Текст книги "Элиты Эдема"

– Я вижу тебя, Ярроу, – шепчу я своему отражению, а затем безропотно иду вслед за Перл.

5

Перл из тех девчонок, что жить не может без планов. Когда она возглавит Эдем – а я уверена, что так и будет, – она станет безмерно счастливой, потому что на этом посту для нее всегда найдутся грандиозные, почти неосуществимые проекты, которые она будет претворять в жизнь. В «Дубах» ей пришлось разработать свой собственный проект. Учеба в школе отнимает много времени, но не особо затруднительна. У нас есть мозги и связи, а еще круг людей, готовых помочь нам с проектами или даже выполнить домашнюю работу за нас, и мы без труда поддерживаем академическую успеваемость на высоте.

Так что этот очаровательный сгусток энергии и амбиций по имени Перл всегда в поиске новых трудностей, ситуаций, требующих преодоления, новых неприятелей, которых следует уничтожить. Иногда она ставит довольно рискованные цели, вроде нашего побега прошлой ночью. Иногда она легкомысленна, например, когда добивается признать высокие каблуки обязательной деталью школьного дресс-кода. Но особое удовольствие она испытывает, когда затевает кампанию, цель которой – сделать чью-либо жизнь невыносимой. Подобно кошкам, некогда жившим на Земле, она обожает играть с мышью, выбирая себе жертву ради развлечения, чаще всего по собственной прихоти, а не потому, что бедолага в чем-то провинился.

Сейчас, по неведомой причине, она отчаянно невзлюбила новую девочку, Ларк. Эдакая ненависть с первого взгляда.

Вынуждена признать, что и во мне Ларк пробуждает бурю эмоций.

– Я поспрашивала, – говорит нам Перл за ланчем, – и вы ни за что не поверите, кто она такая. Она из внешнего круга!

– По сравнению с нами – все из внешних кругов, – самодовольно вставляет Коппер, принимаясь за лапшу. Перл бросает на нее долгий презрительный взгляд. Похоже, недолго Коппер будет оставаться членом нашего кружка.

– Я не имею в виду, что она из Третьего или Четвертого круга, – говорит Перл. – Я имею в виду настоящие трущобы. Ее мать работает кем-то вроде кладовщицы, а отец, – она делает паузу, усмехаясь, и мы наклоняемся вперед, сгорая от нетерпения. Она заставляет нас ждать целую вечность, прежде чем торжествующе выпаливает: – Он работает в сточных каналах!

Как выяснилось, отец Ларк на самом деле поднялся по служебной лестнице от управляющего сточными водами до должности руководителя проекта по восстановлению водоснабжения во всем Эдеме. Если разобраться, то это очень важная работа. Эдем – замкнутая система. Мы владеем всей неотравленной водой на планете, и ей предстоит служить нам еще сотни лет, пока мир за пределами Эдема не излечится в достаточной мере, чтобы мы могли вернуться в него. Без таких людей, как отец Ларк, копающихся в нечистотах подземных труб, Эдем бы не выжил. Пусть это и не престижно, зато жизненно необходимо.

Конечно, я не произношу этого вслух. Да и думаю совсем о другом. В моем воображении рисуется бескрайний бассейн с омерзительной жижей, и чувство глубокого отвращения от мысли, что кому-то приходится погружаться в него, охватывает меня. Брр.

Линкс тут же разделяет возмущение Перл, принимая ее сторону.

– Отвратительно! – говорит она, двигаясь ближе к ней. Неуловимый танец власти. – Представляете, мне показалось, что она дурно пахнет! Вонь семейной профессии ничем не смоешь.

Она склоняется к Перл, и они вместе смеются. Коппер послушно поддакивает, но ее мысли где-то далеко.

Поначалу я ничего не говорю.

Я не почувствовала никакого дурного запаха, когда Ларк протиснулась ко мне в скорлупу. Она пахла, как теплое поле сладкого клевера.

Перл щелкает пальцами перед моим лицом.

– Ты что, не согласна?

Погрузившись в свои мысли, я упустила какую-то важную часть беседы.

– Конечно, согласна, – говорю я, не понимая, с чем только что согласилась.

– Тогда заметано, – заключает Перл. – Мы выживем эту канализационную крысу из «Дубов», загоним обратно во внешние круги, к которым она принадлежит.

– Как? – спрашиваю я.

– Время покажет, – отвечает Перл. – Может, мы подставим ее, чтобы ее исключили. А может, доведем до такого состояния, что она сама будет мечтать о том, чтобы сбежать отсюда, – довольно смеется Перл. – А может быть, ей стоит отправиться вслед за Синамон[8]8
  Cinnamon – корица.


[Закрыть]!

У меня перехватывает дыхание. История с Синамон приключилась до того, как я поступила в пансион, но, конечно же, я слышала о ней. Синамон верховодила в школе, когда Перл впервые появилась в «Дубах». Она была королевой школы, Перл своего поколения. Не знаю точно, что произошло тогда. Может быть, она чем-то оскорбила Перл. А может, Перл просто возненавидела ее за сам факт ее существования, за то, что Синамон занимала положение, на которое претендовала она сама. Как бы там ни было, но не прошло и месяца, как Синамон сбросилась с крыши лаборатории. Казалось бы, всего-то два этажа, но она сломала обе ноги и год провела в больнице. Больше в «Дубы» она не вернулась. Да и не могла ничем больше заниматься, если верить слухам. Никто не знает, что именно Перл сделала с ней, но все уверены, что она к этому причастна.

И все это просто потому, что Перл не любила ее.

Теперь на очереди Ларк.

– Нам нужно разузнать о ней побольше, – говорит Перл, после того как поделилась с нами своим планом. – Забраться к ней в душу и сердце, выведать ее сокровенные мечты… чтобы потом сокрушить ее.

Она расставляет пальцы, а потом внезапно сильно сжимает их в кулак. Это выглядит пародией на святой знак семени. Вместо того, чтобы выпустить новую жизнь, она уничтожает ее.

– Итак, я решила, – заявляет она повелительным голосом, – что кому-то из нас нужно подружиться с ней. Конечно, не мне. – Она пренебрежительно фыркает. – Ну и кто это будет?

С минуту она разглядывает нас.

– Не ты, Коппер. Ты такая мягкосердечная, что, возможно, тебе понравится общаться с этим куском отбросов из внешнего круга.

Она поворачивается к Линкс.

– У тебя есть непревзойденное умение примазываться к группам.

Линкс вся сияет… пока не осознает, что Перл имеет в виду на самом деле. Она столбенеет, а Перл меж тем продолжает.

– Ты что угодно скажешь, лишь бы понравиться человеку при должности, верно?

Улыбка Перл словно говорит: я вижу тебя насквозь. Перл нравится иметь приспешников, но она хочет, чтобы они знали, что она в курсе всех их подхалимных уловок. Я рада, что Линкс не удалось одурачить ее.

Наконец она смотрит на меня.

– Ярроу, – обращается она ко мне, и звук моего имени замирает в воздухе. Мысленно я представляю все, что она скажет. Обожаю ее, пойду с ней на любые приключения, сделаю все, что она скажет. Она прекрасно знает об этом, как и о том, что я пытаюсь анализировать эту свою особенность, осознать ее, всегда стараюсь преодолеть этот порыв, но не могу. Линкс легко раскусить. Она понимает распределение сил и хочет занять самую высокую позицию, какую только возможно. Во мне же, наоборот, Перл не чувствует амбиций. Ну и что? Я для нее фанатка, которую она не всегда способна контролировать. Инструмент, который в любой момент может стать оружием. Не уверена, что она полностью понимает меня.

Иногда, когда я прислушиваюсь к себе, я тоже себя не понимаю.

– Это непременно должна сделать Линкс, – говорю я. Та смотрит на меня с подозрением, удивляясь, что я сказала что-то хорошее в ее адрес. – У меня с Ларк с самого начала не задалось. Не уверена, что она купится, если я внезапно начну подкатывать к ней.

Я правда не хочу это делать, даже ради Перл. Я не забыла тот убийственный рокот в ушах, звук, который, казалось, заглушал все вокруг. Одно только воспоминание о лице Ларк вызывает во мне приступ тошноты.

Но затем я вспоминаю о том, как я себя чувствовала сразу после того, как прошло мое недомогание. Сильнее, чище, будто что-то ненужное ушло из меня.

И этот ее запах теплого луга…

– Нет, это должна быть ты, Ярроу. Найди ее на следующем уроке, извинись и предложи заниматься в твоей скорлупе. Вот увидишь, она согласится Подобная девушка так отчаянно ищет друзей и признания, что она простит все, что ты сделала, и ловушка захлопнется. Она будет есть из твоих рук.

Что мне остается делать, как не согласиться?

Я решаю быть прямолинейной и стараться говорить только правду. На последнем уроке в тот день я прямиком направляюсь к Ларк и, взглянув ей прямо в глаза, широко улыбаюсь.

– Прости, сегодня неудачный день для знакомств. Утром я повздорила с лучшей подругой, ну и плохо же мне было… Но сейчас организм уже прочистился. – Я изображаю рвоту, полагая, что, если я буду вульгарной, это поможет нам сблизиться. Ларк нервно смеется. – В любом случае, прости меня. Мне сейчас лучше, и, если хочешь, мы можешь заниматься вместе в моей скорлупе на этом уроке. Обещаю, что не буду выталкивать тебя… и блевать на тебя тоже.

Я протягиваю руку, и, хотя я вижу, что ее рука тянется к моей, она явно медлит.

– Ты помнишь… меня? – шепчет она.

Я пытаюсь поймать ее взгляд. Она шутит? Для «Дубов», конечно, в первую очередь важны деньги и статус, но здесь достаточно высокие академические требования и законченных кретинов они просто бы не взяли.

– Ну… да. Мы встречались перед обедом. Меня зовут Ярроу.

Она тихо вздыхает и наконец протягивает руку.

– Просто уточнила, – говорит она с какой-то чудно́й полуулыбкой, напоминая мне маленького беззащитного зверька. Я беру ее руку… и меня словно током ударяет. По крайней мере, так кажется. Я разворачиваюсь, почти задыхаясь, бросаю взгляд на свою руку. На какое-то ужасное мгновение мое сознание изменяет мне: я не узнаю свою кожу. Знаю, что это похоже на мою ладонь, люди врать не будут, но чья это рука? Легкое покалывание осталось там, где прикоснулась Ларк. Я снова слышу раскаты в ушах, они тише на этот раз, похожи на далекий шум океана. Тошнота подступает к горлу, но она зарождается не в желудке. Кажется, что она в моей голове. Я трясу головой. Чувствую, как сжимаются мои глаза в такт сердцебиению.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Ларк.

Я качаю головой, скорее, чтобы прийти в себя, чем ответить «нет», и принужденно улыбаюсь. Вероятно, видок у меня еще тот, потому что Ларк говорит:

– Не переживай, я не буду ловить тебя на слове не блевать на меня.

Она проскальзывает в скорлупу, и, хотя какая-то часть меня снова хочет унестись в свою комнату, я забираюсь следом.

– Где мы остановились вчера? – спрашивает наш учитель по управлению Землей. – Ах да, гидравлическое бурение, известное как гидроразрыв. Прежде люди думали, что землетрясения вызывают боги, размахивающие огненными палицами и магическими дубинками и много чем еще. – Он усмехается над человеческой глупостью. – Позже они выяснили, что землетрясения – это природное явление. Наука победила. Но затем… наука зашла слишком далеко. Люди извлекали богатства Земли, а взамен закачивали растворы глубоко в недра. Это привело не только к заражению воды, но и к тому, что прежде было под силу богам и природе: землетрясениям. Представьте себе – рукотворные землетрясения. Люди стали такими могущественными, что могли без помощи природы менять структуру Земли.

Он устраивается в кресле и предоставляет право продолжить урок нашим скорлупам. И вот мы оказываемся рядом с гигантским оборудованием, видим, как оно посылает в самое сердце планеты жидкость под давлением. Мы видим, как мутнеют ручьи, гибнут растения. Мы чувствуем, как Земля дрожит, как будто пытается скинуть людей со своей поверхности.

Скорлупа вибрирует, издавая оглушительный треск, похожий на звук ломающихся костей. Мерзкий сернистый запах заполняет мои ноздри. Я слышу, как в других скорулпах раздаются крики ужаса, которые сменяются смехом, когда ученики вспоминают, что это всего лишь виртуальная реальность. Внезапно Ларк хватает мою руку.

– Начинается, – сдавленно шепчет она. – Я чувствую это…

– Все в порядке, – говорю я ей, сжимая ее пальцы. – Это не по-настоящему. Настоящее землетрясение совсем не такое.

– Я не про это, – выдыхает она, и в ее глазах читаются отчаяние и боль. – Это… – Дрожание прекращается, скорлупа замирает. Ларк делает глубокий вдох. – У меня заболевание. Эпилепсия. Когда скорлупа начала трястись, я подумала, что у меня приступ. В моей прежней школе не было скорлуп.

– Почему ты перешла к нам? – спросила я больше из любопытства, чем по приказу Перл.

– Я… Моего отца перевели в Центр. И я упросила его взять меня с собой. Моя семья не считает, что это того стоит, но я уговорила их перевести меня сюда на один пробный семестр.

– Но зачем? – не отстаю я.

– Ну, всем же хочется попасть в «Дубы»? – Она пожимает плечами, как будто это само собой разумеющееся.

– Я бы так не сказала. Мне кажется, таким людям, как ты, непросто приспособиться здесь, завести друзей, – говорю я без обиняков, напрямую.

– Обо мне не беспокойся, – отвечает она. Мне кажется, она не чувствует той уверенности, с которой произносит эти слова. – Я где угодно могу устроиться. И мне не нужны друзья. Если я заведу в «Дубах» хотя бы одного друга до того, как мне придется покинуть школу, я буду рада. – Ее взгляд такой пристальный, что мне приходится отвести глаза.

Учитель привлекает наше внимание, когда запись в скорлупах останавливается.

– Сейчас, когда вы пережили землетрясение, то можете представить, как наши предки сотрясали землю, и к каким печальным последствиям это приводило…

Не задумываясь, я прерываю его.

– Но это вовсе не похоже на землетрясение, – говорю я, высовываясь из скорлупы. – В последний раз толчки были совсем другими. Тогда вся земля поднялась, словно сделав глубокий вздох. А затем наступила тишина. Будто весь Эдем ждал, что случится дальше. По крайней мере, так было перед тем, как все вокруг начало рушиться.

Я вижу, как почти все высунулись из своих скорлуп, чтобы посмотреть на меня. Профессор выглядит смущенным.

– Последнее землетрясение? Ты имеешь в виду то, о котором ты узнала в скорлупе?

– Нет, – отвечаю я нетерпеливо. – Последнее землетрясение. То, которое произошло… – Я осеклась… Как давно это было? На секунду я отчетливо вспоминаю, как вздыбилась земля, сбивая меня с ног. Казалось, даже воздух раздвоился.

– Послушай, – говорит профессор, – в твоей жизни не было землетрясений, как и в моей. Ни с кем за всю историю Эдема такого не происходило… Последнее землетрясение случилось до Гибели Природы.

– Но… – начинаю я и, прищурившись, заглядываю в память, в поиске воспоминаний, которые стали четче, чем прежде. Я помню свои ощущения. Я помню отчаяние. Я помню… как падали деревья. Деревья? Откуда? На земле не осталось деревьев.

Все смотрят на меня в замешательстве, как будто я только что сошла с ума. Все, кроме Перл, которая, кажется, изучает меня, без сомнения считая, что все происходящее – это дикая уловка, необходимая, чтобы завоевать доверие Ларк.

Если бы это было так, я бы проделала это получше. Я снова забираюсь в скорлупу, с пылающими щеками, в полном смятении. И тут Ларк приближается ко мне, щекоча ухо:

– Я тоже помню землетрясение. Ты не сумасшедшая.

Я не смотрю на нее. Я так глубоко дышу, словно моя грудь сейчас взорвется. Ее следующие слова заставляют меня почувствовать прилив сил и слабость одновременно.

– Ты не одинока, Ро.

6

– Как ты меня назвала?

Меня колотит – должно быть, от злости. А отчего еще?

– Тебя так зовут, – просто отвечает она.

– Меня зовут Ярроу, – четко произношу я.

До Гибели Природы, когда в мире жили миллиарды людей, у них были фамилии. Они жили большими семьями и заботились о преемственности. Сейчас, когда в семье по одному ребенку и паре-тройке родственников, сохранились только имена, что делает их еще более ценными, личными. Не хочу, чтобы кто-то коверкал мое единственное имя.

– Ну конечно, и Ро – это всего лишь милое прозвище. Можно я буду называть тебя так?

– Нет! – обрываю я, но мне хочется снова и снова, сотни раз слышать, как она произносит это имя. Так ласково оно звучит. – Прекрати болтать. Это может плохо кончиться.

До конца занятия я не смотрю в ее сторону, но когда мы встаем, я ловлю взгляд Перл, и она многозначительно кивает подбородком, давая понять, что мне нужно воплотить оставшуюся часть нашего плана: вытянуть Ларк из «Дубов» сегодня ночью.

Не хочу этого делать. Даже не имея представления, в чем суть замысла Перл, я не сомневаюсь, что она задумала что-то ужасное. По меньшей мере, это будет просто унижение, а в худшем… мне вспоминаются слухи о Синамон.

И тут на меня находит озарение. Я могу предложить Ларк сбежать куда-нибудь этой ночью, а потом не отпускать ее от себя. Что бы ни задумала Перл, я должна ей помешать.

Это своего рода протест. С тех пор как я встретила Перл и она почти моментально приблизила меня к себе, я постоянно испытываю потребность угождать ей. Схожие чувства я испытываю к директору – брату Бёрчу, а также к другим преподавателям, но в меньшей степени. Во время своих визитов к маме такое же чувство я испытываю к ней. Это стремление, жажда, страсть делать других людей счастливыми. Возможно, впервые я задаюсь вопросом: чем они заслужили такое счастье – мою заботу? Что такого в них особенного, чтобы я потакала их прихотям?

Внезапно возникшее безумное желание угодить самой себе вступает в борьбу с этим порывом. («Но ты же была счастлива, – шепчет тихий голос внутри меня. – У тебя было все, что ты хочешь. Зачем идти против течения?»)

– Ларк, – внезапно обращаюсь я к ней, излишне громко.

– Да, Ярроу, – отвечает она своим мягким голосом.

– Давай выберемся отсюда сегодня ночью.

Я произношу это почти приказным тоном и надеюсь, что она не найдет в себе сил отказать мне.

– С нами, я имею в виду. У нас у всех есть разрешение от родителей. Ты сможешь его тоже раздобыть?

Любая другая девушка в «Дубах» тут же сказала бы «да», ошарашенная тем, что ее пригласили в нашу компашку и опасаясь, что может упустить свой шанс. Но Ларк колеблется.

– Это мой первый день.

– Вот именно! Для тебя это возможность оторваться и завести новых друзей.

Ларк выглядывает из скорлупы.

– Похоже, что драки за честь стать моей подругой не предвидится, – говорит она, хотя, кажется, ее это не особо печалит. Многие девушки притворяются, что им все равно, но их страстное желание принадлежать к нашей группе читается во всем. Только не у Ларк. Ее что-то тревожит. Я чувствую это. Но не знаю, что именно.

– Мне казалось, ты говорила, что тебе достаточно и одного друга, – не сдаюсь я.

– Смотря что за друг, – отвечает она, но на ее губах появляется лукавая, слегка однобокая улыбка.

– Это означает «да»?

– Возможно, – произносит она и больше ничего не говорит до конца занятий.

По-моему, нет слова хуже, чем «возможно».

Все же вечером я тщательно собираюсь. «Возможно» может означать и нет, но я настраиваюсь на да. Я хочу быть красивой, но не такой, какой я мучительно пыталась быть. Я походила на тех отчаявшихся девчонок, которые любыми способами пытаются скрыть это отчаяние. Но ведь я не такая.

В зеркале я рассматриваю свое лицо с тщательно нанесенным макияжем. Я слишком затемнила брови. Они не идут к моим светлым волосам. Я не такая.

Вместо того чтобы смыть карандаш с бровей, я начинаю рыться в сваленной в кучу косметике, пока не нахожу кисть для окраски волос, которую высмеяла Перл. Я пристально смотрю в зеркало на свои светлые волосы, уложенные каскадом. В их цвете есть что-то неправильное, не сочетающееся с моей смуглой кожей. Я присматриваюсь еще тщательнее и замечаю тонкую темную полоску по линии пробора. Нахмурившись, я почти прижимаюсь к зеркалу. Кажется, что мои волосы темнеют, становясь у корня темно-каштановыми, почти черными.

Я смеюсь и, моргая, отодвигаюсь от зеркала. В последнее время у меня появилась сухость в глазах. Во время последнего осмотра (когда я прихожу к маме, меня там наблюдает их местный доктор) я спросила, могут ли линзы-импланты вызывать раздражение.

– Чушь, – ответил он. – Они у тебя почти с самого рождения. Твоя нейронная система давно приняла их. Теперь они часть тебя и не могут вызывать раздражения.

Но, несмотря на то, что я пользуюсь каплями, глаза по-прежнему выглядят покрасневшими и воспаленными. Иногда на несколько секунд у меня все расплывается перед глазами.

Скорее всего, странный цвет у корней мне всего лишь почудился – просто игра света и тени. Но она натолкнула меня на мысль. Зачем краситься в экзотический цвет, когда есть более натуральные оттенки? Эффект будет сногсшибательным, совершенно неожиданным. В воображении я уже слышу неодобрение Перл, но начинаю водить кистью для окраски по волосам.

Результат мне нравится.

Еще несколько штрихов – матово-черная губная помада, тонкая золотая линия вдоль верхних ресниц – и готово. Вот это я. Наконец-то.

Я должна была пойти прямо к Перл, но отправляюсь на поиски Ларк. Мне приходится спросить одного из слуг, где ее спальня. Выясняется, что ее временно запихнули в одну из комнат, которая прежде была гостиной трех других учениц, живущих в одной квартире. Очевидно, что они не собираются сдаваться так запросто: в угол втиснуты стол и кровать Ларк, но остальное пространство занято диванами, подушками, информблоками, скомканной одеждой. Хозяйки квартиры тоже здесь, стараются занять собой всю комнату, чтобы Ларк ничего не досталось.

На нее никто не обращает внимания, она сидит на своей кровати в углу, съежившись, уткнувшись подбородком в согнутые колени, как будто тоже хочет занимать как можно меньше места. Она не сразу увидела меня, и какое-то время я наблюдаю, как она сидит, странно уставившись в пустоту. Ларк не особо впечатлила меня, когда я впервые увидела ее: она не обладает блистательной красотой Перл. Нет, красота Ларк более утонченная: она в изяществе линий, выражении лица. Без макияжа или экстравагантной одежды, одним контуром губ, ямочкой на щеке, она достигает такого эффекта, который не под силу даже Перл. Это что-то простое и возвышенное одновременно.

Даже две складки на ее переносице кажутся милыми. Ни у кого в «Дубах» таких нет. Здесь никто всерьез и надолго ни о чем не задумывается.

Наконец она увидела меня, и ее лицо вспыхивает как лампочка.

– Твои волосы! – вскрикивает она в восторге, и я улыбаюсь. Широко и искренне, словно ее одобрение было моей главной целью. – Мне нравится, Ро. Это именно ты!

Она улыбается в ответ, и мне хочется сделать все ради нее: помочь, спасти.

– Эй, ты! – кричу я, разворачиваясь, чтобы увидеть лица ее соседок. – Живо встала и выкинула эти подушки отсюда! А ты выброси мусор! Теперь это комната Ларк.

От ощущения власти захватывает дух. Я – продолжение Перл, и хотя выражения лиц у них кислые, они знают, что лучше не возражать мне. Неохотно они поднимаются и начинают уборку в комнате.

– Ро, ты не обязана, – начинает Ларк, но я прерываю ее.

– Я знаю, что не обязана, – говорю я высокомерно. – Я никогда не делаю того, чего не хочу. – Я машу рукой девочкам, поторапливая их, и они начинают суетиться.

– Это овцы, – говорю я, когда они уходят. – Ты читала об овцах на уроках экоистории? Безвольные стадные животные, которые бездумно идут за вожаком. Я просто напомнила им, что я их вожак.

Ну, вице-вожак, после Перл, разумеется Ларк поднимает голову движением, в котором есть что-то неуловимо птичье.

– Но… разве это не делает тебя одной из овец? – спрашивает она. Перл сочла бы это оскорблением. Перл решила бы уничтожить ее во что бы то ни стало (если уже не решила). Я останавливаюсь и задумываюсь.

– Все мы овцы, – соглашаюсь я с ней, хотя ни за что не призналась бы в этом никому другому в «Дубах». – Мы все хотим знать, по какой тропе идти. Просто в «Дубах» у людей тропа более высокого уровня. Если мы должны стать пастухами, значит, можем быть и овцами-вожаками.

Ларк на мгновение закусывает губу.

– А что, если ты будешь овчаркой?

– Кем??

– Тем, кто следит за овцами, направляет их. Тем, кто оберегает их от опасности.

– Тем, кто думает за них? – спрашиваю я. – Может быть, но до тех пор, пока овцы не вспомнят, что они умеют думать самостоятельно.

На минуту между нами повисает тишина. Когда молчание становится неловким, я принужденно смеюсь и говорю:

– Ладно. Одевайся. Пошли.

– Я одета. Я пойду в том, что на мне.

На ней простое желтое платье с открытыми плечами и полотняные темные сандалии.

Я пожимаю плечами, прежняя жестокость возвращается.

– Как хочешь, никто все равно не взглянет в твою сторону.

Направляясь к выходу, я чувствую ненависть к себе. Она все еще идет за мной.

Впрочем, я ее не обманула, потому что, когда мы оказываемся в комнате Перл, та не обращает на нее никакого внимания, как будто ее вовсе нет.

– Ярроу, святая Земля, что ты сотворила со своим волосами? Это так… мрачно и скучно.

Она проводит рукой по своим волосам, как будто серебристо-белый цвет – единственно возможный.

– Да, Ярроу, о чем ты только думала? – подхватывает Линкс, и ее рука невольно тянется к собственным каштановым локонам. Однажды она осветлила волосы, чтобы быть похожей на Перл, но та заставила ее перекрасить их.

– Ну, не знаю, – говорю я, подходя к одному из зеркал Перл, чтобы еще раз взглянуть на себя. – Мне кажется, так лучше. Впечатляюще.

– Да пожалуйста. Если ты считаешь тоску впечатляющей, – говорит Перл. – Сейчас же перекрась волосы обратно. Вечеринка, на которую мы сегодня идем, особенная.

– Чем особенная? – спрашиваю я, по-прежнему глядя на свои пряди. Я откидываю их с лица, наматываю кончики на палец, чтобы смягчить их. – Тем, что на эту вечеринку охрана нас пропустит?

Я не собиралась дерзить, и меня словно пощечиной обжигает внезапно ставшее жестоким выражение лица Перл, отразившееся в зеркале. Когда я обернулась, она уже успела взять себя в руки: лишь в глазах все еще мелькают искры гнева. Видимо, ей показалось, что я критикую ее. А это почти что вызов.

Она решает оставить пока без внимания мои слова. Пока, но, без сомнения, я еще поплачусь за это.

– Привет… Как, ты сказала, тебя зовут… Лейк?

– Ларк, – пытается сказать та, но Перл перебивает:

– Я так рада, что ты не похожа на тех девочек, которые не соблюдают традиций. Ты знаешь, у нас есть несколько новеньких, которые не дали свои кредитки. Представляешь? А ведь эта традиция берет свое начало с самого основания «Дубов». – Она протягивает руку, и в этот неловкий момент Ларк тянет свою – для рукопожатия. Перл нетерпеливо машет пальцами. – Твою кредитку. Дай ее мне.

– Зачем? – спрашиваю я вместо Ларк.

Перл демонстративно закатывает глаза и одновременно посылает мне предупреждающий взгляд.

– Ну ты и тупая! Ты же знаешь, что новички оплачивают счета тех, кто выводит их в первую ночь. Это традиция.

Она встает – гордая, непреклонная, как сплошное воплощение устоев.

– А где бы мы были без традиций?

Так вот что она задумала. Она хочет выкачать из Ларк столько денег, сколько сможет, зная наверняка, что ее родителям едва хватает средств, чтобы оплачивать обучение в «Дубах». А Перл действительно умеет веселиться на полную катушку. Отдельная комната, дорогие напитки, экзотические развлечения – все за счет Ларк. Она за считаные минуты выкачает все деньги с карты, запишет оставшееся на ее счет, и родителям придется расплатиться. Они будут в такой ярости, что, возможно, заберут ее из «Дубов» в ту же секунду, как только увидят счет.

Неглупый ход, если Ларк не хватит духу отказать и не отдать свою кредитку.

Она отдает.

Моя рука тянется, чтобы остановить ее, но на полпути замирает… Нет. Вспомни Синамон, вспомни все те ужасы, которые Перл творила с людьми, все те кошмарные испытания, которые она способна выдумать. Заставить Ларк потратить все свои деньги – просто акт милосердия по сравнению с остальным.

Поэтому, сопровождаемая взглядом Перл, которая пристально наблюдает за моей реакцией, я убираю руку.

– Да, это традиция. Что поделаешь? – пожимаю я плечами.

Я все оплачу сама, обещаю я себе. Моя семья достаточно богата, чтобы без проблем восполнить тот урон, который Перл способна нанести сегодня ночью. Для такой семьи, как моя, это пустяк. Перл будет думать, что она выиграла. Интересно, удивится ли она, когда увидит, что Ларк по-прежнему в «Дубах»?

Перл улыбается, как довольная кошка, и снова говорит мне:

– Иди и перекрась волосы, и мы сможем, наконец, выйти.

– Нет, – отвечаю я.

– Что? – похоже, она искренне не понимает меня. Уверена, что ее ошеломляет разница между тем, что она ожидала услышать, и тем, что слышить в реальности. Забавно, хотя я и сохраняю серьезный вид.

– Мне нравится так, как есть, – упрямо повторяю я. – Ничего не буду менять.

Перл открывает рот, затем резко закрывает его обратно. Спорить со мной – ниже ее достоинства, но и эту выходку она мне потом припомнит.

– Пошли, – говорит она приказным тоном, пряча в карман кредитку Ларк. – Нас ждет незабываемая ночь!