Текст книги "Капитан"

Она потупилась.

– Отто, вождь вольфангов, – объявил Хендрикс, обращаясь к стоящему на помосте Ортогу.

– И Юлиан, гражданин Империи, – добавил Отто.

– И Юлиан, презренный пес из Империи, – повторил Хендрикс.

– Он свободный человек, – решительно произнес Отто.

Блондинка, которая прежде высокомерно разглядывала Юлиана, сжалась в комочек. Он был свободен!

– Да, свободный презренный пес из Империи, – громко повторил Хендрикс.

Женщина не подняла головы. Оскорбление, нанесенное Юлиану, было несравнимо с ее страшной и необратимой реалией – с ошейником на шее и цепями на руках и ногах. Она была в тысячу раз ниже Юлиана, будь он даже презренным псом – ведь он оставался свободным человеком, а она – рабыней.

– Я – Ортог, король ортунгов, – заявил Ортог.

Он не упомянул ни об их прошлой встрече, ни о событиях, происшедших на «Аларии». Отто кивнул, скрестив руки на могучей груди.

– Пошлите за Геруной, принцессой Дризриакской, – сказал Ортог, садясь на трон, стоящий на деревянном помосте в одном из концов просторного шатра. Ортог передал свой высокий золотой шлем оруженосцу.

– Ей стыдно, она не придет, господин, – ответила свободная женщина, стоящая неподалеку в своем длинном темном платье.

В руках у Гундлихта был небольшой, туго свернутый узел запачканной одежды, привезенный с Варны. Одежду он взял в хижине Отто, вождя вольфангов.

– Мы ждем только ее, – сказал Ортог.

– Она нездорова, – ответила женщина.

– Так притащите ее, – рассердился Ортог.

Одна из рабынь, сидящих на цепи у помоста, удовлетворенно хихикнула. Ортог взглянул на нее. Женщина мгновенно опустила глаза и прикрыла рот ладонью.

Рабыни не имели права ссылаться на нездоровье, ибо им полагалось быть готовыми оказать в любой момент любую услугу – неважно какую, сложную или интимную – если бы только этого пожелал хозяин. Он не заботился об их удобствах или удовольствиях. Это рабыни должны были ревностно стремиться доставить удовольствие хозяину. От рабынь требовалось немедленное послушание. Конечно, они знали, что многие свободные женщины являются их сестрами по несчастью, считаясь если не по закону, то по своей природе не более, чем рабынями. Обида рабыни на свободную женщину за то, что ее рабство не выражено явно, страх и ненависть не слишком отличались от ненависти и непрекращающейся неприязни свободных женщин к рабыням. Мысль о том, что Геруна, принцесса Дризриакская и принцесса ортунгов, будет силой приведена в шатер, очень позабавила рабынь. В своих сараях и клетках, за работой они слышали пикантные сплетни, которыми осмеливались делиться только шепотом – о том, что гордая Геруна прошлась по коридорам «Аларии» связанной, на веревке, с завязанным ртом, нагая, как рабыня. Кто-то ухитрился таким образом, как будто просто сопровождая узницу в ее клетку, проникнуть в пустой отсек, где хранились спасательные капсулы. На корабле, во время этого шествия, Геруну видели сотни насмешливых, похотливых ортунгов – она был а открыта их взглядам, грубым шуткам и насмешкам, как любая обнаженная пленница или рабыня. Естественно, эти слухи доставляли рабыням невыразимое удовольствие.

– Геруна, принцесса Дризриакская и принцесса ортунгов, – провозгласил воин у входа в шатер.

На пороге появилась Геруна со своими длинными, толстыми белокурыми косами, свисающими до колен, стройная, прямая, в роскошных варварских одеждах. Очевидно, предстоящее совсем не радовало ее. За спиной Геруны стояли два воина.

Отто взглянул на нее – она была такой же красивой, какой запомнилась ему.

Юлиан тоже во все глаза смотрел на принцессу. Прежде он видел ее только мельком у выходных люков «Аларии», где ждала запуска спасательная капсула. Принцесса показалась ему сейчас такой же прекрасной, какой он помнил ее.

– Приветствую вас, мой брат, – сказала Геруна.

– Приветствую, благородная сестра, – ответил Ортог.

Геруна метнула короткий взгляд в сторону Отто, вождя вольфангов, и тут же отвернулась. В этом кратком обмене взглядами каждый мог усмотреть воспоминание о встрече, об интимности, неизбежно возникающей между пленницей и тюремщиком, в руках которого она оказалась, подобно любой женщине, обнаженной и беспомощной, несмотря на свой титул принцессы дризриаков и ортунгов.

Она взглянула в сторону Юлиана. Она не вспыхнула бы так внезапно, если бы в первый момент не узнала привлекательного молодого офицера с «Аларии» в оборванном слуге вождя вольфангов, ибо он был тогда в коридоре возле люка. Она отлично его узнала даже в лохмотьях и заволновалась. Ее реакция, несомненно, была замечена, но еще сильнее смущала открытость, с которой этот оборванец смотрел на нее – пристально, с легкой улыбкой, которую он даже не пытался скрыть. Покраснев еще сильнее, она вспомнила, что этот человек видел ее у ног вождя, тогда еще простого гладиатора в доспехах ортунгов.

В шатре поднялся шепот. Позвякивая цепями, рабыни смотрели на Ге-руну. Когда-то она тоже была такой же беспомощной в руках мужчины, какими были сейчас они.

Однако Геруна оставалась свободной. Она не удостоила рабынь ни единым взглядом.

«Она действительно прекрасна», – думал Юлиан. Геруна отвернулась.

– Подойди, благородная и возлюбленная сестра, – приказал Ортог.

Многие варвары, как и жители цивилизованных планет, их политические и иные организации, предпочитали относиться к женщинам в известной манере – манере, которая была совершенно неуместна по отношению к аристократкам со всей деликатностью и сложностью их натуры и глубиной чувств.

Ортог указал место рядом с собой, где должна была встать его сестра. Подобрав длинные юбки, Геруна начала пробираться к помосту. Откуда-то справа, из толпы мужчин, донесся ехидный смешок, но Ортог сердито вскинул голову, и смех прекратился. Услышав этот смех, Геруна на мгновение замерла, но затем вновь продолжила свой путь.

Она взошла на помост и встала рядом с Ортогом.

– Я нездорова, господин, прошу меня простить, – сказала она.

– Принесите принцессе стул, – приказал Ортог, и тут же им подали стул, на который неохотно опустилась принцесса.

В шатре наступила тишина.

– Итак, начнем суд, – объявил Ортог.

Вперед выступил писец с тремя покрытыми воском дощечками. В их верхних углах имелись отверстия, через которые протягивали тесьму, связывая дощечки вместе. На таких дощечках за неимением бумаги можно было рисовать письмена и стирать их, а потом опытной рукой окончательный вариант переписывали на пергамент и относили на подпись Ортогу.

– Цель нашего суда – рассеять непристойные слухи, недопустимые для дома Ортога, – объявил писец.

Присутствующие рассмеялись. Несомненно, среди них были невольные свидетели унижения принцессы Геруны.

– Или выяснить их достоверность, – добавил Ортог, и в толпе присутствующих пронесся ропот.

Геруна казалась изумленной.

– Говорят, – продолжал писец, – что на четвертый день предпоследнего кодунга принцесса Геруна публично обнажилась на корабле «Алария» – так же бесстыдно, как презренная рабыня.

– Это ложь! – воскликнула Геруна, вскакивая на ноги.

Одна из белокурых рабынь насмешливо взглянула на нее, не убирая, однако, рук со своих раздвинутых бедер.

На большинстве планет рабынь ставили на колени, приказывая держать бедра раздвинутыми – поза была действительно красивой, к тому же она напоминала рабыням о том, кто они такие. Кроме того, она усиливала чувство беспомощности и физиологического возбуждения у женщин. Некоторым рабыням такая поза помогала преодолеть фригидность.

– Нет, – возразил Отто, руки которого по-прежнему были скрещены на груди. – Это правда.

– Геруна, благородная принцесса, узнаешь ли ты этого человека? – спросил писец, указывая на Отто.

– Нет! – закричала она.

– Странно, принцесса, – удивился Отто, – а вот я хорошо тебя помню.

– Глупец, – крикнула она, – ты не понимаешь, в какой опасности оказался!

– Хочешь, я расскажу тебе, какое у нее тело? – спросил Отто у Ортога.

– Зверь! – взвизгнула принцесса.

– Это не обязательно, – отказался Ортог.

– Позвольте мне уйти, господин, – взмолилась Геруна.

– Нет.

– У меня ужасно болит голова!

– Сядь, женщина, – приказал Ортог. Белокурые рабыни захихикали.

– Наказать их, – велел Ортог, и удары плети посыпались на бывших гражданок Империи. Рабыни завизжали. Мужчины в шатре грубо захохотали.

– Хватит, – сказал Ортог, даже не взглянув в сторону рабынь. Плеть прекратила работу.

Плачущие, дрожащие, перепуганные рабыни простерлись на земляном полу, прикрывая головы, стараясь сжаться в своих цепях.

Всесильные господа расхохотались еще громче. Юлиан испытал смущение за женщин. Вероятно, теперь они лучше поймут, что они только рабыни.

Геруна села на место. Ее лицо выражало гнев и беспокойство.

Она злилась на рабынь, которые смеялись над ее унижениями, над ней, будто она была всего лишь женщиной, поставленной на место сильными мужчинами – то есть женщиной, ничем не отличающейся от них. Но еще больше ее разозлила выходка брата, по милости которого ей пришлось вернуться на место и остаться в шатре. Значит, теперь ей придется, вопреки своему желанию, дослушать суд до конца. Она вдруг встревожилась, ибо ей показалось, что весь суд задуман против нее и что вождь воль-фангов, несмотря на то, что он явно в здравом уме, будет настаивать на своих словах. Оказалось, что ее собственного слова недостаточно, и, что самое удивительное, этот вольфанг признал свою роль в событиях четвертого дня недавнего кодунга. Она могла быть принцессой, но после всего сказанного и сделанного оставалась только женщиной. Подобно другим свободным женщинам и рабыням, она всецело зависела от милости мужчин. Эта мысль проявилась в голове Геруны яснее, чем когда-либо в прошлом, за исключением тех событий на «Аларии», которые потрясли и ужаснули ее до глубины души. Она только теперь осознала, что до сих пор не могла себе представить, кто она такая и чем может обернуться для нее подобный случай. Казалось, ее подхватило и вовлекло в какое-то мощное, тайное политическое течение.

– Принцесса отрицает предъявленные ей обвинения, – сказал писец.

– Да, – решительно подтвердила Геруна.

В шатре послышался смех. Рабыни не осмелились приподнять головы.

– Правда ли, что стоящий перед нами человек подверг принцессу насилию? – продолжал писец.

– Никакого насилия не было. Все они лгут, это просто россказни, – возразила принцесса.

– Да, это сделал я, – ответил Отто.

При таком ответе толпа удовлетворенно зашумела. Рабыни приподняли головы и с трепетом взглянули на Отто, который осмелился поступить с принцессой так, как будто она была простой рабыней.

– Следует выяснить два вопроса, – провозгласил писец. – Во-первых, мы должны быть уверены, что насилие действительно произошло, а во-вторых – убедиться в том, что человек, смело приписывающий себе такой поступок, действительно имеет на это право.

– Кто из вас, – обратился Ортог к толпе, – хочет быть свидетелем?

– Как видите, таких свидетелей здесь нет, господин, – после минутного молчания толпы торопливо сказала Геруна.

– Насколько я понимаю, господин, – отважился один из воинов, – мы можем говорить открыто и свободно?

– Таков обычай судилищ у дризриаков и ортунгов, – ответил Ортог. – Так вообще принято у алеманнов.

– Сотни человек были свидетелями шествия той, кого они приняли за пленницу или рабыню, – сказал высокий воин в длинном плаще, с золотым браслетом на левом предплечье.

– Это была не я! – закричала принцесса. – Это был кто угодно, но не я!

– У шатра ждут семьдесят простолюдинов, – продолжал воин, – которые готовы прояснить дело, каким бы запутанным оно ни было. Мы привели сюда отряд, обнаруживший неизвестную женщину в коридоре «Аларии», которая тогда решительно и упорно утверждала то, что она принцесса Геруна.

– Не верьте этому, брат, – взмолилась Геруна.

– Приведите сюда людей, которые обнаружили женщину, называющую себя принцессой, – приказал Ортог.

– Прошу вас, не надо! – протестовала Геруна.

В шатер ввели нескольких человек, среди которых были и те, что обнаружили неизвестную женщину.

– Подними голову, – приказал Ортог сестре.

Она послушалась со слезами на глазах, теребя подол платья.

– Внимательно рассмотрите ее, чтобы не ошибиться, – предложил Ортог мужчинам.

Они еще узнают, как устраивать такое оскорбительное опознание, думала Геруна.

– Простите, господин, но это она.

– Да, господин – она самая.

– Нет! – крикнула Геруна.

– Простите, господин, – с сожалением сказал третий воин.

К неудовольствию принцессы, весь отряд, который пристально разглядывал ее, намереваясь добросовестно выполнить свой долг перед судом, оказался единодушным в своем свидетельстве.

Геруна бледнела и краснела под их внимательными взглядами. Она чувствовала себя так, как будто была рабыней, конечно, при множестве оговорок – она не была обнажена, ей не связали руки и не пытались открыть рот, дабы убедиться в красоте ее маленьких, ровных зубов.

– Несомненно, это она, господин, – наконец сказал последний из свидетелей.

Геруна даже вспомнила, что видела некоторых из этих мужчин по время мучительно долгого шествия по коридорам – слышала их присвистывания животный гогот, ощущала на себе одобрительные взгляды и жесты, показывающие, чего она могла ожидать, если бы оказалась в руках именно у них.

– Итак, решено, – заявил Ортог, – насилие, совершенное на «Аларии» на четвертый день предпоследнего кодунга, было совершено над принцессой Геруной.

– Неужели у вас ко мне нет никаких чувств, брат? – подавленно спросила Геруна.

– Я должен установить истину и судить справедливо, – ответил Ортог. – Я – король.

– Вы унизили меня, – возмущенно продолжала Геруна, – забыв, что я из любви присоединилась к вам, покинув дом нашего отца!

– Ты присоединилась ко мне, чтобы стать самой знатной женщиной ортунгов, – ответил Ортог.

– При таком моем унижении, как вы сможете устроить мой брак? – гневно спросила принцесса. – Как вы теперь выдадите меня замуж ради блага ортунгов?

– Это уже неважно, – отмахнулся Ортог. – Ты уже потрудилась на благо ортунгов.

– Как это, господин? – удивилась она. – Я вас не понимаю.

– Продолжай, – кивнул Ортог писцу.

– Не надо! – попыталась протестовать Геруна.

– Правда ли, что тот человек, который сейчас стоит перед вами, госпожа, – спросил писец, – на четвертый день предпоследнего кодунга снял или вынужден был снять ваши королевские уборы и надел на вас веревки, больше приличествующие рабыне, нежели принцессе?

Геруна промолчала.

– И в таком виде провел вас по коридорам корабля «Алария»?

– Нет, – заявила Геруна.

В толпе послышались изумленные возгласы. Отто с удивлением взглянул на принцессу.

– Ты очень пожалеешь, если скажешь неправду, сестра, – пригрозил Ортог.

– Это был не он, – пробормотала Геруна, опуская голову.

– Не понимаю, – удивился Ортог.

– Она женщина, – сказал его оруженосец, который держал шлем. – Она почувствовала веревки.

– Странно, – проговорил Отто.

Геруна приподняла голову, на краткий миг встретила взгляд изумленного Отто, потом не, менее изумленного Юлиана и потупилась.

– Я могу представить доказательства, – объявил Отто.

Геруна сжалась.

– Поскольку это была принцесса, мое бегство с корабля значительно облегчалось, – продолжал Отто, – к тому же мне нравилось, что она женщина. Ее королевские одежды, согласно моему плану и желанию, а также для того, чтобы она могла лучше понять себя и свое отношение ко мне, я надел на рабыню – ту, которую я выиграл в состязании.

Геруна зло взглянула на него. Лицо Ортога побагровело от ярости. Толпа присутствующих воодушевленно кричала.

Рабыни обменялись торжествующими взглядами. Как они были рады, как ненавидели Геруну!

– Когда мы удачно бежали с «Аларии», эти одежды остались у рабыни, – продолжал Отто. – Я сохранил их, – и он указал на узелок в руках Гундлихта. – Вот эти одежды. Рассмотрите и опознайте их. Я передал эти одежды вашему посыльному на Варне.

Женщины из свиты принцессы выступили вперед и подтвердили, что именно эти одежды были на принцессе на четвертый день предпоследнего кодунга. Одни собственноручно шили эти одежды, другие наряжали принцессу в тот памятный день. Украшения от известных купцов и ювелиров были также опознаны по меткам.

– Суд считает, – провозгласил Ортог, – что стоящий перед нами человек действительно совершил то, о чем говорит.

В толпе пронесся гул удовлетворения.

– Ты глупец, – сказала Геруна Отто.

Его глаза блеснули, однако она, несмотря на свое положение и власть, а также на то, что вокруг стояли воины, отпрянула. Она едва осмеливалась представить, каково остаться наедине с этим свирепым человеком и быть в полной его власти.

– Ты Отто, который называет себя вождем вольфангов, – сказал Ортог.

– Я – Отто, вождь вольфангов.

– Но у них нет вождей.

– Меня подняли на щитах, – объяснил Отто.

– Мы запрещаем вольфангам иметь вождей, – возразил Ортог. – Ты, конечно, знаешь это. Вольфанги из народа вандалов платят дань – сперва дризриакам, теперь ортунгам. Им позволено существовать только при условии полной покорности.

– А дризриаки знают, что вы пришли к вольфангам за данью?

– Как мне объяснили, ты отказался платить дань, – продолжал Ортог.

– Да, они отказались, господин, – в один голос подтвердили Хендрикс и Гундлихт.

– Вы вернулись с Варны с пустыми руками, не привезли ни зерна, ни шкур, ни женщин?

– Да, господин, – ответили Хендрикс а Гундлихт.

– У них не было зерна и шкур? – удивился Ортог.

– Нет, было, и вдоволь, – возразил Хендрикс.

– Может, не было хороших женщин?

– У них есть настоящие красотки.

– И на них до сих пор нет наших ошейников? – удивился Ортог.

– Нет, господин, – ответил Гундлихт.

– Они отказались платить дань?

– Да, господин.

– Это правда? – обратился Ортог к Отто.

– Да.

– Но почему?

– Вольфанги больше не будут платить дань ни дризриакам, ни ортунгам, – объяснил Отто.

– Почему же? Отто пожал плечами.

– Меня подняли на щитах, – коротко ответил он.

– Надеюсь, ты понимаешь, – угрожающе заговорил Ортог, – что наши корабли могут выжечь ваши леса и истребить вольфангов раз и навсегда?

– Некоторые спасутся.

– Но мы уничтожим всю планету!

– Кто такие ортунги? – вдруг насмешливо спросил Отто.

– Мы из народа алеманнов.

– Вы – не настоящее племя, – возразил Отто. – Вас не признал народ, вы самозванцы. Вы всего лишь кучка мятежников, отколовшихся от дризриаков.

– Но у нас есть корабли и оружие! – воскликнул Ортог.

– Да, и разбойничьи шайки, – кивнул Отто.

– Ты наглец! Отто промолчал.

– Мы уничтожим Варну, – пригрозил Ортог.

– Этим вы не смоете позор.

– Да, – согласился Ортог, – такой позор так просто не смоешь, – и он взглянул на Геруну.

Та отвернулась.

– Но, я думаю, вы можете быть не только шайкой разбойников, – продолжал Отто.

Воины возмутились. Некоторые выступили вперед, хватаясь за ножи. Ортог жестом отослал их на место. Отто не шелохнулся: он продолжал стоять, скрестив руки натруди, перед помостом, на котором сидел Ортог.

– Древность и обычаи сами по себе не заслуживают законного признания, – сказал Ортог.

– Но их можно счесть признаками законности, – заметил Отто.

– Самые древние и почитаемые племена когда-то начинали свою историю, – сказал Ортог, – хотя, возможно, в то время их не признавали.

– Несомненно, – ответил Отто. – И я не сомневаюсь, что основателем каждого рода и племени был совсем забытый ныне человек, от которого не осталось даже имени, но некогда он славился как разбойник, воин, ловец удачи или пират.

– Брехливый пес! – крикнул кто-то.

– Не возражаешь? – спросил Ортог.

– Нет.

– Значит, ты и вправду такой, – заключил Ортог.

Отто пожал плечами.

– Мы несем законность в наших кобурах и ножнах, – горделиво заявил Ортог.

– Конечно, в таком случае вы цените только вес камня, силу удара палки или остроту ножа, – заметил Отто.

Ортог взглянул на испачканную одежду и украшения, которые, по опознанию, принадлежали принцессе. Сейчас все они лежали на коленях Ортога.

– Но меня подняли на щитах, – продолжал Отто.

– И меня тоже, – сердито отозвался Ортог.

– Только это сделали изменники.

– Убить его! – закричали в толпе.

– Стойте! – приказал Ортог.

– При обычном ходе событий приобретение законности – это постепенное забвение проступков, дар времени, прощение за давностью лет, – вслух размышлял Отто.

Ортог молчал.

– Но иногда история может поторопиться.

– Говори яснее, – потребовал Ортог.

– Я принес тебе бесценный дар, – заявил Отто, – от которого ты вряд ли отмахнешься – свободное и добровольное признание ортунгов племенем народа алеманнов.

Ортог воззрился на него.

– Я принес тебе предложение законного признания, обернутое золотой парчой.

– Это весомый дар, господин, – вставил писец. – Вольфанги – древнее и неоспоримое племя народа вандалов.

– И с этой целью, – подозрительно спросил Ортог, – ради блага ортунгов, ты прибег к обычаю вызова на поединок?

– Не совсем, – ответил Отто. – Сейчас вольфанги находятся под властью ортунгов, как прежде были под властью дризриаков. Я хочу положить этому конец, и потому бросил вызов. Ты или твой воин должен сойтись со мной в поединке. Если победишь ты или твой воин, я буду убит, у вольфангов не станет вождя, как ты и хочешь, и все пойдет по-прежнему. Если же победа останется за мной, я потребую прекратить все притязания на жизнь и добро вольфангов.

– Ты нанес страшное оскорбление моей сестре, принцессе Геруне, – сказал Ортог.

– Тогда прими вызов.

– Я мог бы убить тебя прямо сейчас.

– Только бесчестные люди убивают пришедших на поединок, – возразил Отто.

– Это вызов одного вождя другому, господин, – напомнил писец.

– Такого не бывало уже тысячу лет, – воскликнул Ортог.

– Я бросил вызов, – повторил Отто.

– Такой вызов возможен только между вождями племен, – объяснил писец Ортогу. – Он – вождь вольфангов из народа вандалов. Он счел вас достойным вызова, господин, так воспользуйтесь этой редкостной возможностью! Приняв его, вы станете признанным вождем ортунгов, а ортунги будут племенем в глазах не только вольфангов, признанного племени вандалов, но и всего народа вандалов, и тысячи других народов!

– Неужели господин колеблется? – спросил оруженосец Ортога.

– Каково твое происхождение, из какого ты племени? – спросил Ортог у Отто.

– He знаю, – пожал плечами Отто. – Я вырос в деревне близ фестанга Сим-Гьядини, на планете Тангара.

– Ты всего лишь крестьянин, – пренебрежительно сказал Ортог. – Как могу я, вождь, высокородный и богатый, принять вызов от такого, как ты?

– Меня подняли на щитах, – напомнил Отто.

– Он похож на отунга, – сказал один из воинов.

Ортог промолчал. У него самого на «Аларии» возникло подобное подозрение.

Юлиан оглянулся на воина, а потом перевел взгляд на Ортога. Отунги были самым могущественным и свирепым племенем народа вандалов.

– Это неважно, господин, – объявил писец. – Его подняли на щитах. Примите вызов.

– Не сомневайтесь, господин! – сказал воин, стоящий слева от помоста.

– Такие случаи объединяют народы, господин, – заметил писец.

– Твоя сестра хорошо сложена, – усмехнулся Отто, – на невольничьем рынке за нее бы назначили высокую цену.

Толпа закричала.

– Осторожнее, – процедил Ортог. Отто пожал плечами.

– Она всего лишь женщина, – отозвался он.

– Ты позволила схватить себя, – злобно сказал Ортог Геруне.

– Я ничего не смогла сделать, господин, – оправдывалась Геруна. – Меня заставили силой.

– Понимаю, – ухмыльнулся Ортог.

– Я женщина, – сказала Геруна.

– Всего-навсего женщина, – подчеркнул Ортог.

– Но я принцесса!

– С тобой справились так же легко, как с любой женщиной. Ты могла бы стать рабыней.

– Я принцесса! – заплакала она.

– Нет, просто женщина, – повторил Ортог.

– И это становится понятнее, если снять с нее все тряпье, – добавил Отто.

– Поберегись, вольфанг!

– Примите вызов, – настаивал писец.

– Примите вызов! – убеждал оруженосец.

– Поскольку я бросил вызов, – сказал Отто, – ты можешь, по обычаю наших народов, выбрать оружие.

Ортог взглянул на одежду и украшения принцессы Геруны, снятые с нее на «Аларии» и отданные Хендриксу и Гундлихту на Варне. Эти вещи по-прежнему лежали у него на коленях.

– Ты опозорила меня и ортунгов, – жестко сказал Ортог сестре.

– Простите, господин, – со слезами на глазах молила Геруна.

– Ты можешь выбрать лучшего воина, – напомнил Отто.

– Я намерен, – сказал Ортог Геруне, – отныне держать тебя в шатре, подальше от глаз тех, кого ты опозорила.

Геруна, потрясенная уставилась на него.

– Да, тебе будет дано меньше свободы, чем рабыне.

– Пожалуйста, не надо, господин! – заплакала Геруна.

– Следовало бы заставить тебя носить эти грязные тряпки, которые надевала рабыня, пока они не истлеют на твоем теле, – продолжал Ортог, – как знак твоего позора.

– Лучше было бы вымыть и надушить ее тело, – предложил Отто, – и одеть ее как рабыню – в одежды, которые подчеркивают женскую красоту.

Геруна удивленно перевела на него глаза. Вероятно, она никогда не думала, что мужчины могут рассуждать о том, как она будет выглядеть в одежде рабыни, подобно любой другой женщине.

Она стиснула пальцы и в отчаянии оглянулась – как раз в то время, когда все три рабыни, прикованные к столбу слева от помоста, жадно смотрели на нее. Они быстро потупились, ибо Геруна, в истерическом бессилии, ярости и бешенстве, что они осмелились смотреть на нее и думать о ней, как о сестре по несчастью с ними, простыми рабынями, выхватила у стражника хлыст и рванулась к рабыням, в бешенстве награждая их хлесткими ударами. По знаку Ортога стражник отобрал у Геруны хлыст. Ортог повернулся к сестре, беспомощно рыдающей на покрытом тростником земляном полу у помоста, среди дрожащих, избитых рабынь, и знаком приказал ей вернуться на место.

Вдруг она с вызовом повернулась и направилась к выходу из шатра, но дорогу ей преградили два воина. Постояв в нерешительности, она вернулась к помосту и села на место. В толпе раздался смех. Свободные женщины из свиты принцессы отвернулись. Даже их гордая госпожа для таких мужчин была всего-навсего женщиной.

– Я бросил вызов, – напомнил Отто.

Ортог сердито взял одежду и украшения с коленей, минуту держал их перед собой, а потом, скомкав, бросил на пол у помоста.

– Подбери, – приказал он одной из перепуганных свободных женщин.

Та поспешила склониться над вещами.

– Отнеси их туда, где мы храним одежду для рабынь, – приказал Ортог.

– И платье тоже, господин? – спросила женщина. Она опустилась на колени не более, чем в двух ярдах от Отто.

– Но вначале, конечно, его надо превратить в откровенные лохмотья.

– Да, господин, – прошептала женщина.

Через мгновение она подобрала с земли драгоценности, браслеты, ожерелья, цепочки и все остальное и вышла из шатра.

– К чему это, господин? – упрекнула Геруна.

– Ты опозорила меня и ортунгов, – отрезал Ортог.

– Вызов брошен, – напомнил Отто.

– Примите его, господин, – настаивал писец.

– Примите! – вторил ему оруженосец со шлемом в руках.

– Эй, ты, – сказал Ортог, не обращая внимания на эти слова, – подойди ближе!

Он указывал на Юлиана. Юлиан неохотно выступил вперед из-за левого плеча Отто.

– С тобой явился низкий презренный раб, – сказал Ортог Отто.

– Он – свободный человек, гражданин Империи, – возразил Отто.

– Пусть подойдет сюда, – потребовал Ортог.

Юлиан шагнул вперед.

– Мы, кажется, уже встречались, – сказал Ортог. Юлиан кивнул. – Ты офицер имперского флота, но не обычный офицер. На «Аларии» тебе оказывали почести.

– Кто это, господин? – спросил оруженосец.

– Как видишь, это недостойный пес в лохмотьях, – ответил Ортог. – Но он из императорского рода, я в этом уверен.

Толпа загудела. Стоящие поближе отступили, будто в трепете перед таинственной Империей. Одно дело было насмехаться над Империей, а совсем другое – хорошо сознавать ее власть. Варвары редко выдерживали натиск имперских кораблей, им не случалось побеждать в поединках. История, дела, власть Империи вселяли в них ужас. Одним из самых эффективных видов могущества Империи было просто ее постоянное присутствие в величественных легендах о ее силе.

– Свяжите его, как свинью, и поставьте на колени, – приказал Ортог.

Юлиан был грубо схвачен, связан и брошен на колени перед Ортогом. Люди вздохнули с облегчением.

– Когда я в последний раз видел тебя, ты, как я помню, целился в меня из револьвера, – сказал Ортог.

– К несчастью, у меня не было возможности выстрелить, – отозвался Юлиан.

– Думаю, за тебя дадут отличный выкуп, – заявил Ортог.

Отто даже не пытался вмешаться. Ему не хотелось отвлекаться от своей цели.

– Вызов брошен, – напомнил он Ортогу.

– Это верно, господин, – подхватил писец.

– В нашем лагере на этой планете ты будешь пасти свиней, – усмехнулся Ортог Юлиану, – но раз ты из знатного рода, мы наденем на тебя цепи из золота.

– А на какую планету, по-твоему, стоит продать в рабство твою сестру? – перебил Отто.

Ортог раздраженно взглянул на него.

– Ее красота несколько своеобразна, так что на разных планетах за нее могут заплатить больше или меньше, – пояснил Отто.

Это была правда. На одних планетах, к примеру, предпочтение отдавалось белокурым рабыням, на других – рыжеволосым. Принцесса Геру на, как мы уже упоминали, была белокурой. Рабынь с таким цветом волос ценили на большинстве планет.

– Уведите его, – Ортог указал на Юлиана. – Понадобится время, что назначить за него выкуп.

Юлиана сбили с ног и поволокли из шатра.

– Завоюйте для нас признание, – настаивал кто-то из толпы, обращаясь к Ортогу.

– Такое признание по обычаю племени должно убедить даже вашего отца, Аброгастеса, – произнес воин.

– Примите вызов, – настаивал писец.

– Примите вызов, – убеждал оруженосец с золотым шлемом в руках.

– Примите вызов! – настойчиво кричали остальные.

Ортог искоса взглянул на Отто.

– Вызов принят, – наконец сказал он.