Текст книги "Капитан"

Глава 4

– Обратите внимание императора, – раздраженно сказал Юлиан слуге, принесшему шербет, – что его кузен Юлиан Аврелий и Отто, вождь вольфангов, уже давно ждут аудиенции.

– Шербет, господа, – невозмутимо ответил слуга, ставя два бокала на мраморный стол между двумя диванами. По всей комнате были расставлены кресла.

Как только прошел первый час ожидания, Юлиан встал и нервно заходил по комнате.

Отто, которого до сих пор мы называли «великаном», вождь вольфангов, маленького племени вандалов, сидел спиной к стене и лицом к двери, положив ногу на ногу.

Вначале он не стал садиться в кресло, но не потому, что никогда не видел мебели или счел ее неудобной – ведь ему встречались подобные вещи на Тереннии, на Тангаре, на корабле. У него самого были скамейки, резной деревянный трон, табуреты в главной деревне вольфангов, где находилась хижина вождя – большая по размеру, чем другие хижины. Причина, по которой он не стал садиться, состояла в том, что, откинув край шелкового ковра, на котором стояло кресло, он заметил тонкую щель, отделяющую прямоугольный сектор пола – видимо, при включении какого-то механизма кресло уходило вниз вместе с сидящим в нем.

– В комнате есть множество потайных дверей, – раздраженно объяснял Юлиан, – через которые можно выйти, спасаясь от погони или нежелательной встречи; через эти двери могут войти стражники, застав посетителей врасплох, и так далее. Люк под креслом может быть вполне невинным, ведущим к запасной лестнице, или, наоборот, позволяющим войти в комнату. Если хочешь, передвинь кресло.

– Почему ты сердишься? – спросил Отто.

– Терпеть не могу, когда меня заставляют ждать, – ответил Юлиан. Он был одет в мундир офицера имперского флота – белый, с золотым галуном, с тремя пурпурными шнурами у левого плеча, свидетельствующими о знатности его рода, близком родстве с самим императором.

– Простите, господин, – сказал вошедший слуга.

Эти слова только еще сильнее разозлили Юлиана.

– Заметьте, наш приход не был неожиданным, – возразил он.

– Да, господин.

– Аудиенция была назначена заблаговременно.

– Да, господин.

– Мне отлично известно, какое положение занимаю я сам и мой друг, и на какой прием мы вправе рассчитывать.

– Уверяю, император вскоре будет готов увидеться с вами, – ответил слуга.

– Передайте мое неудовольствие третейскому судье, – решительно приказал Юлиан.

Слуга заметно побледнел. Отто решил, что третейский судья, должно быть, важная персона.

– Передайте, – повторил Юлиан.

– Я еще раз напомню моему господину о назначенной аудиенции, – уклонился от прямого ответа слуга.

– Идите.

– Да, господин.

Будучи одним из самых состоятельных людей Империи, потомком патрицианского рода, родственником самого императора, Юлиан, следуя обычаям предков из рода Аврелиев, служил в имперском флоте. Он прошел подготовку и получил звание, как будто был всего лишь тщеславным отпрыском хонестори более низкого происхождения. Юлиан оказался талантливым офицером, ответственно выполнял свои обязанности, оказывал всяческое уважение своим воинским начальникам. Будь он одним из многих безвестных офицеров, он, несомненно, был бы на хорошем счету, пользовался бы заслуженной популярностью и у подчиненных, и у начальства, даже если бы был строг с первыми, предъявляя к ним не меньшие требования, чем к самому себе, и стал бы максимально ответственным и корректным в отношении последних. Однако он был заметной фигурой, принадлежал к роду Аврелиев. Поэтому люди стремились попасть к нему в подчинение, надеясь на продвижение по службе, а старшие офицеры испытывали в отношении него двойственные чувства. Хотя он сам был еще молод и недостаточно опытен, его род входил в число самых высоких в Империи, а положение его самого было таким, какого другой мог бы достигнуть только в браке с членом императорской семьи или после особого приказа самого императора о возведении в ранг патрициев, сопряженного с назначением на доходное место – префекта, казначея, начальника имперской полиции или дворцовой стражи, старшего офицера флота или командира мобильных, пограничных и иных войск. Конечно, к такому подчиненному, как Юлиан, следовало относиться с осторожностью. Вероятно, хитрый и предприимчивый человек мог бы воспользоваться таким случаем для собственного продвижения. Да, иметь такого подчиненного означало одновременно и удачу, и опасность, – постоянное пребывание под наблюдением, как в столице. Слуга вышел из комнаты.

– Ты можешь подвинуть кресло, – повторил Юлиан.

– Чтобы они узнали, что я обнаружил люк? – заметил Отто.

– Они уже знают об этом.

Отто недоуменно воззрился на друга.

– Ты помнишь объективы на корабле? – спросил Юлиан.

– Да. – Отто охотно изучал все устройства корабля, который доставил их на летнюю планету.

Юлиан указал на отверстие в стене – высоко, почти под потолком. Тогда Отто поднялся и сел в кресло прямо под отверстием, скрестив ноги. Теперь он вряд ли находился в зоне обзора.

Вскоре после этого слуга принес незаказанный шербет, быстро оглядел комнату и облегченно вздохнул, увидев Отто. Отто не сомневался, что слуга входил только за тем, чтобы удостовериться в его присутствии.

Первый раз слуга появился, как только друзей провели в эту комнату, что произошло добрых два часа назад, и предложил им на выбор шербет или мороженое.

– Сообщите императору, что мы ждем встречи с ним, – не скрывая раздражения произнес Юлиан. Он злился с того самого момента, когда было нанесено первое оскорбление – у внешних ворот, где слуга спросил, как доложить о посетителях. Аудиенция была назначена заранее. Неужели его не узнали? Разве слугам было неизвестно, кто он такой? Вторым оскорблением Юлиан счел то, что их сразу не провели к императору и не оказали достаточно теплый прием, какой и следовало оказать в отношении родственника императорской семьи. Их проводили в эту комнату и заставили ждать как обычных просителей, подхалимов из провинциального магистрата какой-нибудь отдаленной планеты или послов какой-нибудь незначительной дружественной державы. Слуга принес мороженое. Мороженое в вазах из полупрозрачного кварца рудников Янии, вероятно, принесенное из погребов Аврея, уже растаяло, превратившись в пузыристые лилово-желтые лужицы. Ни Отто, ни Юлиан не дотронулись до него.

Теперь на столе стоял шербет в высоких серебряных бокалах, с серебряными титосами – это слово можно было бы перевести, как «десертные ложечки». Они представляли собой узкие, тонкие пустотелые палочки с плоским расширением на одном конце. Думаю, такой внешний вид оправдывает нашу попытку назвать эти предметы ложками. Добавлю, однако, что через них можно было втягивать жидкость в рот – в этом случае они действовали, как соломинки.

Юлиан оставил шербет там, где он стоял, не дотронувшись до него, как и до мороженого. Он чувствовал, что принятие даже таких тривиальных знаков гостеприимства может свидетельствовать о смирении, о том, что он находит прием вполне сносным. Хотя Отто одолевало любопытство, он тоже не стал пробовать ни шербет, ни мороженое – в комнате под креслами были ловушки.

Он запомнил, как во второй свой приход слуга, неожиданно, без просьбы принеся шербет, огляделся и с облегчением отметил, где находится гость. Значит, предположение о том, что у стены его не будет видно на экране, оказалось верным.

Юлиан продолжал вышагивать по комнате. Отто, великан, ничем не выдавал своего нетерпения. Конечно, можно было попенять, что придворные императора не оказали большей любезности и что встреча не состоялась сразу же.

Отто увидел, как муха села на край бокала с шербетом. Значит, мухи на этой планете есть даже во дворце.

За этой мухой прилетела другая, затем третья. Во дворце есть мухи, думал Отто. Вон они, как виноградины, расселись на краю серебряного бокала, который, пожалуй, можно было бы обменять на винтовку где-нибудь на захолустной планете, где оружием могли обладать только члены магистрата. Интересно, понимают ли мухи опасность этого вкусного на вид питья? Наверняка какая-нибудь из них утонет или замерзнет, затянутая в эту вязкую трясину.

Отто изучал диваны возле стола. На них полагалось садиться во время еды. Этому пришлось бы долго учиться – есть в таком положении наверняка трудно. Интересно, удобно ли сидеть на таком роскошном с виду диване? Отто вспомнил, что таких диванов не было на «Аларии». Конечно, на разных планетах разные обычаи, к тому же на диване за столом могло уместиться меньше людей, чем на стульях.

Однако Отто так и не решился попробовать присесть на диван – похоже, с него было бы трудно быстро встать, чтобы выхватить оружие и приготовиться к защите. То ли дело табурет или скамья, которые можно отшвырнуть, вскакивая, как пружина.

Юлиан сел, не сдвинув кресла. «Друг, это опасно, – мысленно встревожился Отто. – Должно быть, всегда опасно сидеть на таких высоких сидениях, вообще высоко сидеть».

Однако люди всегда будут сражаться за право высоко сидеть. Разве не все троны надежны не более, чем капканы или ловушки, которые могут захлопнуться в самый неожиданный момент?

В тягучем ожидании Отто мысленно вернулся на планету встреч, в то время, когда Юлиан, в силу сложных обстоятельств, был не более, чем его пленником.

Глава 5

– Не шуми, веди себя тихо, – посоветовал Отто своему спутнику, который шел за ним по пятам в короткой, изорванной тунике – почти как у раба. Однако на его теле не было следов рабства – ни клейма, ни другой красноречивой отметины, как у рабыни, которую можно было обменять, подарить или продать.

– Не буду, – кивнул Юлиан. Их окружали ортунги.

Корабль ортунгов, на котором все еще оставались следы боя с «Аларией», прибыл на орбиту Варны, куда прежде силами гравитации были притянуты две спасательных капсулы с той же самой «Аларии». В первой капсуле находился гладиатор, который обучался в школе Палендия на Тереннии, и выигранная им в состязании темноволосая девушка по имени Янина. Она не представляет для нас особого интереса, поскольку является рабыней. Во второй капсуле находилось трое женщин и мужчина. Все женщины были богатыми, красивыми, образованными, чувственными особами, и две младшие – гибкая, привлекательная блондинка и восхитительно сложенная брюнетка с тонкими и выразительными чертами лица, созданная для рабства – были достаточно хорошим, чтобы заслужить высокую цену у самых взыскательных покупателей. Мужчина был молодым офицером императорского флота.

Они шли по размокшей тропе – утром прошел сильный ливень.

Посадочное устройство, легкое суденышко, предназначенное для взлетов и посадок на планеты, для переговоров в пустотах космоса, мягко приземлилось неподалеку, на круглый, омытый дождем луг, и мелкие зверьки бросились врассыпную от тени и жара металла. Из посадочного устройства вышли несколько человек, вступив в густую, зеленую, влажную траву, ароматную, царапающую щиколотки и совсем не похожую на траву близ посадочного устройства – совершенно желтую и сухую. Среди прибывших были Отто и Юлиан. Они летели с Варны. Вся их задача заключалась в том, чтобы бросить вызов.

– Для твоего беспокойства нет причин, – заметил Юлиан.

– Мы пока не дошли до рощи, – возразил Отто.

– Не понимаю…

– Ортунги явно позаимствовали кое-что у народа тимбри, – размышлял вслух Отто.

Чуть подальше тропа была менее грязной, ее даже покрывал гравий. Конечно, за такой дорожкой явно следили – это уже не была узкая вытоптанная тропа, которая остается после прохождения нескольких людей. Отпечатки сандалий там и тут вдавливали камушки в мягкую почву. Крохотные капельки воды пробивали себе путь сложными зигзагами и стекали в следы с невысокими, пологими склонами.

Народ вандалии, или вандалы, состоящий из пяти племен, среди которых самыми малочисленными и мирными считались вольфанги, не слишком отличался от других варварских народов. У них вошло в привычку и даже стало обычаем ссориться и враждовать со своими соседями, где бы они ни появлялись в результате частых переселений и периодических кочевок. Эта вражда бывала продолжительной и включала победы, той или иной стороны, когда побежденные подвергались свирепому и жестокому преследованию. Удачливо выживающие племена, особенно обособленные, через культуру, воспитание и традиции, через испытания и походы становились сильными, более гордыми и менее терпеливыми. Они могли быстро раздражаться, быть более жестокими и воинственными. Менее приспособленные, слабые, покорные, миролюбивые племена в соответствии с реальными событиями, описанными в истории, жестоко подавляли, уничтожали, обращали в рабство, облагали данью. Чтобы описываемые события были более понятными, упомянем, что алеманны, одним из племен которых являлись дризриаки, а также мятежные ортунги, оказались наиболее удачливыми из всех варварских народов. Следует сказать, что алеманны и вандалы – еще один воинственный и некогда отчаянный варварский народ, – находились в постоянной, непрекращающейся вражде. Империя, конечно, внесла в эту кровавую распрю новые ужасные особенности своим собственным существованием и стремлениями, новым, мощным оружием, враждой, взяточничеством, запугиванием, коварством и прочим. В ходе войны с Империей вандалы, несмотря на первоначальное превосходство в оружии, были побеждены и уничтожены, их племена рассеяны и обезоружены. Остатки племени волъфангов, к примеру, несколько поколений назад были перевезены на отдаленную планету под названием Варна. Там их оставили и забыли, хотя, несомненно, это событие было отражено в летописи Империи, чтобы в случае необходимости можно было собрать народ и дать ему статус федератов – либо как лесорубам, очищающим леса, либо как крестьянам, которые должны были поставлять продукцию на базы Империи, либо как лимитанам – пограничным войскам. С другой стороны, следует заметить, что у алеманнов происходили всего лишь неопасные стычки с имперскими войсками. Они всегда ухитрялись вовремя отступить и, дождавшись удобного момента, вновь начать осторожно рыскать и разнюхивать обстановку вдоль границ Империи. Иногда их корабли даже осаждали столицы провинциальных планет. Если бы алеманны жили в другом пространстве и времени, и столкнулись с Империей раньше, при обстоятельствах, сравнимых с обстоятельствами вандалами, вряд ли их судьбы не были бы похожими. Но все случилось иначе. Алеманны совсем недавно стали появляться на горизонтах Империи.

– Тебе не надо было сопровождать меня, – сказал Отто своему спутнику, Юлиану. – Это дело касается только ортунгов и вольфангов.

– Мне любопытно посмотреть, как разрешаются подобные споры, – возразил Юлиан.

– Нетрудно догадаться, – вздохнул Отто.

В имперских записях этой планете, как и множеству других, был присвоен только номер без имени. Мы не знаем этого номера, не знаем планету, ибо все данные, которые могли бы помочь определить ее, ныне утрачены. В номер планеты, насколько нам известно, мог входить номер солнца ее системы, затем число, обозначающее положение планеты по отношению к своему солнцу. Конечно, планета, на которой происходили описываемые нами события, еще существует, только она нам не известна. Все предложенные ответы на этот вопрос останутся лишь догадками. В алеманнском обиходе планета имела название, но даже при этом факте ее расположение оставалось неясным. На языке алеманнов название планеты звучало, как «Тенгутаксихай», то есть «Лагерь Тенгуты», а может, и «Лагерь тенгутов» – поскольку притяжательный падеж и имя собственное могут быть истолкованы по-разному. Лично я придерживаюсь варианта «Лагерь Тенгуты», и некоторые языковые конструкции дают возможность утверждать, что выражение «ихай» на языке алеманнов могло означать «лагерь, стоянку, логово». Мы не знаем, кем был этот Тенгута, но подобное имя весьма распространенно у варварских народов. Избегая проблем с названием этой планеты, мы назовем ее просто планетой встречи – впрочем, так можно назвать почти любую из планет. Планеты встреч, по крайней мере, выбранные для встреч представителей определенных народов, где разрешались споры между варварами, планеты, похожие на пустынные острова или рифы в суровом море, обычно были удаленными, необитаемыми, что уничтожало вероятность нападения и вмешательства местных жителей.

– Ты не взял оружие, – напомнил Юлиан.

– Но ведь я бросил вызов, – объяснил Отто, – значит, выбирать оружие будут они.

Остатки вольфангов, изгнанных на Варну и вооруженных всего лишь примитивным оружием, а потому вынужденных по древнему обычаю спасаться в лесах, были обнаружены разведчиками дризриаков – самого крупного племени алеманнов. Дризриакам доставило немало удовольствия видеть своих давних врагов в таком бедственном положении – поверженных, разоруженных, оставленных на милость любого мало-мальски сильного противника. Многие вольфанги погибли в кровавой резне, кроме, конечно, самых красивых женщин – они всегда представляли собой заманчивую, желанную добычу для победителей. Поставленные на колени вольфанги были лишены вождей – их головы швырнули в грязь – и получили позволение жить только при условии постоянной уплаты дани. Ее регулярно забирали посыльные дризриаков. Дань состояла из зерна, овощей, янтаря и смолы, Ценной древесины, мехов, целебных трав и женщин. Около двух лет назад Ортог, принц Дризриакский, со своими приближенными, объявил о расколе, назвав себя королем нового племени ортунгов, или государства Ортунгена. Затем Ортог, как во времена, когда он был еще принцем Дризриакским, задействовал своих людей в таких прибыльных ремеслах, как пиратство, торговля, грабеж всего, что плохо лежит в Империи. Незадолго до того, как его посыльные теперь уже от имени ортунгов – отправились взимать дань с вольфангов, две спасательные капсулы с ограбленного, распотрошенного, . затем уничтоженного круизного корабля «Алария» приземлились на Варну. Ортог, который прежде попал в лапы предателей и был передан имперским представителям на орбитальной станции Тиноса, стал узником «Аларии». Его везли на планеты Телнарии, когда корабль был окружен варварским флотом.

– Я снова слышу, – вдруг насторожился! Юлиан, – звук похож на бряцание цимбал.

– Тимбри часто используют такие инструменты в своих обрядах, – объяснил Отто.

– Там поют, – добавил Юлиан.

– Да, – кивнул Отто.

Пели отдаленные женские голоса – обряды народа тимбри проводили священослужительницы или жрицы.

Группа продолжала шествовать вперед по влажной, усыпанной гравием тропе.

Впереди Отто шли двое мужчин, Хендрикс и Гундлихт, – люди Ортога, которые прежде приходили к вольфангам за данью. Они с удивлением узнали, что вопреки строжайшему запрету вольфанги избрали себе вождя и отказались платить дань. Однако для посыльных оказалось невозможным вернуться на корабль, понять тревогу и уничтожить вольфангов вместе их лесами на тысячу миль в округе. Объяснение этого удивительного факта связано с целым рядом обстоятельств.

– Я снова слышу цимбалы, – произнес Юлиан.

– Да, – кивнул Отто.

Издалека вновь донеслось пение. Начинался дождь. Впереди, почти у самой вершины холма, к которой вела тропа, виднелась густая роща.

Здесь нам вряд ли удастся что-нибудь сделать, думал Отто, и пользы от сделанного будет немного. Что значит жизнь и смерть, судьба и удача нескольких мужчин, для всего мира?

В одной руке Гундлихт нес нечто, напоминающее свернутую вышитую измятую ткань. Ткань была мокрой от дождя.

– Это за рощей, наверху, – кратко объяснил Отто.

И вновь крошечные ручейки воды побежали между камешками – как реки, поднимающиеся в своих берегах. Белые капли заполняли следы сандалий, плескали на щиколотки идущих, исцарапанные луговой травой. Иногда из-под подошвы сандалии скатывался камешек, прорывая миниатюрную запруду, и мини-водопад катился по склону следа. Какие грозные природные явления вспоминались при этом, так как силы, действующие здесь, на склоне следа, не слишком отличались от сил на огромных пространствах, которые приводили в трепет целые народы, ибо самый легкий ветерок, пригибающий былинки, не так уж сильно отличается от мощной бури, которая вырывает с корнем могучие деревья, а плеск руки в корыте с водой вызывает волны, лишь своими масштабами отличающиеся от огромных, сокрушительных волн, способных потрясти и поглотить материки! Даже капли, крошечные потоки, соединившиеся вместе, могут представлять собой значительную угрозу. Молекулы газа составляют и легкий бриз, и ураган, как молекулы воды – теплый грибной дождь и бурное море.

Трудно знать, какими будут последствия самых незначительных событий, думал Отто.

– Смотри! – Юлиан указал под ноги. В ручейках, сбегающих со склона, светлая вода смешивалась с густыми багровыми струйками, вьющимися по гравию.

– Не останавливайся, – приказал Хендрикс.

– Что это такое? – спросил Юлиан.

– Это тебя не касается.

– Кровь, – кратко ответил Отто.

Гладиатор был поднят на щитах вольфангов и стал их вождем. Это он отказался платить дань ортунгам и бросил вызов их королю Ортогу.

– О! – не удержался от возгласа Юлиан, заметив в тени рощи свисающий с ветки большой темный предмет. Путь вел через рощу. – Что это? – спросил он у Гундлихта, идущего справа.

– Молчи, свинья, – ответил Гундлихт.

– Не говори так с ним, – повысил голос Отто, – он – свободный человек.

– Он просто телнарианская свинья!

– Нет, он гражданин Империи, – возразил Отто.

– Если я правильно понял, таких граждан в твоей деревне было еще трое, – хохотнул Гундлихт.

– Но это были женщины, – ответил Отто.

Гундлихт вновь понимающе усмехнулся.

Группа вошла в рощу. Стволы деревьев плотно обступали тропу с обеих сторон. Дождь кончился, но от низких курчавых туч было сумрачно. В роще стояла тишина, только слышались шаги мужчин, пощелкивание гравия под ногами, да звон срывающихся с ветвей капель.

– Вон там еще, среди деревьев, – заметил Юлиан.

– Молчи, – сурово приказал Хендрикс, – это священное место.

Слева от тропы появился след двухколесной повозки – его легко можно было разглядеть в примятой темной траве. След оставлял на траве ошметки грязи.

– Вон еще, – указал Юлиан.

– Смотри себе под ноги, – проворчал Гундлихт.

– Подожди, – попросил Юлиан.

– Не останавливайся!

– Пусть посмотрит, – разрешил Отто.

Группа остановилась на тропе, а Юлиан направился в рощу. Тут же за ним последовал Отто, а потом – Хендрикс и Гундлихт. Отто и Юлиан не были пленниками, причиной их появления у своих врагов был вызов.

– Здесь темно, – заметил Юлиан.

– И все же неплохо видно, – отозвался Отто.

Послышался скрип веревки. Юлиан отвел в сторону листья. Его рука сразу стала мокрой, от нее запахло сырой листвой и корой. В роще сгущались тени. С веток то и дело слетали крупные ледяные капли.

– Что это за место? – спросил Юлиан.

И в этот момент внезапно раздался звон цимбал – более громкий, чем раньше. Вновь запели высокие женские голоса.

– Все ясно, – пробормотал Гундлихт, сразу насторожившись.

Под сырым одеялом из опавших листьев в крошечных извилистых туннелях возились слизни. Юлиан отпрыгнул, когда проскользнувший мимо фильхен задел его босую ногу слипшейся от дождя шкуркой.

– Давайте вернемся на тропу, – предложил Отто.

– Подожди, – отказался Юлиан, углубляясь в рощу.

Внезапно он вскрикнул, ибо в темноте чуть не наткнулся на большое, свисающее с ветки тело, на котором сквозь шкуру прощупывались ребра. Юлиан отпрянул, а темная масса тяжело повернулась. Он отступил подальше, ожидая, пока тело перестанет раскачиваться.

– Что это? – спросил он.

– Говори тише, – прошипел Хендрикс.

– Разве ты не видишь, телнарианская свинья? – усмехнулся Гундлихт.

– Это собака, – пояснил Отто.

Поблизости висело еще несколько тел, а по всей роще их набиралось целое множество. Голова пса была задрана вверх, лапы неестественно свисали. Горло охватывала веревка.

– Вон овца, – узнал Отто.

– Посмотри туда, – показал Юлиан.

– Это жертвенный конь.

– А вон там – свинья, телнарианская свинья, – презрительно ткнул пальцем Гундлихт.

Существо, напоминающее свинью, висело вниз головой. Веревки были протянуты через разрезы в голенях задних ног, а горло рассечено.

Кое-где с ветвей свешивались только веревки.

– Давайте вернемся, – снова предложил Хендрикс.

В это время послышался звон цимбал и женское пение.

– Зачем они поют? – спросил Юлиан.

– Чтобы заглушить другие звуки, – ответил Отто.

Они повернули назад и начали пробираться между деревьями к тропе.

– Стой, – сказал Юлиан. – Вон, посмотри.

– Вижу, – кивнул Отто.

– Что это?

– Подойди поближе.

Юлиан осмотрел свешивающийся с дерева небольшой предмет.

– Разве в Империи не совершают жертвоприношений внутренностей? – спросил Отто.

– Иногда, – ответил Юлиан. – Мы приносим в жертву белых, хорошо откормленных быков с позолоченными рогами и копытами. Но у нас все делается по-другому.

Бронзовый нож, появившийся в незапамятные времена, быстро двигался в твердой руке опытного жреца, и животное падало на колени или на бок. Его голова тряслась, горячая кровь окропляла лавровые венки в руках неофитов.

– Иногда, на арене, у вас бывают неудачи, – усмехнулся Отто, вспомнив о прошлом.

– Это не жертвоприношения, – возразил Юлиан.

– Здесь жертвы приносят по обычаю народа тимбри, – вставил Хендрикс.

– У нас таких обычаев нет, – добавил Гундлихт.

– Рад слышать, – отозвался Юлиан.

– Мы бы повесили их более умело, – продолжал Гундлихт.

– Конечно.

– Жрицы тимбри имеют влияние на Ортога.

– Из-за всяких там предсказаний, пророчеств, – пояснил Хендрикс.

– Понимаю, – отозвался Юлиан.

– Шагай осторожнее.

Среди прелых листьев валялись кости, позвонки, ребра, похожие на белые ветки, мокрые от дождя. В стороне виднелся череп.

– От времени оборвалась веревка, – объяснил Гундлихт.

Из убежища под листьями фильхен следил за ними своими яркими и круглыми, как бусины, глазами. В роще не было слышно птичьих голосов – вся живность попряталась от дождя. Фильхен стремительно шмыгнул в нору.

Хотя эти зверьки были всеядными и не отказывались от падали, им было не очень-то сытно жить в роще. Млекопитающие и им подобные твари могут употреблять в пищу только свежую падаль. К тому моменту, когда веревки обрывались под тяжестью трупов, в силу уже вступали неумолимые законы гниения, при котором образовывался трупный яд. Вкус такой падали вызывал отвращение у зверьков. Те из их предков, для кого такой вкус был приемлем или же которым не оставалось выбора, вымерли от отравлений. Мы предоставляем читатель поразмыслить над этим отступлением – о возникновении, исчезновении и постепенном вымирании форм жизни, о болезни и смерти.

Группа вернулась на тропу, где их ждали ортунги с корабля. Вскоре вышло солнце. Поднимаясь по холму, путники не раз замечали на гравии темные ручейки крови – дождь смывал ее с вершины холма. Но крови было не слишком много.

Они продолжали подниматься вверх. Запели птицы в роще, радуясь тому, что кончился дождь. В отличие от фильхенов, птицам здесь было легче выжить – для них не представляло трудности добраться до трупов прежде, чем они становились ядовитыми.

Конечно, фильхены не всегда оставались голодными – вероятно, им перепадали выклеванные птицами крошки плоти, утерянные в драках куски, а также черви и личинки – жирные, блестящие и яркие, как камешки.

Становилось жарко. Отто прикрыл глаза. Сбоку в канаве бежал ручей. Вскоре они были на том месте, где заканчивалась тропа.

Несколько трупов валялись в грязи рядом с повозкой и на самой повозке. Нагие тела были обмотаны веревками. Щиколотки трупов были связаны так, что оставался свободным конец веревки не менее десяти футов в длину. Горло каждого трупа было глубоко рассечено. У некоторых ярко блестели еще открытые глаза.

– Проходите, – позвал Хендрикс.

Тропа переходила в широкую, круглую площадку, в центре которой был устроен помост в ярд высотой, а у его подножия находилось сооружение из плоских камней, напоминающее жертвенник. Надо всем этим возвышались два вертикальных столба с тяжелой перекладиной. Два ортунга двигались в направлении нашей группы, находящейся близ повозки. Они тащили труп. Юлиан увидел, как труп бросили в грязь рядом с повозкой.

В центре площадки, на помосте и возле жертвенников, виднелось несколько фигур.

– На помосте стоит наш король Ортог, – пояснил Хендрикс, – самый высокий, в золотом шлеме.

Отто промолчал.

Он видел блистательного Ортога прежде, на «Аларии», стоящим на песчаной арене. Ортог не владел мечом, поэтому их бой был неравным. Гладиатор отклонил приказ нанести смертельный удар. Вскоре после этого «Алария» подверглась нападению флота ортунгов.

Оттуда, где стояла группа, Отто было хорошо видно, как Ортог тащит связанного пленника к жертвеннику.

У жертвенника ждали несколько женщин в длинных белых одеждах, с инструментами в руках, напоминающими известные нам древние цимбалы и систро.

Пленник не протестовал.

Цимбалы и систро загремели и зазвенели.

Ортунг перекинул веревку, связывающую щиколотки пленника, через поперечную балку. Музыка усилилась, пленника подтягивали головой вниз, пока он не оказался точно над жертвенником. На камнях справа лежал плоский изогнутый предмет, который, как вскоре выяснилось, был большим, бронзовым серпообразным ножом. Одна из облаченных в белое женщин, которая казалась главной среди них, накинула на голову капюшон, видимо, соблюдая некий обязательный ритуал. Четверо других женщин столпились вокруг подвешенного пленника. Схватив тело, две из них придерживали его. Еще две принесли большой бронзовый сосуд, напоминающий котел, с тремя короткими изогнутыми ножками. Его держали за две полукруглые ручки, которые, когда их отпускали, свисали по бокам сосуда. Этот низкий котел был водружен на жертвенник. Голова подвешенного находилась почти внутри сосуда – так, что его волосы не были видны.

– Несколько месяцев назад Ортога предали, – сказал Хендрикс. – Его выследили и поймали с помощью предателей. Ортога привезли на Тинос, на базу Империи, и передали врагам.

– Таким, как этот пес! – добавил Гундлихт, указывая на сердито отпрянувшего Юлиана.

– Прекрати, – хмуро потребовал Отто.

– Он всего лишь полуголый оборванный раб, – удивленно сказал Гунлихт.

– Он – свободный человек и он со мной.

– Ты защищаешь имперскую собаку?

– Он свободен и со мной, – твердо повторил Отто.

– Ортога спасли, пока его везли в Телнарию, – продолжал Хендрикс.

Отто кивнул. Он не стал упоминать о том, что Ортога не собирались довозить до самой Телнарии.

– Ты знаешь, кто эти свиньи? – спросил Хендрикс у Отто, оборачиваясь и указывая на лежащие слева, в грязи и на повозке, трупы.

– Нет.

– Ты знаешь, кто это? – повторил Хендрикс, указывая на подвешенного вниз головой над жертвенником человека.