Текст книги "Чертовски богат"

Глава 21

Наутро сильный западный ветер полностью очистил небо от туч. В десятом часу над Манхэттеном величественно взошло солнце, ярко осветив застекленные башни, жилые дома, арки мостов. Лужи просохли, в воздухе запахло осенней свежестью.

Зазвонил будильник. Кензи удалось поспать пять с половиной часов.

По пути на работу она заскочила было в кафе выпить чашку кофе с бутербродом, но вовремя вспомнила, что из-за этой дурацкой выходки Чарли с бирманским рестораном в кармане у нее ни гроша. Помянув его лишний раз недобрым словом, она дотащилась до работы и выпила внизу жидкого кофе из бесплатного автомата.

К счастью, Арнольд Ли, добрая душа, буквально заставил ее одолжить у него сорок долларов до зарплаты. Кензи рассыпалась было в благодарностях, но он и слушать не захотел.

– Самое малое, на что я способен, – заговорил Ли на ломаном английском. – Надо же хоть как-то задобрить нового босса.

– Никакой я не босс, – насупилась Кензи и быстро поведала ему историю с назначением Бэмби Паркер.

К ее удивлению, Арнольд воспринял новость совершенно спокойно.

– Посмотри на это дело с другой стороны, – сказал он, перестав дурачиться. – Так по крайней мере ты соскочила с крючка.

– С крючка? О чем ты?

– Скоро сама увидишь. – Арнольд расплылся в улыбке. – Она и полугода на этом месте не продержится, полетит вверх тормашками. Так что ты в любом случае ничего не проигрываешь. Более того, у тебя даже появляется преимущество – не придется ее шпынять. И волки сыты, и овцы целы.

«Может, Арнольд и прав, – подумала Кензи, добравшись наконец до приличного кофе с булочкой. – Но с другой стороны...»

В общем, там видно будет.

Бэмби Паркер вплыла в «Бергли» в половине одиннадцатого. Первым делом она направилась в туалет. Заставив всех замолчать, она объявила о своем новом назначении.

Присутствующие радостно загалдели.

Двадцать минут спустя она лениво открыла дверь в кабинет Споттса.

А ровно в одиннадцать появился адвокат Захария Бавоза, представляющий интересы анонимного клиента. Его сопровождали двое охранников. У одного из них в руках был небольшой, величиной с кейс, ящик с Гольбейном.

Бэмби всмотрелась в картину. На ней была изображена девочка с букетом цветов и спаниелем на поводке. Судя по виду – подлинник, да и квитанция о покупке, совершенной в 1946 году, не вызывает сомнений.

Чего же еще?

Хотя, с другой стороны...

Нет, Кензи или Арнольд ей не нужны. Да они днями или даже неделями будут принюхиваться, выискивая разные дефекты и перепроверяя подлинность. Кому это нужно? К тому же начальник теперь – она. И решение за ней.

Бэмби отбросила последние сомнения.

– Ну что ж, мы будем рады принять эту вещь на продажу. – Одарив адвоката самой радужной из своих улыбок, Бэмби потянулась к телефону.

Через несколько минут появилась одна из служащих и повела Бавозу и обоих охранников вниз, где после обычных формальностей картина была помещена в стальной сейф.

В это утро Чарли Ферраро дважды звонил Кензи.

И дважды она вешала трубку.

Не унывая, он решил выждать несколько дней и позвонить снова. Он был уверен, что со временем все утрясется.

В полдень они встретились с Ханнесом Хакертом за обедом. Поедая с одинаковым аппетитом жаркое на ребрышках, они поговорили о том, как переправляются через границы краденые ценности, о все новых хитростях, к которым прибегают контрабандисты. Между делом Чарли упомянул, что Кензи работает в «Бергли».

После обеда Ханнес ей позвонил.

В ответ – молчание и брошенная на рычаг трубка.

Карл Хайнц приземлился в мюнхенском аэропорту и тут же отправился на такси на отдаленную площадку, где его поджидал вертолет. Таможню и паспортный контроль ему проходить не пришлось.

Двадцать минут спустя вертолет сел рядом с частной больницей в живописном месте у подножия Баварских Альп.

Директор лично проводил Карла Хайнца в отделение интенсивной терапии. Здесь он и обнаружил сестру, несущую вахту у кровати пребывающего в коме отца.

– Ну, как он? – Карл Хайнц нагнулся и поцеловал Софью в щеку.

Но поцелуй пришелся в воздух: Софья мгновенно вскочила на ноги, поспешно хватая разбросанные по палате вещи. Посмотреть тут было на что: леопард (шляпа и пальто), черный крокодил (невероятных размеров сумка и туфли), слоновая кость (ожерелье, серьги, браслет).

– Наконец-то! – выпалила она. – Я тут сижу двенадцать часов кряду. Полагаю, мне следует поблагодарить тебя за избавление? – язвительно добавила Софья.

Громко цокая каблуками, она направилась к двери, открыла ее рывком и только тут обернулась.

– Добро пожаловать домой, – угрюмо сказала она.

Карл Хайнц бессильно рухнул на стул. Даже две минуты наедине с сестрой были для него непосильными. Неудивительно, что ее муж выбрал удобный момент, да и был таков. Можно представить, каково жить с такой женщиной.

Карл Хайнц перевел взгляд на больного.

Кто...

На какой-то момент ему показалось, что он не туда попал. Он заморгал и повнимательнее вгляделся в тощее тельце незнакомца, к которому тянулись трубки для искусственного дыхания.

«Одно из двух, – лихорадочно думал он, – либо я действительно не в той палате, либо произошла какая-то чудовищная ошибка...»

Ибо этот прозрачный, лишенный всяких половых признаков старичок не может быть его отцом. Невозможно себе представить такое превращение некогда цветущего мужчины, давшего ему жизнь. Нет-нет, это невозможно. Надо позвать врача, сказать, что произошло недоразумение...

Да только никакого недоразумения не было. Это все-таки был он. Его отец. Старый князь.

Быть может, всего лишь его призрак, и тем не менее...

Прижав руки к груди, Карл Хайнц закрыл глаза. До чего же несправедлива жизнь, молча повторял он.

Часы ползли один за другим. Время от времени бесшумно заходили врачи и сиделки, проверяли показания приборов, переворачивали больного, чтобы не было пролежней, тихо о чем-то переговаривались, сверяясь с записями. Вчерашний блестящий прием в «Метрополитене» казался отстоящим на миллионы световых лет, и только одна мысль стучала в голову: «Вот если бы Зандра оказалась здесь, рядом со мной...»

А Зандра, ничего не ведая ни о внезапном отъезде Карла Хайнца, ни тем более о его причинах, точно к десяти явилась в «Бергли». Час ушел на инструктаж в отделе кадров, заполнение анкеты на получение вида на жительство, после чего ей вручили чек на двухнедельный аванс и кредитную карту в ближайшее отделение «Ситибанка».

Далее Кензи, чрезвычайно довольная тем, что ее оторвали от телефона – уже дважды она бросала трубку, когда звонил Чарли, и только что повторила ту же операцию с Ханнесом, – повела ее в их общий отныне кабинет и познакомила с Арнольдом Ли.

– Добрый день, – вежливо приподнялся он, по своему обыкновению коверкая слова, и с безупречным азиатским поклоном протянул Зандре руку. – Можете называть меня просто Арнольдом. Добро пожаловать.

Поначалу Зандра попалась на этот крючок, но Кензи тут же все поставила на свои места.

– Он отлично говорит по-английски, – сердито бросила она. – И если позволишь дать тебе совет, то, как только он снова начнет эту бодягу, просто вели ему заткнуться.

– Хорошая мысль. – Зандра повернулась к Арнольду: – Заткнись!

Все трое расхохотались. Начало дружбе было положено.

Первый день в «Бергли» для Зандры прошел как в тумане. Наверное, об этом она всегда и мечтала. Настоящая работа, где она будет добывать себе пропитание, занимаясь в то же время полезным делом. В этот момент Зандра была уверена, что ничего лучшего в ее жизни уже не будет.

И как здорово, что свое место она нашла в известной ей области, словно долгие годы, проведенные среди шедевров живописи в величественных домах ее родичей, были специальной подготовкой именно к этой работе!

Всякие сомнения относительно ее профессиональной пригодности испарились в первый же день. Правда, в отделе царила столь хорошо ей знакомая, весьма специфическая атмосфера больших денег. Но в то же время она чем-то неуловимо отличалась от чопорного, на все пуговицы застегнутого мира, в котором она жила прежде. Зандра почувствовала себя птицей, которая после долгого плена в запертой клетке вырвалась на свободу.

Все здесь нравилось Зандре. Ни о каком другом месте и думать не хотелось. Даже самые обычные вещи казались ей необыкновенно интересными и захватывающими.

Кензи и Арнольд познакомили ее со служащими из других отделов, объяснили, чем придется заниматься в отделе старых мастеров, завалили каталогами прежних аукционов и отчетами по продажам. В конце концов они повели ее вниз, где в огромных стальных сейфах под землей со специальной, поддерживаемой на определенном уровне температурой хранились триста двенадцать полотен старых мастеров, которые предстоит выставить на продажу на ближайших торгах.

И именно тут, оказавшись в сверкающем мире красок, Зандра удивила не только Кензи и Арнольда, но и себя самое – таких познаний она за собой не подозревала.

– О Господи, Одри. У него потрясающе получались эти славные зверьки.

И еще: – Так. Французская школа. XVIII век. По платью можно узнать. А натурщица скорее всего была англичанкой.

И: – Ну на что это похоже! Какой, интересно, сапожник реставрировал эту картину? И кто на нее теперь позарится?

И: – Вот это натюрморт! Если только зрение мне не изменяет – Кристофаро Мунари. На таком состояние можно заработать!

И: – А это еще как сюда попало? По-моему, явная подделка. Советую тщательно проверить. Похоже, кто-то хорошо потрудился.

Арнольд и Кензи смотрели на нее, открыв рот.

– Ой, кажется, я слишком заболталась! Прощу прощения, мне вовсе не хотелось показаться всезнайкой. Просто, гостя у родичей, я видела такие собрания...

– Да не в этом дело, – мягко прервал ее Арнольд. – Просто мы с Кензи и вообразить не могли, что на место Бэмби Паркер придет такой толковый сотрудник. Да и дело ты, видно, любишь.

Польщенная Зандра залилась краской.

– Бэмби Паркер, – повторила она. – А кто это такая?

– Скоро узнаешь, – заверила ее Кензи. – О Господи, и как же это мы умудрились проморгать? – засуетилась она. – Хорошо, что ты заметила...

– Не волнуйся, дорогая, – сказала Зандра. – Сейчас займусь этим. Да, кстати, в какой газете лучше всего искать объявления о жилье?

– Ты имеешь в виду квартиры? – уточнила Зандра.

– Ну да. Жить где-то надо.

– Ну что ж, удачи! Хотя вообще-то квартиры на Манхэттене дороги. Работать здесь, конечно, почетно, однако на шампанское с икрой не хватит. Разве что на рис с зеленым горошком, – сухо добавила Кензи.

– Что же делать? Жить, повторяю, где-то надо.

– А запросы у тебя большие?

– С моими деньгами? Спальня, кухня, туалет – вот и все.

– Э-э... вообще-то я как раз ищу соседку.

– Отлично!

– Не спеши. Перед тем как прыгать в воду, неплохо хотя бы ногу окунуть. Словом, загляни как-нибудь в мою берлогу, осмотрись.

– Сегодня после работы годится?

– Вполне. Но должна тебя предупредить, ты будешь разочарована.

– Вряд ли, – улыбнулась Зандра.

После двенадцати Зандра сбегала в «Ситибанк» и открыла счет, получив попутно наличными по чеку. На обед она перехватила на бегу сандвич, а оставшееся до конца рабочего дня время посвятила изучению сомнительных полотен и их происхождения – процедура длинная и утомительная.

Зандра тем не менее нашла это занятие весьма интересным – скорее ребус разгадываешь, чем трудишься в поте лица.

После работы они отправились с Кензи к ней домой.

– Боюсь, ты привыкла к большей роскоши, – пробормотала Кензи, возясь с замком.

Раздался последний щелчок, Кензи толкнула дверь, включила свет в передней и отступила в сторону:

– Проходи.

Зандра с любопытством огляделась вокруг.

– Потрясающе! Так много места и такой... почти английский комфорт. И как это тебе удалось так устроиться?

Поворачивая по пути выключатели, Кензи повела ее по квартире.

– Кухня. Сейчас таких на Манхэттене уже не строят, это примерно двадцатые годы... ванная... моя спальня.

Зандра заглянула внутрь.

– Здорово! И так уютно.

– Тесно, ты хочешь сказать, – улыбнулась Кензи, пожимая плечами. – Ну да что поделаешь, другое не по карману. – Она открыла дверь напротив. – А здесь никто не живет. То есть пока не живет. Твоя территория. Надеюсь, тебя не смущает, что она уже обставлена?

Зандра перешагнула через порог и огляделась. Такой симпатичной эклектики в обстановке она еще не встречала.

– Все это за бесценок скуплено на аукционах, ушами только не надо хлопать, – с хитрой улыбкой похвастала Кензи. – Как видишь, я умею обделывать делишки. Во всяком случае, люблю.

– Восторг! Беру. Ну вот, кажется, опять наглею. Беру, если, конечно, ты берешь меня.

– Скажешь тоже! – поразилась Кензи. – Разумеется, беру, – решительно заявила она. – А как же иначе?

ЦЕЛЬ: «БЕРГЛИ»
Обратный отсчет времени

Пустошь, Невада, 22 ноября

«Пустошь» – не название населенного пункта; на уединенном плато неподалеку от федерального шоссе действительно ничего нет на много миль вокруг, кроме разве что совершенно заброшенной ныне заправочной станции, поставленной здесь десять лет назад.

Но этим вечером к ней с разных сторон подъехали один за другим два автомобиля. Выключив фары, они незаметно припарковались сзади, так что с шоссе заметить их было невозможно.

Джип «Чероки» прибыл из Вегаса.

Четырехдверный пикап – из Рино.

Стали они друг к другу багажниками, так что водителям, обоим в кожаных перчатках, надо было переговариваться через опущенные стекла.

Никто их не сопровождал. И оба выглядели точь-в-точь как в Макао – только в общих очертаниях люди, а в остальном – чистые роботы. Оба в комбинезонах и масках, закрывающих половину лица, опутанные проводами, искажающими голос, они смотрели друг на друга сквозь темные очки.

Первым заговорил тот, что был в джипе.

– Какие новости? – отрывисто спросил он скрежещущим голосом.

– Удалось связаться со всеми десятью специалистами, о которых вы говорили, – в тон ему ответил человек из пикапа. – Пять уже в надежном месте, включая одного из тех, что отбывали срок. Мы вытащили его из тюрьмы только на прошлой неделе.

– Из Мексики? На вертолете?

– Точно. И в тот же день переправили в Техас.

Раздался смех – словно косой прошлись по ржавому железу.

– А эти болваны все еще ищут его в Мексике, полицию всей страны на ноги поставили!

– Остальные трое пока в тюрьме?

– Мы с ними работаем. Тот, что в Колумбии, и другой, в Турции, считайте что на свободе. А вот со взрывником из Ирландской армии освобождения дело потруднее. Он сидит в английской тюрьме, а это – настоящая крепость. Насколько я понимаю, точный график еще не составлен?

– Пока нет, но только до тех пор, пока не вытащим нашего приятеля из Англии. Все упирается в него.

– И некем заменить?

– Невозможно! – Человек из джипа решительно покачал головой. Вообще-то взрывников найти нетрудно, но эту работу он мог доверить только ирландцу. Донахью Килдер был настоящим артистом в своем деле, мог поднять на воздух целое здание, используя лишь подручные средства, на вид такие безобидные, что их не заметит даже команда самых придирчивых и опытных экспертов.

Несчастный случай – таково будет задание, которое он даст ирландцу. Все должно выглядеть, как результат несчастного случая. Именно к такому заключению следует подтолкнуть розыскников и аналитиков. Смерть в результате несчастного случая – и только так! Ибо взрыв – это основа, краеугольный камень всей операции. И после «несчастного случая» пойдет отсчет времени.

Одна-единственная попытка – больше ирландцу не дано, иначе вся тщательно, до последней мелочи рассчитанная операция пойдет прахом.

– Да, только Килдер! – твердо повторил человек из джипа. – Его необходимо вытащить!

– Ясно. А цель?

– Это вам знать совершенно не обязательно. Более того, избыток информации влечет за собой немедленную и неминуемую смерть.

Усиленное многочисленными датчиками предупреждение прозвучало особенно угрожающе.

– А как же ирландец? – помолчав, спросил водитель пикапа. – Уж его-то вам придется посвятить во все детали. Что с ним будет после выполнения задания?

– А вы как думаете? Мертвые молчат.

Человек в пикапе согласно кивнул:

– А что с полагающимися ему десятью миллионами? Как ими распорядиться?

– А это нам с вами маленький подарок. Разделим пополам. Но только еще раз напоминаю: ирландца необходимо вызволить, в противном случае все отменяется. Ясно?

– Вполне.

– Ну вот и отлично. В таком случае, если вопросов больше нет, можно разъезжаться. При необходимости буду связываться как обычно.

Приняв эти слова за приказ, водитель пикапа повернул ключ зажигания, включил первую скорость, медленно, с потушенными фарами объехал заправку и огляделся по сторонам.

Машин на шоссе не видно.

Резко вывернув руль вправо, он нажал на акселератор и только после того, как пикап рванулся вперед, включил свет и сквозь ночь направился на север.

Назад на север, в Рино. В «самый крупный из маленьких городов земли».

Водитель джипа просидел еще несколько минут с заглушенным двигателем. Затем проехал несколько метров, остановился сбоку от заправки и, настороженно прислушиваясь, посмотрел во все стороны. Впереди мелькнули огни автомобиля, стремительно направляющегося куда-то в северном направлении. Он терпеливо выждал, пока они исчезнут, и лишь затем выжал до отказа педаль газа.

Джип поглощал милю за милей в своем стремительном полете на юг.

Назад на юг, в Вегас. Назад, в этот сверкающий огнями вертеп, расположенный прямо посередине пустыни Махаве.

Еще сто пятьдесят с чем-то миль, и он будет на месте.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Споры вокруг предстоящей продажи Гольбейна

Нью-Йорк, 9 января (Ассошиэйтед пресс)

Официальные представители «Бергли» заявили вчера, что картина, происхождение которой вызвало жаркие дебаты среди экспертов и дилеров по обе стороны Атлантики, будет выставлена на аукцион до конца текущего месяца.

Речь идет о картине Ганса Гольбейна-младшего «Девушка с цветами и спаниелем» (18,25 на 12,5 дюйма), написанной после 1532 года, во время второго пребывания художника в Англии.

В то время как многие эксперты убеждены, что картина была похищена из одного из замков неподалеку от Дармштадта после Второй мировой войны, в «Бергли», опираясь на данные под присягой свидетельства, утверждают, что ее купил один американский офицер, наследники которого после его смерти и выставляют ее на торги.

Эллисон Стил, главный аукционист «Бергли» в Северной Америке, заявила, что, согласно законодательству, легальность происхождения и приобретения картины гарантирует продавец, а не аукционная компания. Комментария от Шелдона Д. Фейри, председателя правления и президента «Бергли», получить не удалось, вчера его не оказалось в городе...

Глава 22

– Безобразие! Катастрофа! Кто теперь будет за все отвечать?

Громовые раскаты донеслись до Кензи, когда она уже открывала дверь в конференц-зал. Мечтая лишь об одном – съежиться так, чтобы ее никто не заметил, – Кензи повернула ручку и проскользнула внутрь.

Окна были задернуты тяжелыми шторами, и лишь косые лучи зимнего солнца освещали внушительную фигуру Шелдона Д. Фейри, сидевшего во главе длинного стола заседаний.

– Как могло это случиться... этот грандиозный скандал, мне совершенно непонятно...

Кензи бесшумно прикрыла за собой дверь и на цыпочках прошла к дальнему концу стола, по сторонам которого сидело всего несколько человек. Настроение у всех было явно подавленное.

– ...но так или иначе он случился, и теперь нам грозит не только судебная тяжба, но и дипломатический кризис в отношениях Соединенных Штатов и Германии. Ситуация совершенно нетерпимая!

Всех присутствующих передернуло, но Фейри, кажется, и не заметил этого, ибо, подобно кошке, чувствующей приближение очередной жертвы, он медленно повернулся на своем эргометрическом кресле, поставленном сюда по распоряжению Дины Голдсмит, и впился взглядом в Кензи.

– Ага, если только мне не изменяет зрение, блудная дочь явилась!

Кензи неловко затопталась на месте.

– Спасибо, что почтили нас своим присутствием, – насмешливо продолжал он. – Надеюсь, я не оторвал вас от чего-нибудь серьезного?

– Ну что вы, сэр! Извините за опоздание, – вспыхнула Кензи.

Она воздержалась от дальнейших оправданий, и Фейри уже спокойнее предложил ей занять свое место.

– Слушаю, сэр.

Кензи сделала еще несколько шагов и опустилась на свободный стул рядом с Зандрой. Хватило одного взгляда, чтобы подтвердились самые худшие ее предположения.

Заседание сегодня явно чрезвычайное – собралась вся верхушка «Бергли».

Главный аукционист, первый вице-президент, начальник юридического отдела, глава управления по связям с общественностью, главный бухгалтер. Ну и вся команда из отдела старых мастеров – Бэмби Паркер, Арнольд Ли, Зандра, а теперь вот и она, Кензи.

Фейри строго посмотрел на нее.

– Как я уже только что сказал вашим коллегам, мисс Тернер, мне позвонил государственный секретарь. Догадываетесь, по какому поводу?

– Боюсь, что да, сэр. Речь скорее всего шла о Гольбейне.

– Вот именно. – Фейри слегка улыбнулся, нет, даже не улыбнулся – оскалился. – Он мне сказал, что германский посол от имени своего правительства официально заявил протест в связи с продажей похищенных национальных ценностей. Мало того, по поручению Немецкого института культуры прокурор Франкфурта выдвинул обвинение в хищении против пока не установленной личности или личностей.

– Ничего себе, – пробормотала Кензи.

– Вот именно ничего себе! – Фейри оперся ладонями о стол и, незаметно поглядывая на свои хорошо отполированные ногти, бросил взгляд на Кензи. – Мисс Тернер, вас, кажется, мистер Споттс ценил особенно высоко. Так вот, не откажите в любезности поделиться своими соображениями. Как вы, лично вы считаете: что можно сделать, чтобы хоть как-то замять этот скандал?

– Что ж, выбор у нас невелик, – немедленно откликнулась Кензи. – Начать с того, что нам не следовало вообще принимать на консигнацию эту картину. Если припоминаете, еще в ноябре прошлого года я подала вам докладную, в которой говорилось о ее сомнительном происхождении. Там же содержалась рекомендация либо вообще не выставлять ее на аукцион, либо хотя бы отложить торги до тех пор, пока мы не получим неопровержимых доказательств, что с ней все чисто. Помимо меня, записку подписали мистер Ли и мисс фон Хобург-Уилленлоу.

– Да, да, да, – раздраженно зачастил Фейри. – Но все это прошлогодний снег. А мне надо знать, что делать сейчас.

– Есть два бесспорных факта. Первое: мы приняли картину на торги. Второе: именно она украшает обложку каталога. – Кензи подняла лежащий перед ней буклет. – Тут уж ничего не попишешь, что сделано, то сделано. – Она бросила буклет на стол. – По-моему, остается только надеяться, что все как-нибудь уладится.

– Иными словами, надо снять картину с торгов?

– Да, сэр. И публично заявить о том, что мы собираемся начать расследование. Боюсь, что любое иное решение будет означать... грубо говоря, что мы торгуем ворованным.

При этих словах Фейри поморщился.

– Ну? – Он обвел взглядом присутствующих. – Кто-нибудь желает возразить?

– Если позволите, сэр, – заговорила Эллисон Стил, главный аукционист. – Мисс Тернер, вам не кажется, что вы слишком драматизируете ситуацию и торопите события?

– Напротив, мисс Стил, – покачала головой Кензи, – мне кажется, что мы действуем слишком медленно. Что касается драматизма, то не я созвала это срочное совещание.

В конференц-зале повисла тяжелая тишина.

– Слишком многое поставлено на эту картину, – заметил наконец главбух Фред Каммингс. – Главное, уже объявлена начальная цена – двадцать пять миллионов. Если снять ее с торгов, придется заплатить два с половиной миллиона комиссионных покупателю и столько же продавцу. – Он постучал ручкой по обложке блокнота. – Таким образом мы теряем пять миллионов. Или даже больше, если наши предварительные расчеты окажутся заниженными.

– При всем уважении к вам, мистер Каммингс, – возразила Кензи, – согласиться не могу.

– Почему же?

– Вы исходите из того, что картина будет наверняка продана – как минимум за назначенную цену. Но ведь все мы по опыту знаем, что так бывает далеко не всегда. Иные лоты вообще не находят спроса. Короче говоря, у нас сейчас не синица в руках, а журавль в небе. Даже два журавля. На мой взгляд, если мы снимем Гольбейна с торгов, ничего особенного нам не грозит – по той простой причине, что картину могут вообще не купить.

– Пусть так. – Каммингс отложил перо и нахмурился. – Но нельзя забывать, что Гольбейн – жемчужина нынешнего аукциона. Не выставив ее, мы недосчитаемся слишком многих потенциальных покупателей.

– Тут спора нет, – кивнула Кензи. – Но боюсь, нам придется пойти на этот риск.

– Даже если общая предварительная стоимость лотов сократится со ста двадцати миллионов до девяноста пяти?

– Да.

– Мисс Тернер, – степенно заговорил первый вице-президент Дэвид Банкер, – а не кажется ли вам, что, если отказаться от Гольбейна и если другие предметы не дотянут до назначенной цены либо вовсе не будут проданы, мы и девяноста пяти миллионов не получим?

Кензи почувствовала себя свидетелем под перекрестным допросом.

– Не исключено, сэр.

– И вы готовы примириться с тем, что в сравнении с «Сотби» и «Кристи» наша выручка за старых мастеров в этом сезоне окажется... э-э... как бы это сказать... не слишком впечатляющей?

– Готова, сэр.

– А вот наши акционеры, боюсь, не совсем готовы к этому, – кисло пробормотал Банкер.

– Ваша правда, сэр.

Ее голос прозвучал словно из подземелья. В наступившей тишине было слышно только тиканье больших напольных часов работы старых голландских мастеров. И вдруг сквозь двойные окна, будто кто-то щелкнул выключателем, хлынул городской шум: сигналы попавших в пробку автомобилей, рев сирены «скорой помощи», визг тормозов, ровный гул пролетающего самолета.

– К словам Дэвида следует прислушаться, – откашлялся Фейри. – Вот вы, мисс Тернер, что сказали бы собранию разъяренных акционеров?

– Правду! – Кензи храбро выдержала его взгляд. – Чистую правду.

– Правду! – насмешливо передразнил ее Фейри. – Не стройте из себя наивную девочку, мисс Тернер. Неужели вы действительно думаете, что правда интересует акционеров больше, чем ежеквартальные дивиденды?

– А почему бы и нет? – возразила Кензи. – Надо только внятно им растолковать, что разумное решение этой проблемы напрямую связано с их дивидендами. Ведь речь идет о репутации «Бергли».

– Продолжайте. – Фейри нервно побарабанил пальцами по столу.

– О Господи, сэр! – Кензи запустила руки в волосы и вскочила со стула. – Да вы сами подумайте! Что значат какие-то там двадцать пять миллионов в сравнении с самым большим достоянием «Бергли» – его трехсотлетней незапятнанной репутацией? Разве не должны мы любой ценой ее защищать?

Для убедительности она стукнула кулаком по столу и только тут, кажется, сообразила, что чересчур увлеклась.

– Извините, сэр, – неловко пробормотала она и села на место.

– Еще немного, мисс Тернер, и по-моему, вы заставите меня выставить на торги Бруклинский мост.

Теперь Фейри говорил устало и спокойно, и от этого, казалось, даже свет зимнего солнца утратил свою пронзительную ярость, мягко отражаясь в зеркальной поверхности стола.

– Может, вы выступите вместо меня на ближайшем собрании акционеров?

– Вот уж этого мне бы меньше всего хотелось, сэр, – смущенно проговорила Кензи.

Фейри позволил себе слабо улыбнуться.

– Охотно вас понимаю. Ладно, вы все говорите верно: действительно, репутация «Бергли» – главное наше богатство. – Он оглядел присутствующих. – Кто-нибудь еще желает высказаться? Юнис?

– Как руководитель службы по связи с общественностью я должна поддержать мисс Тернер. Снять Гольбейна с торгов безусловно в наших собственных интересах.

Фейри повернулся к юристу Илин Оксберг.

– А что говорит закон? Предположим, мы снимаем картину с торгов. В ходе дальнейшего расследования выясняется, что она была похищена. Что тогда? Нас могут привлечь к ответственности за торговлю краденым?

– Ни в коем случае, сэр, – энергично покачала головой Илин. – Как вам известно, и об этом здесь уже говорилось, за такие вещи несет ответственность не продавец, а владелец. То есть это обычная практика. Иное дело, что в данном случае картина была унаследована и поскольку первоначальный владелец умер, обвинять вроде некого. Наследник ни за что не отвечает.

– Так, ясно. – Фейри тряхнул своей роскошной шевелюрой с серебристыми нитями. – Слава Богу, что мы в этом случае в стороне. – Он немного помолчал и, нахмурившись, откинулся на стуле. – Остается только одно – наши моральные обязательства перед клиентом. – Он поджал губы. – Ведь это не кто-нибудь, а наш сотрудник принял картину на хранение. Меня вот что беспокоит. Не получится ли, что, снимая картину с торгов, мы как бы спасаем собственную шкуру за счет клиента?

– То есть как это? – возразила Илин. – Мы приняли картину, пребывая в твердой уверенности, что клиенту она принадлежит по праву. И не наша вина в том, что это оказалось не так. Да что там говорить, разве такое случается впервые?

– И наверное, не в последний раз, – буркнул Дэвид Банкер. – Тут мы не одиноки.

– Но позвольте мне продолжить, – улыбнулась Илин. – Работа, проведенная мисс фон Хобург-Уилленлоу заставила нас заподозрить, что с Гольбейном дело, может быть, нечисто. Мы немедленно связались с адвокатом нашего клиента и сообщили ему, что до тех пор, пока ситуацию не прояснят германские власти, картина на торги выставлена не будет.

– И они ее прояснили, – промолвил Фейри, – только потом, кажется, передумали.

– Похоже на то, – согласилась Илин. – Но сохранилась вся переписка, и она свидетельствует о том, что упрекнуть нас не в чем.

– К тому же, – добавил Дэвид Банкер, – это мы от имени клиента связались с немецким Институтом культуры, а не наоборот.

– Ну, это обычная процедура, – заметила Илин. – Таким образом владелец получает возможность выкупить работу по специально оговоренной цене еще до того, как она попадет на аукцион. Однако немцы нам сообщили, что институт не может себе этого позволить и что мы можем выставить картину на торги. У всего этого дела есть и хорошая сторона, – продолжала Илин. – За исключением сугубо непрофессиональных действий, связанных с приемкой картины, все остальное было выполнено безупречно, включая и юридическую процедуру, и этическую сторону дела.

– Это действительно так? – остро посмотрел на нее Фейри.

– Вне всякого сомнения.

– И все же нельзя принимать картину вот так, очертя голову. При мистере Споттсе ни о чем подобном и помыслить было нельзя.

Все промолчали.

Шелдон Д. Фейри внушительно приподнялся над столом.

– Дабы избежать столь печальных инцидентов в дальнейшем, отныне любая значительная работа, проходящая на аукцион через отдел старых мастеров, должна получить коллективное одобрение. Конкретно я имею в виду следующее: трое из четырех сотрудников отдела принимают или отвергают любую работу стоимостью свыше ста тысяч долларов. – Фейри обежал глазами всех четверых, задержав суровый взгляд на Бэмби. – Все ясно?