Текст книги "Чай с птицами (сборник)"

– А ты что все молчишь? – заметила наблюдавшая за мной Каролина. – Ты-то чем занимаешься? Расскажи-ка про свои достижения.

Этого момента я и боялась. Рассказать про Алекса и мальчиков было довольно просто (хоть и нелестно для меня), но если она как-то догадается про главный секрет, про ужасное, невыразимое… Я сказала что-то банальное насчет того, что в материнские заботы уходишь с головой, и подумала: хорошо бы Каролина доставала своими расспросами кого-нибудь другого. Но она присосалась как пиявка.

– У тебя очень мутная аура, – не отступала она. – Неужели ты подзапустила свой дар, а?

Я пробормотала, что в последнее время немного не в форме.

– Очень плохо, – сказала Каролина. – Может, попробуем поупражняться? Как насчет простенького заклинания?

– Наверное, лучше не надо, – в ужасе сказала я.

Если б только она говорила потише!

– Ну же, – настаивала Каролина. – Ну хоть маленькое. Никто не будет над тобой смеяться, клянусь Богиней.

Теперь уже все смотрели на меня. Прищуренные глаза Глории сияли.

– Ну правда, Каролина, – слабо сказала я.

– Но маленькое-то ты можешь! – Дезире радостно вступила в игру. – Может, полевитируешь? Или сотворишь что-нибудь?

Очень смешно. Если б я могла что-нибудь сотворить после всех этих лет, сотворила бы яму побольше, чтоб было где спрятаться.

– Ну хорошо, – сказала она, взяла подсвечник из композиции в центре стола и подтолкнула его ко мне. – Зажги эту свечу. Проще не бывает. Все равно что летать на метле. Раз научишься, никогда не забудешь.

Ей легко говорить. Я и раньше-то не очень умела летать на метлах, даже когда все время тренировалась. Я чувствовала, что на лбу выступил пот.

– Ну же, – сказала Деззи. – Покажи нам. Зажги свечу.

– Зажги! Зажги! – начали скандировать остальные, и я затряслась.

Сейчас все узнают ужасную тайну, признаться в которой невыносимо для любой ведьмы. Это все Алекс виноват, думала я, беря подсвечник и устремляя пристальный взгляд на холодный фитиль. Выйти замуж за неведьмака – все равно что за некурящего: ежедневное столкновение интересов. В конце концов кто-то должен уступить. И уступала я: ради нашего брака и детей. Даже мой фамильяр – черный кот по имени Мистер Тиббс – принадлежит скорее мальчикам (у них на двоих не найдется ни одной искорки магии, они интересуются только футболом да кибердевочками) и о волшебстве даже не вспоминает, а все больше линяет на ковры да гоняет мышей. Но все равно, отчаянно думала я, чувствуя, как глаза начинают слезиться от напряжения, хоть что-то да должно было остаться, крупица магии, которую можно пустить в дело. Я слышала, как Глория шепчется с Изабеллой; краем глаза видела, как Деззи смотрит на меня, жадно и весело, словно Мистер Тиббс у мышиной норки.

– Дорогая, по-моему, она не может.

– Ты шутишь…

– Она потеряла…

– Ш-ш-ш…

Хоть это простейшее, крохотное заклинание… Я побагровела, подмышки защипало – это я вспотела от нервов. Ни огонька, ни даже искры. Я отчаянно огляделась, надеясь увидеть хоть одно сочувственное лицо, но Ханна была смущена, Юдифь, кажется, почти заснула, а Джейн была слишком занята второй порцией десерта и не обращала внимания на мою немую мольбу. Я смутно представила себе, как выгляжу со стороны: бесполезная тупая корова, не может даже свечку зажечь.

Внезапно у меня из пальцев вылетел сноп пламени, и почти тут же послышался запах гари. Я отдернула голову, и как раз вовремя: с подсвечника струилось пламя; сама свеча почти исчезла в языках сине-зеленого огня. Через полсекунды свеча слетела с подсвечника и взорвалась под потолком снопом разноцветных искр. Кажется, за другими столиками никто ничего не заметил – кто-то укрыл наш стол магическим щитом.

Глория, которая сидела, жадно подавшись вперед, отскочила и взвизгнула, забыв о чувстве собственного достоинства. Каролина в изумлении уставилась на почерневший подсвечник.

– А ты сказала, что не в форме! – наконец произнесла она.

Я соображала очень быстро и изо всех сил. Кто-то мне помог, это ясно; кто-то не хотел моего унижения. Я подняла взгляд, но на лицах окружающих увидела только злорадство, любопытство, ярость или удивление. Деззи лихорадочно вычесывала искры из длинных волос. Огарок упал Изабелле в стакан, обрызгав ее вином.

– Ой, блин! – сказала потрясенная Джейн. – Что это было?

Я попыталась улыбнуться.

– Шутка, – едва слышно ответила я.

– Та еще шутка, – проворчала Глория. – Ты мне чуть брови не сожгла.

– Не рассчитала, наверное, – пробормотала я.

С невыразимым облегчением я налила себе вина. Каролина в кои-то веки промолчала. Я видела, что внушаю ей невольный трепет. Затем какое-то время я уворачивалась от ее вопросов: где я повышала квалификацию, имею ли я духовное посвящение, кто мой наставник? Когда я скромно отказалась отвечать, она спросила:

– Ты, случаем, не влезла во что-нибудь запретное, а?

– Ты про Хаос? Не говори глупостей. – Я чуть не рассмеялась.

Чтобы добиться посвящения в Хаос, нужно долго и тяжело работать, а я и двадцать лет назад не способна была постичь даже основные принципы. Каролина некоторое время подозрительно глядела на меня, потом, к моему облегчению, разговор перешел на другое. Воскресали старые ссоры, вспоминались мелкие шалости, вновь переживались грубоватые шутки. Шум нарастал; временами мне едва слышно было, что говорят на дальнем конце стола. Даже я, подбодрившись от выпитого вина и нежданного чуда взлетевшей свечи, почувствовала себя менее скованно. Может, вино крепче, чем я думала. Или это компания так на меня действует.

Но что именно происходит, я поняла, лишь когда Анна, Морвенна и Деззи принялись яростно ругаться из-за давнишнего критического замечания по поводу формы икр Морвенны, Юдифь явно уснула, Изабелла стала объяснять Джейн тонкости секс-магии, рисуя иллюстрации ручкой на скатерти, а Глория решила продемонстрировать превращение солонки в хомячка. Это не обычное веселье, слегка вышедшее из-под контроля. Кто-то заколдовал минеральную воду.

– Это просто гадко, – сказала Каролина. Кажется, только на нее вода не подействовала. – Вы беситесь, как банда гоблинов. Я думала, что наша встреча будет соприкосновением умов, что мы обменяемся опытом двадцати лет следования путем Мудрости…

– Ой, заткнись, Карри, – сказала Анна, у которой в результате дискуссии растрепались волосы. – Ты вечно была такая вумная овца. То-то и живешь теперь в деревне с овцами.

– Слушай, – сказала Каролина, резко утратив самодовольство, – мне плевать, что ты три года подряд была капитаном ковена…

– Девочки, девочки, – вмешалась Деззи, – что вы себе позволяете?

– И ты заткнись, – ответила Каролина. – Со своей магической журналистикой. И если хочешь знать, это твое сделанное тело выглядит просто чудовищно…

– Сделанное?! – завизжала разъяренная Деззи. – Чтоб ты знала, у меня тело абсолютно натуральное! Я за собой слежу! Спортом занимаюсь!

– Да ладно, дорогая, – ласково сказала Морвенна. – Ничего такого, не переживай. Теперь многие припасают парочку заклинаний на случай, когда уже не будет той упругости.

– Да на твои толстые икры парочки заклинаний явно не хватит!

Я попыталась вмешаться. Я чувствовала, как электризуется воздух, волоски на руках стали дыбом, кожу покалывало. Накапливалась мощная магия. И быстро. Интересно, что именно добавили в напитки. Зелье правдивости? Или еще что похуже?

– Слушайте… – произнесла я.

Но было уже поздно. Началось. Морвенна вцепилась в волосы Деззи, Деззи протянула руку к Морвенне, и внезапно обеих обвили шипящие струи магии. Ведьмы отскочили друг от друга, словно кошки, которых окатили водой.

– Что ты сделала? – рявкнула Деззи, с которой полностью слетел лоск.

– Ничего! – взвыла Морвенна, тряся онемевшими пальцами. – Это ты что-то сделала!

Я только радовалась, что магический покров нашего стола пока держится. По ту сторону спокойно жевали ничего не подозревающие люди.

– Прикольно, – с удовольствием сказала Джейн, поглощая вторую порцию шоколадного торта. – Совсем как в старые добрые времена.

– Точно, – чуть саркастически произнесла Юдифь Каббал.

Я про нее почти забыла; она, кажется, проспала большую часть ужина и, насколько я помнила, не произнесла ни слова. Она и двадцать лет назад была такая же: молчаливая, некрасивая ведьмочка, освобожденная от физкультуры по состоянию здоровья; она никогда не получала писем из дома и даже солнцеворотные каникулы проводила в школе. Мне тоже однажды пришлось: мои родители уехали в Новую Зеландию на оккультную конференцию, а я осталась в школе, в ужасном унынии, несмотря на присланный мне сундук подарков. Все мои подруги разъехались на каникулы, только Юдифь осталась. Я знала, что она не ездит домой на Солнцеворот, но никогда об этом не задумывалась. Теперь задумалась. Если бы она была чуть менее неприступна, не так сильно погружена в учебу, мы могли бы, воспользовавшись случаем, стать друзьями. Но я быстро выяснила, что Юдифь сама по себе была такой же скучноватой и немногословной, как Юдифь в толпе. Она не искала моего общества, ей, кажется, нравилось проводить время в одиночестве – в библиотеке, в саду магических трав, в обсерватории. Но все равно, кроме нее, в школе никого не было, если не считать нескольких учителей и их фамильяров, и как-то вечером я разделила с ней остатки солнцеворотного полена[25]25
  Солнцеворотное полено (Yule log) – традиционный английский пирог в форме полена; Yule – языческий зимний праздник, в наши дни слившийся с Рождеством; название пирога происходит от «солнцеворотного полена», которое на зимний солнцеворот традиционно клали в камин, чтобы оно горело там двенадцать дней.


[Закрыть] и бутылку вина из бузины. Я почти забыла про это, вспомнила только сейчас; начались занятия, и все стало как раньше, а следующий год уже был выпускной.

– Юдифь, а ты что делала после школы? – спросила я.

Она пожала плечами.

– Ничего особенного, – ответила она. – Вышла замуж.

Надеюсь, она не заметила, как я удивилась.

– Мой муж – психонавт, – продолжала Юдифь тем же ровным, тихим голосом. – Читает лекции по теории морфического поля и хаосо-эфирной парадигме.

– Правда? – С этими терминами я была знакома только понаслышке; подобные теории выходили далеко за пределы даже самых сложных курсов нашей программы. – А ты?

Юдифь холодно улыбнулась.

– Я стала метаморфисткой. Специалисткой по телам, если хочешь. Делаю тела для тех, кто не озабочен своей кармой.

– О Богиня! – выдохнула Каролина, которая все слышала. – Ты хаосистка!

– Ну должен же кто-то этим заниматься, – ответила Юдифь. – А если людям удобнее платить мне за услуги, чем самим изучать нужные искусства…

– Платить кармой из следующих жизней!

Юдифь пожала плечами.

– Ну и что? – ответила она. – Если Деззи хочет в следующей жизни воплотиться в виде редиски, это ее личное дело.

Теперь уже все смотрели на нас. Деззи побелела.

– Ты всегда меня презирала, – сказала Юдифь тем же бесцветным голосом. – Я всегда была посмешищем всего ковена.

– Юдифь, – беспокойно сказала я.

Мне пришло в голову, что Юдифи с ее теперешней квалификацией ничего не стоит превратить всех собравшихся в тараканов, если ей вдруг захочется. Теперь я поняла, кто помог мне со свечой; у меня вдруг пересохло в горле.

– Никто из вас с тех пор особенно не изменился, – спокойно продолжала Юдифь. – Глория все та же мелкая язва; Деззи – дурочка, обожающая быть в центре внимания; Анна – зазнайка; Каролина – бездарь, липовая ведьма. Ни одна из вас не настоящая…

Каролина взвизгнула было, но тут же притворилась, что это кашель.

Юдифь посмотрела на меня.

– Кроме тебя, – сказала она, чуть заметно улыбаясь. – Я не забыла тот Солнцеворот, когда мы ели пирог в спальне. К счастью, я умею хранить секреты…

Она смотрела на Деззи, но мне казалось, что говорит она со мной.

– …и не верю в месть.

Произнося эту маленькую речь, она встала, и я впервые заметила, какая она высокая. И еще я удивилась – почему она сначала показалась мне старой; сейчас она выглядела молодой – кожа чистая, почти красавица.

– Ну что ж, – сказала она чуть менее мрачно. – Кажется, я все сказала. За мной сейчас зайдет муж, а я не хочу, чтобы он ждал.

Мы молча смотрели, как она покидает зал; Глория и Изабелла в кои-то веки перестали шептаться, и даже Каролина воздержалась от комментариев. Дождавшись ее ухода, мы помчались к окну. Тогда мы увидели их на мгновение – настоящих ведьму и ведуна, – они шли прочь, держась за руки. Мужчина был высокий, светловолосый; на миг мне показалось, что это Пол Привид, но уверенности никакой не было. Они с Юдифью шли по улице, и я удивлялась, как это люди могут быть такими спокойными и свободными, такими уверенными в себе и в будущем. Я смотрела, как они уходят, а ведьмы вокруг меня одна за другой опускались на стулья, понемногу возобновляя разговор. Мне показалось, что тротуар чуть золотится вслед уходящим, но и этого сказать наверняка я бы не смогла.

Привет, пока!

У меня почему-то появилось нездоровое пристрастие к отдельным глянцевым журналам из числа самых пустых и хрупких. Мир, который они рисуют, завораживает. Он зловещ, часто вгоняет в депрессию, порой дает повод для кладбищенского юмора. Эта история – вымысел. Пока что.

Меня зовут Анжела К. Не исключено, что вы про меня слыхали: я веду колонку светской хроники в журнале «Пока!». Мне двадцать девять лет, я привлекательна, талантлива – у меня впечатляющее резюме, университетский диплом журналиста, сестра-знаменитость, довольно известная в свое время (лицо косметической фирмы «Плювиоз»), идеальная кожа и зубы, которые обошлись мне в пятнадцать тысяч фунтов. О да, и еще – моя карьера кончена. Кончена. Все. Fini[26]26
  Кончена (фр.).


[Закрыть]. Финита ля комедия.

Все случилось на прошлой неделе, за шампанским и канапе. Сенсационнейшая Dernière[27]27
  Последняя (вечеринка) (фр.).


[Закрыть] сезона – по слухам, бессмертные ожидались в полном составе, и я была счастлива, что писать про нее досталось именно мне. Вот то, ради чего я стала журналисткой: гламур, путешествия, сплетни и весь захватывающий, пестрый, ослепительный хоровод светской жизни. Я знала, что если справлюсь с этим заданием, будут и другие; подобные мероприятия только вошли в моду, и у журнала «Пока!» были все возможности возглавить направление. Я была идеальной кандидатурой: умная, с хорошими связями, стройная, блондинка, приятна с виду, но не бросаюсь в глаза. На меня можно было положиться – я замечу все, что нужно, задам тон, держась легко и непринужденно, не привлекая к себе внимания. Все должно было пройти на ура. Ничего не могло случиться.

Я очень тщательно продумала одежду. Удобно иметь сестру-манекенщицу: все время крутишься в обществе модельеров и тебе достается куча бесплатных образцов, не говоря уже о модных туалетах сестры, которые она, единожды надев, отдавала мне – правда, это очень болезненно для самолюбия, и к тому же мне приходилось все время оставаться худой, чтобы в них влезать.

Конечно, основной цвет – черный, это даже без вопросов; чуть вишневого – «вишневый – это черный сегодня» – в аксессуарах. Стиль полностью классический, ничего авангардного или чересчур открытого. Я же иду как репортер.

Церемония была назначена на очень модное время, три часа, и крематорий один из самых пафосных в Лондоне – только что отремонтированный, с интерьером от Конрана, очередь для нечленов клуба на три месяца. Я пришла чуть раньше назначенного, с нетерпением и легкой робостью сжимая в руках роскошное приглашение с черной каймой. Сестра, конечно, в такой ситуации и бровью бы не повела, но у нее был колоссальный опыт. Она была дико общительным человеком – я еще до ворот не дошла, как уже насчитала трех ее бывших любовников, – она знала абсолютно всех.

Пресса, конечно, прибывает первой: за оцеплением уже ждала толпа фотографов и телевизионщиков. Я узнала свою главную соперницу, Эмбер Д. из журнала «К. О.», и Пирса из «Крема»; кто-то узнал меня, и в свете вспышек и треске камер я ступила на роскошный черный ковер и протянула свое приглашение охранникам, стоящим у дверей.

Это было как сон. Я всю жизнь жила ради этого момента и в зал вошла словно в трансе. В кои-то веки я пришла на пафосно-эксклюзивную вечеринку класса «А» по собственному праву, а не как чья-то неуклюжая младшая сестренка! Это было потрясающе. Впервые в жизни сестра не затмевала меня, и на меня смотрели – мужчины смотрели – с интересом и восхищением. Я знала, что выгляжу хорошо – последняя диета себя вполне оправдала и я вернулась к шестому размеру, хотя, чтобы влезть в последние одежки сестры, придется сбросить еще пару стоунов[28]28
  1 стоун – около 6 кг.


[Закрыть]. Волосы гладкие; кожа запудрена до идеально ровной бледности (загар – это позавчерашний день); отполированные ногти (вишневые, конечно) ослепительно сияют. Будь сестра здесь, я знаю, все смотрели бы на нее: не потому, что она уж настолько красивей меня, а из-за этого платья, того мужчины, этой сплетни, того разрыва… Но сейчас, когда ее не было, я сама вошла в сонм бессмертных; я была свободна, я была доступна; гостья-фантазия на фантазийном балу; и я на миг совершенно забылась, скользя по залу в стеклянных башмачках, в поисках своей личной версии того мужчины…

Главный банкетный зал был уже переполнен. В баре на дальнем конце зала наливали коктейль «Черный русский» (иронический ретрохит сезона) или лакричный «кир»; официанты разносили блины с белорыбицей, а светские девы из списка «Б», удобно откинувшись в элегантных креслах, отхлебывали минеральную воду, курили черные «Собрание» и обсуждали покойную.

– Не может быть, чтобы так быстро, дорогая, – ты же знаешь, какая очередь желающих…

– Отчего? Кто-нибудь знает?

– Я слышала, пищевое расстройство…

– Не может быть! Она голодала или блевала?

– Кажется, официального спонсора нет… жалко, а то Тим собирает памятные значки. У него уже есть СПИД, инфаркт, рак груди и теракт…

– Да, но во всем есть свои светлые стороны: она всю жизнь мечтала дойти до нулевого размера и в конце концов дошла…

Я с усилием оторвалась от этой завораживающей беседы, напомнив себе, что я профессионал и пришла сюда работать. Я вытащила блокнот (от Смитсона, черный, в крокодиловой коже) и принялась делать наброски.

«На главных похоронах лета доминирует черный, в основном от “Прады” и “Гоуста”. Шестьсот человек собрались на тусовку в крематорий “Черный куб”. Очаровательные дебютантки Люси и Севастополь Риц-Карлтон распили кувшинчик “Черного русского” на пару с кумиром малолеток Джерри Голенцем; показалась Никки Х. и исчезла; дуэт концептуалистов Гранди и Небб блистал в парных вишневых костюмах…»

Фото– и кинематографический шум на улице усилился – прибыла новая партия знаменитостей.

«Наш репортер заметил Руперта, которому потрясающе идет вариация на тему классического вечернего пиджака, Найлза и Петровку в костюмах от Армани, экстравагантную Пигги Лалик, одетую с ног до головы от Вивьен Вествуд, и писателя Салмана Рушди под руку с неизвестной дамой в ультра-кэжуал от Готье – футболке из его новой коллекции “Интеллиджентсиа”…»

Я словно оказалась в романе модного ныне направления «гроб и грог» – вы наверняка читали такие. Смерть – это новая еда: мы любим про нее читать, главное, чтобы самим не пришлось все это проделывать. И конечно, мы все были в диком восторге от Хью Гранта и Рене Зельвегер в ремейке классического фильма «Не тот ящик»…[29]29
  Аллюзия на британский комедийный фильм 1966 года «Не тот ящик» («The Wrong Box»), снятый по мотивам комической повести Р. Л. Стивенсона и Л. Осборна (в русском переводе – «Несусветный багаж»).


[Закрыть] И все равно, все было еще чудеснее, чем я ожидала. Столько знаменитостей кругом… а ведь главный кортеж еще даже не прибыл! Я взяла еще один блин – они были очень вкусные – и стала писать дальше.

«Шеф-повар мирового класса Армандо Пигаль покорил нас остроумными тематическими закусками, символизирующими “боль потери” и “память”: воздушное розмариновое суфле, блины с белорыбицей, индиговые суши, pastanegra[30]30
  Макаронные изделия черного цвета.


[Закрыть] и прустовские мадленки с соусом из лепестков лайма…»

Еще одна волна возбуждения докатилась с улицы, разбиваясь о черные занавеси окон, и я поняла: кортеж близится. Все подались к дверям – смотреть; засверкали фотовспышки, а я с блокнотом залезла на мраморный стол у окна, чтобы лучше видеть происходящее.

«Несмотря на прогнозы скептиков, головные уборы остались важной частью туалета собравшихся – как обычно, тенденцию возглавили Филип и Козмо. Девиз нынешнего сезона – “чем меньше, тем лучше”, и воплощением этого девиза стали маленькие шляпки из новой коллекции “Кончина”. Наш репортер заметил Изабеллу, скрытую под величественной “MementoMori” из кашемира, с аксессуарами из настоящей кости, а Хелена явилась в забавной винтажной шляпке от “Города скорби”».

Кроме шляп, мне почти ничего не было видно; я пятнадцать минут вытягивала шею, пока гроб заносили за ширму, оберегая эксклюзивное право «Ньюз оф зе уорлд»[31]31
  «News of the World» – британский воскресный таблоид, выходит с 1843 г.


[Закрыть] на фотосъемку, а вышибалы оттесняли остальных фотографов. Потом кортеж подался задним ходом на сто ярдов, чтобы кинокамеры с пятьдесят пятого канала могли снять процессию с обеих сторон. Все быстренько подновили макияж для съемок крупным планом, и началось фотографирование знаменитостей.

«Гробы нового поколения – обтекаемые, модерновые, жутко сексуальные. Покойная выбрала экстравагантную открытую модель от Луи Вуитона, вишневую (вишневый цвет – бестселлер сезона), цветы от “Диких сердцем” и живую музыку от самых хитовых групп – “Труп” и “Сплин”…»

По толпе прошел стон. Все знают, что настоящие бессмертные всегда являются чуть позже основного кортежа – в толпе непременно оказываются один-два режиссера, ведающие подбором актерского состава, и никогда не помешает пролить пару слез, хотя некоторые, перестаравшись, выставляют себя в дурацком свете. Я слышала, что именно поэтому все надгробные речи теперь должны длиться не более двух минут (все помнят прошлогодний шестиминутный позор Тощи Макналти на панихиде Саачи) и техникам – осветителям и звуковикам – дан строжайший приказ следить за соблюдением регламента.

Гости будут идти по черному ковру еще час, не меньше. На таких мероприятиях съемки крупным планом обязательны, и кинозвезды не прочь сказать друг другу колкость, когда фотографы толпой несутся прочь при появлении более интересного гостя. Так что я взяла еще один коктейль и стала глядеть из окна на вереницу звезд.

«Dernière с участием знаменитостей дает восхитительный простор для полета фантазии модельера. Присутствующие были в авангардных туалетах от Александра Маккуина, Гальяно и Жана-Поля Готье; в забавных траурных секси-платьицах от “Было бы смешно” и базовых вещах из новой стильной коллекции Трейси Эмин».

У двери послышалась какая-то возня: два человека попытались войти без приглашений, но охрана их сразу засекла. Я мельком увидела нарушителей: пожилая пара, без шляп, слишком старые для избранного ими простоватого стиля одежды – такая кофта и жемчуга теряют свою ироническую старомодность на женщине старше двадцати одного года, а черный цвет позволителен только при идеальном цвете лица и обязательно с оттеняющими аксессуарами; они стояли, растерянные и сердитые, следом за ничем не примечательной старлеткой в шифоновой «лапше» и на головокружительных каблуках. До меня донесся голос охранника – он, держа в каждой руке по сотовому телефону, объяснял, что допуск осуществляется только по удостоверениям личности и официальным приглашениям. Охрана подобных мероприятий была значительно усилена после того, как в гробу одного из второстепенных членов королевской семьи обнаружилось четыре «зайца»-зеваки. Старуха в слезах кивнула, цепляясь за руку старика, и они сошли с ковра – засверкали вспышки – за оцепление, туда, где толпились не допущенные на мероприятие зрители.

«Наш репортер может подтвердить, что охранные меры для обеспечения безопасности предприятия были достаточно жесткими, и вполне понятно почему. Даже покойную подвергли обыску…» И отлично, подумала я. Дело публики – стоять за оцеплением и пялиться, разинув рот, на проплывающих мимо бессмертных. Ей это и нужно: гламур, отблеск иной жизни, мечта. Похоронная индустрия очень быстро сориентировалась на новом рынке, предлагая потребителям дешевые версии навороченных гробов со страниц «Рэтлера» и «Крема». Согласно недавнему опросу журнала «Пока!», читатели, больше других уделяющие внимание моде, уже встали в очередь на актуальные гробы (запись на обитую шелком модель «Озимандия» от Шанель идет уже на 2015 год).

Теперь мне хорошо виден был гроб с монограммой, люк в крышке отодвинут – для доступа. За гробом все еще болталась пожилая пара, путаясь под ногами у фотографов «Ньюз оф зе уорлд». Вокруг них суетилась блондинка из пиар-группы с прижатым к уху мобильником. Я слышала ее на фоне толпы: «Прости, дорогая, я попробую что-нибудь сделать», – и тут все накрыла новая волна гула, это покойницу внесли в здание.

«В макияже для Dernière используются концептуальные цвета, и покойная выбрала фиолетовый металлик от “Упадка городов”, с аксессуарами от Мориарти».

За гробом появилась блондинка из пиара, а за ней на буксире – двое растерянных стариков. Охрана очень неохотно пропустила их, что меня совершенно не удивило – в конце концов, ну боже мой, на подобных мероприятиях принят дресс-код, и, между нами говоря, обоим не помешали бы услуги визажиста. Например, кто в наше время носит на похороны водостойкую тушь для ресниц? И потом, пролить пару слез – хорошо, но сморкаться совершенно ни к чему, и вообще, телесные жидкости – это очень неуместно. Я увидела, что официальный фотограф просит их попозировать у гроба – хотя сразу было понятно, что эта фотография никогда не пойдет в печать. Люди читают репортажи с подобных мероприятий ради гламура и светских сплетен, а не для того, чтобы смотреть на мрачные физиономии престарелых любителей гробовщинки. К тому же гериатрическая парочка начала омрачать все мероприятие: я видела, как гости вежливо сторонились их, и даже сотрудники элитного агентства знакомств «Crème de la Crème»[32]32
  «Сливки сливок» (фр.).


[Закрыть] («Гарантируем нескучные похороны!») держались подальше. Я подумала, что, явившись сюда, старики погрешили против этикета.

– С севера, дорогая, – Йоркшир, Дербишир, что-то такое…

– Боже, какая тоска. Интересно, что им тут надо: они совсем не похожи на тусовщиков…

– Наверное, из-за церемонии: ведь это была их дочь.

– Боже! Какая гадость! Скорее, скорее, дай мне еще коктейль!

Я сделала огромный крюк, чтобы обогнуть пожилую пару, и провела приятнейшие пять минут, обсуждая косметические тонкости с Кардамон Бэрроуз и ее другом Кориандром Хейгом, а Эмбер из «К. О.» смотрела на меня с завистью. Пожилые северяне поболтались на краю толпы, потом отошли в сторону, отказавшись от еды и напитков. Никто, кажется, не горел желанием с ними разговаривать.

«Все гости получили подарочный набор – образцы новой супертекучей туши “Эпитафия”, минибутылочки шампанского “Моэт” с черной этикеткой, духи нового сезона “Где наша роза?” от Пеналигон и восхитительный серебряный брелок с подвеской в виде гроба от Эспри и Гаррарда, и все это уложено в прикольную сумочку, выпущенную ограниченным тиражом…»

Наконец всех звезд поснимали, и в зале стало очень людно. Было жарко, и я порадовалась, что окна открыты, а под потолком крутятся вентиляторы. Я знала, что через несколько минут начнутся церемония и речи – между нами говоря, это самая скучная часть мероприятия, но читателям нравится, а среди скорбящих всегда найдется несколько знаменитостей, чтобы слегка оживить в остальном скучноватое собрание. Я видела в углу Мадонну (себе на заметку: паранджа-шик плюс ироническое мини-платье), которая беседовала с Элтоном Джоном через головы пары дюжин охранников, одетых от Армани; Тома Паркера Боулза и А. А. Джилла (я не сразу поняла, что он тут делает, но потом вспомнила про его новую колонку «Подогретая смерть», посвященную подаваемой на похоронах еде) рядом с Хью Грантом и Софи Дал.

Блокнот быстро заполнялся. Я перестала писать целыми предложениями – черт бы побрал эту моду делать записи от руки (хотя аксессуары для письма от руки такие стильные),– но пообещала себе, что сегодня же вечером перепечатаю все на компьютере дома.

«Грэм Нортон: в люрексе и кашемире “Фейк Лондон”. Джули Бэрчилл с Тони Парсонсом (?) – не может быть??? Аппетитная плейгерл Персик Сайкс – наш ответ Джонни Деппу, виконту Уимбурнскому; Шпекки фон Штрункел, Зейди Смит…»

Некоторое время я развлекалась, пересчитывая гостей, с которыми сестра когда-либо встречалась. Все страшно веселились – гроб к этому времени уже переставили в позицию для прощания, тактично закрыв его бархатом-dèvorè[33]33
  Жатый (фр.).


[Закрыть], и обе музыкальные группы разыгрались вовсю. Вдруг, ко всеобщему удивлению, погас свет и наступила тишина, но оказалось, что это Джонни Занудс из «Трупа» исполнил соло в своей собственной иронической интерпретации композицию Кейджа «4.33»[34]34
  Знаменитая композиция американского композитора Джона Кейджа (1912—1992) для вольного состава инструментов, где 4 минуты 33 секунды длится полная тишина.


[Закрыть], и присутствующие разразились спонтанной овацией.

Это был сигнал к началу надгробных речей. Предвкушая их, мы отошли к стенам, и в середине зала поднялся громадный подиум. Какие именно знаменитости будут говорить – всегда строжайший секрет, и даже я понятия не имела, кто сейчас должен выйти на сцену. Среди присутствующих столько звезд, что любой выбор будет впечатляющим. Все зависит от того, какой образ решил создать усопший: страждущего интеллектуала (Салман Рушди, Джереми Паксман, Стивен Фрай); оригинала-приколиста (Грэм Нортон); доминатриссы (Мадонна); невинности (Стелла, Джоди, Кейт); плодовитой матери (Китти, Пигги, Индия, Пакистан). В любом случае, это волшебный миг. Платья, слезы, тайны… что угодно может случиться, что угодно может открыться. В прошлом году Элспет Тривиал-Персьют попала на обложку журнала «Пока!», когда совершенно опозорилась – принялась благодарить всех подряд, от Бога до соседского попугайчика, за то, что помогли ей пережить смерть ее песика Фиггиса; а актер Джим Гадостли, легенда порнобизнеса, поразил и рассмешил всех, записав на видео надгробную речь по самому себе и прибыв в крематорий в огромном «порше-гондоне».

Мы ждали, затаив дыхание, но на подиум, все так же держась за руки, вышла пожилая парочка: женщина сжимала потрепанную сумочку от Маркса и Спенсера (настолько старую, что даже винтажной не назовешь), а мужчина был в воскресном костюме и похоронном галстуке, и меня охватило ужасное чувство дежавю. Точно так же все было, когда умерла моя бабушка: тот же костюм, та же старая сумка, то же выражение растерянной скорби над хересом и сосисками в булочках.

Я с ужасом и растущим гневом поняла, что они собираются говорить. Еще, чего доброго, и молиться начнут, не ведая, что с точки зрения моды это позапрошлый век – все равно что пашмины или бронзеры. Это было настолько унизительно, что у меня кровь прилила к лицу. С них станется все испортить; с них станется устроить сцену, когда все шло так хорошо, и напомнить, что, как бы мы ни веселились, мы находимся перед лицом Смерти – первой любительницы гробовщинки. Это было невыносимо. Старуха северянка глядела на меня – глаза в сеточках морщин, углы рта опущены, какой уж там ботокс; и болезненная гримаса растерянности, которая так пошла бы Гвинет или Холли, на старухином лице была слишком реальной, слишком живой, словно пролежень или еще какой-нибудь неаппетитный признак болезни, которого никогда не увидишь на экране.