козел!

– Все они приходили сюда добровольно, а когда уходили, он давал им по двадцать гиней. Для простого человека это кругленькая сумма. Кстати, – с озорной усмешкой добавила она, – они могут появиться здесь снова в надежде, что вы заинтересуетесь предложением.

– Мерзавки! Да я заплачу им по двадцать гиней, лишь бы они убрались прочь!

– Остерегайтесь произносить это вслух. – Она надеялась рассмешить его, но он лишь покачал головой.

– А теперь мы, пожалуй, отправимся в темницу и на том закончим осмотр. Я обещал де Веру в качестве поощрения показать камеру пыток.

* * *

Кон торопливо зашагал по коридору, надеясь, что это выглядит как хорошо спланированное отступление на заранее подготовленные позиции, а не как паническое бегство. Он верил ей. Она не имела намерения разделить с сумасшедшим графом эту кровать, однако воображение услужливо подсовывало ему эту картину.

Но мысль о том, чтобы выйти замуж за старого графа, у нее все-таки была.

Она шла за ним следом. Он чувствовал ее присутствие, хотя в своих мягких туфельках она ступала беззвучно – как воспоминание или как призрак воспоминания.

Она всего лишь подумывала об этом.

Такое случалось и с ним, но, к счастью, он много чего не сделал из того, что приходило на ум. Например, однажды даже чуть не совершил самоубийство. Только подумал об этом.

А один раз он даже подумывал о том, чтобы дезертировать. Это было в самом начале его карьеры, когда он еще не закалился в боях и не мог видеть страданий умирающих людей и животных, тем более что сам причинял им эти страдания. В течение нескольких дней это казалось ему единственным разумным выходом, он даже спланировал, каким образом это осуществить.

Но потом их полк подвергся неожиданной атаке, и он дрался, чтобы выжить и чтобы помочь выжить своим товарищам. В том бою он поклялся себе драться с французами до победного конца и сумел сдержать клятву.

А однажды он чуть не изнасиловал женщину.

Он сидел в компании офицеров в какой-то таверне в одной испанской деревушке. Это было вскоре после боя, но какого именно, он не помнил, как не помнил ничего о том, где все это происходило. Все они еще были сильно возбуждены после боя и все хотели женщину.

Там были женщины, готовые на все услуги, но были и такие, которые сопротивлялись и пытались убежать, что особенно забавляло всю компанию. И возбуждало.

Теперь, оглядываясь назад и глядя на себя прежнего со стороны, он удивлялся своему поведению, однако помнил, что чувствовал себя тогда чуть ли не полубогом и женщины казались ему законным военным трофеем.

Подбадриваемый криками своих приятелей и разгоряченный дикой испанской музыкой, он повалил на стол сопротивляющуюся женщину.

Его мужское естество аж пульсировало от нетерпения и, требуя удовлетворения, так и рвалось наружу. Он уже наполовину расстегнул ширинку. Приятели помогали держать женщину.

Но в этот момент в его мозгу словно сработал какой-то предохранитель. Он пришел в себя.

Подняв женщину со стола, он стал выталкивать ее из комнаты, бормоча, что хочет сделать все как следует. Его пытались остановить, но он, не выпуская из рук всхлипывающую женщину, вырвался на воздух.

Продержав пленницу всю ночь в своей палатке, он отпустил ее на рассвете, дав немного денег. Уходя, она оглянулась и спросила:

– Вы хотите, чтобы я говорила, что вы можете это делать, капитан?

Она подумала, что ее спасение объясняется его импотенцией. Он чуть не расхохотался и сказал:

– Говорите что хотите, сеньора.

Несколько дней спустя он узнал, что она распространяет слухи о его небывалой мужской потенции. Наверное, она хотела отблагодарить его таким образом, но ему это здорово осложнило жизнь Женщины стали ожидать от него героических подвигов в постели.

С того времени он стал понимать, что люди иногда делают что-то или думают о чем-то как бы в состоянии временного помешательства. И что последствия таких поступков, даже совершенных с самыми добрыми намерениями, бывают непредсказуемыми.

Кроме того, нередко люди оказываются не такими, какими кажутся.

Когда они уже подходили к дверям офиса, он спросил:

– Что вы думаете о мистере де Вере как моем секретаре?

Она удивленно приподняла брови:

– Я не имею права судить о таких вещах, милорд.

– Перестань изображать из себя служанку, Сьюзен. Как ты думаешь, он сейчас дремлет в кресле или сидит, задрав ноги на стол, и наслаждается книгой с картинками сомнительного содержания?

– Сначала я так и думала, но теперь мне кажется, я ошибалась.

Он распахнул дверь, и перед ними предстал Рейс, сидящий за столом, заваленным кипами бумаг, и с головой ушедший в работу. Он в нетерпении взглянул на Кона, досадуя на то, что его оторвали от работы.

Однако мгновение спустя он отложил перо и поднялся из-за стола.

– Отчетность находилась в весьма хорошем состоянии. Правда, по какой-то причине остаются неучтенными большие суммы денег.

– Вот как? – воскликнул Кои, обернувшись к Сьюзен. – Как по-вашему, на что они могли быть израсходованы, миссис Карслейк?

– Нет, – остановил его Рейс. – Я имел в виду большие суммы денег, которые появились неизвестно откуда.

– Наверное, за счет контрабанды, – сказал Кон.

Рейс взъерошил пальцами волосы.

– Я так и предполагал. Но поскольку сам я из Дербишира, это не сразу пришло мне в голову. Это, должно быть, очень доходное занятие, – добавил он, взглянув на какие-то записи.

– Несомненно, – сказал Кон, покосившись на Сьюзен. На ее лице была написана такая решимость, как будто она была готова отрицать само существование контрабандистской деятельности. – Я думаю, что вам, как бывшему секретарю графа, кое-что известно о его участии в этой деятельности.

Она бросила на него сердитый взгляд:

– Да, милорд, граф вкладывал деньги в контрабандное дело. Большинство местных жителей делают это.

– Какую же прибыль приносит каждый рейс?

Снова раздраженно взглянув на него, она ответила:

– Если все проходит гладко, то прибыль составляет сумму, в пять раз превышающую вложенные деньги. Конечно, случаются неудачные рейсы, и тогда теряется все.

Кон, заметив, как округлились глаза Рейса, напомнил:

– Не забудь, что это противозаконная деятельность.

– Как и множество других интересных вещей, – сказал в ответ Рейс. – Миссис Карслейк, известна ли вам сумма вложений и прибыли, если речь идет об удачном рейсе? Я спрашиваю это исключительно из любопытства.

Сьюзен неожиданно вздохнула с облегчением и улыбнулась Рейсу. Это была милая дружеская улыбка, которая заставила Кона раздраженно скрипнуть зубами.

– Говорят, что за последний год груз, прибывший на побережье, составил по тысяче галлонов бренди, рома и джина и четверть тонны табака. Я слышала, что за границей можно купить по шесть пенсов за фунт, а продать здесь в пять раз дороже. Спиртные напитки там можно купить по шиллингу за галлон, тогда как здесь за них можно получить по шесть шиллингов.

Рейс, наклонившись к столу, быстро подсчитывал что-то на бумаге.

– Силы небесные! Почти тысяча фунтов на вложенные сто шестьдесят фунтов!

Она подошла к нему и взглянула на цифры.

– Разумеется, следует учесть и расходы. Фрахт судна, услуги капитана, оплата грузчиков, возниц, а также плата за использование лошадей и телег. Кроме того, каждый ожидает приплату натурой, чтобы что-то принести домой. К слову сказать, чай является еще более выгодным товаром. Прибыль составляет десять к одному.

Рейс был буквально ошеломлен. Его восхищала не Сьюзен, а прибыль, но Кону хотелось поскорее оттащить ее от него.

– Вы удивительно много знаете об этом, миссис Карслейк, – сказал он и увидел, как она сразу же замкнулась.

– В наших местах все об этом знают, – сказала она, но от Рейса отошла, что уже было небольшим достижением.

– Неудивительно, что графство ежегодно получало не менее двух тысяч фунтов сверх доходов от аренды.

– Неужели? – удивился Кон и, подойдя к столу, заглянул в бумаги. – Однако, если верить отчетам, которые присылал мне Суон, в казне графства имеется всего пара тысяч фунтов. – Он взглянул на Сьюзен. – Как вы это объясните, миссис Карслейк?

– Шестой граф много тратил на то, что его интересовало, милорд. На свои увлечения. Всякие древности. – Она снова спряталась за обличьем служанки, но его этим теперь не обмануть. Он понимал, что она много знает.

– Разве в наши дни так дороги глаза тритона или хвост лягушки? – Кон снова повернулся к Рейсу. – Тебе не кажется, что деньги уплывали куда-то на сторону?

– Глаза тритона и пальцы лягушки, – поправила его Сьюзен. – От пальцев больше прибыли, потому что их несколько. А хвост – вообще раритет, потому что взрослые особи хвостов не имеют. – Глаза у Сьюзен искрились смехом. – Именно поэтому они и считаются символом вечной молодости…

Он подхватил ее мысль:

– Если бы граф был жив, я мог бы нажить состояние, продавая ему лягушачьи хвосты.

Кон подумал, что они оба одновременно как бы вернулись в добрые старые времена. Она первой пришла в себя и обернулась к Рейсу.

– Как насчет каких-нибудь скрытых прибылей? – спросил его Кон, заметив в глазах смотревшего на них секретаря неприкрытый интерес.

– Я пока не обнаружил таковых, милорд. Правда, не все его доходы классифицируются по статьям, к тому же он иногда расплачивался наличными. Возможно, он их тратил целиком.

Сьюзен, конечно, кое-что об этом знает.

– Вам, конечно, неизвестно, на что потрачены дополнительные доходы, миссис Карслейк?

– Нет, милорд, – ответила она, глядя ему прямо в глаза.

Она говорила правду.

– Продолжай поиск, – приказал он Рейсу. – Это скрасит скучные дни. И отмечай любое упоминание о закупочных ценах на его диковинки. Возможно, это ключ к оценке моего состояния.

Лицо Сьюзен стало совсем непроницаемым, и он понял, что она что-то скрывает. Надо раз и навсегда перестать считать ее честной женщиной. Она красива, обворожительна, безумно привлекательна.

Но не честна.

В ее распоряжении были целые годы, когда она могла по своему усмотрению изменять записи в бухгалтерских книгах. Однако теперь ее может вывести на чистую воду Рейс, для которого нет ничего приятнее, чем обнаружить тайны, скрытые в отчетности и гроссбухах, и выявить правду.

Еще не оправившись от дружеского обмена шутками, он понял, что должен убраться отсюда подобру-поздорову.

– Я намерен продолжить осмотр, – сказал он. – А вы, миссис Карслейк, поработайте вместе с мистером де Вером. Вы хорошо знакомы с системой управления графством.

– Не хотите ли посмотреть камеру пыток, милорд? – напомнила ему она.

– Совершенно ненужное добавление, – буркнул он. Заметив ее изумленно приподнятые брови, он не счел нужным пояснять свои слова. Крэг-Уайверн был одной огромной камерой пыток, когда в нем находилась Сьюзен Карслейк. К тому же западней.

Рейс не проявил ни малейшего интереса к клещам и дыбе, так что Кон оставил их вдвоем, закрыв за собой дверь.

Сьюзен и Рейс остались наедине – вдруг опомнился он и чуть было не повернул назад. Потом все-таки заставил себя отойти от двери. Кто знает, может быть, Рейс спасет его от самого себя.

Еще несколько дней, проведенных с этой новой Сьюзен, и он, чего доброго, снова будет кувыркаться с ней на песке, причем на сей раз уже ничто не помешает ему сделать ей предложение и попасться в капкан до конца жизни.

Он вдруг вспомнил о том, что уже принял решение жениться.

Па прошлой неделе он был совсем близок к тому, чтобы предложить Анне Пекуорт выйти за него замуж. С тех пор ведь ничего не изменилось. Анна хорошо воспитана, добра, нежна и имеет хорошее приданое. Она понравилась его матери и сестрам. Словом, леди Анна – идеальный вариант жены для него.

Ко всему прочему у нее есть еще одно преимущество, благодаря которому он и остановил на ней свой выбор. В начале этого года один из его приятелей из «Компании шалопаев», лорд Миддлторп, собирался сделать предложение леди Анне, но потом встретил красавицу Серену и женился на ней. Леди Анна имела все основания ждать предложения от лорда Миддлторпа и, естественно, была обижена, хотя вела себя в этой ситуации великолепно.

Кон решил, что коль скоро он лишен способности полюбить, то может занять место Френсиса и жениться на Анне, которая, к несчастью, слегка прихрамывала от рождения и поэтому не часто бывала в обществе.

Это было разумное, практичное решение. Тем не менее, оказавшись здесь вместе со Сьюзен, он почувствовал, что не слишком тверд в этом разумном решении.

Кон отправился в свою комнату, достал листок бумаги и, поборов нерешительность, написал короткое письмо леди Анне.

В любом случае письмо джентльмена незамужней леди само по себе было обязательством, но этого ему показалось мало, и он недвусмысленно сообщил ей, что намерен поговорить с ее отцом, как только вернется в Суссекс, что, как он надеется, произойдет через неделю или около того.

Он не стал присыпать чернила песком и ждал, когда они высохнут сами, понимая, что сжигает мосты. Однако он сжигал мосты между собой и врагом в лице Сьюзен, что было отличной военной тактикой. Влечение и даже любовь – это не всегда хорошо. Ему приходилось видеть мужчин, околдованных и связанных по рукам и ногам недостойными женщинами, которые нередко доводили их до полного краха. Он не хотел стать одним из них.

Чернила высохли.

Он сложил письмо, запечатал его, надписал адрес и нацарапал «Уайверн» наверху конверта, чтобы покрыть почтовые расходы. Потом отдал письмо Диего:

– Отнеси его Пирсу. Пусть отправит его немедленно, даже если для этого придется съездить в Хонитон или Эксетер. Я хочу, чтобы оно было отправлено как можно скорее.

«Чтобы я не проявил слабость и не забрал его назад».

Он заметил, как Диего удивленно поднял брови. Но слуга лишь сказал:

– Будет сделано, милорд.

Кон откинулся на спинку стула и мысленно оценил прочность своей оборонительной позиции. Она была безупречной. Теперь он мог устоять против любого оружия, которым может воспользоваться Сьюзен.