Текст книги "Точки над «i»"

Глава вторая

Примерно неделю спустя Марта вышла из вонючего лифта и тяжело заковыляла к двери. Она всегда чувствовала облегчение, входя к себе в квартиру после рабочего дня.

В данный момент она работала официанткой в Сохо – на двенадцать ступеней ниже по карьерной лестнице от учительницы географии, которой мечтал ее видеть отец. Путь домой был для Марты дорогой на Голгофу не только потому, что ей было страшно, но и из-за чрезмерной чувствительности к комментариям всех, кто попадался ей на пути. Преподобный Брайан в качестве отца плюс богатое воображение и просмотр множества фильмов, где женщин резали, жгли, обезглавливали, душили – в общем, обращались с ними без должного уважения, развили гипертрофированное чувство уязвимости. Она была из тех, на кого направлены успокаивающие слова телеведущего криминальных программ и на кого они абсолютно не действуют.

В общем, стук в дверь в семь часов вечера не слишком-то обрадовал Марту. Вряд ли это были продавцы экологически чистых продуктов или Свидетели Иеговы, которые рисковали тем, что их могли распять, появись они в районе. Марта подумала, что продавец органической еды выдержал бы тест на распятие более достойно, потому что они здоровее и крепче, в то время как бедняги Свидетели не смогли бы выдержать даже простого переливания крови.

Однако в робком стуке не было ничего угрожающего, и, хотя Марта все же накинула на дверь цепочку, дверь она открыла с некоторой уверенностью. Там ее ждал шок. Ее мать, Пэт, прошла живой и невредимой через весь Южный Лондон – район с ужасной репутацией, до самой ее двери. Та, которая не могла уснуть ночью в своей деревне, без света и ножа для сыра под подушкой. Каким-то образом эта неустрашимая женщина проделала весь путь мимо очень страшной банды напичканных гамбургерами и плохо образованных раздолбаев.

– Мам, – только и смогла сказать Марта, в ее голосе была легкая паника и удивление, – что ты здесь делаешь?

– Я ушла от твоего отца, – настолько торжественно, насколько это могла сделать робкая жена священника в возрасте шестидесяти одного года. – И я не смогла придумать, куда еще мне податься.

– А как же Мэри? – автоматически переспросила Марта, без особой любви вспомнив свою агрессивную сестру, бывшую замужем за тщедушным, прыщавым набором костей минус личность.

– Мэри сразу отослала меня обратно, – сказала ее мать, – да она и приличного чая заварить не может. (Жизнь жен священников отмечена множеством плохо заваренных чашек чая.) – Кстати, а что значит «мочалка мерзкая»?

– Не обращай внимания, – ответила Марта, тронутая тем, что ее мать до сих пор не могла сказать слово на букву «х», и взяла у нее крошечный чемоданчик. – Заходи.

Она почувствовала, как остатки боевого духа покидают мать по мере входа в комнату. Да, было мрачновато. Да, запущено, а из-за вчерашнего карри плохо пахло. Какой смысл прятать естественную вонь при помощи вони покупной. Марта терпеть не могла заходить в туалет, наполненный тошнотворным цветочным запахом. Ей внезапно представилось, как в течение вечера, нет, еще хуже – недели она пытается развлекать свою несчастную мать, а Пэт пытается решить, что делать дальше. Марта даже поймала себя на том, что жалеет об уходе матери от Преподобного.

Она понимала, что в первую очередь ей придется смириться с весенней чисткой дома, когда мать будет напоминать больную с пляской святого Вита, с ежеминутными вопросами о необходимости того или иного предмета в туалетной комнате, полной выгрузкой грязного белья из корзины и стиркой таких масштабов, какой не случалось с тех пор, как женская команда по волейболу заработала понос, отобедав в местном итальянском ресторане, и Ромашка принесла все это к Марте, потому что стиральная машина в сквоте использовалась в качестве элемента какой-то скульптурной композиции. – Сядь, мам, и расскажи, что у вас произошло.

Марта бросила взгляд на часы: через несколько минут начиналась ее любимая телепрограмма.

– Выключи телевизор, дорогая, – попросила мать. Марта убрала звук, но продолжала одним глазом поглядывать на экран. Уже появились титры, а мать дошла только до инцидента в ванной этим самым утром, когда Преподобный Брайан, по его словам, был выведен из себя ее тихим и непрерывным постукиванием, появился в дверях, раскидывая мелкие предметы, и врезал ей мокрым полотенцем. Тут Марта начала раздражаться не на шутку.

– Ужас какой, – повторяла Марта каждые пять секунд, пока мать рассказывала свою печальную историю, похожую на ряд комедийных эпизодов, местом действия которых становились все комнаты в доме по очереди, с финалом в саду, когда соседка пригрозила позвать мужа, и отъезд из деревни со звучащими в ушах словами Преподобного: «И не возвращайся, пока не перестанешь вести себя как мышь!»

Марта была у родителей несколько недель назад, чтобы сказать о своей беременности, так что ее огромный живот не был сюрпризом для матери, но Пэт Харрис привыкла бороться с неприятностями, делая вид, что их не существует, и потому даже не упомянула об этом в разговоре. Марту не слишком беспокоила эта пропасть в отношениях между матерью и ней, потому что полученное ею воспитание исключало упоминание менструаций, чтобы с кем-нибудь не случился обморок. Итак, они обе сидели весь вечер и говорили вежливо, как две дамы за утренним кофе перед походом в церковь, пока Марта не застелила ей постель самым чистым бельем, которое она смогла найти, и не вздохнула с облегчением, когда мать пошла спать в комнату, которая служила Марте кабинетом. Было только девять тридцать. Марта все еще не преодолела подросткового удивления, когда видела, что люди ложатся спать до полуночи и считают, что так и должно быть.

Сара позвонила около десяти, когда Билли то ли был в ванной, то ли пошел за пивом. Прошла пара недель после той затрещины. Учитывая текущий кризис, Сара не могла звонить подругам, когда он находился поблизости, на тот случай если придется рассказать об очередном недавнем инциденте Марте она показалась спокойней, чем обычно, похожей на прежнюю Сару.

– Да, кажется, я переборщила на днях. Он вовсе меня и не ударил. Это просто был шлепок. Не держите на него зла, ладно, Марта?

– Не уверена, что смогу, – ответила Марта.

– Пожалуйста Ради меня? – в голосе Сары звучало какое-то детское отчаяние.

– Я попытаюсь, – неубедительно отозвалась Марта.

Марте хотелось убедить Сару вышвырнуть Билли с его летающими кулаками к чертовой матери, но вместо этого она набрала номер Ромашки, чтобы сверить ощущения.

– Ну и что ты думаешь? – спросила она Ромашку.

– Фиг знает, – ответила та, уставшая и раздраженная, временно вышедшая из привычного образа дружелюбной хиппушки. Во время паузы было слышно, как кто-то прочистил горло.

– Чарли! – крикнула Ромашка. – Сейчас же положи трубку!

Чарли, парень Ромашки, был ассистентом библиотекаря. Все свободное время он проводил в маршах протеста против того бардака в который мы превратили нашу планету, и против того, насколько ужасными людьми мы стали. К сожалению, скорее случайно, чем намеренно, из-за того, что он постоянно находился среди потных, злых толп протестующих, ему везло на встречи с ужасными людьми типа полисменов, которые не прочь были выбить разочарование из его немытой головы, и различных анархистов, которые воспринимали любую акцию протеста как шанс превратить лица полицейских в подобие бифштекса, что нехарактерно для вегетарианцев.

Чарли, несмотря на свой мягкий характер, дико ревновал Ромашку к любому контакту с миром и прослушивал звонки… Как будто Ромашка настолько тупа, чтобы звонить любовнику, когда Чарли дома Она хотела спросить его, кому на этой планете понадобится носатая клоунесса-неудачница ростом метр восемьдесят, работающая на полставки в социальной сфере, но понимала: если он догадается, насколько низко она себя ценит, то прощай Чарли. Ромашка знала наверняка: когда говоришь, что у тебя все прекрасно, девять из десяти в это поверят. И именно это она пыталась делать. Она часто думала о принцессе Диане и Мэрилин Монро и сомневалась в том, что эти женщины себя ненавидели, хотя умом понимала, что это возможно, несмотря на утверждения Сары о том, будто все это выдумки, и тот, кто может покупать в магазинах все, что захочет, как это делала Диана, вряд ли может считаться несчастным человеком.

Еще один стук в дверь прервал их разговор как раз в тот момент, когда Марта рассказывала Ромашке о работе, и подруга согласилась в целях безопасности повисеть на телефоне, пока Марта будет открывать дверь, и позвонить в полицию, если та не ответит или закричит страшным голосом. Марта знала, что стены в здании тонкие, как папиросная бумага, любые крики о помощи будут услышаны, но проигнорированы. Чтобы привлечь внимание соседей, следовало включить погромче музыку и тогда они слетятся подобно огромной, плохо одетой стае саранчи.

Как раз перед тем, как Марта положила трубку на стол, Ромашка сказала, что не выдержит, если услышит, как Марту начнут убивать, словно именно это и должно было с ней произойти, затем вклинился Чарли, сказав, что он послушает за нее, Ромашка завопила и между ними разгорелся спор. Стук в дверь стал более нетерпеливым, и Марта оставила их спорить, будучи уверенной, что, если ей в течение двадцати минут будут вытаскивать кишки, они даже не услышат. Она накинула на дверь цепочку и открыла ее. В щель показалось лицо Преподобного Брайана: он стоял за дверью, с чем-то вроде собачьего дерьма на лице.

– Твоя мать здесь? – заорал он.

– Нет, – попробовала поэкспериментировать Марта, и это, конечно, не сработало.

– Не лги, Марта, – сказал он. – Я уже был у Мэри, и ее там нет, так что давай будем честными – этой глупой корове больше идти некуда.

Марта подумала, как это уже случалось бесчисленное количество раз, имеют ли право так себя вести мужчины, облаченные саном, и решила разоблачить его, выступив со страстной речью перед Священным Синодом. Вспомнилась статья в воскресной газете – упрощенный вариант теории Фрейда в одной фразе. Суть заключалась в том, что мужчины всю жизнь пытаются сбежать от матерей, а женщины – привлечь внимание отцов.

Господи, как же они ошибаются, подумала Марта. Потом она почувствовала, что за спиной кто-то стоит. Это была мама в любимой Мартиной ночнушке.

– Пэт, – сказал Преподобный Брайан в дверную щель. – Собирайся. Пойдем домой.

– Нет, – ответила Пэт достаточно вызывающе, как показалось Марте, но едва она повернулась, чтобы похвалить маму за мужество, слова «ладно, я иду» пролетели мимо в сторону отца.

– Мам, – удивленно сказала Марта так, чтобы отец не подумал, будто она берет ее сторону.

– Нет, дорогая, я приняла решение, – ответила мать.

Пять минут спустя Пэт оделась и упаковала чемодан. Преподобный самодовольно улыбался. Марта была подавлена.

Затем Пэт Харрис вышла из квартиры, треснула Преподобного ложкой по носу, и тут же заскочила обратно в квартиру. Как заметила Марта, это была десертная ложка. Это, наверное, единственное, что она помнила из уроков домоводства.

Преподобный Брайан взвизгнул и исчез в темноте. Он шел к своей машине с грозным выражением на лице, которое должно было послужить предупреждением попавшемуся навстречу продавцу газеты для бездомных, но нет. Священник показался ему слишком лакомым кусочком, однако тут же продавец почувствовал на лице большой вонючий кулак, и он оказался в канаве. И это называется «добрый самаритянин», подумал пострадавший.

Подходя к своему пятнадцатилетнему «роверу», Преподобный Брайан увидел, что тот расписан такими словами, что на следующее утро некоторые жители деревни, увидев их, были вынуждены отвернуться. Преподобный Брайан уже тридцать лет управлял паствой, хотя «пугал до усрачки» было бы более правильным термином, потому никто не удивился, видя такое выражение чувств по отношению к нему.

Марта поздравила мать, задавая себе вопрос: не нашла ли Пэт спрятанную в письменном столе маленькую бутылочку водки. За годы семейной жизни Пэт отточила умение находить заначки со спиртным, наркотиками и презервативами. Когда она протрезвеет, все может быть по-другому.

– На сегодня хватит, – сказала Марта. – Завтра поговорим.

Мать здорово нагрузилась. Марта рассеянно попереключала каналы, нашла только вызывающее суицидальные приступы дерьмо, которое прокатывало как ночное телевидение, выключила его и некоторое время сидела в полумраке, погрузившись в раздумья. Она всегда выключала верхний свет в большой комнате, поскольку на окнах были лишь прозрачные занавески, и часто фантазировала, будто за ней подглядывает целая армия насильников и вуайеристов, старых и несчастных.

Постепенно она стала различать какой-то звук, похожий на комариный писк, и поняла, что он исходит из телефонной трубки, лежащей на столе. Это была Ромашка, заходившаяся в крике. Было трудно понять, что заставило ее так вопить и что именно она хотела сказать, потому что в ту же самую секунду слишком усердный, слегка возбужденный и крайне раздраженный полицейский-новобранец вышиб ей дверь.

Глава третья

Ромашка всегда мечтала художественно самовыразиться и, будучи неряшливой старой хиппушкой, изначально планировала заняться жонглированием или хождением по канату, пока, наконец, на нее не снизошло понимание того, насколько это скучно, и ей привиделось будущее, в котором аудитория жует большие пальцы на ногах от скуки во время ее выступления.

В конце концов, она решила стать комиком, считая, что при минимуме затрат это приносит максимум денег. Она также считала, что мнение будто работа в разговорном жанре требует определенного мужества – это бред сивой кобылы. Конечно, всегда есть опасность вербального унижения от какого-нибудь садиста из аудитории, но Ромашка считала, что есть куда более ужасные вещи. Ею руководил прагматизм. Она знала, что при таком росте и странной внешности люди будут ее высмеивать, и старалась предугадать насмешки и всегда иметь наготове достойный ответ. К сожалению, это оказалось не так легко, как она поначалу предполагала. Таким образом, в ее книге предупреждающих фраз были такие выражения, как «не будьте так жестоки со мной, я очень больна» и «почему бы тебе просто не пойти на хер?», над обоими следовало бы поработать. Проблема с человечеством во всей его невероятной непредсказуемости состояла в том, что аудитория часто выдавала реплики, которые Ромашка не могла предугадать, и это подтачивало ее решимость.

Ромашка была на той стадии, когда у нее в багаже оказалось около десяти пятиминутных выступлений и она пыталась убедить несколько таких же разочарованных комиков-мужчин, решивших, что для того, чтобы сделать карьеру комика, нужно просто открыть свой собственный клуб и выступать там, позволить ей выступить у них за деньги. Большинство ее проблем было связано с Чарли, который сидел в заднем ряду на каждом выступлении и грозил дать по морде обидчику до того, как у Ромашки появлялась возможность отбрить того самой.

Она пыталась направить энергию Чарли в другое русло, попросив его помочь писать шутки, и инцидентов не было вот уже несколько недель. Дополнительную силу ее шуткам придавало то, что она, ко всему прочему, была социальным работником. Люди этой профессии очень непопулярны из-за того, что в отличие, например, от докторов их действия и решения невозможно проверить. Ромашка работала в интернате для умственно отсталых детей, хотя дети, жившие на улице, где находилось учреждение, до сих пор предпочитали называть их «дебилами» и считали, что это слово, особенно если скандировать его толпой, идя по улице, звучит невероятно смешно.

Ромашка начала отрабатывать технику отбривания нахалов на этих маленьких говнюках бессознательно, и ее последняя острота, как она потом с гордостью вспоминала, довела одного двенадцатилетнего засранца до слез. Хотя скорее слезы были вызваны тем, что Чарли незаметно выкрутил малолетке ухо, проходя мимо, а вовсе не фразой: «Эй, уродец, тебе бы понравилось, если у тебя в семье был бы умственно отсталый?»

После полицейского рейда Ромашка получила возмущенный звонок от Марты и должна была долго извиняться за то, что вызвала веселых ребят. Она объяснила, что не смогла удержаться, а голос Преподобного через трубку звучал жутко, и когда она услышала его реакцию на удар по носу ложкой, то решила позвонить в полицию, а там были в постоянной боевой готовности, и наряд выехал сразу, ведь район, где жила Марта, считался опасным.

По версии Марты, группа полицейских-первогодков на взводе разнесла дверь в квартиру, и очень разозлились, увидев внутри только Марту и ее мать. Марта предложила им чаю, но, учитывая состояние квартиры и Пэт в ночной рубашке с рисунком в виде текста Десяти Заповедей, они решили не оставаться и взяли на заметку, что любой звонок из этой квартиры, скорее всего, будет ложной тревогой.

Совершенно случайно, ранее на этой же неделе, Ромашка набралась смелости и позвонила анонимно в полицию узнать, что будет, если она в будущем позвонит, чтобы они разобрались с ситуацией Сары и Билли.

Полицейский оператор: Да?

Ромашка: Э-э-э…

Полицейский оператор (более нетерпеливо, чем в первый раз, хотя и в первый раз голос вряд ли можно было назвать дружелюбным): Да?!

Ромашка: Я звоню посоветоваться.

Полицейский оператор: По поводу?

Ромашка: Я могу поговорить с кем-нибудь по поводу домашнего насилия?

Полицейский оператор (вздыхая): Подождите секунду.

В трубке замолчали. «Слава Богу», – подумала Ромашка.

По крайней мере не заставляют слушать какую-нибудь попсовую дребедень в паузы. Просто старая добрая тишина для разнообразия. На самом деле, если вдуматься, полиция могла бы показать, что у них есть чувство юмора, включи они что-нибудь типа «Fuck The Police».

Наконец грубый мужской голос, сочувствия в котором не было ни на грош, произнес: Чо?

Ромашка завелась.

Ромашка: У меня есть подруга, которую ударил бойфренд. Что мне надо в таком случае делать?

Грубый мужской голос: Она хочет выдвинуть обвинения?

Ромашка: Нет.

Грубый мужской голос: Нет?

Ромашка: Да.

Грубый мужской голос: Э-э-э?

Ромашка: Да.

Грубый мужской голос: Да что?

Ромашка: Не помню.

Грубый мужской голос: Звони мне, когда захочешь, дорогая.

Ромашка: Спасибо. Спасибо за помощь.

Последнее предложение было сказано в пустоту, хотя, конечно, Чарли висел на параллельном телефоне, но ничего сказать не мог, потому что это было против правил. Ему стало любопытно, не о нем ли говорила Ромашка. Он попытался несколько раз закинуть удочку и решил вывести ее на разговор после этого звонка, но Ромашка была занята мыслями о предстоящем выступлении в клубе. Пятиминутное выступление в одном из маленьких комедийных клубов в Ист-Лондоне, который предлагал дебютное выступление всем новичкам и был известен среди более опытных артистов как Долина смерти, потому что публику там невозможно было заставить смеяться даже за деньги. На сцене из кожи вон лезли и писали против ветра молодые и ничего не подозревающие комедианты, перед аудиторией, которой самое место было бы на похоронах какого-нибудь мафиози.

В тот вечер Марта, Сара и Билли пришли в клуб, чтобы «поддержать» Ромашку, хотя какую поддержку может дать человек, который бьет свою девушку, с компьютером отношения у него ближе, чем с ней, оставалось для Ромашки загадкой.

В тот вечер в списке выступающих были обычные безнадежные неудачники и дружелюбные гении комедии, которые еще не опустились в трясину прозябания (а лет через пять они все равно там окажутся).

В списке также была «Госпожа Вагина», веселая лесбиянка, которая перемежала тирадами о кастрации известные оперные арии: «Добрый вечер всем женщинам и остальным гребаным засранцам».

За ней шел «Эдди Аззард», женская версия одного известного комика:[1]1
  Эдди Иззарда. – (Примеч. пер.).


[Закрыть]

«Привет, привет. Как вы думаете, что будет, если лошадь захочет открыть счет в банке?…»

И, наконец, Дик Мудвин, чьи комедийные персонажи были насильниками и убийцами. Дик Мудвин был жутковатым персонажем, чьи друзья испарились, учитывая, что он все время пытался опробовать на них свои трюки, которые включали в себя избиения и плевки в лицо:

«Держу я, значит, эту девку на полу сегодня…»

Пять лет спустя какой-нибудь любопытный исследователь обнаружил бы, что Госпожа Вагина состоит в прекрасных отношениях с учителем в Сассексе и работает тренером по физкультуре; Эдди Аззард замужем за литавристом, у нее трое детей, и она сходит с ума дома, пока муж гастролирует с оркестром; а Дик Мудвин представляет свое телешоу в Австралии под аплодисменты коллег.

Ромашка шла третьей перед поредевшей аудиторией, которая теперь состояла из пары девчонок из волейбольной команды – это был их первый поход в клуб в рабочий день, поэтому девушки были крайне возбуждены. Была там и компания парней, которые выглядели хуже, чем были на самом деле, как это всегда бывает с парнями, парочка друзей, забредших в поисках выпивки. Еще там была мама Госпожи Вагины и бойфренд Эдди Аззарда – единственный человек в мире, веривший в ее комедийный талант.

Чарли болтался в задних рядах, ожидая, когда кто-нибудь начнет наезжать на Ромашку, как только она выйдет на сцену. Жидкие аплодисменты не слишком-то ободряли, а парни в зале, хотя и не были похожи на детоубийц, уже приняли на грудь и считали своей обязанностью как-нибудь ее унизить.

– Как там погодка наверху? – начал их заводила, и Чарли тут же сбросил его со стула.

– Чарли, ради бога оставь его в покое! – закричала Ромашка. Она воспользовалась моментом и разразилась самой длинной в своей жизни тирадой.

– Слушайтытывыглядишькакбездомнаясобакачтотытамосебевозомнилзащищаешьменякаккакойтомудацкийсредневековыйрыцарьсненормальнымчувствомверностидаймнесамойразобрахьсяилинашимошошениямконепилрекратипрослушиватьмоизвонкитызасранец…

Ромашка несколько отошла от изначального текста о переработке мусора и озоновой дыре, но публике понравилось: это было так «по-настоящему». Чарли здорово смутился от бурных аплодисментов и криков одобрения, которые последовали за этим горячечным выступлением, и› вместо того, чтобы принять к сведению то, что она сказала, начал планировать ее новое выступление.

После выступления, в гримерке – хотя это была не гримерка, а скорее, тесная кухонька с запахом протухших овощей и грязных носков – Чарли коротко изложил Ромашке свои соображения. Затем он отправился в туалет, и, когда Ромашка, оставшись на мгновение одна, собралась присоединиться к друзьям, перед ее носом неожиданно возникла физиономия Билли. Только на этот раз на его лице вместо привычной маски человека в дурном настроении было выражение бешенной ярости.

– Держи свой длинный нос подальше от нас с Сарой, ты, великовозрастный кусок хиппового говна, – прорычал он, – а не то пожалеешь.

Как обычно, когда Ромашке действительно что-то угрожало, Чарли рядом не было.

– Не понимаю, о чем ты, – ответила она, стараясь придать голосу интонацию Селии Джонсон в «Короткой Встрече».

Билли презрительно усмехнулся, как плохой актер, но в его усмешке была реальная угроза:

– Я знаю, что вы задумали, ты и эта беременная корова. Хотите влезть в то, что вас не касается, но вам лучше про все забыть, не то насилия будет больше.

Внезапно его лицо осветилось теплой улыбкой:

– Привет, Чарли, старина, – произнес Билли, когда Чарли вошел в комнату. – Надо бы найти Сару и отвезти домой. У нее завтра трудный день.

Он увел Сару из клуба, как пятилетнюю девочку.

Ромашка не рассказывала Чарли, что произошло между Сарой и Билли, и теперь не знала, как поднять этот вопрос, поскольку считала, что все перешло на более серьезный уровень, а сам Чарли не мог об этом говорить, ведь предполагалось, что он не подслушивает телефонные разговоры. Ромашка схватила Марту за руку и оттащила ее в сторону:

– Билли только что мне угрожал, – сообщила она подруге.

– Не говори глупостей, – ответила Марта. – Из-за чего он мог тебе угрожать?

– Даже не знаю, – Ромашка не отличалась умением рассказывать истории. – Сказал, чтобы мы не совали нос в его с Сарой жизнь, но как он узнал? Я даже тебе ничего не успела сказать!

– Сказать что? – удивилась Марта.

Дело в том, что я недавно позвонила в полицию, хотела узнать, что будет с Сарой, если Билли решит избить ее еще сильнее, чем в прошлый раз.

– Ну и? – спросила Марта.

– Они мне вообще ничем не помогли. Не знаю, чего именно я ожидала, но у них же есть отдел по изнасилованиям, я думала, к телефону подойдет какая-нибудь милая женщина с голосом психоаналитика и терпеливо выслушает меня, а потом даст мне полезный совет.

– А получилось все, как обычно.

– Точно. Но как Билли узнал, что я звонила им?

– Может, просто догадался? – предположила Марта.