Текст книги "Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек (сборник)"

Глава четвертая

– Все же странно, что какая-то полоска черного бархата меняет людей просто до неузнаваемости, – заметил Кокрейн, критически оглядывая толпу. – Я уже три раза обознался.

Эмберли сдернул с лица свою маску.

– Легче всего узнать по голосу.

– Ну, далеко не всегда. О, черт!

– Что такое?

– Да снова эта дурацкая штуковина! – сердито заметил Фауст и поправил сбившуюся на поясе шпагу. – С нею невозможно танцевать, невозможно и шагу ступить, чтобы не задеть кого-то по ногам. Надо поскорее снять и спрятать ее где-нибудь. И уповать на то, что Джоан не заметит.

Джоан, ослепительно прекрасная Маргарита, проносилась в этот момент в танце в объятиях арабского шейха. Уголком глаза заметила двух друзей, остановившихся в дверях, и подбежала к ним, увлекая за собой араба.

– Вы что, так до сих пор и не выбрали партнерш на танец? – озабоченно спросила она. – Укажите мне на каких-нибудь симпатичных девушек, я вас представлю.

– Но, душа моя, я просто не могу танцевать, когда на мне эта шпага, – жалобно протянул Кокрейн. – А потому и не пользуюсь здесь успехом.

– Это еще мягко сказано, – заметил шейх. – Да вы мне с лодыжки кусок кожи ободрали. С целый дюйм.

– О, дорогой, – огорчилась Джоан, – нельзя ли поаккуратнее? Старайся держаться от гостей подальше.

– Можно. Я сниму эту чертову штуку!

– В лучших кругах общества, – вмешался Эмберли, – всегда считалось дурным тоном танцевать со шпагой на боку.

– Разве? – В голосе Джоан звучало сомнение. – Но я видела картинки…

– Все, с меня хватит, – заявил Фауст и собрался выйти.

Но едва он развернулся, как кончик шпаги вонзился в какого-то незнакомца, который с перекошенным от боли лицом ледяным тоном произнес, что все в порядке.

– Уже в третий раз натыкаюсь на этого типа, – прошептал Фауст, причем в голосе его не слышалось никакого раскаяния.

– Да, наверное, тебе действительно лучше ее снять, – удрученно заметила Джоан и обернулась к Эмберли. – А вы не должны снимать свою маску до полуночи, – заявила она с укоризной. – Таковы правила.

Эмберли снова надел маску и спросил девушку:

– Неужели маски столь de rigueur[3]3
  Непременный, обязательный (фр.).


[Закрыть] атрибут, Маргарита?

– Мне так хотелось устроить именно костюмированный бал-маскарад! Когда все в масках, получается так забавно, весело.

– Однако брат ваш без маски. – Шейх кивком указал на Фонтейна, импозантно выглядевшего в костюме кардинала Уолси[4]4
  Уолси, Томас (1473–1530) – английский политический деятель, кардинал римской католической церкви.


[Закрыть], он беседовал о чем-то с мадам Помпадур.

– Да, потому что он хозяин. Позволите мне подыскать вам партнершу, господин Мефистофель?

Эмберли не сводил глаз с девушки, стоявшей в другом конце зала:

– Может, представите меня этой contadina[5]5
  Крестьянка (ит.).


[Закрыть]?

Джоан проследила за направлением его взгляда:

– С удовольствием, но только я не знаю, кто она такая.

– Может, Китти Кросби? – предположил шейх.

– Нет. Мне кажется, Китти нарядилась цыганкой.

– Разве? Тогда, должно быть, мисс Галифакс. Хотя нет, не думаю, не похожа.

Джоан взглянула на Эмберли:

– Вот, в чем прелесть маскарада. Думаете, я не узнала свою старую подругу? Идемте, познакомлю вас.

И она подвела его к девушке в платье крестьянки.

– Позвольте представить, Мефистофель! – с улыбкой произнесла Джоан.

Глаза крестьянки блеснули в узких прорезях маски. Она слегка склонила голову и метнула кокетливый взгляд на мужчину в алом одеянии, стоявшего перед ней.

– Потанцуем? – предложил мистер Эмберли.

– С удовольствием.

Он взял ее за руку и увлек за собой на середину зала. Танцевала девушка хорошо, но особого желания поговорить с новым знакомцем не проявляла. Мистер Эмберли, ловко ведя ее в танце среди кружащихся пар, спросил:

– Простите, я так и не понял: вы мисс Галифакс или мисс Кросби?

Красные губки капризно скривились:

– Ах!

– Или не та и не другая? – не отставал Эмберли.

– Вот придет пора снять маски, тогда и увидите, Мефистофель.

– Сгораю от любопытства, – пробормотал Фрэнк.

Она пытливо всматривалась ему в лицо, он улыбался, глядя на нее сверху вниз.

– Гостей сегодня многовато, не так ли? – заметил Эмберли. – Думаете, Фонтейны знают всех, кто пришел?

– О! Ну конечно!

– В наши дни в дом может вломиться человек посторонний, даже опасный.

– В маленьких городках и деревнях это редко случается.

– Вам, разумеется, лучше знать, – вежливо согласился с ней Эмберли. Тут музыка смолкла. Фрэнк к аплодисментам не присоединился и повел свою партнершу к двери. – Позвольте мне угостить вас каким-нибудь вкусным напитком. – Он кивком указал на небольшой диванчик в алькове. – Подождете меня здесь? Я скоро.

Крестьянка слегка склонила голову набок, словно обдумывая предложение. Потом пожала плечами:

– Что ж, хорошо.

Вернувшись с двумя бокалами, он нашел девушку там, где оставил.

– Так, значит, не убежали. – Эмберли протянул ей бокал.

– А разве должна была? – холодно произнесла она.

– Я просто подумал, что вам надоест ждать. За напитками выстроилась огромная очередь. – Он уселся на диван рядом с ней. – Вы напомнили мне одну знакомую, с которой я недавно встречался, – задумчиво произнес Эмберли.

– Забавно, – заметила девушка, потягивая коктейль. – А я вас совсем не знаю. Вы ведь не здесь живете, верно?

– О нет. Я залетная птица. Здесь просто проездом. Остановился у Мэттьюзов.

– Вот как? И надолго?

– Не уеду по крайней мере до тех пор, пока не разберусь с одним интересующим меня делом.

Она склонила головку набок:

– Звучит интригующе.

Фрэнк в очередной раз окинул ее цепким взглядом.

– Видимо, вы все-таки не та девушка, о которой я подумал.

– А кто она такая?

– О, знакомство с ней не делает особой чести. Просто одна неопытная молоденькая дурочка.

Девушка заметно напряглась:

– Не могу сказать, что польщена таким сходством.

– Но разве я только что не сказал: вы не она? Впрочем, давайте сменим тему. Вы увлекаетесь стрельбой?

– Никогда в жизни не стреляла, – спокойно ответила она.

– Странно, но девять женщин из десяти ни за что не признаются, что когда-либо держали в руках огнестрельное оружие. – Он раскрыл портсигар, предложил ей закурить. – Хотя бывают исключения из правил. Буквально на днях познакомился с одной девушкой, так представьте, она носит с собой пистолет. Полностью заряженный.

Девушка взяла из портсигара сигарету; руки у нее не дрожали.

– Что ж, в наше время, пожалуй, лучше не выходить после наступления темноты без пистолета.

Эмберли приготовился чиркнуть спичкой, но помедлил.

– Вы сказали, после наступления темноты?

– Ну да, – довольно резко отреагировала она. – Разве не так?

Он поднес пламя к кончику ее сигареты.

– Именно, что так. Вы правы.

Девушка выпустила длинную струйку дыма, потом слегка повернула голову, чтобы лучше его разглядеть.

– Пытаюсь догадаться, чем вы занимаетесь. Наверное, газетчик, репортер? Так мне кажется.

Эмберли улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– Может, объясните, почему пришли к такому выводу?

– Вовсе не хотела вас обидеть, – мягко произнесла она. – Так вы репортер?

– Нет, милая дама. Я барристер.

Фрэнк скорее почувствовал, чем увидел: девушка нахмурилась.

– О… – протянула она. – Барристер.

– В криминальном суде, – добавил Эмберли.

Девушка резко поднялась с дивана.

– Должно быть, страшно интересное занятие. Что ж, мне пора: я ангажирована на следующий танец. Просто в восторге от вашего костюма. Он вам удивительно идет.

Мистер Эмберли пожал плечами. Проводил девушку взглядом, затем отправился на поиски кузины.

Некоторое время назад Фрэнк видел, как она поднимается по лестнице в сопровождении какого-то явно влюбленного молодого человека. У мистера Эмберли тотчас сложилось самое неблагоприятное мнение об этом юнце, и он счел, что вправе разбить эту парочку и пригласить Фелисити на танец, который она обещала ему.

Фрэнк стал пробираться между гостями, толпящимися на широких ступенях, и вошел в холл на втором этаже. Такой же просторный, как и нижний, он был обставлен мягкой мебелью и ширмами, образующими небольшие укромные уголки для отдыха. По одну сторону, у огромного окна, находилась широкая лестница, ярко освещенная разноцветными лампочками; по другую – изящно изогнутая арка позволяла пройти в широкий длинный коридор, находившийся под прямым углом к холлу. Эмберли решил, что кузина отправилась показывать молодому человеку домашнюю картинную галерею, находившуюся в задней части дома, а потому прошел через арку и двинулся по коридору, поглядывая по сторонам.

У входа в арку коридор был освещен, дальняя же его часть тонула в полумраке, точно намекая на то, что далеко не все помещения особняка отведены сегодня под праздник. Эмберли решил, что там, впереди, находятся помещения для слуг, а также задние лестницы и входы, и потому свернул вправо.

Пол был устлан толстым ковром, заглушающим звук шагов. По обеим сторонам коридора – двери, на одной из них табличка «Дамская комната»; все они расположены через довольно большие интервалы. Между ними у стен стоят изящные предметы мебели, разительно отличающиеся от тех – массивных, красного дерева, – что совершенно погубили гостиную внизу. Очевидно, покойный мистер Фонтейн предпочитал громоздкую и солидную, по его мнению, меблировку более изящным изделиям. Да и его наследник, похоже, не собирался менять викторианские стулья, столы и застекленные шкафы на эти изгнанные в ссылку произведения искусства.

На белых стенах были развешаны картины в тяжелых позолоченных рамах. Мистер Эмберли, знаток живописи, проходя мимо, поглядывал на них и остановился под замечательным полотном Рейнольдса. Так и стоял, задумчиво любуясь картиной, как вдруг в дальнем конце галереи показался хозяин дома.

Сегодня вечером Фонтейн пребывал в прекрасном настроении; похоже, искренне радовался балу. Он расхаживал среди гостей, старался каждому уделить внимание, как и пристало гостеприимному хозяину, из кожи вон лез, чтобы вечеринка имела успех, отпускал шутки, блистал остроумием, способствуя всеобщему веселью, и явно был доволен собой.

Увидев Эмберли, он тут же подошел к нему, похлопал по плечу.

– Это никуда не годится, Мефистофель, – шутливо заметил он. – Почему вы не танцуете? Только не говорите мне, что вам не удалось найти партнершу!

– Партнерша у меня есть. И, как только закончу любоваться вашими картинами, отправлюсь на ее поиски. Завидую вашей прекрасной коллекции.

– Вот как? А она мне не слишком по вкусу. Всегда предпочитал живописи замечательные гравюры на охотничьи темы. Они у меня в кабинете. Желаете взглянуть?

– Нет, предпочитаю это. – Эмберли не сводил глаз с портрета кисти Рейнольдса. – Кто она такая, эта дама?

– Понятия не имею, друг мой! Наверное, какая-нибудь моя прабабушка. Семейная черта, знаете ли, вот эти брови, вернее, сильно выступающие надбровные дуги. Хотя в целом девушка ничего себе. Вам лучше обратиться к моей экономке: она знает об этих замшелых предках куда больше меня.

Эмберли отвернулся от портрета и заметил хозяину дома, что бал имеет грандиозный успех.

Фонтейн явно обрадовался.

– Да, думаю, все идет хорошо, можно даже сказать, прекрасно. На самом деле эти маскарады – ужасная глупость, но оказалось, я не так уж и стар, чтобы наслаждаться ими. Прекрасный повод в кои-то веки собрать целую толпу веселых молодых людей, пригласить хороший оркестр, от души повеселиться и потанцевать. И сразу, знаете ли, забываются все неприятности и печали.

– У вас много неприятностей? – удивился Эмберли. – Что-то не похоже.

Лицо Фонтейна тут же омрачилось.

– Полагаю, у всех и каждого есть какие-то личные проблемы. Да и следить за этим домом… тоже, знаете ли, доставляет немало хлопот.

– Да, наверное. Похоже, вы не слишком любите этот дом?

– Нет! – неожиданно резко, даже злобно ответил Фонтейн. – Я его просто ненавижу. Прежде он мне нравился. Всегда хотел обосноваться и жить именно здесь. Но иногда все бы отдал, лишь бы оказаться снова в своей городской квартире… забыть обо всех хлопотах по содержанию поместья.

– Да, это можно понять. Но наверняка есть и приятные стороны.

Губы Фонтейна искривила мрачная улыбка:

– О да. Приятных сторон хватает. Но я, знаете ли, просто не создан быть сельским сквайром. Послушайте, вы точно не хотите, чтобы я представил вас какой-нибудь местной обольстительнице? Нет? Что ж, должен вернуться в бальный зал. Надеюсь, вы найдете свою сбежавшую партнершу. – И он зашагал по коридору, а Эмберли продолжил неспешную прогулку по картинной галерее, где вскоре обнаружил Фелисити.

Церемония расставания с масками должна была состояться в бальном зале ровно в полночь, перед ужином. Минут за двадцать до этого в холле и главном зале начали собираться гости в карнавальных костюмах, покидая уединенные уголки, спешили не пропустить забавное зрелище по разоблачению. Снизу доносились шум, смех, обрывки разговоров, звуки чьих-то торопливых шагов, что резко контрастировало с тишиной, царившей на втором этаже.

Но вот тихо отворилась одна из дверей, из которой вышла девушка и секунду-другую всматривалась в полумрак в дальнем конце коридора. Никого в поле зрения, ни звука голосов во все еще освещенной картинной галерее.

Итальянская крестьянка медленно двинулась по коридору, высматривая что-то. С портретов на нее взирали написанные маслом глаза, точно наблюдали за каждым ее действием. Вот она дошла до арки и заглянула в холл. Там – ни души. Она колебалась, медлила, девушке никак не удавалось избавиться от ощущения, что за ней следят чьи-то незнакомые глаза, нервно оглядывалась через плечо. Затем все же двинулась вперед, но, проходя мимо резного буфета для посуды, остановившись, дотронулась до него. И почти тотчас же отдернула руку; видимо, это оказался не тот буфет, который она искала.

Почти в самом конце коридора из приоткрытой двери на стену напротив падал тонкий луч света, и там она заметила высокий комод орехового дерева. Девушка шагнула к нему, потом остановилась.

За приоткрытой дверью находилась лестница черного хода. Крестьянка заглянула туда, но не увидела ни души. Снова оглянулась через плечо и устремилась к комоду. Тихо выдвинула один из ящиков в верхней его части. Ящик подался легко и бесшумно, но брякнула медная ручка, когда она ее отпустила, и этот слабый звук заставил девушку виновато вздрогнуть.

В ящике было пусто. Она запустила в него руку и начала дрожащими пальцами ощупывать заднюю стенку.

Затем что-то заставило ее поднять глаза. Дыхание перехватило. На деревянной панели в слабом свете возникла тень – мужская голова…

Девушка не сводила с нее глаз, прошло несколько секунд. Мужчина ничем не выдал своего приближения, подкрался совершенно бесшумно, но теперь стоял у нее за спиной и наблюдал.

Она начала медленно, дюйм за дюймом, задвигать ящик; во рту пересохло, колени дрожали.

И тут тихий голос, в котором слышалась нотка угрозы, спросил:

– Ищете что-то, мисс?

Она обернулась, лицо под ее маской покрывала смертельная бледность. За ее спиной неподвижно застыл Коллинз.

Она постаралась взять себя в руки и ответила спокойно:

– Господи, до чего же вы меня напугали! Просто любовалась этой замечательной старинной мебелью. Может, подскажете, этот предмет времен Уильяма и Мэри[6]6
  Стиль Уильяма и Мэри – стиль в английском искусстве; совпадает с временем правления (1689–1702) короля Англии, Шотландии и Ирландии Вильгельма III Оранского (Уильяма) и его супруги Марии.


[Закрыть]?

Коллинз медленно переводил взгляд с комода на ее лицо и обратно. Затем тонкие губы растянулись в крайне неприятной улыбке. В ней читались торжество и потаенное злорадство – у девушки даже мурашки пробежали по коже. Однако мужчина по-прежнему не сдвинулся с места.

– Этот предмет называется «Высокий комод», – тихо сказал Коллинз.

Она нервно сглотнула слюну:

– Да, я знаю. Дата создания вам известна?

Он протянул руку, ласково провел по отполированной резной поверхности. Улыбка стала еще шире.

– Нет, мисс, – вежливо сказал он. – Боюсь, что не смогу ответить на ваш вопрос. Вижу, вас очень заинтересовал этот предмет обстановки, да, мисс?

– Заинтересовал, верно. Надо спросить о нем у мистера Фонтейна.

Тут на каменных ступенях послышались чьи-то шаги; затем раздался женский голос:

– Мистер Коллинз! Вы здесь? Мистер Коллинз, не спуститесь к нам? Через минуту будут подавать ужин, надо поставить шампанское на лед.

Он обернулся, улыбка слетела с его губ:

– Сейчас приду, Элис. – И снова уставился на девушку, подозрительно сощурив глаза. – Думаю, вам лучше спуститься вниз, мисс, – строго сказал Коллинз. – Будьте так любезны, следуйте за мной.

Он зашагал по коридору; девушке ничего не оставалось, как пойти за ним. Коллинз дошел до главной лестницы и посторонился, пропуская девушку вперед. Та колебалась, судорожно пыталась придумать какой-то предлог, чтобы остаться, избавиться от слуги.

Ниже, примерно на середине широкой лестницы, стоял мужчина в алом бархатном костюме, беседовал о чем-то с королевой Марией Шотландской. Поднял голову и увидел слугу. Сердце девушки испуганно екнуло, она знала, что в красное одет хозяин дома и час разоблачения, когда все начнут снимать маски, близок. Девушка быстро проскользнула мимо него в зал.

– А, Коллинз! – воскликнул Фонтейн. – Вы-то как раз мне и нужны!

Лицо слуги исказилось от ненависти, но он тотчас же прогнал это выражение.

– Да, сэр? – услужливо произнес Коллинз и последовал за своим хозяином.

Глаза девушки в крестьянском платье были прикованы к старинным напольным часом. Меньше чем через пять минут они пробьют полночь. Она нервно теребила пальцами складки юбки. Фонтейн в сопровождении Коллинза прошел через холл к обеденному залу; теперь они стояли в дверях, и Фонтейн, очевидно, отдавал слуге какие-то распоряжения. Она знала, чувствовала, что Коллинз следит за ней, хотя тот ни разу даже не посмотрел в ее сторону. Тут к Фонтейну подошли двое мужчин; слуга отвесил поклон и прошел в обеденный зал.

Крестьянка сразу же начала пробираться через толпу к лестнице. Возможно, где-то здесь была вторая дверь, через которую можно пройти в обеденный зал, а уже оттуда – в заднюю часть дома, туда, где находилась кухня. Девушка не собиралась отказываться от задуманного.

Но тут ее остановил Арлекин, с которым она танцевала чуть раньше, проскользнуть мимо него незамеченной не получилось. Он не отставал, шагал следом, смеялся и показывал на часы. Без одной минуты двенадцать; девушка извинилась, сказала, что оставила кольцо в дамской комнате – только так удалось от него избавиться. Она добралась до лестничной площадки на втором этаже – в этот момент раздался бой часов – и бросилась к арке.

В коридоре было тихо и безлюдно; дверь на лестницу черного хода оставалась приоткрытой. Она добежала до нее, выглянула, убедилась, что на лестнице никого, со вздохом облегчения притворила ее. Луч света исчез, тихо щелкнул замок.

Девушка подошла к комоду и выдвинула тот же ящик. Затем, прислушиваясь, не раздаются ли на лестнице шаги, лихорадочно принялась за дело – стала давить на заднюю стенку ящика. И вот там что-то щелкнуло, сдвинулась панель, открыв небольшое потайное углубление. Девушка просунула туда руку, но в тайнике было пусто.

С минуту она стояла совершенно неподвижно, не вынимая руки из ящика. Затем медленно извлекла ее, задвинула ящик и печально скривила губы.

– Любуетесь мебелью? – раздался чей-то низкий голос.

Она вздрогнула, резко обернулась. Привалившись плечом к арке, стоял Мефистофель, на этот раз без маски.

Из горла ее вырвалось глухое рыдание: нервы не выдержали.

– Вы следили за мной!

– Почему бы нет?

Ответа она не нашла, стояла, прислонившись спиной к комоду и не сводя с него глаз.

– Вы всегда обследуете мебель в домах, куда вас приглашают в гости? – небрежным тоном осведомился мистер Эмберли.

Она сделала над собой усилие, попыталась успокоиться.

– Да, я всегда интересовалась старинной мебелью.

– Вот как? – Он двинулся прямо к ней, и девушка похолодела. – Сам я в этом совсем не разбираюсь. Однако хотелось бы знать, что интересного нашли вы в этом комоде?

Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие.

– Да, конечно, вы правы… мне не следовало выдвигать этот ящик. Просто любопытно стало, легко ли он выдвигается. Я ничего не украла, если вы намекаете именно на это. Здесь вообще… воровать нечего.

– Так что вам не повезло, верно? – насмешливо заметил он.

В этот момент в холле послышались шаги, а затем раздался звучный голос Фонтейна:

– Да погодите вы, имейте терпение! Я собирался пройти через картинную галерею. Ага, мисс Элиот, я вас сразу узнал! И выдала вас эта прелестная ямочка на подбородке! Такую не скроешь, да и не стоит скрывать!

Крестьянка стояла неподвижно, точно статуя, не сводя умоляющих глаз, сверкающих в прорезях маски, с мистера Эмберли.

Фонтейн прошел через арку в коридор, напевая под нос какую-то танцевальную мелодию. И уже приготовился повернуть вправо, к галерее, как вдруг заметил в дальнем конце прохода парочку. Сразу остановился.

– А что вы тут делаете?

Эмберли секунду-другую смотрел на девушку, потом повернулся к Бэзилу:

– Любуемся этим комодом. Замечательная вещь. Случайно не знаете, какого века?

– Да вы, я смотрю, настоящий любитель антиквариата! – воскликнул, подходя к ним, Фонтейн. – Нет, представления не имею. Но вещица старинная. Хотя, на мой взгляд, эти высокие комоды чертовски неудобны. Захочешь положить вещи в верхние ящики, придется тащить лестницу и подниматься ступени на две, не меньше. Впрочем, дружище, вы совсем заморочили мне голову с этой мебелью! Часы уже пробили полночь, маски долой! Интересно знать, кто эта хорошенькая леди?

Он стоял прямо перед крестьянкой, дородный и веселый, и уже протянул руку, чтобы сорвать с нее маску. Но Эмберли перехватил его за запястье.

– О нет! Оставьте эту привилегию мне. Вы здесь de trop[7]7
  Лишний (фр.).


[Закрыть].

Фонтейн расхохотался.

– Это я-то de trop? Ладно, ладно, не хочу портить вам флирт. Комоды они рассматривали! Да уж! Рассказывайте сказки!

В этот момент с лестницы кто-то его окликнул:

– Бэзил! Да идите же сюда наконец!

Фонтейн двинулся на голос, затем бросил через плечо:

– Смотрите, Эмберли, можно нарваться на штраф за то, что не сняли маску сразу после двенадцати! – И через секунду он скрылся из вида.

Крестьянка немного расслабилась.

– Почему вы так поступили? Почему не позволили ему снять с меня маску?

– Вы должны быть благодарны мне за то, что не позволил.

– Я благодарна. Но почему вы так поступили? Я ведь вижу, что вы мне не доверяете.

– Ни на йоту. Но предпочитаю заняться вами сам, лично.

– Если считаете, что я воровка да к тому же еще и убийца, почему же не сдаете меня в полицию? – с горечью спросила она.

– Ну, знаете ли, если я, поддавшись дурацкому импульсу, сразу не заявил в полицию, что видел вас на месте преступления, то сами понимаете, как скверно выглядел бы теперь перед органами правопорядка. Да и потом, что плохого в вашем пристрастии к антиквариату?

Она подняла руку и сорвала маску; лицо ее раскраснелось, глаза гневно сверкали.

– Я вас ненавижу! Ведь вы прикрыли меня вовсе не из сочувствия. А лишь по той причине, что решили сами разгадать эту тайну!

– Совершенно верно. Ведь я и сам оказался в нее вовлечен, пусть и косвенно.

Она продолжала злобно смотреть на него; казалось, вот-вот ударит.

– Будь я на вашем месте, то немедленно сообщила бы Фонтейну, что я взломщица и воровка, за которой вы весь вечер следили и подсмотрели, чем я занимаюсь!

– Вы, может быть. Ну а мне зачем сдавать вас Фонтейнам? Вас бы немедленно выставили за дверь, вот и все. И какой мне от этого прок?

Она уже собралась уходить, затем остановилась и обернулась:

– Если вообразили, что сможете обо мне что-то пронюхать, то глубоко заблуждаетесь!

– Может, поспорим на что-нибудь?

Девушка развернулась и ушла, более не сказав ни слова.

Мистер Эмберли усмехнулся, затем наклонился и поднял носовой платок, который она обронила, после чего зашагал по направлению к залу.