Текст книги "Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Уорренби? (сборник)"

– Не исключено, но, по-моему, все дело в выпитом. Не хватало только тратить зря время на расчувствовавшегося пьяного, не имея улик!

– Разве он напился? – возразил инспектор с гэльским упрямством. – У меня иное впечатление: Баттеруик пережил драму.

– Не одну, а добрых полдюжины. Следующая – миссис Хаддингтон.

Через пять минут в комнату спокойно вошла хозяйка дома. Выглядела она такой же уверенной и накрашена была не хуже, чем когда принимала в гостиной гостей несколько часов назад. Не хватало только перчаток и бриллиантов. Она поприветствовала Хемингуэя величественным наклоном головы и расположилась в кресле у камина.

– О чем вы хотите меня расспросить, старший инспектор?

– Первый вопрос, мадам: где вы находились сегодня вечером, когда зазвонил телефон? Далее я бы выслушал, что вам запомнилось из дальнейших событий, вплоть до того момента, когда сэр Родерик Уикерстоун нашел мистера Сэтона-Кэрью мертвым в этой комнате?

Ответ прозвучал без малейшего колебания:

– Когда зазвонил телефон, я находилась в передней гостиной и вышла на лестничную площадку, чтобы сказать принявшему звонок, что сейчас не могу разговаривать по телефону.

– Вы решили, что звонят вам?

– Да. Все моя забывчивость: я ведь знала, что Сэтон-Кэрью ждет звонка, он упомянул об этом за ужином. Мне это не понравилось. Телефонные переговоры в разгар бриджа затягивают игру и чрезвычайно всех раздражают. На звонок ответила мисс Бертли, и я велела ей позвать Сэтона-Кэрью из библиотеки, где он играл, туда, где он мог бы спокойно говорить, не мешая другим. Не могу сказать точно, когда Сэтон-Кэрью поднялся сюда, потому что сама к этому времени уже ушла к себе в спальню. Не могу также сказать, как долго я не возвращалась в гостиную. Вряд ли я отсутствовала дольше нескольких минут. Когда спустилась, на площадке и на лестнице никого не было, дверь в эту комнату была закрыта. Я предположила, что Сэтон-Кэрью все еще разговаривает, и вернулась в гостиную. Мое внимание привлек небольшой спор за одним из столов. Помню, я была очень недовольна своим секретарем, мисс Бертли, не сумевшей в мое отсутствие проследить, чтобы все шло гладко, как я просила. Ее даже не было в комнате, она вошла туда только через несколько минут после меня. Потом из библиотеки вернулся доктор Уэструтер, объяснивший, что все ждут возвращения Сэтона-Кэрью, и я попросила сэра Родерика спуститься сюда и… положить конец этой бесконечной телефонной болтовне.

– Вы высказали удивление, что мистер Сэтон-Кэрью никак не наговорится, не так ли, мадам?

– Я подумала, что за это время он успел бы сделать целых два звонка.

– Не могли бы вы прикинуть, сколько времени прошло между вашим уходом в свою комнату и приходом сюда сэра Родерика?

– Лучше я не стану гадать. Видите ли, я не особенно следила за временем. Возможно, минуть десять – вряд ли меньше.

– Кто-нибудь, кроме вас и мисс Бертли, знал о звонке?

– Всем, кто здесь ужинал, было известно, что он ждал звонка. Думаю, в библиотеке все знали, что его позвали к телефону. Баттеруик тоже знал: он стоял прямо у меня за спиной, когда я велела мисс Бертли сходить за Сэтоном-Кэрью.

– Вы уверены, миссис Хаддингтон?

Она уставилась на него:

– Разумеется.

– Он точно слышал ваш разговор с мисс Бертли?

– Он же не глухой!

– Я говорю немного о другом. Вы не думаете, что он мог выйти на лестничную площадку уже после вашего разговора с мисс Бертли?

– Ни в коем случае! Говоря с мисс Бертли, я вдруг заметила, что у меня за спиной стоит молодой Баттеруик.

– Благодарю вас за четкий ответ. Продолжим. Насколько я понимаю, проволока на шее у Сэтона-Кэрью была взята из мотка, приобретенного вчера днем мисс Бертли и лежавшего на полочке в туалете?

– Так мне сообщили. Сама я проволоку не видела.

– Вы не заходили в туалет?

– Не успела. Мне известно о словах мисс Бертли, что она оставила лишнюю проволоку на полке. Если это правда, то напрасно она так сделала, полка в уборной – не место для хлама. К тому же, – добавила миссис Хаддингтон, – меня удивляет, что никто из моих гостей не заметил в туалете проволоку.

– У вас есть причины считать, мадам, что мисс Бертли не оставляла там проволоку?

Она пожала плечами:

– Лично я не стала бы так уж доверять словам мисс Бертли.

– Давно она у вас служит?

– Примерно пять месяцев.

– Она вас не слишком устраивает? Скажите, ее рекомендации были в порядке?

– Боюсь, в этом я вам не помогу. Я взяла мисс Бертли на работу по рекомендации Сэтона-Кэрью.

– Вот как, мадам? Мисс Бертли и мистер Сэтон-Кэрью были друзьями?

– Сэтон-Кэрью проявлял дружеский интерес к ее судьбе. Хотя это была скорее благотворительность, чем дружба. Мисс Бертли терпеть его не могла. Хотя вам лучше спросить ее саму. Я, пожалуй, ограничусь тем, что за время работы мисс Бертли у меня причин жаловаться на ее поведение не возникло. Полагаю, это все?

– Не совсем, мадам. Как долго продолжалось ваше знакомство с Сэтоном-Кэрью?

– Очень много лет. Сэтон-Кэрью был близким другом моего мужа, почти членом семьи. После смерти мужа двенадцать лет назад он стал давать мне деловые советы. Смерть Сэтона-Кэрью для меня страшное потрясение, я еще не до конца осознаю, что его больше нет. Мне больно об этом говорить.

– Понимаю, – сочувственно промолвил Хемингуэй. – Он у вас ужинал?

– Да.

– У вас не случилось с ним размолвки, мадам?

Мисс Хаддингтон поджала накрашенные губы.

– По-моему, вы наслушались болтовни слуг, старший инспектор. Действительно, у меня имелись веские основания для недовольства мистером Сэтоном-Кэрью. Верно и то, что после ужина, до прихода игроков на бридж, я резко отчитала его.

– Боюсь, мне придется осведомиться о причине этой ссоры, мадам.

– Ссоры не было. Сэтон-Кэрью никогда ни с кем не ссорился. Он ничего не принимал всерьез. Иногда он бывал легкомысленным, и это раздражало. Сэтон-Кэрью далеко не в первый раз вывел меня из себя.

– Что же послужило причиной вашего раздражения вчера?

– Как вы, наверное, уже знаете, я сказала, что не разрешу ему волочиться за моей дочерью! Моя дочь – девушка исключительной красоты, но она неопытна, и от его ухаживаний у нее в голове стали возникать причудливые мысли. Сэтон-Кэрью был очень привлекательным мужчиной, красавцем, и вы, полагаю, не хуже меня знаете, как лестно для девушки, когда мужчина его возраста начинает ухаживать за ней. Конечно, он не имел никаких серьезных намерений, но от девушки девятнадцати лет глупо ждать, что она это поймет. Я сказала ему, что надо прекратить глупый флирт, иначе мне придется отказать ему от дома. Он попытался превратить все в шутку, и я разозлилась. Это все. Я могу быть вам полезна чем-либо еще?

– Позвольте только один вопрос, мадам. Мистер Баттеруик – частый гость в вашем доме?

– Сидни Баттеруик? Ну уж нет! Впервые я увидела его на приеме у миссис Четвинд. Он явился на бал, который я устроила для дочери в «Кларидже», а потом, на свою беду, пригласила Баттеруика месяц назад на музыкальный вечер в этом доме. Тогда он устроил нелепую и возмутительную сцену, вообразив, будто Сэтон-Кэрью уделяет кому-то больше внимания, чем ему, и я решила никогда больше его не приглашать. Я бы не изменила своего решения, но вчера один из гостей не пришел, и мне пришлось искать замену в последний момент.

– Не припомните, миссис Хаддингтон, в тот музыкальный вечер телефон не звонил?

Она приподняла брови.

– Господи, нет! Если бы звонок был, на него ответил бы мой дворецкий и сказал, что я занята. Сама я в любом случае не услышала бы звонка, потому что он тихий. Он звонит в холле и в комнате дворецкого, а принять звонок можно с любого аппарата по всему дому.

– Благодарю вас, мадам. Не стану больше вас задерживать, – произнес Хемингуэй.

Инспектор Грант затворил дверь за свисающими до пола бархатными занавесками и с тревогой в глазах повернулся к шефу:

– На мой взгляд, это плохая, очень плохая женщина! У нее в груди не сердце – камень!

– Наверное, – кивнул Хемингуэй.

– Чего она только не наговорила про девушку!

– Вы про мисс Бьюлу Бертли? Удивительно, как она вообще приняла эту девушку к себе на службу? Филантропов я представляю совсем другими, она на них ни капельки не похожа!

– Как же это получилось?

– Разберемся. Кроме Ужасного Тимоти, мисс Бьюла Бертли – единственная во всей компании, с кем я уже сталкивался. Это было полтора года назад, в лондонском суде. Ее посадили на девять месяцев за ограбление работодателя. Кажется, речь шла о подлоге, но дело вел не я, поэтому могу ошибаться. Приведите ее, и мы поговорим с ней.

Глава 9

Вернувшись в гостиную, миссис Хаддингтон застала молодого Харта по-прежнему сидящим у камина. Он развлекал мисс Бертли легкой беседой. Машинально улыбнувшись ему, миссис Хаддингтон обратилась к своему секретарю:

– Полагаю, теперь старший инспектор станет допрашивать вас, мисс Бертли. Вам лучше досидеть остаток ночи здесь, если не решите ехать домой на такси. За мой счет, конечно, но кто знает, который сейчас час и остались ли на улице такси.

– Не беспокойтесь, – произнес Тимоти, вставая. – Перед домом стоит моя машина, я отвезу мисс Бертли, когда закончится допрос.

– Не утруждайтесь! – сказала Бьюла.

– Что вы, дорогая мисс Бертли, для меня это удовольствие!

– Очень великодушно с вашей стороны, – заметила миссис Хаддингтон, слегка приподняв выщипанные брови. – Прошу меня извинить, я иду спать.

– Да, не засиживайтесь из-за меня! – взмолился Тимоти. – Вы, наверное, падаете с ног от усталости.

– Да, я устала, – призналась она. Увидев, что дверь открылась, миссис Хаддингтон добавила: – Полагаю, вы ждете моего секретаря.

– Именно так, мадам, – подтвердил инспектор Грант.

Бьюла порывисто встала:

– Я готова. Я… Вам лучше не ждать, Тимоти.

– Вы уже это говорили, – напомнил он. – Уверен, в беседе вам не помешало бы присутствие юридического консультанта.

– Нет-нет, не надо! Пожалуйста!

– Думаю, старший инспектор предпочел бы пообщаться с одной мисс Бертли, – вставил инспектор Грант.

– К предпочтениям старшего инспектора я равнодушен, – промолвил Тимоти.

– Я хочу пойти туда одна, Тимоти!

– Ладно. Ступайте с богом, дитя мое!

Войдя в будуар, Бьюла не удержалась и бросила взгляд на кресло рядом с телефонным столиком. Оно, конечно, уже пустовало, и от этого ей стало легче дышать. Хемингуэй, еще перед началом опросов пододвинувший себе один из столиков, которых в комнате было множество, встал и предложил Бьюле сесть напротив. Затем он официальным тоном попросил ее назвать свое полное имя.

Она в своей торопливой манере ответила:

– Бьюла Бертли. Вечером я уже называла себя полиции.

– Знаю, – кивнул Хемингуэй. – Но я попросил ваше полное имя. – Их взгляды встретились: Бьюла смотрела с вызовом, он – требовательно. – Имя Бьюла я помню, но у вас есть, кажется, и другое имя, иностранное. И фамилия ваша была не Бертли.

– О чем вы говорите?

– У меня цепкая память на лица, ваше я бы ни за что не забыл.

– Это ошибка. Вы считаете, что знаете меня, а я вас никогда в жизни не видела.

– Нет, потому что я не имел отношения к вашему делу. Просто оказался в тот день в суде. Предлагаю поговорить серьезно. Не надо врать, ложь меня утомляет. Имя?

Сначала у нее был такой вид, будто она не намерена отвечать, но потом Бьюла угрюмо произнесла:

– Франческа Бьюла Бертли Мериден.

– Так и знал, что имя иностранное, – пробормотал Хемингуэй, записывая услышанное. – Вам тогда дали девять месяцев? Растрата?

– И подлог.

– Сколько вам лет?

– Двадцать четыре.

– Родители?

– Умерли.

– Другие родственники?

– Есть дядя – хотя он предпочел бы, чтобы я о нем не вспоминала. Он не давал о себе знать с момента моего заключения. Наверное, уже забыл о моем существовании. Ему отлично удается забывать о неприятностях. – Бьюла мрачно взглянула на него. – Какое это имеет отношение к происшедшему здесь? Наверное, вы думаете, что раз меня признали виновной в краже и подлоге, то на меня можно повесить и это убийство?

– Без улик нельзя. Хотя опытный полицейский сумел бы состряпать изобличающие вас улики, верно? Избавьте меня от этого лепета! Вы не представляете, сколько раз я все это слышал. Вы давно знали Сэтона-Кэрью?

– С тех пор как вышла из тюрьмы.

– Где вы познакомились?

Бьюла замялась.

– Выкладывайте! – сказал Хемингуэй. – Что ему от вас понадобилось? Он любил протягивать руку помощи оступившимся дурочкам? Или это было светское знакомство?

– Нет. Мне посоветовали обратиться к нему. Сказали, что Сэтон-Кэрью найдет мне работу.

– Кто сказал?

– Одна женщина.

– Случайно, не из службы занятости?

– Нет, сокамерница.

– Любопытно! – воскликнул Хемингуэй. – Только не трудитесь убеждать меня, будто не ходили в службу занятости и в полицейский участок, потому что это я и так знаю и хочу обсудить совсем другое. С чего та женщина взяла, что Сэтон-Кэрью найдет вам работу?

Она усмехнулась:

– Не знаю. То есть тогда не знала… Еще полгода назад за мной следили. Наверное, она думала, что Сэтон-Кэрью найдет мне применение. Так и получилось: он направил меня к миссис Хаддингтон. Это устроило всех: Сэтон-Кэрью получил ее признательность, она – секретаря, которая безропотно сносит все ее издевки, я – твердую заработную плату.

– Похоже на благотворительность, вам не кажется? Чем занимался Сэтон-Кэрью?

– Понятия не имею.

– Бросьте! – прикрикнул Хемингуэй. – Вы пару раз намекали, будто он был дурным человеком, то есть вы кое-что о нем знали. Перестаньте изображать Красную Шапочку, я не Серый Волк! Серый Волк пугал бы вас наказанием за то, что не явились в полицию после условно-досрочного освобождения, а я, обратите внимание, об этом помалкиваю. Вы попали в переплет, и лучший выход – выложить все начистоту.

– Я думала, до угроз еще далеко! – усмехнулась Бьюла.

Хемингуэй вздохнул:

– Пока вы здесь единственная с судимостью. У вас нет алиби. Вы купили проволоку, которой Сэтон-Кэрью был потом задушен. Если из этих слагаемых у вас получается не та сумма, что у меня, то вы гораздо умнее, чем я предполагал! Хотя это мало о чем говорит, – добавил он язвительно.

Бьюла прищурилась и заговорила сквозь стиснутые зубы:

– Слушайте! Было время, когда Красная Шапочка считала полицейских своими ангелами-хранителями и думала, что надо всегда говорить им правду. Потом она поняла, что ошибалась, и решила больше не попадать в ловушку. Я не намерена ничего вам выбалтывать, старший инспектор! Одно вам скажу: Сэтона-Кэрью убила не я, хотя жалею, что сделать это не пришло в голову мне самой. Сумеете повесить это на меня – удачи! Мне безразлично! Я знаю, в какой ад превращается жизнь отпущенного на свободу заключенного. Лучше умереть! Нисколько не сомневаюсь, что вы не станете скрывать мою биографию, а раз так, то лучше уж идите до конца. Арестуйте меня за убийство!

– Сами знаете, как я ограничен в действиях, – возразил Хемингуэй. – Нам, полицейским, приходится соблюдать осторожность. Раструбить о вашей судимости значило бы нарушить правила.

Бьюла бросила на него быстрый взгляд:

– Мне безразлично. Про Дэна Сэтона-Кэрью я ничего не знаю.

– Ладно. Перейдем к тому, что вы знаете. Что вы сделали с телефонной трубкой, приняв звонок?

– Положила на стол, конечно!

– Покажите мне, как все происходило. Только без фантазий!

Она хмуро посмотрела на него, словно подозревая ловушку, затем встала, подошла к столику, левой рукой сняла трубку с рычагов и положила рядом с телефоном.

– Здесь, а не ближе к краю?

– Не уверена, но, кажется, я оставила ее вот так.

– Спасибо, можете положить обратно. Кто находился на лестничной площадке перед гостиной, когда вы приняли звонок для Сэтона-Кэрью?

– Моя хозяйка.

– Больше никого?

Бьюла наморщила лоб:

– Сначала – никого. Потом вышел мистер Баттеруик.

– Он успел услышать ваш разговор с миссис Хаддингтон?

– Не обратила внимания.

– Вы увидели его опять, когда Сэтон-Кэрью уже был в этой комнате?

– Я заметила мистера Баттеруика в столовой, но не говорила с ним.

– Как бы вы оценили его состояние? Нормальное, огорченное?

– Никак не оценила бы.

– Как вы нам помогаете! – вздохнув, произнес Хемингуэй.

– У меня нет желания помогать полиции.

– Лучше уйдите, пока я не потерял терпение! – посоветовал он.

– Это все? – недоверчиво пробормотала она. – Разве вы не спросите, как я поступила с оставшимся мотком проволоки?

– Вы положили его на полку в уборной, где его никто не заметил, даже миссис Хаддингтон.

– А ведь она лежала на виду, так что любой признался бы, что видел ее! Если миссис Хаддингтон не заметила мотка, значит, это единственное во всем доме, ускользнувшее от ее внимания. Когда кто-то из нерадивых слуг повесил в туалете не то полотенце, она была тут как тут!

– Рачительная хозяйка?

– Еще бы! Из тех, кто водит по мебели пальцем, проверяя, не осталось ли пыли, – усмехнулась Бьюла. – Что-нибудь еще?

– Нет. Отправляйтесь домой, мисс Бертли, и все хорошенько обдумайте. Тогда при следующей встрече мы лучше поладим.

Инспектор Грант тихо встал и открыл дверь. Бьюла неуверенно посмотрела на него, на Хемингуэя, а потом быстро вышла. Инспектор аккуратно затворил дверь. Шеф, глядя на него, сказал:

– Ну, выкладывайте! Вижу, как вас распирает.

– Упорная свидетельница! – воскликнул инспектор.

– Если это все…

Грант робко улыбнулся:

– Я не увидел ничего такого, чего не увидели бы вы сами. Вы не поблагодарите меня за напоминание о показании миссис Хаддингтон, что она не заходила в туалет, как и за мнение, что эта девочка не могла бы убить человека?

– Могла бы, не сомневайтесь. Но где мотив? Изучите ее дело, Сэнди.

– Обязательно. Как интересно! Ни у кого нет мотива.

– У кого-то он был. Беда в том, что мы ни о ком из них ничего не знаем, не считая девушки. Все, что у нас есть, – компания изысканных людей, вращающихся в лучших кругах. С такими надо обращаться аккуратно. Полиции известен только один из них. – Он задумчиво почесал подбородок. – Так и вижу, как какой-нибудь Годфри Паултон подает заместителю комиссара полиции жалобу на невежливое обращение. А какие у всех манеры! Друг о друге ни словечка. Мог ли я подумать, что обрадуюсь, опять столкнувшись при расследовании с Ужасным Тимоти? Это еще раз доказывает то, что я говорил.

– Вы про мистера Харта?

– Да.

– Вряд ли он способен кого-либо задушить.

– Убежден, что неспособен – вернее, был бы уверен до войны, но теперь-то этому бывшему десантнику сам черт не брат. Их учили таким штукам, что волосы дыбом! Но все равно Ужасный Тимоти, по моему скромному суждению, вовсе не первый подозреваемый и даже не последний. Поэтому, Сэнди, я намерен позвонить ему в контору и вытянуть из него информацию обо всех этих людях. В четырнадцать лет он сгорал от желания помочь мне. Наконец-то подвернулся случай принести пользу! – Встав, Хемингуэй добавил: – А то, что сказали бы его мать с отцом, узнав, на какую штучку он положил глаз, никого не касается! – Он захлопнул и убрал в карман блокнот. – Но сначала выясним, что там с отпечатками пальцев. Это мало что даст, но надо действовать по инструкции. Затем побываем в квартире Сэтона-Кэрью и посмотрим, какой улов ждет нас там. С вытаскиванием из постели горничной и ее допросом на предмет ошибки с полотенцем можно повременить.

– Как быть с миссис Хаддингтон, старший инспектор?

– Хоть я и не специалист по змеям, но эта занятный экземпляр! Она мне не понравилась, ее рассказ тоже. Как и то, что еще может открыться. Идем!

Из всего, что показали старшему инспектору специалисты по отпечаткам пальцев, его заинтересовало лишь одно. Как он и предполагал, снять отпечатки с проволоки на шее у Сэтона-Кэрью не удалось. Среди отпечатков на различных предметах в комнате не нашлось таких, каких там не должно было быть. На телефонной трубке – несколько смазанных следов, очень четкие от пальцев мисс Бертли – и ни одного от пальцев убитого.

– Вот это очень важно! – заявил Хемингуэй. – Только не спрашивайте почему: пока сам не знаю. Но чутье подсказывает. Именно оно и сделало меня старшим инспектором, кто бы что ни говорил.

– Это означает, – произнес инспектор Грант, – что Сэтон-Кэрью не прикасался к трубке.

– Много времени у вас ушло на данное умозаключение? – усмехнулся Хемингуэй.

Инспектор как ни в чем не бывало продолжил:

– Из этого следует, что трубку сбросили со стола в борьбе или ее кто-то поднял и бросил. Для чего?

– Борьбу можно исключить: ее не было. Если бы трубка свисала до пола из-за этого, то перевернули бы сам столик, чего не произошло. Нет, похоже, кто-то специально убрал ее со стола и оставил висеть. – Хемингуэй отложил фотографию, которую перед этим разглядывал. – Зачем? Сэтон-Кэрью был крупным мужчиной. Покушавшийся должен был постараться застать его в удобном положении. Предположим, в разгар партии в бридж вас зовут к телефону. Как бы вы поступили?

– Я не играю в бридж.

– Ну, в хоккей, или как там еще называется ваша противоестественная игра? Вы бы схватили трубку стоя! И смотрели бы совсем не туда, куда нужно было вас повернуть преступнику. А теперь представьте, что трубка свисает вниз, как оно и было. Как вам удобнее ее взять? Сев в кресло, разумеется! И подставив шею невысокому убийце. Только не говорите, что все подозреваемые, не считая Ужасного Тимоти, были ниже Сэтона-Кэрью! Сам знаю! Я говорил, что ничего хорошего из этого не получится. Который сейчас час? Семь? После ночи кутежа самое время позавтракать. Потом мы наведаемся на Джермин-стрит и потревожим слугу мистера Сэтона-Кэрью.

Перед отъездом инспектору пришлось сообщить недовольному шефу, что звонок из Донкастера был произведен из телефонной будки.

– Это совершенно не то, что мне хотелось бы услышать в утренний час, – пробурчал Хемингуэй, наливая себе еще одну чашку очень крепкого чая. – Не сказать, что я удивлен. Единственное, что удивило бы меня в данном деле, – появление настоящей ниточки к его разгадке!

– Пока рано, – успокоил инспектор.

– Густой туман я узнаю в любое время, – огрызнулся Хемингуэй. – А я еще сказал Бобу, что рад, что на сей раз буду иметь дело не с поляком, балующимся ножом! Надоели, мол, легко раскрываемые дела…

– Верно, – кивнул Грант. – Хорошо помню ваши тогдашние слова: мотивов столько, что за деревьями не видно леса, да еще сразу трое подозреваемых со списком судимостей, как отсюда до Шотландии.

– Вот что я вам скажу: как только ко мне приставляют помощника, он сразу начинает вспоминать мои речи, которые ему лучше бы забыть. Однажды, еще до войны, у меня был молодой помощник с такой же привычкой. Знаете, что с ним стало? Ему пришлось уволиться из полиции!

– Если вы про Уэйка, то я знаю, что он уволился, потому что женился на вдовушке с процветающим бизнесом. Теперь у них не то трое, не то четверо ребятишек.

– Пусть это послужит вам уроком! Хватит меня раздражать. Едем на Джермин-стрит!

К этому времени уже началась продажа утренних газет. Пока полицейская машина стояла в уличном заторе, на глаза старшему инспектору попался заголовок в газете, выставленной в киоске. Одна из самых популярных газет завлекала набранным крупным шрифтом заголовком: «УБИЙСТВО ЗА БРИДЖЕМ!» Инспектор Грант поспешно вылез из салона, купил газету и успел запрыгнуть обратно, прежде чем машина тронулась с места.

– Это ушло в набор не позднее двух часов ночи, а то и раньше. Ну и времена! – проворчал Хемингуэй.

Ознакомившись со скудными сведениями, Грант изрек:

– Подозреваю, это дворецкий.

– Вечно дворецкие подрабатывают на стороне. Интересно, сколько ему заплатили?

– Не знаю, – ответил Грант. – Но сдается мне, он бы на это не пошел, если бы остался на службе у прежнего хозяина. Англичане у меня, конечно, под большим сомнением, но лорд Минстерли был прирожденным джентльменом и пользовался у слуг большим уважением. Не то что миссис Хаддингтон у своих. В комнате дворецкого стоит телефон. Можете быть спокойны, он сообщил о случившемся еще до нашего приезда.

– Не знаю, с чего вы взяли, что это меня успокоит, ну да ладно. Одно ясно: не успеем мы и глазом моргнуть, как нас начнут изводить криминальные репортеры.

Квартира Сэтона-Кэрью располагалась на четвертом этаже многоквартирного дома. Полицейские поднялись туда на лифте. Дверь им открыл гибкий слуга, не напуганный их появлением, но все-таки нервничавший. По его словам, ему уже сообщили о смерти хозяина. Он поспешно пригласил посетителей в гостиную.

Квартира была невелика: две спальни, столовая, гостиная и так называемые нежилые помещения. Обстановка была дорогой, но невыразительной, в глаза бросались разве что зеркальные панели в спальне и маленький уютный холл. Неплохи были также многочисленные глубокие кресла, накрытые воловьими шкурами и заваленные бархатными подушечками, зеркальный обеденный стол, застекленный шкаф, набитый книгами в дорогих переплетах телячьей кожи, купленными, судя по нетронутому виду, «для мебели». Запоминались огромная радиола и несколько картин в экзотическом вкусе. Скорее об отсутствии вкуса свидетельствовали стандартная бронзовая лампа в виде обнаженной женщины, алебастровая пепельница, водруженная на серебряный аэроплан, бар с подсветкой и с внушительной батареей бутылок и набором бокалов всех калибров, все до одного с гравировкой на эротические сюжеты.

– В таких декорациях в голове возникают странные мысли, – пробормотал Хемингуэй.

Беглый осмотр квартиры не дал подсказок о профессии Сэтона-Кэрью: все здесь было безлико. Персональная бухгалтерия из верхнего ящика письменного стола ничего не сообщила об источниках очевидного богатства хозяина. Его вложения были немногочисленными и банальными, расходы он почти не учитывал, пренебрежительно обзывая «мелочью».

– Тут ничем не разживешься, – заключил Хемингуэй с циничной усмешкой. – Наверное, он обманывал налоговое ведомство – тоже мне, новость! Это место ничего нам не расскажет, Сэнди.

Инспектор, оскорбленно разглядывавший картины на стенах спальни Сэтона-Кэрью и явно впечатленный его ванной, сурово возразил, что он, наоборот, немало здесь почерпнул.

– Предрассудки! – отмахнулся Хемингуэй. – Ваша беда в узости взгляда. Замечали, что у всех гомосексуалистов одинаковые слуги? Их можно раскусить с первого взгляда. Очень рассчитываю на успех сердечной беседы!

Но вскоре выяснилось, что хозяин не откровенничал с Фрэнсисом Кейстером. Тот, взволнованно приглаживая свои густые кудрявые волосы, рассказал, что служит у Сэтона-Кэрью полтора года и не может пожаловаться на условия, поскольку хозяин, будучи джентльменом, часто обедал и ужинал вне дома. Занимался ли его хозяин бизнесом, слуга не знал. Он скорее назвал бы его праздным джентльменом. О гостях Сэтона-Кэрью он не мог сказать ничего определенного, разве что их бывало немного. Правда, припомнил Баттеруика и с воспитанным покашливанием заметил, что тот все принимал близко к сердцу и порой закатывал истерики, особенно если заставал у Сэтона-Кэрью другого молодого джентльмена и даже леди.

– Мистер Сэтон-Кэрью часто принимал дам? – осведомился Хемингуэй.

– Дамами их называть не приходится, – стыдливо ответил Кейстер. – Зато, – добавил он, явно гордясь хозяином, – его принимали во многих хороших домах.

– У него имелись родственники?

Никаких родственников Кейстер никогда не видел, имени адвоката Сэтона-Кэрью назвать старшему инспектору не смог. Обыск стола в гостиной почти не дал результата: у Сэтона-Кэрью была, похоже, привычка уничтожать свою корреспонденцию, адресной книги у него тоже не оказалось. Зато из чековой книжки Хемингуэй переписал название и адрес банка.

Отправив инспектора Гранта к управляющему филиала, которым пользовался Сэтон-Кэрью, Хемингуэй позвонил в контору доктора Джонсона, Тимоти Харту. Тот не был занят в это утро в суде и сказал, что с радостью примет старого знакомого, однако оговорился, что делит небольшой кабинет с другим многообещающим адвокатом и предпочел бы встречу у себя дома, в «Пейпер билдинг». Туда старший инспектор и направился.

В жилище Тимоти его впустил мужчина средних лет, типичный ветеран войны. Он пригласил гостя в удобную комнату с окнами в сад, с запахом табака и кожи, всю в книжных полках. Полки были уставлены устрашающими томами судебных решений и прочей юридической литературой, частью приобретенной из вторых-третьих рук и довольно ветхой. Почти весь пол был покрыт старым персидским ковром, у окна высился широкий двухтумбовый стол. За этим столом сидел в черном пиджаке и полосатых брюках, как того требовала его профессия, сам молодой Харт, куривший трубку и рассматривавший бумаги в дешевой папке. При появлении Хемингуэя он отложил бумаги и встал:

– Входите, старший инспектор! Добро пожаловать в мое скромное жилище! Сбросьте с кресла все лишнее и садитесь! Не обращайте внимания на беспорядок: так мне больше нравится.

– Должен сказать, сэр, что мне это тоже нравится больше, чем последние апартаменты джентльмена, в которых я побывал, – произнес Хемингуэй, пожимая ему руку.

– Чьи это апартаменты, позвольте узнать?

– Сэтона-Кэрью.

– Надо же! – удивился Тимоти. – Я предполагал, что он устроился со вкусом.

– Так и есть. – Прежде чем сесть, Хемингуэй убрал с сиденья глубокого кресла «Таймс», роман в бумажной обложке, коробок спичек, две пачки бумаг, перехваченные красной резинкой, и черного кота. – Инспектору Гранту там не понравилось. Что поделать, он шотландец! Лично я гляжу на вещи либеральнее. Нет, благодарю вас, сэр, я, если не возражаете, закурю свою трубку. Захотелось, знаете ли, поболтать с вами о былых временах.

– Ваше право. Выкладывайте, с чем пожаловали? Кто я – главный подозреваемый или справочное бюро?

– Вы всегда были хитрее целой стаи обезьян, сэр, не так ли? Как бы это рано или поздно не навлекло на вас неприятности. Мне действительно нужна кое-какая информация. А еще любопытно, чему вы посвятили время после нашей с вами последней встречи.

– Школе, войне, Кембриджу, адвокатской практике, – лаконично ответил Тимоти.

– Рад, что вы закончили войну живым и невредимым. Где воевали?

– Проще перечислить, где я не воевал.

– Звучит впечатляюще! Не рассказывайте, что не служили в отряде коммандос – все равно не поверю!

– С этим покончено! – со смехом заверил Тимоти.

– Но все равно, если бы из спины Сэтона-Кэрью торчал устрашающего вида нож, я бы не задумываясь арестовал вас.

– Значит, я вас перехитрил? Пиво, виски?

– Стакан пива, спасибо, сэр. А теперь шутки в сторону. При желании вы могли бы оказать мне помощь в расследовании. Честно признаюсь, я в растерянности. Крайне непривычная обстановка. Мне бы взглянуть вашими глазами, так сказать, на действующих лиц. Ваше здоровье, сэр!

Тимоти поднял бокал, после чего устроился в кресле по другую сторону от камина.

– Не обещаю, что отвечу. Что именно вы хотите узнать?