Текст книги "Последняя ночь у Извилистой реки"

Их маленький автокараван доехал до двухэтажной «гостиницы», где на втором этаже обитала Норма Шесть. В зеркало заднего обзора повару был виден лишь лоб сына, сидевшего за рулем «понтиака». Капот модели «чифтен делюкс» чем-то напоминал бейсбольную шапочку, нахлобученную на ветровое стекло восьмицилиндрового автомобиля, а решетка радиатора вполне сошла бы за оскаленные зубы вождя Уаху.

– Черт побери! – вслух произнес Доминик.

Он вдруг вспомнил о бейсбольной шапочке Джейн. Где она? Неужели так и осталась валяться в коридоре. Но они сейчас находились возле жилища Нормы Шесть. Улицы были пусты, дверь танцзала закрыта. Возвращаться из-за шапочки? Нет, это непозволительная роскошь.

Дэнни остановил «понтиак» почти у самого подъезда Нормы Шесть. Он вылез из кабины, подошел к пикапу и втиснулся между мертвой Джейн и отцом. Доминик облегченно вздохнул: бейсбольная шапочка была у сына на голове.

– Вождь Уаху должен остаться с нею. Правда? – спросил Дэнни.

– Умница, – только и ответил повар, чье сердце было полно гордости и страха за сына.

Не забыл! Только бы он не забыл и все остальное, что входило в запасной план.

Повару одному было не дотащить грузное тело Джейн до входной двери дома констебля Карла. Посудомойка говорила, что дверь он не запирает. Ноги Джейн пусть волочатся по земле: констебля не удивят ее грязные сапоги. Но нельзя допустить, чтобы запачкалась ее одежда. Мысль захватить тележку Доминик отверг сразу же: на раскисшей земле останутся глубокие колеи. И куда девать тележку потом? Запихнуть в пикап Джейн или бросить прямо у входа?

Они поехали в дальнюю часть поселка, где стояла лесопилка. Рядом находилась барачная «гостница», населенная преимущественно франкоканадцами (констеблю Карлу нравилось жить по соседству со своими потенциальными жертвами).

– Как по-твоему, сколько весит Кетчум? – спросил Дэнни, после того как повар поставил пикап там, где его обычно ставила Джейн.

Они оба стояли на подножке пикапа. Дэнни удерживал Джейн в вертикальном положении, а повар выталкивал ее негнущиеся ноги наружу. Что делать дальше, Доминик представлял себе лишь теоретически.

– Кетчум весит фунтов двести двадцать[27]27
  Один фунт – это 454 грамма. Соответственно, 220–230 фунтов – это 100–105 кг.


[Закрыть]. Может, двести тридцать, – запоздало ответил повар на вопрос сына.

– А Норма Шесть?

Доминик чувствовал: задубелость его шеи после «ласк» Нормы Шесть пройдет только где-то через неделю.

– Думаю, Пам весит сто семьдесят пять или сто восемьдесят фунтов.

– А ты сколько весишь? – спросил сын.

Повар понимал, куда клонит со своими расспросами Дэнни. Ноги Джейн коснулись раскисшей земли. Доминик стоял рядом, обхватив ее бедра. Дэнни остался на подножке и поддерживал свою бывшую няньку под мышки.

«Сейчас мы все опрокинемся в грязь, и Джейн придавит нас собой!» – думал повар. Но на вопрос сына он постарался ответить как можно более спокойным, будничным тоном:

– Я давно не взвешивался. Наверное, фунтов около ста пятидесяти.

(Он прекрасно знал, что даже в зимней одежде его вес равен ста сорока пяти фунтам. Сто пятьдесят он не весил никогда.)

– Тогда сколько же весит Джейн? – хмыкнул Дэнни.

Мальчишка спрыгнул на землю. Тело посудомойки упало в готовые подхватить его руки отца и сына. Колени Джейн подогнулись, но не коснулись грязи. К счастью, повар и сын устояли на ногах, хотя и с большим трудом.

Индианка Джейн весила не менее трехсот фунтов. Возможно, триста пятнадцать или даже триста двадцать. Обычно Доминик Бачагалупо притворялся, что не знает ее веса. Сейчас повар ловил ртом воздух, волоча свою мертвую возлюбленную в дом ее мерзавца-сожителя.

К удивлению повара и его сына, дверь в жилище констебля Карла была распахнута настежь. Возможно, это сделал ветер. Или Ковбой явился домой в таком пьяном ступоре, что на закрытие двери уже не хватило мозгов. Пол возле двери покрывала дождевая морось. В кухне горел тусклый свет. Находился ли сейчас там Карл или нет, сказать было невозможно.

Когда негнущиеся ноги Джейн коснулись кухонного пола, Доминик почувствовал, что дальше он втащит ее сам. Мокрый пол и грязь на сапогах Джейн были как нельзя кстати.

– Пока, Дэниел, – шепнул сыну повар.

Вместо поцелуя мальчишка нахлобучил отцу на голову бейсбольную шапочку Джейн.

Шаги удалявшегося Дэнни стихли. Повар стал втаскивать тело Джейн в кухню. Только бы сын не забыл его наставлений. «Если услышишь выстрелы, беги к Кетчуму. Если все тихо, жди меня в машине. Если я не появлюсь через двадцать минут, вне зависимости от того, слышал ты выстрелы или нет, иди к Кетчуму».

Повар и раньше говорил сыну: что бы с ним ни случилось, всегда идти к Кетчуму и рассказывать тому все как есть.

– Будь внимателен: на лестнице нет предпоследней ступеньки, – сказал он Дэнни в этот раз.

– А что, если Норма Шесть меня не впустит?

– Скажи, что тебе очень нужно поговорить с Кетчумом. Она тебя впустит.

(Сам он мог только надеяться, что Пам действительно впустит мальчишку.)

Доминик Бачагалупо протащил тело Джейн через мокрый участок кухонного пола и возле буфета остановился передохнуть. Он держал ее под мышки. Тело посудомойки придавило собой столешницу буфета. Затем повар мучительно медленно опустил мертвую Джейн на пол и придал ей наиболее естественную позу. Он и не заметил, как бейсбольная шапочка слетела с его головы и упала возле индианки, снова вверх тормашками. Вождь Уаху безумно скалился, а Доминик в любой момент ожидал услышать щелчок предохранителя на кольте сорок пятого калибра. Если Карл выстрелит, Дэнни обязательно услышит выстрел. В предрассветной тишине звук будет слышен по всему поселку. Возможно, даже спящему Кетчуму. (Однажды повар слышал, как где-то в поселке выстрелил «ковбойский» кольт.)

Но ничего не произошло. Повар перестал глотать ртом воздух. Он не оглядывался по сторонам. Если констебль Карл был рядом, Доминик не хотел его видеть. Пусть стреляет в спину, пока повар медленно отступает к двери, затирая левым ботинком оставленные на полу следы.

Через канаву, что находилась рядом с домом, была перекинута доска. Доминик вытащил ее и загладил все рытвины, оставленные подошвами и носками сапог Джейн, – ее скорбный путь от пикапа до кухни. Потом повар вернул доску на место, а руки вытер о мокрое крыло пикапа. Дождь не прекращался: значит, струйки вскоре смоют с машины следы глины. (Дождь смоет и их с Дэнни следы на дворе.)

Повар незамеченным прохромал мимо затихшего танцзала. На мокром сиденье «ломбарда» – этого бессменного часового времен – не было ни живых братьев Бодетт, ни их призраков. Какие мысли появятся в похмельной голове констебля Карла, когда он проснется и увидит в кухне тело Джейн? Наверное, подумает: «Чем это я ее?» Он ведь бил Джейн не только кулаками, но и всем, что оказывалось под рукой. Констебль начнет искать тупой предмет и не найдет. Тогда, возможно, тупую голову Ковбоя посетит другая мысль: «Может, это и не я ее тюкнул?» А когда он узнает об исчезновении повара и сына, его голова окажется достаточно ясной, чтобы связать одно событие с другим.

За мокрым ветровым стеклом «понтиака» повар увидел худенькое личико сына. «Боже, дай мне времени», – взмолился Доминик. Дэнни сидел на пассажирском месте. Он не терял веры в отца: он знал, что отец благополучно вернется из дома констебля Карла и поведет машину.

Под «временем» хромой Доминик Бачагалупо подразумевал не только время, необходимое для их бегства из поселка. Ему требовалось время, чтобы стать хорошим отцом для его драгоценного сына; время, чтобы дождаться, когда сын станет мужчиной. Повар молил о таком количестве времени, хотя не представлял, как убедить в этом Бога.

Живой и невредимый, Доминик уселся на водительское место. Дэнни вдруг заплакал.

– Я вслушивался… в выстрел, – всхлипывал он.

– Возможно, однажды ты его и услышишь, – сказал повар, обнимая сына.

– Мы расскажем Кетчуму?

Повар содрогнулся, осознав вырвавшиеся у него слова. Хорошо, если Дэнни пропустил их мимо ушей.

– У нас нет времени. Пора ехать.

Медленно, словно длинный катафалк, красно-коричневая «полудеревяшка» двинулась по трелевочной дороге, оставляя поселок позади. Они ехали на юг, иногда на юго-восток. Извилистая то выныривала из рассветного тумана, то снова скрывалась из виду. Становилось все светлее. Ближайшим пунктом назначения была плотина. А дальше? Куда бы они ни двинулись, вначале им все равно придется выехать на шоссе 16, тянущееся вдоль Андроскоггина с севера на юг.

Количество времени в ближайшем будущем повара и его сына определялось тем, что они найдут возле плотины Покойницы и как долго им придется там пробыть. Доминик надеялся, что не слишком долго.

– Мы что, вообще никогда не расскажем Кетчуму? – нарушил молчание Дэнни.

– Обязательно расскажем, – ответил повар, хотя он и не представлял, как рассказать об этом Кетчуму, чтобы дать ясную картину и не наговорить лишнего.

Ветер прекратился. Дождь постепенно редел. Липкая грязь дороги была исполосована следами шин. В водительское окно светило появившееся солнце, создавая у Доминика Бачагалупо светлый (хотя и не слишком реальный) взгляд на будущее.

Каких-то несколько часов назад повара больше всего волновали поиски тела утонувшего Эйнджела: найдут ли они тело и как зрелище повлияет на его любимого Дэниела. За это время его любимый сын ненароком убил свою обожаемую няньку, и им вдвоем стоило огромных усилий перевезти и перенести грузное тело Индианки Джейн к возможному месту ее упокоения.

Что бы они ни обнаружили возле плотины Покойницы, неужели зрелище находки еще способно их шокировать? (Стресс, испытываемый поваром, заставлял его называть плотину ее зловещим именем.)

Красно-коричневая «полудеревяшка» подъезжала к Понтукскому водохранилищу. В воздухе замелькали чайки. Хотя Понтук находился более чем в ста милях от берега океана, над Андроскоггином всегда кружились чайки. Для них это была большая вода.

– У меня в классе есть парнишка. Хэлстед его фамилия, – нервозно проговорил Дэнни.

– Кажется, я знаю его отца, – отозвался повар.

– Папаша ударил его по лицу ботинком. Кетчум в таких ходит. И другие сплавщики. У них еще подошва шипами утыкана. У сына вмятины на лбу остались.

– Тогда это точно Хэлстед, о котором я подумал, – сказал Доминик.

– Кетчум говорил: старшему Хэлстеду нужно вставить в зад опилочный рукав и включить воздух, чтобы этого толстого поганца раздуло.

– Кетчум предлагал такой рецепт для многих задов.

– А ведь тебе будет очень не хватать грубых шуток Кетчума, – отрешенно произнес Дэнни.

– И тебе их будет не хватать. Жутко не хватать.

– Кетчум говорил: у тебя никогда не получалось по-настоящему высушить тсугу, – все в той же дерганой манере продолжал Дэнни.

Повар понимал: мальчишка на пределе. Столько пережить и теперь ехать в полную неизвестность. Возле плотины Покойницы ему предстоит увидеть труп еще одного знакомого человека. Но сильнее всего Дэнни пугает дальнейшая жизнь.

– Тсуга хороша для постройки мостов. Там слишком сухого дерева не требуется, – возразил Доминик.

– Цепляй вагу[28]28
  Вага – деталь грузовой конской упряжи, используемая при конной трелевке бревен.


[Закрыть] как можно ближе к грузу, – сказал Дэнни. Он извлекал из памяти отрывочные, бессвязные фразы. – На Успешном пруду чертова пропасть бобров.

– Ты так и будешь всю дорогу цитировать Кетчума? – спросил повар.

– Всю дорогу… куда? – насторожился мальчишка.

– Пока не знаю.

– Бревна твердых пород плавают не ахти, – совершенно не к месту произнес Дэнни.

«Да, а бревна мягких пород плавают очень хорошо и почти у самой поверхности», – подумал повар. Когда Эйнджел провалился, сплавляли бревна мягких пород. При ветре, что дул минувшей ночью, самый верхний слой бревен перевалил через заграждение. Их теперь вертит по водосливам вдоль обоих берегов плотины. «Бревна-шатуны» в основном еловые и сосновые. С ними не очень-то вытащишь тело Эйнджела из водной воронки. Все водные слои: и те, что неслись вдоль берегов, и более медленные в запруде лесопилки – зависели от плотины. Если повезет, они найдут тело Эйнджела где-нибудь на мелководье.

– Кто вообще может бить своего сына шипованным ботинком в лицо? – спросил Дэнни.

Он сам напоминал плотину, которая вот-вот прорвется.

– Негодяи, Дэнни, есть везде. Но этого негодяя мы больше не увидим.

Лесопилка возле плотины Покойницы казалась заброшенной, однако вся причина была в воскресном дне.

– Расскажи мне еще раз, почему эту плотину назвали плотиной Покойницы, – вдруг сказал мальчишка.

– Дэниел, ты прекрасно знаешь, откуда у плотины такое название.

– И еще я знаю, почему ты не любишь его произносить. Покойница – это моя мама. Правда?

Повар поставил машину возле грузового причала лесопилки. Он не стал отвечать сыну: Дэнни и так «прекрасно знал», выражаясь словами повара, историю названия плотины. Эту историю мальчику рассказывали и Джейн, и Кетчум, однако Дэнни постоянно хотелось услышать те же слова от своего отца.

– А почему у Кетчума… белый палец?[29]29
  Синдром «белых пальцев» – появление стойкой белизны на пальцах тех, кто работает с механизмами, создающими вибрацию. К числу таких механизмов относится и бензопила.


[Закрыть] Из-за бензопилы, да? – начал новый круг вопросов Дэнни, которому было никак не остановиться.

– У Кетчума не один белый палец, и ты не раз слышал, что это из-за бензопилы, – ответил отец. – Это от вибрации, помнишь?

– Теперь вспомнил.

– Дэниел, прошу тебя, успокойся. Давай попытаемся пережить то, что случилось, и двигаться дальше.

– Куда двигаться? – заорал мальчишка.

– Дэниел, прошу тебя… Мне сейчас ничуть не легче, чем тебе. Давай искать Эйнджела. Просто смотреть и искать. Договорились?

– Мы ведь больше ничем не могли помочь Джейн? – спросил Дэнни.

– Нет, ничем.

– Что Кетчум о нас подумает?

Этого повар при всем желании не знал.

– Хватит пока о Кетчуме, – только и ответил он сыну.

Кетчум сообразит, что надо сделать. Во всяком случае, повар надеялся на это.

Но как сообщить Кетчуму о случившемся? Они не могут сидеть сложа руки и до девяти утра ждать приезда Кетчума. И даже если бы поиски тела Эйнджела заняли половину этого времени, задерживаться здесь все равно опасно.

Все сейчас зависело от того, в котором часу констебль Карл проснется и обнаружит бездыханное тело Джейн. Поначалу Ковбой наверняка подумает, что это он убил индианку. По воскресеньям в столовой готовили лишь ранний ужин. Завтраков не было. Подсобницы приедут где-то часам к двум или трем. Увидев, что повар с сыном куда-то уехали, они не кинутся тут же сообщать об этом Карлу. Возможно, потом, но не сразу. И оснований выслеживать Кетчума у Ковбоя тоже не было.

Доминик уже начал думать, что они вполне могут задержаться на плотине Покойницы до девяти утра и дождаться Кетчума. А констебль Карл – он, скорее всего, тайком похоронит Джейн и забудет о ней. Во всяком случае, до того момента, пока не узнает об исчезновении повара с сыном. В Извилистом решат, что индианка сбежала вместе с ними. Только Ковбой будет знать, где она. Вряд ли он станет выкапывать труп ради опровержения. Это рискованно, поскольку тогда подозрения могут пасть на него. Многие знали, как он обращался с Джейн.

Или все эти рассуждения – не более чем отчаянное желание Доминика Бачагалупо, мечтающего видеть такой ход развития событий? Констебль Карл без промедлений похоронил бы Джейн, если бы знал, что это он ее убил. Воображение повара рисовало ему желанную картину: Карл настолько захлестнут раскаянием, что у него помутился рассудок. Доминику очень хотелось принять желаемое за действительное. Раскаивающийся констебль Карл! Знал ли тупой и жестокий Ковбой само это слово – «раскаяние»?

Справа от заграждения и водослива воду крутило по часовой стрелке, и с нею кружились одиночные «бродячие» бревна с содранной корой: красная сосна, лиственница, ель. И никаких мертвых тел. Место, где основная масса воды проходила через водослив шлюза, было плотно забито сгрудившимися бревнами. Канаты ограждения натянулись до предела. Но и там, в темной от коры воде, повар и его сын не замечали ничего, кроме бревен.

Они взобрались на плотину и осторожно прошли по левой ее кромке до открытой воды. Здесь вода и «бродячие» бревна крутились против часовой стрелки. Отец и сын заметили побуревшую перчатку из оленьей кожи, но Эйнджел таких перчаток не носил. Вода была черной и глубокой. Она качала и вертела куски коры. Но и здесь, к разочарованию (и тайному облегчению) Доминика, они не увидели мертвого тела.

– А вдруг Эйнджел все-таки выбрался? – сказал Дэнни.

Доминик даже не стал опровергать сыновнее предположение. Бывали случаи, когда угодившие под бревна все-таки выплывали, но только не подростки.

Был восьмой час утра. Поиски продолжались. Пусть Эйнджел и сбежал из дома, его близкие наверняка хотят знать, что стряслось с их парнем. Где еще искать? Оставались берега запруды лесопилки. На это уйдет больше времени, но там ходить безопаснее. Чем ближе они находились от заграждения и плотины, тем сильнее повар и сын беспокоились друг за друга. Они ведь не Кетчум. И ботинок с рифленой подошвой и шипами у них нет. А навыков – меньше, чем у самого неопытного сплавщика. Они не люди реки, только и всего.

Тело Эйнджела они обнаружили в половине девятого. Труп длинноволосого парня в его красно-бело-зеленой клетчатой фланелевой рубашке плавал в мелководье, лицом вниз. Рядом не крутилось ни одного бревна. Дэнни даже не замочил ног, когда подтаскивал тело к берегу. Он воспользовался валявшейся рядом веткой, зацепил рубашку Эйнджела и, позвав отца, стал буксировать тело к берегу. Вдвоем они вытащили утопленника на берег. После возни с телом Джейн эта работа показалась им совсем легкой.

Они расшнуровали шипованные ботинки Эйнджела, один из которых превратили в импровизированное ведро. Зачерпывая ботинком воду, повар и Дэнни смыли с лица и рук Эйнджела грязь и приставшие кусочки коры. Бледная кожа мертвого подростка приобрела синюшный оттенок. Дэнни собрал все свое мужество и пальцами расчесал мертвецу волосы.

Первым пиявку на теле Эйнджела заметил тоже он. Большую, толщиной с искривленный указательный палец Кетчума. Местные жители называли таких пиявок северными кровососками. Пиявка прилипла к шее Эйнджела. Повар знал, что это далеко не единственная тварь на теле мертвеца. Знал он и про отвращение, питаемое Кетчумом к пиявкам. Скорее всего, Доминику будет не уберечь друга от лицезрения мертвого Эйнджела. Но они с Дэнни постараются, чтобы Кетчуму не попалась ни одна кровососка.

К девяти часам отец с сыном перетащили тело Эйнджела на грузовой причал лесопилки. Здесь было сухо: часть причала освещалась солнцем. К тому же отсюда хорошо просматривалась стоянка. Доминику и Дэнни пришлось раздеть утопленника и оторвать почти два десятка пиявок. Потом они обтерли тело Эйнджела его клетчатой рубашкой и переодели частично в вещи Дэнни, частично – в одежду повара. В чужой одежде мертвый подросток выглядел незнакомым парнем, случайно обнаруженным ненароком оказавшимися поблизости людьми. Футболка, что была велика Дэнни, великолепно подошла Эйнджелу. Гардероб дополнили старые джинсы Доминика. Это делалось не столько для мертвеца, которому было все равно, сколько для Кетчума. Если тот все-таки появится, ему не придется созерцать мокрую и грязную одежду. Однако убрать с кожи синюшный оттенок было не в их власти. Глупо надеяться, что слабое апрельское солнце вернет Эйнджелу естественный цвет кожи. Но все-таки Эйнджел не выглядел закоченелым.

– Мы ждем Кетчума? – спросил Дэнни.

– Подождем еще немного, – ответил повар.

Дэнни понял: отец сейчас волнуется больше, чем он. (Доминик сознавал беспощадность утекающего времени.)

Выжимая грязные джинсы Эйнджела, повар нащупал в переднем левом кармане бумажник. Простой, дешевенький бумажник из искусственной кожи. Внутри, под пластиковым окошечком, была фотография миловидной полной женщины. От долгого пребывания в холодной воде окошечко запотело. Доминик протер его рукавом. Лицо женщины проступило резче. Она была похожа на Эйнджела. Наверняка это его мать. Женщина выглядела лишь немногим старше повара, но моложе Индианки Джейн.

Денег в бумажнике было немного – всего несколько купюр и только американские доллары (Доминик ожидал найти и канадские доллары). Там же лежала визитная карточка какого-то итальянского ресторана. Это подтверждало прежнюю догадку повара насчет того, что Эйнджелу была знакома работа на кухне, хотя парень занимался ею скорее по необходимости, чем по призванию.

Однако визитная карточка таила и неожиданности. Ресторан находился не в Торонто и не в каком-то ином месте канадской провинции Онтарио. Это был итальянский ресторан в Бостоне, в штате Массачусетс. Еще бо́льшим сюрпризом для Доминика оказалось название ресторана. То была фраза, которую незаконнорожденный сын Аннунциаты Саэтта слышал от матери с «гарниром» горечи и отвержения. «Vicino di Napoli» – так отвечала Нунци на вопрос о том, куда делся отец Доминика. Помнится, Доминик разыскал на карте близлежащие к Неаполю городки – Беневенто и Авеллино, случайно услышав, как мать упомянула их во сне. Тогда он думал, что отец действительно уплыл в Италию.

Повар вертел в руках мокрую карточку. Возможно, его папаша-шалопай и не уплывал ни в какую Италию, а убежал не далее итальянского ресторана на Ганновер-стрит, которую Нунци называла «главной улицей» бостонского Норт-Энда. На визитке значилось название ресторана: «Vicino di Napoli». «Окрестности Неаполя», если перевести с итальянского. Ресторан явно принадлежал уроженцам Неаполя и находился на Ганновер-стрит, вблизи ее пересечения с Кросс-стрит. Названия улиц также были знакомы Доминику с детства. Нунци без конца твердила, где лучше всего заказывать петрушку (prezzémolo) и прочие продукты. Она называла два ресторана: «У матушки Анны» и «Европеец», и оба они находились на Ганновер-стрит.

Казалось бы, что еще может потрясти повара после страшного совпадения: сын убил его любовницу той же легендарной сковородой, что однажды спасла от медведя его ныне покойную жену? Кто бы поверил в такое совпадение? И все равно Доминик не был готов к последнему открытию, которое сделал, исследуя содержимое бумажника Эйнджела. В одном из отделений он нашел потертый сезонный билет для проезда в бостонском метро и трамвае. Мать Доминика называла такие билеты «транзитными». В билете было указано, что его предъявителю летом 1953 года еще не исполнилось шестнадцати лет. Ниже стояла дата рождения Эйнджела: 16 февраля 1939 года. Следовательно, погибшему подростку едва исполнилось пятнадцать, а из дома он сбежал в четырнадцать с лишним (если действительно сбежал). Теперь уже не узнать, был ли Бостон его родным городом, хотя проездной билет и визитная карточка ресторана «Vicino di Napoli» давали серьезные основания так думать.

В пользу этого предположения говорили и настоящие имя и фамилия утонувшего подростка. Он вовсе не был Эйнджелом Поупом. На билете печатными буквами было написано:

АНДЖЕЛУ ДЕЛЬ ПОПОЛО

– Это еще кто? – спросил Дэнни, когда отец вслух прочел надпись на проездном билете.

Повар знал: дель Пополо в переводе с итальянского значит «из народа». Фамилия, достаточно распространенная на Сицилии, а «Поуп» – не менее распространенный американизированный ее вариант. Возможно, фамилия и не являлась чисто сицилийской, зато имя Анджелу (с ударением на последнем слоге) было истинно сицилийским. Может, парень работал в неаполитанском ресторане? (Закон разрешал брать четырнадцатилетних на неполный рабочий день.) Но что заставило его убежать из дома? Судя по найденной у него фотографии, мать свою он любил, иначе не стал бы вкладывать ее карточку в бумажник.

Однако все эти рассуждения Доминик оставил при себе, а сыну лишь сказал:

– Как видишь, Дэниел, Эйнджел оказался не тем, за кого себя выдавал.

Он показал сыну проездной билет и визитную карточку. И если они хотели разыскать родных Анджелу дель Пополо, их дальнейший путь лежал туда, в Бостон, в район Норт-Энда.

А пока приходилось искать ответы на более животрепещущие вопросы. Куда запропастился этот чертов Кетчум? Сколько им еще здесь ждать? А вдруг констебль Карл не был пьян до бесчувствия? Вдруг он точно помнил, что накануне не ссорился с Джейн и не дотрагивался до нее?

Если в ближайшие десять минут Кетчум не появится, им придется уехать. И какую записку оставить Кетчуму? Написать открытым текстом или подобием шифра?

Неожиданность! Эйнджел – не канадец!

Кстати, с Джейн произошел несчастный случай!

Никто не виноват – даже Карл!

Мог ли повар оставить другу такое вот послание?

– Мы по-прежнему дожидаемся Кетчума? – спросил у отца Дэнни.

– Подождем еще чуть-чуть, Дэниел, – не слишком уверенным тоном ответил повар.

Орущее радио они услышали раньше, чем на трелевочной дороге показался видавший виды пикап Кетчума (машина нередко служила ему домом). Кажется, это была Джо Стаффорд, исполнявшая «Make Love to Me»[30]30
  Интересная судьба у этой песенки (примерный русский перевод названия – «Займись со мной любовью»). Слова к ней писал, что называется, «коллектив авторов», а мелодию они взяли тридцатилетней давности – «Tin Roof Blues» («Блюз жестяной крыши»).


[Закрыть]. Но Кетчум выключил радио раньше, чем повар сумел распознать песню. (От многолетней работы бензопилами Кетчум начинал глохнуть. Радио в машине он всегда включал на пределе громкости, а окна, посчитав, что наступила весна, держал открытыми.) Доминик с облегчением вздохнул, не увидев в пикапе Нормы Шесть. Не надо им лишних сложностей.

Кетчум остановил свою колымагу на почтительном расстоянии от «понтиака». Он сидел, уложив гипсовую повязку на руль. Глаза сплавщика глядели мимо повара и Дэнни: туда, где на нежарком апрельском солнце лежало тело Эйнджела.

– Вижу, вы его нашли, – сказал Кетчум, глядя в сторону плотины, будто пересчитывал бревна у заграждения.

Задняя часть пикапа была превращена в подобие ванигана. Там попадались как вполне предсказуемые, так и совершенно неожиданные вещи. Кетчум возил с собой бензопилу, несколько топоров и другие инструменты. Под брезентом у него хранилось полкорда[31]31
  Корд – английская мера объема, равная 128 кубическим футам. Полкорда составляют примерно 1,8 кубометра.


[Закрыть] дров на случай, если ему понадобится развести где-нибудь костер.

– Мы с Дэниелом перенесем Эйнджела в кузов твоего пикапа. Так что тебе не придется смотреть на его тело.

– А что, в твоем «понтиаке» ему не хватит места? – удивился Кетчум.

– Мы поедем в другую сторону, – сказал повар.

Кетчум вздохнул. Его глаза медленно остановились на Эйнджеле. Сплавщик вылез из пикапа и, почему-то хромая, направился к погрузочному причалу. («Уж не передразнивает ли он меня?» – подумалось повару.) Кетчум легко, будто спящего младенца, поднял пятнадцатилетнего мертвого подростка и понес в кабину пикапа. Дэнни забежал вперед, чтобы открыть дверцу.

– Какая разница, увижу я его лицо сейчас или потом, когда приеду в поселок? – резонно заметил Кетчум. – Это твоя одежда на нем? – спросил он у Дэнни.

– Моя и отца.

Повар принес мокрую одежду Эйнджела и положил на пол кабины, под ноги мертвеца.

– Его одежду можно выстирать и высушить.

– Попрошу Джейн, она это сделает, – сказал Кетчум. – Мы с нею немного обмоем его, а потом переоденем в его вещи.

– Кетчум, Джейн мертва, – бесцветным голосом произнес повар.

Он хотел добавить про «несчастный случай», но Дэнни опередил отца:

– Я убил ее сковородой… ну той, что отец тогда ударил медведя, – выпалил мальчишка. – Я подумал, что к нам опять вломился медведь.

Повар подтвердил сказанное и тут же отвернулся. Здоровой рукой Кетчум обнял Дэнни и прижал к себе. Лицо мальчишки уткнулось в шерстяную фланель с зелеными и синими клетками. Вчера в этой рубашке к ним приходила Норма Шесть. Рубашка впитала запахи их сильных тел, и для двенадцатилетнего Дэнни запахи были неразделимы с этими людьми.

– Стряпун, никак вы и тело Джейн привезли с собой? – спросил Кетчум, указывая гипсовым панцирем на «понтиак».

– Мы отвезли ее в дом констебля Карла, – объяснил Дэнни.

– Я не знаю, дрыхнул ли он в соседней комнате, или его вообще не было дома. Я оставил Джейн на кухонном полу. Если удача на нашей стороне, Ковбой увидит ее тело и подумает, что Джейн убил он сам.

– Разумеется, он так и подумает! – загремел Кетчум. – Наверное, уже закопал ее час назад или сейчас роет могилу, пока мы тут треплемся. Но когда Карл узнает, что вы с Дэнни свалили из поселка, он начнет думать по-другому. И допрет, что не он убил Джейн. Если вы оба не вернетесь в Извилистый, подозрение сразу же падет на тебя, Стряпун.

– Предлагаешь мне сблефовать? – спросил Доминик.

– А что тебе остается? – вопросом ответил Кетчум. – Одно из двух: либо Карл до конца своей сраной жизни будет мучительно вспоминать, как и за что он убил Джейн, либо он будет повсюду разыскивать тебя, Стряпун.

– Ты полагаешь, он не помнит событий прошлой ночи? Не слишком ли смелое предположение?

– Норма Шесть говорила, что вчера вечером ты к нам заходил. Думаешь, я это помню?

– Возможно, и нет. Но согласиться на твое предложение – это рискнуть всем.

Произнося слово «всем», повар непроизвольно посмотрел на сына.

– Послушай меня, – сказал его старый друг. – Вы возвращаетесь в поселок. Я помогу тебе вытащить все, что ты напихал в багажник «понтиака». И где-то накануне ужина ты посылаешь Крошку, Мэй или кого-нибудь из этих шумных бесполезных клуш за Джейн. Пусть съездит в дом Карла и спросит: «Куда подевалась Джейн? На кухне работы полно, и Стряпун злится». Вот это будет настоящий блеф. Ты победишь с разгромным счетом. Наш Ковбой наложит в штаны. И не один раз, а постоянно, год за годом. Он будет бояться, как бы чья-нибудь собака не вырыла труп Джейн!

– Не знаю, Кетчум, – тихо сказал повар. – Это опасный блеф. Я не могу так рисковать, когда у меня сын.

– Свалить еще опаснее. Но если Ковбой размозжит тебе голову, я позабочусь о Дэнни.

Мальчик попеременно глядел то на отца, то на Кетчума.

– Отец, надо возвращаться, – сказал он повару.

Повар знал, насколько его сына пугают перемены. Любые перемены. Дэниел Бачагалупо, конечно же, предпочел бы остаться и начать опасную игру. Игра страшила его, но отъезд еще больше страшил своей неизвестностью.

– Пораскинь мозгами, Стряпун, – вновь заговорил Кетчум. Его гипсовая повязка была направлена на повара, как дуло кольта сорок пятого калибра. – Если я ошибаюсь и Карл тебя пристрелит, он и пальцем не посмеет тронуть Дэнни. А если я прав и Ковбой потащится за тобой по следу, он может убить вас обоих как беглецов.

– А мы и есть беглецы, – сказал Доминик. – И в азартные игры я не играю. Больше не играю.

– Играешь, и прямо сейчас, – возразил Кетчум. – Ваше бегство – чем не азартная игра?

– Дэниел, обними Кетчума. Нам пора ехать, – сказал мальчику отец.

Впоследствии Дэниел Бачагалупо будет часто вспоминать эти объятия и свое тогдашнее удивление по поводу того, что отец с Кетчумом не обнялись. А ведь они давно и крепко дружили.

– Стряпун, скоро здесь все сильно переменится, – попробовал зайти с другого конца Кетчум. – Сплав по рекам прекратится. Плотины на Даммерских прудах исчезнут. Да и эта тоже.

Гипсовая повязка указывала в сторону заграждений на плотине Покойницы, однако сплавщик и в этот раз не стал произносить ее название.