Текст книги "...И скрылся с места преступления..."

Глава 5
Наблюдательный полицейский

– Вот эта комната, – сказал Джем Коннолли, – я распорядился, чтобы до твоего приезда здесь ничего не трогали: никогда не знаешь, какая блажь придет в голову гениям из Скотленд-Ярда. Мы дрожим и трепещем перед вами.

– Вот это правильно, – серьезно произнес Роджер.

Невозмутимый Коннолли с его грубым юмором и сарказмом заставил Роджера немного прийти в себя. Коннолли совсем не походил на полицейского офицера, особенно не вышел ростом: когда сорок лет назад он поступил на работу, то еле-еле дотягивал до нижнего предела нормы. С годами он совсем усох и сейчас казался просто коротышкой. С высоты своего более чем шестифутового роста Роджер наблюдал за перемещениями Коннолли по холлу.

Солнечный свет падал на короткие волнистые волосы Роджера.

Несколько местных полицейских находились снаружи, еще больше – внутри. Основная работа уже была проделана – обмеры, фотографирование, отпечатки пальцев, поиски следов и вещественных доказательств. Дом был выстроен в позднем викторианском стиле, то есть со стороны выглядел крайне безобразно: стены из красного кирпича, остроконечная башня, покрытая черепицей. Однако внутри холл и комнаты оказались довольно большими, хорошей планировки, хотя на первый взгляд и производили впечатление запущенных.

Коннолли провел его в комнату справа от входа – не очень большую, но все же больше, чем любая из комнат в доме Роджера в Челси. Сейчас здесь царил хаос. На полу валялись обрывки бумаг, в камине лежала внушительная куча сожженных документов – по большей части это были газеты. Вдоль стены стоял большой книжный шкаф красного дерева. Его застекленные дверцы были открыты настежь, похоже, большинство бумаг извлекли с нижних полок шкафа. Две-три книги были разорваны в клочья, неповрежденными остались только их кожаные переплеты.

– Можешь ничего не говорить, – проворчал Коннолли, – я и сам вижу, что он здесь что-то искал.

– Почему "он"?

– Ты что ж, полагаешь, все это могла устроить женщина, Красавчик?

– Просто интересуюсь, – сказал Роджер сухо, – кстати, Джем, фотографии уже готовы?

– Курьер скоро будет.

– Премного благодарен.

Дело заслонило собой Четуорта, заслонило все. Практически идеальное преступление, пособие для студентов полицейской школы: перевернутая вверх дном комната, разорванные книги, сожженные бумаги, открытый шкаф, выдвинутые ящики стола – а на полу, перед бюро, обведенный мелом контур человека. Роджер подошел ближе:

– Похоже, это была крупная женщина.

– Пять футов одиннадцать дюймов, весом чуть больше четырнадцати стоунов.

– Как она?

– Пока без сознания.

– Шансы есть?

– Не говорят. Ее муж постоянно дежурит у постели, – сказал Коннолли.

– А где он был прошлой ночью?

– На деловой встрече. Они занимаются благотворительностью в Лайгейте. Между нами, Красавчик, – Коннолли стал серьезным, – я люблю эту пару, и если придется выбирать между ними, то я предпочту ей старого доктора Китта. Хотя и не намного. Она любит поговорить о том, как полиция преследует бедных водителей, но я тебе скажу: в одном ее мизинце куда больше доброты, чем у некоторых людей в... Впрочем, это неважно. Она много шумит, но в то же время делает чертовски много добрых дел. Участвует почти во всех молодежных движениях, навещает стариков, больных, потому никто особо и не переживает, когда она спускает пар по поводу правил, ограничивающих стоянку автомобилей. – Коннолли хитро подмигнул: – У нее большой "остин" старой модели, и она вечно не может его никуда приткнуть!

Роджер тем временем рассматривал бюро.

Сверху на нем стояло фото довольно молодой женщины с бодрым привлекательным лицом, во взгляде угадывалось веселье – на такие фотографии непременно смотришь дважды.

– Кто это? – спросил он.

– Племянница миссис Китт, ее единственная близкая родственница, – ответил Коннолли, – Джун Эйкерс.

– Странно, что наш приятель не расколотил еще и фотографию, – Роджер не отрывал взгляда от снимка. – А на какой встрече был доктор Китт?

– В местной ратуше: кампания протеста против сноса нескольких старых домов на той стороне пустоши. Антисанитария, грязь, дома просто ужасные, однако владельцы и жильцы подняли крик. Доктор Китт был председателем встречи, она продолжалась с восьми часов вечера до одиннадцати. Потом он с друзьями отправился выпить по чашечке кофе. Жену его нашли примерно в половине одиннадцатого.

– Каким образом?

– Я своих ребятишек учу хорошо...

Роджер усмехнулся. Он снова внимательно оглядел комнату. Книги – некоторые из них лежали открытыми на бюро – не были повреждены, у стены валялась груда старых газет. Выглядело все так, словно налетчик приготовил их, чтобы уничтожить, но почему-то прервал работу. Некоторые газеты были разорваны на клочки, и сейчас Роджер увидел, что обложки больших разорванных книг на самом деле – переплеты, в которых хранились газетные вырезки.

– ...Так вот, один мой паренек-полицейский по имени Пай почувствовал запах гари и решил войти посмотреть, – продолжал говорить Коннолли. – Он было подумал, будто дымоход засорился, но потом на него упало несколько полуобгоревших кусочков бумаги – он как раз ехал на велосипеде к дому. И он решил проверить, в чем дело. Заглянул через щель в занавесках, – Коннолли показал пальцем, – и увидел ее.

– Есть какие-нибудь соображения относительно того, сколько к тому моменту прошло времени после нападения?

– Да. Думаю, это можно определить, – сказал Коннолли, – советник Уиллерби клянется, что говорил с ней по телефону около девяти, – разговор продолжался приблизительно минут десять и закончился в девять ноль пять. Они заспорили по поводу одной проблемы, которая беспокоит советника, так что он пропустил начало новостей. Он большой поклонник этой передачи и каждый вечер слушает, как звонит Биг Бен. А миссис Китт стала возражать против плана строительства стоянки, который предложил Уиллерби, заговорила его, ну и настроение у него было жуткое. Он живет на противоположном конце пустоши, и его жена и пятеро детей могут подтвердить, что он никуда не выходил.

– А о каком плане шла речь?

– Все, что нужно Лайгейту, – это двадцать пять миллионеров-филантропов, и тогда у нас будет все, что нам требуется! Дело в том, Красавчик, что у миссис Китт, в отличие от многих, отличная голова на плечах, не так-то уж и часто она ошибалась.

– Она тебе нравится, да? – Роджер улыбнулся.

– Если она умрет, полицейские Лайгейта костьми лягут, но найдут этого негодяя, – сказал суперинтендант Коннолли. – Можешь быть уверен.

Роджер снова усмехнулся:

– Виват Джему Коннолли! Слушай, а ты не знаешь, что-нибудь пропало?

– В ящичке книжного шкафа было двадцать фунтов или что-то около того, – Коннолли указал на зеленый металлический ящик рядом с камином. – Его взломали.

– Отпечатки пальцев?

– Ни одного.

– А как он сюда пробрался?

– Мог забраться через окно, выходящее на лестничную площадку, а может, она сама его впустила.

– Еще что-нибудь пропало – бриллианты, что-то в этом роде?

– Никаких особых ценностей у них не было, они из обнищавшего среднего класса – чтобы удержаться на плаву, им пришлось продать почти все, что получили в наследство. И тем не менее эта семья – одна из самых заметных в местном благотворительном обществе.

– Короче, мотивы неизвестны.

– Мотивы неизвестны, – согласился Коннолли. – И знаешь, что меня больше всего озадачивает? Если парень полез за деньгами, зачем ему понадобилось устраивать погром, жечь бумаги, газеты? Не вижу никакого смысла. А ты что скажешь?

– Действительно, никакого. Знаешь, Джем, оставь эти сожженные бумаги нам. Я пришлю кого-нибудь из конторы за тем, что уцелело. Можно воспользоваться этим телефоном?

Коннолли кивнул, и Роджер набрал номер 1212 в Уайтхолле. Кортленд пообещал немедленно послать лаборанта и криминалиста.

– Спасибо. – Роджер повесил трубку.

Он взглядом обежал комнату и занялся изучением очерченного мелом силуэта – склонив голову, он полностью ушел в загадку:

– Какое из повреждений оказалось самым тяжелым?

Коннолли медленно ответил:

– Трудно сказать. Она была страшно избита – затылок, виски, верхняя часть лица. Этот малый, похоже, впал в неистовство. Но есть еще одна странная вещь... Слушай, а почему ты, собственно говоря, не выдвигаешь гипотез? Хочешь, чтобы все за тебя сделал я?

– Если ее так страшно избили, почему она до сих пор жива? – спросил Роджер и перелистал медицинское освидетельствование:

"Большинство повреждений поверхностные, обширное кровотечение, однако повреждений черепа, за исключением, возможно, одной трещины, нет".

– Все дело в оружии нападения, не так ли? Похоже на велосипедную цепь.

– В самую точку, – сказал Коннолли, – на щеках остались следы звеньев. Он бил ее по голове, будто хотел изувечить. А когда она потеряла сознание, в бешенстве разгромил комнату.

– Упаси меня Господь от такого предположения, но, похоже, кто-то ее очень не любил. Обычный грабитель так не поступит. Если, конечно, – поспешно добавил Роджер, увидев, как сверкнули глаза Коннолли, – кто-то не хочет, чтобы мы приняли ограбление за личную месть... А что в остальных комнатах? – спросил Роджер.

– Ничего не тронуто, – ответил старый лайгейтский полицейский. – А вообще, пошли, посмотрим.

Он шел первым, и двадцать минут они осматривали дом. Они остановились у окошка лестничной площадки и осмотрели следы на внутренней и внешней поверхностях рамы. Коннолли сказал, что на стенке и на черепице козырька также обнаружены следы – кто-то влез в дом именно таким образом. Ничего, за что можно было бы зацепиться, они не нашли.

– У Киттсов две приходящие служанки, одна работает давно, другую только что взяли,– продолжал Коннолли, – утром я сам разговаривал с обеими, но так ничего от них и не добился. Я без конца задавал им один и тот же вопрос: кто мог до такой степени ненавидеть миссис Китт, но она говорили то же самое, что говорит ее муж, а ее муж говорит тоже, что говорю тебе я, – в целом мире у нее не было ни одного врага. Насколько мы знаем, – сухо добавил Коннолли. – Значит, будешь гоняться за тайными врагами, Красавчик?

– Вернемся в ту комнату, – сказал Роджер и, когда они туда пришли, продолжал: – Боюсь, у меня для тебя плохие новости, Джем.

– Можешь мне ничего не говорить. Я и так знаю: ты пролистаешь все эти газетные вырезки, одну за другой – те, которые уцелели. Потом твои парни из Скотленд-Ярда будут трястись над золой – нам же нужен некто, ненавидящий миссис Китт до смерти. Может быть, этот некто – тот, кого она помогла запрятать за решетку. Ты это мне хотел сказать?

– Если бы ты был немного помоложе, тебя бы могли взять работать в полицию! Еще что-нибудь хочешь добавить?

– Боюсь занимать твое драгоценное время.

– Тогда воспользуемся помощью Скотленд-Ярда?

– Смотри, не надорвись здесь, Красавчик, – резко бросил Коннолли.

Заметив проходящего за окном полицейского, он повеселел:

– А вот и констебль Пай с фотографиями. Наблюдательный парень, этот Пай. Потом скажешь, как он тебе понравился. Я бы хотел знать твое мнение.

– Да? – с отсутствующим видом переспросил Роджер и снова углубился в какую-то газету. В ней была опубликована одна из речей миссис Китт, мирового судьи, но по каким-то причинам эту речь не вырезали и не подшили в книгу. Внимание Роджера привлек небольшой заголовок.

– Сомневаюсь, чтобы ты слышал хоть слово из того, что я тебе сейчас сказал, – пожаловался Коннолли.

– Извини, – Роджер отложил газету. Она была разорвана вдоль и поперек, но статья уцелела. – Ты веришь в совпадения, Джем? Пару месяцев назад один негодяй сбил женщину и скрылся, мы так и не поймали его. Некую миссис Брей. А вот здесь речь миссис Китт по делу, в котором миссис Брей четырьмя годами раньше выступала как свидетель.

* * *

«Водитель никоим образом не виновен», – гласил заголовок, а затем шла сама статья: "Сняв обвинения в неосторожной езде, выдвинутые против Бенджамина Канлиффа, проживающего по адресу Риджентс-парк, Парк-роу, 77, суд Лайгейта постановил выплатить обвиняемому издержки. Инцидент произошел на Кэннон-стрит, Лайгейт, ранним утром 17 мая. Потерпевшая, миссис Эвелин Роули, двадцати семи лет, до сих пор находится в тяжелом состоянии в больнице.

Мистер Роули, старший фармацевт лайгейтского отделения фармакологической фирмы "Смартз", не сделал никакого заявления для прессы.

Миссис Китт, мировой судья, заявила, что водитель автомобиля никоим образом не виновен, вся вина целиком и полностью лежит на несчастной жертве. "Как бы ни сочувствовали мы этой женщине, по отношению к фактам мы не можем быть сентиментальными", – продолжала миссис Китт.

Общественную кампанию, направленную на обвинение водителя, возглавил преподобный Питер Уэйт.

В июле у миссис Роули должен был родиться ребенок, однако в результате аварии у нее произошел выкидыш. Мистер Артур Роули, муж потерпевшей, давал показания сдавленным голосом, словно едва сдерживал горе. Он заявил, что его жена была очень счастлива и ни о чем не беспокоилась".

* * *

– Да, миссис Китт говорит, что думает, – заметил Роджер.

– Я отлично помню, что именно это тебе и говорил, – сказал Коннолли. – И еще я сказал...

– Что пришел констебль Пай с фотографиями, и ты хотел бы знать, что я о нем думаю.

– Смотри-ка, ты и во сне слышишь? Как тебе это удается?

– Просто у меня никогда не бывает времени на сон. Но прежде чем мы встретимся с твоим гением, что там у тебя на преподобного Уэйта? Это что, тот самый проповедник Пит?

– Он. Переехал из Тоттинг-уэй, – отозвался Коннолли, – и здесь его приняли с распростертыми объятиями. Намерения у него, конечно же, были самые хорошие, но и хлопот он доставлял тоже изрядно. Мир полон чудаков.

– Ему просто не нравится рост дорожно-транспортных происшествий, – сказал Роджер сухо. – А что случилось с пострадавшей, миссис Роули?

– Паршивое дело... Ее парализовало, она не могла двигаться и говорить. Живой труп. А через год после происшествия умерла. Но факт остается фактом – она переходила улицу, не глядя, куда идет. По мне, так пешеходы не менее опасны, чем водители.

– Мы потом подискутируем с тобой на эту тему, – сказал Роджер. – А сейчас лучше позови своего Пая.

Коннолли гаркнул:

– Констебль! Войдите!

Констебль Пай мог бы служить живой иллюстрацией в книжке про полицейских: в нем были полных шесть футов, плотная, но без капли жира фигура, серые глаза на длинном лице с широкой нижней челюстью смотрели внимательно, хотя и не без настороженности.

– Я принес фотографии миссис Китт, сэр.

– Спасибо, – Коннолли взял снимки. – Это старший инспектор Уэст из Скотленд-Ярда.

– Очень приятно, сэр, – у Пая был отлично поставленный голос и прямой взгляд.

– Рад видеть вас, Пай. Как я понимаю, вы первым обнаружили, что здесь случилось.

– Да, сэр.

– Расскажите, пожалуйста, все с самого начала.

– Да, сэр, – Пай посмотрел на суперинтенданта.

– Мне не будет скучно, – сказал Коннолли, – но помни: факты должны быть теми же самыми.

– Факты невозможно изменить, сэр, – произнес Пай, возможно, чуть самоуверенно, а может, слишком буднично.

Он смотрел в глаза Роджеру чуть ли не с вызовом – в какой-то момент возникло впечатление, что он собирается произнести речь. Однако он весьма лаконично и не впадая в высокопарность, рассказал о том, как почувствовал запах гари и что сделал после этого.

– Все понятно, спасибо, – сказал Роджер. – Могу ли я получить письменную копию вашего рапорта?

– Конечно, сэр.

– Отлично. Что-нибудь еще?

– Ничего, что могло бы иметь отношение к делу, сэр, возможно, одна небольшая деталь...

– А именно?

– Чуть раньше в тот вечер, когда я делал объезд – я езжу на велосипеде, сэр, у меня довольно большой участок, – я видел человека, шедшего от ближнего угла к дому миссис Китт. Он сел в машину и уехал. Я не мог понять, почему к машине надо было идти от угла, – места много, он мог припарковаться где угодно. Не могу сказать, что в тот момент у меня возникли подозрения, но я это отметил. Потом, когда я уже был на противоположной стороне дома, я почувствовал запах гари. Ветер дул в мою сторону. Вначале я ничего не предпринял, но, после того как завершил маршрут объезда, вернулся обратно – на сей раз на меня упали несколько кусков горелой бумаги и я подумал, что надо пойти взглянуть, в чем дело.

– Какой марки была машина? – спросил Роджер.

– "Остин-изо", сэр, выпуска прошлого года.

– Вы в этом уверены?

– Да, сэр.

– Регистрационный номер?

– Довольно необычный, сэр, – Л 573 ПР.

Пай был решителен и точен.

– Я никогда раньше не видел номера, в котором буквы были бы разделены цифрами – полагаю, именно поэтому он и привлек мое внимание. Это из новой серии, сэр.

– Верно. Мы проверим этот номер, – сказал Роджер, делая пометку в блокноте. – Если бы каждый полицейский был бы столь же наблюдателен, как вы, и так же тренировал память, нам было бы намного легче работать. Спасибо, Пай. Вы знаете миссис Китт?

– Да, сэр. Очень хорошо.

– Она вам нравится?

– Чудесная женщина, сэр. Если она умрет... – Пай неожиданно умолк. – А у вас есть какие-нибудь новости из больницы, сэр?

* * *

Спустя полчаса Роджер связался с двумя больницами и из обеих получил один и тот же ответ: «Без изменений».

* * *

Однако изменения – и в худшую сторону – были. Изменились к худшему отношения Чарлза и Розмари Джексон.

Глава 6
Изменения к худшему

Все началось вечером того дня, когда пришло второе письмо. Чарлз вернулся домой после удачно прошедшей встречи со Старым Йодом и больше всего на свете жаждал внимания и отдыха. Розмари встретила его спокойно, почти равнодушно, а ведь он так устал!

Затем последовала их первая настоящая ссора, и он очень переживал, что они так и не помирились.

На следующее утро Чарлз завтракал в полной тишине, один на один со своей тарелкой.

В течение двух дней Розмари пыталась убедить себя, что должны же быть какие-то нормальные объяснения этим лживым письмам, но стоило ей увидеть Чарлза, как у нее перед глазами возникали отпечатанные на машинке фразы, она ясно видела следы губной помады, пудры, чувствовала запах духов. На третий вечер, в пятницу, Чарлза ждал точно такой же прием.

– Ну хорошо, Розмари, – сказал он устало, – если тебе хочется так себя вести – пожалуйста. Я постараюсь привыкнуть. Но по крайней мере объясни, почему.

– Ты знаешь, почему.

– Единственная причина, которая приходит мне на ум, – это женская непоследовательность.

Она подскочила от негодования и выбежала из комнаты. Чарлз продолжал спокойно сидеть в своем кресле. Она вернулась назад, прихватив носовой платок и пиджак со следами измены. Он изумленно взял платок в руки, осмотрел и, постепенно приходя в себя, произнес тоном, в искренности которого сомневаться было невозможно:

– С тех пор, как мы поженились, я и часу не провел наедине с другой женщиной, если не считать встречи с клиентками в конторе и бегающую взад-вперед нашу секретаршу мисс Тирвитт. Но ты же не назовешь эти встречи "такими".

– Чарлз, но как же...

– С тех пор, как мы с тобой поженились, я не целовал, не обнимал, не соблазнял и не делал намеков ни одной женщине!

И вдруг Чарлз улыбнулся своей неотразимой улыбкой, провел рукой по волосам, что-то изменилось в его лице – он был уже не тридцатипятилетним мужчиной, а шаловливым подростком. Розмари стояла перед ним, заливаясь слезами. Она уже почти верила ему. А он продолжал со смущенной улыбкой:

– Все это я делал только с тобой!

– Чарлз, если... если ты не... как же...

– Дорогая, – сказал он, – мы не в суде. Я говорю, что все так же влюблен, и я не изменял тебе ни в мыслях, ни в поступках. То надушенное письмо пришло от женщины, сыну которой я помог выпутаться из неприятности, связанной с автомобильным происшествием. Но, дорогая, ради Бога, не заставляй меня доказывать...

Она бросилась ему на грудь.

* * *

Но все было отнюдь не так безоблачно.

Во-первых, письма продолжали приходить – все очень короткие и на одну и ту же тему, все отпечатанные на той же самой машинке, на той же самой бумаге, и на всех стоит один и тот же лондонский штемпель.

Во-вторых, Чарлз часто был вынужден задерживаться по вечерам из-за дела Ньюмана. Старый Нод был самым строгим среди всех жрецов в храме правосудия, поэтому Розмари большую часть времени была предоставлена самой себе, а теперь по вечерам начались эти телефонные звонки.

Звонивший был очень краток и прямолинеен:

– Где он проводит сегодняшний вечер? – спрашивал мужской голос.

Или:

– Не верь ему, он искусный лжец.

Или:

– Он смеется над тобой.

Все это действовало Розмари на нервы, и теперь она бывала счастлива только в очень редких случаях. Она рассказывала Чарлзу о каждом таком звонке, они бесконечно обсуждали их, но в глубине души она не верила ему до конца. Временами на нее находила апатия, иногда она начинала на всех бросаться. Всякий раз, приходя вечером домой или поднимаясь с постели утром, Чарлз не знал, в каком настроении будет Розмари. И что самое ужасное, она стала холодна к нему – она себя за это ненавидела, но ничего не могла с собой поделать.

Потом у нее начались мигрени.

* * *

«Мы тебя предупреждали, – нашептывали Джексону его родственники, – мы знали, что эта женщина тебе не подходит».

* * *

В тот день, когда Роджер Уэст был в Лайгейте, примерно в полдень Розмари Джексон сидела у окна, выходящего в сад большого углового дома. Бутоны ранних нарциссов налились, скоро зацветут желтофиоли, на деревьях появились первые листья, некоторые кустарники уже откликнулись на теплое весеннее солнце, а два миндальных дерева на лужайке демонстрировали такой роскошный нежно-розовый наряд, что невозможно было поверить, что еще совсем недавно они были безобразными и кривыми. Но Розмари не видела буйства природы. Щеки ее были бледны, глаза блестели – как всегда, когда у нее начиналась мигрень. Логика здесь не помогала: она прекрасно знала, что с ней происходит, но ничего не могла с собой поделать. Яд недоверия к Чарлзу оказался настолько сильным, что почти сокрушил ее.

Она стала испытывать перед ним страх. Бояться...

Зазвонил телефон.

Теперь она боялась и телефона, потому что это мог звонить "тот", с еще одним лаконичным утверждением, с еще одним доводом, подкрепляющим неверность Чарлза. Она не подходила к телефону, но он продолжал звонить, и она все-таки сняла трубку – она показалась ей ужасно тяжелой.

– Миссис Джексон слушает.

– Добрый день, миссис Джексон, это мисс Тирвитт. С вами хочет поговорить мистер Джексон.

– А, спасибо.

– Пожалуйста, подождите.

Через мгновение Чарлз уже был на линии. Он говорил, тщательно подбирая слова, очень осторожно: в последние несколько недель он приучился говорить с ней именно так.

– Хэлло, дорогая, как ты?

– Все в порядке, Чарлз.

– Это хорошо. Дорогая, сегодня мне придется задержаться на час или два.

Она почувствовала, как откуда-то из глубины души поднимаются холод и враждебность.

– Я понимаю, – резко ответила она.

– Может быть, ты хочешь пойти со мной?

Это было совершенно неожиданно, она пришла в полное недоумение.

– Зачем? Чтобы... встретиться с клиентом?

– В каком-то смысле, – ответил Чарлз. – Надо повидаться с человеком, с которым меня связывает работа и который, быть может, сумеет нам помочь.

– Ты имеешь в виду врача? Но, Чарлз, я тебе уже говорила, что не больна, и если ты...

– Это не врач, – спокойно сказал Чарлз. – Это полицейский.

– Ты сошел с ума?

После секундной паузы Чарлз очень осторожно произнес:

– Может быть, Розмари. Но надо добраться до истоков этого дела, и я пришел к выводу, что мы должны обратиться в полицию. Они выяснят, кто посылает письма и звонит. Это самый банальный анонимщик, и в любом случае... – Чарлз снова сделал паузу, глубоко вздохнул и продолжал: – У меня есть один знакомый старший офицер из Скотленд-Ярда. Я знаю, что он отнесется к нашей проблеме с максимальным тактом, поэтому я хочу, чтобы ты сегодня пошла со мной.

Он снова замолчал.

– Чарлз, – сказала Розмари твердо, – ты действительно хочешь найти того, кто пишет эти письма?

– Уже три недели, как я нанял частного детектива, – столь же решительно заявил Чарлз, – но ему ничего не удалось узнать. Скотленд-Ярд сделает это намного лучше. Так ты пойдешь со мной?

Она чуть не плакала:

– Да, – пробормотала она, – конечно, пойду.

– Это я и хотел услышать. Послушай, милая, давай поужинаем в городе, к нашему другу можно не спешить. Он ждет в половине девятого. Ровно в половине седьмого я вернусь и захвачу тебя. Будь готова.

– Буду, обязательно буду! – Розмари била дрожь.

Она все еще продолжала дрожать, даже когда начала одеваться, но впервые за несколько недель она не чувствовала беспокойства.

Был хмурый облачный день, к половине седьмого уже почти стемнело. За пять минут до назначенного срока она была готова – и выглядела посвежевшей, милой и юной.

Она подошла к окну спальни и стала наблюдать за входом. Чарлз мог приехать на такси, хотя в час пик ему даже быстрее было бы добираться пешком. Она напрягала зрение, пытаясь разглядеть в полумраке его фигуру, и заметила, что на противоположной стороне улицы стоит небольшой черный автомобиль. И тут же о нем забыла.

Вдруг она увидела Чарлза: он торопливо шел к дому, помахивая зонтиком. Розмари еле сдержалась, чтобы не закричать от счастья.

И в этот момент она увидела, что машина тронулась.

Горели ее габаритные огни. Автомобиль напоминал тень, которая постепенно увеличивала скорость. Окно комнаты было закрыто, Розмари ничего не слышала, но видела, что Чарлз уже ступил на мостовую, а машина набирала еще большую скорость.

Теперь она мчалась прямо на Чарлза.