Текст книги "Шесть дней любви"

Джойс Мэйнард
Шесть дней любви

Моим любимым сыновьям, Чарли и Уилсону Бетелам.

Спасибо за то, что вы есть, и за то, что помогли мне заглянуть в души тринадцатилетним мальчикам

Глава 1

Когда отец ушел, от нашей семьи остались мама да я. Папа сказал, что теперь семьей я должен считать и ребенка, который родился у них с Марджори, его новой женой. А еще Ричарда, сына Марджори от первого брака. Он, в отличие от меня, спортивная звезда, даром что на полгода моложе. Ничего подобного, семьей были мы с моей мамой Адель, и все. Да для меня скорее хомяк Джо член семьи, чем Хлоя, папина маленькая дочка.

По субботам, когда отец заезжал за мной и вез нас всех ужинать во «Френдлис», меня сажали к Хлое на заднее сиденье. В ресторанной кабинке он выкладывал на стол ворох бейсбольных карточек, чтобы мы с Ричардом их поделили. Свои я всегда отдавал Ричарду. А что такого? С бейсболом я не дружил. Когда учитель физкультуры говорил: «Генри, сегодня ты играешь за синих», синяя команда чуть не рыдала.

Мама почти не заговаривала ни о моем отце, ни о его второй жене, ни о ее сыне, ни о Хлое. Но однажды я случайно оставил на столе фотографию, которую подарил папа. За год до этого он взял меня вместе со своей новой семьей в Диснейленд. Там нас и сфотографировали. Зажав фотку в маленькой бледной руке, мама разглядывала ее не меньше минуты. При этом она наклонила голову чуть в сторону, изящно так, словно фотограф заснял величайшую тайну на свете, а не нас на карусели, впятером забившихся в «чайную кружечку».

– Наверное, твоего отца беспокоит, что у девочки глаза разные, – начала она. – Это, может, и не умственная отсталость, а просто задержка в развитии, но проверить все же следует. Генри, ребенок кажется отсталым?

– Ну, есть немного.

– Так и думала. Девочка на тебя совсем не похожа.

Да, я точно знал, кто моя настоящая семья.

Она.

* * *

Та вылазка стала для нас настоящим событием. Мама редко куда выбирается, но мне понадобились брюки для школы. «Значит, „Прайсмарт“», – сказала мама таким тоном, будто я нарочно за лето вытянулся на полдюйма, чтобы создать лишние проблемы, а уж их-то ей и без того хватало.

Машина завелась, едва она повернула ключ, – чудо из чудес, ведь мы никуда не выезжали больше месяца. Вела мама, как всегда, медленно, словно дорогу застилал туман или покрывал лед, а ведь только заканчивались летние каникулы, приближался День труда, и вовсю сияло солнце.

Лето получилось длинным. В самом начале каникул я надеялся, что мы выберемся на океан, ну хоть на денек, отдыхать-то долго, но мама сказала, что, во-первых, на больших автострадах бешеное движение, а, во-вторых, на пляже я точно обгорю: мастью в него пошел. «В него» – значит в папу.

В июне, когда кончилась учеба, потом в июле, потом в августе, который вот-вот пролетит, я мечтал, чтобы случилось хоть что-нибудь необычное, но ничего не происходило. Папа все так же возил меня во «Френдлис», потом в боулинг, непременно с Ричардом, Марджори и Хлоей. Еще мы ездили в Уайт-Маунтинс на фабрику, где плетут корзины, и, по желанию Марджори, на ту, где делают свечи, которые пахнут клюквой, лимоном и имбирем.

Оставшееся время я просидел у телевизора. Мама научила меня играть в солитер, а когда и он надоел, я вычистил весь дом, даже углы, в которых годами не убирались. Так удалось заработать полтора доллара, которые уже жгли карман, – хотелось купить сборник кроссвордов. Сейчас, спустя много лет, даже фрики, каким был я, играют на приставках, но в то время «Нинтендо» покупали только самые крутые семьи, и мы с мамой были не из их числа.

Тем летом я целыми днями думал о девочках, но к действиям не переходил. Мне только стукнуло тринадцать. Хотелось узнать: какое оно, женское тело, и чем люди, разнополые само собой, занимаются наедине, и как до сорока лет обзавестись подружкой. Короче, вопросов хватало, а маме их, конечно, не задашь. Впрочем, порой она сама поднимала «интересные» темы, например в машине по дороге в супермаркет.

– По-моему, твое тело меняется, – сказала она, стиснув руль.

Без комментариев.

Мама смотрела прямо перед собой, словно превратилась в Люка Скайуокера и вела Х-крылый истребитель в другую галактику. Напоминаю, ехали мы в супермаркет.

* * *

В «Прайсмарте» сразу пошли в отдел для мальчиков и выбрали брюки. Ах, да, еще и нижнее белье.

– Тебе и новые ботинки нужны, – заявила мама голосом, который в ту пору появлялся у нее всегда, стоило нам выбраться из дома: словно наша вылазка – дурацкий фильм, но мы купили билеты и теперь должны сидеть до конца сеанса.

Я сказал, что у меня и старые в полном порядке. Если купим обувь сегодня, то в «Прайсмарте» еще долго не покажемся, а если нет, наверняка приедем снова. Вот начнется учеба, мне понадобятся и блокноты, и карандаши, и транспортир, и калькулятор… Тогда и «вспомню» о ботинках. Мама спросит: «Почему в прошлый раз не сказал?» – я выдам весь список, и она не отвертится.

Мы выбрали одежду, я сложил ее в тележку и направился в отдел, где продают журналы и книги в мягкой обложке. Принялся листать свежий номер «Мэд»[1]1
  «Мэд» – американский юмористический журнал комиксов. (Здесь и далее примеч. перев.)


[Закрыть], хотя, по правде, меня интересовал «Плейбой», но его запаивают в полиэтилен. За стеллажами с товарами мама, будто сонная муха, медленно катила тележку. Тогда я не знал, чтó она набрала, но потом выяснил – специальную подушку, из тех, что не для сна, а для чтения; портативный вентилятор на батарейках (сами батарейки не взяла), керамического зверька – ежика или кого-то в этом роде с ямчатой поверхностью (сыплешь в ямки семена, поливаешь, чтобы не пересыхали, через какое-то время они прорастают, и зверек покрывается травой).

– Как домашнее животное, – сказала мама, – только клетку не надо чистить.

– Корм для хомяка, – напомнил я. – Нам нужен корм.

* * *

Я увлеченно читал «Космополитен» – наткнулся на статью «Мужчины об этом не знают, и очень жаль», – когда ко мне обратился незнакомец. Он стоял у соседней с кроссвордами секции – там, где журналы о садоводстве и вязании. Впрочем, он не был похож на любителя ни первого, ни второго.

– Парень, не мог бы помочь? – спросил он.

Тогда я и посмотрел на него. Высокий. Рубашка с коротким рукавом не скрывала ни жилистой шеи, ни бугристых бицепсов. А лицо… Посмотришь на такое – и сразу ясно, каким оно будет без кожи, хоть человек еще не умер. Оделся он точь-в-точь как продавцы «Прайсмарта» – в красную рубашку с именем на кармане. «Винни», – прочел я и, приглядевшись, заметил, что нога у него в крови. Запачкались и брючина, и ботинок, да какой ботинок – тапочка!

– У вас кровь.

– Я из окна выпал. – Винни произнес это тоном, каким иной сообщил бы о комарином укусе.

Наверное, из-за спокойного тона его слова не показались странными. Или в ту пору странным казалось все, и слова Винни на этом фоне не выделялись.

– Нужно позвать на помощь, – предложил я.

К маме обращаться явно не стоило, да и других покупателей вокруг хватало. Классно, что Винни заговорил именно со мной. Я редко чувствовал себя особенным.

– Не хочу никого беспокоить. – Винни покачал головой. – Многие боятся крови – вдруг заразу подхватишь.

Примерно то же самое нам говорили весной на школьном собрании. Все тогда были уверены: коснешься чужой крови – и все, тебе крышка.

– Ты вон с той женщиной? – спросил Винни.

Он показывал на маму, которая стояла в отделе садовых товаров и искала шланг. Шланга у нас действительно нет, да вот только и нормального сада тоже.

– Красивая, – вздохнул Винни.

Это о моей маме!

– А я попросить хотел… Ну, может, вы меня подвезете? Машину кровью не испачкаю, обещаю! Подвезите, пожалуйста! Чувствую, твоя мама в помощи не откажет…

Хорошо это или нет, но мама именно такая.

– Куда вам?

Сам же при этом подумал, что в «Прайсмарте» совершенно не заботятся о персонале, если раненые служащие зовут на помощь покупателей.

– Ну… к вам домой?

Прозвучало как вопрос, при этом Винни взглянул на меня, словно пытался загипнотизировать. Как герой со сверхъестественными способностями из комиксов про Серебряного Сёрфера. Затем положил руку мне на плечо и крепко его сжал.

– Слушай, мне и правда нужна помощь!

Я еще внимательнее к нему присмотрелся. Винни отчаянно сжимал челюсти, будто гвоздь перекусывал. Ему ведь действительно больно, вида только не показывает. Кровь на брюках почти незаметна, а все потому, что ткань темно-синяя, немаркая. В магазине работали кондиционеры, но Винни сильно потел. Тонкая струйка крови текла и по виску, засыхая в волосах.

В «Прайсмарте» устроили финальную распродажу бейсболок. Винни надел одну и почти прикрыл окровавленный висок. Двигаясь, он сильно хромал, но в этом не было ничего необычного – многие хромают. Поверх красной прайсмартовской рубахи он накинул флисовый жилет, который взял с полки. Ценник сорвал – значит, платить не собирался. Хотя, может, для персонала в магазине особые правила.

– Подожди секунду, – попросил Винни, – мне нужно еще кое-что. Стой здесь.

* * *

Мамину реакцию предугадать невозможно. Распространителей религиозной макулатуры она обычно гонит, но однажды возвращаюсь из школы и вижу, как один такой тип из церкви пьет с ней кофе.

– Это мистер Дженкинс, – объявила мама. – Он хотел рассказать нам о сиротском приюте в Уганде, для которого собирает деньги. Там детишек кормят раз в день, им даже карандашей не хватает. Двенадцати долларов в месяц будет достаточно, чтобы помогать маленькому Араку. Ты можешь с ним переписываться, братишкой считать.

По папиным словам, братишка у меня уже есть, но мы-то с мамой понимаем: сын Марджори мне никто.

– Круто, – сказал я.

Мама выписала чек. Мистер Дженкинс подарил нам фотографию Арака, мутную, потому что ее размножали на ксероксе. Фотку мы прикрепили к холодильнику.

Как-то к нам во двор забрела старуха в ночной рубашке. Она не помнила, где живет, и твердила, что ищет сына. Мама пригласила ее в дом, угостила кофе.

– Порой в жизни все так запутанно, – сказала мама старухе. – Но мы с вами непременно выпутаемся!

Мама умела брать на себя ответственность, и мне нравилось, насколько разумной она при этом выглядела. После кофе и тостов мы усадили старуху на переднее сиденье машины – по-моему, с того самого дня и до сегодняшнего мама ее не заводила – и долго катали по окрестностям.

– Бетти, скажите, если увидите что-то знакомое, – попросила мама старуху.

В кои веки мамина черепашья скорость оказалась кстати, потому что какой-то мужчина заметил Бетти и махнул нам рукой.

– Мы с ног сбились, разыскивая ее, – сообщил он, когда мама открыла окно. – Спасибо, что позаботились о ней.

– Бетти в порядке, – успокоила его мама. – Я очень рада знакомству. Надеюсь, вы еще привезете ее к нам в гости.

– Вот эта девушка мне нравится, – заявила старуха, когда ее сын открыл пассажирскую дверь и отстегнул ремень безопасности. – Эдди, на такой надо было жениться, а не на той сучке!

Я присмотрелся к Эдди. Так, на всякий случай. Не красавец, но ничего себе. Почему-то захотелось вмешаться: спокойно, дескать, моя мама замуж больше не собирается, нам и вдвоем хорошо. А вот Бетти в гости привозите…

– Симпатичный этот Эдди, – сказал я, когда они уехали. – Может, он разведенный, кто его знает.

* * *

Маму мы нагнали в хозтоварах.

– Раз уж мы здесь, – сказала она, – то нужно взять лампочки.

Вот это хорошие новости, а то в нашем доме перегоревшую лампочку и заменить нечем. С каждой неделей у нас темнее и темнее. В кухне осталась одна «живая» лампочка, и та не самая яркая. Если хочешь разглядеть что-нибудь вечером, нужно открыть холодильник.

– Только как их ввинтить? – вздохнула мама. – Я до патронов не дотягиваюсь.

И тут я представил ее окровавленному Винни, про себя радуясь, что он высокий.

– Это Адель, моя мама.

– Меня зовут Фрэнк.

Значит, не Винни. Наверное, этот тип чужую рубашку надел. Что ж, с кем не бывает.

– Адель, – сказал Фрэнк, – у вас очень славный мальчик, предложил меня подвезти. Я в долгу не останусь; если хотите, помогу вам с этими штуками. – Фрэнк показал на лампочки. – Да и с другими хозяйственными делами тоже – я на все руки мастер.

Мама вгляделась Фрэнку в лицо. Запекшуюся кровь на щеке бейсболкой не скроешь, но, по-моему, она ничего не заметила, а если и заметила, то не придала значения.

* * *

Вместе мы подошли к кассе. Фрэнк пообещал вернуть мне деньги за сборник кроссвордов позднее. Сегодня он не при деньгах и напишет расписку. Выкладывать бейсболку и флисовый жилет на ленту он явно не собирался.

Кроме одежды для меня, садового шланга, подушки, керамического ежа и вентилятора, мама взяла деревянную ракетку с мячом на длинной резинке, который подбрасывают столько раз, сколько получится без остановки.

– Генри, вот решила сделать тебе подарок, – объявила мама, доставая игрушку из тележки.

Я не собирался говорить ей, что с такими ракетками не играю лет с шести, но тут вмешался Фрэнк.

– Парню нужен настоящий бейсбольный мяч, – заявил он и – сюрприз-сюрприз! – вытащил из кармана мяч, на котором еще виднелся ценник.

– Мне плевать на бейсбол, – сообщил я.

– Может быть, может быть, – отозвался он.

При этом погладил стежки на мяче и уставился на него так, словно держал в руках целый мир.

На выходе из магазина Фрэнк взял каталог со скидками на неделю, а когда подошли к машине, развернул и положил его на заднее сиденье.

– Чтобы не запачкать вам чехлы, Адель, – сказал он маме, – если позволите так вас называть.

Другие матери задали бы ему миллион вопросов или просто не взяли бы, а моя молча завела машину. Я гадал, не достанется ли Фрэнку за самовольный уход с работы, но тот об этом совершенно не тревожился.

И вообще, из нас троих беспокоился, кажется, один я. Возникло чувство, что в этой ненормальной ситуации нужно что-то делать, только вот что именно, непонятно. Фрэнк казался таким спокойным и искренним, что хотелось ему понравиться. Хотя на деле это он должен был добиваться нашей симпатии.

– Я чувствую людей, – сказал Фрэнк маме. – Один взгляд на огромный супермаркет – и я понял, что мне нужны вы. Лгать не буду: положение у меня тяжелое, многие бы просто отвернулись, но я верю своему сердцу, а оно твердит: вы человек понимающий. Жизнь не всегда идет гладко. Порой нужно сделать паузу, собраться с мыслями, ненадолго лечь на дно…

Мы ехали по Мэйн-стрит, мимо почты, банка, аптеки. Места хорошо знакомые, но сейчас все выглядело иначе – с таким, как Фрэнк, я в центре еще не бывал. Сейчас он говорил маме, что, судя по звуку, не в порядке тормозной ротор. Мол, если у нас найдутся инструменты, он все проверит.

Я сидел рядом с мамой, смотрел на нее, слушая Фрэнка, и не узнавал. Сердце бешено билось, даже грудь болела, только не от страха, а от чего-то похожего. Совсем как в Диснейленде, куда отец возил меня с Ричардом, Марджори и Хлоей. На «Космической горе» катались я, папа и Ричард. Честно говоря, мне хотелось вылезти из ракеты до начала поездки, но вот уже погасили свет и заиграла музыка. Ричард тогда ткнул в бок и сказал: «Если вздумаешь блевать, смотри, чтобы не на меня».

– Сегодня мой счастливый день, – не унимался Фрэнк. – Возможно, и ваш тоже.

Тут я почувствовал, что все меняется. Мы направлялись на «Космическую гору», в темный туннель, где земля уходит из-под ног, не видно, куда тебя несет, и неизвестно, вернешься ты или нет.

Если мама и думала об этом, то виду не подавала. До самого дома она молча вела машину и смотрела прямо перед собой.

Глава 2

В городке Холтон-Миллс, штат Нью-Гемпшир, где мы жили в ту пору, совать нос в чужие дела считалось нормой. Не пострижешь вовремя газон или покрасишь дом в любой цвет, кроме белого, – люди все замечали. В лицо, может, ничего и не говорили, но за спиной шушукались. Маме же хотелось одного – чтобы ее оставили в покое. Раньше ей нравилось быть в центре внимания, когда следят за каждым шагом и ловят взгляды, но сейчас она мечтала сделаться невидимой, ну, или просто очень малозаметной.

Наш дом стоит в конце улицы. По мнению мамы, это главное его достоинство. Дальше начиналось поле, за ним – лес. Машин почти не было, если только кто заблудится и едет обратно. Помимо клянчивших средства для африканских приютов редких проповедников и сборщиков подписей, к нам никто не приходил, а мама тому и рада.

Так было не всегда. Раньше мы принимали гостей и ездили к ним сами, а сейчас у мамы осталась одна подруга, Эвелин, да и та почти не заглядывает.

* * *

Мама познакомилась с Эвелин вскоре после развода с папой, когда решила устроить у нас дома клуб детского творчества. Сейчас и не верится, что мама на такое была способна, но тогда она дала объявление в газету и подготовила флаеры. Предполагалось, что к нам станут приводить детей, она учила бы их танцевать. После танцев задумывалось угощение. Если набрать клиентов, обычную работу можно было бы не искать, тем более что ей и не хотелось.

Как мама носилась со своим клубом! Подобрала музыку, достала яркие шарфы, ленты и все прочее, с чем еще можно танцевать. Нашила небольшие маты, убрала из гостиной мебель, которой и без того почти не было, купила ковер – его, похоже, кто-то заказал для своей гостиной, да так и не оплатил.

В то время я был еще совсем мал, но день открытия клуба помню. Мама зажгла свечи, заранее испекла печенье, цельнозерновое, на меду вместо сахара. Я танцевать не желал, поэтому мама поручила мне ставить пластинки, следить за малышней, пока она занимается со старшими, а затем подать печенье.

Мы устроили генеральную репетицию – мама показала мне, что делать, и напомнила: если малыши попросятся в туалет, я должен помогать, ну, штанишки им застегивать, когда закончат.

Настал час открытия клуба – никого не привезли. Время шло, но никто так и не появлялся.

Где-то через полчаса женщина привезла мальчика в инвалидной коляске. Это и были Эвелин с сыном Барри. Выглядел Барри моим ровесником, но почти не говорил, лишь ни с того ни с сего издавал странные звуки. А еще хватался за голову, что было очень нелегко, ведь его голова и руки дергались в разном ритме, и шумно всхлипывал. Казалось, он смотрит никому не доступное кино, а там то уморительная сцена, то гибнет его любимый герой.

Эвелин, видно, считала, что танцы в клубе детского творчества будут полезны Барри, но, по-моему, в его движениях и без танцев творчества хватало. Нет, мама очень старалась. С помощью Эвелин она вытащила Барри из кресла, поставила свою любимую пластинку – саундтрек к «Парням и куколкам» – и показала, как танцевать под песню «Luck Be a Lady Tonight». Мама очень хвалила Эвелин, а вот у Барри с движениями под музыку явно возникла проблема.

Мамин клуб так и не заработал, зато у нее появилась подруга. Эвелин частенько привозила Барри к нам в огромной коляске и оставляла на заднем крыльце. Мама угощала ее кофе, а меня отправляла развлекать гостя. Эвелин курила и трещала без умолку, мама слушала. Из гостиной то и дело доносились фразы вроде «долги по алиментам», «бежит от ответственности», «мой крест» или «никчемный лентяй». Так говорила не мама, а ее новообретенная подруга. Впрочем, я быстро «выключал» их разговоры.

Развлечь, да что там, просто заинтересовать Барри оказалось почти невыполнимой задачей. Однажды, заскучав, я попробовал разговаривать с ним на выдуманном языке бессмысленных звуков, похожих на его собственную «речь». Устроился перед коляской и «болтал», оживленно жестикулируя, точно рассказывал замысловатую историю.

Барри заинтересовался, по крайней мере реагировал живее, чем прежде, – вопил и дико махал руками. На крики выбежали мама и Эвелин.

– Что случилось? – спросила Эвелин таким тоном, что я сразу понял: дело плохо. Она бросилась к Барри и пригладила ему волосы. – Почему твой сын так издевается над Барри? Как ты ему позволяешь? Я-то надеялась, что хоть ты нас понимаешь.

Эвелин схватила свои сигареты и принялась собирать вещи Барри.

– Они просто играют, – возразила мама. – Ничего страшного. Генри – мальчик добрый…

Эвелин с Барри уже спешили прочь. С тех пор мы с ними почти не встречаемся. По мне, невелика потеря, но маме плохо без друзей. После Эвелин она ни с кем не сблизилась.

* * *

Однажды мой одноклассник Райан пригласил меня к себе с ночевкой. Его семья только переехала в Холтон-Миллс и еще не записала нас с мамой в изгои, вот я и согласился. Когда отец Райана приехал за мной, я уже ждал его со сменой белья и зубной щеткой в пакете из супермаркета.

– Наверное, мне нужно представиться твоим родителям, – сказал отец Райана, когда я собрался сесть в машину, – чтобы не волновались.

– Я с мамой живу, и она знает про ночевку.

– Тогда просто поздороваюсь, – отозвался он.

Не знаю, о чем они говорили, но, вернувшись к машине, отец Райана смотрел на меня с жалостью.

– Приезжай к нам, когда захочешь, – сказал он, но я у Райана больше не был.

* * *

В общем, привезти Фрэнка домой было великим событием. По-моему, он стал первым гостем за весь год, а то и за два.

– Заранее извиняюсь за беспорядок, – проговорила мама, когда автомобиль свернул на подъездную дорожку. – Мы были заняты.

Я удивленно на нее взглянул. Заняты? Интересно чем?

Мама открыла дверь. Хомяк Джо носился в своем колесе. На кухонном столе валялась газета с позапозапрошлой недели. Мебель пестрела стикерами, на которых фломастером написали испанские слова: mesa[2]2
  Стол (исп.).


[Закрыть], silla[3]3
  Стул (исп.).


[Закрыть], aqua[4]4
  Вода (исп.).


[Закрыть], basura[5]5
  Мусор (исп.).


[Закрыть]. То лето мама собиралась посвятить цимбалам и испанскому – нужно же нам чем-то занять свободное время.

Еще в июне она взяла в библиотеке аудиокурс для туристов и начала ставить кассеты. ¿Dónde está el baño? ¿Cuánto cuesta el hotel?[6]6
  Где находится туалет? Сколько стоит гостиница? (исп.)


[Закрыть]

– Нам это зачем? – спросил я.

Хотелось, чтобы мама включала радио, обычную музыку. В испаноязычную страну мы не собирались. Дважды за лето в супермаркет выехать – уже достижение.

– Никто не знает, что случится завтра, – отвечала она.

Видимо, жизнь действительно может совершать самые неожиданные повороты. Необязательно искать приключения. Порой приключения находят тебя сами.

На нашей кухне с веселыми желтыми стенами и единственной работающей лампочкой жил прошлогодний керамический зверек, свинья. Ее травяная щетина давно пожухла.

Фрэнк медленно огляделся по сторонам. Он осматривал кухню так, словно не видел ничего особенного ни в пятидесяти с лишним банках томатного супа «Кэмпбелл», выстроенных у стены, точно на витрине супермаркета в городе-призраке, ни в столь же внушительных запасах рожков, арахисового масла и изюма. На полу еще виднелись трафаретные следы – воспоминание о танцевальном проекте годичной давности, когда за лето мама вздумала научить меня фокстроту и тустепу. Мне надлежало наступать на следы, пока она, в роли моей партнерши, отсчитывала ритм.

– Танцевать – это так здорово, – восторгалась мама. – Весь мир у твоих ног!

– У вас очень хорошо, – проговорил Фрэнк, – уютно. Можно мне сесть… за mesa?

– Кофе вам со сливками? – поинтересовалась мама. – Сахара сколько?

Сама она пила исключительно черный и без сахара. Порой казалось, она лишь на кофе и живет. Суп и лапша покупались в основном для меня.

Фрэнк читал передовицу старой газеты. Все молчали, и я заговорил первым.

– Что с вашей ногой?

Рана на виске меня тоже интересовала, но я решил не торопиться с вопросами.

– Генри, не стану врать, – начал Фрэнк.

«Откуда он знает, как меня зовут?» – с удивлением подумал я.

– Адель, мне кофе сладкий, – сказал Фрэнк маме. – И, пожалуйста, со сливками.

Мама стояла к нам спиной и насыпала кофе. Фрэнк обращался вроде бы ко мне, но смотрел на маму, и я впервые понял, какой ее видят мужчины.

«Твоя мама – вылитая Джинджер». Мне так сказала одна девочка – Рейчел.

Она имела в виду героиню сериала «Остров Гиллигана», который показывали по «Никелодеону». Дело было в пятом классе: мама в кои веки появилась в школе посмотреть спектакль по «Рипу ван Винклю», в котором я играл Рипа. Рейчел как маму увидела, так сразу и заявила, что она и есть исполнительница роли Джинджер, а в нашем городке прячется от фанатов и голливудской нервотрепки.

Меня тогда так и подмывало соврать, что Рейчел права. Появилась бы причина, почему мама никуда не выбирается. Любое, самое нелепое объяснение казалось лучше правды.

Она мама, более того – моя мама, в старой юбке и доисторических лосинах, но я вдруг понял, почему ее считают симпатичной. Даже очень. Прочие матери, которые в три часа забирают детей из школы и привозят забытые тетради с домашкой, давно потеряли форму. Наверное, много рожали. Именно так получилось с Марджори. Хотя, как любит повторять мама, «та женщина» моложе ее.

Мама сохранила фигуру. Я знал это, ведь однажды она по моей просьбе примерила старые танцевальные костюмы, и все были впору. Теперь мама танцевала лишь на кухне, но ножки танцовщицы никуда не делились. На них сейчас и пялился Фрэнк.

– Генри, не стану врать, – снова начал он.

Фрэнк говорил медленно, не сводя с мамы глаз.

Мама наполняла кофеварку водой. Возможно, она чувствовала его взгляд, поэтому не спешила.

Целую минуту казалось, что Фрэнк не у нас на кухне, а далеко-далеко. Он словно смотрел фильм, который показывали на дверце холодильника, хотя там на магнитах висела фотография моего африканского братишки Арака и несколько старых календарей. Взгляд Фрэнка скорее блуждал в открытом космосе, чем по комнате, где я листал новый сборник комиксов, а мама варила кофе.

– Я поранил ногу, – продолжил Фрэнк, – и голову тоже, когда прыгнул со второго этажа. Сбежал из больницы, где мне вырезали аппендицит. Та больница тюремная, вот я и сбежал.

В объяснения люди пускаются, во-первых, когда ответ на вопрос вызывает затруднения и характеризует их не лучшим образом. Например, спрашиваешь о работе. Человек признается, что работает в «Макдоналдсе», но прежде долго рассказывает, что на самом деле он актер или подает документы в медицинскую школу. Во-вторых, когда хотят себя приукрасить. Человек представляется менеджером отдела продаж, а на деле отвечает на телефонные звонки или уговаривает подписаться на газету.

Наш гость оказался совсем не таким.

– Я сидел в Стинчфилде, федеральной тюрьме, – сказал он без обиняков.

Фрэнк поднял рубашку и показал третью рану, о которой мы и не подозревали. Рана осталась на память об удаленном аппендиксе. Судя по ее виду, оперировали совсем недавно.

Мама повернулась к Фрэнку. В одной руке она держала кофейник, в другой кружку. Аккуратно, тоненькой струйкой, налила кофе, поставила на стол сухое молоко и сахар.

– Сливок у нас нет, – проговорила она.

– Ничего страшного, – ответил Фрэнк.

– Так вы сбежали? Вас ищет полиция?

Я был испуган и возбужден одновременно, потому как чувствовал, что в нашей жизни вот-вот что-то случится. Жуткое или прекрасное, не знал, но не сомневался – грядут перемены.

– Да я бы дальше ушел, если б не чертова нога, – продолжал Фрэнк. – Бежать не мог. Кто-то увидел меня и стукнул федералам. Они приближались, я нырнул в магазин и столкнулся с вами. Получается, на стоянке федералы меня потеряли.

Фрэнк насыпал в кофе три полные ложки сахара.

– Очень прошу, позвольте у вас пересидеть! – взмолился он. – Прямо сейчас в Стинчфилд возвращаться не хочется. Приземлился я не слишком удачно и кое-что повредил.

В одном мама с Фрэнком были полностью солидарны: встречаться с внешним миром очень и очень непросто.

– Беспокоить вас не стану, буду во всем помогать, – пообещал Фрэнк. – Я не смутьян, умышленно в жизни никого не обижал.

– Пересидеть у нас можно, если недолго, – ответила мама. – Для меня главное – безопасность Генри.

– Со мной ему ничего не грозит, – заверил Фрэнк.