Текст книги "История монгольских завоеваний. Великая империя кочевников от основания до упадка"

В этой ужасной войне, в которой, вероятно, погибло больше людей, чем в любом другом конфликте такой продолжительности (около трех лет), преимущества снова оказались на стороне монголов. Грубое насилие в Утраре, где был убит посол, позволило Чингисхану выглядеть не агрессором, а мстителем. Его новый враг оказался могущественным только внешне. Хорезмийское государство было свободной и непрочной структурой. Тюркский правящий класс был непопулярен, персидское население открыто презирало его. Армия набиралась из наемников, верность которых исчезала после первого же поражения. Люди были обложены тяжелыми налогами, верующих беспокоила ссора с халифом, а султан, тщеславный, легкомысленный и некомпетентный, не был ни государственным деятелем, ни солдатом. Он, конечно, страстно желал править, как великие сельджуки, самые значительные суверены ислама, но явно не годился для этой роли. Именно на его совести ужасные бедствия, обрушившиеся на городские центры Восточного Ирана. Холодный и намеренный геноцид, который практиковали монголы, не имевший равных в истории, за исключением разве что древних ассирийцев и современных нацистов, возможно, основывался на смешанных мотивах – военное преимущество и суеверные страхи. Монголы не привыкли воевать в густонаселенных землях. Хотя они уже приобрели немалый опыт в осадной войне, подавление укрепленных городов было делом дорогостоящим и трудоемким. Кочевники, привыкшие к бескрайним степным просторам, презирали обитателей городов, чувствовали себя несвободными в стенах. Терроризируя народ убийствами, они желали ускорить сдачу очередного города и покорение всего региона. Но и о своих материальных интересах они не забывали. Из тысяч беззащитных горожан, погибших от их рук, они предварительно выбирали полезных для себя людей – ремесленников, мастеровых, инженеров. Их монголы увозили с собой и заставляли работать. Хотя их стремление к разрушению было сильным, они, как правило, через некоторое время позволяли вновь отстраивать города. Ведь руины не приносят дохода, а процветающая торговля и производство – очевидные источники богатства.

Чингисхан готовился к новому конфликту, как всегда, хладнокровно. В конце 1219 года в верховьях Иртыша была собрана армия, в которую вошли уйгуры и карлуки, составлявшие вспомогательные войска монголов. Общая численность армии – около 200 тысяч человек. Хорезмийская армия была больше, но Мухаммед не верил в ее преданность и не желал вступать в открытые сражения. Вместо этого он распределил людей по гарнизонам крупных городов империи, считая, что монголы не умеют осаждать и захватывать крепости. Мусульмане, по утверждению Бартольда, демонстрировали героизм, однако дисциплина и организация были на стороне монголов. Противостояние началось с осады Утрара, возмутительной сцены, которая ускорила войну. Два сына Чингисхана, Чагатай и Угэдэй, руководили этой операцией. Другой отряд, под командованием Джучи, спустился вниз по Сырдарье, чтобы осадить Ходженд (Худжанд). А сам Чингисхан со своим младшим сыном Толуем отправились к Бухаре, самому богатому и густонаселенному городу Трансоксианы. Тюркский гарнизон предпринял попытку вырваться, горожане сдались (февраль 1220 года), город был разграблен, однако сожжение мечетей и дворцов могло быть ненамеренным, да и массовых убийств не было. Персидский историк Джувейни рассказывает, что Чингисхан поднялся на кафедру главной мечети и произнес политическую проповедь – предупреждение испуганной толпе. В ней он заявил, что является бичом Божьим, посланным, чтобы покарать их за грехи. Бартольд считает, что никакой проповеди в Бухаре не было, поскольку о ней не упоминает Ибн аль-Атир. Аргументы, основанные на отсутствии информации, всегда являются рискованными. История не представляется неправдоподобной.

Из Бухары Чингисхан проследовал в Самарканд, где к нему присоединились Чагатай и Угэдэй, которые взяли Утрар и покарали вероломного правителя города, залив ему в глотку расплавленное золото. Пленных, взятых в Бухаре, гнали перед воинами в боевом порядке, чтобы создать впечатление большой армии. Через пять дней (март 1220 года) Самарканд капитулировал. Жителям приказали покинуть город, который легче было грабить в их отсутствие. Тюркский гарнизон был умерщвлен, а ремесленники и мастеровые числом более 30 тысяч человек уведены в Монголию. Священнослужителей пощадили. Но убийств было много, и, когда горожанам позволили вернуться, только четвертая часть жилищ была заселена. Перепуганный разрушительной лавиной, обрушившейся на его государство, султан Мухаммед бежал на запад в надежде собрать новую армию в персидском Ираке, несмотря на попытки его отважного сына Джелал ад-Дина переубедить отца. Юноша утверждал, что такое поведение будет трусливым дезертирством в глазах страдающего народа. Чингисхан приказал своим командирам Джэбэ и Субэдэю гнать несчастного суверена из города в город, из провинции в провинцию. Монгольская кавалерия преследовала его в Тусе (где Субэдэй сжег гробницу Гарун ар-Рашида), Рее и Хамадане, где контакт был потерян. Беглец сумел добраться до каспийского побережья в Абаскуме, возле которого находится небольшой островок, на котором он в декабре 1220 года нашел убежище и смерть. Преследователи, несомненно, были вдохновлены успешным продвижением по деморализованному и почти беззащитному государству. Если верить персидскому историку XV века Мирхонду, монголам существенно помог раскол внутри ислама. Историк предполагает, что их попросили суннитские мусульмане очистить от еретиков-шиитов город Кум, который находился у них на пути. Монголы продолжали рваться вперед. Они совершили то, чему не было прецедента раньше и что практически никому не удалось повторить впоследствии. Направляясь на север в Азербайджан, богатые пастбища которого всегда привлекали кочевников, они ворвались в христианское грузинское царство, армия которого была разгромлена в феврале 1221 года у Тифлиса. И первая новость о монголах достигла Западной Европы в 1224 году в письме царицы Грузии Русудан папе Гонорию IV. Монголы разрушили город Марата, древнюю столицу Азербайджана. Этот город находился на плодородных, хорошо орошаемых склонах, в нескольких милях от Тебриза. Монголы, как это уже вошло у них в привычку, заставили пленных идти перед армией и, захватив город, убили население. Через некоторое время они вернулись и добили тех людей, которые успели спрятаться и после ухода врага выбрались из укрытий.

После этого они подавили восстание в Хамадане, полностью уничтожив город и всех его жителей. Далее их путь лежал к перевалам Дербента. Этот город средневековые арабы и персы называли Баб-аль-Абваб, Вата врат. Врата – это перевалы через Кавказ у западной оконечности Каспия. Дербент был городом, крепостью, гаванью и горным проходом. Пройдя через перевалы, они вышли к степям, расположенным к северу от Кавказа, где их встретила коалиция из аланов, черкесов и кипчаков, желавших преградить им путь на русские равнины. Аланы – древний иранский народ, живший на Северном Кавказе. В X веке они были обращены в христианство византийскими миссионерами и во время монгольского нашествия принадлежали к православной церкви. Черкесы – иберо-кавказский народ, живший на Кубани. Во время монгольского нашествия они тоже были христианами. Кипчаки, они же куманы и половцы, – племенная конфедерация, долгое время обитавшая в степях Северного Причерноморья. Они были кочевниками, неграмотными и нецивилизованными. Умело использовав разговоры о тюркско-монгольской солидарности, они отделили кипчаков от союза, который затем легко разбили. Русские князья, которые трудолюбиво собрали плохо организованную разношерстную армию, были разбиты в мае 1223 года в сражении на реке Калка, небольшой речушке, впадающей в Азовское море. Разграбив Судак, генуэзскую торговую колонию в Крыму, монголы двинулись вверх по Волге на волжских булгар и тюрок-канглы. Обойдя северные берега Каспия, они соединились с главными силами армии Чингисхана в степях за Яксартом. Этот потрясающий рейд, в процессе которого было разгромлено двадцать народов и совершен полный оборот вокруг Каспия, не имел непосредственных политических последствий, но создал прецедент для вторжения в Восточную Европу двадцатью годами позже.

Тем временем Чингисхан продолжал методично разрушать Хорезмийское государство. Прежде чем двинуться к югу от Оксуса в Хорасан, он решил покорить колыбель шахов, плодородный регион к югу от Аральского моря, центром обороны которого был город-крепость Гургандж. Географ Якут в 1219 году утверждал, что никогда не видел более могучего и красивого города. Годом позже он был полностью разрушен, правда, возможно, не так монголами, как наводнениями, вызванными разрушениями плотин.

Три сына Чингисхана, Джучи, Чагатай и Угэдэй, занялись осадой Гурганджа, и монголы, которым не хватило камней для осадных машин, вырубили целые рощи тутовых деревьев, вымочили стволы в воде, чтобы сделать их тверже, и использовали их в осадных машинах для разрушения стен. Осада продолжалась семь месяцев (октябрь 1220 – апрель 1221 года). Нападавшие понесли тяжелые потери, за которые, вероятнее всего, отчасти ответственна ссора между Джучи и Чагатаем, вынудившая Чингисхана вмешаться и подчинить их обоих Угэдэю. Когда Гургандж наконец пал, монголы увели в рабство женщин и детей, угнали ремесленников числом, как утверждают, 10 тысяч человек и убили всех остальных. Они сломали плотины и затопили город. Позже на его месте был построен новый город, получивший название Ургенч. Плотины не ремонтировали (возможно, никто не знал, как это сделать), и Оксус, русло которого изменилось, в течение трехсот лет впадал в Каспий.

Еще до падения Гурганджа Чингисхан с главными силами армии переправился через Оксус и вторгся в богатую и многонаселенную провинцию Хорасан. Главные силы хорезмийцев были практически разгромлены; обороняли остатки царства только гарнизоны городов. Массовые убийства, сопровождавшие продвижение монголов через Восточную Персию, несомненно, имели целью ускорить капитуляцию городов и избавить атакующих от долгих и монотонных осад. Не то чтобы немедленная капитуляция избавляла гражданское население от уничтожения. Если монголов провоцировали некие особые обстоятельства, такие как, например, смерть в бою одного из лидеров, население городов платило за это жизнями. Термез – первый захваченный и уничтоженный город к югу от Оксуса. Хронисты рассказывают мрачную историю о том, как женщина, надеясь спасти свою жизнь, сказала, что проглотила жемчужину. Безжалостные монголы вскрыли ей живот и достали драгоценность. Чингисхан приказал, чтобы все трупы также потрошили, на случай, если подобная идея пришла в голову кому-то еще. Следующим был взят Балх и остался цел. В феврале 1221 года пал Мерв. Его взял Толуй, по утверждению Ибн аль-Атира убивший 700 тысяч человек. Только восьми ремесленникам сохранили жизнь. Гробница Санджара была разрушена и сожжена, а небольшой тюркский клан, который пас свои отары на пастбищах у Мерва, бежал на запад через Ирак в Малую Азию, где его приютили сельджукские принцы. Они стали предками турок-османов. Следующей целью стал Ни-шапур. Годом раньше, когда Субэдэй и Джэбэ преследовали шаха, зять Чингисхана Токучар был убит стрелой, пущенной лучником с городской стены. Поэтому город не мог рассчитывать на пощаду и не получил ее. Он был взят Толуем в апреле 1221 года, и последовавшая кровавая бойня стала беспрецедентной даже для монгольских анналов. И руководила бойней вдова Токучара. Из голов мужчин, женщин и детей сложили отдельные пирамиды, а на улицах убивали даже кошек и собак. Нишапур, древний город, названный в честь короля Шапура, по мнению Якута, был первым городом Хорасана. Впоследствии он был вновь отстроен, но больше не обрел былую важность.

Конфликт религий в монгольской Азии

Герат, жители которого открыли ворота монголам, захватчики пощадили, но Бамиан – на Гиндукуше, где убили любимого внука Чингисхана, разделил судьбу Мерва. Бамиан был процветающим буддистским центром. Утверждают, что в его монастырях жила тысяча монахов. Две колоссальные статуи Будды были вырезаны из скал, на которых стоял город, неизменно вызывая удивление путешественников. Чингисхан запретил людям жить в этом городе. Он получил новое название – Мобалык, «проклятый город», и оставался необитаемым даже во времена Джувейни – сорока годами позже.

Сын Мухаммеда Джелал ад-Дин прорвался через монгольские линии и добрался до Газни, где отчаянно старался собрать новые армии. Ему помешал всеобщий ужас, испытываемый людьми перед монголами, и яростные ссоры тюрков и гуридов, от поддержки которых он зависел. Царство гуридов было уничтожено шахом Мухаммедом в 1215 году. Гуриды, в основном персы и афганцы, проявлявшие враждебность к тюркам, не желали помогать его сыну, и монголы, как всегда, использовали эти разногласия себе на пользу.

Джелал ад-Дину удалось разбить подразделение монгольской армии в районе Парвана (Парван – название города и прохода через Гиндукуш), что недалеко от Кабула в Афганистане. Это событие вызвало много несбыточных надежд и осенью 1221 года привело к нескольким роковым восстаниям против монгольского правления в Мерве, Герате и других городах. Эта неудача, единственная выпавшая на долю монголов за всю кампанию, вывела на сцену Чингисхана. Он осмотрел место, упрекнул своих командиров за тактические ошибки и выступил против Джелала, который удалился на восток к берегам Инда. Здесь имело место сражение, завершившее кампанию. Джелал и его люди совершали чудеса отваги, но монгольская организация и дисциплина оказались эффективнее. Присутствие Чингисхана стоило небольшой армии. Когда стало ясно, что поражение неизбежно, юный принц направил своего коня в реку и добрался до противоположного берега, и все это под восхищенным взглядом самого Чингисхана. Никто не преследовал его на территории Индии. Монгольские разведчики пробрались до Мултана, но индийская жара оказалась непереносимой для этих сынов прохладных степей. Они повернули назад, чтобы покарать мятежников, которые осмелились подняться против монголов в окрестностях Парвана. Герат сровняли с землей после недели кровавых убийств, и те несколько тысяч человек, которые уцелели в Мерве, тоже были преданы мечу. Над всей землей повис трупный смрад. Герат был крупным центром торговли в Средние века и снова возродился при Тимуре и его преемниках. Он был захвачен после восстания военачальником Элджигидеем, который, являясь монгольским правителем Персии, впоследствии написал письмо Людовику IX Французскому, предлагая ему союз между монголами и христианами против ислама.

Чингисхан не делал попыток укрепить монгольское правление в Хорасане или вторгнуться в персидский Ирак, так же как подготовиться к возможному возвращению из Индии Джелал ад-Дина, который мог пожелать восстановить отцовское царство. Возможно, Чингисхан чувствовал, что ужасающая жестокость монголов поставила жителей региона на колени на многие годы. Кроме того, он мог считать неразумным свое долгое отсутствие в Монголии и Китае, где его помощники все еще продолжали войну с Цзинь. Когда после битвы на Инде военные операции прекратились, он отбыл на пастбища, что к югу от Гиндукуша, где в мае 1222 года принял даосского мудреца Чан-чуня, которого пригласил к себе, чтобы обсудить проблемы философского камня и бессмертия. Мудрец получил приглашение завоевателя у себя дома в Шаньдуне в 1219 году. Ему понадобилось три года, чтобы добраться до лагеря Чингисхана у подножия Гиндукуша. Чан-чунь умер в том же году и месяце, что Чингисхан, – в августе 1227 года.

Смягченный, вероятно, философскими беседами, завоеватель вернулся в Трансоксиану осенью 1222 года и в Бухаре потребовал, чтобы к нему привели ученых докторов, чтобы те объяснили ему, что это за вера – ислам. Он слушал с интересом, одобрил ритуалы и догмы религии Мухаммеда, за исключением одного: ему не понравилось ежегодное паломничество в Мекку. При этом он заметил, что весь мир, а не какое-то одно сооружение является домом Бога. Нельзя не признать, что это любопытное высказывание для неграмотного язычника, чей бог – Тенгри – само голубое небо. В Самарканде, где он провел зиму 1223 года, он приказал имамам молиться в мечетях за него, вместо хорезмского принца, и освободил имамов и кади от всех налогов. Это освобождение было подтверждено его преемниками и впоследствии стало правилом для служителей всех религий. Весной 1223 года он переправился через Яксарт и провел год или два в безделье, охотясь на животных, а не на людей, в степях Западного Туркестана, где принял Джэ-бэ и Субэдэя, которые вернулись, совершив путешествие вокруг Каспийского моря. Весной 1225 года он решил вернуться в Монголию.

Отдохнув от кровопролития, завоеватель, перед которым трепетала вся Азия, вернувшись домой после шестилетнего отсутствия, нашел новое поле для военной деятельности. В Китае было еще далеко до покорения Цзинь: Мухали, монгольский полководец, умер, не доведя завоевания до конца. Тангутское царство Си Ся оказалось непокорным вассалом. Когда Чингисхан потребовал у них войска для хорезмийской войны, тангутский чиновник презрительно заметил, что, даже если у монгольского лидера не хватает солдат, он не имеет никакого права требовать их у суверенной державы. За такое оскорбление нельзя было не отомстить, и в конце 1226 года Чингисхан осадил Нинся, тангутскую столицу. На открытых пространствах он демонстрировал то же варварство, которое превратило Персию в покойницкую, и в китайской истории с прискорбием упоминаются поля, усыпанные костями. Последние месяцы жизни Чингисхана, которому теперь было около шестидесяти, были омрачены неприятностями со старшим сыном Джучи, который остался на территории кипчаков, и хронисты прозрачно намекают на заговоры против отца. В феврале 1227 года Джучи внезапно умер в возрасте сорока лет или около того, и право на трон перешло к Угэдэю, второму и самому любимому сыну Чингисхана. Чингисхан ненадолго пережил своего первенца. Он умер 25 августа 1227 года в провинции Ганьсу. Дата смерти завоевателя взята из китайской династической истории. Причина неизвестна. Но за несколько месяцев до этого Чингисхан получил травму, упав с лошади. Это могло ускорить его конец. Тангутская столица Нинся пала только после его смерти, и, согласно его желанию, все население города было убито. Тело завоевателя было перенесено на священную гору Буркан-Калдун, что в истоках рек Онон и Керулен в Монголии, и захоронено в тайном месте. Там в 1229 году было проведено большое жертвоприношение, в процессе которого сорок рабынь и столько же коней были отправлены к хозяину, чтобы служить ему в следующем мире. Подобные жертвоприношения выполняли скифы. О них писал еще Геродот.

О внешности Чингисхана нам известно от персидского историка Джузджани, который пишет, что это «человек высокого роста, сильный телом, с редкой седой бородой, с кошачьими глазами, в которых светится решимость и проницательность, гений и понимание, внушающий благоговение, мясник, справедливый и непоколебимый, сокрушитель врагов, неустрашимый, кровожадный и жестокий». Это любопытное перечисление физических и моральных качеств типично для смешения страха, ненависти и восхищения, которые исламский мир испытывал к «проклятому монголу», нанесшему ему такие ужасные раны. Сегодня, когда нас разделяет более семи веков, мы можем относиться объективнее к этому Александру варварства, кочевнику, выступившему против цивилизации, но в лучшие моменты поднимавшемуся над простой жаждой разрушения. Рассмотрим его достижения, сначала в военной области, потом в административной.

Достижения Чингисхана как военачальника проявлялись не во внедрении удивительных инноваций, а в адаптации и усовершенствовании существующих практик. Войско было организовано по азиатской десятеричной системе: аналоги современных дивизий состояли из 10 тысяч человек, бригад – из 1000 человек, рот – из 100 и взводов – из 10 человек. Такая десятеричная система была знакома тюркам и монголам и была связана со старой племенной и клановой организацией, иными словами, в подразделениях находились люди одного племени, клана и т. д. Чингисхан сломал этот порядок и создал подразделения, в которые входили разные племена, кланы и расы. Его армия состояла в основном из кавалерии и корпуса инженеров. Пехота едва ли когда-нибудь использовалась: воина-кочевника без коня представить было невозможно. Тяжелая кавалерия носила доспехи, была вооружена мечами и копьями. Легкая кавалерия доспехов не имела, а ее оружием были лук и метательное копье. Лук был самым смертоносным и точным оружием монголов. Он был очень тяжел, сила натяжения составляла 72 килограмма, стрелы летели на расстояние от 200 до 300 метров. Каждый лучник нес два или три лука, три колчана стрел и напильник, чтобы заострять наконечники стрел, которые при соответствующей обработке пробивали доспехи. Монгольский солдат был одет так, чтобы легко переносить холод степей. Зимой он носил меховую шапку, шубу и удобные кожаные сапоги. Основу его пищи составляла простокваша (свернувшееся молоко) и кумыс (ферментированное молоко кобылы), а также просо. Кроме оружия, у монгольского воина был при себе неприкосновенный запас, котелок и водонепроницаемый мешок со сменой одежды для переправы через болота и реки. Снаряжение нередко проверялось, и, если чего-то не хватало или было в ненадлежащем состоянии, воина сурово наказывали.

Монгольский боевой порядок – две шеренги тяжеловооруженной кавалерии впереди, за ними – три ряда легковооруженных конных лучников. Лучники, выдвинувшись вперед через интервалы в передних рядах, обрушивали на противника смертоносный град стрел и отходили, после чего на деморализованного противника наступала тяжелая кавалерия. Монгольская лошадь была маленькой, выносливой, хорошо обученной и дисциплинированной. Она могла бежать со скоростью 16 километров в час. Короткое, но прочное стремя позволяло всаднику вести огонь с большой точностью на скаку. Чингисхан, как все выдающиеся вожди кочевников, отлично понимал значение средневекового эквивалента механизированных войск, но только он довел его функционирование до совершенства. Когда еще не было пороха, стены укрепленных городов разрушались камнями, выброшенными гигантскими катапультами, а разные воспламеняющиеся вещества, обычно включающие нефть и селитру, использовались, чтобы поджечь оборонительные сооружения. По приказу Чингисхана его командиры выбирали из числа ремесленников весь мастеровой люд – всех, кто обладал теми или иными техническими знаниями, – и включали в инженерный корпус армии. Пленные, жизни которых не имели никакой цены, использовались, чтобы заполнить рвы и установить осадные машины и боевые тараны. Сколько их было убито огнем со стен, значения не имело.

Не последней составляющей успеха Чингисхана была его забота о поддержании коммуникаций в обширной империи и отличная разведывательная служба. На территории империи появились многочисленные ямы – почтовые станции, в каждой из которых был запас еды, питья, лошадей и т. д. Послы и курьеры, приезжая на такую станцию, показывали проездные документы и получали еду, отдых и свежих лошадей, чтобы продолжать путешествие. Чингисхан никогда не начинал кампанию, если не обладал полной информацией относительно размера армии противника, ее силы, ресурсов и морального духа. Лазутчики часто следовали с торговыми караванами и передавали все, что им удавалось узнать, в лагерь хана. Даже по всем признакам мирные торговые миссии принимались с тревогой и подозрительностью иностранными принцами, и караван, члены которого были убиты в Утраре в 1219 году, вполне мог иметь тайных агентов, которые должны были выяснить состояние оборонительных сооружений Хорезма.

Чингисхан был адептом психологической войны самого ужасного вида. Он намеренно создавал репутацию беспощадного террора, чтобы запугать целые народы (что зачастую и получалось) и заставить их сдаться без сопротивления. Есть что-то неописуемо омерзительное в той хладнокровной дикости, с которой монголы проводили массовые убийства. Жители обреченного города должны были собраться на равнине за стенами города, и каждому монгольскому воину было велено убить, используя боевой топор, определенное количество людей – десять, двадцать, пятьдесят. В качестве доказательства того, что приказ выполнен, от воина нередко требовали отрезать ухо у каждой жертвы, сложить уши в мешки и принести своим командирам для подсчета. Через несколько дней после убийства жителей солдат посылали в разрушенный город на поиски спрятавшихся. Их вытаскивали из укрытий и тоже убивали. Современные критики предлагают разные объяснения этой кровавой политики: кочевники боялись и ненавидели окруженные стенами города и, захватывая их, оказывались во власти безумной страсти к разрушению; или убийства имели целью предотвращение восстаний в тылу монгольской армии. Возможно, Чингисхан и его преемники, убежденные в своей божественной миссии стать властелинами мира, считали любое сопротивление непростительным преступлением против Бога и хана. Однако, вероятнее всего, террор был возведен в систему управления, чтобы распространять панику и деморализовать врагов до того, как будет сделан первый выстрел. Ужас перед монголами вызывал полный паралич разума и воли у людей. Об этом пишет Ибн аль-Атир. Монгольский солдат взял в плен человека, но не имел оружия, чтобы его убить. Тогда он велел ему лечь на землю и ждать, после чего удалился за мечом. Вернувшись, он нашел пленника на том же месте и убил его.

Победы Чингисхана настолько впечатляли, что их изучали современные военные стратеги. Возможно, именно ему Гитлер обязан своей стратегией блицкрига, проникновения в глубь обороны противника и окружения целых армий во время войны с Россией в 1941 году. Все это напоминает стратегию и тактику монголов. Но во многих отношениях монголы оказались умнее нацистов. Гитлер плохо изучил силу и ресурсы противника и спровоцировал создание мировой коалиции против себя. Враги Чингисхана никогда не могли объединиться против него. Он тщательно контролировал внутренние коммуникации Центральной Азии, и его враги не могли связаться друг с другом, и Китай, к примеру, не мог позвать в союзники Персию или Русь.

Чингисхан не только создал империю. Он настолько хорошо организовал ее, что она продолжала расширяться еще пятьдесят лет после его смерти. Совершенно очевидно, он был не только выдающимся полководцем, но также великолепным управленцем, что представляется удивительным, учитывая его биографию. Он был неграмотным кочевником, который презирал земледелие, ненавидел города и рассматривал цивилизованные районы только как источники добычи. Свободная жизнь в бескрайних степях – это единственная жизнь, которую он знал и которой желал. Крестьян и рабочих он откровенно презирал, считал, что их труд подходит только рабам. Монголы были удалены от центров цивилизованной жизни, и их почти не коснулось культурное или религиозное влияние городов Восточной и Южной Азии. У них не было постоянных жилищ, городов и деревень, письменности и производства. С грамотным командиром они легко подчиняли себе другие кочевые и полукочевые племена (до них это делали гунны и тюрки). Но как неграмотный варварский народ сумел завоевать и удержать древние цивилизованные государства? Чингисхан был достаточно умен, чтобы видеть ценность вещей, находящихся за пределами его обычного жизненного опыта. Как и Петр Великий много веков спустя, он осознавал отсталость своего народа, и, хотя его не интересовала цивилизованная повседневная жизнь, ему не были безразличны технические ноу-хау обороны, возможности увеличить военную эффективность и поднять доходы с покоренных земель. В этом монголы помочь ему не могли, поэтому он брал на службу советников и помощников из более продвинутых обществ. Он был полностью лишен расовых предрассудков. Его министрами и командирами были представители двадцати разных обществ. Он концентрировал военный и административный опыт, обогащавший и усиливавший его империю.

Его первым шагом стало создание монгольской письменности. Как и большинство варваров, его впечатлило искусство письма, казавшееся ему волшебством. Он восхищался возможностью читать и трактовать эти странные значки и решил, что у его собственного языка тоже должна быть письменность. Тогда его законы и декреты будут записаны. Среди пленных, захваченных Чингисханом в ранних кампаниях, был уйгур по имени Тататунга, который был секретарем местного вождя. Хан проявил интерес к его документам и печатям и попросил научить монгольских принцев записывать слова на своем языке с использованием уйгурского алфавита. Это было сделано за несколько лет до смерти Чингисхана. Старейший памятник монгольской письменности – камень, на котором выгравирована надпись из пяти строчек на монгольском языке уйгурским алфавитом. Она датируется 1220 годом. С этого времени монгольская канцелярия записывала все свои эдикты шрифтом, который тюрки распространили по всей Центральной Азии.

Еще более полезным в роли советника был елюй Чуцай, член, как и предполагает его титул, императорской династии Ляо, которому было двадцать пять лет в 1215 году, когда Пекин был взят монголами. Его выдающиеся таланты привлекли к нему внимание завоевателя, который взял его на службу и держал при себе на протяжении всей Западной кампании 1219–1225 годов. Типичный ученый-мандарин, он приобрел большое влияние на Чингисхана и научил его правильной организации гражданской службы. Чуцай, безусловно, понимал, что, служа монголам, он может лучше защитить своих соотечественников от всяческих перегибов. Однажды, когда была покорена очередная китайская провинция, один из полководцев Чингисхана заметил, что китайские крестьяне не имеют ценности как солдаты, поэтому их можно убить, а поля превратить в пастбища для монгольских коней. Чуцай, услышав это, понял, что бесполезно взывать к гуманизму хана, чтобы предотвратить угрожающую его соотечественникам бойню. На Чингисхана могут произвести впечатление только практические материальные аргументы. Он сказал, проявив чудеса осторожности и красноречия, что, если бы ему позволили организовать провинцию, как он уже делал это раньше, налоги и сборы будут давать ежегодно 500 тысяч унций серебра, 80 тысяч штук шелка и 400 тысяч мешков зерна. Чингисхан решил, что это прекрасная идея. Чуцаю было поручено возродить прежнюю административную и налоговую систему. И больше никто не слышал о превращении обработанных полей в пастбища. Население было спасено. Именно Чуцай организовал систему ям, создал школу для чиновников, составил государственный бюджет, усовершенствовал налоговую систему, подавил бандитизм, организовал сооружение зернохранилищ и возродил в широких масштабах старый китайский инструмент – бумажные деньги. Короче говоря, он использовал традиционные инструменты китайской правительственной администрации для расширения Монгольской империи, и Чингисхан, судя по всему, давал ему свободу действий.