Текст книги "Будущее уже не то, что прежде"

Но есть у меня и несколько жалоб, и главная из них – эти порядки в аэропортах, когда инвалидов пускают в самолет раньше всех. Мне не нравится мысль, что кто-то должен сесть в самолет вперед меня только потому, что ему не повезло в жизни. Это как-то несправедливо. Я думаю, что, если уж кому не катит, так это должно проявляться во всем. Какой смысл в этих суетливых попытках хоть в чем-то избавить бедолаг от невезения?

Но больше всего меня напрягает другое: я сомневаюсь, что все эти люди – настоящие инвалиды; среди них попадаются те, кто не выглядит таким уж калекой. Сдается мне, девушкам у стойки регистрации приходится выслушивать немало брехни.

Самое позорище начинается как раз перед посадкой – парад инвалидных колясок. И ведь ясно, что хапнуть себе коляску в аэропорту может любой. Знаете, о чем я говорю? Коляски, которые предоставляют авиакомпании. Это не то что коляска, которую человек привозит с собой из дому: тут я не возражаю. Я полагаю, если ты раскошелился на собственное инвалидное кресло, ты, наверное, законный калека. А если кто законный калека, то я не против, чтобы он прошел на посадку вперед меня. Понимаете? Ну, если, например, у парня нет большого куска головы, или вмятина на груди, или не работает два-три органа. Обычно в подобных случаях я верю, что все по-честному. И говорю: мол, вези, друг, свою задницу к трапу и давай поскорее свалим отсюда.

Но из тех, кто едет на казенных колясках, далеко не все кажутся мне такими уж калеками: с виду многие там просто старики и, я подозреваю, лентяи.

Почему-то, дожив до восьмидесяти или до девяноста, они думают, что настала пора расслабиться. У нас больше нет «бойких» и «неугомонных» старичков. Теперь они поголовно ленивые, и все. Честно говоря, я думаю, они просто стремятся на халяву прокатиться до входа на посадку.

Но давайте вернемся в наш посадочный терминал. Едва закончатся гонки на инвалидных креслах, тебя ждет следующая засада: вылезают люди с палками и костылями: я таких зову псевдоинвалидами. И хотя колясочникам я готов дать некоторую поблажку, к ребяткам с палками я не такой добрый. Не сомневаюсь: большинству из этих шутников палки не нужны вовсе.

И это опять чуваки, пытающиеся вызвать сочувствие и проскользнуть вперед очереди. Самое очевидное разводилово; замечали вы, например, как неожиданно появляются эти палки? Откуда ни возьмись. Минуту назад все выглядели идеально здоровыми, и вдруг половина терминала разом охромела. Не успеешь оглянуться, а вокруг уже двадцать или тридцать человек опираются на палки. Я твердо убежден, что где-то в аэропорту (аэропорты в наши дни превратились в огромные торговые комплексы с самолетами в качестве попутного развлечения) должна быть скромная лавочка, где можно арендовать палку. «Посадочные палки».

Но знаете что? Я не очень-то расстраиваюсь. Ведь в том, что инвалиды первыми садятся в самолет, есть и хороший момент – выходить из него они будут последними. Черт возьми, они всегда вылезают последними. Пока калеки еще разыскивают свою ручную кладь и ректальные термометры, я уже на полпути в город. Понимаете? Жизнь знает способы сохранить баланс.

Эвфемизмы: марш времени

Продолжая наблюдать за распространением эвфемизмов, мы должны внимательно следить за разного рода имиджмейкерами: рекламистами, продажникам, пиарщиками. И, повторюсь, важно помнить, что тенденция к смягчению языка только ужесточается.

Не могу сказать, когда начались все эти дела, но знаю, что в какой-то момент моей жизни туалетная бумага превратилась в гигиеническую бумагу. Со мной никто не советовался. Мне не приходило никаких открыток, никаких сообщений на электронную почту, никто не потрудился мне позвонить. В один прекрасный день я просто обнаружил, что подтираюсь гигиенической бумагой.

А потом, как раз пока мои ленивки превращались в мокасины, кроссовки вдруг стали туфлями для бега, и почти тут же эти самые туфли – обувью для занятий легкой атлетикой. Примерно тогда же поход в универмаг открыл мне глаза на то, что моя униформа ленивого неряхи – фуфайка и фланелевые штаны — отныне висят в отделе под названием одежда для активного отдыха.

Мир менялся. Я видел, как старые вещи называли винтажной одеждой; как накладки для плеши рекламировали под именем прически-импланта, подражая, видимо, зубным имплантам, давно вытеснившим старые добрые вставные челюсти.

Само собой, если ты не хочешь носить накладку или шиньон (славный старинный термин), всегда можно поискать хорошую, надежную систему восстановления волос. Держите ухо востро с системами, ребята – они повсюду. Продавец, у которого я покупал автоответчик, сказал, что я приобретаю систему обработки речевой информации, а набор из тюфячка и пружинного матраса сейчас зовется спальной системой; люди, что продают швабры, тоже не теряют времени даром: недавно я видел рекламу «самой популярной в Америке системы для уборки».

Если вы хотите убежать от систем на машине, то и думать забудьте: ваш автомобиль тоже системно (поняли?) ими пронизан. Печка и кондиционер превратились в систему климат-контроля, вместо тормозов теперь тормозная система, а ремень и подушка безопасности образовали собой систему гашения удара при аварии. Бодаться с системой бесполезно.

Продажники всегда стараются, чтобы в описании товар выглядел значительнее, чем он есть: потому-то приборная доска стала панелью управления. Но не перебарщивают ли они порой? Недавно реклама в журнале оповестила меня, что представленный в ней автомобиль оснащается кожаными базовыми поверхностями. Я вынужден был признать, что у этих маркетинговых чуваков просто стальные яйца.

Обновляется все и вся: даже у себя дома я вдруг с изумлением обнаружил, что смотрю анимационный фильм, а не мультики. Заодно выяснилось, что все передачи, которые я вижу не в первый раз, – это не повторы, а показы по просьбам телезрителей. Примерно в то же время я узнал, что мыльные оперы стали именоваться дневными драмами.

Театры тоже почувствовали, что не успевают за модернизацией, и разом превратились в центры сценических искусств или в сценические площадки – в духе некоторых ночных клубов, которые теперь зовут себя клубными площадками (настоящий пижон говорит о них просто: «площадки»). Пока такое творится с небольшими залами, крупные тем временем решили зваться развлекательными центрами.

Центр – вот еще одно слово, резко набирающее очки. Больницы уже давно мнят себя медицинскими центрами, а тут и библиотеки, волшебно преобразившись, стали центрами образовательных ресурсов. И, чтобы закрыть тему – и на секундочку вернуться к шоу-бизнесу, – однажды кто-то решил, что все помещения, где устраивают развлекательные представления, независимо от размера, будут аренами.

Системы, устройства, площадки, центры и арены – все это слова, за которыми нужен глаз да глаз в нынешней атмосфере разбухающих самомнений.

Доходы стали поступлениями, персонал – человеческим ресурсом, а отдел рекламаций – службой по связям с потребителями. Вместо отзывов люди теперь дают обратную связь; страдают не от укачивания, а от путевого дискомфорта; посыльные теперь – курьеры; рекламная рассылка преобразовалась в адресный маркетинг; срочная доставка внезапно превратилась в приоритетные отправления; а телефонная справочная, как я узнал, набрав номер, после стольких лет вдруг почувствовала себя информационной службой. И я даже говорить не хочу, как меня удручает, что барыги в клетчатых фуфайках, торговавшие подержанными тачками, вдруг бросились продавать сертифицированные вторичные автомобили.

Тем временем свалка стала полигоном отходов. По-моему, это было неизбежно: наполнявшие ее мусорщики уже давно заделались инженерами очистки, а в некоторых городах уборка мусора проходит под изящным (и ничего не проясняющим) названием «экологическое обслуживание».

Эти перемены настигают меня даже дома. Согласно Бюро переписи населения моя квартира превратилась в единицу жилья, а попросив коменданта установить глазок, я позже обнаружил, что специалист по обслуживанию здания оборудовал смотровую амбразуру.

Для разнообразия: однажды девчонка с зубами, как у кролика, сказала мне, что у нее неправильный прикус. Это было в тот день, когда я сменил свои очки на рецептурную оптику.

Конечно, не все эти языковые извраты распространены одинаково широко: они заведомо не универсальны. Например, у дорог в Америке пока еще стоят мотели, хотя в некоторых из них хотят брать с вас чуть подороже, и потому они зовутся апартаментами для автомобилистов. Еще у нас пока есть жилые трейлеры, но если они выставляются на продажу, то становятся мобильными домами или жилыми модулями.

Может, то, что мы все время считали трейлерным парком, – на самом деле район жилых модулей? Я думаю, мораль здесь такая: никогда не знаешь точно, что перед тобой. Может статься, все эти годы, что мы смотрим шоу Джерри Спрингера, мы видели там отребье из районов жилых модулей[15]15
  Шоу Джерри Спрингера – скандальное американское ток-шоу с участием представителей социальных низов, так называемого отребья из трейлерных парков (trailer-park trash). – Прим. пер.


[Закрыть]?

Думаю, вы заметили, что и поход в аптеку сегодня – совсем не то, что прежде: все товары поменяли обличье. Во-первых, лекарства, за которыми я приходил раньше, теперь называются лекарственные средства (есть догадка, что лекарственные средства стоят немного дороже, чем лекарства). Полоскание для рта стало зубным ополаскивателем, дезодоранты на полках потеснены антиперспирантами (наверное, виной тому превращение пота в нервную испарину), а старый добрый кусок мыла в наши дни описывается то как банный брикет, то как чистящий, то как очищающий. Можете вы представить, как мать говорит: «Молодой человек, если я еще раз услышу от тебя это слово, вымою тебе рот с очищающим брикетом!»? Как-то не звучит, а?

С волосами тоже взялись вольничать: лак для волос – слишком просто. Как вам легкий спрей для укладки? Само собой, если не хотите спрей, всегда можно взять мусс для фиксации или гель, формирующий объем. Надо любым способом заставить покупателя слегка переплатить. Леденцы от кашля «повзрослели» и превратились в пластинки от боли в дыхательных путях, причем некоторые из них зовутся даже пастилками и драже. И знаете что? Они хотят на два доллара больше за пластинки, пастилки и драже.

Я помню, как на заре телевидения запор называли разовыми нарушениями регулярности. В наши дни опять говорят «запор», и это перекликается с недавним возвращением в телеэфир диареи. Больше никаких расстройств нижнего отдела кишечника. Диарея! «Бегом, бегом, бегом!» Отважное новое телевидение (хотя по-прежнему нельзя говорить «дерьмо»). Между прочим, прежде врачи советовали от запора есть побольше грубой пищи; теперь они рекламируют волокна. Но я все же предпочту пищу. А захочу волокон, съем корзину.

И кое-что для вас, леди! С возрастом появилось жжение в вагине? Скажите фармацевту, что у вас проблемная интимная сухость. Не сомневаюсь, он найдет, какой интимный лубрикант для женщин вам посоветовать. Примерно так они теперь описывают все, что втирается и намазывается между ног. Даже старый добрый вагинальный крем превратился в гинекологический лосьон. А помните интимные аэрозоли? На мой вкус, это звучит не особо заманчиво. Они расходились бы лучше, если бы их выпускали с разными вкусами. Ваги-ниль, сли-вуль-ва, срам-бутан. Ну это так, мысль. Все равно последняя женская фармакопея, о которой я слышал, – это защитное белье, а о таком, честно говоря, ребята, я и думать не желаю. Потом продолжим.

Советы серийным убийцам

Мне нравится следить за подвигами серийных убийц, и потому я всякий раз надеюсь, что маньяка не поймают. И вот я составил рекомендации, которые помогут им дольше гулять на воле и развлекать меня.

К УБИЙЦАМ: Если вы ищете какого-то нездорового внимания и славы, тут я вам не помощник. Но если вы хотите просто убивать и убивать, то вот как можно максимально оттянуть задержание и арест.

• Позаботьтесь о том, чтобы жертвы не принадлежали к одному типу людей. Убивайте разных: высоких и коротышек, богатых и бедных, мужчин и женщин, юных и стариков. Но не придерживайтесь никакого порядка. Пустите подряд двух мужчин, потом молоденькую женщину, потом подростка. Мешайте блондинов с брюнетами, короткие стрижки с длинными. И не связывайтесь с проститутками.

• Меняйте тип местности, где вы нападаете на жертв, а также время суток.

• Старайтесь работать в густонаселенных криминогенных районах, где и без вас достаточно убивают.

• Старайтесь побольше путешествовать и каждый раз убивать в новом штате. Не убивайте дважды в год в одном городе. И не двигайтесь по прямой. Беспорядочность – ваш лучший союзник.

• Каждый раз убивайте разными способами: сегодня что-то по-настоящему причудливое, завтра – самое заурядное. На сексуальной почве, без сексуальной почвы; ритуально, не ритуально. Ни на чем не специализируйтесь. Почерк – ваш враг.

• Выбрасывайте тела как можно дальше от места убийства, никак не меньше, чем за сотню миль. Одних сжигайте, других зарывайте, третьих растворяйте в извести и кислоте. Если в любой момент убийства или выбрасывания тела натыкаетесь на случайных свидетелей, их следует без лишнего шума убить, а тела выбросить подальше от места убийства и друга от друга.

• Отправляясь на убийства, а особенно перевозя тела, тщательно соблюдайте все законы и избегайте дорожных происшествий. Рассчитывайтесь только наличными. Не останавливайтесь в мотелях. Передвигайтесь в фургончике свежей модели, чтобы там можно было спать; и не паркуйтесь там, где может патрулировать полиция. Возите с собой большой запас еды и ешьте в машине. Если есть возможность, машину меняйте после каждого убийства.

• Не оставляйте записок для полиции и не дразните ее. Это идиотизм.

• Не собирайте газетные вырезки. А вообще-то, и вовсе не читайте о своих художествах в газетах.

• Не храните никаких сувениров с мест убийств.

• Смотрите сериал «C.S.I.: Место преступления» на CBS и «Закон и порядок» на NBC. Время от времени там будут попадаться полезные вам сведения, которые помогут избежать ошибок.

Будьте умными и оставайтесь в живых. Здесь многие на вас рассчитывают.

Wall Street Journal напоминает: если вы бизнесмен, ваша работа – нагнуть ближнего, пока он не нагнул вас. Иногда приходится попотеть – скажем, пока этот ближний не лишится своего бизнеса или даже не разорится вовсе. А вот нагнут ли тебя или нагнешь ты, нередко зависит от обладания важной бизнес-информацией, вроде той, что паровозов больше не строят или что рынок дирижабельных перевозок пошел на спад. Обо всем этом вы сможете прочесть на страницах нашего журнала. Если вы жалкая рептилия, взявшая курс наверх, перестаньте нагибаться и начинайте нагибать. Читайте Wall Street Journal.

Калека, урод и дурак

В одной из своих прежних книг, «Мозговой помет», я уже писал о политкорректном языке, но обошел вниманием кое-какие случаи. Я оставил в стороне три большие категории людей, которых либералы подставили с этим своим кошмарным языком: я имею в виду калек, уродов и дураков. Теперь, готовясь восполнить пробел, хочу сначала вновь быстро окинуть взглядом любимую песочницу белых либералов-вредителей – идеологию политкорректности.

Политкорректность – это новейшая американская форма нетерпимости, и она особенно пагубна тем, что маскируется под терпимость. Под вывеской непредвзятости она обставляет язык жесткими требованиями и косными правилами. Я сомневаюсь, что это подходящий способ борьбы с дискриминацией. Я сомневаюсь, что затыкать людям рот или вынуждать их перекраивать собственную речь – лучший путь решения проблем, лежащих гораздо глубже.

В общем, сейчас особо политически чувствительные читатели могут на миг поджать сфинктеры, потому что я сейчас впрысну немного реальности в иллюзорный мир политкорректного словотворчества. Особенно в область слов, которыми мы описываем друг друга.

Наверное, вы заметили: когда политкорректные либеральные законоучители решают переименовать какую-то страдающую, по их мнению, категорию людей, то первым делом стараются сделать так, чтобы ее настоящее название стало стыдным. Таким образом, много лет назад вывели из игры слово «калека». О калеках мы больше не слышим. Потому что в очередной дерзновенной попытке поставить реальность с ног на голову блюстители политкорректности дали им свое определение: люди с ограниченными физическими возможностями. Этот новый ярлык – очевидная попытка облегчить участь людей с ограниченными физическими возможностями, и рассуждали его авторы так: раз этих людей не вылечить, давайте хотя бы придумаем для их беды более позитивное название, может быть, получится ее немного завуалировать. Своего рода вербальное шулерство.

То же самое можно сказать и про другой неуклюжий термин: инакомогущие. По-моему, если кто-то упорно употребляет этот изуродованный язык и говорит слово «инакомогущие», то его следует заставить называть этим словом всех людей. Ведь мы все инакомогущие. Вы можете делать то, чего не могу я, я могу то, чего не можете вы. Барри Бондс не умеет играть на виолончели, Йо-Йо Ма не умеет отбивать подкрученную подачу[16]16
  Барри Бондс (р. 1964) – знаменитый американский бейсболист; Йо-Йо Ма (р. 1955) – известный американский виолончелист китайского происхождения. – Прим. пер.


[Закрыть]. Они инакомогущие.

Либералам нужно объяснить – терпеливо – что увечные люди не нуждаются в патетических именованиях: в их состоянии нет ничего постыдного. Загляните в Библию: Иисус исцелял увечных. А не «применял техники реабилитации для улучшения состояния физически ущемленных». Неужели продавцы политкорректности не слышат, как ужасен их жаргон? С каким трудом его воспринимает ухо? Лично я предпочитаю ясный образный язык.

Например, предлагаю – всерьез, хотя кого-то мое предложение может обидеть – почему бы не звать инвалидов дефективными? Мы же спокойно толкуем о врожденных дефектах, и никого не передергивает. «У Гюнтера врожденный дефект», – говорим мы, например. Тем самым признаем, что люди могут быть дефективными. Что же нам мешает называть инвалидов физически дефективными? В какой момент жизни человек с врожденным дефектом превращается в инакомогущего? И почему? Не понимаю.

А ведь кроме калек есть еще те, кто просто не вписывается в принятые обществом стандарты физической привлекательности. Самых не вписывающихся обычно зовут уродливыми. По крайней мере звали. Пока над этим не поработал политкорректный новояз.

Показывая, до чего может дойти лицемерие, некоторые психологи теперь именуют уродливых людей «персонами с серьезными недостатками внешности». Нормально? Серьезные недостатки внешности. Эти люди, действуя вроде бы из лучших побуждений, настолько потеряли связь с реальностью, что я не удивлюсь, если однажды услышу, как жертву насильника назовут недобровольной спермополучательницей.

Но вернемся к уродам. Когда речь заходит о внешности, у либеральной языковой полиции тут же наготове до смешного корявый термин: лукизм[17]17
  От англ. look – внешний облик, вид, наружность – Прим. ред.


[Закрыть]. Говорят, когда оцениваешь кого-то или, вернее, судишь о ком-то (не собираюсь никого оценивать, ведь это субъективизм!) по внешности, ты виновен в лукизме. Ты лукист.

Отважные герои, противостоящие лукизму (многие из них далеко не модельной внешности), просветили нас: беда в том, что критерии, по которым кто-то будет считаться прекрасным, а кто-то уродливым, мы устанавливаем произвольно. То есть, получается, неправильно, что стандарты красоты устанавливаем мы, люди. Однако, если нам приходится смотреть друг на друга, почему же стандарты должен задавать кто-то другой? Не понимаю. Я бы сказал, что все это глупости, но поскольку глупость – моя следующая тема, это прозвучало бы как дешевый прием.

Итак, глупость. Здесь важно признать одну вещь: от глупости не скроешься. Она повсюду. Не нужно создавать исследовательский институт, чтобы установить, что в мире есть дураки. Их присутствие (и его следствия) говорит само за себя.

Но откуда берутся дураки? Из американских школ, откуда же еще. Однако пока они ходят в школу, ни одного из них дураком не признают. Это только потом, когда детки вырастут. Детей же дураками называть нельзя. И может быть, тут один из истоков проблемы. Как ни жаль, над детьми, глупыми и нет, мы держим своего рода зонт, который защищает их от окружающего мира, пока в возрасте восемнадцати лет родители не выпустят их уже вполне взрослыми на волю – на горе нам, несчастным.

Глупые дети есть. Я постараюсь сейчас как можно осторожнее пройтись по теме, не наступая на мины необучаемых и отстающих в развитии – иначе говоря, «требующих особой заботы» (примеры все того же смехотворного и утомительного языка). Я имею в виду просто глупых детишек, но не тех, у кого не хватает винтиков.

Вот один из терминов, которым сейчас обозначают обычных глупых детей: немного особенный. Как вам? Немного особенные! А куда же подевалось старое проверенное определение: «туго соображает»? Оно было таким уж плохим? Правда? «Мальчик туго соображает. Другие сразу схватывают. Этот – нет. Он тупой». По-моему, вполне гуманно. Но куда там. Он немного особенный.

Понравится ли вам услышать такое про вашего ребенка? «Он немного особенный». «О, слава богу! Мы-то думали, он немного того, ну, знаете, туго соображает. А он просто не такой, как все! Ух ты! Пойду расскажу друзьям».

Идеология политкорректности калечит речь, уродует язык и в целом глупа.

Я еще не закончил. Уверен, вам, политкорректные читатели, не нужно напоминать, что «опера не закончена, пока женщина нестандартного размера не покажет свое вокальное мастерство»[18]18
  Автор отсылает к известной любому американцу поговорке: «Опера не кончена, пока не спела толстуха». – Прим. пер.


[Закрыть]. Мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы запихать сюда это. И я стыжусь.

Но прежде чем закончить главу, я хочу показать вам, как политкорректный язык лишает смысла по крайней мере одно удивительно красивое выражение: «В царстве слепых одноглазый будет королем». На политкорректной фене это звучит так: «В царстве оптически ограниченных частично видящий будет обладать всей полнотой власти». Грустно, не так ли?