Текст книги "Лучшее эфирное время"

4

Смотреть спектакль совсем не хотелось. Только что вернувшись с гастролей, объездив сорок городов в провинции, Хлоя чувствовала себя вконец изможденной, да и выглядела не лучшим образом. Она начала понимать, что двадцать девять это уже не девятнадцать. Теперь ей был необходим ежедневный, хороший, восьмичасовой сон, иначе – прощай, внешность. Поспешно щелкнув компакт-пудрой в мягкой темноте зрительного зала и оставшись довольной безупречным цветом лица, Хлоя перевела взгляд на сцену, где выступал в этот момент Джош. Она невольно улыбнулась. Боже, он был великолепен!

Джош пленил ее в тот же миг. В ней проснулся внезапный интерес к нему, нахлынуло невероятное возбуждение – чувства, давно забытые с тех пор, как она рассталась с Мэттом.

Джошуа Браун был общепризнанным королем шоу-бизнеса «Большого Лондона». В свои тридцать лет он был блестящим, талантливым артистом, кумиром, enfant terrible.[3]3
  сорванец. (франц.) – Прим. пер.


[Закрыть] Его выступления всегда были свежи и оригинальны, и это, в сочетании с его исключительной внешней привлекательностью, повергло к его ногам весь Уэст-Энд, и Хлоя не была исключением.

Тысячи мужчин смотрели на нее с вожделением, когда она исполняла свои томные песни, и вот сейчас, находясь в зрительном зале, она испытывала те же чувства, любуясь артистом на сцене. Почему Джош Браун, почему именно он так взволновал ее? Уже – долгие годы она не знала такого физического влечения – да, это было именно оно. Она наслаждалась этим чувством, тонула в нем.

Ее огромные бирюзовые глаза сияли восхищением, любуясь атлетической ловкостью Джоша. Он изображал звезду немого кино двадцатых годов, что-то в духе Дугласа Фэрбенкса. Почти три часа он прыгал и танцевал на сцене и в зале, с отчаянной дерзостью выписывая такие виртуозные пируэты, что восторженная публика стоя рукоплескала ему.

Через три дня Хлоя вновь отправилась на его шоу. На этот раз вместо седьмого ряда она не колеблясь выбрала место в середине первого.

«Вот мужчина, который будет моим мужем», – думала Хлоя, не в силах оторвать глаз от его прекрасного сурового лица, сильного тела.

Когда упал занавес и он, отделившись от остальной труппы, вышел вперед, навстречу обращенным к нему овациям, и ладони ее уже были влажными от аплодисментов, она устремила на него призывный взгляд, умоляя обратить на нее внимание.

Он щедро рассыпал поклоны, упиваясь шквалом аплодисментов, в восторге от своей публики. Густые черные волосы падали на его загорелый лоб; шести футов роста, дьявольски красивый, он казался олицетворением мужской силы, шарма, юмора и сексуальности. В нем сочеталось все. Расстегнутая до пояса белая батистовая рубашка обнажала сильную мускулистую грудь, а сквозь тесные черные брюки явственно проступали контуры его мужского начала, довольно внушительных размеров. Манжеты сорочки были отогнуты, и Хлоя видела его сильные руки – руки, которые она хотела ощущать на своем теле. Она подумала о тех слухах, которые ходили о Джоше. Все были единодушны в том, что Джош был величайшим донжуаном в Лондоне. Да, но в этом бизнесе, если ты только не Джули Эндрюс, трудно не стать объектом сплетен. И именно сейчас Хлою не волновало, правда ли то, что она слышала о Джоше, или нет. Единственное, что она ощущала, – это невероятное, сверхъестественное физическое влечение к нему.

Их глаза наконец встретились. Его взгляд был оценивающим, в нем промелькнул явный интерес; легкий кивок головы – и вот она уже с несвойственным ей легкомыслием спешит за кулисы. Как четырнадцатилетняя пылкая поклонница Элвиса.

Перри, слуга Джоша и его друг-Пятница, предложил ей выпить, пока она сидела в терпеливом ожидании в обшарпанной прихожей гримерной, равнодушно рассматривая выцветшие портреты Эдмунда Кина и Генри Ирвинга, прикрывавшие облупившиеся желтые стены. Она слышала, как Джош напевал какую-то арию – неужели Верди? «Аида»? Трудно было представить, что этот певец-комик, композитор, кумир публики, непревзойденный мастер шоу-бизнеса мог подняться до оперных вершин. Она не успела разобраться в своих сомнениях – внезапно распахнулась зеленая, довольно неряшливого вида, плюшевая портьера, и в дверях появился Джош. Взглянув на него, Хлоя сразу поняла, что этот мужчина создан для нее. Навсегда, подсказал ей внутренний голос. Навсегда. Одно его присутствие рядом сокрушало ее.

– Мне нравятся все ваши диски, – не теряя времени, польстил он ей. – Особенно «Я потеряла голову из-за тебя». Мы все время его слушаем, правда, Перри? – Его энергия била через край, и Хлоя ощущала это.

Перри восхищенно улыбался, показывая Хлое стопку долгоиграющих пластинок.

– Синатра, Элла и вы, мисс Кэррьер, – вот вкусы молодого хозяина.

– Спасибо, – пробормотала Хлоя, переполненная чувством, но стараясь казаться невозмутимой.

Почему, ну почему рядом с этим мужчиной она чувствовала себя просто женщиной, такой слабой, такой – да, признайся, дорогая, подсказывал внутренний голос, – сексуально озабоченной? Именно так. Одиночество в твоем возрасте – это уже, пожалуй, неприлично, тебе не кажется? Так бери его, девочка!

– Не осмелюсь предположить, что вы свободны сегодня для небольшого ужина со мной, – робко сказал Джош.

Ответ был ясен для них обоих.

За ужином в маленьком ресторанчике в Сохо они много шутили и смеялись. Он забавлял ее рассказами о злосчастных гастролях его шоу, о неудачах, которые преследовали этот спектакль, прежде чем Уэст-Энд признал его самым грандиозным в истории Англии со времен «Оливера». Вопроса о том, чем закончится этот вечер, не возникало. У него была маленькая квартирка в Фулхэме, у нее – в Челси. Они разыграли монетку, он выиграл.

Хлоя всегда думала, что ни один мужчина не способен превзойти Мэтта в постели. За эти семь лет у нее было несколько увлечений, но со временем она поняла, что все они не стоят ее усилий. Лучше провести время в постели с книгой или сыграть с друзьями в карты, чем мять простыни с каким-нибудь незнакомцем, пытаясь изобразить страсть, которой не было. Так что сексуальные проблемы особенно ее не волновали. Она даже начала подумывать, что стала фригидной после рождения Аннабель. К счастью, она ошибалась!

С Джошем она ощутила почти забытое волнение еще до того, как он коснулся ее. Его изогнутый сексуальный рот впился в ее губы в лифте, когда они поднимались в его квартиру. Он умел целовать нежно и страстно – как мог целовать только мужчина, который знает женщин и любит их по-настоящему; она ощущала это по его губам, по движению рук, которые сплелись в ее волосах. Она почувствовала, как нарастает его возбуждение, но в этот момент допотопный лифт содрогнулся, остановившись на их этаже. Медленно их губы разомкнулись.

Обстановка в спальне была ничем не примечательна – простая мебель из очень темного дерева и огромная кровать, на которой можно было уложить четверых, но внимание сразу привлекало большое зеркало на потолке, которое поддерживали хромированные зеркальные колонны по углам кровати, нелепо застланной голубым вышитым покрывалом.

– Подарок отеля «Эмпайр» в Лас-Вегасе, – рассмеялся он в ответ на ее вопросительный взгляд. – В прошлом году я у них был юбилейным посетителем. Они мне предложили в подарок часы «Роллекс» с бриллиантами, но я предпочел кровать, так вот они мне ее и доставили. Забавная вещица.

«Не сомневаюсь», – отметила про себя Хлоя.

Спустя пять часов, сидя в тесной, неприбранной кухне за бодрящим алкоголем, опустошенная и счастливая, она уже знала, насколько это забавно. Ног она не чувствовала, словно после трехчасовых занятий в спортзале. Да, Джош был, конечно, удивительным любовником, но Боже, до чего же с ним было интересно говорить. В те короткие паузы, когда они отдыхали от ласк, которыми она наслаждалась так же, как когда-то с Мэттом, они разговаривали, шутили, смеялись. Им было так легко вместе. Сначала они долго-долго словно изучали друг друга пальцами, языком, губами, и, когда, казалось, сил уже не было ждать, она стала умолять: «Возьми меня, Джош, пожалуйста, возьми меня». Он же целовал, дразнил ее, пока она не достигла вершины экстаза, думая, что умрет, если он не овладеет ею. Желание возрастало с каждой минутой, обжигая ее тело, которое, казалось, было соткано из миллиона нервных окончаний, готовых воспламениться от прикосновения тела Джоша.

Когда он наконец вошел в нее, ощущение было настолько острым, что они оба уже не могли дольше сдерживаться. В считанные секунды они одновременно достигли такого бурного оргазма, что Хлоя совершенно обессилела. И когда потом он крепко прижимал ее к своей теплой мускулистой груди, поглаживая черные волнистые волосы, влажные от их разгоряченных тел, она уже знала, что это был Он. Мужчина, которого – Хлоя всегда в это верила – она однажды встретит. Ее мужчина, навсегда.

В душе она знала, что их близость может быть началом чего-то большего. Так и произошло. Они идеально подходили друг другу. Прекрасная пара. У них было столько общего. Период ухаживания длился недолго, и уже через три месяца была пышно отпразднована свадьба. Они оба были настолько популярны, что церемония бракосочетания в Дорчестере вылилась в грандиозное шоу, на которое собрались все – от Питера Сэллерса до сэра Лью Грэйда. Медовый месяц они провели на Капри, где, если только не купались или загорали, проводили время в постели.

С самого начала Джош настоял на полной откровенности с Хлоей. Он рассказал о своих многочисленных любовных связях, признался, что никогда не мог хранить верность женщине больше нескольких месяцев, но пообещал, что будет чертовски стараться, если Хлоя даст ему шанс. Ему уже тридцать – возраст, когда в конце концов пора повзрослеть. Он даже рассказал Хлое о своем пристрастии к белому порошку, к которому он иногда прибегал, чтобы выдержать напряжение спектакля. Ее все это не беспокоило. Она любила его. Любовь победит все. Их союз будет вечным. Они были безгранично счастливы, несмотря на его не по годам развитую дочь, которая жила с ними. И даже когда со временем, как это почти всегда бывает в браке, физическая близость потеряла некоторую остроту, их продолжали связывать глубокая преданность друг другу и нежная дружба. Они все делали вместе – смеялись, любили, спорили, работали. Идеальная пара, говорили про них. Хлоя верила, что узы, их связывающие, разрушить невозможно, и она трудилась во имя их союза, во имя любви.

Они ненавидели разлуки. Им всегда нужна была взаимная поддержка, нужно было чувствовать друг друга рядом. Часто на приемах хозяйка дома, случалось, злилась, видя, как Джош и Хлоя, которые дни и ночи были неразлучны, сидели на диване, смеялись, шутили, держась за руки, поглощенные только собой, не замечая никого вокруг. У них было полное взаимопонимание и доверие. Единственной причиной их разногласий оставалось его пристрастие к кокаину. Иногда случалось, что он месяцами не притрагивался к порошку, но когда работа становилась чересчур напряженной, он вновь тянулся к нему.

– Я занимаюсь этим с восемнадцати лет, клянусь Богом, – сердился он на протесты Хлои. – И никакого вреда мне это до сих пор не принесло.

– Но это самоубийство, Джош. – Хлоя всегда злилась, стоило ей застать его за наркотиком.

Она хорошо знала пагубные последствия этой привычки, видела, как быстро угасали ее друзья-музыканты. Она ненавидела наркотики. Ненавидела за то, что они калечили жизни.

Джош не давал обещаний бросить кокаин – только сократить. Хлое приходилось довольствоваться хотя бы этим, она понимала, что спорить бесполезно. В конце концов, главное было в другом – он же бросил всех своих женщин. А идеальных людей нет – взять хотя бы ее. И у них удачный брак. Удивительный. Восемь лет супружеского счастья. Все-таки она счастливая женщина.

И вот однажды ей открылась отвратительная правда его неверности.

Хлоя предупредила, что будет обедать с подругой в поло-клубе, а затем отправится с ней по магазинам на Родео-драйв. К этому времени они с Джошем уже приобрели красивый просторный дом на побережье в Малибу и маленький домик в Лондоне. Таким образом им сравнительно легко удавалось сочетать жизнь на обоих континентах, выбирая лучшее из того, что мог предложить каждый из них.

После обеда, выйдя во двор отеля «Беверли Хиллз» в поисках своего «мерседеса», Хлоя вдруг решила, что жара настолько невыносима, что поездку на Родео-драйв она просто не выдержит. К тому же она волновалась из-за задержки цикла – уже пять дней, и, может быть, им с Джошем наконец повезет и у них будет ребенок, о котором они так мечтали. И Хлоя решила ехать домой.

Она тихо вошла в залитый солнцем дом. Из репетиционной комнаты Джоша не доносилось ни звука – обычно даже сквозь звуконепроницаемые двери она могла слышать приглушенные звуки его мощной стереосистемы, на которой он бесконечно прослушивал свой новый сольный диск в надежде на его успех. Салли была в школе, экономка – на рынке.

Она скинула туфли и неслышно прошла по мягкому голубому ковру к их прохладной спальне. От того, что она там увидела, ей стало дурно.

Джош в свое время настоял на том, чтобы перевезти зеркальную кровать из Лас-Вегаса обратно в Лондон. И вот сейчас на этой кровати, под зеркалом, лежала очень молоденькая блондинка. Ее ноги были широко раздвинуты, длинные светлые волосы рассыпались по голубым шелковым простыням Хлои. Глаза были открыты и устремлены в изумлении вверх, на зеркало.

Над ней, стоя на коленях, склонился Джош, его темная кудрявая голова была между ее ног. Он делал то, от чего у Хлои, наблюдавшей эту сцену, возбужденно забилось сердце. Его сильные, мускулистые руки нежно гладили груди девушки, большими пальцами он массировал ее соски. По его телодвижениям, глубоким низким стонам Хлоя могла догадаться, какое наслаждение он испытывает.

Девушка была очень молода – лет пятнадцать или шестнадцать – и неопытна; Хлоя заметила, что ее руки, хотя и охватывали толстый пенис Джоша, не возбуждали его так, как он любил. Не в силах двинуться с места, Хлоя молча наблюдала отвратительную сцену, где двое были так поглощены собой, что даже не замечали ее. С ужасом Хлоя вдруг осознала, что девушка кончает – содрогаясь, она стонала от восторга, в то время как Джош все сильнее протискивал голову меж ее бедер.

Хлоя не смогла сдержать возгласа, который вырвался из глубины ее души. Девушка вскрикнула, и Джош обернулся – шок и ужас застыли на его лице. Хлоя стояла как вкопанная. Словно во сне, наблюдала она, как с визгом пронеслась в ванную девушка, как поднял свой плюшевый халат Джош и не сразу, пожалуй, чересчур непринужденно, надел его. Девушка, уже в голубых джинсах и майке, всхлипывая, выскочила из спальни.

И тогда Хлоя побежала в ванную и зарыдала.

Потом, вечером, Джош умолял ее о прощении.

– Я встану на колени, Хлоя, – всхлипывал он.

– Ты уже стоял на коленях сегодня днем, ублюдок. – Хлоя даже охрипла от крика, ее опухшие глаза были полны слез. – В моей постели, свинья. Гнусный извращенец. В нашей постели. Почему? Зачем тебе это понадобилось? Что я сделала не так? – Она была не в силах сдерживать слезы.

Не могла вынести предательства, измены.

– Ничего, Хлоя, ничего. Господи, я даже не знаю почему. Я был с ребятами в баре, там, на побережье… выпили немного, ну, ты знаешь, как это бывает, Хло…

– Да, я знаю! Знаю! – хрипло выкрикивала она, открывая ящики и шкафы, без разбору вышвыривая оттуда вещи в чемодан. – Ребята, ребята… ты до сих пор остаешься одним из них, таким же юнцом, не так ли? Сукин сын. – Она пыталась захлопнуть чемодан. – Не потому ли тебя тянет на молоденьких девочек?

Она должна была уехать – уехать от него. Невыносимо было находиться с ним рядом.

Услышав шум, Салли, только что вернувшаяся из школы, зашла в спальню понаблюдать за происходящим. Пожалуй, это было занятнее, чем телевизионная комедия.

– Убирайся вон! – закричал на нее отец – редкий случай, когда он повышал голос на дочь.

Хлоя знала причину, и это вызвало у нее еще большее отвращение. В той девушке она узнала школьную подругу Салли. Именно Салли все и подстроила. Она знала слабость отца к забавам с малолетками, которых в сугубо мужском окружении называли на английском рифмованном жаргоне «хрюкающими и хлюпающими», бесстыдно намекая на особенности женской анатомии. Та девушка, должно быть, была без ума от Джоша, и Салли не составило труда все устроить. Она слишком хорошо знала отца, его слабости. В конце концов, он всего лишь мужчина. А мужчины слабы – для Салли это уже не было секретом.

Джош все пытался удержать Хлою, но, что бы он ни говорил, это еще больше злило ее.

– Убирайся к черту, Джош! К черту! К черту! – кричала она, захлопывая чемодан. – Ты мне отвратителен! И я больше не могу быть с тобой – никогда. Сходи к психиатру – тебе надо лечиться!

– Выслушай меня, детка, пожалуйста… Я не смог удержаться. Господи, Хлоя, ну я же мужчина, а мужчине иногда нужно…

– Нужно что? – резко обернулась она, ее бирюзовые глаза сверкали яростью и негодованием. – Трахнуть малолетку? Заняться групповым сексом? Меня от тебя тошнит, Джош, просто тошнит. – Она направилась к двери, но он схватил ее за руку и крепко держал.

Его глаза смотрели мягко и грустно, в них стояли слезы. Он никогда не плакал – дитя военных лет. Как бы ни было больно, они не умели плакать.

– Я знаю, что я дерьмо, но я люблю тебя. Помни об этом, Хлоя. Я всегда любил тебя. Я хочу тебя – ты моя женщина и всегда будешь моей. Помни об этом, когда будешь ложиться в пустую постель.

Она попыталась перебить его, но он остановил ее:

– Я знаю тебя, Хлоя. Ты не искательница приключений и не будешь бегать от мужчины к мужчине, и ты никогда не найдешь никого, кто любил бы тебя, как я. Да, допустим, я совершил ошибку. Страшную ошибку. Но кто из мужчин не ошибается. Ты стала невольной свидетельницей, это ужасно, я знаю, Хлоя… но, пожалуйста, не оставляй меня, Хлоя, не оставляй меня, дорогая.

Хлоя невольно всхлипывала; он попытался обнять ее, поцеловать ее мокрые от слез щеки, но она не могла позволить ему этого, не могла.

Она отстранилась от него. Перед глазами были его руки, ласкающие девушку… его язык, губы – сколько же их было до этого, таких девчонок? От этой мысли ей опять стало дурно. Невыносимо было его присутствие. Невыносимо будет вновь чувствовать его руки на своем теле, его губы, прильнувшие к ее губам. Его рот касался той девушки…

Оттолкнув Джоша, Хлоя схватила свой тяжелый чемодан и бросилась к выходу; сев в серебристый «мерседес», ослепленная слезами и дождем, сыпавшим с неба над Малибу, она умчалась в мокрую калифорнийскую ночь.

Хлоя сразу же согласилась на полгода гастролей по английской провинции в надежде забыть Джоша. Но было совсем не так легко забыть человека, которого ты когда-то столь страстно любила, хотя боль обиды и начала затухать. Джош беспрерывно звонил ей. Он умолял. Он просил о прощении. Он орал, он льстил, осыпал подарками и розами, забрасывал телеграммами с клятвами в вечной любви и преданности. И наконец она дрогнула и простила. Она всегда прощала его. Смог бы он так же прощать ее?

Это был первый случай, когда она столкнулась с изменой Джоша.

Когда же в прошлом году Хлоя еще раз убедилась в его неверности, она была в таком смятении и отчаянии, что начала искать утешение в алкоголе. Водка помогала. Очнувшись от недельного запоя, она решила отправиться в загородную клинику в Шотландию привести себя в порядок.

И вот теперь, после ее столь долгого отсутствия, видя, как он далек от нее, Хлоя вынуждена была признать, что их брак окончен. Наблюдая, как лопаются пузырьки воды в ванне, растекаясь ровной гладью, она подумала, как все это печально. Их связывало так много хорошего. Море любви, счастья, безудержного веселья.

Все это ушло. Теперь она должна сосредоточиться на чем-то другом. Надо подумать о карьере – настроившись на лучшее, как учил Джаспер. Миранда – Миранда Гамильтон. Ей во что бы то ни стало надо добиться этой роли. Сейчас она нужна ей как никогда.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

5

Сисси Шарп откинулась на диван, утонув в море розовых атласных подушек, и резко оттолкнула голову светловолосого «юного Адониса», который устроился меж ее ног.

– Кто? – взвизгнула Сисси в телефонную трубку так, что подпрыгнули ее крошечные грудки. – Какой еще Луис? Он не имеет права играть роль моего мужа, черт возьми. Ты обещал мне, что это будет Пачино, или Николсон, или тот английский актер – как же его имя, черт бы его побрал? Финни, что ли, неважно – а теперь ты мне говоришь, что я должна играть с каким-то грязным мексиканским ублюдком?

Оглушенный ее яростным криком, «юный Адонис», которого звали Ник, мрачно поднялся и прокрался в угол, сердито плюхнувшись в розовое антикварное кресло, накрытое целлофановым чехлом, и оттуда смотрел на Сисси с нескрываемой злостью.

Уже битый час его голова торчала в ногах у этой шлюхи, и по крайней мере два раза она уже была близка к оргазму, но тут звонил телефон, и она снимала трубку. Снимала трубку! И это в то время, когда его язык исполнял подлинный концерт, играя на ее клиторе. Сейчас она беседовала с этим своим чертовым агентом о каком-то актере, которому предстоит играть с ней в паре. Почему она не выбрала его, Ника?

Ник спал с Сисси не потому, что любил ее, его даже и не влекло к ней. Тощая фигура Сисси, ее плоская грудь и пристрастие к таблеткам не вдохновляли его на виртуозный секс. Ник, телевизионный кумир подростков, стремился прорваться в кинематограф раньше, чем достигнет тридцатилетнего рубежа. И связь с Сисси Шарп, этой доброй старушкой, была для Ника ступенькой в мир художественного кино. Во всяком случае, он на это надеялся.

Идея принадлежала Сэму. Сэм Шарп был женат на Сисси уже семнадцать лет, и за это время им удалось убедить американскую публику в том, что их брак – один из самых счастливых в Голливуде. В голливудских кругах хорошо знали слабость Сэма к особам мужского пола, так же как и сексуальные аппетиты Сисси, которые распространялись на мужчин, моложе ее лет на двадцать; но не в традициях Голливуда было бросать тень на репутацию наиболее выдающихся его жителей, и поэтому ни одна публикация в прессе не коснулась этих пикантных подробностей супружеской жизни Шарпов. Так что ничто не мешало им жить весело и беззаботно, лелея в глазах публики образ идеальной пары и продолжая, каждому по-своему, охотиться за молодыми самцами, которые наводняли Голливуд.

Сэм и Ник работали на одной студии, где Сэм вот уже тридцать лет возглавлял список звезд. Он регулярно зарабатывал по семьсот пятьдесят тысяч долларов за картину.

У Ника это был второй сезон на телевидении, и весьма успешный. Он блеснул в короткометражной комедии в роли секретного агента, и подростки с ума сходили от его светлой шевелюры, красивого лица и тела. Он красовался на обложках всех тележурналов и возглавлял скандальный список, а его личная жизнь – череда красоток из начинающих киноактрис и фотомоделей – расписывалась во всех подробностях. Но прежде всего Ника волновала карьера. Путь от телевизионного супермена к звезде художественного кино предстоял очень трудный, особенно если учесть, что Ник не располагал поддержкой именно в тех кругах, где могли оценить его актерское мастерство.

Ник знал, что за Сисси всегда было решающее слово в выборе актера на главную мужскую роль, и с особой тщательностью она следила за распределением женских ролей, опасаясь, как бы кто-то из актрис не затмил ее. Через две недели начинались съемки ее нового фильма. Ходили слухи, что все более или менее известные актеры отказывались от участия в нем; ни один уважающий себя актер не соглашался сниматься в паре с вышедшей в тираж Сисси. И это как раз могло стать звездным часом Ника.

Однажды за обедом Сэм все-таки уболтал Ника. Ник не стал сопротивляться, когда Сэм пригласил его в свой роскошный фургон, и не отказался выпить с ним бутылку «Дом Периньона». Он не стал сопротивляться, когда Сэм расстегнул ему джинсы и стал старательно обсасывать его член. Он не позволил Сэму целовать его в губы. И сам не коснулся его. Он просто закрыл глаза и представил на месте Сэма красивую девушку. Мужчины были не его амплуа. Но Ник был честолюбив, и ему нужно было добиться приглашения на один из ужинов в поместье Шарпов в Бель-Эйр. Он уже однажды побывал там – три месяца назад.

И встретил наконец Сисси. Она выглядела довольно недурно для своих сорока четырех: глубоко декольтированная, увешанная драгоценностями; густой грим на лице скрывал выражение вечного недовольства и зависти, заметное лишь с близкого расстояния. Очень близкого. К чему и стремился Ник.

Во время ужина Ник сидел слева от Сисси. За столом было обычное сборище разряженных динозавров, которые составляли окружение Шарпов согласно их положению в обществе. «Средний возраст – пятьдесят пять», – подумал Ник. Ни одной привлекательной женщины. Если только не считать леди Сары Крэнли, которой было все пятьдесят, утонувшей в кружевах, рюшах, оборках, жемчужных ожерельях и кольцах, так что на поверхности оставались лишь двойной подбородок и смеющиеся глаза.

Хорошо известная в Англии как любительница молодых мужчин, леди Сара великолепно проводила время в Лос-Анджелесе. Ежедневные поездки на побережье Санта-Моника приносили ей богатый улов молодых отборных самцов, каких в Англии трудно сыскать. Ее последняя добыча – юноша, которому едва исполнилось девятнадцать, сидел рядом с ней в страшном замешательстве, не зная, какую из трех золотых вилок ему следует выбрать, чтобы справиться с артишоком.

Леди Сара показалась Нику очень забавной, но уж слишком непритязательной в своих вкусах. Настоящий раблезианский персонаж, она со смаком поглощала одно блюдо за другим, одновременно пощипывая своего пляжного мальчика и заигрывая толстой коленкой с Ником. В отличие от нее Сисси, всегда следившая за своим весом, возрастом и внешностью, едва притрагивалась к еде, ее птичьи крошечные ручки часто тянулись лишь к венецианскому бокалу с шампанским, которое незаметно подливал дворецкий.

Ник обратил все свои чары и шарм на Сисси, хорошо сознавая, что в свои двадцать девять он уже, скорее всего, староват для ее вкуса. Он заметил, как хищно она смотрела на мальчика леди Сары, который, вероятно, вызывал у нее больший аппетит.

Эбби Арафат, один из самых плодовитых продюсеров Голливуда, рассказывал о своем последнем замысле – мини-сериях, которые выльются в телесериал.

– Рядом с ним «Унесенные ветром» будет выглядеть второсортной вещицей, – хвастался он. – Бюджет фильма будет около двадцати миллионов, съемки в Лондоне, Париже, на Карибском побережье, в Нью-порте, и с таким режиссером, как Дин, и «звездным» составом, который мы подберем на роли Миранды, Сайроп, Армандо и Стива, наш фильм побьет все кассовые рекорды. Это я вам обещаю.

– И как называется эта вещь? – спросила леди Сара, подчищая большим куском французской булки остатки артишокового масла на тарелке и знаком приказывая дворецкому налить еще шампанского.

– О, это самая взрывная вещица со времен «Тайпана», – продолжал надувать щеки возбуждённый Эбби. – Вы, наверное, слышали о «Саге» – уже полгода она в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс». Права на нее обошлись нам в два миллиона, но она стоит того! Все рвутся на роль Миранды – Дануэй, Стрип, Стрейзанд. Но что за роль! Величайшая со времен Скарлетт О'Хара. Миранда Бомон-Дюваль-Гамильтон. Боже, какой лакомый кусочек – «Эмми» ей обеспечена.

Сидящие за столом отвлеклись от артишоков, и Эбби наслаждался всеобщим вниманием.

– На роль Стива мы хотим пригласить звезду первой величины, – Эбби многозначительно посмотрел на Сэма.

Сисси навострила ушки. Как гончая чует лису, так она мгновенно чуяла возможность заполучить для себя роль.

– Я и не знала, что вы купили права на эту книгу, Эбби, дорогой, – сладко пропела она, обращаясь к нему через стол и досадуя, что посадила рядом с собой не его, а этого телекумира, у которого на уме явно было только одно – ее тело.

Сисси была убеждена, что все мужчины, которых она встречала, охотились за ее телом. Ее всегда окружала свита льстецов и подхалимов, которые восторженно уверяли ее в том, что она великолепна и сексуальна, тут же с ликованием разнося ее в пух и прах за ее спиной.

– Я просто влюбилась в эту книгу, не могла оторваться от нее, правда, Сэм? – Она улыбнулась мужу, который тут же согласно закивал.

Шарпы понимали друг друга с полуслова. Их обоих волновала карьера, и в этом они были опорой друг другу, а сексуальные загулы каждого не имели никакого значения.

Сэму хватило и доли секунды, чтобы по глазам Сисси понять, что она хочет эту роль.

– Так кто же будет играть Миранду? – непринужденно спросил Сэм.

– Кто? Кто? Ага, вот в чем отныне вопрос! – Эбби самодовольно откинулся на стуле и закурил сигару, несмотря на то, что с закусками еще не было покончено, а Сисси, он знал, не выносит сигарного дыма.

Он доверительно склонился через стол к леди Саре, которую, однако, гораздо больше интересовало бедро Ника, чем эти утомительные голливудские сплетни. Все это слишком банально. И так непохоже на милые лондонские беседы. В Англии никому бы и в голову не пришло обсуждать за званым обедом свои деловые проблемы. Но американцы такие грубые, особенно калифорнийцы. Она взглянула на своего юношу, который был совершенно сбит с толку перспективой расчленения маленького, но искусно приготовленного голубя, которого только что поставили перед ним. Она не могла дождаться момента, когда кончится этот обед и она заберет мальчика в свое бунгало в отеле «Беверли Хиллз». А пока ничего не оставалось, кроме как симулировать интерес к разговору и наслаждаться кухней, которая была недурна – совсем недурна. Она подцепила большой кусок голубя, не обращая внимания на сок, пролившийся из него на уже слегка заляпанное маслом платье от Эммануэль, и обратилась к Эбби, вся внимание.

– Кто, скажите же, будет играть главную женскую роль? – прошепелявила она с набитым ртом.

Сознавая, что его слова вызвали несомненный интерес, Эбби тем не менее не торопился с ответом, продолжая смаковать свою сигару и рассчитывая извлечь из ситуации максимум выгоды.

– Сегодня утром звонил агент Стрейзанд. Но здесь ничего хорошего не выйдет – как бы мы ни старались, Барбара все-таки не красавица, да и слишком бесхитростна. А если говорить о Миранде, то она прежде всего должна быть роскошной. – Для большей убедительности Эбби даже пронзил ножом своего голубя. – Эта роль слишком важна. Мы не можем отдать ее Стрейзанд, хотя она и великая звезда. Миранда красавица – красавица, которая способна свести с ума, и ее будет играть только красивая актриса. Может быть, Брук Шилдс.