Текст книги "На волне шока"

– Ответ достаточно прост. Что привлекало этих людей к учебным лентам? Ощущение потери контакта с миром. Они, как им казалось, сделали для своих детей все, что в их силах, а в ответ получили черную неблагодарность и оскорбления, поэтому жадно искали ответа в данных, поставляемых теми, кто был моложе их на пятнадцать-двадцать лет. Жалкие потуги! Они хотели вовсе не того, о чем заявляли вслух. Им хотелось услышать, что, да, мир действительно мало изменился со времен их молодости, и никаких объективных различий не существует, что стоит только очень захотеть, и весь каркас мира с его острыми краями как по волшебству умягчится и придет в привычную для них форму. После того как на мои лекции подали третью по счету жалобу, меня вывели за штат, несмотря на неоспоримые доказательства моей правоты. Цена правоты в таких условиях – грош в базарный день.

– После чего вы попробовали свои силы как профессиональный азартный игрок на «Дельфи».

– И очень быстро заработал целое состояние, впав при этом в неописуемую скуку. Поняв, что правительство химичит с коэффициентами ставок «Дельфи», чтобы поддерживать высокий уровень социальной умиротворенности, я начал вести себя как все остальные.

– Однако у вашего тогдашнего «я» имелся такой доступ к компьютерам, какого не было у других.

– В теории он есть у всех, у кого найдется хотя бы доллар на оплату телефонного звонка.

После паузы Фримен хрипло спросил:

– Сложилась ли у вас в уме определенная цель, ради которой вы меняли свои роли?

– Вы до сих пор не раскопали это в моих мозгах?

– Раскопали. В состоянии регрессии. Теперь хотелось бы услышать ваше осознанное мнение.

– Оно такое же. Лучшей фразы мне пока еще не пришло в голову: я искал точку опоры, чтобы сдвинуть с места Землю.

– Вы никогда не думали уехать за границу?

– Нет. Я подозревал, что владельцам маркера 4GH не выдают паспорта, так что точку опоры приходилось искать в Северной Америке.

– Понятно. Это гораздо лучше объясняет ваш следующий шаг. Вы целый год проработали в консалтинговом агентстве по разработке утопий.

– Да. Я повел себя наивно. Я не сразу понял, что о покупке счастья индивидуального покроя могут мечтать только очень богатые или очень глупые люди. Более того – мне следовало сразу же заметить, что тактика компании состояла в создании максимального разнообразия от проекта к проекту. Я спроектировал три очень занятных закрытых коммуны, и, как я слышал, все они до сих пор функционируют. Однако попытка внедрить элементы, которые мне показались перспективными, в новую коммуну закончилась моим увольнением. Я иногда думаю о судьбе гипотетических лабораторий образа жизни прошлого века, которые всерьез пытались найти оптимальный режим человеческого общежития.

– Ну, у нас есть имитационные города и зоны платных лишенцев.

– Да. Кроме того, есть еще Трианон, где можно попробовать на вкус завтрашний день. Только не надо мявкать. Трианон не выжил бы без миллиарда долларов дотаций в год со стороны «ЗК». Имитационные города – игрушки для детей богачей: отправка ребенка на год в обстановку прошлого стоит столько же, сколько обучение в Амхерсте или Беннингтоне. Зоны платных лишенцев были созданы ради сокращения государственных расходов после землетрясения в Заливе. Беженцев дешевле содержать, если они живут без современного оборудования, которое они в любом случае не могут себе позволить.

– Возможно, люди умеют приспосабливаться лучше, чем они раньше считали, и мы вполне способны справиться без этих подпорок.

– Это в наше-то время, когда тривидение перестало освещать убийства по отдельности и тупо заявляет: «Сегодня совершено столько-то и столько-то сотен убийств»? И тут же съезжает с темы? Приспособились называется!

– Вы тоже, как я посмотрю, не очень-то приспособились. Все ваши личности потерпели крах или, по крайней мере, не привели к осуществлению амбиций.

– Отчасти это верно, но только отчасти. Обитая в замкнутом мире Парелома, я не понимал, что большинству людей ни до чего нет дела и насколько они далеки от процесса принятия главных решений, до какой степени беспомощны и покорны. Однако не забывайте: в возрасте двадцати с лишним лет я добился больше, чем многие добиваются за десять, а то и двадцать лет. Ваш брат охотился на меня, имея в своем арсенале все средства. Но не мог меня засечь даже в самые уязвимые моменты – когда я менял личину.

– То есть вы вините в своих неудачах других, в то же время находя утешение в редких, поверхностных успехах?

– Пожалуй, ничто человеческое вам не чуждо. Вы как будто решили меня уязвить. Можете не утруждать себя. Я с готовностью сам признаю свою главную ошибку.

– И в чем она заключается?

– Я предположил, что черт не так страшен, как его малюют. Вообразил, что смогу предпринимать конструктивные действия в одиночку. Вот вам пример: я десятки раз слышал историю о том, что покупку гиперкорпорацией вычислительных машин, чтобы, чего они сами не скрывают, найти способы подкупа чиновников и сокрытия платежей от налогового управления, официально разрешено списывать по статье «деловые расходы». Я был убежден, что это басни. Пока не наткнулся на именно такой случай. Поневоле пришлось сделать вывод, что я ничего не достигну в одиночку, без сторонников, сочувствующих и коллег.

– Каковых вы собирались приобрести в основанной вами церкви?

– Прежде чем мне пришла в голову эта мысль, я сменил личность еще два раза. Но в целом – да.

– Вас не раздражало, что вам так часто приходилось менять личину под давлением внешних обстоятельств?

Наступила новая пауза, на этот раз длинная.

– Ну, если честно, то мне иногда казалось, что я бежал из маленькой тюрьмы, а оказался в самой большой тюрьме на свете.

Что говорил Декан Индж[3]3
  Уильям Ральф Индж (1860–1954) – английский писатель, трижды выдвигавшийся на Нобелевскую премию по литературе, священник англиканской церкви, известный под прозвищем Декан Индж. Декан – второй церковный титул после епископа.


[Закрыть]

Дураки бывают двух видов. Один говорит: «Эта вещь старая, а значит, хорошая». Вторые: «Эта вещь новая, а значит, лучше старой».

Прием нынче оставляет желать лучшего

– Это – Сеймур Шульц, один из наших орбитальных решал.

Худой темнокожий человек в синем улыбнулся и, согласно этикету, протянул визитку со своим именем и кодом. Поддерживаемый имидж: человек действия, прямой и твердый, как рельс.

– Ага, я только что наблюдал взлет одного из ваших коллег.

– Не иначе Гарри Ливера.

– А это – Вивьен Ингл, начальница отдела психического благополучия.

Серо-зеленый наряд полнит, некрасивая. Имидж: я не ем чужой хлеб зря и знаю о вас больше, чем вы сами.

– Педро Лопес, Чарли Веррано…

Как и ожидалось, сплошь штепсельные работники, а значит, можно отключить половину внимания, не рискуя ляпнуть что-то невпопад.

– …Рико Поста, вэ-пэ, отвечает за долгосрочное планирование…

Внимание! Вице-президенты – важные фигуры, нередко подолгу задерживаются на одном месте. А посему высокий бородач в черно-желтом костюме заслуживает особо сердечного рукопожатия.

– Рад познакомиться, Рико. Я полагаю, наши пути еще не раз пересекутся в связи с задуманной вами диверсификацией.

– А-а… моя дочь Кейт, а за ней – Долорес ван Брайт, заместитель начальника отдела контрактного права. Ты должен с ней непременно поговорить, потому что…

Однако, когда Ина двинулась дальше, чтобы представить его Долорес, Сэнди рядом с ней почему-то не оказалось. Он с совершенно глупым видом улыбался Кейт. Потому как та была не только некрасива, но еще и худосочна – кожа да кости! Лицо слишком острое – острые глаза, нос, подбородок. А волосы! Взъерошенные, неопределенного цвета, пепельно-бурые, как мышиная шерсть.

Девушка смотрела на Сэнди с созерцательным интересом, выводящим его из равновесия.

Просто чума какая-то. Ведь мне не нравятся тощие женщины. Мне нравятся пухленькие. Ина, например. И это относится ко всем ипостасям моей личности.

– Вы и есть Сэнди Локк? – Вопрос прозвучал с неожиданной хрипотцой.

– М-м-м… Во всей красе, не больше двух в одни руки.

Возникла оценочная пауза. Он краем глаза следил за Иной в дальней части зала, а зал, конечно, был не маленький. Ина шарила взглядом по сторонам в поисках Сэнди.

– Нет, хватит и половины, – загадочно ответила Кейт и скорчила забавную гримасу, от которой нос у нее зашевелился, как у кролика. – Ина вам отчаянно машет. Смотрите, не потеряйтесь. Я не собиралась сюда приходить, просто вечером нечего было делать. Но теперь почему-то я рада, что пришла. Потом поговорим.

– Эй, Сэнди! – раздался громкий призыв поверх медленной успокаивающей музыки, такой же пресной, как интерьер, призванный не оскорблять ничьи вкусы. – Сюда!

Что это было, черт возьми?

Вопрос крутился в уме даже час спустя, то и дело отвлекая от дежурного проявления знаков внимания к новым коллегам. Сэнди с большим трудом сохранял на лице маску вежливости.

– Я слышал, вашу дочь пришлось отдать на коррекцию, бедняжку. Как у нее дела?

– Забираем ее в субботу. Говорят, стала как новенькая или еще лучше.

– Надо было записать ее в «Анти-травму», как мы нашу. Вы согласны, Сэнди?

– Что? А-а… Меня бесполезно спрашивать. Я убежденный холостяк, для меня эта тема – потемки.

– Вот как? Жаль. А я уж хотел было спросить вас, что вы думаете о школах-половинках – ну, тех, где половину предметов выбирают ученики, а половину – учителя. На первый взгляд справедливо, но в глубине души, боюсь…

– В Трианоне?

– Нет, эти пытаются жить в будущем прямо сейчас, в корне неверный подход.

И еще:

– …не стал бы связываться с бэушным домом. Слишком большая морока перепрограммировать всю автоматику. Представьте, что вы пригласили в гости друга, а дурная система безопасности, не поняв вашу команду, спеленала его на пороге.

– Мою систему может обновить своим кодом любой штырь. Жаль, что в Трианоне не так. Сэнди – ушлый затырок. Могу поспорить, что он и в этом разбирается.

– Сейчас я ищу новый дом, друг мой. В следующий раз, возможно, перееду поближе к тебе. Или вернусь назад. Пока еще пробую на вкус.

И еще:

– Вы подростком состояли в каком-нибудь племени, Сэнди? Не-ет? Мой сын хочет вступить в «ассагаи»! Конечно, их отличают солидарность и высокий боевой дух, но…

– Высокая смертность, говорите? Я тоже слышал. Это началось после перехода от Барона Субботы к Кали. Свою Донну я пытаюсь приткнуть к «лысым орлам». Какой смысл брать опеку над ребенком от перекрестного брака, если дочь должна принести клятву зарезать любого белого, на кого укажет главарь?

– «Лысые орлы»? Можете не мечтать. К ним теперь записывают детей с рождения. Найдите какое-нибудь тихое, спокойное племя, поклоняющееся Святому Нику. Страховка будет ниже – уже хорошо.

И так далее.

Взгляд Сэнди с пугающе частыми промежутками волей-неволей отлеплялся от очередной важной персоны и находил копну неухоженных волос и острый профиль дочери Ины.

Но почему?

В конце концов, Ина кислым тоном заметила:

– Сэнди, похоже, Кейт тебя гипнула!

А ведь и правда. Как будто загипнотизировала!

– С твоими чарами не сравнить, – беспечно ответил он. – Просто я удивлен, что она пришла в такое место. Я думал, что здесь собрались только свои.

Он попал в точку: девушка выглядела на тусовке белой вороной. Ина немного смягчилась.

– Я так и знала. Надо было тебя предупредить. Кейт знакома со многими сотрудниками, позвонила сегодня, спросила, что я делаю вечером и не хочу ли вместе поужинать. Я ей рассказала о приеме и позволила завалиться на халяву.

– Значит, она не работает в корпорации? А я уж подумал… Чем она занимается по жизни?

– Ничем.

– Как это?

– А-а, ничем достойным упоминания. Осенью опять пойдет изучать новый курс. И опять прямо здесь, в УМКС. Девочке двадцать два года, черт побери! – воскликнула Ина, понизив голос. Сэнди уже изучил ее манеры и понимал, что гнев напускной. – Я бы не стала возражать, если бы она поехала учиться в Австралию или Европу, так нет… Причем все сваливает на подаренную отцом кошку!

Тут Ина заметила жесты подзывающих ее Рико Посты и Долорес ван Брайт и, пробормотав извинения, убежала.

Кейт нарисовалась рядом всего через несколько секунд, пока Сэнди раздумывал, не выпить ли чего в баре-автомате. В зале стало тесно, собрались пятьдесят с лишним гостей, до этого Сэнди видел девушку в другом конце помещения. Выходит, Кейт следила за ним не менее внимательно, чем Вивьен. (Нет, Вивиен больше не смотрит. Ура! Психическое благополучие оставило его в покое.)

Что делать? Удрать?

– Вы надолго в КС? – поинтересовалась Кейт.

– На обычный срок. Пока мы с «ЗК» будем нужны друг другу.

– Хотите сказать, что вы эдакий попрыгунчик?

– Попрыгать – спина не переломится, – попытался он неуклюже подогнать пословицу под обстоятельства, лишь бы не отвечать по существу.

– Впервые вижу, чтобы кто-то говорил это без притворства, – пробормотала Кейт. Ее глаза – темно-карие, пронзительные – не отпускали лицо собеседника. – Я как только увидела вас, сразу поняла, что вы не такой, как все. И откуда вы упрыгали?

Сэнди замялся, Кейт поспешно добавила:

– Ой, я знаю, что совать нос в чужое прошлое невежливо. Ина повторяет это с тех пор, как я научилась разговаривать. Не пялься, не показывай пальцем, не переходи на личности. Но у людей есть прошлое, и оно записано в личном деле, хранящемся в Канаверале, так почему бы не рассказать друзьям то, о чем машины и так знают?

– Друзья нынче не в моде, – огрызнулся он резче, чем хотел. Когда в последний раз его заставали врасплох подобным образом? Даже проклятие Флакнера – как будто прошла целая вечность – не выбило его из колеи так, как выбила сегодняшняя непринужденная болтовня. Но почему? Почему?!

– Но и не перевелись окончательно. Я чувствую: у вас есть задатки, чтобы быть ценным другом.

Сэнди пришла в голову неожиданная мысль. Что, если эта безыскусная, тощая, неказистая девица изобрела свой способ привлечения мужчин, которые в противном случае не обратили бы на нее внимание? Предложение дружбы было глубже банальных случайных связей, характерных для штепсельного образа жизни, и вполне могло устроить тех, кто изголодался по твердой эмоциональной пище.

Он чуть не принял предложение, но остановился, как если бы заранее пробуя на вкус готовые вырваться наружу слова. Они горчили на языке, как пепел. Сдержав порыв, Сэнди неохотно сказал:

– Благодарю за комплимент. Сейчас я больше озабочен будущим, чем прошлым. Моя последняя должность мне не очень понравилась. А как насчет вас? Учитесь? Что вы изучаете?

– Все подряд. Если вы умеете говорить загадками, то я тоже.

Сэнди выдержал паузу.

– А-а, в прошлом году – гидроэкологию, средневековую музыку и египтологию. Годом раньше – право, механику небесных тел и рукоделье. В следующем году, возможно… Что вы так смотрите?

– Ничего. Просто стараюсь проявлять восхищение.

– Не надо мявкать. Я же вижу, вас не удивляет, что кто-то тратит столько времени на какую-то ерунду. Я постоянно фиксирую такое выражение на лице Ины и ее так называемых друзей из здешней компании. – Кейт остановилась, задумалась. – Может быть, вы… Да, так оно и есть. Вы завидуете.

О боже! Как быстро она все поняла! А ведь ее не муштровали в Пареломе, не вбивали в мозги из года в год, что твой долг государству возрос на очередные три миллиона долларов.

Часы показывали 21:30. Громкий гудок из прорезей в стене возвестил об открытии холодного буфета. Вернулась Ина, спросила, не принести ли ему тарелку еды. Он был рад, что момент позволил ему сформулировать такой ответ, какого можно было ожидать от Сэнди Локка.

– А-а, все знать вовсе необязательно. Достаточно установить, где это найти.

Кейт вздохнула и отвернулась со странным выражением в глазах. Он заметил его лишь мельком, но не сомневался в том, что оно выражало.

Разочарование.

Самые хваленые тривизионные рекламные объявления

1: Мертвая тишина, черное пустое пространство, колючие яркие точки звезд. Постепенно в поле зрения появляются обломки орбитальной фабрики. Видно, что взрыв вскрыл ее, как консервную банку. Вокруг плавают фигурки в скафандрах, напоминающие подвешенные за пуповины эмбрионы. Секундная пауза. Наезд камерой на фабрику, работающую в полную силу, сверкающую в лучах голого солнца, вокруг которой роятся мужские и женские силуэты, загружающие для отправки на Землю непилотируемые грузовые капсулы. Голос за кадром: «В отличие от первой… эта фабрика построена „ЗК“».

2: Безо всякого предупреждения мы проваливаемся сквозь внешнюю атмосферу, сначала устойчиво, потом вибрируя, потом вобулируя, факелом вспыхивает абляционный конус на носу капсулы. Капсула бешено вращается и кувыркается. Взрыв. В кадре – шестеро мужчин в комбинезонах, с негодованием наблюдающие за тающей в небе яркой чертой. Опять смена кадра: такая же группа шагает по бетонной посадочной площадке к дымящейся капсуле, опустившейся так близко к заданной точке, что людям не потребовалось никуда ехать. Голос за кадром: «В отличие от первой… эту капсулу спроектировали инженеры „ЗК“».

3: И вновь глубокий космос. Громоздкая корявая туша астероида плывет к плавильной станции, которую можно узнать по огромному зеркалу из тонкого майлара. На ближней стороне астероида вспыхивают реактивные двигатели, мужские и женские фигурки в скафандрах отчаянно жестикулируют. Звук доносит слабые растерянные крики о помощи и отчаянные призывы «сделайте что-нибудь!». Астероид торжественно въезжает прямо в зеркало и оставляет за собой плавающие в пустоте ошметки. Новый кадр: еще одна плавильная станция с зеркалом, нацеленным на кусок руды еще больших размеров. Магнитные отсекатели газов аккуратно вбирают пузырящиеся газовые струи, сепараторы – каждый слегка иного красновато-белого оттенка – доставляют драгоценный чистый металл в камеры охлаждения с теневой стороны каменной махины. Голос за кадром: «В отличие от первой… эту орбиту рассчитали компьютеры „ЗК“».

Царства мира

– Работа в «ЗК» вам пришлась по вкусу? – поинтересовался Фримен.

– Больше, чем я ожидал. Будучи экспортером передовых технологий, компания привлекает лучших специалистов из всех областей. В обществе думающих людей никогда не бывает скучно. Я в основном работал в паре с Рико Постой, и благодаря моим усилиям под его началом «ЗК» не села в калошу, подражая программе оливеров «Нейшнл панасоник». Модель «Панасоник» обошлась бы в два раза дороже, в два раза уступая в преимуществах, причем погашение расходов на разработку пришлось бы растянуть на двадцать семь лет.

– Это как-то связано со структурой японского общества, – сухо заметил Фримен. – В Ниппоне этим штукам цены не сложат.

– Верно.

Сегодняшняя беседа протекала сравнительно спокойно. Обмен репликами напоминал задушевный разговор.

– А как насчет остальных коллег? Вы с самого начала невзлюбили Вивиен Ингл, не так ли?

– Я заранее приготовился невзлюбить всех скопом. В теории все они обычные штепсельные работники, но по факту относятся к сливкам в своей категории, реже переезжают, чем обычные исполнители, и предпочитают задерживаться там, где проводятся интересные исследования, вместо того чтобы, как все, скакать с места на место.

– Не сомневаюсь, что вы навели о них справки в сети данных.

– Естественно. Вы же помните, под каким предлогом я нанялся на работу.

– Естественно. Однако вы, я думаю, быстро установили то, что хотели знать, – ваш маркер 4GH по-прежнему работал. Почему вы не ушли сразу и досидели до предложения постоянной работы?

– Это… трудно объяснить. Пожалуй, я никогда прежде не видел столько слаженно работающих людей в одном месте. В прежних своих личностях я в основном сталкивался с недовольными. Сплошь и рядом видел вялотекущую паранойю, ибо люди понимали: совершенные незнакомцы способны узнать о них такое, о чем они не хотели говорить вслух

– Разумеется. Разве персонал «ЗК» чем-то от них отличался?

– Да. Не в том смысле, что им нечего было скрывать или что они ощущали себя в полной безопасности, – взять хотя бы Ину. Однако в целом волна перемен их радовала. Они часто брюзжали, однако нытье служило им клапаном для выпуска пара. Стравив давление, они снова пользовались системой как хозяева, а не использовались ею как рабы.

– И это нравилось вам больше всего.

– О да, черт возьми. А вам разве не нравится?

Повисла пауза. Ответа не последовало.

– Пардон, в следующий раз я буду осмотрительнее. Однако вы преувеличили, сказав, что мне предложили постоянную должность. Мне были готовы предложить работу на полупостоянной основе.

– Со временем она стала бы постоянной.

– Соблазн, конечно, был велик. Однако это потребовало бы полностью погрузиться в роль Сэнди Локка и оставаться в ней до скончания жизни.

– Понятно. Похоже, смена ролей стала для вас своеобразным наркотиком.

– Что-что?

– Неважно. Расскажите, как вам удалось произвести такое хорошее впечатление.

– Помимо истории с оливерами, я ликвидировал несколько затыков, сэкономил компании пару миллионов ежегодных расходов. Обычное дело. Любой человек может стать хорошим системным чесалом, если ему позволить рыскать в федеральной сети.

– Это было настолько легко?

– Не легко, но и не так уж трудно. Код «ЗК» открывал многие двери. В Канаверале корпорация пользовалась наиболее благоприятным рейтингом.

– Вы выполнили обещание, которое дали Ине Грирсон?

– Иногда кое-что проверял. Мой порыв угас, когда я понял, почему она не перешла на вольные хлеба, не перерезала пуповину и не оставила дочь в покое. Удерживая гадкого утенка при себе, Ина черпала в этом уверенность. Ведь она была явно красивее дочери. Должно быть, страшно ненавидела бывшего мужа.

– Вы, конечно, установили его личность.

– Только после того, как устал от приставаний и порылся в ее личном деле. Бедный затырок. Жуткая смерть.

– Другие назвали бы это уроком Немезиды.

– Только не в Пареломе.

– Возможно. И все-таки, как вы говорите, вам было приятно работать в «ЗК».

– Да. Я был на удивление доволен. Если бы не одна проблема. Думаю, что вы уже поняли, какая. Ее звали К-Е-Й-Т.

Выследила

Университет закрылся на летние каникулы, но, в отличие от других студентов, Кейт не уехала в отдаленный уголок мира, не полетела по турпутевке на Луну, а осталась в КС. После приема Сэнди встретил ее в клубе куликов, куда ходили относительно постоянные сотрудники «ЗК».

– Сэнди, пошли танцевать! – Кейт схватила его за руку и буквально потащила за собой. – Ты еще не видел мой номер!

– Какой номер?

Она без лишних слов начала его исполнять, Сэнди искренне удивился. Проекторы на потолке были скрыты от глаз. Для того чтобы станцевать хотя бы один рефрен с простой мелодией без фальши, требовалась невероятная мышечно-тактильная гибкость, а для того чтобы все это повторить несколько раз, тем более. И все же Кейт уверенно повторила мелодию. Шумный диссонанс, создаваемый другими танцорами, стушевался под напором ее уверенных жестов, в основном басовых, как если бы небесный орган вдруг потерял все свои копуляции в регистре дисканта и контральто, не лишившись их объемности. «Ода радости» в величественном, размеренном темпе. Сэнди краем глаза заметил за соседним столиком четырех туристов из Европы. Они неуверенно ерзали, не зная, следует ли вставать при исполнении их континентального гимна.

– Какого…

– Молчи! Гармонизируй!

Хорошо. Если последняя нота прозвучала из вон того проектора, а новую выдает тот, что рядом… Сэнди никогда глубоко не интересовался музыкой куликов, однако заразился энтузиазмом Кейт. Лицо девушки светилось, глаза сверкали. В каком-нибудь другом веке она могла бы сойти за красавицу.

Он попробовал одно движение, второе, третье… Внезапно получился аккорд, настоящая квинта. Немного съехавшая набок, пришлось поправлять… есть! Целая мелодическая фраза из двух тщательно гармонизированных частей.

– О-бал-деть, – ровным тоном произнесла Кейт. – Никогда не видела человека старше двадцати пяти лет, способного правильно куликовать. Нам надо чаще встречаться!

Кто-то в другом конце зала – на вид не больше пятнадцати лет – смахнул музыку Бетховена и заменил ее чем-то угловатым и кислотным, вероятно, японского происхождения.

После этого Сэнди столкнулся с Кейт в концертном зале на исполнении мадригала, потом у жаровни с рыбой на берегу озера, потом в тире для стрельбы из лука, потом на чемпионате по плаванию, потом на лекции о преимуществах топологии для управления бизнесом и наконец не удержался от вопроса:

– Ты меня выслеживаешь?

В этот вечер она была одета в соблазнительный просвечивающий наряд, волосы завиты в автопарикмахерской. Однако не перестала быть невзрачной, костлявой и неаппетитной.

– Нет, – последовал ответ. – Просто угадываю, где ты появишься. Я пока не до конца тебя раскусила. Вчера, например, пошла не в то место… Ты, Сэнди Локк, чересчур стараешься придерживаться среднестатистической нормы. Вдобавок, мне жалко видеть, как пропадает хороший человек.

С этими словами она развернулась на каблуках и отошла, чуть ли не чеканя шаг, к своему спутнику, пухлому молодому человеку, который хмуро смотрел на Сэнди с выражением жуткой зависти.

Сам Сэнди замер на месте, чувствуя, как кожа на животе натягивается, словно на барабане, и потеют ладони.

Когда тебя ищут федеральные агенты, это одно. За шесть лет он привык скрываться, меры предосторожности стали второй натурой. Но чтобы личину Сэнди Локка с такой быстротой разгадала практически незнакомая девица!..

Надо исключить ее из моего круга общения! Она заставляет меня чувствовать себя как в первый день после побега из Парелома – будто меня вот-вот опознает на улице первый встречный, и вокруг смыкается паутина, из которой не суждено выбраться до конца жизни. А я еще считал, что у бедной девочки Гейлы были проблемы… Стоп! Стоп! Стоп! Я Сэнди Локк, ко мне никто не приходил ночью, не просил о помощи!

Исаия 8:1–2

Принадлежит это тому, кто к добыче спешит, на грабеж торопится.

Новая о(б)становка

– Я уж думала, ты никогда не придешь, – язвительно бросила Кейт, отступая на шаг от порога квартиры. Сэнди застал ее в одних шортах с раздувшимися карманами, потное тело местами просвечивало сквозь слой налипшей пыли. – Хотя время выбрал удачно. Я как раз избавляюсь от прошлогоднего хлама. Твоя помощь пригодится.

Сэнди вошел настороженно, не зная, чего ожидать в чужой квартире. В конце прошлого века верхний этаж, где она находилась, очевидно, был частью уютного односемейного дома. Теперь дом был поделен на квартиры, а весь район превратился в подобие гетто. На улицах – горы мусора, повсюду эмблемы племен, причем самых злобных – «подсрачников» и «кривомозгов».

Четыре комнаты соединяли расширенные проходы с арками, дверь имелась только в санузле. Взгляд Сэнди немедленно привлекло превосходное чучело пумы на нижней полке в конце коридора, купающееся в лучах яркого солнца.

Чучело ли?

Он отчетливо вспомнил слова Ины, как если бы она произнесла их прямо сейчас: «Дочь все сваливает на подаренную отцом кошку».

Глядя на Сэнди так же пристально, как ее необычная питомица, Кейт произнесла:

– Мне было интересно, как ты отреагируешь на Багиру. Поздравляю, ты заслужил высшую отметку. Большинство обращаются в бегство. Ты всего лишь немного побледнел. Заранее отвечаю на вопрос: да, она совершенно ручная, если я только не дам команду. Ее подарил мой отец. Он спас ее от цирка. Ты, конечно, знаешь, кем был мой отец?

Сэнди кивнул, ощущая сухость во рту.

– Генри Лиллеберг, – выговорил он треснувшим голосом. – Нейрофизиолог. Подхватил в ходе исследовательских работ прогрессирующий миелит и умер четыре года назад.

– Все правильно. – Кейт двинулась навстречу животному, вытянув руку. – Я вас представлю друг другу, после этого можешь не волноваться.

Сэнди, сделав над собой усилие, почесал гигантскую кошку за ухом, и угроза в опаловых глазах погасла. Когда Сэнди убрал руку, зверь испустил глубокий вздох, положил морду на лапы и уснул.

– Отлично, – сказала Кейт. – Я надеялась, что ты ей понравишься. Это, конечно, не делает тебя каким-то особенным. Кстати, Ина о ней говорила? Ты поэтому не испугался?

– По-твоему, я не испугался? Она говорила, что у тебя есть кошка, я думал… Ладно. Теперь все ясно.

– Что, например?

– Почему ты не уезжаешь из УМКС и не хочешь учиться в других университетах. Ты к ней очень привязана.

– Не сказала бы. Временами Багира бывает жуткой обузой. Однако я пообещала заботиться о ней, когда мне было шестнадцать лет, и держу слово. Багира стареет, вряд ли протянет больше полутора лет, так что… Однако ты прав. У папы имелось разрешение перевозить редких животных в другие штаты, мне же его ни за что не дадут, не говоря уже о разрешении содержать Багиру в другом жилом доме. И все же нельзя сказать, что я связана по рукам и ногам. Я могу уехать в отпуск на неделю или две, девочки с нижнего этажа покормят ее и погуляют с ней, но не дольше. После этого она начинает нервничать, а они названивать. Женихов отпугивает… Иди за мной.

Кейт провела гостя в гостиную. Три стены были расписаны египетскими иероглифами метровой высоты. Четвертая стена блестела свежей белой краской.

– Вот, решила избавиться, – объяснила Кейт. – Это из «Книги мертвых». Сороковая глава. Мне раньше казалось, что она подходит к случаю.

– Боюсь, я не читал… – вяло отозвался Сэнди.

– Уоллис Бадж перевел ее как «Главу об отражении Пожирателя Осла». Я не мявкаю. Просто мне надоело отражать, – насмешливо улыбнулась Кейт. – Ну да ладно. Теперь ты видишь, где пригодится твоя помощь.

Тело Кейт не случайно покрылось слоем пыли. Вся квартира выглядела как после землетрясения. В середине комнаты громоздились три кучи предметов, разграниченные прочерченными мелом линиями. В одной лежали помилованные вещи и одежда, которую еще можно было носить. В другой – пригодное для сдачи в утиль: стереоплейер прошлогодней модели, старая пишущая машинка и прочий хлам. Третья куча состояла из одного мусора, аккуратно поделенного на бросовый и пригодный для вторичной переработки.

Все полки голые, дверцы шкафов распахнуты, коробки и ящики стояли с поднятыми крышками. Большие, выходящие на юг окна были открыты, комнату заливал яркий солнечный свет. Теплый ветерок приносил в квартиру запах города.

Приняв правила игры, Сэнди стащил рубашку и повестил ее на ближайший стул.

– Что мне делать? – спросил он.

– То, что я скажу. Помоги с тяжелыми вещами. Ага, и еще: пока работаешь, заодно расскажи о себе.

Сэнди протянул руку к рубашке, делая вид, что намерен уйти.

– Намек понят, – вздохнула Кейт. – Просто помоги и все.

Закончив работу за два часа и порядком взмокнув, Сэнди отметил про себя, что узнал о Кейт то, о чем раньше не догадывался. Ежегодный разгром с превращением настоящего в прошлое происходил в пятый или шестой раз, избавляя хозяйку квартиры от стесняющей зависимости от предметов, подменявших собой воспоминания. Работая, они перебрасывались отрывочными репликами, в основном вопросами, оставить ли это или выбросить то. Кейт отвечала «да» или «нет». По характеру отобранных вещей он рассчитал в уме парадигму ее личности и к моменту окончания работы не на шутку встревожился.