Текст книги "Спектакль"

Джон Голсуорси
Спектакль

Действующие лица

Энн Moркомб

Полковник Роуленд, ее отец

Джеффри Дарелл

Леди Моркомб

Горничная

Кухарка

Инспектор сыскной полиции

Полицейский врач

Полицейский

Дэзи Одихем

Одихем, ее отец

Репортер

Редактор

Секретарша

Редактор отдела происшествий

Помощник коронера

Констебль

Освальд, лейтенант королевского флота

Лица из публики

Старшина и семеро присяжных

Действие первое. – Кабинет Моркомба в Кенсингтоне. Март. Утро.

Действие второе.

Картина первая. – Кабинет редактора газеты, утро следующего дня.

Картина вторая. – Кабинет Моркомба, несколько позже.

Действие третье. – Приемная следственного суда. Утро следующего дня.

Действие первое

Мартовское утро, десять часов. Дом в Кенсингтоне; пустой кабинет; на заднем плане окна с задернутыми шторами; узкие полоски света пробиваются сквозь шторы. Слева, перед камином низкое, глубокое кресло. Направо от камина, ближе к рампе, дверь; другая дверь напротив, в правой стене. Направо от этой двери письменный стол. На столе телефон. Возле кресла низенький столик, на нем графин с коньяком, сифон и стакан. Комната обставлена со вкусом; между окнами книжный шкаф. На шкафу маленькая модель самолета. Открывается дверь слева, и входит Энн Моркомб; ей лет двадцать пять, брюнетка, очень бледная, прекрасно сложена, красивая, но красота ее не бросается в глаза. Она включает свет, секунду стоит неподвижно, смотрит на кресло; потом вздрагивает, быстро проходит через комнату, запирает правую дверь и берет телефонную трубку.

Энн. Челси 0012… Это… это ты, Джефф? Говорит Энн. (Она говорит очень тихо, порывисто, напряженным голосом.) Случилась ужасная вещь… Колэн застрелился… Да… в сердце… вчера вечером. Когда я вернулась от тебя… застала его в кабинете – в кресле – мертвым… Доктор говорит… прошло часа два… Полиция уже была… Нет… никаких сомнений… нет… Револьвер в руке… да, его револьвер… Нас?.. Нет, нет… Он не знал, уверена, что нет… Да если бы и знал, для него это ровно ничего не… Ты же знаешь, ему было совершенно… Нет… Даже представить себе не могу… Я ничего не знаю о его делах, так же как и он о моих.

Она слышит какой-то шум, поспешно бросает трубку, отпирает дверь и быстро идет к двери налево, в ту же минуту правая дверь открывается, и входит горничная, говоря на ходу.

Горничная. Вот эта комната, сэр.

Входят двое: инспектор сыскной полиции в штатском, с кожаной сумкой через плечо, и врач полицейского управления.

Инспектор сыскной полиции. Миссис Моркомб?

Энн. Да.

Инспектор. Инспектор сыскной службы из Скотлэнд-Ярда Флайн. Я здесь по распоряжению начальника полиции. А это врач из полицейского управления. Он вчера был в отъезде. Я бы хотел, чтобы он освидетельствовал труп, прежде чем его унесут.

Энн. Сюда, пожалуйста.

Инспектор. Одну минутку. Это то самое кресло? Здесь ничего не трогали со вчерашнего вечера, после ухода полиции?

Энн. Нет, ничего, после того как его унесли наверх.

Инспектор (пробежав глазами заметки в записной книжке, садится в кресло и, опустив голову на грудь, кладет правую руку на колени). Вот так вы его застали, мэм?

Энн (шепотом). Да.

Инспектор (проводит рукой себе по груди). Тут, значит, было расстегнуто?

Энн. Да.

Инспектор (кивает доктору и встает). Начальник сказал, что здесь они вчера все перерыли. Бумаги майора у меня. (Поднимает сумку.) А может быть, у вас там наверху, мэм, есть что-нибудь еще, что мне следовало бы взять?

Энн. Не думаю. Обычно он все держал здесь.

Инспектор. Мы все-таки посмотрим, если вы будете так любезны проводить нас. Простите, мэм, вы пришли сюда, чтобы…

Энн. Я говорила по телефону.

Инспектор. Понятно. Так вот, если вы сейчас с доктором подниметесь наверх, я к вам через минуту приду.

Энн выходит с доктором, который все это время внимательно наблюдал за ней. Инспектор отдергивает штору на одном из окон, смотрит на улицу, потом поворачивается, окидывает глазами комнату. Звонит телефон, он поднимает трубку, слушает.

Инспектор. Кто говорит? Хм… положили трубку… Ошибся? Не тот номер набрал… или, может, не тот голос услышал?.. (Кладет трубку, секунду стоит, задумавшись, потом идет к двери налево, открывает ее.) Симпсон!

В дверях появляется полицейский в форме.

Вы в этом квартале дежурили вчера вечером?

Полицейский. Да, сэр.

Инспектор. И вы не слышали выстрела? (Заглядывает в записную книжку.) Судя по заключению доктора, смерть наступила около девяти часов.

Полицейский. Нет, сэр, выстрела не слышал.

Инспектор. А не заметили, кто-нибудь выходил вечером из этого дома?

Полицейский. Нет, сэр. Я видел, как вернулась домой хозяйка.

Инспектор. В котором часу?

Полицейский. Да так примерно в половине одиннадцатого, сэр.

Инспектор (заглядывает в свои заметки). Одна?

Полицейский. Да, сэр.

Инспектор. Как это вы ее приметили?

Полицейский. Да я ее хорошо знаю, сэр. Она с каким-то джентльменом простилась вон там за углом, не доходя до дому.

Инспектор. Ага… Вы его знаете?

Полицейский. Нет, сэр, но наши говорят, это уж не первый раз.

Инспектор. А вы бы узнали его, если бы увидели? (Полицейский кивает.) Каков он с виду?

Полицейский. Высокий такой молодой человек в мягкой шляпе.

Инспектор, секунду подумав, идет к телефону, смотрит номер у аппарата.

Инспектор (снимая трубку). Станция! Сюда только что звонили и тут же прервали… А, там еще не дали отбоя, так соедините меня, пожалуйста… Хэлло! Это какой номер? Челси 0012. Спасибо! (Кладет трубку, записывает номер. К полицейскому.) Вот вам моя карточка и этот номер, узнайте, на чье имя телефон и по какому адресу, и сейчас же возвращайтесь обратно. Пошлите сюда горничную.

Полицейский. Слушаю, сэр.

Выходит. Инспектор идет через комнату к креслу, осторожно, держа двумя пальцами снизу, поднимает со столика стакан, разглядывает следы пальцев по краям. Входит горничная.

Горничная. Да, сэр.

Инспектор. А, это вы! Ваше имя?

Горничная. Эллен Фрост.

Инспектор. Здесь никто ничего не трогал, надеюсь?

Горничная. Нет!

Инспектор. В котором часу майор Моркомб вернулся вчера домой?

Горничная. Около восьми часов, сэр.

Инспектор. Как это вам стало известно?

Горничная. Я видела, как он шел по двору. Он крикнул мне, что уже обедал.

Инспектор. А!.. Какой у него голос был?

Горничная. Да как всегда, сэр.

Инспектор. Вы подавали ему коньяк?

Горничная. Да, он позвонил так около половины девятого и спросил коньяку. Он как раз запечатывал письмо – и тут же послал меня опустить.

Инспектор. Письмо? Кому?

Горничная. Я не посмотрела, сэр. Я тут же пошла и опустила его в ящик, потом принесла ему коньяк. Он уже сидел в кресле.

Инспектор. Как он вам показался?

Горничная. Да обыкновенно, спокойный – сидел вот так, подперев голову рукой (наклоняет голову, прикладывает руку ко лбу).

Инспектор. Он вам ничего не сказал?

Горничная. Нет, сэр.

Инспектор. А много он коньяку выпил, как по-вашему?

Горничная (приглядываясь к графину). Да порядочно, сэр.

Инспектор. Полстакана?

Горничная. Да, примерно так.

Инспектор (достает из сумки револьвер). Это вам знакомо?

Горничная (вздрагивает). Да, кажется, тот самый. В письменном столе у него всегда лежал.

Инспектор. А когда вы коньяк подавали, его тут на виду где-нибудь не было?

Горничная. Нет, сэр.

Инспектор. Вы слышали выстрел?

Горничная. Да как вам сказать, сэр, мне послышалось, будто что-то грохнуло, когда граммофон играл «Приголубь меня, Чарли». Но ведь это, знаете, очень громкая песня.

Инспектор. А вы где в это время были?

Горничная. В кухне. (Показывает налево.) Это внизу, под гостиной. Мы как раз ужинать собирались.

Инспектор. В котором часу?

Горничная. Около девяти.

Инспектор. Ну, а когда вы услыхали, как что-то грохнуло, вы не поднялись наверх?

Горничная. Да мне и в голову не пришло, что это у нас в доме.

Инспектор. Сколько времени вы здесь служите?

Горничная. С тех пор, как они поженились и живут в этом доме, сэр. Вот уже четыре года.

Инспектор (заглядывает в записную книжку). Спали они врозь, каждый у себя?

Горничная. Да, сэр.

Инспектор. И давно это у них так повелось?

Горничная. Да уж больше года, верно, как майор наверх перебрался.

Инспектор. Значит, они не в ладу жили? (Горничная мнется.) Советую говорить правду.

Горничная. Так, чтобы ссоры в доме, никогда этого не бывало.

Инспектор. Бросьте юлить, вы отлично понимаете, о чем я спрашиваю. Жили они как муж с женой?

Горничная. Нет, сэр, похоже, что нет.

Инспектор. И давно это у них так?

Горничная. Да.

Инспектор. И если они куда ходили, так тоже врозь?

Горничная. Да.

Инспектор. Миссис Моркомб уходила вчера вечером?

Горничная. Да, вернулась в половине одиннадцатого, я открывала ей дверь.

Инспектор. Так, так… А что майор, вспыльчивый был человек?

Горничная. О, нет, сэр! Мрачный очень, когда на него найдет…

Инспектор. Как это надо понимать?

Горничная. Не знаю даже, как и сказать-то… Ну вот когда человек совсем отчаялся и кажется, у него и выхода нет.

Инспектор. Что ж, сидит, повесив голову, так, что ли?

Горничная. Да.

Инспектор. А ведь, кажется, знаменитый был летчик, отличился во время войны!

Горничная. О, да, сэр. Майор был герой.

Инспектор. М-да… И с героями случается… А много он получал писем?

Горничная. Не знаю, как по-вашему, это много, писем шесть-семь в день?

Инспектор. А не замечали вы, не было у них каких-нибудь денежных затруднений?

Горничная. Нет, нет, сэр. Вот уж это я вам верно скажу, нет.

Инспектор. Почему это вы так уверены?

Горничная. Никогда у них и разговору о деньгах не было.

Инспектор. Да и вообще-то они не так уж много друг с другом разговаривали, а?

Горничная. Что правда, то правда. Но сами понимаете, это уж такое дело. Когда в доме туго с деньгами, хочешь не хочешь, а услышишь.

Инспектор. Да, это верно… А кто из них вам больше по душе, майор или миссис Моркомб?

Горничная. Ах, сэр, да я к ним к обоим уж так привязалась! Бедный майор…

Инспектор. Да… Грустная история, очень грустная. Так значит, вы и к миссис Моркомб тоже привязаны?

Горничная. Да, очень.

Инспектор. А кто у нее из родных есть?

Горничная. Да, кажется, только отец остался, старый полковник Роуленд.

Инспектор. Он все еще служит?

Горничная. Да нет, он уже старик, ему, верно, под семьдесят будет.

Инспектор. А братьев нет?

Горничная. Нет, сэр. Она, кажется, одна росла, единственная дочь.

Инспектор (внезапно). Должна же быть причина, почему у них такой разлад с майором был. Из-за чего это у них?

Горничная. Право, не могу сказать, сэр.

Инспектор. Что значит не можете?

Горничная. Ну не знаю я.

Инспектор. Как это вы не знаете? Ну что… какая-нибудь связь на стороне?

Горничная (в смятении). Право же, я не могу сказать – ничего такого не замечала.

Инспектор. Да ведь такую вещь само собой видно.

Горничная (с внезапной решимостью). Ничего я не видела.

Инспектор (пронизывая ее взглядом). Понятно: знаю, а не скажу.

Горничная (испуганно). Да нет, сэр, правда, и не мое это вовсе дело.

Инспектор. Ваше дело рассказать все, что вы знаете. Мы должны разобраться, почему это случилось, и ваш долг помочь нам в этом, а не отмалчиваться. Ну что это, муж с женой, молодые, и спят врозь, вот уже год с лишним? Сами же вы это сказали, – значит у него, или у нее, или у обоих кто-то есть на стороне. Не так ли?

Горничная (упрямо). Не знаю, ничего не могу сказать.

Инспектор. Очень хорошо. Кто здесь бывал в доме? Я сейчас подымусь наверх, а вы сядьте и напишите мне всех по фамилиям. Да смотрите, чтобы никого не пропустить.

Горничная. Хорошо, сэр.

Инспектор выходит в дверь налево, горничная садится за письменный стол и, послюнявив карандаш, пишет, припоминая одно имя за другим. Из двери справа в комнату заглядывает старуха кухарка.

Кухарка. Тут вот молодая женщина, что ни говорю, не уходит никак.

Дэзи Одихем, хорошенькая, простенькая, входит в комнату, отстраняя кухарку, вид у нее исступленный. Горничная вскакивает, кухарка остается стоять в дверях.

Дэзи (не помня себя – голос малоинтеллигентный). Неправда, неправда это! Скажите, ведь неправда? Он не убил себя, не до смерти, он не умер?

Горничная (потрясенная). Нет, правда.

Дэзи. О Боже! Боже!

Опускается на стул и, припав головой к письменному столу, покачивается из стороны в сторону. Кухарка идет к столику у кресла, наливает в стакан немного коньяку и подходит к ней.

Кухарка. Нате, выпейте-ка это… милочка. Да кто же вы такая будете?

Девушка сначала отталкивает стакан, потом берет и пьет.

Дэзи (вскидывая голову). Не все ли равно, кто я такая? Да никто – о Господи! (Внезапно.) Неужели он не оставил мне ни слова? Ни слова? Ничего?

Горничная. Не знаю; хотите, пойду спрошу, если вы скажете ваше имя.

Дэзи. Ах нет, не все ли теперь равно, раз он умер? Оставьте меня. Я сейчас уйду.

Кухарка. Смотрите не делайте глупостей.

Дэзи (все в таком же состоянии исступления). Глупостей! Я… мне нельзя его увидеть?

Горничная. Там сейчас миссис Моркомб с полицией.

Дэзи. Ах! Я ухожу, ухожу. (Внезапно спокойным и даже каким-то жестким тоном.) Все в порядке – спасибо вам. (Отстраняет руку кухарки и выходит, прикрывая лицо рукой ладонью наружу; горничная, застыв на месте, глядит ей вслед.)

Кухарка. Ах, бедняжка! (Делает несколько шагов.) А я так думаю: не из-за нее ли у них все это и пошло?

Горничная (еще не совсем опомнившись). А они тут еще с допросами пристают! Что я им теперь скажу!

Кухарка. За этой девчонкой последить бы надо. Неровен час, с моста в реку бросится.

Внезапно обе замечают, что в дверях стоит молодой человек; это репортер из газеты, юноша довольно приятной наружности.

Репортер. Все устроено. За ней следят. Да вы не бойтесь. Она не закрыла парадную дверь, и я пришел вам сказать, что мой приятель ее не упустит. (Смотрит на их негодующие лица.) Я, кажется, вас напугал. (Подходит к горничной и сует ей в руку деньги.) Простите, пожалуйста.

Горничная (отпихивая его руку). Нет, нет. Я знать не знаю, кто вы такой и что вам здесь нужно.

Репортер (с подкупающей улыбкой). Ну если вы так опасаетесь… Только уверяю вас, все в порядке. Я из газеты «Ивнинг Сан».

Кухарка. А, это из тех, «кто спешит раньше всех», газетчик? Чего это им здесь понадобилось?

Репортер. Ну вы же должны понимать, какой интерес это вызовет у читателей. Майор Моркомб – летчик-герой, все помнят его знаменитый полет в Германию. Так это здесь, в этой самой комнате? В этом кресле? (Подходит к креслу.) Крови не видно, никаких следов. (Быстро идет по комнате, с любопытством оглядываясь кругом.)

Горничная. Уж вы извините, а я пойду доложу о вас инспектору. Пожалуйста, у него и спрашивайте, что вам надо. (Кухарке, понизив голос.) Последите за ним! (Выходит в дверь налево.)

Репортер (кухарке). Послушайте, пока их нет… ведь вы-то уж, наверно, всю подноготную знаете. Скажите, ну вот вы сами что вы об этом думаете?

Кухарка (сухо). Ну нет, и не спрашивайте, от меня вы ничего не дождетесь – это их хозяйское дело.

Репортер (обиженно). Да ведь я же не из пустого любопытства. Сами подумайте, когда стреляется такой человек, как мистер Моркомб, это же не может всех не интересовать.

Кухарка. Мы с газетами не якшаемся. Ежели бы мне, например, вздумалось сунуть голову в газовую духовку, так кому это надо, чтобы из-за этого шум подымали?

Репортер. Непременно подымут.

Кухарка. Ну так я вам в этом деле не помощница. Выставлять напоказ бедного майора! Помер человек – оставьте его в покое.

Репортер. К сожалению, моя служба требует от меня как раз обратного.

Кухарка. Так я бы на вашем месте поискала себе другую.

Репортер. Легко сказать…

Он умолкает и, приняв солидный вид, застывает на месте, в то время как в дверь слева входит инспектор. Кухарка задерживается у правой двери.

Репортер (показывает инспектору свое удостоверение). Могли бы вы дать мне какую-нибудь информацию?

Инспектор. Сейчас нет. Будет судебное следствие.

Репортер. А могу я что-нибудь сообщить в газету?

Инспектор (с легкой усмешкой). Можете сообщить, что дело находится в ведении полиции.

Входит полицейский, подходит к инспектору.

Полицейский. Вот имя и адрес этого номера, сэр.

Инспектор. Спасибо.

Репортер настораживается.

Репортер. Ничего, что позволило бы предположить причину, инспектор?

Инспектор. Нет, и не предвидится до тех пор, пока вы не перестанете отнимать у меня время.

Репортер. Прошу прощения, инспектор. В таком случае разрешите откланяться.

Инспектор. Давно пора.

Кухарка. Проводить его?

Инспектор кивает.

Репортер (с улыбкой). Прохладный прием. До свидания.

Выходит в правую дверь, сопровождаемый кухаркой.

Инспектор. Черт бы побрал этих газетчиков, вот неотвязный народ, вьются, как мухи над падалью. (Пробегает глазами бумажку, которую ему дал полицейский.) Вы пойдете со мной установить личность этого джентльмена, Симпсон.

Полицейский. Хорошо, сэр.

Инспектор кивком показывает ему на дверь, полицейский выходит. Инспектор подходит к письменному столу, берет в руки список имен, записанных горничной, заглядывает в бумажку, переданную ему полицейским, звонит. Входит горничная.

Инспектор. Это все, что вы вспомнили?

Горничная. Нет. Меня прервали, сэр. Может, я кой-кого и еще припомнила бы…

Инспектор (не сводя с нее пронизывающего взгляда, показывает ей бумажку, полученную от полицейского). А этот джентльмен здесь бывает?

Горничная (в замешательстве). Быв… бывал, раньше, сэр, а теперь нет, он уже давно не ходит.

Инспектор. Это друг миссис Моркомб? Ну, правду говорите.

Горничная. Да, похоже, что так, сэр.

Инспектор. И друг майора тоже? (Горничная в нерешительности молчит.) Можете не отвечать, все ясно. Они из-за него поссорились… Когда это случилось, давно?

Горничная. Нет, сэр, я по крайней мере ничего…

Инспектор. Почему же он перестал бывать? В чем тут дело?

Горничная. Я… я не знаю, сэр; мало ли какие у него могут быть дела?

Инспектор. Сколько времени прошло с тех пор, как он был здесь в последний раз?

Горничная. Да с год, должно быть…

Инспектор. Вот именно: и майор перебрался наверх год с лишним назад. Теперь насчет этого письма, которое он вам дал опустить. Вы не можете припомнить, кому оно было адресовано?

Горничная. Нет, сэр; я никогда даже и не смотрю на адрес.

Инспектор. Вы уверены? Вам нечего стыдиться.

Горничная. Чего мне стыдиться, раз я не смотрела.

Инспектор. Так, так. Ну-с, все, о чем я вас спрашивал, держите при себе, понятно?

Горничная (трясущимися губами). Д-да, сэр.

Инспектор (видит входящих доктора и Энн). Можете идти.

Горничная уходит в дверь направо.

Врач. Все, инспектор, я ухожу. Дуло было прижато меж ребер вплотную к коже; смерть наступила мгновенно. С протоколом доктора Макэй вполне согласен; никаких оснований предполагать, что он мог ошибиться во времени. И насколько я мог судить, а также исходя из того, что мне сообщила эта дама, покойный был вполне здоровый человек. До свидания, мэм.

Инспектор. Следственная комиссия с опросом свидетелей назначена на послезавтра, сэр. (Понизив голос.) Тело мы возьмем в морг сегодня днем.

Врач. Хорошо, до свидания.

Выходит в дверь направо.

Инспектор. Сядьте, пожалуйста, мэм. Вы, должно быть, едва на ногах держитесь. Я хотел бы только задать вам два-три вопроса. (Энн остается стоять.) Вы можете сказать мне, почему это произошло?

Энн (быстро чуть заметно мотает головой.) Нет, не могу, не могу.

Инспектор. Оба врача утверждают, что он ничем не был болен. А вы что скажете?

Энн. Нет, не был, я уверена, что он ничем не был болен.

Инспектор. И в денежных делах никаких затруднений?

Энн. Нет.

Инспектор. Вполне обеспечен материально?

Энн. Да, оба мы.

Инспектор. Так… видите ли, мэм, мы обязаны выяснить все. Почему у вас с майором испортились отношения?

Энн. У нас были вовсе не плохие отношения.

Инспектор. У вас с ним… Вы были фактически мужем и женой?

Энн. В этом смысле – нет.

Инспектор. Простите, но для этого должна быть какая-нибудь причина?

Энн. Просто мы так решили с некоторых пор.

Инспектор. Кто же это предложил, от кого это исходило, от вас или от вашего супруга?

Энн. От… него.

Инспектор. Ах вот как, от него? Но вы не возражали?

Энн. Нет.

Инспектор. Так вот, видите ли, мэм, наше дело выяснить, почему майор покончил с собой. Коронеру надо это знать, чтобы дать разъяснения присяжным. Сделал ли он это в состоянии невменяемости, или на то была какая-то серьезная причина?

Энн. А не все ли равно теперь? Ведь его уже ничто не вернет.

Инспектор. Ну, можно, конечно, и так на вещи смотреть, но только у нас это не принято. В случаях насильственной смерти считается необходимым выяснить все обстоятельства и установить причину. Так вот, когда же, собственно, вы с вашим мужем решили жить каждый сам по себе?

Энн. В прошлом году на рождестве.

Инспектор. Пятнадцать месяцев тому назад. И вы отказываетесь сказать, по какой причине?

Энн. Прошу извинить меня.

Инспектор (сухо). Хорошо, мэм. Для вас же лучше быть откровенной, а впрочем, как вам угодно. Следовательно, вы хотите меня уверить, что вам ровно ничего неизвестно о том, что могло заставить вашего мужа покончить с собой?

Энн. Нет, если только…

Инспектор (с интересом). Да?

Энн. Если только это не было в приступе глубокой депрессии. Он был в очень подавленном состоянии.

Инспектор (разочарованно). Ну, знаете! Разве он когда-нибудь угрожал покончить с собой?

Энн. Мне – нет.

Инспектор. Все-таки очень жаль, мэм, что вы не можете назвать более правдоподобной причины. Это значит, что нам придется доискиваться самим.

Энн. Я ничего не знаю о личных делах моего мужа.

Инспектор. Но о своих-то вы знаете, мэм?

Энн (не сразу). Что вы хотите этим сказать?

Инспектор. У кого из нас нет своих, тайных дел?

Энн. Это какой-то оскорбительный намек?

Инспектор (несколько более сурово). Вы вчера вернулись домой, кажется, в половине одиннадцатого.

Энн. Да.

Инспектор. В котором часу вы ушли из дома?

Энн. В шесть.

Инспектор. Где же вы были все это время?

Энн (после длительной паузы). Нет, инспектор, я отказываюсь отвечать на вопросы, которые не имеют никакого касательства к этому. (Показывает на кресло.)

Инспектор. Умалчивание в подобных случаях, мэм, дает повод к самым худшим предположениям, и это естественно.

Энн. Ничего не могу с этим поделать.

Инспектор (глядя на нее с невольным восхищением). Ваш муж был дома, когда вы уходили?

Энн. Нет, он ушел немного раньше.

Инспектор. Может быть, вы по крайней мере можете сказать мне, знал ли он, куда вы идете?

Энн. Нет, не знал.

Инспектор. А откуда вы это знаете?

Энн. Уверена.

Инспектор. А ему было бы очень неприятно, если бы он узнал?

Энн. Не думаю.

Инспектор. А мне думается, вы знаете, что ему об этом стало известно. (Показывает на кресло.) И вот что из этого проистекло.

Энн. Ах нет, нет!

Инспектор. Вот видите, мэм, у вас все это получается как-то очень загадочно. Мы так или иначе должны выяснить, где вы были вчера вечером.

Энн (ломая руки). Я же вам говорю, это не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Даже если вы и добьетесь своего, это вам ровно ничего не даст.

Инспектор. Поговорите с вашим отцом, мэм, я бы на вашем месте посвятил его во все и последовал бы его совету. Мы с вами еще увидимся. (Пробегает глазами записку, переданную ему полицейским, сует ее в свою записную книжку, захлопывает сумку и идет к двери налево.) До свидания, мэм.

Уходит. Энн, оставшись одна, стискивает руки, прижимает их к груди и растерянно оглядывается кругом, потом бросается к телефону, но вдруг останавливается и мотает головой. Звонит. Входит горничная.

Энн. Ушел этот человек, Эллен?

Горничная (глядя на нее). Да, мэм. Нет у них никакого понятия, лезут в чужую жизнь. (Оглядывается по сторонам.) Давеча допытывался все, кто ходит сюда. Заставил меня записать всех, кого припомню (на секунду заминается, Энн судорожно стискивает руки)… за последние полгода.

Энн (с облегчением). Да, да, конечно.

Горничная (идет к двери, потом вдруг оборачивается). Да, вот еще, когда вы наверху были, приходил какой-то молодой человек, из газеты. (Звонок.) Звонят. Вас ни для кого нет дома?

Энн. Только если это мой отец – я его жду.

Горничная уходит и тут же возвращается.

Горничная. Да, это полковник Роуленд, мэм.

Входит полковник Роуленд, горничная уходит. Роуленд высокий, седой, слегка сутулый ирландец, с красновато-смуглым цветом лица; несколько напоминает мирно настроенного величественного бенгальского тигра. Он быстро подходит к дочери и кладет руки ей на плечи.

Полковник Роуленд. Бедная моя девочка! Какое ужасное несчастье!

Энн (в отупении). Да, папа.

Полковник Роуленд. Но из-за чего, Господи Боже!

Энн. Понятия не имею.

Полковник Роуленд. Но все-таки, дитя мое, ты, наверно…

Энн. Я не знаю, папа.

Полковник Роуленд. Лишить себя жизни, и это с его-то заслугами! (Смотрит на нее испытующе, в явном недоумении.)

Энн (после минутного молчания). Я не хотела огорчать тебя, папа, нашими делами, но мы с Колэном уже давно чужие друг другу.

Полковник Роуленд. Чужие! Как это так, Энн?

Энн. Боюсь, все это с самого начала было ошибкой.

Полковник Роуленд (расстроенный). Ну хорошо, хорошо, я сейчас тебя ни о чем не спрашиваю. Я знаю, не ты этому виной.

Энн. И не он.

Полковник Роуленд. Рад это слышать. Я любил Колэна, да, я его любил. Прекрасный был человек и какой пилот! Полиция уже была?

Энн. Да, и репортеры тоже.

Полковник Роуленд. А ну их, им бы только поднять шумиху, сенсацию устроить. Что говорит полиция?

Энн. Только то, что им нужно выяснить все для следствия. Взяли все его бумаги.

Полковник Роуленд. А что в них может быть, Энн?

Энн. Я тебе говорю, папа, я ничего не знаю о Колэне, так же как и он обо мне.

Полковник Роуленд. О тебе? А что бы он о тебе мог знать, дитя мое?

Энн (опускает голову, потом вдруг порывисто). Папа, я не знаю, что из всего этого выйдет. Но ты должен мне верить. Мы с Колэном давно согласились жить каждый своей жизнью. Если бы не ты, мы бы, вероятно, развелись: но я не хотела тебя огорчать, я знаю твое отношение к разводу.

Полковник Роуленд. Развод! Да, действительно! Ну, оставим это! Бедняга Колэн умер! В цвете лет! Подумать! Подумать только!

Входит горничная.

Горничная. Простите, мэм. Опять этот молодой человек из газеты.

Полковник Роуленд. Скажите ему, чтобы он убирался… Впрочем, я сам с ним поговорю. (Идет за горничной к двери и сталкивается с входящим репортером.) А, это вы, сэр, что вам угодно?

Репортер (к Энн). Миссис Моркомб?

Полковник Роуленд. Будьте любезны, потрудитесь принять к сведению, молодой человек, моя дочь только что понесла тяжелую утрату. Мы не желаем, чтобы к нам сюда вторгались.

Репортер. Полковник Роуленд, если не ошибаюсь? Я глубоко сочувствую, прошу извинить меня, сэр. Мне самому это чрезвычайно неприятно. Но вы понимаете, публика…

Полковник Роуленд. К черту публику!

Энн. Что вы хотите узнать?

Репортер. Если бы вы могли сказать мне хоть что-нибудь, ну, например, о состоянии здоровья майора; или, может быть, у него отклонили проект новой конструкции аэроплана… Ведь это был такой выдающийся человек. Любое сообщение прессы…

Энн. Мой муж был совершенно здоров, и, насколько я знаю, последнее время он никаких проектов не подавал.

Репортер (нервничая). Да, ну что ж, я вам чрезвычайно признателен. Конечно, это не проливает света, наоборот, делает все еще более загадочным. Не правда ли?

Полковник Роуленд. Я буду вам очень признателен, сэр, если вы передадите вашей газете, чтобы она не совала нос в чужую личную жизнь.

Репортер (любезно). Вы говорите личная, вы забываете, что будет публичное следствие.

Полковник Роуленд. Я полагаю, что это будет чисто формальная процедура.

Репортер. Вы так думаете? Н-не знаю…

Энн. Вы женатый человек?

Репортер. Да.

Энн. Каково бы вам было, если бы ваша жена покончила с собой и к вам без конца приставали с расспросами о ней?

Репортер. О! Но ведь пресса – это не просто любопытство…

Полковник Роуленд. Нет! Это в тысячу раз хуже!

Репортер (в грустном раздумье). Но, видите ли, сэр, в конце концов это наша обязанность привлекать внимание к такого рода случаям. Для чего же иначе мы существуем?

Полковник Роуленд. Позвольте пожелать вам всего лучшего, сэр.

Репортер мнется, бормочет нерешительно: «До свидания, прошу извинить меня». Уходит.

Энн (не в силах больше сдерживаться, бросается к отцу, прячет лицо у него на груди). Ах, папа, как это все ужасно!

Полковник Роуленд. Успокойся, успокойся, дорогая! Не думай об этом. Поди ляг. Ты, наверно, еле жива. Я приду попозже, после завтрака.

Энн. Да, я лягу. До свидания, папа.

Полковник Роуленд (целует ее в лоб). До свидания, дитя мое, храни тебя Бог. Поспи хорошенько.

Уходит.

Энн (стоит задумавшись, потом подходит к телефону). Дайте Челси 0012… (Пауза.) Вы соединили меня? (Пауза.) Позвоните еще раз, пожалуйста… (Пауза.) Не отвечают?

Горничная (входя). Вы сказали, мэм, никого не принимать. Но…

Энн. Кто это?

Горничная. Мистер Дарелл, мэм.

Энн. Ах! (Кладет трубку, смотрит в упор на горничную, та явно смущается.) Я приму его.

Стискивает руки. Горничная уходит, возвращается, открывает дверь, в комнату входит Джеффри Дарелл, высокий молодой человек; он сильно взволнован, но старается не подавать виду; как только горничная уходит, бросается к Энн, целует ее.

Дарелл. Дорогая!

Энн. Джефф! Как ты решился прийти? Ты не должен был этого делать. Я бы тебе позвонила. Нам с тобой просто нельзя видеться сейчас, пока все это не кончится.

Дарелл. Как это все ужасно – для тебя! Я не мог не прийти. Просто не в силах был.

Энн. Ты не встретился с отцом, он только что ушел.

Дарелл. Нет. Я никого не видел.

Энн. Тебе нельзя оставаться. Полиция, пресса пытаются докопаться до причины. Они теперь постараются все вытащить на свет для коронера.

Дарелл. Про нас с тобой им ничего не известно?

Энн. Какие-то подозрения у них есть… Я просто в ужасе – из-за отца.

Дарелл. Это – возмездие, дорогая. Нам надо было давным-давно уехать!

Энн. Ах, Джефф! Я знаю. Это моя вина. Я была неправа. Почему я не решилась открыться отцу? Но у него на все такие допотопные взгляды, и потом ведь католик никогда не…

Дарелл. Слава богу, ты теперь свободна!

Энн. Вчера вечером. (Содрогаясь, показывает на кресло.) Мы виделись с ним за чаем, он был, как всегда. А ведь, наверно, уже знал, что он это сделает. Он смотрел на меня… Сейчас все это так вспоминается.

Дарелл (ревниво). Энн!

Энн. Нет, нет. Только все это ужасно жестоко. У меня было так тепло на душе, когда я вернулась от тебя. А он сидел такой белый, застывший. Помнишь, когда мы прощались, я сказала тебе – а он уже был мертв, когда я это говорила. (Губы у нее дрожат.)

Дарелл. Не надо, дорогая, не надо.

Энн. Но из-за чего, из-за чего? Это совершенная загадка! Если бы я думала, что это из-за нас, но я уверена, уверена, что нет. Я уверена, что он ничего не знал, И, кроме того, мне кажется… Я почти не сомневаюсь, у него была какая-то привязанность. Джефф, тебе нельзя здесь оставаться! Скорей! Думай! Как лучше поступить?