Текст книги "Скандальная графиня"

– Я лишь хочу, чтобы вы были счастливы, миледи.

– А по-другому не видать мне счастья как собственных ушей! – Джорджия быстро написала что-то на листке. – Пойду поговорю с сестрицей.

Уинни была у себя в будуаре – нацепив на нос очки, она прилежно шила крохотное платьице. Выглядела она не слишком элегантно, но, похоже, по-прежнему была довольна собой.

Она взглянула на сестру поверх очков:

– Ты всем довольна, Джорджия? Ни в чем больше не нуждаешься?

Джорджия присела рядом с сестрой.

– Да, благодарю. Что за прелестное платьице! Шарлотта будет в нем обворожительна.

Лицо Уинни расцвело в улыбке. Отлично.

– Да, насчет бала… не могла бы ты добавить к списку приглашенных несколько имен?

– Разумеется, дорогая. Знаю, как ты нуждаешься в дружеской поддержке.

Джорджию задел покровительственный тон сестры и намек на ее скорбное положение, однако она лучезарно улыбнулась:

– Чета Херринг все еще в Лондоне – Бэбз отказалась разлучаться с мужем, у него неотложные дела в правительстве, – а поместье Торримондов отсюда совсем недалеко…

– Разумеется, я пошлю им приглашения.

Джорджия плавно перешла к следующему пункту своего плана:

– А кого из герцогов ты пригласила?

– Ньюкасла, Бедфорда и Графтона.

– Может, пригласить еще Бофора и Бриджуотера?

Уинни удивленно взглянула на сестру:

– Однако в качестве поддержки тебе куда важнее герцогини, а эти двое – холостяки…

Уинифред была отнюдь не глупа – Джорджии более не имело резона скрывать истинные намерения.

– Может быть, я лелею надежду стать герцогиней?

– Ну, памятуя твое прошлое, может быть, тебе не следует столь высоко метить?

Безжалостная прямота.

– Я ничего дурного не сделала тебе, Уинни. Почему ты так жестока? Ведь я ни в чем не виновата.

– Однако в свете иное мнение на сей счет.

– Тогда придется изменить мнение света обо мне. Что же касается нового мужа, то мне некуда спешить, – солгала Джорджия. – Я хочу, чтобы мой второй брак был безупречен во всех отношениях.

Уинни сощурилась, и Джорджия поняла, что именно уловила сестра в ее словах: стало быть, первый брак Джорджии был небезупречен.

– Я имею в виду, разумеется, что в следующем браке Господь благословит меня потомством, как благословил тебя, моя дорогая.

– О да! Но, Джорджи, этого никогда нельзя знать заранее. Может быть, тебе стоит выйти за вдовца с детьми…

Это была совершенно новая идея, и Джорджия стала ее обдумывать.

– А у тебя есть на примете молодые вдовцы с детьми?

– Эвердон, – сказала Уинни. – И Актон, жена которого на протяжении восьми лет произвела на свет пятерых малюток, так что он, возможно, даже чересчур… плодовит.

– О господи!..

– И все его детки наперечет – дочери. Тебе нужен вдовец, имеющий сыновей, если и вправду ты не можешь…

– Ничего подобного! Доктор уверял меня в обратном!

– Сама посуди, откуда докторам знать такое?

– Но это знаю я! И я в себе уверена! – Прежде чем они успели вновь повздорить, Джорджия протянула сестре листок: – Вот еще несколько джентльменов, которых мне хотелось бы видеть. Они всего-навсего графы…

Проклятие! Треттфорд – всего-навсего скромный виконт, поэтому в ее словах прозвучала колкость – правда, непреднамеренная. Но это почти не меняло дела.

– Я вовсе не хочу наводнить ваш дом гостями, ведь дом не так велик, – поспешно сказала она и тотчас поняла, что вновь допустила оплошность – в ее словах легко было усмотреть насмешку.

Улыбка Уинни словно примерзла к губам.

– Пока стоит хорошая погода, гости могут веселиться на террасе и в саду. Мы развесим фонарики на деревьях и по озеру тоже пустим вплавь фонари. Это будет обворожительно.

Совершенно в духе Уинни: назвать прудик озером. Однако Джорджии и в голову не приходило, что можно пустить фонарики вплавь по воде. Когда-нибудь, когда вновь обретет собственный дом и сможет предаваться там развлечениям, она непременно это проделает!

И это будет скоро!

– Жду не дождусь праздника, чтобы на это полюбоваться. Подготовка к балу и приему сильно прибавит тебе хлопот, Уинни, и не вздумай этого отрицать! Прошу, позволь помочь тебе! – И, дабы усыпить подозрения сестры, Джорджия поспешно прибавила: – Признаюсь: я соскучилась по устройству увеселений, но искренне хочу облегчить тебе жизнь! Тебе ведь нужно заботиться о малютке Шарлотте.

– Что ж, можешь помочь с составлением приглашений, – смягчилась Уинни. – Ну и с цветочными украшениями. Ты ведь всегда знала толк в цветах.

«И сейчас знаю, – подумала Джорджия. – Я нисколько не переменилась». Вслух же она промолвила с улыбкой:

– Разумеется, моя дорогая!

Глава 8

Джорджия с жаром приступила к своим новым обязанностям и тотчас принялась разыскивать главного садовника сестры. Найдя его, поинтересовалась, какие цветы и декоративная зелень растут в саду, а покуда они обсуждали этот вопрос, ей кое-что пришло в голову.

– А в вашем саду высажена никоциана? – спросила она. – Наверное, матушка присылала вам семена.

Пожилой садовник поморщился:

– Да, я высаживал их, миледи, вон там, в дальнем уголке. Отвратные, некрасивые цветы.

– Но после захода солнца они волшебно пахнут! Возможно ли высадить их в горшки и расставить там, где вечерами будут прогуливаться гости? – И, видя недовольную мину, которую скорчил садовник, добавила: – Поставьте горшки там, где их не будет видно.

– Попробовать можно, миледи. А если цветы погибнут, то невелика потеря.

Джорджия с трудом сдержалась.

– Уверена, вы всем сердцем желаете, чтобы праздник у леди Треттфорд имел успех. Так где растет никоциана?

Садовник угрюмо указал на небольшой газон за пышными зарослями наперстянки и дельфиниума. Найдя нужное растение, Джорджия нежно коснулась бледного цветка в форме раструба.

– Надеюсь, пересадка в горшки вас не погубит – вас, мои милые, пока явно еще не оценили по достоинству. И надо попросить отослать семена в поместье Дрессера.

Джорджия с улыбкой прогуливалась по садику, восхищаясь удачными клумбами и качая головой при виде неказистых. Она частенько вспоминала ту встречу на террасе дома в Эрне. Порой она почти физически ощущала сильные руки вокруг своей талии, вспоминала, как легко эти руки подняли ее, как спокойно и надежно ограждали от опасности упасть…

Вспоминая, как тогда ее охватила дрожь, Джорджия тотчас вспомнила и его изуродованное лицо – и очарование рассеялось. Несколько ночей потом она просыпалась в ужасе: ей снилось, что на лицо капает расплавленная смола, – вскакивала в холодном поту и стремглав бежала к зеркалу, чтобы убедиться – с ее лицом ничего не случилось.

А порой ей даже хотелось встретиться с этим человеком вновь – чтобы удостовериться, что ощущение странной дружбы между ними и какого-то родства ей не померещилось. И все-таки она рада была, что сейчас он далеко отсюда, в Девоне, и всецело поглощен заботами о своей ветхой усадьбе.

Джорджия вернулась в дом, чтобы проверить, как идут дела у секретарей, пишущих приглашения. Вновь просматривая список приглашенных, она увидела имя Селлерби и задумалась.

Он продолжал забрасывать ее письмами, даже когда она перестала отвечать на них, и прислал в подарок изумительную вазочку венецианского стекла в форме сердца. Это был уж вовсе не дружеский жест. К тому же она получила ее в день официального окончания своего траура, что усугубило ощущение неудобства.

Джорджия отослала подарок назад, однако не получила ответа, а вскоре уехала на юг. Так что письмо, возможно, и пришло.

Нет, она не хотела видеть этого человека на балу!

Однако галочка напротив его имени в списке указывала, что приглашение для Селлерби уже написано. Переворошив стопку приглашений, Джорджия нашла листок, торопливо сунула в карман и для вида продолжила просматривать остальное.

Что? Она выхватила из стопки еще одно запечатанное письмо и поспешила с ним в будуар сестры.

– Ты пригласила лорда Дрессера?

– Дрессер? – рассеянно произнесла Уинни, с трудом оторвавшись от малютки, которую держала на руках. – Матушка упоминала имя этого человека, просила пригласить его. Сказала, что ему полезно бывать в обществе.

– Но он же в Девоне!

– А матушка сказала, что он сейчас в Лондоне. Разве на письме не указан адрес?

– Мортон-стрит… – прочитала Джорджия. – А я была уверена, что он у себя в Девоне.

– Получить приглашение – это всегда честь, даже если приглашенный не может прибыть, – пожала плечами Уинни.

– От души надеюсь, что он не сможет принять приглашение!

– Отчего же? С ним что-то не так?

– Нет. – Джорджия ни за что не стала бы рассказывать о его наружности и своем отношении к ней. – Ровным счетом ничего. Все дело в Фэнси Фри. Батюшка все еще старается подсластить пилюлю…

– Что ты бормочешь, словно ума лишилась? Сядь-ка и объясни толком.

Джорджия присела рядом с сестрой, однако ее вниманием завладела малышка Шарлотта: ее по-прежнему трудно было разглядеть в пене кружев, но в крошечных пальчиках и широко распахнутых глазенках, устремленных на мать, поистине было нечто завораживающее…

– О-о-о, она красавица!

– От души на это надеюсь. – Уинни улыбалась дочурке. – И здоровенькая, благодарение Господу. В столь нежном возрасте детки так уязвимы. Так какую пилюлю папенька хочет подсластить? И кому?

– Видишь ли, Фэнси Фри… – И Джорджия рассказала сестре всю историю.

– Как все запутано, – вздохнула Уинни. – Но если поместье лорда Дрессера и вправду пребывает в плачевном состоянии, то неудивительно, что батюшка не спешит отправлять туда столь великолепную лошадь.

– Но Картахена ничем не хуже и живет себе там как ни в чем не бывало.

– Вероятно, это просто дело привычки. Кто-то счастливо живет в хижине, а вот мы так не смогли бы. Даже простой господский дом кажется неудобным – ведь мы выросли в Эрне, – но этот же дом многим показался бы дворцом.

– Но ведь верно и обратное, правда? Выросший в хижине здесь чувствовал бы себя неловко, а нам не пришлась бы по душе жизнь в королевском дворце.

– Вот уж только не в Сент-Джеймсе! – воскликнула Уинни, и сестры рассмеялись. Дворцовые покои продувались насквозь, по коридорам вечно гуляли сквозняки.

– Неудивительно, что их величества перебрались в Букингемский дворец, – сказала Джорджия.

– Хочешь подержать мою деточку? – спросила Уинифред. Все время, покуда они разговаривали, она не отрываясь смотрела на дочку.

Инстинкт подсказывал Джорджии, что не следует обнаруживать острого интереса к ребенку, однако ей так хотелось подержать малютку! Она присела на диван подле сестры и осторожно взяла младенца на руки.

– Добрый вечер, моя красавица!

Малютка открыла и закрыла ротик – увидев это, Джорджия пришла в бурный восторг:

– О-о-о, она уже пытается говорить!

– Для этого, думаю, пока рановато, однако она у меня настоящая умница.

– Она совершенство! – искренне вырвалось у Джорджии.

Внутри у нее все болезненно сжалось. Впервые она отчаянно хотела иметь дитя – всей душой и всем телом. Прежде желание иметь наследника было вопросом супружеского долга, а еще способом доказать свою женскую состоятельность. Теперь же она просто желала стать матерью. Джорджия коснулась крошечной ручки, и малютка цепко схватила ее за палец.

– Какая она сильная!

– Ну, чересчур сильной ей быть ни к чему, – возразила Уинни. – Она станет обворожительной истинной леди.

«Будь такой, какой сама захочешь, – мысленно обратилась Джорджия к ребенку. – А уж твоя тетя о тебе позаботится!»

– Итак, этого Дрессера надобно задобрить, – размышляла вслух Уинни. – Если он к нам пожалует, я сделаю все от меня зависящее. Однако зачем это нужно? Неужели батюшка надеется, что он согласится удовольствоваться меньшей суммой, чем истинная стоимость Фэнси? Но это, как мне кажется, не вполне правильно.

– Нет, дело не в этом. Просто у отца нет в конюшне жеребца, равного по цене Фэнси, на которого можно было бы ее обменять. – Джорджия все еще зачарованно смотрела на младенца, пускающего пузыри. Обращаясь к малышке, она сказала: – Вот если бы твой дядя Артур не был таким дураком, твоему благородному дедушке ничего не стоило бы расплатиться за Фэнси Фри и покончить с этим делом!

Уинни выхватила у сестры младенца:

– Не смей критиковать брата в присутствии моей дочери!

– Отчего бы нет? Проиграть в карты десять тысяч, когда годовой доход морского офицера составляет всего тысячу, – это ли не глупость? Отцу не следовало вмешиваться: пусть бы братец сел в долговую тюрьму, – но он предпочел заплатить его долги, чтобы Артур остался на плаву… то есть во флоте. Забавно-то как!

– Ты это о чем?

– Я про «остаться на плаву» и «во флоте». Непременно напишу едкую эпиграмму!

– Джорджи, не следует истинной леди быть чересчур умной.

Малютка вдруг испустила пронзительный вопль, и Уинни захлопотала над ней:

– Тише, моя дорогая, тише! Твоя тетушка вовсе не хотела тебя расстроить!

Джорджия поднялась и отошла в сторонку. Господи, сколько шума от такой крошки!

– Маргарет! – позвала Уинни. Тотчас вбежала полногрудая служанка и унесла ребенка. Когда вновь воцарилась тишина, Уинифред сказала: – Детка, должно быть, проголодалась. Я наняла для нее прекрасную кормилицу.

– Я сказала лишь, что Артур сильно прибавил хлопот всем нам. Ему следовало бы как минимум признать свою вину и хотя бы изобразить раскаяние! Ну а потом Пранс с этими его новыми статуями для Эрне и еще зеркальная стена… И сам батюшка…

Уинни зажала уши:

– Джорджи, перестань! Разлада в семье допускать нельзя!

– Тогда мужчинам надлежит вести себя как подобает! – отрезала Джорджия, но тотчас устыдилась своего порыва: – Прости меня, Уинни. Наверное, нам следует уважить отца.

– Наверное? – всплеснула руками Уинни. – Ты невозможна, Джорджи!

– Однако почему нашим братьям не поступить так же?

– Потому что они мужчины!

Сестра, казалось, вот-вот разрыдается, и Джорджии волей-неволей пришлось смолчать, хотя едкий ответ вертелся на языке. Она мало встречала мужчин, достойных почтения, и большинство просто-напросто пропали бы, если бы рядом не было женщин, наставляющих их на путь истинный.

– Теперь припоминаю эту историю с лошадьми, – вдруг сказала Уинни. – Правда, тогда я только что произвела на свет Шарлотту, поэтому мне было не до сплетен. Однако Треттфорд, помнится, говорил, что Дрессер намеревался заполучить Гослинга-Гоу.

– Что-о-о? – воскликнула Джорджия. – Так Дрессер затеял все это, чтобы потом поторговаться? Вот хитрый негодяй! Какая жалость, что это ужасное животное пришлось пристрелить! Этому жеребцу самое место было бы в конюшнях Дрессера с протекающей крышей и гнилой соломой. Но бедняжку Фэнси Фри надо спасать, поэтому Дрессер, когда пожалует сюда, не должен ни в чем знать отказа!

В голове у нее стала зарождаться блестящая идея.

– Он совсем неотесан? – спросила Уинни.

– Отнюдь, – честно ответила Джорджия. Конечно, он сграбастал ее в охапку совершенно по-мужичьи, но несправедливо было бы назвать его неотесанным. – Все-таки он настоящий моряк, вояка… и, похоже, его интересует исключительно конюшня.

– Что ж, остается надеяться, что когда он приедет, то почистит башмаки.

Джорджия, расхохотавшись, простилась с сестрой и уже у себя в комнате поняла вдруг, что Уинни вовсе не шутила.

Что же до своей идеи… Джорджия как следует обдумала ее и направилась в покои матери.

Матушка писала какие-то письма – это было основным ее занятием здесь. Почти все они адресованы были супругу, от которого также регулярно приходили послания. Джорджия поняла, что мать куда активнее вовлечена в управление семьей, чем ей казалось прежде, – возможно даже, именно ее твердая рука направляет вспыльчивого мужа и сдерживает его порывы.

Неужели это называется «почтительностью к мужчине»? А если матушкины советы так важны для отца, с какой стати ей сидеть здесь, в Треттфорде? Чтобы приглядывать за своевольной дочкой?

Джорджия присела перед матерью в реверансе:

– Как полагаете, матушка, можно ли мне съездить в город на денек? Я найму лодку и…

– В этом нет нужды, – произнесла мать, не переставая писать.

– Но лорд Дрессер…

Матушка соблаговолила наконец оторваться от письма и озабоченно взглянула на дочь. Джорджия расхохоталась:

– Что вы вообразили, матушка? Что я от него без ума? Просто я только что узнала, что он сейчас в Лондоне и приглашен на бал. Я полагала, что он возвратился к себе в Девон.

– Я и сама так полагала, однако если ты говоришь…

– У меня к нему дело: нужно убедиться, что у него есть приличная одежда, он умеет элегантно кланяться, сносно танцует. Ведь вы сами просили меня приглядывать за ним, – прибавила она лукаво.

– Н-н-ну да… но его можно вызвать сюда.

– Однако если он нуждается в приличном костюме, то здесь его негде будет взять.

– И ты хочешь сама посетить столичные магазины, разумеется, – сказала мать. – Так что заодно улучшишь и свой собственный внешний вид. – Она умолкла, обдумывая ситуацию – так, словно это был важный политический вопрос. – Мы определенно не хотим, чтобы лорд Дрессер чувствовал себя на балу не в своей тарелке.

– Определенно не хотим!

– Очень хорошо. – Джорджия уже готова была торжествовать победу, однако мать разрушила все ее надежды: – Я еду с тобой.

– И ты будешь надзирать за преображениями лорда Дрессера с моей легкой руки?

Мать посмотрела на дочь так, словно та предложила ей искупаться в Темзе.

– Я хочу побеседовать с твоим отцом. Далеко не обо всем можно написать. А поскольку в городе мы с тобой отправимся каждая по своему делу, тебя должны сопровождать горничная, а также лакей. Последний необходим на тот случай, – прибавила она, – если лорд Дрессер не сможет встретить тебя на причале и сопровождать с первой до последней минуты.

Такая перспектива не вдохновляла. Джорджия выдумала первый попавшийся предлог, чтобы отпроситься в Лондон, и вовсе не подумала о последствиях. Короткая встреча с Дрессером и пара дельных советов – это одно, а вот томиться в его обществе долгие часы – совсем другое.

– Так он не по душе тебе, дочка? Его грубоватые манеры оскорбили тебя?

Джорджия честно созналась, что дело вовсе не в его манерах, а совсем в ином: ей стыдно вспоминать свою реакцию на его внешность.

– Возможно, лакея будет довольно, если лорд Дрессер занят, – прибавила она.

– Сейчас я напишу ему. – Леди Эрнескрофт взяла новый листок и черкнула пару строк, но вдруг проницательно взглянула на Джорджию: – Ты ведь не намереваешься там напропалую развлекаться?

– Разумеется, нет!

– Придется поверить тебе на слово.

– Матушка! Ну зачем мне это нужно?

– Понятия не имею. Просто, зная тебя…

– Я прекрасно понимаю, что мое поведение должно быть выше всяческих похвал, что я должна быть вне подозрений, поэтому не намерена ввязываться ни в какие авантюры.

– От души на это надеюсь, однако… – Леди Эрнескрофт задумалась, и Джорджия затаила дыхание. Ей почудилось, что мать вот-вот переменит свое решение, однако та сказала: – Надеюсь также, что лорд Дрессер свободен и сможет тебя сопровождать. Он не позволит тебе своевольничать, а поскольку с тобой будет горничная, то приличия будут соблюдены и никто не посмеет раздуть из этого скандал.

Джорджии не понравилось напоминание о том, что кое-кто готов раздуть скандал на пустом месте, однако отказываться от поездки в Лондон она не намеревалась ни при каких условиях.

– Тогда я закажу лодку, – сказала она. – На завтра, матушка?

– Если это совпадет с планами лорда Дрессера. Мы получим ответ от него через несколько часов. – Леди Эрнескрофт обмакнула перо в чернильницу и приписала еще пару строк. – И лодку я закажу сама. – Она взглянула на дочь. – Если гардероб лорда Дрессера потребует пополнения, отведи его к Парджетеру.

– К Парджетеру? К этому старьевщику? Давно мечтала увидеть одежды, отвергнутые почтенными джентльменами!

– Ты могла бы отвезти туда кое-что из собственного гардероба.

– И на балу увидеть кого-нибудь в моем уникальном платье? Вот это был бы скандал, матушка!

– Полагаю, в этой мастерской их переделывают до неузнаваемости.

Мать дописала письмо и посыпала его песком.

– Нет, матушка, с моими туалетами такой фокус не пройдет. Кроме того, я намереваюсь многие из них носить.

– Надеюсь, ты не имела в виду костюм богини.

Джорджии немедленно захотелось появиться на балу у Уинни именно в нем, но это было бы полнейшим безумием.

– Нет, я не его имела в виду, матушка.

А вот «павлинье платье»…

– Так ты отказалась от мысли обновить свой гардероб?

– А разве у меня есть выбор? Моих денег на мелкие расходы для этого недостаточно, а перешивать наряды, чтобы их ненароком не узнали кумушки, я почитаю ниже своего достоинства.

– Твоя сила духа – это одновременно и благословение, и проклятие, Джорджия. Мне остается лишь молиться, чтобы Небеса победили… – Мать сложила и запечатала письмо. – Отошли это.

Взяв письмо, Джорджия удалилась, озадаченная последними словами матери. Отчего она заговорила про проклятие, про Небеса? Они же обсуждали всего-навсего платья.

Она отдала письмо лакею и поспешила к себе.

– Джейн, мы должны найти платье с павлиньим узором! Я надену его на бал!

– Вы же собирались надеть другое – ну, то, с вышитыми цветочками примулы.

– Которое я ни разу не надевала, потому что оно ужасно скучное!

– Вам и надобно надеть что-нибудь скромненькое, миледи, а то, с павлиньим узором, все помнят еще с прошлого сезона.

– В этом-то и штука! Я же сказала, что леди Мей вернется в свет во всем своем блеске! При чем тут какая-то унылая примула? Павлиний узор – ровно то, что нужно: мое триумфальное возвращение запомнит весь бомонд! А еще, Джейн, мы едем в Лондон! Уже завтра. Всего на денек, но мы непременно навестим твою сестру и узнаем все о последних модных новинках.

– Это потрясающая новость, миледи, – просияла Джейн и убежала разыскивать павлиний наряд.

Джорджия же пустилась в пляс, кружась в упоении по комнате.

Сестра Джейн, Мэри Гиффорд, была ее личной модисткой. Прежде она была простой портнихой, но однажды Джейн уговорила госпожу заказать у нее для зимнего сезона платье из зеленого бархата. И Мэри справилась с делом столь блистательно, что теперь Джорджия одевалась только у нее. С ее легкой руки Мэри теперь обшивала еще нескольких великосветских леди. Теперь попасть к ней считалось престижным, а цены на ее работу были необычайно высокими.

Платье с павлиньим узором тоже придумала она. Оно было сшито из прозрачного черного шелка, спереди красовалась роскошная вышивка в виде радужных перьев, однако изюминкой наряда был шлейф, с удивительной точностью имитирующий сложенный павлиний хвост.

Мэри сшила и поразительное платье с изысканным названием «embrun de mer»[1]1
  Морские брызги (фр.).


[Закрыть] – волны невесомой сверкающей прозрачной ткани всех оттенков зеленого свободно колыхались вокруг корсажа, а не были пришиты к нему, как у большинства платьев. В танце это произведение портновского искусства и впрямь напоминало морские брызги, оправдывая свое название. Даже надетое поверх корсажа и нижней юбки, оно выглядело волшебно.

У Мэри и Джейн были сомнения по поводу костюма богини, однако Джорджия настояла и была звездой на Пиру олимпийцев два года назад. Она изображала Афродиту в классическом греческом одеянии, которое создавало иллюзию полностью обнаженной груди. На самом же деле тело ее до самой шеи было скрыто плотно облегающей тканью телесного цвета. Это было потрясающе забавно, и Дикон так гордился ею.

Разумеется, теперь злые языки утверждали, что она тогда и в самом деле была почти обнажена. Сейчас ей положительно стоило вести себя скромнее – по крайней мере некоторое время. Но все-таки она едет в Лондон! И совсем скоро будет танцевать на балу в своем «павлиньем платье»…

Что же до лорда Дрессера, то она поклялась себе не выказывать ни тени смущения при виде его увечья. Он получил эту рану на королевской службе и достоин лишь самого доброго отношения. Особенно теперь, когда послужил столь великолепным предлогом для поездки в Лондон.