Текст книги "Планета обезьян. Истории Запретной зоны (сборник)"

Потом настал день, когда Тейлор расхаживал вместе с Адамом, у жены которого начались схватки. На этот раз в Месте для хождения они не молчали. Тейлор заговорил со своим сыном, признавался, как любит его, и поддерживал, как любой заботливый отец поддерживает своего взволнованного сына. Тогда слова прозвучали на Месте для хождения в первый, но не в последний раз. Роды оказались не тяжелыми, и скоро из хижины вышли повивальные бабки с пищащим младенцем на руках и протянули его Адаму.

– Сын, – сказал Адам Тейлору.

После этого он поднял ребенка, а все присутствующие встали на колени.

– Что они делают? – спросил Тейлор.

– Благодарят, – ответил Адам. – Как в той длинной истории. Благодарят за то, что ребенок родился здоровым. Благодарят, что появился еще один человек, который поведет нас дальше. Благодарят за то, что он будет сильным, таким же, как его дед.

– И его отец, – добавил Тейлор, не осмеливаясь встретиться взглядом с окружающими; губы его дрожали, на глазах выступили слезы.

Адам, передав младенца обратно повивальной бабке, направился было вслед за ней в хижину, но остановился и вернулся к отцу.

– Мы уже придумали имя для мальчика. Но только если ты разрешишь.

– К чему вам мое разрешение? – смутился Тейлор.

– Мы хотим назвать его в честь тебя.

– Тейлор? Но это не…

– Мы хотим назвать его Джордж. С твоего разрешения.

Тейлор удивился. Свое имя он произносил только при Нове.

– Откуда ты узнал? – спросил он.

Адам порылся в кармане и вынул жетоны, которые Тейлор когда-то давно дал Нове. Она никогда не показывала жетоны, и он забыл о них. Теперь их ему протягивал его сын Адам.

– Когда она дала их тебе? – спросил Тейлор.

– Показала как-то однажды. Она понимала, что я умею читать, и показывала на буквы. Я произносил слова вслух. Но я не понял ничего, кроме твоего имени.

Тейлор в задумчивости обводил пальцами выбитые в металле буквы.

Джордж Тейлор

325229325 ANSA

0 (I) ОТР

АТЕИСТ

Прочитав последнее слово, Тейлор вспомнил, кем он считал себя, прибыв на эту планету. И зачем вообще решил покинуть Землю.

– Я понял, что первая строчка – это твои имя и фамилия, – сказал Адам. – Но что означает остальное? И что это за цифры?

– Это так обозначали разных людей, – ответил Тейлор.

– А что, имени и фамилии было недостаточно?

– Тогда было очень много людей. Гораздо больше, чем сейчас.

Но ему и самому стало как-то непонятно. Зачем обозначать людей цифрами? В какой период истории появился такой обычай? Что это за эволюционное развитие – или, скорее, деградация?

– А третья строчка? – спросил Адам.

– Группа крови.

– Что за группа крови? – не понял Адам. – Кровь же одинаковая у всех. Красная.

– Это не важно, – улыбнулся Тейлор. – Пока не важно. Нам еще многое предстоит создать и изобрести, прежде чем это будет иметь значение.

– А последняя строчка?

– Слово, которым обозначались моя глупость и мое безрассудство. Тогда, когда мне казалось, что я знаю все.

– Но ты и сейчас знаешь все.

– Нет, – вздохнул Тейлор. – Каждый день я узнаю, как многого не знаю.

Он похлопал сына по плечу.

– Ну, а теперь пойдем к твоей жене. И к твоему сыну – Джорджу, сыну Адама.

– Внуку Тейлора! – воскликнул Адам, улыбаясь, и побежал к хижине.

Через много вечеров Тейлор начал рассказывать у костра историю о человеке по имени Цезарь, который возглавлял огромное войско. О том, как он пересек реку, которую не должен был пересекать.

– Так может сделать армия обезьян? Может пересечь Запретную зону? – спросил один из самых старших Молодых. – И потому мы ходим в Дозор?

– Нет, – ответил Тейлор, поразившись этой мысли. – Так делали Предки. Чтобы испытать удачу. Бросить жребий и пересечь пустыню Запретной зоны.

Потом он стал объяснять, что значить бросить жребий, и это заняло весь оставшийся вечер. Историю о Цезаре он продолжил на следующий день. О том, как Цезарь прибыл в Рим. Стал императором. Тейлор не был уверен, что вспомнил все правильно, но какое это имеет значение?

Это была история у костра.

Потом у одного Молодого родился мальчик, и его назвали Цезарем. Какое-то время другие, проходя мимо этого мальчика, поднимали руки и говорили «Аве, Цезарь!», но этот обычай быстро угас.

Перемены происходили настолько медленно, что они ускользали от внимания Тейлора, но истории у костра из монолога постепенно превращались в ответы на вопросы, которые задавали Молодые и их дети.

Так человек, который вырос на Земле, бывшей до этой Земли, мастерил модели ракет, ловил головастиков и смотрел по телевизору сериал «Агенты А. Н. К. Л.», стал человеком, который отвечает на вопросы. Человеком, который понимает, что настанет день, когда его слушатели будут знать все, что знает он, и даже больше.

Возможно, день этот уже прошел, думал он, отвечая на вопрос о Гражданской войне в США, на который он, вроде бы, уже однажды отвечал. Но Молодые сделали вид, что услышали ответ впервые, и Тейлор решил, что это проявление благодарности, о которой он когда-то давно рассказывал Адаму.

* * *

Годы начали сливаться между собой, пролетая все быстрее и быстрее. Однажды ночью, лежа один в своем доме на дереве и думая о скоротечности времени, Тейлор вспомнил теорию доктора Хасслейна. Именно на основе этой физической теории и был сконструирован корабль «Либерти-1» и разработан план его полета. А потом, несмотря на долгое путешествие, он оказался на Земле. Но не на его Земле.

«Это их Земля, – подумал он. – Земля Молодых и тех, кто последует за ними».

Тейлор резко поднялся. Мысли о прошлом и о путешествиях во времени заставили его задуматься о будущем. Их будущем.

На следующий вечер у костра он отмахивался от вопросов. Все сидели тихо, понимая, что произошла какая-то перемена. Тейлор сидел на кресле, которое для него соорудил Адам. Первенец Тейлора сидел справа на бревне; рядом с ним сидел его сын, а дальше – жена Адама.

– Эта Земля родилась от моей Земли, – начал Тейлор. – Я сбежал со своей Земли. Я уже рассказывал вам о своем путешествии к звездам. И во времени. И о том, как я вернулся на эту Землю, которая когда-то была моей. Вы задавали мне много вопросов, но никто не спросил меня, почему я оставил свою Землю.

Тейлор оглядел лица людей, окруживших костер плотными рядами. Он помнил время, когда их было очень мало. И когда рядом с ним сидела только Нова.

– Почему ты оставил ее, отец? – спросил Адам, выводя его из задумчивости, в которую Тейлор впадал все чаще и чаще.

– Потому что моя Земля была охвачена болезнью, – ответил Тейлор. – Худшей болезнью на свете. Человек, это чудо вселенной, этот гений, пославший меня к звездам сквозь пространство и время, воевал с себе подобными. Одни люди позволяли детям других людей голодать, в то время как у самих их пищи было в избытке.

– Почему? – спросил один из представителей второго поколения Молодых, которому слова Тейлора показались настолько удивительными, что он не смог в них поверить.

– Я не знаю, – ответил Тейлор. – Если бы вы спросили меня тогда, то я ответил бы: «Такова природа человека». Но ведь у нас не такая природа, правда?

– Конечно нет, – ответил за всех Адам. – Все что у нас есть – общее.

Тейлор поднял руку, и снова воцарилась тишина.

– Когда я покинул Землю и поднялся туда, – тут он показал пальцем в небо, – я оглянулся и посмотрел на нее. Земля была прекрасной: голубой, белой, зеленой и коричневой. Впервые за всю жизнь я понял, насколько я мал. Насколько малы все люди. На какое-то время меня охватило ощущение ничтожности. И я был одинок. Я был одинок до тех пор, пока не пришел на Нашу Землю и не встретил Нову.

– Маму, – сказал Адам, и это слово шепотом повторили другие.

Тейлор помолчал, вспоминая, какую же историю он хотел рассказать. Потом вспомнил.

– Я расскажу вам историю не о том, что было. Я хочу рассказать вам о том, что будет. И о том, чего быть не должно.

Молодые ждали. Оставшиеся Предки – Тейлор осознал, что сейчас их гораздо меньше, чем он помнил – тоже молчали, вглядываясь в лица и жесты Молодых в поисках того, чего не мог понять их разум.

– О том, что не должно снова возникнуть Моей Земли, – продолжил Тейлор. – Это не должно повториться снова. Эта Земля должна остаться Вашей.

– Это и есть Наша Земля, отец, – возразил Адам. – У нас же все общее.

– Да, – согласился Тейлор, разглядывая черты Новы в лице своего сына. – Но наступит день, когда будет так много Молодых, что вы не сможете знать друг друга все. Когда одни из вас построят другое поселение.

– Когда мы станем цифрами? – спросил Адам.

– Вы никогда не должны обозначать друг друга цифрами, – сказал Тейлор. – Вы всегда должны сохранять свои имена. И называть друг друга по именам.

– Мы никогда не будем воевать друг с другом, – добавил молодой Цезарь.

– Не будете, – согласился Тейлор. – А ваши дети, когда будут другие города? А дети ваших детей?

Вокруг костра прокатился тихий гул.

– Тогда люди могут начать спорить между собой. И тогда вернется моя Земля.

– Что же нам делать? – спросил Адам.

– Вам нужны законы, – сказал Тейлор. – Даже обезьяны поняли это. К нам, людям, они относились, как к животным, но уважали друг друга. У них был закон: «Обезьяна никогда не должна убивать обезьяну».

Молодые, ни разу в жизни не видевшие обезьян, постарались это понять. Но Тейлор произносил свою речь не для того, чтобы они понимали обезьян.

– Мы должны принять такой же закон. Для людей.

Не успел он закончить свою мысль, как Адам поднялся со своего места.

– Человек не должен убивать человека. Человек не должен заставлять страдать человека, – сказал он и посмотрел на отца. – Ведь так?

Тейлор ощутил комок в горле и смог только кивнуть в знак согласия.

Годы продолжали идти. Хорошее случалось все чаще, чем плохое. Форт-Уэйн рос, пока окружающие поля не стали слишком малы для него. Как и предсказывал Тейлор, одна группа, возглавляемая Цезарем (который был уже не молод), перешла жить в другое место, милях в десяти от Форт-Уэйна, и назвала свое поселение Новой Надеждой.

– Как будто у них не было надежды здесь, – проворчал Адам, сидя днем рядом с Тейлором у теплых угольков костра.

Сын Адама расхаживал по Месту для размышлений в окружении своих братьев, сестер и друзей, ожидая рождения своего первого ребенка.

– Надежда – хорошее чувство, – сказал Тейлор. – Она заставила нас пересечь пустыню и привела нас в это место.

– Почему ты назвал его Форт-Уэйн? – спросил Адам.

Тейлор едва расслышал вопрос, настолько его разморило солнце и тепло Круга костра.

– А? Что? Форт-Уэйн? Так называлось место, где я вырос. Довольно небольшой город по меркам той Земли, в штате под названием… – он порылся в памяти, стараясь припомнить название, – Индиана.

Усмехнувшись своим мыслям, он продолжил:

– Впрочем, это была лишь понятная мне шутка. Я знал, что нам нужна стена – форт. И я вспомнил о герое из фильмов, которые когда-то смотрел. О ковбое.

– Ковбое?

Тейлор поднял испещренную старческими пятнышками руку, отмахиваясь от вопроса.

– Неважно. Его звали Джон Уэйн. Вот мне и пришло в голову название Форт-Уэйн. Можно сменить его на Старую Надежду.

Адам засмеялся.

– Ну, и Форт-Уэйн тоже звучит неплохо.

Мимо них прошла молодая пара. Заметив Тейлора, парень и девушка слегка склонили голову.

– Что это они делают? – спросил Тейлор.

– Делают что? – переспросил Адам.

– Они больше не говорят «привет». Они просто… не знаю…

Адам протянул руку и положил ее на плечо отцу.

– Они показывают свое уважение.

Тейлор точно не знал, как к этому отнестись. Он словно очнулся от летаргии и стал выше ростом.

– Когда сюда пришли первые люди, я приветствовал их голосом. Никто тогда не мог отвечать.

Некоторое время они помолчали.

– Наверное, тебе тогда было нелегко, – наконец сказал Адам.

Мимо них прошел Молодой – уже довольно зрелый мужчина с сединою в волосах.

– Привет! – обратился к нему Тейлор.

Едва начав кивок, мужчина вздрогнул от неожиданности, остановился и сказал:

– Привет, Тейлор.

– Хм-мм, – протянул Тейлор, когда Молодой продолжил свой путь. – Здесь столько людей, которых я не узнаю. А где все Предки? Утром я тут прогуливался и не увидел никого из тех, кто был здесь в начале.

Адам не ответил, а лишь подождал, пока теплое солнце снова убаюкает его отца.

Несколько дней спустя Тейлор проснулся в своем доме на дереве, услышав голоса. Он просто лежал и прислушивался к ним. Какие-то казались радостными и счастливыми, другие казались раздраженными, но он просто склонил голову и снова заснул.

Несколько дней спустя Адам спустил его по веревкам, как некогда Тейлор спускал тело Новы. Адам проводил его в новую, очень удобную хижину, построенную из камней возле Места для хождения.

Никто уже давно не жил на деревьях, и Тейлор оставался последним.

Тейлор попытался вспомнить, кто еще из последних жил на дереве кроме него, но не смог. Посмотрев поверх Места для хождения и Круга костра, он вдруг понял, что лестница, которую он когда-то поднимал каждый вечер, давно уже висит, спустившись до самой земли.

Однажды Тейлор вспомнил кое-что еще. Зная, что памяти ему теперь хватает ненадолго, но понимая, что это очень важно, он взял острую деревяшку и держал ее зажатой в ладони, пока к нему не подошел Адам.

– Дозор, – сказал Тейлор.

– Что?

– Дозор на краю пустыни, – пояснил Тейлор. – Он ведь установлен до сих пор, верно?

Адам опустил взгляд.

– Мы давно отменили его, отец. Никто не видел в нем смысла.

– Обезьяны.

Тейлор вдруг понял, что ни один из Молодых никогда не видел обезьян, а никто из Предков не мог о них рассказать. О том, как это было. Никто не мог рассказать, кроме него.

Он пообещал себе, что напомнит им.

Тем вечером, как и всякий раз, кто-то пришел, чтобы помочь ему дойти до Круга костра. Оглядевшись, он увидел – несмотря на то, что зрение его было давно не как у астронавта, – что его окружают бесчисленные лица, насколько хватает света.

Тейлор забыл об обезьянах. Он рассказывал о королях на лошадях, о длинных луках со стрелами, вроде тех, что люди используют сейчас. И о просторных зеленых полях, на которых кипели шумные битвы. И о том, как люди жили в больших замках. О машинах, которые летали по небу, и о людях, которые ими управляли. О городах, вздымавшихся ввысь. И даже он, Тейлор, уже не знал, что из этого история у костра, а что настоящая история человечества.

Одним летним вечером, прямо посреди истории костра, которая перескакивала от пилотов космического корабля к благородным рыцарям за круглым столом, голос Тейлора дрогнул. Он замолчал и вгляделся в костер.

– Нова? Нова?

Тут он дернулся всем телом в своем кресле. Адам вскочил, обнял старика и прижал его к себе, словно ребенка. Из его глаз заструились слезы, как и из глаз всех сидевших вокруг костра.

Не отпуская отца, Адам обратился к толпе:

– Расскажу я вам одну историю. Жил-был астронавт, и звали его Тейлор…

Джон Джексон Миллер
Убойный состав[4]4
  Murderers’ Row – изначально так называли победный состав игроков бейсбольной команды «Янкиз», а после стали называть любую группу удачных исполнителей. В 1966 году вышел фильм в жанре фантастического детектива, снятый по детективному роману Дональда Гамильтона, который в русском переводе называется «Закоулок убийц». Прим. переводчика.


[Закрыть]

Отправитель: Франклин де Сильва

Широковещательная компания «Гексагон», Нью-Йорк

Кому: Гэри Лакмен

«Лаки-Стар Продакшнз», Голливуд

Сообщение:

Обезьяны существуют, необходим сериал.

Вот так все началось семнадцать лет назад – с телеграммы. Фрэнк де Сильва отсылал их целые кучи. Должно быть, считал, что экономит по два цента с каждого телефонного звонка. Но я его не укорял. Когда управляешь телевизионной сетью из кабины хэтчбека «Гремлин», приходится экономить на всем, что можно.

Да шучу я.

Нет, не шучу. Фрэнк действительно был тем еще скупердяем.

Если уж я заговорил обо всем этом, то стоит объяснить кое-какие основные правила. Во-первых, не ожидайте качества, которое привыкли ожидать от продукции Гэри Лакмена. Сейчас, пролистывая свои старые записи, я установил свою камеру в винном погребе. Никаких смен плана, никакой обработки. Музыка? Забудьте. Добавят при монтаже, когда меня уже не будет.

Тем более что ждать-то осталось недолго.

Во-вторых, многие в нашем бизнесе оценят, если я не назову их по именам, особенно после того, как все обернулось. Корнелиус и Зира – их даже вспоминать нельзя, и не без причин. Уверен, что тем, о ком я рассказываю, не захочется, чтобы их посреди ночи разбудили люди правителя Брека, только потому, что какой-то умирающий упомянул их и «обезьянавтов» в одном предложении.

Черт, их имена могут даже оказаться среди кличек буйных обезьян в «Списке Ахиллеса» Брека. А людям шоу-бизнеса не нравится находиться в списках. Такой у нас пунктик. Конечно, если году в 1973 вы занимались примерно тем же, что и я, то вы, вероятно, сами знаете, о ком я говорю. Но все равно, без надобности я постараюсь имена не называть.

Но не твое, де Сильва. Вот уж нет.

Ну ладно, прислал, значит, он мне эту телеграмму. Сказать честно, я вообще не представлял, о чем это он. Что значит «обезьяны существуют»? Я понял, только когда моя секретарша включила телевизор, и я увидел кадры конференции. Сейчас эту запись не показывают, но любой, у кого тогда был ящик, ее не забудет. «Президентская комиссия по приему инопланетных посетителей»; и посреди зала сидят два больших шимпанзе, одетых как актеры из фантастического фильма, да еще и лопочут по-человечески. То есть, я хотел сказать, говорят на хорошем английском языке. У нас некоторые звезды так не говорят, как говорили они. Зрелище было то еще, поверьте мне.

Ну, пусть сами за себя скажут. Сейчас-то этой записи не достать, но у меня сохранилась копия доклада той комиссии.

«Там, откуда мы прибыли, обезьяны разговаривают, а люди не обладают даром речи», – это Корнелиус.

«Мы прибыли из вашего будущего», – это Зира.

Хотите поговорить про два предложения, изменившие мир? Вот что я услышал, включив тогда ящик. Это вам не высадка на Луне, и не полет Тейлора. Я не историк, но даже мне это стало ясно как божий день.

Странно, пока что я разговариваю с вами так, как будто вы все это время прожили в пещере. Ну да ладно. Скажу вам тогда заодно, и кто я. Я Гэри Лакмен, громкое имя в телевидении пятидесятых: это я писал сценарии для больших классических постановок, спонсируемых разными продуктами, которые «вас не убьют». Тогда программы были умнее, ведь телевизор считался роскошью. Как только по всей стране, как грибы после дождя, выросли телевышки, уровень скатился ниже плинтуса, и программы моего типа вымерли.

Я, правда, не спешил отходить от дел, и подумал, что пора попробовать себя в качестве продюсера. Я мечтал о том, чтобы основать настоящую фабрику сценаристов, которой можно было бы гордиться, и начало 1970-х годов показалось мне как нельзя более подходящим временем. Телесети начали производить более толковые вещи, вытесняющие шоу для всякой деревенщины. Один актер сказал, что они отменили все программы «с деревьями». Снимаемые для телевидения фильмы становились лучше и получали хорошие рейтинги. Федеральная комиссия по связи – собрание всяких правительственных чиновников, какие были до Брека – постаралась подхлестнуть конкуренцию, выделив один час прайм-тайма для местных станций. Тогда телепрограммы покупали только три коммерческие сети – не считая предположительной скрытой сети Сильвы – но местных станций было около 900. Море потенциальной аудитории.

Так что я решил, что у меня получится неплохо. Но все пошло наперекосяк из-за того, что не предусмотрели ни я, ни правительство: местные тоже оказались еще теми скупердяями. Они заполняли свое время игровыми шоу, а это означало, что я вынужден был продавать большинство своих программ де Сильве, чья компания «Гексагон» стала очередной бесчисленной попыткой состязаться с Большой тройкой. Если вы не помните ее, то вам простительно – никто ведь не помнит «Дюпон» или «Овермейер». Скажем так – «Гекс» было не лучшее имя для телесети.

Так или иначе, мы приехали в офис, и я позвонил де Сильве – избавил его от расходов на межгород. Я приведу отрывок из нашего разговора, записанный очаровательной Салли Пьютер, обладательницей хорошего почерка и хорошеньких ножек, почти не закрытых мини-юбкой:

ФРАНКЛИН ДЕ СИЛЬВА: Обезьяны, Гэри, обезьяны. Вот, что нам нужно.

ГЭРИ ЛАКМЕН: Космические обезьяны. Похоже, ты выбрал не то время для фантастики, Фрэнк.

ДЕ СИЛЬВА: Не начинай. Знаю, к чему ты клонишь. «Цель – Юпитер» ставят на мертвый промежуток. Это не ответ.

ЛАКМЕН: Ты и про «Юпитер» то же говорил. Просто был в восторге, когда запускали все эти космические проекты.

ДЕ СИЛЬВА: А что происходит, когда выясняется, что все эти ракеты никогда не вернутся? Всем на них становится наплевать – вот что. Но один из кораблей все-таки вернулся, Гэри – с астрообезьянами!

ГЭРИ: По-моему, их назвали «обезьянавтами». Не простая обмолвка.

ДЕ СИЛЬВА: Какая разница, как их называть?

ЛАКМЕН: Нет, я тебя понимаю. В общем-то, мы и к «Юпитеру» могли бы добавить обезьян, без труда. Конечно, выглядеть они будут не так эффектно – костюмы стоят дорого. Но если ты позволишь выбросить последние шесть эпизодов, можно вернуться и…

ДЕ СИЛЬВА: Постой-постой! Да наплевать мне на твоих девок, бегающих в бикини по Юпитеру!

ЛАКМЕН: По спутникам Юпитера. На самом Юпитере нет твердой поверхности.

ДЕ СИЛЬВА: Да как скажешь. Кому какое дело? Все это полная чушь – попытка показать раскрашенных в голубой цвет красоток, чтобы на них пялились подростки в девять часов в пятницу. Но я говорю про настоящее, Гэри. Настоящее. Я хочу, чтобы «Гексагон» стала сетью обезьян. Мне нужна продукция.

ЛАКМЕН: Какая? Драма, комедия, документальные фильмы?

ДЕ СИЛЬВА: Все вышеперечисленное. Чтобы у всех там волосы из ушей лезли. Ты же сам хотел заключить долгосрочную сделку с HBC, Гэри. Если ты не сможешь, я найду того, кто сможет – как только поговорю с юристами.

ЛАКМЕН: Ты начальник, тебе решать, Гэри. Ладно, свяжемся позже.

После этого разговора всем в офисе было впору покупать новые столы – старые были пробиты головами.

Пара слов об обезьянах. С виду вроде бы неплохая идея. Они нравятся детям и никогда не требуют денег за работу. Но это совершенно непредсказуемые засранцы. Как шимпанзе в одном старом фильме про парня в джунглях, который отказывался сниматься без своей подруги-колли на съемочной площадке. В пятидесятых другой шимпанзе выступал в одной утренней новостной программе, что говорит о том, как мало новостей было в то время. Выглядел он совершенно чокнутым. Я и сам бы так выглядел в такую рань.

А незадолго до прибытия «обезьянавтов» одна сеть показывала детскую передачу про шимпанзе-шпионов, и она оказалась самой дорогой субботней утренней программой на тот период. Да, этим зверюшкам можно платить бананами, но для них приходится закупать столько реквизита, что весь бюджет вылетает в трубу.

Никакого специального реквизита у нас не было, как и обезьян. Да к тому же в тот момент мы как раз ничего не снимали. А де Сильва, как обычно, хотел получить что-то «уже вчера».

То, что мы сняли в качестве пробного шара – это было, конечно, не то, чем я хотел бы гордиться. У нас в разработке было три пилотных проекта с готовыми декорациями в студии. Мы привезли троих парней в костюмах горилл – да, я знаю, что обезьянавты не были гориллами – и сняли пробные фрагменты, не меняя декораций и контекста.

Неделю спустя я приехал в Манхэттен, чтобы продемонстрировать их боссу. С той встречи у меня сохранилась звукозапись, благодаря Тедди Хайлеру, одному из членов съемочной группы. Я специально взял его с собой, потому что он прекрасно знал, как де Сильва умеет все забывать. Вот отрывок, снятый уже после того, как мы показали ему материал:

ФРАНКЛИН ДЕ СИЛЬВА: Вы оба совсем рехнулись.

ГЭРИ ЛАКМЕН: Ну, скажи, что ты на самом деле думаешь, Фрэнк.

ДЕ СИЛЬВА: Выглядят они ужасно. Отвратительно. Я что, должен поверить, что эта обезьяна на самом деле адвокат?

ЛАКМЕН: Точнее, обвинитель. «Бобо, прокурор штата». Мы заменили им первоначального актера и набросали сюжет, согласно которому корабль с обезьянавтами приземляется возле Гарвардской школы права.

ТЕДДИ ХАЙЛЕР: Если написать, что корабль опустился в реку Чарльз, то можно будет использовать оригинальные кадры с «Либерти-1». (Пауза) Правда, придется допустить, что в Кембридже есть песчаный пляж.

ДЕ СИЛЬВА: Я что, слепой? Я видел, что вы уже вставили эти кадры.

ЛАКМЕН: Это было в фантастическом проекте. «Акварожденный». (Звук перелистываемых бумаг) Подводная лодка обнаруживает Атлантиду, населенную обезьянами.

ДЕ СИЛЬВА: И в каком же это мире обезьяны – подводные существа?

ЛАКМЕН: Ну, здесь и пригодятся кадры «Либерти-1». Наши обезьяны направлялись в Атлантиду, когда их выбросило на побережье. Мы можем создать целое общество для них.

ХАЙЛЕР: Хочу напомнить, что съемки в воде стоят дорого.

ДЕ СИЛЬВА: Вся эта затея с водой – бред. А что там с этой женщиной?

ХАЙЛЕР: Это фильм недели. Серьезный взгляд на то, что происходит с браком, когда твой муж превращается в обезьяну.

ДЕ СИЛЬВА: «Ради любви к Дрого». Погодите, звучит как-то знакомо.

ЛАКМЕН (после паузы): Потому что уже был серьезный взгляд на то, что происходит с браком, когда муж признается, что у него пристрастие к азартным играм. Мы просто добавили в сюжет обезьяну. Ну, что тебе нужно, Фрэнк? У нас неделя.

ДЕ СИЛЬВА: Мне нужно то же, что и остальным. Я хочу Зиру и Корделию.

ЛАКМЕН: Ты хотел сказать Зиру и Корнелиуса?

ДЕ СИЛЬВА: Как скажешь. Люди больше не хотят смотреть на дурацкие костюмы обезьян, когда есть настоящие обезьяны.

ХАЙЛЕР: Ну, если мы вздумаем создавать настолько реалистичные костюмы, то никаких денег не хватит. Одни только приспособления для движения губ придется настраивать часами.

ДЕ СИЛЬВА: Тогда раздобудьте мне самих обезьянавтов.

ЛАКМЕН (после паузы): Ты хочешь, чтобы мы включили в передачи самих Корнелиуса и Зиру?

ДЕ СИЛЬВА: Ты чертовски прав, Гэри. Ты видел рейтинг Билла Бондса за эти выходные?

ЛАКМЕН: Бондса? Это который из «Новости глазами очевидца»?

ДЕ СИЛЬВА: «Глазами очевидца», «Большие новости» – как угодно, название меняется каждую неделю. У Бондса выступал тот умник, как его…

ХАЙЛЕР: Хасслейн. Виктор Хасслейн.

ДЕ СИЛЬВА: Отто Хасслейн. И они выделили доктору Отто Хасслейну целых два часа на его болтовню про обезьян. Цифры рейтинга чуть потолок не прошибли – а ведь они всего лишь говорили про обезьян, никаких самих обезьян там не было! Так что достаньте мне обезьян и точка.

ХАЙЛЕР: Достать обезьян? А разве они не под контролем правительства?

ЛАКМЕН: Мы не команда новостей, Фрэнк.

ДЕ СИЛЬВА: Да, и у «Гексагона» даже нет отдела новостей. Вот почему я разговариваю с вами. Вставьте их во что-нибудь. Пусть они будут задействованы, участвуют в каком-то шоу, в музыкальном представлении, в чем угодно. Для этого я выделю вам трехчасовой блок по субботам.

ЛАКМЕН: Ты это не серьезно… ты… (неразборчиво)

ХАЙЛЕР: Вы же знаете, что суббота принадлежит вашим конкурентам?

ЛАКМЕН: Фрэнк, ты не шутишь? «Убойный состав». Четыре лучших телевизионных комедии за все время, плюс лучшая эстрадная программа десятилетия? Ты серьезно собираешься все это переплюнуть?

ДЕ СИЛЬВА: От этой сети одного вечера за неделю не убудет. Мне наплевать, как там выглядят ноги «этой, не знаю, как ее имя».

ХАЙЛЕР: Избиение младенцев. Это просто избиение младенцев – выпускать программу против такого.

ДЕ СИЛЬВА: Говорю вам, затея сработает. Мы повторили старую документалку про бабуинов, и получили рейтинг в девять и двенадцать сотых аудитории. Для любых других конкурентов это серьезный удар. Для HBC – всего лишь царапина. Добудьте мне до конца месяца обезьян, и мы войдем в историю.

ЛАКМЕН: Значит, ты хочешь, чтобы до конца месяца я договорился с обезьянавтами? Хочешь моей смерти?

Возможно, если вспомнить, какие дешевые сигары тогда курил де Сильва, он и вправду хотел моей смерти. Впрочем, должен признать, что и я сам приложил к этому руку. Стоит упомянуть еще одну перемену из случившихся на телевидении за пару лет до появления обезьян – правительство запретило всякую рекламу сигарет. Лучше бы оно это сделало еще в пятидесятые годы.

Ну и ладно, упущенного все равно не вернешь.

Так или иначе, я полетел обратно на свое ранчо в Агура-Хиллз, размышляя о том, что попал в ловушку. Я только что вступил во владение этим местом, а на продажу у меня ничего не было. Можно было позвонить своему адвокату и разорвать контракт, что погубило бы компанию, но я не видел другого выхода. Я поиграл с собакой, выпил виски, зажег сигарету и включил ящик.

И увидел то, что спасло меня, – Корнелиуса и Зиру, одетых с иголочки и переезжающих в роскошный номер отеля «Беверли-Уилшир». Их сопровождала целая толпа, среди которой я разглядел хорошенькую блондинку, отвечавшую на вопросы каких-то журналистов.

Стиви Брэнтон. Я вспомнил ее еще студенткой Калифорнийского университета, подрабатывающей помощницей одного загонщика на съемках передач про сафари. Толковая была девчонка. Я даже попробовал подкатить к ней, но она не отреагировала. В том-то и проблема быть мужем актрисы: о твоем семейном статусе знают даже те, кого ты видишь в первый раз. Очевидно, сейчас она работала на Льюиса Диксона, специалиста по психике животных и неофициального представителя обезьянавтов. Я быстро связался по телефону с загонщиком, у которого оставался ее домашний номер.

Не скажу, что она так уж обрадовалась, услышав мой голос. Как и все остальное человечество, она знала о моем разводе, и, должно быть, подумала, что потому я и звоню. Но каким-то образом мне все-таки удалось к ней подольститься и договориться о посещении междусобойчика, устраиваемого следующим вечером для Корнелиуса и Зиры – с условием, что я сделаю крупное пожертвование зоологическому обществу. Для того, кто только недавно оказался в центре всеобщего внимания, Стиви на удивление хорошо понимала, как этим можно воспользоваться.

На подобных вечеринках у меня не совсем получалось находить общий язык со всеми присутствующими, отчего в нашем бизнесе я всегда казался немного посторонним. Мне кажется, это от того, что я начинал, как писатель, работающий сам на себя. Будь я сценаристом развлекательных шоу, придумывающим номера в коллективе, то и держался бы по-другому. Но я из кожи вон лез, стараясь – черт, чуть не сказал «обезьянничать» – подражать остальным.

Не знаю, откуда взялись эти самые остальные. Кое-кто наверняка был покровителем зоопарков – ведь главными тут считались Диксон и Стиви, взявшие на себя ответственность за Корнелиуса и Зиру. Но были и какие-то совершенно странные личности, вроде женщины из журнала «Мех и перья». Я с удивлением узнал, что он посвящен домашним питомцам. Еще редактор из охотничьего журнала – кому вообще пришла в голову идея, что он тут будет к месту?

Я решил, что лучше всего мне будет присосаться к Стиви, как пиявка, и не отходить от нее ни на шаг. Если она захочет избавиться от меня, то ей придется представить меня обезьянам. Так и произошло.