Текст книги "Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Уорренби? (сборник)"

– Сомнения есть, и много, – едко возразил Хемингуэй. – Перестаньте величать меня «старшим инспектором» всякий раз, когда открываете рот. Это действует мне на нервы. Я не говорю, что преступник не прятался; но судя по тому, как все выглядит, прятаться ему было совершенно не обязательно.

– Вы хотите сказать, старший… вы хотите сказать, что потерпевший не ожидал нападения?

– Я не жду удара убийцы, когда играю с друзьями в бридж. Все могло произойти так, как вы думаете, но, по-моему, кресло стоит слишком близко к окну, чтобы тот, кто прятался за занавеской, не привлек внимания своей жертвы. Даже если не было шороха, любой сидевший там непременно заметил бы движение занавески хотя бы краем глаза. В этом случае он успел бы оказать хоть какое-то сопротивление. Мы же не наблюдаем ни малейших следов борьбы. Хорошая, чистая работа!

– Жестокое, подлое убийство! – сурово заявил инспектор Грант.

– Вы так говорите, потому что не любите дел об удушении. Все преступники – подлецы. Я видел много гораздо более жестоких убийств, да и вы тоже. – Подождав, пока накрытое тело Сэтона-Кэрью вынесут на носилках из комнаты, он продолжил: – Так на чем мы остановились? Теперь мне хотелось бы узнать, Першор…

– Подозреваемых держат в…

– Мне хотелось бы узнать, Першор, почему человеку с Джермин-стрит звонят в чужой дом? Ему точно звонили? Это установленный факт?

– Разумеется, мне тоже пришел в голову данный вопрос, старший инспектор. Сэтон-Кэрью договорился, что ему позвонят сюда: он сообщил об этом за ужином, при пяти других гостях, сидевших с ним за столом. По показаниям дворецкого, его самого в тот момент в комнате не было, поэтому о предстоящем звонке он не знал. У меня нет оснований не верить ему, но он – неважный свидетель.

– Вы не нашли к нему подхода: для допроса дворецких нужно особое умение. Итак, о предстоявшем звонке знали только пятеро? Вполне достаточно! Кто ответил на звонок? Дворецкий?

– Мисс Бертли утверждает, что она, в этой комнате. Звонили из Донкастера.

– Проверьте звонок, Сэнди.

– В момент звонка Сэтон-Кэрью играл за одним из столов в библиотеке. В гостиной, занимающей весь второй этаж, стояло еще восемь карточных столов. Кроме миссис Хаддингтон и еще одного гостя, никто комнаты не покидал. Мы это тщательно проверили: все были увлечены бриджем, никто не мог выйти из-за своего стола незаметно от остальных троих. Имена и адреса, естественно, записаны, но я не увидел причин задерживать кого-либо, кроме Сидни Баттеруика, о котором уже говорил.

– Правильно. Продолжайте!

Инспектор сверился с записями:

– Мисс Бертли показала следующее. Когда она вышла из комнаты с намерением позвать Сэтона-Кэрью к телефону, из гостиной, на лестничной площадке, появилась миссис Хаддингтон. По словам мисс Бертли, та разозлилась, узнав, что звонят Сэтону-Кэрью, однако велела мисс Бертли сходить за ним. Миссис Хаддингтон показывает то же самое. Затем она сказала мисс Бертли следить за порядком, а сама отлучилась к себе на третий этаж. Тогда мисс Бертли спустилась в библиотеку, где играл потерпевший…

– Я уже надеялся, что вы избавились от этой привычки! – рассердился Хемингуэй. – Называйте людей по фамилиям. Если будете и дальше разглагольствовать про «потерпевшего, игравшего в бридж», то доведете меня до нервных судорог!

– Как вам угодно, старший инспектор. Перед тем как вы меня перебили, я хотел сказать, что потер… мистер Сэтон-Кэрью играл в бридж за одним из столов. С ним за столом сидела мисс Гизборо, его партнерша и сестра-близнец лорда Гизборо, тоже находившегося в библиотеке, мистер Годфри Паултон и иностранка, назвавшаяся баронессой… – Инспектор надул щеки и со страданием выговорил: – Баронесса Рождественски!

– Сколько букв?

Инспектор продемонстрировал машинописную строчку.

– Я попросил ее продиктовать фамилию по буквам и воспроизвожу так, как она произносила.

– Возможно, но прислушайтесь к моему совету: никогда больше не говорите этого слова, иначе люди подумают, будто с вами что-то не то. Ладно, баронесса, и точка! Вернемся к рассказу мисс Бертли.

– Мисс Бертли показала, что вскоре после ухода Сэтона-Кэрью в библиотеку – она только и успела, что вытряхнуть и вернуть на место пару пепельниц, – поднялась в гостиную с подносом, на котором стояли виски и содовая. Услышав звонок, мисс Бертли поставила поднос на стул за дверью. Она несла его полковнику Картмелу. Полковник подтверждает ее слова: говорит, что не помнит, как мисс Бертли сделала это, но нашел рюмку, когда оглянулся. Он в это время играл, поэтому мисс Бертли не обратилась к нему. Остальные гости помнят, как мисс Бертли ставила на столик рюмку, но смутно. Мисс Бертли говорит, что провела в гостиной минуту-другую, увидела, что одна коробка из-под сигарет пуста, и пошла вниз, за сигаретами, хранившимися в буфете в столовой. Там она застала Баттеруика, пившего виски с содовой, поданный дворецким. Ничего ему не сказав, она взяла сигареты и вернулась в гостиную.

– Почему вы на нее взъелись? – поинтересовался Хемингуэй.

– Надеюсь, я ко всем беспристрастен, старший инспектор. Но мисс Бертли вынужден охарактеризовать как неудовлетворительную свидетельницу. Более того, у меня есть основания полагать, что она утаила от меня часть правды. Вела себя враждебно, неохотно отвечала на мои вопросы и всячески убеждала меня, что не могла успеть убить Сэтона-Кэрью, хотя время сделать это у нее было. Ее слова, будто после ухода Сэтона-Кэрью из библиотеки она там задержалась, подтверждает один-единственный человек. Я не придал этому значения, поскольку он подтвердил бы все, что бы она ни сказала! Остальные гости в библиотеке говорят, мол, не помнят, чтобы мисс Бертли входила и выходила несколько раз за вечер. Кроме того, у меня была возможность спросить ее, заметила ли она возбуждение мистера Баттеруика. Мисс Бертли ответила, что не заметила в нем ничего необычного, хотя, по словам дворецкого, это любому бросилось бы в глаза, таким он был нервным и странным: не обращал внимания на то, что ему говорили, и опрокинул одну за другой две двойные порции виски.

– Им мы еще займемся, – пообещал Хемингуэй. – Что показала миссис Хаддингтон?

– После того как мисс Бертли пошла вниз за Сэтоном-Кэрью, сама она отправилась к себе и увидела вышедшего из гостиной Баттеруика. Он объяснил, что идет в столовую за выпивкой, потому что за его столом игра завершена. Хозяйка поднялась в спальню и не знает, спустился ли он вниз, как обещал. В своей комнате она провела несколько минут – подтверждения этому нет, разве что слова двоих гостей, что она отлучалась ненадолго, – после чего вернулась в гостиную, откуда вышла только после обнаружения мертвого тела. Баттеруик рассказывает то же самое: видел, дескать, как миссис Хаддингтон идет наверх, когда спускался в столовую. Ни Сэтона-Кэрью, ни мисс Бертли он якобы не встретил – вот здесь, старший инспектор, он, полагаю, говорит неправду. Кроме того, Баттеруик показывает, что не слышал никакого разговора между миссис Хаддингтон и мисс Бертли про телефонный звонок, – и снова лжет. Побыв в столовой, он вернулся в гостиную, когда сэр Родерик Уикерстоун уходил проверить, почему Сэтон-Кэрью задерживается. Сэр Родерик подтверждает это. Дворецкий не знает, когда он покинул столовую, потому что отправился к себе.

– Ясно. У Баттеруика были основания убивать Сэтона-Кэрью?

– Насколько я понимаю, у него их было больше, чем у кого-либо еще, – ответил Першор. – Исходя из того, что мне удалось узнать, он был буквально помешан на Сэтоне-Кэрью и всегда с ума сходил, если тот обращал слишком много внимания на кого-либо еще.

– Так он гомосексуалист? Неужели придется расследовать дело о преступлении на сексуальной почве?

Инспектор опустил голову:

– Так мне представляется, так я понял… При этом, как следует из показаний дворецкого и горничной мисс Хаддингтон, Сэтон-Кэрью ухаживал за Синтией Хаддингтон, что никак не устраивало миссис Хаддингтон, потому что он – ее ровесник, а главное, состоял в близких отношениях с ней самой. Хотя это, – оговорился Першор с суровым видом, – неподтвержденные сплетни.

– Хорошенькое дельце! – воскликнул Хемингуэй. – Что же получается? Миссис Хаддингтон задушила Сэтона-Кэрью за приставания к ее дочери или все-таки Баттеруик – по той же причине?

– Справедливости ради надо указать, – произнес Першор, – что дворецкий и горничная заявляют: после ужина миссис Хаддингтон и Сэтон-Кэрью уединились в библиотеке и, судя по доносившимся оттуда голосам, поспорили. По словам миссис Хаддингтон, застав ее в задней гостиной за беседой с Сэтоном-Кэрью, Баттеруик устроил сцену, разбушевался и мог что-нибудь натворить. Это подтверждает леди Паултон, только слов, которые наговорили друг другу Баттеруик и Сэтон-Кэрью, она не слышала. Мол, он выглядел огорченным, только и всего. Мисс Чидл, его партнерша, вспомнила, что его как будто что-то отвлекало от игры, но про ссору с Сэтоном-Кэрью она не знает.

– Мисс Бертли тоже поссорилась с Сэтоном-Кэрью? – спросил Хемингуэй.

– Как утверждают слуги, она его недолюбливала и не пыталась этого скрывать. Вечером они явились сюда вместе. Когда дворецкий открыл им дверь, видно было, что мисс Бертли сердита на Сэтона-Кэрью. По словам дворецкого, он смеялся и дразнил ее, она сказала ему что-то угрожающее, насчет своей решительности и безжалостности: мол, напрасно он так в чем-то уверен…

– Слыша подобные показания, я обычно жалею, что не пошел в водители грузовика. У кого еще произошла глупая ссора с этим популярным персонажем?

– Собственно, больше ни у кого, – ответил Першор. – Кажется, его не выносил также лорд Гизборо – он сам мне в этом признался. Он тоже влюблен в мисс Хаддингтон, но у его алиби: Гизборо играл в бридж в библиотеке и не покидал комнату, пока не сообщили об убийстве. Как и остальные гости за его столом.

– Жаль! А я-то размечтался! Никогда еще не арестовывал лордов, а у него, похоже, не менее сильные мотивы, чем те, о каких я уже слышал. Как насчет остальных гостей из библиотеки?

– После ухода Сэтона-Кэрью отлучались только двое. Паултон, игравший за одним с ним столом, вышел подышать воздухом – в комнате стало душновато. Он говорит, что прогулялся по холлу до входной двери и немного постоял на крыльце. Затем он вернулся в библиотеку, по пути посетив туалет. Подтвердить это никто не может.

– Как у него с мотивом?

– Отсутствует, насколько я установил, – ответил инспектор.

– Хорошо, надо будет к нему присмотреться.

– К нему? – удивился Першор.

– Лучше совсем без мотива, чем много мотивов! Кто еще покидал библиотеку?

– Мистер Харт. Он играл в паре с миссис Хаддингтон против мистера и миссис Кенелм Гизборо – между прочим, они приходятся лорду Гизборо двоюродными братом и сестрой. Через несколько минут после ухода Паултона Харт вылетел в «болваны» и тоже ушел. Он встретил Паултона, выходившего из туалета.

– Как он действовал?

– По его словам, тоже посетил туалет. У Харта явный мотив отсутствует – наверное, вы и к нему решите приглядеться, старший инспектор? – с сарказмом осведомился Першор.

– Стоит вам произнести это имя, как у меня в голове звенит звонок, – признался, хмурясь, Хемингуэй. – Почему, хотелось бы мне знать? Харт, Харт… Я точно натыкался на него раньше!

– Приятный джентльмен, – заметил Першор. – Я бы дал ему около тридцати лет. Он барристер – вероятно, потому вы о нем и слышали.

Хемингуэй покачал головой:

– Нет. Ладно, подождем. Наверное, я вспомню, когда увижу его.

– Харт в гостиной вместе с мисс Бертли, Баттеруиком, Паултоном и доктором Уэструтером. Уэструтер находился в библиотеке, когда оттуда вышел Сэтон-Кэрью, а потом поднялся в гостиную, чтобы сообщить тамошним игрокам о причине задержки в игре – это происходило до того, как стало известно об убийстве. Доктор Уэструтер утверждает, что до этого вечера не был знаком с Сэтоном-Кэрью.

– Зачем вы его задержали? – спросил Хемингуэй. – Представляю, как он теперь неистовствует!

– Я его не задерживал. Он остался по собственной воле – хотя не исключено, что по просьбе миссис Хаддингтон, которая впала в истерическое состояние. Это было сначала, потом она успокоилась.

– Пора мне взглянуть на этих людей и отпустить тех, кому здесь не место. Иначе они станут жаловаться, что их всю ночь держали взаперти без всякой причины. Как насчет слуг? Тоже бодрствуют?

– Только дворецкий и горничная. Остальные находились на виду: кто в столовой для слуг, кто в кухне.

– Ступайте к ним, Сэнди, опросите и отпустите спать! Последний вопрос к вам, Першор, прежде чем идти к вашим подозреваемым: кто-нибудь объяснил, откуда взялась проволока, использованная для удушения?

– Проволоку, старший инспектор, взяли из мотка, купленного вчера утром мисс Бертли по просьбе миссис Хаддингтон. Часть ее она использовала для цветов, а остальное оставила на полке в уборной.

– На виду у любого посетителя этого места?

– Да, – кивнул инспектор. – Любой, поправляя галстук перед зеркалом, не мог не увидеть проволоку, если она оставила ее там.

– Задача упрощается?

– Вряд ли. Ни один из них проволоки не видел. А если видел, то не признается, – возразил инспектор.

Глава 8

Группу из шести человек собрали в передней гостиной, откуда вынесли карточные столы. Проход в заднюю часть гостиной загородили бархатными занавесками, в камине ярко горел огонь. Обстановка была даже уютная, если не обращать внимания на тесноту: пятеро из шестерых расселись вокруг огня. В углу дивана прямо, как кочерга, восседала миссис Хаддингтон, таращась на пламя и вцепившись худыми окольцованными руками в свой веер. При обнаружении трупа ее старого друга она оказалась на высоте положения: инстинкт светской дамы возобладал над первобытными эмоциями. Но старания держать себя в руках в этой беспрецедентной ситуации, а также бурная истерика дочери лишили мисс Хаддингтон жизненной энергии. Она выглядела измученной, все мышцы были предельно напряжены, будто лишь усилие воли удерживало ее от нервного припадка. Рядом с ней, то и дело поглядывая на наручные часы и неуклюже пряча зевоту, сидел доктор Уэструтер, ругавший себя за то, что, уступив благородному побуждению, согласился не покидать гостиную до прихода «человека из Скотленд-Ярда». Если бы он знал, что это так затянется!

Напротив дивана расположился в глубоком кресле Годфри Паултон. Он листал журнал, откровенно позевывал и всем своим видом показывал, что давно уже должен находиться в постели. На удалении от камина сидела на стуле мисс Бертли, прикрывшая ладонью глаза. Другой рукой она теребила носовой платок. Круг замыкали Сидни Баттеруик и Тимоти Харт.

У Баттеруика первая реакция на трагедию мало отличалась накалом и драматической экспрессией от реакции Синтии. За приступом необузданных чувств последовало такое глубокое уныние, что Харт, единственный во всей компании, кто сохранил полное хладнокровие, прилагал все старания – отчасти из жалости, отчасти из неприязни к горьким рыданиям взрослых мужчин, – чтобы отвлечь его от переживаний. Задача была нелегкая, но Тимоти не сдавался и вскоре добился успеха: войдя в комнату, старший инспектор Хемингуэй застал Сидни за излюбленным занятием: он пылко втолковывал Тимоти, что «Жизель» – единственная стоящая проверка мастерства классической балерины.

Инспектор Першор объявил, что Хемингуэй намерен побеседовать со всеми присутствующими.

– Добрый вечер! – радостно начал тот, сразу подчеркнув приподнятостью тона контраст с присущей его подчиненному унылой официальностью. – Боюсь, мы заставили вас долго ждать, прошу принять мои извинения.

– Боже всемогущий! – изрек Харт, глядя на него с прищуром. – Сержант!

Напряженный вид инспектора Першора свидетельствовал о том, что по первому сигналу старшего инспектора он готов взять Харта под стражу. Но Хемингуэй смотрел на Харта с интересом и с сигналом не спешил.

– В свое время я носил это звание, но с тех пор меня повысили, – произнес он. – А вы, сэр, знавали меня сержантом?

– Еще бы! – Тимоти вскочил и устремился к нему с протянутой для пожатия рукой. – Вы меня, наверное, не помните. Дело Кейна вам о чем-нибудь говорит?

– Харт! – воскликнул Хемингуэй. – Я же говорил, что ваша фамилия мне знакома! Чтоб мне провалиться, если вы не Ужасный… – Он осекся, в кои-то веки испытав смущение.

– Ужасный Тимоти, – подсказал Харт. – Полагаю, меня не зря так прозвали. Как поживаете? Я вас сразу узнал.

– Должен признаться, я бы вас не узнал, сэр, – улыбнулся Хемингуэй, пожимая ему руку. – Вы уж не обессудьте, если я скажу, что вы тогда доставили изрядных хлопот! Как поживает ваш братец? Надеюсь, с тех пор на него никто не покушался?

– Только фрицы. Он потерял ногу у Монте-Кассино, а в остальном молодцом. Четверо детей, представляете?

– С трудом. Ну и летит время! Кажется, еще вчера вы сами были ребенком, сэр, и сводили меня с ума своими попытками помочь в раскрытии дела. Даже не верится!

– Похоже, такая у меня судьба – быть замешанным в убийствах, – сказал Тимоти. – Только на сей раз я – подозреваемый.

– Так и есть, – сурово подтвердил Хемингуэй. – Это вполне в вашем стиле, как мне подсказывает память. В деле Кейна у меня были связаны руки, потому что вы были малы, но теперь иное дело. Предупреждаю, если опять позволите себе шуточки, я поступлю с вами строго. Чем дольше смотрю на вас, тем больше убеждаюсь, что вы не изменились!

Этот обмен репликами, мучительный для инспектора Першора, позволил присутствующим облегченно перевести дух. У всех создалось впечатление, что, если молодой Харт дружен с человеком из Скотленд-Ярда, это благоприятно повлияет и на других, попавших заодно с ним в число подозреваемых. Однако следующие слова старшего инспектора снова испортили им настроение.

– Вы расскажете мне обо всем, что с вами произошло после нашей последней встречи, сэр, – произнес он. – Инспектор Першор записал адрес, и я буду знать, где вас искать, если возникнут вопросы. Не стану больше вас задерживать. По словам инспектора, вы дали необходимые показания, и он все записал.

Тимоти ответил признательной улыбкой:

– Легко вам было от меня избавиться, когда мне было четырнадцать лет, старший инспектор?

– Нелегко, сэр, но, повторяю, теперь все иначе. Избавляюсь от вас одним щелчком пальцев!

– А вот и нет! – возразил он. – Я – юридический консультант мисс Бертли.

При этом уверенном заявлении Бьюла вскинула голову, а миссис Хаддингтон пристально посмотрела на нее, а потом на Тимоти.

– Нет-нет! – возразила Бьюла. – Я не нуждаюсь… не хочу… Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали!

– Подобная лазейка в вашем стиле, сэр, – заметил Хемингуэй. – Что ж, оставайтесь. Вы мне не помешаете. Раз вы здесь, придется извлечь из этого пользу. Расскажите, кто тут кто, не будем заставлять инспектора ждать.

Инспектор Першор ухватился за это предложение охотнее, чем Харт.

– Если я вам больше не нужен, сэр…

– Да, благодарю вас, инспектор. Полагаю, мы скоро увидимся, – любезно отозвался Хемингуэй.

Першор удалился, и Тимоти представил Хемингуэю пятерых оставшихся. Старший инспектор присматривался к каждому, а доктору Уэструтеру сказал:

– Вы наверняка хотите уйти домой, доктор. Не стану вас задерживать. Инспектор Першор расспросил вас обо всем, и я знаю, где вас найти, если понадобится помощь. Вы находились рядом с доктором Йоксоллом при осмотре тела, и между вами не возникло разногласий?

– Они вряд ли могли бы возникнуть, – ответил доктор. – Смерть наступила в считаные мгновения.

– Именно так, сэр. Мистеру Паултону тоже не терпится попасть домой. Будет лучше, если я начну с него. Прошу вас, сэр!

Годфри Паултон, лениво покинув кресло, ответил низким, немного небрежным голосом «конечно, старший инспектор» и вышел следом за Хемингуэем из комнаты.

– Вы не возражаете побыть здесь, сэр? – промолвил Хемингуэй, открывая дверь будуара. – Кажется, это единственная комната без игральных карт и канапе с креветками.

– Не возражаю, поскольку полагаю… – Паултон сделал паузу, глядя на кресло рядом с телефоном.

– Что вы, что вы! – воскликнул Хемингуэй, поняв намек. – Вряд ли я вас сильно задержу. – Видя, что Паултон смотрит на Гранта, он представил его: – Инспектор Грант. Садитесь, сэр. Итак, вы вышли из библиотеки после мистера Сэтона-Кэрью. Это отмечено в записях инспектора Першора. Покойный являлся вашим другом?

Паултон пожал плечами:

– Я бы так не сказал. Я встречал его раз пять.

Прежде чем войти в гостиную, старший инспектор ознакомился с подробными записями Першора. На свою память он не жаловался.

– Он бывал у вас в доме, сэр?

– Да, – ответил Паултон, безразлично глядя на старшего инспектора из-под тяжелых век. – Моя жена принимает много гостей, а я человек очень занятой и не всегда присутствую на ее вечерах.

– Понимаю, сэр. Мистер Сэтон-Кэрью был скорее другом леди Нест, чем вашим?

– Правильнее называть его ее знакомым. Моя жена познакомилась с ним благодаря своей дружбе с миссис Хаддингтон.

– Вы находились с ним в хороших отношениях, сэр?

– Если вы спрашиваете, не были ли мы с ним в ссоре, то ответ – нет. Если вопрос о другом – нравился ли он мне, то ответ снова отрицательный.

– Забавно получается с этим Сэтоном-Кэрью, – заметил Хемингуэй. – Человек вроде пользовался популярностью, и пожалуйста – убит!

– Забавнее не придумаешь, – кивнул Паултон. – Но не будем путать популярность с полезностью. Неженатые мужчины, старший инспектор, пользуются высоким спросом среди устроительниц приемов.

– Естественно. Вряд ли вы окажете мне помощь. Не стану вас больше задерживать.

Инспектор Грант встал и открыл дверь.

– Благодарю, – сказал Паултон. – Жду не дождусь, когда наконец лягу. Впереди у меня трудный день. Доброй ночи!

Инспектор, затворив за ним дверь, взглянул на своего начальника.

– Вы не стали на него давить, сэр.

– Нет, не люблю терять время зря. Если предоставить Годфри Паултону выбор, кого пустить в свой дом – крысу с помойки или покойного Сэтона-Кэрью, то он, по-моему, выбрал бы крысу. Послушаем, что нам расскажет леди Нест. Сейчас мне нужен Баттеруик. Приведите его, Сэнди.

– Думаете, у него было время совершить убийство?

– Как и у любого из них. Собственно, это редкое дело, в котором фактор времени нас не беспокоит, но и не помогает. Прошло от десяти до двадцати минут между вызовом Сэтона-Кэрью к телефону и моментом, когда сэр Родерик нашел его труп. Скажите, сколько времени потребовалось бы вам самому, чтобы преодолеть один лестничный пролет, закрутить на чьей-то шее проволоку и опять сбежать вниз?

– Было бы странно входить в комнату, где человек, как мне известно, разговаривает по телефону, – заметил инспектор.

– Намекаете, что Сэтон-Кэрью насторожился бы? Конечно, если у Сэтона-Кэрью были причины думать, что Паултон способен покуситься на его жизнь, то логично было бы найти следы борьбы. А если он так не думал? Представьте: Паултон просто входит и говорит «извините», словно хотел что-то принести?

– А что ему было сюда приносить?

– Когда Сэтон-Кэрью спохватился бы, его горло уже сжимала проволока. Я не утверждаю, что все именно так и произошло, но все равно вы зря издаете звуки, которые я расцениваю как неповиновение. Лучше приведите мне этого педика!

Сидни Баттеруик, через несколько минут явившийся в будуар, заметно дрожал, однако успел более-менее взять себя в руки. На его лице еще оставались следы сильных переживаний, но он уже мог улыбаться, пусть несколько нервно, и уверял Хемингуэя, что тот может рассчитывать на его сотрудничество.

– Я был предан Дэну! – заявил Баттеруик. – Любой вам это подтвердит. В определенном смысле он был чудесным человеком. Он был медленным экстравертом, а я, конечно, быстрый экстраверт, но с кое-каким наложением – ну, вы меня понимаете… Наверное, меня можно назвать интуитивным экстравертом. Но лучше я сразу вам скажу, что признавал и принимал Дэна таким, каким он был. Соглашусь даже, что он был просто ловким грубияном, и я часто с ним ссорился, да еще как! Этим вечером Дэн сильно огорчил меня, и для меня невыносима мысль, что, видя его последний раз в жизни, я был страшно на него зол. Вернее, не столько зол, сколько обижен. Знаю-знаю, я все принимаю слишком близко к сердцу, такие, как я, всегда так делают. Вы читали Юнга?

Инспектор Грант перевел взгляд на старшего инспектора. У того было два увлечения: драма и еще одно, которому он отдавался к ужасу, радости и возмущению коллег, – психология. Хемингуэй благосклонно внимал потоку слов Баттеруика, но последнее высказывание исчерпало его терпение.

– Представьте, читал, как и Вендта, Мюнстербурга, Фрейда и Розанова, – с сарказмом ответил он. – Поэтому знаю, что вы не из аутистов. Пока не решил, антисоциальны вы или маниакально-депрессивны, но надеюсь скоро решить.

Эта неожиданная отповедь вывела Сидни из равновесия.

– Встретить полицейского, интересующегося психологией, – настоящее чудо! – захихикал он. – Думаю, я антисоциальный истерик. Нет, я не питаю иллюзий на свой счет. Не принимать самого себя было бы смертельно опасно. Например, я обожаю Микеланджело, но понимаю, что это, наверное, выражение желания сопереживания, так же как, допустим…

– Сядьте, сэр! – велел Хемингуэй.

Сидни повиновался, пригладил рукой свои светлые волнистые локоны, машинально поправил галстук.

– Задавайте мне любые вопросы! – воскликнул он. – Я отвечу на них абсолютно честно.

– Разумное решение, сэр, – кивнул старший инспектор. – Для начала расскажите о причине вашей вчерашней размолвки с мистером Сэтоном-Кэрью.

– Он меня обидел!

– Как ему это удалось?

– Мы не виделись три дня, он не отвечал на мои телефонные звонки. Дэн часто так поступал, когда бывал не в духе: дразнил меня, не желая обидеть. Однажды заявил, что я слишком серьезно отношусь к жизни, и был, наверное, прав, но…

– Вы решили, что надоели ему? – перебил его Хемингуэй.

– О… Вообще-то нет!

Старший инспектор заглянул в записи:

– Вы сказали ему: «Хотите сказать, я вам надоел?» Он ответил: «Представьте, именно так». Правильно, сэр?

Сидни покраснел до корней волос:

– Откуда вы знаете, что я говорил? Наверное, от этой маленькой стервы Хаддингтон?

– Почему вы так о ней говорите?

– Не сомневаюсь, Синтия Хаддингтон воображала, будто Дэн в нее влюблен, потому что он обращает на нее внимание. Но она ошибалась, ошибалась! Если Синтия навязала вам свои бредни про то, что я заревновал, то это смешно! Смешно, и все!

Трудно было представить нечто более далекое от смеха, чем звуки, издававшиеся Баттеруиком, и его вид; но Хемингуэй, отметив данное обстоятельство, не стал ничего уточнять. Он попросил Сидни рассказать, чем тот занимался с момента, когда встал из-за карточного стола, чтобы пойти выпить, до своего возвращения в гостиную.

– Разумеется, раз вам это интересно… – начал Сидни, пожимая плечами.

– О, боже, – пробормотал инспектор Грант.

– Рассказывать-то нечего, – продолжил Сидни. – Партия за моим столом закончилась, и я использовал эту возможность, чтобы спуститься в столовую. Я никого не видел, кроме дворецкого. Это вы хотели узнать?

– Никого не видели, сэр? Насколько мне известно, на лестнице у вас произошел разговор с миссис Хаддингтон.

– Ах, это! Я думал, вам важно, видел ли я Дэна или кого-то, кто мог его убить. Да, вроде бы я перекинулся парой словечек с миссис Хаддингтон, только не помню о чем. В любом случае, ничего важного не прозвучало.

– Находился еще кто-нибудь на лестничной площадке или на лестнице, когда вы вышли из гостиной, сэр?

– Кажется, никого.

– А что делала на площадке миссис Хаддингтон?

– Господи, откуда мне знать? Она поднималась на третий этаж, то есть как раз стала подниматься, когда я начал спускаться.

– Мисс Бертли спустилась вниз до того, как вы последовали за ней?

– Да. То еcть, наверное, так. Я не помню, что видел ее. Полагаю, она там была, просто я не обратил на нее внимания. После убийства разные мелочи проходили мимо моего внимания.

– Вы слышали, как звонил телефон?

– Нет, но, наверное, и не мог услышать: у него приглушенный, еле слышный звонок.

– Откуда вы знаете?

Сидни, улыбаясь, задержал на нем взгляд:

– Я слышал его раньше: я в этом доме не впервые.

– Вечером вы не слышали звонка, не знали, что звонят Сэтону-Кэрью, не слышали разговор миссис Хаддингтон и мисс Бертли? Мне нужен от вас точный ответ, сэр, чтобы инспектор Грант мог все правильно записать и нам потом не пришлось вносить поправок.

Сидни покосился на невозмутимого инспектора, перевел взгляд на Хемингуэя, опять пригладил волосы.

– Нет, я не знаю, о чем они говорили. Хотя вы освежили мне память: припоминаю, что там находилась мисс Бертли. Если вы считаете, будто я знал, что она ходила за Дэном, чтобы сказать ему о звонке, и это я убил его таким жутким способом, то вы не просто ошибаетесь, а позволяете себе самые абсурдные догадки! Вам наверняка известно, что все это меня страшно опечалило – любой вам это подтвердит! У меня был шок, я чуть в обморок не грохнулся! – Баттеруик посмотрел на инспектора Гранта, сидевшего с блокнотом в одной руке и с карандашом в другой, и сердито затараторил: – И нечего предлагать мне подписать показания, я это не сделаю! Я сам не свой, откуда мне знать, как все было вечером?

– Вы же еще не дали показаний, не так ли, сэр? – заметил Хемингуэй. – Вы всего лишь ответили на несколько вопросов и кое в чем наврали. Не стану скрывать: я вам не верю.

– Вы не имеете права так говорить! – почти взвизгнул Сидни.

– Если вы так считаете, сэр, то вам остается только пожаловаться на меня в Управление, – произнес Хемингуэй. – Вам пришлось бы убедить их, что вы не нагородили дурацкой лжи. Вообще-то лучше бы вам убедить в том же самом и меня, избавив нас обоих от необходимости заниматься неприятными вещами. Перестаньте воображать, будто вас обвинят в убийстве, если вы сознаетесь, что знали, что Сэтон-Кэрью говорил из этой комнаты по телефону, – и все пойдет гораздо быстрее. Миссис Хаддингтон и мисс Бертли тоже об этом знали, но я не собираюсь арестовывать за это вас троих!

– Господи! – простонал Сидни и, к ужасу инспектора Гранта, уронил голову на ладони и разрыдался.

– Бедняга, – пробормотал тот.

– Вы лучше меня не злите! – предостерег младшего по званию старший инспектор. – Перестаньте, сэр, не надо так убиваться!

– Знаю, вы думаете, это я его убил! – всхлипнул Сидни. – Ну и думайте! Как будто мне это важно! Дэна больше нет! Ах, Дэн, Дэн, я не хотел!

От этой нелепой сцены инспектор заерзал на месте. Услышав совет Хемингуэя Баттеруику идти домой и лечь в кровать, он облегченно перевел дух. Осталось вывести плаксу за дверь, после чего он вернулся, вытирая взмокший лоб.

– Честное слово, сэр, вы меня порадовали, избавившись от него! Хотя не сказал бы, что Першор ошибся, предположив, что существуют основания подозревать именно его. Он из тех, кто, убив друга, способен выплакать все глаза!