Текст книги "Последнее письмо от твоего любимого"

4

Ты не позволяла мне взять тебя за руку, не позволяла даже дотронуться до твоего мизинца, персик мой нежный.

Мужчина – женщине, в письме

– Мадам, я не помешаю вам, если начну пылесосить? – донеслось из коридора, и Дженнифер, заслышав шаги экономки, села на пятки. – О! Все ваши вещи… – опешила миссис Кордоза, застыв на пороге с пылесосом в руках. – Не знала, что вы решили привести в порядок комнату. Позволите вам помочь?

– Нет, спасибо, миссис Кордоза, – ответила Дженнифер, вытирая лоб и окидывая взглядом содержимое шкафа, равномерно разбросанное по всей спальне. – Занимайтесь своими делами, я просто разбираю вещи, чтобы самой знать, где что лежит.

– Как скажете, – нерешительно ответила экономка, не двигаясь с места. – Я закончу, а потом пойду по магазинам. В холодильнике есть мясная нарезка. Вы сказали, что не хотите плотно обедать.

– Да-да, этого вполне достаточно, спасибо.

Вскоре в коридоре загудел пылесос, и Дженнифер снова осталась одна. Выпрямившись, она открыла очередную обувную коробку. С помощь миссис Кордозы Дженнифер уже несколько дней в самый разгар зимы занималась весенней уборкой: доставала все с полок и из ящиков, рассматривала, перекладывала, наводила чистоту и порядок с внушающей ужас скоростью и тщательностью, запоминала, как выглядят ее вещи, – одним словом, пыталась показать дому, который упорно отказывался признавать ее, кто здесь хозяйка.

Генеральную уборку Дженнифер поначалу затеяла ради развлечения, чтобы хоть немного отвлечься от грустных мыслей о том, что она обречена играть роль, которую ей отвели. Однако со временем это занятие привязало ее к дому, помогло лучше понять, какой она была раньше и как жила. Она обнаружила письма, фотографии и детский альбом – с одной из фотографий на нее хмуро смотрела маленькая девочка с хвостиком, которая сидела на упитанном белом пони. Разглядывая старательно исписанные школьные тетради и легкомысленные, шутливые письма, Дженнифер с облегчением поняла, что многое ей действительно кажется знакомым. Как далеко была эта избалованная, всеми обожаемая и, наверное, даже испорченная девочка от женщины, в теле которой она теперь оказалась…

Она узнала о своей жизни практически все, что только возможно, но чувство потерянности, ощущение чужой жизни не исчезало. Вчера вечером после двух мартини она пожаловалась на это Ивонне.

– Дорогая, такое со всеми бывает, – ласково погладила ее по плечу подруга. – Ты себе не представляешь, сколько раз я просыпалась, смотрела на храпящего мужа, от которого так и разило перегаром, – в общем, само очарование! – и думала: «Боже мой, как я могла до такого докатиться?»

Дженнифер заставила себя улыбнуться. Ее, как всегда, никто не слушает, и остается лишь смириться с этим. На следующий день после ужина, встревоженная и расстроенная, она поехала в клинику, чтобы поговорить с мистером Харгривзом. Тот сразу же принял ее, хотя Дженнифер сочла это скорее знаком внимания к жене особо состоятельного клиента, чем профессиональным отношением к работе. Доктор сказал ей примерно то же самое, что Ивонна, однако не так образно.

– Травма головы может по-разному повлиять на человека, – сообщил он, затушив сигарету. – Одним сложно сосредоточиться, другие начинают рыдать в неподобающих ситуациях, третьи длительное время испытывают приступы агрессии. Я лечил нескольких джентльменов, которые после таких травм вдруг стали проявлять склонность к насилию. Депрессия – довольно распространенная реакция на то, что с вами произошло.

– Мистер Харгривз, но дело не только в депрессии. Я действительно надеялась… надеялась, что со временем приду в себя.

– А вы хотите сказать, что не пришли?

– Все как-то не так. Не так, как должно быть. Временами, – неуверенно улыбнулась Дженнифер, – мне кажется, что я схожу с ума.

– Послушайте меня, дорогая, – кивая, словно он слышал подобные излияния тысячи раз, заговорил доктор, – время – лучший лекарь. Я знаю, что это избитая фраза, но тем не менее это правда. Не старайтесь добиться какого-то особенного, правильного самоощущения. Что касается черепно-мозговых травм, каждый случай совершенно уникален. Вы можете чувствовать себя странно – «как-то не так», по вашим словам, – еще довольно долго. Давайте-ка я пропишу вам таблетки, от которых вам станет лучше. Главное – поменьше думать, – заверил ее он, второпях выписывая рецепт.

Дженнифер терпеливо выслушала его, забрала рецепт и вышла из кабинета. «Главное – поменьше думать».

Вернувшись домой, она принялась наводить порядок в доме и разбирать вещи. У нее была целая гардеробная, заваленная одеждой. В шкатулке из орехового дерева лежало четыре золотых кольца с драгоценными камнями, а в другой шкатулке, побольше, – прочая бижутерия. У Дженнифер в наличии имелось двенадцать шляпок, девять пар перчаток и восемнадцать пар обуви, отметила она про себя, убирая последнюю коробку. На торце каждой коробки она написала: «Низкий каблук», «Бордовые вечерние», «Зеленый шелк». Она подержала в руках все туфли, пытаясь вспомнить, когда надевала их. Пару раз в ее сознании на мгновение появлялась расплывчатая картинка: ее собственные ноги, обутые в туфли из зеленого шелка, она выходит из такси, возможно, по дороге в театр, – но все эти картинки были раздражающе эфемерными и исчезали, прежде чем она успевала разглядеть их.

«Главное – поменьше думать».

Ту книжку она заметила случайно, убирая последнюю пару туфель в коробку. Под слоем оберточной бумаги оказался исторический любовный роман в дешевом издании. Она взглянула на обложку и удивилась, что, в отличие от книг, попадавшихся ей на глаза раньше, совершенно не помнит сюжет.

Возможно, я купила его, а потом передумала и не стала читать, решила Дженнифер, пробежав взглядом по первым страницам, – кажется, вещица довольно-таки мрачная. Полистаю сегодня перед сном, а если не понравится – отдам миссис Кордозе. Дженнифер положила книгу на тумбочку и отряхнула пыль с юбки. Сейчас надо заняться более насущными проблемами: например, убрать весь этот развал и в конце концов решить, что надеть сегодня вечером.

С дневной почтой в офис пришли два письма. Как будто под копирку написаны, подумала Мойра, прочитав их: одни и те же симптомы, одни и те же жалобы от рабочих одной и той же фабрики, где они оба начали работать около двадцати лет назад. Возможно, начальник прав и все это происки профсоюзов, однако, если раньше такие письма приходили крайне редко, то теперь шли одно за другим.

Оторвавшись от чтения, она увидела, что мистер Стерлинг вернулся с обеденного перерыва. Что же ему сказать? На прощание он пожал руку мистеру Велфорду, и по их довольным улыбкам Мойра поняла, что встреча прошла удачно. Недолго думая, она убрала письма в верхний ящик стола. Положу их к остальным, решила она, зачем его расстраивать? К тому же она и так прекрасно знала, какова будет его реакция.

Босс проводил мистера Велфорда из конференц-зала до самого лифта. Глядя на него, Мойра вспомнила, что он сказал ей утром. Кроме них, в офисе еще никого не было. Остальные секретарши приходили не раньше девяти, а вот Мойра, в отличие от них, всегда являлась за час до начала рабочего дня, включала кофеварку, рассортировывала необходимые документы, проверяла поступившие за ночь телеграммы – словом, делала все, чтобы к приходу мистера Стерлинга все уже было налажено. Во-первых, это ее работа, а во-вторых, ей нравилось завтракать на работе – здесь она чувствовала себя не так одиноко, как дома, особенно после смерти мамы.

Стерлинг привстал и слегка поднял одну руку, жестом приглашая ее зайти в кабинет, прекрасно зная, что она заметит. Мойра всегда вполглаза следила за ним на случай, если ему что-то вдруг понадобится. Она разгладила юбку и быстро вошла в кабинет, ожидая, что он продиктует ей очередное письмо или попросит принести какой-нибудь бухгалтерский отчет, но он вдруг встал и тихо прикрыл дверь за ее спиной. Мойра изо всех сил старалась не выдать волнения – за все пять лет он впервые захотел поговорить с ней при закрытых дверях. Она нервно поправила прическу.

– Мойра, насчет того дела, о котором мы с вами говорили несколько недель назад… Помните? – тихо произнес мистер Стерлинг, подходя к ней вплотную.

Она уставилась на него, оцепенев от его близости, от неожиданного поворота событий, и непонимающе покачала головой – с ужасно глупым видом, как говорила она себе впоследствии.

– Дело, о котором мы говорили, – нетерпеливо повторил он, – после того, как моя жена попала в аварию. Я просто хотел уточнить… Вы уверены, что ничего не приходило?

– Ах да, да-да, конечно, – затараторила Мойра, нервно теребя воротничок блузки. – Нет, сэр, что вы, сэр. Я сходила туда дважды, как вы просили, – нет, ничего не приходило. Вообще ничего, – помедлив, добавила она, – я уверена.

Он с облегчением кивнул, а потом, против обыкновения, ласково улыбнулся ей и сказал:

– Спасибо, Мойра. Вы же знаете, насколько высоко я ценю вас, правда? – Мойра слегка покраснела от неожиданной похвалы, а он подошел к двери и, открыв ее, добавил: – Умение хранить тайны – одно из ваших самых главных достоинств.

– Я… Вы всегда можете на меня положиться, сэр, – запинаясь, ответила она. – Вы же знаете.

– Что с тобой стряслось, Мойра? – спросила ее одна из машинисток, столкнувшись с ней после этого в дамской комнате, и тут Мойра поняла, что напевает себе под нос какую-то песенку. – Ты выглядишь как кошка, которой дали сметаны! – воскликнула она, подкрашивая губы и нанося немного духов на запястья. – Неужели Марио из почтового отдела наконец-то пал к ногам нашей красотки? – спросила машинистка, и из кабинки донесся язвительный женский смех.

– Если бы ты внимательно относилась к работе, а не к глупым сплетням, Филлис, то, возможно, не засиделась бы в младших машинистках! – бросила ей в ответ Мойра.

Как только она закрыла за собой дверь, из туалета донесся взрыв хохота, но в тот день даже это не испортило ей настроения.

Площадь была украшена рождественскими гирляндами: белые лампочки конусообразной формы висели между фонарными столбами в викторианском стиле и на деревьях в скверах и парках.

– С каждым годом все раньше и раньше, – заметила миссис Кордоза, поворачиваясь от панорамного окна в гостиной к вошедшей в комнату Дженнифер и задергивая шторы. – А ведь еще даже не декабрь.

– Зато как красиво, – надевая сережки, возразила Дженнифер. – Миссис Кордоза, если вас не затруднит, застегните мне, пожалуйста, пуговицу сзади – мне самой не достать.

Рука постепенно заживала, но подвижность еще не восстановилась настолько, чтобы Дженнифер могла одеться без посторонней помощи. Пожилая экономка взялась за края воротничка, застегнула его на обтянутую синим шелком пуговицу, сделала шаг назад и посмотрела на Дженнифер:

– Это платье всегда очень вам шло.

Дженнифер уже привыкла к тому, что в такие моменты едва успевала сдержаться, чтобы не спросить: «Правда? А я его уже когда-то надевала?» Она научилась виртуозно скрывать свои чувства, убедив всех окружающих в том, что прекрасно осознает свое место в их жизни. Немного подумав, она сказала:

– Что-то не помню, когда я надевала его в последний раз…

– На ваш день рождения, мадам. Вы ходили ужинать в какой-то ресторан в Челси.

– Да-да, – быстро ответила Дженнифер, пытаясь скрыть разочарование оттого, что вспомнить об этом ей не удалось, – прекрасный был вечер…

– Сегодня какой-то особенный случай, мадам?

Дженнифер посмотрела на свое отражение в висящем над камином зеркале – белокурые волосы ниспадали на плечи мягкими локонами, глаза были искусно подведены тщательно растушеванным карандашом – и ответила:

– Нет, не думаю. Монкриффы пригласили нас поужинать и потанцевать – все те же, там же…

– Если вы не против, я задержусь еще на час – накрахмалю простыни.

– Ведь мы же оплачиваем вам сверхурочную работу? – недолго думая, спросила Дженнифер.

– О да! Вы с мужем всегда очень щедры.

Лоренс – Дженнифер никак не могла приучить себя называть его Ларри, как все остальные, – сказал, что не сможет освободиться с работы пораньше, поэтому она предложила заехать за ним в офис на такси. Он не пришел в восторг от этой идеи, но она настояла на своем. В последние пару недель она старалась почаще выходить из дома, чтобы показать ему свою самостоятельность. Дважды ходила по магазинам: в первый раз с миссис Кордозой, во второй – самостоятельно. В одиночестве Дженнифер неторопливо гуляла по Кенсингтон-хай-стрит, пытаясь справиться с обрушившимся на нее потоком незнакомых лиц, звуков и ощущений. Пару дней назад она зашла в универмаг и купила совершенно ненужный плащ – не то чтобы он ей сильно понравился, просто хотелось вернуться домой с ощущением достигнутой цели.

– Мадам, вам помочь одеться? – спросила экономка, держа за плечики синее парчовое пальто.

Дженнифер осторожно просунула руки в рукава. Шелковая подкладка приятно касалась тела, смягчая тяжесть парчи. Поправляя воротник, она повернулась к женщине и спросила:

– А что вы делаете по вечерам? Когда уходите отсюда?

– Что я делаю по вечерам?.. – растерянно заморгала экономка.

– Куда вы идете отсюда?

– Домой.

– К вашей… семье? – спросила Дженнифер, думая о том, что проводит с этой женщиной столько времени и совершенно ничего о ней не знает.

– Моя семья в Южной Африке, мадам, – две взрослые дочери, два внука.

– Ах да, ну конечно. Простите, память все еще подводит меня. Не помню, чтобы вы когда-нибудь упоминали своего мужа.

– Его не стало восемь лет назад, мадам, – ответила миссис Кордоза, глядя в пол. – Он был управляющим на шахте в Трансваале, – добавила она, заметив, что Дженнифер растерянно молчит. – Ваш муж дал мне эту работу, чтобы я могла обеспечивать своих родных.

– Простите меня, простите… – умоляюще сказала Дженнифер, чувствуя, что зашла в своих расспросах слишком далеко. – Как я уже говорила, я еще не все вспомнила. Пожалуйста, не думайте, что я… – густо покраснела Дженнифер, глядя, как миссис Кордоза качает головой. – В нормальной ситуации я бы никогда…

– Пожалуйста, мадам, не извиняйтесь, я все понимаю, – тихо успокоила ее экономка. – Я вижу, что вы еще на себя не похожи…

Женщины пристально посмотрели друг другу в глаза, миссис Кордоза осеклась, решив, что ведет себя слишком фамильярно, но Дженнифер думала совсем о другом.

– Миссис Кордоза… как вы считаете, я сильно изменилась после этой аварии? Миссис Кордоза? – повторила Дженнифер, когда взгляд женщины изучающе скользнул по ее лицу.

– Возможно, немного…

– А в чем? – спросила Дженнифер и заметила, что экономка тут же в ужасе отвернулась, явно пытаясь скрыть, что она думает на самом деле. – Прошу вас. Здесь не может быть правильного или неправильного ответа… Просто последнее время все так странно… Мне хотелось бы знать, как все было раньше…

– Возможно, вы стали более спокойной. Не так много времени проводите в обществе.

– А раньше я казалась вам более счастливой?

– Мадам, прошу вас… – нервно выдавила из себя экономка, теребя ожерелье. – Я не знаю, что вам ответить. Мне пора. Если вы не против, то я разберусь с простынями завтра, – быстро затараторила она и вышла, не успела Дженнифер и рта открыть.

Дженнифер сразу поняла, почему ресторан «Бичком-бер» в отеле «Мейфэр» считался одним из самых популярных заведений в городе: войдя вместе с Лоренсом в зал, находившийся всего в нескольких ярдах от холодных лондонских улиц, она вдруг оказалась в тропическом раю. Круглая барная стойка и потолок отделаны бамбуком, пол покрыт водорослями, с потолочных балок свисают рыбацкие сети и спасательные круги. Из встроенных в декоративные скалы динамиков доносится гавайская музыка, с трудом заглушающая гул огромного количества посетителей, собравшихся здесь в пятницу вечером. На стене нарисован белый песчаный пляж и бесконечное голубое небо, в баре возвышается корабельный ростр в виде обнаженного женского торса. Рядом с ним, повесив шляпу на одну из резных деревянных грудей, стоял Билл. Завидев Лоренса и Дженнифер, он кинулся им навстречу.

– Дженнифер, наконец-то. Ивонна, а ты уже знакома с русалкой Этель? – крикнул он, снимая шляпу с женской фигуры и радостно махая ей.

– Смотри в оба, – прошептала Ивонна, целуя Дженнифер. – Вайолет осталась дома, Билл уже успел надраться в стельку.

Лоренс отпустил руку Дженнифер, и они прошли к столику. Напротив них сидела Ивонна, вскоре подошли Энн и Доминик. Когда Дженнифер проходила мимо сидевшего на другом конце стола Билла, тот схватил ее за руку и поцеловал.

– Билл, негодник. Ну-ка, перестань! – покачал головой Фрэнсис. – А то я отправлю водителя за Вайолет.

– А почему Вайолет осталась дома? – спросила Дженнифер, ожидая, пока официант отодвинет ей стул.

– Ребенок заболел, и она боится, что няня одна не справится, – сообщила Ивонна, иронически приподняв одну бровь.

– Потому что дети – это самое главное, – заявил Билл. – Даже не думайте последовать ее примеру, дамы, – подмигнул он Дженнифер. – Нам, мужчинам, вообще-то, тоже нужна женская забота.

– Закажем что-нибудь? Что у них тут хорошего?

– Я возьму «Май-тай» – откликнулась Энн.

– А я – «Королевский ананас», – заглянув в коктейльное меню, на обложке которого красовалась женщина в гавайской юбке, добавила Ивонна.

– А ты, Ларри? Дай угадаю – «Балийский скорпион»? – не унимался Билл, выхватывая у Ивонны меню. – Что-нибудь с жалом на хвосте?

– Гадость какая! Нет, я, пожалуй, предпочту виски.

– Тогда я выберу коктейль для прекрасной Дженнифер. Дженни, дорогая, как насчет «Потаенной жемчужины»? Или «Падение гавайского ангела»? Как тебе?

– Как скажешь, Билл, – рассмеялась Дженнифер.

– А я тогда остановлюсь на «Несчастном влюбленном», ведь это чистая правда, – улыбаясь, заявил он. – Ну ладно, а танцевать-то когда пойдем?

Сначала принесли коктейли, через некоторое время – горячее: свинина по-полинезийски, креветки с миндалем и стейк в перечном соусе. Дженнифер, слегка навеселе от крепких коктейлей, обнаружила, что не может заставить себя притронуться к еде. Гул голосов в зале усиливался, в углу заиграла живая музыка, пары вышли на танцпол, а сидящие за столиками гости принялись соревноваться, кто громче подпоет. Верхний свет погас, зажженными остались лишь светильники на столиках, тускло сиявшие красно-золотистым светом. Дженнифер посмотрела на друзей: Билл продолжал кидать на нее призывные взгляды, словно ожидая поощрения с ее стороны, Ивонна что-то рассказывала Фрэнсису, нежно обняв его за плечи, Энн оторвалась от разноцветного коктейля и громко расхохоталась. Дженнифер вновь охватило настойчивое ощущение, что ей здесь не место. Казалось, она находится вдалеке от своих друзей, словно за стеклянной стеной. К своему удивлению, ей вдруг ужасно захотелось домой. Не надо было так много пить, укоряла она себя, вот дурочка. Она взглянула на мужа и улыбнулась ему, надеясь, что по ней не видно, в каком она состоянии, но он даже не улыбнулся ей в ответ. У меня все на лице написано, с горечью подумала она.

– И как это понимать? – спросил Лоренс у Фрэнсиса. – По какому поводу праздник?

– А нам разве нужен повод, чтобы повеселиться? – перебил его Билл, потягивая через длинную полосатую соломинку ананасовый сок, стоящий перед Ивонной, но та будто не замечала.

– У нас есть новости. Правда, дорогая? – посмотрев на жену, спросил Фрэнсис.

– Еще какие! – подтвердила Ивонна, откидываясь на спинку стула и прикуривая очередную сигарету.

– Сегодня мы собрали вас, наших лучших друзей, потому что хотим, чтобы вы первыми узнали об этом: где-то через шесть месяцев – да, дорогая? – мы ожидаем появления на свет маленького Монкриффа.

– У вас будет ребенок? Ты беременна? – выпалила Энн после недолгой паузы.

– А ты думала, мы его заказали с доставкой на дом? – Ивонна радостно улыбнулась густо накрашенными губами.

– Но это же замечательно. Умница! – воскликнула Энн, вскакивая с места, чтобы обнять подругу.

– Поверь мне, ума тут не надо, – рассмеялся Фрэнсис.

– Да уж, зато надо кое-что другое, – подтвердила Ивонна, и Фрэнсис шутливо ткнул ее в бок.

Плохо понимая, что делает, Дженнифер на автомате встала из-за стола, подошла к Ивонне и поцеловала ее.

– Просто чудесные новости, – произнесла она и вдруг совсем разнервничалась. – Поздравляю!

– Я хотела сказать тебе раньше, – взяла ее за руку Ивонна, – но решила, что надо подождать, пока…

– Пока я приду в себя. Ну конечно, – выпрямилась Дженнифер. – Но это действительно великолепно. Я так за тебя рада.

– Вы следующие, ребята! – намеренно громко заявил Билл, уставившись на них с Лоренсом. – Последние остались. Давай, Ларри, строгай детишек. Не подведи, старик.

Дженнифер покраснела, но понадеялась, что в темном помещении ресторана никто этого не заметит, а потом посмотрела на Билла: он уже расстегнул воротник рубашки и ослабил галстук.

– Всему свое время, Билл, – мягко оборвал его Фрэнсис. – Мы шли к этому не один год – сначала надо вдоволь насладиться жизнью.

– Что?! Ты называешь это наслаждением?! – воскликнула Ивонна, и все рассмеялись.

– Ну, вообще-то, да. А куда торопиться?

– Совершенно некуда, – поддержала ее Дженнифер, глядя, как ее супруг достал из кармана пиджака сигару и подчеркнуто аккуратно обрезал конец.

Домой они поехали на такси. Друзья стояли на обледенелой набережной: Ивонна махала им на прощание, Фрэнсис нежно обнимал ее за плечи. Доминик и Энн ушли чуть раньше, а Билл исполнял серенады на глазах удивленных прохожих.

– Чудесная новость, да? – заговорила Дженнифер.

– Ты так думаешь?

– Ну да… А ты разве не рад за них?

– Конечно рад, – ответил он, смотря в окно на проносящиеся мимо темные улицы, освещенные светом редких фонарей. – Дети – это чудесно.

– Билл жутко напился, правда? – спросила Дженнифер, доставая из сумочки пудреницу и глядя на лицо, которое наконец-то перестало удивлять ее.

– Билл – идиот, – отозвался Лоренс, не поворачиваясь к ней.

Где-то вдалеке зазвучала сирена. Дженнифер закрыла сумочку, положила руки на колени, мучительно думая, что бы еще сказать, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– А ты… А о чем ты подумал, когда они нам рассказали?

Лоренс повернулся к жене – одна половина его лица была освещена светом натриевой лампы, другая оставалась под покровом темноты – и с недоумением посмотрел на нее.

– В смысле, Фрэнсис и Ивонна. В ресторане ты не сказал ни слова.

– Я подумал о том, – с бесконечной печалью в голосе сказал он, – что Фрэнсису Монкриффу чертовски повезло.

Дальше они ехали молча. Такси затормозило перед домом, Лоренс заплатил водителю, а Дженнифер медленно поднялась по выложенным дробленым камнем ступенькам. На всей площади свет горел только в их доме, поэтому покрытый снегом тротуар казался бледно-желтым. Да он же пьян, вдруг поняла Дженнифер, заметив, что муж нетвердо держится на ногах и с трудом поднимается по лестнице. Она попыталась вспомнить, сколько виски он выпил за вечер, но не смогла – большую часть вечера Дженнифер просидела, погруженная в свои мысли, думая о том, как ее видят окружающие. Гще немного – и от попыток казаться нормальной у меня просто закипит мозг, подумала она.

– Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь? – Дженнифер открыла дверь и вошла в дом. – Могу заварить чай, – предложила она, и ее слова гулко прозвучали в гигантском холле.

– Нет, – отказался Лоренс, кидая пальто на стул. – Пойду в постель.

– А я, наверное…

– А ты пойдешь со мной.

Так вот в чем дело, мелькнуло у Дженнифер в голове, пока она аккуратно вешала пальто в шкаф и поднималась вслед за ним в спальню. Она вдруг пожалела, что не напилась сильнее, – ведь тогда они могли бы беззаботно смеяться и веселиться, как Доминик и Энн. Хотя нет, вряд ли: Дженнифер уже поняла, что ее мужа с натяжкой можно назвать весельчаком.

Часы показывали без четверти два. Лоренс одним движением сбросил с себя одежду и не стал поднимать ее с пола. В его взгляде сквозили такое отчаяние и усталость, что Дженнифер на какой-то момент понадеялась, что он просто не выдержит и уснет. Она сняла туфли и вдруг поняла, что не может сама расстегнуть платье.

– Лоренс?

– Что?

– Ты не мог бы расстегнуть мне пуговицу? – попросила она, поворачиваясь к нему спиной.

Он неуклюже взялся за пуговицу и слишком сильно потянул за воротник, заставив Дженнифер поморщиться. От него несло виски и горьковатым сигарным дымом. Он потянул за пуговицу, случайно прихватив прядь волос, и Дженнифер вскрикнула от боли.

– Твою мать! – выругался он. – Оторвалась.

Дженнифер сняла платье, повернулась к мужу и забрала у него обтянутую шелком пуговицу.

– Ничего страшного, миссис Кордоза наверняка пришьет ее так, что будет незаметно, – едва сдерживаясь, заверила его она и отвернулась, чтобы убрать платье в шкаф.

– Уберешь потом, – вдруг сказал Лоренс, глядя на нее из-под полуприкрытых век и слегка качая головой.

Он наклонился к Дженнифер и принялся покрывать ее лицо поцелуями. Она закрыла глаза, чувствуя, как его руки неловко скользят по ее шее, плечам, как будто он цепляется за нее, чтобы не упасть. Лоренс потянул Дженнифер к кровати, исступленно лаская ее грудь, и придавил ее своим весом. Она вежливо отвечала на его влажные, пахнущие перегаром поцелуи, пытаясь скрыть отвращение.

– Дженни… – тяжело дыша, шептал он, – Дженни…

По крайней мере, сегодня все произойдет быстро, подумала Дженнифер, но Лоренс вдруг остановился. Она открыла глаза и удивленно посмотрела на него.

– Что случилось? – заплетающимся языком спросил он.

– Ничего.

– У тебя такой вид, как будто я делаю что-то ужасное. Тебе так противно?

Безусловно, он был пьян, но в его голосе прозвучала какая-то непонятная ей обида.

– Прости, дорогой. Я не хотела, чтобы ты так подумал, – попыталась оправдаться Дженнифер, приподнимаясь на локте. – Наверное, просто устала, – добавила она, беря его за руку.

– Устала? Понятно.

Они сидели рядом на краю кровати. Лоренс разочарованно провел рукой по волосам, а Дженнифер почувствовала себя виноватой, однако за чувством вины, к ее стыду, скрывалось облегчение. Когда молчание стало просто невыносимым, она подвинулась к нему поближе и неуверенно спросила:

– Лоренс… как ты думаешь, со мной все в порядке?

Слова комом встали в горле. Но ведь он мой муж, я должна доверять ему, подумала она, вспомнив, как Ивонна все время смотрела на Фрэнсиса, как они постоянно о чем-то шептались, как Доминик и Энн, заливаясь радостным смехом, садились в такси…

– Ларри! – вдруг рявкнул он. – Называй меня Ларри. Не понимаю, неужели так сложно запомнить?

– Прости, Ларри, прости меня, – закрывая лицо руками, прошептала она, – просто все так странно…

– Странно?

– Как будто что-то безвозвратно ушло, – с болью в голосе объяснила она. – Мне кажется, что я должна сложить какую-то мозаику, но мне не хватает одной очень важной части. Наверное, это звучит очень глупо…

«Пожалуйста, скажи мне, что это не так, – беззвучно умоляла она, – обними меня. Скажи, что это все глупости, что скоро я все вспомню. Скажи, что мистер Харгривз прав и скоро это отвратительное ощущение прекратится. Полюби меня хоть немножко. Просто будь со мной рядом, пока я не почувствую, что ты имеешь на это право. Хотя бы попытайся меня понять!»

Однако когда Дженнифер подняла глаза на мужа, то увидела, что он уставился на свои валяющиеся на ковре ботинки. Постепенно она поняла: он молчит не оттого, что пытается найти ответ. Он молчит, потому что пытается подавить охвативший его гнев.

– И как ты думаешь, Дженнифер, что же ушло из твоей жизни? – тихо и преувеличенно холодно спросил он.

– Ничего, – поспешно ответила она, – совсем ничего. Я совершенно счастлива, я… – Она встала и пошла в ванную. – Все в порядке. Мистер Харгривз говорит, что скоро пройдет. Скоро я окончательно приду в себя.

Проснувшись утром от тихого стука в дверь, Дженнифер обнаружила, что муж уже ушел. Она открыла глаза и поморщилась от жуткой головной боли.

– Мадам? – спросила миссис Кордоза, заглядывая в комнату. – Желаете чашечку кофе?

– Спасибо большое, это было бы просто чудесно, – охрипшим голосом ответила Дженнифер и, морщась от яркого света, медленно села в кровати.

Без четверти десять. За окном шумели машины, раздавался скрежет лопаты об асфальт, – наверное, убирали снег, весело чирикали воробьи. Раскиданную вчера по полу одежду кто-то аккуратно убрал на место. Она откинулась на подушку и прикрыла глаза, вспоминая подробности вчерашнего вечера.

Когда она вернулась из ванной и легла в постель, Лоренс повернулся к ней своей широкой, мускулистой спиной и между ними возникла невидимая, но непроницаемая стена. Дженнифер ощутила одновременно и облегчение, и растерянность. Вспоминая об этом, она испытала безмерную печаль и усталость. «Так нельзя, – подумала она, – я не должна никому говорить о своих чувствах. Я буду хорошей, буду доброй. Вчера я обидела его, вот и все, это я виновата».

«Постарайтесь поменьше думать».

В дверь снова постучались, и на пороге появилась миссис Кордоза с подносом, на котором стояли чашка кофе и блюдце с двумя тостами.

– Я подумала, что мадам, наверное, проголодалась.

– Вы так добры, спасибо. Простите, мне стоило подняться на несколько часов раньше.

– Я поставлю чашку здесь, – сообщила миссис Кордоза, ставя поднос на кровать, а чашку на тумбочку. – Не буду вас больше беспокоить; если вам что-то понадобится – я внизу, – быстро проговорила она, взглянув на багровый шрам на обнаженной руке Дженнифер, и тут же отвела глаза.

Экономка вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь, Дженнифер потянулась за чашкой, и тут ее взгляд упал на лежащую на тумбочке книгу – ту самую, которую она собиралась полистать, а потом отдать миссис Кордозе. Сначала попью кофе, затем возьму книгу и спущусь вниз – все равно надо как-то извиниться перед миссис Кордозой за вчерашний странный разговор, решила она.

Держа чашку в одной руке, Дженнифер принялась листать книгу. Строчки плыли перед глазами, читать было тяжело, но тут из книги вдруг выпал какой-то листок. Дженнифер отложила книгу и, медленно развернув сложенный вчетверо листок, стала читать.

Любимая, я не успел сказать тебе все, что хотел, – вчера ты так быстро убежала… Я не хотел оттолкнуть тебя, поверь. Ты была так далека от истины, что мне даже больно думать об этом.

Если ты хочешь правды, то вот она: ты не первая замужняя женщина, с которой я занимался любовью. Ты знаешь, как я живу, и, если честно, такого рода отношения раньше меня вполне устраивали. Мне не хотелось настоящей близости, и когда мы с тобой познакомились, сначала я решил, что ты не станешь исключением.

Но потом ты пришла ко мне в номер в субботу, в том потрясающем платье, и попросила меня расстегнуть пуговицу. Стоило мне прикоснуться к твоей коже, как я сразу понял: если мы с тобой займемся любовью, это будет катастрофой для нас обоих. Моя милая девочка, ты даже не представляешь, что значит жить двойной жизнью, ведь ты такое искреннее, чудесное существо. Быть порядочным человеком очень приятно, даже если сейчас ты этого не понимаешь. Я не хочу нести ответственность за то, что ты потеряешь часть того, чем имеешь полное право гордиться.