Текст книги "Голос нашей тени"

Часть вторая

Глава первая

Индия и Пол Тейты были просто помешаны на кино, и впервые мы повстречались в одном из немногих кинотеатров в городе, где показывали фильмы на английском. На экран были опять выпушены «Незнакомцы в поезде» Хичкока, и перед просмотром я решил немножко подготовиться дома. Прежде чем взяться за роман, лежавший в основе фильма, я прочел книги Патрисии Хайсмит про Томаса Рипли. Потом принялся за макшейновскую биографию Реймонда Чандлера, где была длинная глава о съемках этой классической ленты. [18]18
  «Незнакомцы в поезде» (1951) – это один из лучших фильмов Хичкока, экранизация вышедшего годом раньше одноименного дебютного романа Патрисии Хайсмит (1921—1995) о встрече в поезде двух незнакомцев и попытке организовать пару «взаимовыгодных» убийств так, чтобы полиция не смогла установить мотивы этих двух смертей, вернее, чтобы тот, кому данное убийство выгодно, имел на момент его совершения железное алиби, и наоборот. Американка Патрисия Хайсмит провела большую часть жизни в Европе, и была там гораздо популярнее, чем в США, и водила довольно нехарактерную для автора (как бы) детективов компанию, например, вращалась в кругу легендарного Пола Баулза (1910 – 1999). Ее цикл про бисексуального мелкого мошенника/невротика/серийного убийцу Тома Рипли состоит из пяти книг: «Талантливый мистер Рипли» (1955), «Рипли в подполье» (1970), «Игра Рипли» (1974), «Мальчик, следовавший за Рипли» (1980), «Рипли под водой» (1991). Первая из них дважды экранизировалась – в 1960 г. Рене Клеманом как «На ярком солнце» (с Аленом Делоном и Роми Шнайдер; ранее в отечественном киноведении этот фильм звался «Жгучее солнце»; а по-английски красивее всего – «Purple Noon», т.е. «Пурпурный полдень») и в 1999 г. Энтони Мингеллой как «Талантливый мистер Рипли» (с Мэттом Деймоном и Гвинет Пэлтроу), – и сюжетные мотивы этого романа (убийство, примерка чужой личины, адюльтер с трагическими последствиями) на многих уровнях резонируют в творчестве самого Кэрролла, как вообще говоря, так и конкретно в «Голосе нашей тени». Крайне своеобразное экранное воплощение Рипли получил в фильме Вима Вендерса «Американский друг» (1977, по мотивам «Игры Рипли») с Бруно Гансом и Деннисом Хоппером. Кстати, вышеупомянутую классическую биографию Реймонда Чандлера Фрэнк Макшейн выпустил в том же 1977 году.


[Закрыть] Я как раз дочитывал биографию в вестибюле кинотеатра перед началом фильма, когда рядом села какая-то пара. Через несколько секунд я понял, что они разговаривают по-английски.

– Брось, Пол, не дури. Это Реймонд Чандлер.

– Наннэлли Джонсон [19]19
  Наннэлли Джонсон (1897—1977) – голливудский сценарист и продюсер. Автор и соавтор сценариев примерно к шестидесяти фильмам, от «Рози-скандалистки» (1927) до «Грязной дюжины» (1967), из которых наиболее известны «Выйти замуж за миллионера» с Мэрилин Монро, Бетти Грейбл и Лорен Бэколл (1953, реж. Джин Негулеско) и «Моя кузина Рейчел» с Оливией де Хэвилленд и Ричардом Берто-ном (1952, по роману Дафны Дюморье, реж. Генри Костер). В окрестности 1951 года, о котором речь, засветился с фильмами «Мы неженаты!» с Мэрилин Монро и Джинджер Роджерс (1952, реж. Эдмунд Гулдинг), «Звонок от незнакомца» с Бетт Дэвис (1952, реж. Джин Негулеско), «Длинный темный коридор» с Рексом Харрисоном (1951, реж. Реджинальд Бек, Энтони Бушелл), «Лис пустыни: История Роммеля» (1951, реж. Генри Хэтэуэй).


[Закрыть].

– Пол…

– Индия, кто оказался прав насчет фильма Любича? А? [20]20
  Эрнст Любич (1892 – 1947) – первый из немецких кинорежиссеров, перебравшихся в Голливуд (1922). Прославился утонченными комедиями нравов, явился первым, кто использовал песни как составную часть кинематографического действия. Наиболее известные его постановки: «Кукла» (1919), «Свадебный круг» (1924), «Веселая вдова» (1934), «Ниночка» (1939), «Быть или не быть» (1942)


[Закрыть]

– Да что ты мне вечно тычешь в нос эту идиотскую картину! Ну и что, если раз в жизни ты оказался прав? Кстати, кто был прав вчера, что «Большой расклад для маленькой леди» поставил Филдер Кук? [21]21
  Этот комедийный вестерн 1966 г. с Генри Фондой упомянут в романе только потому, что сценарий для Филдера Кука (р. 1923) писал Сидни Кэрролл (1913—1988), отец Джонатана Кэрролла


[Закрыть]

Обычно такие споры между парочками ведутся сварливо и громко, но тон этих двоих убеждал, что на самом деле они не спорят – с обеих сторон не было никакой затаенной злобы или оскаленных клыков.

– Простите, гм, вы говорите по-английски?

Я обернулся и кивнул. Так я впервые увидел Индию Тейт. Это было летом. На ней были новые темно-синие джинсы и лимонно-желтая футболка. Она вызывающе улыбнулась.

Я кивнул, внутренне обрадовавшись, что со мной заговорила такая привлекательная женщина.

– Прекрасно. Вы знаете, кто написал «Незнакомцев в поезде»? Ну, то есть не книгу, а сценарий. Я поспорила с моим мужем. – Она ткнула большим пальцем в его направлении, словно останавливала машину на шоссе.

– А я как раз только что прочел о «Незнакомцах» целую главу, вот в этой книге. Здесь говорится, как Чандлер писал сценарий, а Хичкок ставил фильм, но потом, когда фильм был сделан, они возненавидели друг друга. – Я постарался так построить фразу, чтобы каждый из них счел, что взял верх в споре.

Это не сработало. Она обернулась к мужу и на долю секунды показала ему язык. Он улыбнулся и протянул мне руку над ее коленями.

– Не обращайте на нее внимания. Меня зовут Пол Тейт, а вот эта языкастая – моя жена Индия. – Он пожал руку как подобает – крепко и очень значительно.

– Очень рад. А я Джозеф Леннокс.

– Видишь, Пол? Я знала, что права! Я знала, что вы Джозеф Леннокс. Помню, я видела вашу фотографию в журнале «Винер». Я потому и села здесь.

– Впервые в жизни меня кто-то узнал!

Я тут же в нее влюбился. Я уже почти влюбился, увидев ее лицо и очаровательную желтую футболку, но когда она меня узнала…

– Джозеф Леннокс! Боже, мы ведь два раза смотрели «Голос нашей тени» на Бродвее, а потом один раз в Массачусетсе, на летних гастролях. Пол даже купил эту «О. Генриевскую» антологию с «Деревянными пижамами» [22]22
  имеется в виду ежегодная антология, составленная из рассказов, получивших премию им. О. Генри (высшая американская литературная награда в жанре рассказа) или номинировавшихся на нее


[Закрыть].

Нервничая и досадуя, что меня узнали из-за пьесы, я стал крутить в руках биографию Чандлера и уронил ее на пол. Мы с Индией одновременно наклонились, чтобы поднять книгу, и я ощутил легкий аромат лимона и какого-то дорогого нежного мыла.

Пришла билетерша, объявила, что можно входить. Мы встали и наспех договорились после фильма сходить выпить кофе. Я сразу заметил, что они направились вперед и сели в первом ряду. Кому охота там сидеть? Мало что из фильма до меня дошло, так как я все время то смотрел им в затылок, то думал, что же это за интересные люди.

– А что, Джо, летом здесь всегда так влажно? На меня словно дышит огромная собака. Хотела бы я снова оказаться в маминой нью-йоркской квартире.

– Индия, каждый раз, когда мы летом оказываемся там, ты жалуешься на жару.

– Конечно, Пол, но там, по крайней мере, нью-йоркская жара. Это большая разница.

Больше она ничего не сказала, а он посмотрел на меня и закатил глаза. Мы сидели за уличным столиком перед кафе «Ландтманн». Мимо прогремел красно-белый трамвай, и расцвеченные фонтаны вдоль дорожек Ратхаус-парка взметнули свои струи в густой ночной темноте.

– Здесь сейчас довольно жарко. Вот почему все венцы в августе разъезжаются по дачам.

Взглянув на меня, она покачала головой.

– С ума сойти! Слушайте, я так ничего и не знаю о здешних местах, но разве не туризм считается главной статьей австрийского дохода? Большинство туристов путешествуют в августе, верно? Получается, приезжают они в Вену, а все заведения закрыты – персонал в отпуске. Похуже, чем в Италии или Франции, а, Пол?

Мы пробыли там полчаса. Я уже заметил, что разговор в основном поддерживала Индия, а Пол включался, только если она подначивала его рассказать какую-нибудь историю или анекдот. Но когда говорил один из них, другой внимательно слушал. Я испытал прилив тщетной ревности, замечая их полную поглощенность друг другом.

Позже я спросил Пола, который в отсутствие жены и сам оказался замечательно интересным собеседником, почему он умолкает рядом с ней.

– Наверное, потому, что она так чудесно ни на кого не похожа, Джо. Тебе не кажется? Я хочу сказать, мы женаты уже много лет, а она до сих пор изумляет меня тем, что говорит. Обычно мне просто не терпится услышать, что она еще скажет. И так всегда.

Когда в тот первый вечер в беседе возникла пауза и все стихло, я спросил, как они познакомились.

– Расскажи ему ты, Пол. Я хочу посмотреть, как проедет этот трамвай.

Мы все смотрели, как он проезжал. Через несколько секунд Пол сел прямо и положил свои большие ладони на колени.

– Когда я служил на флоте и наш корабль стоял в Гонолулу, я купил в увольнении пижонскую гавайскую рубашку. Более кошмарное барахло трудно и представить. Голубые кокосовые пальмы и зеленые обезьяны на желтом фоне.

– Хватит врать, Пол! Ты был влюблен в каждую чахлую пальмочку на той рубашке, и сам это знаешь. Я думала, ты заплачешь, когда она изветшала и вся расползлась. – Индия протянула руку через стол и пальцем погладила его по щеке. Я отвел глаза от смущения и ревности, вызванной этой ее нечаянной нежностью

– Да, наверное, так оно и было, но сейчас в этом трудно признаться.

– Вот как? Ну тогда заткнись, потому что ты в ней смотрелся великолепно! Он действительно великолепно смотрелся, Джо. Он стоял на углу улицы в Сан-Франциско, дожидаясь троллейбуса, и был похож на рекламу рома «бакарди». Я подошла и сказала ему, что никогда не видела парня, который бы так хорошо смотрелся в настолько попугайской рубашке.

– Ты не сказала, что я хорошо смотрюсь, Индия, – ты сказала, что я слишком хорошо смотрюсь. И это звучало так, будто я один из тех психов, которые читают фантастические романы и носят на ремне пять миллионов ключей.

– Ах, конечно, но я сказала это позже – когда мы пошли выпить.

Повернувшись ко мне, Пол кивнул.

– Верно. Сначала она сказала, что я хорошо смотрюсь. Мы постояли на углу и поболтали о Гавайях. Она никогда там не была и хотела узнать, действительно ли пои[23]23
  гавайское кушанье из перетертого корня таро (Colocasia esculenta)


[Закрыть] на вкус, как обойный клей. А кончилось тем, что я спросил ее, не пойти ли нам куда-нибудь выпить. Она согласилась, так все и вышло. Бинго.

– Что значит «так все и вышло»? Конечно, «так все и вышло» – если не считать того, что потом я тебя два года не видела. Бинго, как же!

Пол лишь пожал плечами на ее отповедь. Для него это не имело значения. Мы помолчали, и слышалось только, как по Рингштрассе проезжают машины.

– Видите ли, Джо, я дала ему мой адрес и телефон, правда? Но он не позвонил, гад такой. А мне-то какая была забота? Я и думать забыла про маленького олуха в ужасной гавайской рубашке, пока он не позвонил мне через два года, когда я уже жила в Лос-Анджелесе.

– Два года? Как же вы ждали два года, Пол? – Я бы не прождал и двух секунд, чтобы завязать знакомство с Индией Тейт.

– М-м-м. Я подумал, что она девушка что надо, и все такое, но ничего особенного, чтобы сходить с ума.

– Спасибо, дружок!

– Пожалуйста. Я продолжал службу на флоте, и на День Благодарения наш корабль зашел в Сан-Франциско. Нам дали пару дней увольнения. И мне подумалось, что неплохо бы ей позвонить. Правда, она больше не жила в своей прежней берлоге, но я сумел разыскать ее в Лос-Анджелесе через подругу по комнате.

Если это возможно, Индия смотрела на него одновременно свирепо и с улыбкой.

– Да, я работала там в студии Уолта Диснея. Занималась увлекательнейшими вещами вроде рисования ушей Микки Мауса. Мило, правда? Я так скучала, что, когда он позвонил и спросил, не провести ли нам вместе выходные, я согласилась. Даже с таким олухом в гавайской рубашке. В конце концов, мы неплохо провели время, и, перед тем как расстаться, он предложил мне выйти за него замуж.

– Так просто?

Они вместе кивнули.

– Да. И я так же просто согласилась. Думаете, мне хотелось всю оставшуюся жизнь рисовать Скруджа Мак-Дака? Он уплыл, и мы два месяца не виделись. А потом поженились.

– Вы и Скрудж Мак-Дак?

– Нет, я и олух. – Она снова помахала большим пальцем, словно останавливала на шоссе автомобиль. – Мы поженились в Нью-Йорке.

– В Нью-Йорке?

– Да. На Манхэттене. А поженившись, мы закатили обед во «Временах года» [24]24
  легендарный нью-йоркский ресторан, выстроенный по проект) Филипа Джонсона (р 1906) и Людвига Мис Ван дер Роэ (1886—1969) на 52-й стрит между Лексингтон-авеню и Парк-авеню и ставший одним из символов города. На момент открытия (август 1959) обед на двоих (с вином, но без коктейлей) в этом фешенебельном заведении мог стоить около 40 долларов


[Закрыть], а потом пошли в кино.

– На «Доктора Но» [25]25
  «Доктор Но» (1962) – первый из фильмов о Джеймсе Бонде. Вынесен в примечания лишь для того, чтобы подчеркнуть преемственность прообразом зловещего китайского гения послужил все тот же доктор Фу-Маньчжу


[Закрыть], – пискнул Пол.

Мы заказали еще кофе, хотя официант своей нелюбезностью недвусмысленно дал понять, что кафе закрывается и неплохо бы нам удалиться.

– Ну, а вы над чем сейчас работаете, Джо?

– О, я все ношусь с одной новой идеей. Нечто вроде устного рассказа о Вене времен Второй мировой. Столько всего уже написано о сражениях и прочем, но меня интересуют воспоминания простых людей, участвовавших в событиях, – особенно женщин и тех, кто был тогда ребенком. Представляете, каково было пережить те годы? Их рассказы так же невероятны, как и фронтовиков. Некоторым через такое пришлось пройти!..

Я говорил все более возбужденно, потому что меня интересовал этот проект и потому что я мало кому о нем рассказывал. До этого момента он оставался мечтой «на будущее», до которой никогда не дойдут руки.

– Позвольте привести пример. Одна моя знакомая работала в приюте для умалишенных в Девятнадцатом квартале. Нацисты приказали ее начальству выгнать всех психов из больницы. И женщина в конце концов вывезла их на телегах в старый замок у чешской границы, и они удивительным образом дожили до конца войны. «Король червей», да и только! [26]26
  «Король червей» (1966, реж Филипп де Брока) – франко-итальянская антивоенная комедия, действие которой происходит во французском городке Марвиль под конец Первой мировой войны Рядовому Чарльзу Плампику поручено обезвредить бомбу с часовым механизмом, установленную отступающими немцами на крупном складе оружия. Спасаясь от немецкой погони, Чарльз укрывается в местной психиатрической лечебнице, а затем пытается вывести пациентов (называющих его «королем червей») из города, а бомба тем временем все тикает


[Закрыть]

Индия заерзала на стуле, вздернула изящные плечи и потерла их ладонями. Становилось все холоднее, и было уже поздно.

– Джо, не возражаете, если я задам один вопрос?

Я подумал, что она хочет что-то спросить о новой книге, и потому ее вопрос застиг меня врасплох.

– Что вы думаете о «Голосе нашей тени»? Вам нравится? Ведь пьеса так отличается от вашего рассказа, верно?

– Да, это так. И, говоря по правде, по всей-всей правде, пьеса мне никогда не нравилась, даже когда я смотрел первоначальную постановку в Нью-Йорке. Я знаю, что кусаю кормящую меня руку, но в пьесе все так искажено! Она хороша, но это совсем не мой рассказ, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Вы выросли среди таких парней? Вы тоже были крутым парнем?

– Нет. Я всегда был трусишкой. Я даже не знал, что такое шайка, пока мне не сказали. Вот мой брат был из них, и его друг был настоящим малолетним преступником, а я скорее относился к тем, кто сразу прячется под кровать, чуть запахнет жареным.

– Вы шутите.

– Вовсе нет. Я ненавидел драки, терпеть не мог курить и пить. От крови меня тошнило…

Они улыбались, и я тоже улыбнулся. Индия достала сигарету – я заметил, что без фильтра, – и Пол раскурил ее и подал жене.

– А ваш брат – он какой? Так и остался крутым парнем или ушел в страховой бизнес или еще куда?

– Видите ли, мой брат умер.

– Ой, извините. – Она опустила плечи и отвела глаза.

– Ничего, ничего. Он погиб, когда мне было тринадцать.

– Тринадцать? В самом деле? А сколько было ему?

– Шестнадцать. Его убило током.

– Током? Как это случилось?

– Он упал на третий рельс.

– Боже!

– Да. А я был рядом… Гм, официант, можно счет?

Глава вторая

Пол оказался человеком сердечным, остроумным и легкомысленным. Он мог с самым заинтересованным видом часами выслушивать самых занудливых людей. Когда его собеседник уходил, Пол обычно говорил про него что-нибудь смешное и обидное, но если тот возвращался, он снова становился внимательным, вдумчивым, внушающим доверие слушателем.

Пол был родом со Среднего Запада, и его приветливое, слегка озадаченное лицо преждевременно раздобрело, отчего казалось, что он гораздо старше своей жены. Однако Тейты были в точности ровесники.

Пол работал в Вене в одном из больших международных агентств. Он никогда не распространялся о своей работе, но она имела какое-то отношение к организации торговых выставок в коммунистических странах, и я часто задумывался, не шпион ли он, как столь многие «бизнесмены» в Вене. Однажды на мои расспросы Пол ответил, что даже у поляков, чехов и румын есть что продать внешнему миру, а на таких выставках они получают возможность «показать товар лицом».

Индия Тейт напоминала персонаж фильма тридцатых – сороковых годов в исполнении Джоан Блонделл или Иды Люпино – хорошенькое личико, но в то же время довольно жесткое и непроницаемое [27]27
  Джоан Блонделл (1906—1979) – голубоглазая блондинка, снявшаяся с 1930 г более чем в ста кино– и телекартинах, как правило, в ролях второго плана, ее амплуа – бойкая, несдержанная на язык подруга главной героини Неоднократно снималась с Джеймсом Кэгни (1899 – 1986) – например, в фильме «Враг народа» (1931, реж Уильям Уэллман) Ида Люпино (1918—1995) обычно исполняла роли сильных, независимых героинь, а также явилась первой в Голливуде женщиной-постановщиком, снималась в фильмах «Питер Иббетсон» (1935, с Гэри Купером), «Из тумана» (1941, с Джоном Гарфилдом, реж Анатоль Литвак), «Морской волк» (1941, реж Майкл Кертис) и многих других. Ее режиссерский дебют – «Не требуется» (1949), самые известные ее постановки – «Двоеженец» (1953) и «Хичхаикер» (1953), также она снимала ряд эпизодов для телесериалов «Сумеречная зона» и «Альфред Хичкок представляет»


[Закрыть]. Внешне строгая, серьезная девушка, но чем больше ее узнаешь, тем лучше видна ее ранимость. Им с Полом уже перевалило за сорок, но ни по его, ни по ее фигуре этого было не сказать, так как оба совсем свихнулись на физических упражнениях и поддержании формы. Однажды они продемонстрировали мне комплекс йоги, которому посвящали час каждое утро. Я попробовал повторить некоторые из тех упражнений, но не смог даже оторваться от пола. Я заметил, что моим новым друзьям это не понравилось, и через несколько дней Пол ненавязчиво предложил мне начать упражняться, чтобы привести себя в форму. Какое-то время я занимался этим, но потом мне наскучило, и я бросил.

Когда они узнали, что из Лондона их переводят в Вену, Индия решила прервать на год преподавание, чтобы выучить немецкий. По словам Пола, у нее была природная склонность к языкам, и через месяц-два обучения на курсах при Венском университете она начала, как он сказал, переводить для него немецкие радиопрограммы новостей. Я не знал, насколько это правда, так как, когда мы собирались втроем, она отказывалась говорить на других языках, кроме английского. Однажды, когда совсем приспичило, она спросила о чем-то у проводника в поезде – еле слышно, через слово запинаясь. Фраза была построена грамматически правильно, однако преподнесена в подарочной упаковке сильного оклахомского акцента.

– Индия, почему вы никогда не говорите по-немецки?

– Потому что получается похоже на Энди Девайна. [28]28
  Энди Деваин (наст имя Иеремия Шварц, 1905—1977) – голливудский актер-комик с очень скрипучим голосом (из-за полученной в детстве травмы горла), снялся с 1926 г почти в двухстах фильмах, в т. ч. «Дилижанс» (1939, реж Джон Форд), «Али-Баба и сорок разбойников» (1944, реж Артур Любин), «Вокруг света за восемьдесят дней» (1956, реж Майкл Андерсон), «Приключения Гекльберри Финна» (1960, реж Майкл Кертис), «Этот безумный, безумныи, безумный, безумный мир» (1964, реж Стенли Крамер), «Маира Брекинридж» (1970, реж Майкл Сарн), а также озвучивал Лягушку в мультипликационной экранизации (1977) знаменитой детской повести Расселла Хобана «Мышь и его малыш» (1969) Однако самая известная его роль – в радио– и телесериале «Приключения дикого Билла Хикока» (с 1951 г)


[Закрыть]

И такова она была во многом. Сразу бросались в глаза ее ум, и одаренность, и множество разнообразных талантов, каждый из которых мог бы послужить той глиной, из какой лепят жизнь. Но Индия во всем стремилась к совершенству и старалась не снижать требований к себе в том, что, по ее мнению, получалось не очень хорошо.

Например, я видел ее рисунки. Кроме курса немецкого, она решила, что за «свободный» год сделает то, что намеревалась сделать годами, – иллюстрации к собственному детству. Живя в Лондоне, она преподавала живопись в одной тамошней международной школе. В свободное время она сделала более сотни набросков, но поначалу я не мог от нее добиться, чтобы она их мне показала. Увидев же их наконец, я был так поражен, что просто не мог найти слов.

«Тень» изображала один из тех горбатых радиоприемников в стиле ар-деко с круглыми черными ручками и названиями тысячи экзотических мест, голоса из которых вы якобы могли услышать, стоило только покрутить верньер. Приемник стоял на столе в глубине комнаты, у самого верхнего края рисунка. Из нижней части вырастали три пары неестественно прямых, будто кукольных, ног, тесно прижатых друг к другу: мужские, детские (в черных лаковых туфлях и белых носках) и женские (без чулок, в остроносых туфлях на шпильках). Самих людей не было видно, но самое чудесное и немного жуткое – это то, что все ноги указывали на приемник, и казалось, будто их ступни смотрят радио, как телевизор. Когда я сказал об этом Индии, она рассмеялась и ответила, что никогда об этом не задумывалась, но что-то, мол, в этом есть. Во всех ее работах снова и снова возникало это ощущение, на четверть наивное, на четверть жутковатое.

На другой картине была изображена серая комната, совершенно пустая, если не считать пролетающей подушки. В углу виднелась бросившая ее рука, но замершие разжатые пальцы смотрелись совершенно не по-человечески, превратившись во что-то чужеродное, тревожное. Индия сказала, что назовет эту картину, когда допишет, «Боем на подушках».

В их квартире была выставлена лишь одна ее работа. Она называлась «Малыш». Это был натюрморт, написанный блеклой, размытой акварелью. На дубовом столе лежали блестящая черная шляпа-цилиндр и пара безупречно белых перчаток. И это все: желтовато-коричневый деревянный стол, черная шляпа, белые перчатки. «Малыш».

Придя к ним первый раз, я некоторое время смотрел на эту картину, а потом вежливо спросил, почему она так названа. Они переглянулись, как по сигналу, и одновременно рассмеялись.

– Эта картина не из моего детства, Джо. У Пола есть такой безумный фокус, иногда он устраивает…

– Ш-ш-ш, Индия! Ни слова больше! Может быть, мы когда-нибудь их познакомим, а?

Ее лицо вспыхнуло, как свеча. Мысль ей понравилась. Индия смеялась и смеялась, но ни она, ни он не сделали ни малейшей попытки раскрыть секрет. Позже она сказала, что написала картину для Пола как подарок на годовщину. Я заметил надпись в левом нижнем углу: «Мистеру от миссис. Дал слово – держи».

Им посчастливилось найти большую просторную квартиру в Девятом квартале неподалеку от Дунайского канала. Но они проводили там мало времени. Оба говорили, что испытывают потребность как можно больше двигаться. И потому, когда я звонил, почти никогда никого не заставал дома.

– Не понимаю, почему вы оба все время где-нибудь гуляете. Ваша квартира такая милая и уютная.

Индия тайком одарила Пола нежной улыбкой, которая тут же погасла, когда она перевела взгляд обратно на меня.

– Наверное, боимся пропустить что-нибудь, если будем сидеть дома.

Мы познакомились в первую неделю июля, когда они пробыли в городе уже больше месяца. Они успели осмотреть стандартные достопримечательности, но теперь я с готовностью предложил им стать их личным гидом и показал все те кусочки Вены, которые копил (и прятал) за годы жизни здесь.

Эти призрачные теплые дни проходили в восхитительном тумане. Я заканчивал писать как можно раньше и потом два или три раза в неделю встречался с ними где-нибудь, и мы вместе обедали. У Пола был отпуск до конца июля, и мы медленно и с чувством проплывали через эти дни, и казалось, это настоящий пир, который хотелось продолжать бесконечно. По крайней мере, я воспринимал это так, но иногда у меня возникало ощущение, что и они чувствуют себя все счастливее с каждым днем.

Начинало казаться, будто я заправлен каким-то сказочным высокооктановым бензином. По утрам я корпел над книгами и писал, как свихнувшаяся машина, после обеда проводил время с Тейтами и вечером ложился спать с чувством, что моя жизнь не может быть насыщеннее, чем в данный момент. Я нашел друзей, которых все время искал.

На мой двадцать пятый день рождения они превзошли сами себя.

Девятнадцатого августа я сидел за своим письменным столом, работая над интервью, которое надеялся продать одному швейцарскому журналу. Был мой день рождения, а поскольку дни рождения почти всегда повергают меня в страшное уныние, в этот раз я изо всех сил старался проработать весь день, как можно меньше отвлекаясь. Я рано пообедал в ближайшем «гастхаусе» и вместо того, чтобы пойти в кафе и, как обычно, часик почитать, бросился домой и начал перекладывать на столе отпечатанные листы в тщетной попытке забыть, что ни одна душа в мире даже не удостоила меня кивком в этот День Всех Дней.

Когда раздался звонок в дверь, я хмурился над тоненькой стопочкой напечатанных листов. На мне были старый свитер и голубые джинсы.

За дверью, держа в руке фуражку, стоял незнакомый пожилой человек в поношенном, но еще сохранявшем элегантность шоферском наряде. На нем были черные кожаные перчатки, с виду очень дорогие. Он осмотрел меня с ног до головы, как будто бы я был салатным листом недельной свежести, и сказал на правильном «хохдойч»[29]29
  Hochdeutsch – верхненемецкий язык, литературный немецкий.


[Закрыть], что автомашина внизу, а леди и джентльмен ждут меня. Я готов?

Я улыбнулся и спросил, о чем это он.

– Вы мистер Леннокс?

– Да.

– В таком случае, мне велено зайти за вами, сэр.

– Кто, гм, кто вас послал?

– Леди и джентльмен, что сидят в автомашине, сэр. Полагаю, они наняли этот лимузин.

– Лимузин?

Я подозрительно скосил глаза и слегка отодвинул шофера в сторону, чтобы выглянуть в вестибюль. Пол любил розыгрыши, и все, к чему он прикладывал руку, вызывало у меня сомнения. В вестибюле никого не было.

– Они в машине?

– Да, сэр, – вздохнул шофер и тщательно подтянул одну перчатку.

Я попросил его описать их, и он описал Пола и Индию Тейт в вечерних нарядах.

– Вечерних? То есть как для приема? Смокинг и так далее?

– Да, сэр.

– О боже! Послушайте, м-м-м… Послушайте, скажите им, что я выйду через десять минут. Через десять минут, хорошо?

– Да, сэр. Через десять минут. – Он бросил на меня последний усталый взгляд и удалился.

Никакого душа. С вешалки в чулане срываю смокинг. Я не надевал его несколько месяцев, и он был весь измятый. Ну и что? Несколько секунд ушло на застегивание шелковых пуговиц трясущимися от радости руками. Что задумали эти двое? Великолепно! Сказочно! Они знали, что сегодня мой день рождения. Они даже на всякий случай уточнили это несколько дней назад. Зачем они наняли лимузин? Я набрал полный рот жидкого освежителя дыхания и, с шумом выплюнув его в раковину, выключил свет и бросился к двери. В последнюю секунду я вспомнил про ключи и прихватил их.

Перед моим обычным многоквартирным домом стоял, величественно урча, серебристый «мерседес-бенц 450». Внутри я рассмотрел шофера (уже в фуражке, весь при исполнении), подсвеченного огоньками приборной панели. Я подошел и заглянул на заднее сиденье. Они сидели там с бокалами шампанского в руках. Из серебряного ведерка на застеленном ковром полу торчала бутылка.

Окно с моей стороны с жужжанием опустилось, и из полумрака салона появилось очаровательное лицо Индии:

– Чем займемся, новорожденный? Не хочешь покататься?

– Привет! Что вы тут делаете? Что это за серебряная колесница?

– Джо Леннокс, хоть раз в своей жалкой жизни не задавай вопросов и садись в эту чертову машину! – донесся голос Пола.

Когда я забрался внутрь, Индия отодвинулась, чтобы я сел между ними. Пол протянул мне бокал охлажденного шампанского и по-дружески сжал мое колено:

– С днем рождения, Джои! У нас грандиозные планы на твой вечер!

– И еще какие! – Индия чокнулась со мной и поцеловала в щеку.

– Какого рода?

– Сиди и увидишь. Хочешь испортить сюрприз?

Индия велела шоферу ехать к первому пункту из списка. Шампанского хватило до места назначения, которым оказался Шлосс-Грайфенштайн – огромный и восхитительно хмурый замок в получасе езды от Вены. Он возвышается на вершине холма над изгибом Дуная. Там есть роскошный ресторан, где мы и отпраздновали мой день рождения. Когда праздничный ужин подошел к концу, мне действительно было трудно удержаться, чтобы не заплакать. Что за замечательные люди! За всю мою жизнь никто не устраивал мне таких сюрпризов.

– Это… Это особенный вечер для меня…

– Джои, дорогой ты наш. Знаешь, как ты нас выручил, когда мы только приехали? Ни за что на свете мы тебя не отпустим отсюда без прощального ужина!

Индия взяла меня за руку и крепко ее сжала.

– А теперь больше ни о чем не беспокойся. Мы давно собирались сделать нечто подобное. Пол придумал устроить здесь ужин, но это еще пустяки. Вот погоди, увидишь, что я…

– Помолчи, Индия, не говори ему! Мы сейчас поедем. Они уже встали, и я даже не увидел счета.

– Что происходит? Вы хотите сказать, что будет что-то еще?

– Угадал, парень. Это было лишь на первое. Пошли – тебя ждет наша серебряная пуля.

Это «еще» оказалось тремя шоколадными морожеными с фруктами и сиропом в «Макдональдсе» на Мариахиль-ферштрассе. «Мерседес» ждал на улице. Шоферу Индия тоже купила мороженое. За этим последовал долгий кофе в «Кафе Музеум» напротив Оперы, а потом апартаменты в отеле «Империал» на Рингштрассе. Если вы не были в Вене: «Империал» – это место, где останавливаются люди вроде Генри Киссинджера, когда приезжают на международную конференцию. Цены за номер – от ста сорока долларов.

Когда мы должным образом вселились (бой у входа бросил на нас гневный, оскорбленный взгляд, не увидев у нас никакого багажа) и попрыгали на каждой кровати, Пол открыл дверь и торжественно внес в мой номер игру «Монополия», купленную, по его словам, специально для этого случая. Мы закончили ночь игрой в «Монополию» на полу, поедая заказанный в номер гигантский «захерторт». В четыре часа утра Пол сказал, что утром ему идти на работу и надо бы до того хоть немного поспать.

Мы были совершенно измяты, измотаны, валились с ног от бессонной ночи, дурачеств и хохота. Когда Пол и Индия отправились спать, я стиснул их обоих со всей силы, пытаясь выразить, как много значили для меня эта ночь и их дружба.