Книга: Кентавр - Джон Апдайк

Апдайк тонкий психолог. Он отлично подловил переживания и горе-отца, и сына-подростка. Вот только мне совсем не понятна параллельная мифологическая история. Зачем она нужна? Без неё произведение ничего не потеряет. А ещё в "Кентавре", как и в "Давай поженимся", непонятная концовка: то ли он умирает, то ли сходит с ума, а может просто заснул.

Кажется, постмодернизм - это всё-таки не моё, всё в нём усложняется, при чём совершенно не обоснованно. Но Апдайка почитаю ещё.

Джордж Колдуэлл как раз и есть воплощение Хирона. На дворе 1947 год, и Джордж вынужден работать учителем в средней школы маленького пенсильванского городка. История занимает несколько зимних дней из жизни Джорджа, его жены и сына.

В мифе Хирон был ранен ядовитой стрелой. Его рана не заживала, а боль постоянно мучала его. Кентавры бессмертны и получается он бы обречен на вечную муку. Для меня было неожиданностью то, насколько близко к мифу построил сюжет Апдайк. Настолько, близко, что поначалу читается очень сложно, странно и сразу хочется бросить. Особенно странно было, что Джордж иногда появлялся в образе кентавра, но иногда (и чаще) в образе человека, и при этом постоянно выглядел эмоционально подавленным.

Повествование идет от лица Джорджа и от лица его сына-подростка, который мечтает стать художником, разочарован своим отцом, но все же пытается понять его.

Я очень люблю Апдайка, но этот роман читался с огромным трудом. И дело тут в первую очередь в сюжете, потому как язык, описания, диалоги - великолепны. А вот герои, как часто бывает у Апдайка, весьма раздражающие и неприятные. Вообщем, интересно, литературно, но непросто.

"Кентавр" - это история маленького человека из американской глубинки. Школьного учителя, у которого всё не слишком хорошо на работе и не слишком хорошо дома, в котором читается классическая депрессия и экзистенциальный кризис из американских романов на подобную тему. Мы видим несколько дней из его жизни и мелкие эпизоды, которые эту жизнь составляют: проблемы с учениками, начальством, ребёнком, деньгами, машиной, семьёй... В общем, всего по чуть-чуть.

С другой стороны, здесь имеется тот самый второй пласт, где поселились намёки (и не только) на древнегреческую мифологию. Местами (как в случае с Зевсом, Гефестом и Афродитой) они легко считываются и играют книге на руку, местами вызывают недоумение прочтением характеров. Более того, я уверена, что очень многие образы я попросту пропустила за иноказательностью и намёками автора.

И если бы всё здесь заканчивалось, то говорить о "Кентавре" было бы легче.

Но иногда оба пласта сливаются в один и превращаются в фантасмагорию, где у школьного учителя внезапно появляются хвост и копыта, в автомастерской работают циклопы, а в реальность американской школы просто вливаются древнегреческие фиксации на насилии и сексе. Потом это так же внезапно исчезает, и остаётся только думать, что это было.

У меня не получилось собрать паззл целиком, хотя отдельные части мне скорее понравились, чем нет. Одного у "Кентавра" не отнять - великолепный язык и прекрасный перевод позволяют читать быстро и легко, получая удовольствие если не от содержания, то от самого процесса.

Здесь три плана: реальный, мифический и фантастический. В реальном происходит не так уж много событий, но автор очень искусно вводит мифические образы, по малым дозам, так что мы незаметно оказываемся по ту сторону сегодняшнего мира и вынуждены подстраивать взгляд под то, что разворачивается перед глазами. В школьного учителя попадает отравленная стрела(а была ли стрела?), он выбегает на улицу, и вот у него уже 4 ноги, и все с копытами, он идет в автомастерскую, чтобы старый друг удалил стрелу, но друг оказывается Гефестом, а за спиной у него гогочут циклопы. Очень своеобразные метаморфозы у Апдайка, точнее, то, как он вводит их в ткань повествования - как правило, когда читатель не ждет и не готов. Читателю, к тому же, неплохо бы перечитать мифы о Зевсе, Венере, Прометее и кентавре Хироне - хотя автор не следует событиям мифов досконально, вводя персонажей в роман, он оставляет нетронутой суть их характеров и отношений. В конце книги содержится полный список мифических героев и номера страниц, на которых они явно или завуалированно появляются, - это для самых дотошных.

Так к чему весь этот слоеный литературный пирог? Все банально: главный герой, а также его сын, ищут смысл жизни относительно смерти. Что останется после меня и в чем опора, во что нужно верить? В молодость и успех? В преобразование общества? В общность, коллективность? В Бога? Все эти варианты обесцениваются автором, даже если где и есть надежда на то, что они сработают, - он отнимает ее, по разным причинам. Что-то не тянет сам герой, где-то представители варианта подкачали, а где-то сама реалия стоит ничтожно мало. Герой добр, сострадателен, открыт, жертвенен, и если верить автору критической статьи, то именно доброта становится опорой для героя. Но должна сказать, что доброта эта имеет искривленный вид, она жалкая, нежизнеспособная, и герой, как ни крути, несчастен. Все это имеет такой вид и окраску, что читатель маловероятно захочет брать с героя пример и воплощать именно такую доброту и делать ее по жизни своей опорой.

Многое еще можно сказать про взаимоотношения сына с отцом, про автобиографические мотивы, про вечную «американистость» текста американского автора. Уверена, что это произведение заслуживает обсуждения в дискуссионном клубе между людьми самых разных взглядов и мироощущений. Но знайте: Апдайк больше любит рассуждать, отзываться на ощущения, вести параллели и живописать, чем поддавать экшена. Книга не для всех.

– Не разыгрывай трагедию, Джордж, – сказала мама. – Объясни толком, что с тобой? – Я знаю, где оно сидит. – Казалось, он не просто говорит с мамой, а играет на сцене, как будто передним невидимая публика. – А все из-за этих проклятых детей. Мерзавцы меня ненавидят, их ненависть, как паук, засела у меня в кишках. – Это не ненависть, Джордж, – сказала она. – Это любовь. – Ненависть, Хэсси. Я ее каждый день на себе испытываю. – Нет, любовь, – настаивала она. – Они хотят любить друг друга, ты им мешаешь. Тебя нельзя ненавидеть. Ты идеальный человек. – Они меня ненавидят всеми печенками. Рады в гроб вогнать, и вгоняют. Р-раз – и готово. Моя песенка спета.

В отчете директора это звучало так: За минуту до звонка он ударил одного из учеников по спине стальным прутом. (!!!) После стала читать просто чтобы добить эту книгу, ибо согласиться, или прочувствовать героя, его отношение с миром в отсутствии намека на гармонию не удалось - билеты на баскетбольный матч, перчатки, драная одежда, струпья на теле, нелепые разговоры, то внутренний монолог Джорджа, то Питера, то мифические-мифологические вставки. Умереть вместо Прометея, страдая от ран при бессмертии, верх эгоцентризма? В общем, Апдайк не понятный мне автор, к сожалению. Эпилог, правда, звучный, и заставляет задуматься:

Зевс любил своего старого друга и вознес его на Небо, где он сияет среди, звезд, обращенный в созвездие Стрельца. Здесь, в Зодиаке, то восходя, то исчезая за горизонтом, он участвует в свершении наших судеб, хотя в последнее время мало кто из живых смертных благоговейно обращает глаза к Небу и уж совсем немногие учатся у звезд.

Здесь прослеживается природа мифологии: как человек до распространения научного мышления объяснял социальные, природные и поведенческие явления с помощью персонификации. На инспектируемом уроке, в присутствии директора, Колдуэлл пытался преподавать тему эволюции и создания вселенной, после чего между ним и директором возникла контроверза. Последний сделал замечание Колдуэллу об отсутствии в повествовании темы некого создателя-бога; в метафорическом смысле контроверза он не допускал того, что эволюция и происхождение человека не могла состояться без участия самого человека. В этом передавался конфликт и проблематика человеческого мышления: попытки Колдуэлла вырваться за рамки человеческого субъективизма и представить вселенную в объективном варианте проваливались о человеческий разум, зацикленный на персонификации всякого наблюдаемого явления и своей личности.

Возможно это произведение для неискушенного мифологией и литературой читателя покажется излишне нечетким, алогичным, с натужной философичностью. Однако если рассматривать произведение вне смысловой нагрузки, автор абстрактно-художественным образом описывает природу, пейзажи и объекты, вписанные в картины Америки начала 20-го века, искусно передавая смешивание цветов, игру света и форм. Здесь стоит выделить незаурядное абстрактно-художественное мышление автора.

Все двести пятьдесят страниц надеялась на чудо, и оно случилось, но совсем не так, как я себе это представляла. Меня качало в море звонких метафор и сводило с ума россыпью переживаемых эмоций. Я дрожала всем телом, когда Пенни и Питер остались вдвоём на лестничном пролёте, ужасно испугалась, когда Хесси сказала, что звонил доктор Апплтон, ощущала снег в носках и за шиворотом, чувствовала запах яблочного желе на тостах Веры Гаммел. И мне было так хорошо и так жутко, а потом сердце просто ухнуло вниз.

Когда у меня будет время, я, пожалуй, потянусь на библиотечную полку за «Кроликом», тем более, что его оценивают гораздо лучше, чем «Кентавра». Да, у меня остался ряд глупых вопросов в стиле «а почему?», в конце концов постмодернизм и не должен быть прозрачным. Но послевкусие настолько восторженное и в то же время невыносимо горькое, что прекраснее и вообразить невозможно. Спасибо Джону Апдайку за это.