Текст книги "Один плюс один"

Он побарабанил пальцами по рулю:

– Не знаю.

– Слушай, папа вчера спрашивал о тебе. Я сказала, что ты замотался с одним проектом на работе. Папа такой хрупкий, Эд. Это на самом деле очень важно для него. Для них обоих.

– Джемма, я же тебе говорил…

Ее голос взорвался внутри машины.

– Да, я знаю, ты слишком занят. Ты говорил мне, что у тебя куча дел. Говорил, что забот полон рот.

– У меня действительно полно дел! Ты понятия не имеешь!

– Ну конечно, где уж мне понять! Я всего лишь глупый социальный работник, который получает гроши. Это наш папа, Эд. Человек, который пожертвовал всем, чтобы оплатить твое чертово образование! Для него ты свет в окошке. И долго отец не протянет. Тебе надо приехать и сказать ему все, что сыновья должны говорить своим умирающим отцам, ясно?

– Он не умирает.

– Откуда тебе знать? Ты два месяца к нему не приезжал!

– Слушай, я приеду. Просто мне надо…

– Почему ты вечно отмазываешься?

– Я не отмазываюсь, Джемм…

– Черта с два! Ты бизнесмен. Все зависит только от тебя. Так что ты уж постарайся. Или я, честное слово…

– Связь пропадает, Джемм. Извини, здесь очень плохой прием. Я… – Эд зашипел, изображая помехи, и нажал кнопку. Телефон заткнулся, но не раньше, чем раздался приглушенный вопль: «Говнюк!»

Эд включил радио. Попалась какая-то нудная передача о надоях молока. Он сменил канал, но музыка была грубой и визгливой и неприятно напоминала его сестру. Он попробовал станцию с классической музыкой (слишком заунывно) и местную коммерческую станцию (невыносимый диджей), прежде чем сдаться и снова выключить радио.

Зазвонил телефон. Он посмотрел на номер и не стал брать трубку. Телефон зазвонил снова. Он продолжал его игнорировать. На третий раз он вздохнул и нажал кнопку.

– Один обед, – сказала Джемма своим «рабочим» голосом, спокойным и примирительным. – Один маленький обед, Эд. Все, о чем я прошу.

Он заметил впереди полицейскую машину и взглянул на спидометр, отчасти опасаясь увидеть смятый клубок металла. Грязный «роллс-ройс» с потухшей фарой наполовину съехал на обочину под оранжевым светом натриевого фонаря. Рядом с ним стояла девочка с огромным псом на поводке. Ее голова медленно повернулась, когда Эд проезжал мимо.

– Я понимаю, что у тебя множество обязательств и твоя работа очень важна. Мы все это понимаем, мистер Большая Компьютерная Шишка. Но всего один нудный семейный обед с больным отцом и сестрой, которая ужасно много трудится на благо человечества и ужасно мало получает! Неужели я так много прошу?

– Погоди, Джемм. Тут авария.

Рядом с девочкой стоял лохматый тощий подросток, засунув руки в карманы и сгорбив плечи. Мальчик? Девочка? Полицейский что-то писал. На мгновение от него отвернулся еще один ребенок… Нет, маленькая женщина с растрепанным хвостиком. Она раздраженно вскинула руки, совсем как Лара. «Ты такой противный!»

Эд проехал еще сотню ярдов и вздрогнул. Он где-то видел эту женщину. Он старательно размышлял: в баре? В загородном комплексе? Внезапно в памяти всплыло, как она забирает у него ключи от машины, снимает с него дома очки. Как она оказалась здесь с детьми глухой ночью? Эд остановился и посмотрел в зеркало заднего вида. Компания смутно маячила вдали. Девочка сидела на темной обочине, пес возвышался рядом черной глыбой.

– Эд? С тобой все в порядке? – Голос Джеммы взорвал тишину.

После он толком не понимал, почему так поступил. Возможно, пытался отсрочить возвращение в пустой дом, где придется до рассвета сидеть и таращиться в телевизор. Возможно, его зацепила странность того, что он вполне мог стать частью подобной сцены, ведь жизнь безнадежно сошла с рельсов. Возможно, ему просто хотелось убедить себя, несмотря на множество свидетельств обратного, что он не полный говнюк.

– Джемм, я перезвоню. Это знакомые.

Он остановился, развернулся в три приема и медленно поехал обратно по тускло освещенной дороге, пока не оказался у полицейской машины и не встал на противоположной стороне.

– Привет, – сказал Эд, опуская окно. – Могу я чем-нибудь помочь?

9. Танзи

Никки выписали без четверти пять. Танзи передала ему приставку «Нинтендо», которую захватила из дома, и молча наблюдала, как он нажимает на клавиши ободранными пальцами. Ее радостное настроение слегка испортилось при виде распухшего лица Никки. Он был сам на себя не похож, и Танзи приходилось старательно смотреть ему в глаза, потому что иначе она переводила взгляд на что-нибудь другое, например на дурацкую картину со скачущими лошадьми на противоположной стене. Они даже не были похожи на лошадей. Ей хотелось рассказать Никки о регистрации в Сент-Эннз, но все мысли Танзи были о пропитанной больничным запахом комнатке и заплывшем глазе брата.

Во время ходьбы он постанывал с закрытым ртом, как будто не хотел выдавать, насколько ему больно. Танзи невольно подумала: «Это сделали Фишеры, это сделали Фишеры» – и немного испугалась, потому что не могла представить, чтобы кто-нибудь из знакомых сделал подобное без причины. Маме пришлось привычно пререкаться с врачами: нет, она не родная его мать, но ничуть не хуже родной. И нет, к нему не приставлен социальный работник. Танзи всегда становилось немного не по себе от таких разговоров, словно Никки не был настоящим членом их семьи, хотя на самом деле был.

Когда Никки собрался выйти в коридор, Танзи ласково взяла его за руку. Обычно он говорил «Брысь, рыбешка» или еще какую-нибудь глупость, но на этот раз лишь сжал ее пальцы и едва заметно улыбнулся распухшими губами, как будто в виде исключения разрешил держать его за руку, по крайней мере, пока не сказал: «Танзи, дружище, извини, но мне надо в уборную».

Лицо мамы было белым как мел, и она непрерывно кусала губы, точно хотела что-то сказать. Никки ни разу на нее не посмотрел.

А потом, когда в палату заявилась куча врачей, мама велела Танзи подождать снаружи, и она ходила взад и вперед по длинным стерильным коридорам, читая задания и решая задачи по алгебре. Числа всегда поднимали ей настроение. Если правильно с ними обращаться, они всегда делают то, что положено, как будто в мире существует волшебный порядок и надо только подобрать нужный ключ. Когда Танзи вернулась, Никки уже оделся. Он вышел из комнаты очень медленно, не забыв поблагодарить медсестру.

– Какой милый мальчик, – сказала медсестра. – Вежливый.

Мама собирала вещи Никки.

– Это самое ужасное, – отозвалась она. – Он просто хочет, чтобы его оставили в покое.

– Ничего не выйдет, пока рядом ошиваются такие типы. – Медсестра улыбнулась Танзи. – Береги брата.

Танзи шла за братом к главному выходу и пыталась понять, что именно неладно с их семьей, если в последнее время каждый разговор заканчивается пристальным взглядом и советом беречься.

Мама приготовила ужин и дала Никки три разноцветные таблетки. Танзи с Никки сидели на диване и смотрели телевизор. Показывали шоу «Жестокие игры», над которым Никки обычно хохотал до упаду, но после возвращения домой он помалкивал, и вряд ли потому, что у него болела челюсть. Он и выглядел как-то непривычно. Танзи вспомнила, как парни набросились на него и незнакомая женщина затащила ее в ларек, чтобы она ничего не видела. Она попыталась отогнать воспоминание, потому что при звуках ударов у нее по-прежнему сводило живот, хотя мама пообещала, что такого больше не случится, она не позволит, и Танзи не должна об этом думать, ладно?

Мама хлопотала наверху. Танзи слышала, как она вытаскивает ящики комодов и расхаживает по лестничной площадке. Мама так замоталась, что даже не заметила, что детям давно пора спать.

Танзи осторожно ткнула Никки пальцем:

– Это больно?

– Что больно?

– Твое лицо.

– В смысле? – Он недоуменно посмотрел на нее.

– Ну… у него странная форма.

– У твоего тоже. Это больно?

– Ха-ха.

– Со мной все в порядке, малявка. Забей. – Она уставилась на него, и он добавил: – Правда. Просто… забудь. Все нормально.

Вошла мама и прицепила поводок к Норману. Пес лежал на диване и не хотел вставать, и мама вытащила его за дверь только с четвертой попытки. Танзи хотела спросить, собралась ли она на прогулку, но тут по телевизору начали показывать самое смешное: как колесо сбивает участников с маленьких платформ в воду. Затем мама вернулась:

– Ладно, дети. Берите куртки.

– Куртки? Зачем?

– Затем, что мы уезжаем. В Шотландию. – Она произнесла это как нечто само собой разумеющееся.

Никки не сводил глаз с экрана.

– Мы уезжаем в Шотландию. – На всякий случай он навел пульт дистанционного управления на телевизор.

– Да. Поедем на машине.

– Но у нас нет машины.

– Возьмем «роллс-ройс».

Никки посмотрел на Танзи, затем снова на маму:

– Но у тебя нет страховки.

– Я вожу машину с двенадцати лет. И ни разу не попадала в аварию. Мы будем ехать по проселочным дорогам, по ночам. Если нас никто не остановит, все получится.

Дети уставились на нее.

– Но ты говорила…

– Я знаю, что я говорила. Но иногда цель оправдывает средства.

– Что это значит?

Мама воздела руки к небу:

– В Шотландии скоро начнется соревнование по математике, которое может изменить нашу жизнь. Но у нас нет денег на проезд. Вот в чем дело. Я знаю, ехать на машине не идеальный вариант, и я не говорю, что это правильно, но если у вас нет идей получше, садитесь в машину и поехали.

– А собраться?

– Все уже в машине.

Танзи знала, что Никки думает о том же, о чем и она: мама в конце концов сошла с ума. Но Танзи где-то читала, что сумасшедшие как лунатики – их лучше не беспокоить. Поэтому она кивнула, очень медленно, как будто в маминых словах был смысл, сходила за курткой, и они вышли через заднюю дверь в гараж. Норман уже устроился на заднем сиденье и смотрел на них с видом «Да. Я тоже». Танзи села в машину. В салоне пахло сыростью, и ей очень не хотелось прикасаться к сиденьям, потому что она где-то прочитала, что мыши постоянно писают, прямо-таки непрерывно, а через мышиную мочу передается около восьмисот болезней.

– Можно, я сбегаю за перчатками? – спросила она.

Мама посмотрела на нее, будто это Танзи выжила из ума, но кивнула. Танзи надела перчатки, и ей вроде бы немного полегчало.

Никки осторожно сел на переднее сиденье и пальцами стер пыль с приборной доски. Танзи хотелось рассказать ему о мышиной моче, но маме лучше не знать, что ей это известно.

Мама открыла дверь гаража, завела мотор, медленно выехала задом на дорожку. Затем вышла из машины, закрыла и надежно заперла гараж, села на место и минуту подумала.

– Танзи! У тебя есть бумага и ручка?

Она порылась в сумке и достала бумагу и ручку. Мама не хотела, чтобы Танзи видела, что она пишет, но Танзи подглядела в щель между сидений.

ФИШЕР ТЫ МАЛОЛЕТНЯЯ МРАЗЬ Я СКАЗАЛА ПОЛИЦИИ ЧТО ЕСЛИ К НАМ КТО-ТО ВЛОМИТСЯ ТО ЭТО ТЫ И ОНИ СЛЕДЯТ ЗА ДОМОМ

Мама вышла из машины и приколола записку к нижней части двери, чтобы не увидели с улицы. Затем снова села на обглоданное мышами водительское сиденье, и с тихим урчанием «роллс-ройс» выехал в ночь, оставив позади светящийся домик.

Минут через десять стало ясно, что мама разучилась водить. Действия, которые знала даже Танзи, – зеркало, сигнал, маневр – она упорно выполняла в неверном порядке и цеплялась за руль, словно бабуся, которая колесит по центру на скорости пятнадцать миль в час и царапает дверцы машины о столбики на муниципальной парковке.

Они проехали «Розу и корону», промышленную зону с ручной автомойкой и склад ковров. Танзи прижала нос к окну. Они официально покидают город. В последний раз она покинула город на школьной экскурсии в Дердл-Дор[10]10
  Дердл-Дор – естественные известняковые ворота на Юрском побережье Дорсета.


[Закрыть], когда Мелани Эбботт стошнило прямо на колени, отчего учеников пятого «C» начало тошнить одного за другим.

– Главное – это спокойствие, – бормотала мама себе под нос. – Уверенность и спокойствие.

– Ты не выглядишь спокойной, – заметил Никки.

Он играл в «Нинтендо», большие пальцы его рук так и мелькали по обе стороны маленького мерцающего экрана.

– Никки, смотри в карту. Оставь в покое «Нинтендо».

– Надо просто ехать на север.

– Но где север? Я сто лет здесь не была. Ты скажи, куда ехать.

Никки посмотрел на дорожный указатель:

– По M3?

– Не знаю. Я тебя спрашиваю!

– Дайте, я посмотрю. – Танзи протянула руку с заднего сиденья и забрала карту у Никки. – Какой стороной вверх?

Пока Танзи сражалась с картой, они дважды объехали круговую развязку и выбрались на окружную. Танзи смутно помнила эту дорогу: однажды они ехали этим путем, когда мама и папа пытались продавать кондиционеры.

– Мам, включи свет на заднем сиденье, – попросила Танзи. – Я ничего не вижу.

Мама обернулась:

– Кнопка над твоей головой.

Танзи нащупала кнопку и нажала ее большим пальцем. Можно было снять перчатки, подумала она. Мыши не умеют ходить вниз головой. В отличие от пауков.

– Она не работает.

– Никки, смотри в карту. – Мама сердито глянула на него. – Никки!

– Да-да. Сейчас. Только достану золотые звезды. Они стоят пять тысяч.

Танзи сложила карту как можно аккуратнее и пропихнула обратно между передними сиденьями. Никки склонился над игрой, полностью в нее погрузившись. Золотые звезды и правда непросто достать.

– Немедленно убери эту штуку!

Никки вздохнул и захлопнул игру. Они проехали мимо незнакомого паба, затем мимо нового отеля. Мама сказала, что они ищут M3, но Танзи давно не видела никаких указателей на M3. Норман начал тихо подвывать. По прикидкам Танзи, через тридцать восемь секунд мама скажет, что это действует ей на нервы.

Мама продержалась двадцать семь.

– Танзи, пожалуйста, уйми собаку. Невозможно сосредоточиться. Никки! Я тебя очень прошу, смотри в карту.

– Норман все заливает слюнями. По-моему, ему надо выйти. – Танзи отодвинулась.

Никки щурился на указатели.

– Эта дорога, похоже, ведет в Саутгемптон.

– Но нам туда не надо.

– А я о чем?

Нестерпимо пахло маслом. Может, что-то протекает? Танзи зажала нос перчаткой.

– Может, просто вернемся и начнем сначала?

Мама зарычала, свернула с дороги на следующем съезде и поехала по круговой развязке. На поворотах сухожилия на ее шее выпирали, будто маленькие стальные канаты. Все старательно не заметили, с каким скрежетом они развернулись и поехали обратно по другой стороне шоссе.

– Танзи, пожалуйста, уйми собаку. Пожалуйста.

Одна из педалей была такой жесткой, что маме приходилось опираться на нее всем весом, только чтобы сменить передачу. Мама подняла взгляд и указала на поворот на город:

– Что мне делать, Никки? Поворачивать сюда?

– О боже, он пукнул, мама! Я сейчас задохнусь.

– Никки, пожалуйста, посмотри в карту.

Танзи припомнила, что мама терпеть не может водить машину. Она довольно туго соображает и уверяет, будто у нее нет нужных синапсов. К тому же, если честно, запах, пропитавший машину, был настолько отвратителен, что собраться с мыслями было непросто.

Танзи начала давиться:

– Я умираю!

Норман повернул к ней свою большую старую голову. Его печальный взгляд упрекал Танзи в неоправданной жестокости.

– Но тут два поворота. Какой выбрать – первый или второй?

– Ну конечно второй. Ой, нет, извини… первый.

– Что?

Мама резко свернула с шоссе на съезд, едва не прокатившись по заросшей травой обочине. Машина содрогнулась, когда они задели бордюр, и Танзи пришлось отпустить нос, чтобы схватить Нормана за ошейник.

– Неужели так сложно…

– Я имел в виду следующий. Этот ведет совсем в другую сторону.

– Мы едем уже полчаса, но дальше от цели, чем в самом начале. Господи, Никки, я…

И тогда Танзи увидела мигающий голубой свет.

Она уставилась в зеркало заднего вида, затем обернулась и посмотрела в окно, не веря собственным глазам. Танзи молилась, чтобы полицейские проехали мимо, спеша на место неведомой аварии. Но они неуклонно приближались, пока холодный голубой свет не затопил «роллс-ройс».

Никки с трудом развернулся:

– Э-э-э, Джесс, по-моему, они хотят, чтобы ты затормозила.

– Твою мать! Мать, мать, мать. Танзи, ты ничего не слышала. – Мама перевела дыхание, поудобнее перехватила руль и сбросила скорость. – Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Никки чуть сгорбился:

– Э-э-э, Джесс?

– Не сейчас, Никки.

Полицейские тоже притормаживали. У Танзи вспотели ладони. «Все будет хорошо».

– Надо было раньше сказать, что у меня с собой травка.

10. Джесс

Джесс стояла на поросшей травой обочине шоссе в одиннадцать часов сорок минут вечера в обществе двух полицейских, которые обращались с ней не как с крупной преступницей, чего она отчасти ожидала, а намного хуже – как с непроходимой дурой. Снисходительно и нравоучительно. «И часто вы катаете семью по ночам, мадам? И всего с одной фарой? Вы действительно не замечали, что ваш акцизный диск просрочен на два года?» Они пока не обнаружили, что у нее нет страховки. Это удовольствие еще предстояло.

Никки потел на обочине, ожидая, что полицейские найдут травку. Танзи маячила в нескольких футах бледным молчаливым привидением, обнимая Нормана за шею в поисках поддержки.

Джесс было некого винить, кроме себя. Хуже быть уже не могло.

А потом появился мистер Николс.

Джесс едва не засмеялась: все это было до нелепого ужасно. Когда мистер Николс опустил окно, последние краски схлынули с ее лица. Она отчетливо представила, что будет дальше. Он скажет полицейским: «Знаете что? Эта женщина не просто водит незастрахованную машину с просроченным акцизным диском, в кишащей мышами обивке которой, вероятно, спрятана четверть унции травки; эта женщина – ВОРОВКА».

В ее голове промелькнула тысяча мыслей – например, кто позаботится о детях, когда ее посадят в тюрьму, и если Марти, то не станет ли он забывать всякие мелочи, например, что у Танзи растет нога и ей надо покупать новые туфли, а не ждать, пока у нее загнутся ногти? И кто присмотрит за Норманом? И какого черта она вообще взяла деньги, а не вернула Эду Николсу его проклятый рулончик банкнот?

Но ничего подобного мистер Николс не сказал. Он просто изучил мизансцену и произнес:

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

Полицейский Номер Один медленно обернулся. У него была грудь колесом и бравая выправка. Такие люди не любят, когда с ними шутят.

– Назовитесь.

– Эдвард Николс. Я знаю эту женщину. Что случилось? Проблемы с машиной? – Он смотрел на «роллс-ройс», как будто не мог поверить, что тот еще на ходу.

– В некотором роде, – ответил Полицейский Номер Два.

– Просроченный акцизный диск, – пробормотала Джесс, стараясь не обращать внимания на бешеный стук сердца в груди. – Я пыталась отвезти детей в одно место. А теперь, видимо, поеду домой.

– Никуда вы не поедете, – отрезал Полицейский Номер Один. – Ваша машина конфискована. Я уже вызвал эвакуатор. Езда по дороге общественного пользования без действительного акцизного диска – нарушение параграфа номер тридцать три Закона об акцизном сборе и регистрации транспортного средства. Это также означает, что ваша страховка будет аннулирована.

– У меня нет страховки. – Полицейские повернулись к ней. – Машина не застрахована. Я не застрахована.

Мистер Николс уставился на нее. А смысл скрывать? Полицейские обнаружат отсутствие страховки, как только введут ее данные.

– Мы попали в сложное положение. Я была в отчаянии. Это был единственный способ перевезти детей из пункта А в пункт Б.

– Вам известно, что водить машину без страховки и уплаты акцизного сбора – преступление… – (она смотрела себе под ноги), – которое может повлечь за собой тюремное заключение.

– И это не моя машина. – Она пнула камешек на траве. – Это следующее, что вы обнаружите, когда поищете по базе данных.

– Вы украли это транспортное средство, мадам?

– Нет, не украла. Оно два года стояло у меня в гараже.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Это машина моего бывшего мужа.

– Он знает, что вы ее взяли?

– Он не узнал бы, даже если бы я сменила пол и назвала себя Сидом. Он торчит в Северном Йоркшире уже…

– Знаете, вам лучше немного помолчать. – Мистер Николс провел рукой по волосам.

– Вы что, ее адвокат?

– А ей нужен адвокат?

– Водить машину без страховки и уплаты акцизного сбора – нарушение параграфа номер тридцать три…

– Да. Вы уже говорили. В общем, вам стоит с кем-нибудь посоветоваться…

– …Джесс.

– Джесс. – Он посмотрел на полицейского. – Господа, разве обязательно везти эту женщину в участок? Она искренно сожалеет. Время позднее, детям пора домой.

– Ей будет предъявлено обвинение в вождении без страховки и уплаты акцизного сбора. Ваше имя и адрес, мадам?

Джесс назвала их Полицейскому Номер Один. Изобразить раскаяние ей не удалось. Она так злилась на себя, что с трудом говорила. Она смотрела, как полицейский отворачивается и повторяет ее слова в рацию. Похоже, ответ его удовлетворил, поскольку он повернулся обратно, посмотрел на детей и кивнул:

– Машина действительно зарегистрирована на этот адрес. Но зарегистрирована как транспортное средство, выведенное из эксплуатации, а это означает…

– Что на ней нельзя ездить по дорогам общественного пользования. Я в курсе.

– В курсе? В таком случае очень жаль, что вы не подумали об этом, прежде чем выехать из гаража. – Он смерил ее взглядом, как учитель – восьмилетку, чтобы тот почувствовал себя малышом. Снисходительный взгляд вывел Джесс из себя.

– Знаете что? – сказала она. – По-вашему, я повезла бы куда-то детей в одиннадцать вечера без особой причины? По-вашему, мне просто захотелось взять детей, собаку, сесть в машину и вляпаться в кучу неприятностей…

– Меня не касается, чего вам захотелось, мадам. Меня волнует, что вы ехали по дороге общественного пользования на незастрахованном, а возможно, и небезопасном транспортном средстве.

– Я была в отчаянии, ясно? И меня нет в вашей дурацкой базе данных, потому что я в жизни не делала ничего противозаконного…

– Или не попадались.

Мистер Николс положил руку ей на плечо:

– Э-э-э, Джесс? По-моему, вам лучше замолчать.

Полицейские пристально смотрели на нее. Норман плюхнулся на обочину и громко вздохнул. Танзи молча наблюдала запавшими глазами. «О боже, – подумала Джесс. – Ее жизнь превратилась в хаос». Джесс прикусила язык и невнятно извинилась.

– Миссис Томас, вам будет предъявлено обвинение в вождении машины без надлежащих документов. – Полицейский Номер Один передал ей листок бумаги. – Ожидайте повестку в суд. Вам грозит штраф до пяти тысяч фунтов.

– Пять штук? – Джесс засмеялась.

– А пока можете быть свободны.

– Пять штук?

– И вам придется заплатить, чтобы убрать это… – Полицейский не мог назвать это «машиной». – Это с полицейской штрафной стоянки. Должен предупредить, что каждый день штрафной стоянки обойдется в пятнадцать фунтов.

– Превосходно. И как я уберу ее со стоянки, если мне нельзя за руль?

Джесс понимала, что испытывает его терпение, но была не в силах сдерживаться. Пять штук!

– Вы уплатите сбор и застрахуете машину, как положено, и сможете ее забрать. Или обратитесь на станцию техобслуживания. Не оставляйте вещи в машине. Как только эвакуатор ее заберет, мы не будем нести ответственность за ее содержимое.

– Конечно. Глупо надеяться, что на полицейской стоянке машине ничего не грозит, – пробормотала она.

– Джесс…

– Мама, но как мы попадем домой?

Все замолчали. Полицейские отвернулись.

– Я вас подброшу, – сказал мистер Николс.

Джесс отшатнулась:

– О! Нет. Нет, спасибо. Мы доберемся. Дойдем пешком. Здесь недалеко.

– Три мили.

Танзи сощурилась, как бы пытаясь понять, шутит она или нет, и устало поднялась на ноги. Джесс вспомнила, что под курткой на Танзи пижама. Мистер Николс посмотрел на детей.

– Я еду туда, – кивнул он в сторону города. – Вы знаете, где я живу.

Танзи и Никки молчали. Джесс смотрела, как Никки, прихрамывая, идет к машине и начинает вытаскивать сумки. Нельзя заставлять его тащить вещи. Не факт, что он вообще сможет дойти в таком состоянии.

– Спасибо, – сухо сказала она. – Вы очень любезны.

Джесс была не в силах посмотреть в глаза мистеру Николсу.

– Что стряслось с вашим сыном? – спросил Полицейский Номер Два, когда Никки бросил свой вещевой мешок к ее ногам.

– Поищите в своей базе данных, – отрезала она и подошла к куче сумок.

Они ехали домой в тишине. Джесс сидела на пассажирском сиденье безукоризненной машины мистера Николса и смотрела прямо перед собой. Ей было неловко как никогда. Дети молчали, потрясенные поворотом событий. Она чувствовала это спиной. Мать подвела их. Придорожные посадки сменились заборами и кирпичными стенами, черные дороги – уличными фонарями. Джесс была не в силах поверить, что они выехали из дома всего полтора часа назад. Казалось, прошла целая жизнь. Штраф пять тысяч фунтов. Почти гарантированное лишение водительских прав. И явка в суд. Марти будет рвать и метать. И она только что упустила последний шанс Танзи поступить в Сент-Эннз. Впервые за вечер у Джесс встал комок в горле.

– С вами все в порядке?

– Абсолютно.

Она не смотрела на мистера Николса. Он не в курсе. Ну конечно, не в курсе. Согласившись сесть в его машину, она на мгновение испугалась, что это ловушка. Он дождется, пока полицейские уедут, и сделает что-нибудь ужасное, чтобы отомстить ей за кражу.

Но все оказалось хуже. Он просто пытался помочь.

– Поверните налево, пожалуйста. Нам сюда. До конца, налево, затем второй поворот направо.

Живописная часть города закончилась полмили назад. В Дейнхолле деревья были голыми даже летом, сгоревшие автомобили стояли на подпорках из кирпича, словно городские скульптуры на низеньких пьедесталах. Дома были не новые, трех сортов, в зависимости от улицы: рядовая застройка, дома, отделанные мелкими камешками, и крошечные домики из бордового кирпича с окнами из ПВХ. Мистер Николс повернул налево на Сикоув-авеню и притормозил, когда Джесс указала свой дом. Она обернулась и обнаружила, что за время короткой поездки Танзи задремала, приоткрыв рот и положив голову на Нормана, который, в свою очередь, привалился к Никки. Никки равнодушно смотрел в окно. Из «Зайца и терьера» выставляли посетителей, и мужчины кучками стояли и курили на углу. Одни собирались домой, другие искали повод задержаться.

– Пожалуй, вам лучше поскорее уехать. – Она кивнула в сторону мужчин. – У местного торговца анашой машина той же модели.

– Куда вы пытались добраться?

– В Шотландию. – Она почесала нос. – Это долгая история.

Мистер Николс ждал.

Джесс начала машинально болтать ногой:

– Мне нужно отвезти дочь на олимпиаду по математике. Проезд слишком дорого стоит. Хотя и не так дорого, как разговор с копами.

– На олимпиаду по математике?

– Ну да. Я тоже никогда о них не слышала до прошлой недели. Я же сказала, это долгая история.

– И что вы собираетесь делать?

Джесс посмотрела на заднее сиденье, на мирно дремлющую Танзи. Пожала плечами. Слова не шли у нее с языка.

Внезапно мистер Николс всмотрелся в лицо Никки.

– Ага. Это другая история.

– У вас много историй.

Мистер Николс повернулся и уставился на мужчин на углу. То ли погрузился в раздумья, то ли ждал, пока Джесс свалит из его машины.

– Спасибо, что подвезли. Весьма любезно с вашей стороны.

– Ну, за мной был должок. Я совершенно уверен, что это вы забрали меня из паба. Я проснулся на диване, моя машина благополучно стояла на парковке у паба, и у меня было худшее в мире похмелье. – Он помолчал. – Еще я смутно припоминаю, что вел себя по-свински. Возможно, не впервые.

– Все в порядке. – У нее вспыхнули уши. – Правда.

Никки открыл дверцу машины. От холодного воздуха Танзи пошевелилась. Она потерла глаза и заморгала, глядя на Джесс, затем медленно оглядела салон, припоминая события последнего часа.

– То есть мы никуда не едем?

Джесс собрала сумки, стоявшие у ног. Этот разговор лучше вести не при посторонних.

– Идем в дом, Танзи. Уже поздно.

– Значит, мы не едем в Шотландию?

Джесс смущенно улыбнулась мистеру Николсу:

– Еще раз спасибо.

Она вытащила сумки на мостовую. Воздух был неожиданно морозным. Никки стоял у калитки и ждал.

Голос Танзи надломился от внезапного понимания.

– Значит, я не буду учиться в Сент-Эннз?

Джесс попыталась улыбнуться:

– Давай поговорим об этом позже, милая.

– Но что мы будем делать? – спросил Никки.

– Не сейчас, Никки. Идем в дом.

– Ты должна полиции пять штук. Как мы попадем в Шотландию?

– Дети! Ну, пожалуйста! Идем в дом!

Норман со стоном поднялся с заднего сиденья и выполз из машины.

– Ты не сказала, что мы что-нибудь придумаем. – В голосе Танзи нарастала паника. – Ты всегда говоришь, что мы что-нибудь придумаем.

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещала Джесс, вытаскивая одеяла из багажника.

– Ты сказала это не таким голосом, каким говоришь, когда мы действительно что-нибудь придумаем.

Танзи заплакала. Это было так неожиданно, что Джесс сперва растерялась.

– Держи! – Она сунула одеяла Никки и нырнула в машину, пытаясь вытащить Танзи.

– Танзи… милая. Выходи. Уже поздно. Мы об этом поговорим.

– Поговорим о том, что я не буду учиться в Сент-Эннз?

Мистер Николс смотрел на руль, как будто это было уже слишком. Джесс начала вполголоса извиняться.

– Она устала. – Джесс попыталась обхватить дочь рукой. Танзи отодвинулась. – Ради бога, простите.

В этот миг зазвонил телефон мистера Николса.

– Джемма, – устало произнес он, как будто ждал звонка.

Трубка злобно жужжала, как будто в ней сидела оса.

– Знаю, – тихо произнес мистер Николс.

– Я очень хочу учиться в Сент-Эннз, – плакала Танзи.

У нее упали очки – Джесс все не находила времени отвезти дочь в оптику и починить их, – и она закрыла глаза руками.

– Пожалуйста, можно мне учиться в Сент-Эннз? Пожалуйста, мама! Я буду очень хорошо себя вести. Только разреши мне учиться в Сент-Эннз.

– Тише! – В горле Джесс встал комок. Танзи никогда ни о чем не просила. Она была сделана из другого теста. – Танзи…

Никки отвернулся, точно был не в силах смотреть.

Мистер Николс произнес в трубку что-то неразборчивое. Танзи начала всхлипывать. Она висела на Джесс мертвым грузом. Как будто не желала выходить из машины.

– Идем, милая. – Джесс потянула ее.

Танзи уперлась руками и ногами в дверь:

– Пожалуйста, мама. Пожалуйста. Пожалуйста. Я буду очень хорошо себя вести.

– Танзи, ты не можешь оставаться в машине.

– Пожалуйста…

– Выходи. Немедленно, детка.

– Я отвезу вас, – произнес мистер Николс.

Джесс стукнулась головой о раму двери.

– Что?

– Я отвезу вас в Шотландию. – Он положил трубку и посмотрел на руль. – Мне нужно в Нортумберленд. Шотландия не намного дальше. Я вас подброшу.

Все умолкли. В конце улицы раздался взрыв смеха и хлопнула дверца машины. Джесс поправила съехавший набок хвостик.

– Спасибо, вы очень любезны, но мы не можем принять ваше предложение.

– Нет. – Никки наклонился вперед. – Еще как можем, Джесс. – Он посмотрел на Танзи. – Правда. Можем.

– Но мы даже не знаем вас. Я не могу просить вас…

– Я просто подвезу вас. Мне не трудно, – сказал мистер Николс, не глядя на нее.

Танзи всхлипнула и потерла нос:

– Пожалуйста, мама!